Полярность (Бальмонт)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Полярность
автор Константин Дмитриевич Бальмонт
Источник: Как предисловие // Уольтъ Уитманъ. ПобѢги травы. — М.: Книгоиздательство "Скорпiонъ", 1911. — С. 6-8.

В Америке было три великих Поэта, и два из них — предельные. Их имена — Эдгар По, Уитман, и Лонгфелло.

"Песни о Невольничестве" Лонгфелло, такие его стихотворения, как "Гимн к Ночи", "Псалом Жизни" и "Затерянный", касаются нежнейших струн нашей души, а его космогоническая поэма "Песнь о Гайавате", представляет крупную попытку отобразить сквозь призму современной впечатлительности первобытные сказания первородных сынов Земли, ведающих первый поцелуй Солнца и Луны. Лонгфелло, однако, более изящный Поэт, нежели сильный, и нигде он не достигает той предельности, которую мы чувствуем на каждой странице в творчестве Эдгара По и Уольта Уитмана. Он мог быть, и не быть. С Лонгфелло мы богаче, но и без него мы не были бы бедняками. А Эдгар По и Уольт Уитман были неизбежны в истекшем столетии. Без них 19-й век не мог бы осуществиться и быть законченным. Они так же неизбежны в жизни нашей души, как первая любовь, первое горе, лунный вечер, и солнечное утро. Как мог бы я дышать, а со мной тысячи людей, если б не было "Ворона" Эдгара По, с его незабвенным "Nevermore"? Если бы ко мне не наклонялись по ночам, и не целовали меня призрачным поцелуем, Аннабель-Ли и Морелла и Лигейя? И как могли бы звучать колокола, вечерние и утренние, если б не было "Колокольчиков и Колоколов" безумного Эдгара? И разве я не был среди Масок Красной Смерти?

И разве я не бежал в безумном испуге, из падающего Дома Эшер? И не ходил ли я без конца, без конца, без конца, с жестоким Человеком Толпы, ночью, утром, вечером, ночью, утром, ночью, утром, ночью — ночью с Человеком Толпы? И слыша, как меня мучает сердце-изобличитель, не говорил ли я себе много раз: Вильям Вильсон?

Эдгар По — Северный полюс, и все Южные страны, через которые проходишь, идя на Северный полюс. Эдгар По — сладчайший звук лютни, и самое страстное рыдание скрипки. Ощущение, возведенное в кристальность. Зачарованный пышный зал, кончающийся магическим зеркалом, в которое глянешь — и больше уж некуда идти. Эдгар По — горнило самопознания. Он старший брат наш, любимый одинокий, и мы терзаемся, что не можем переброситься в Прошлое, к нему, верной толпой нашей, теперь такой многочисленной, к нему, Королю нашему, который был тогда брошен, в страшный миг своей единственной великой битвы. Мир, мир ему, красивому ангелу Печали, он живет среди нас, в наших тонких ощущениях, в безумных вскриках нашей скорби, в звучных ритмах наших песен, в рифмах конечных и начальных, в красивых движениях юной девушки, которая думает сейчас о нем, и тихую поступь которой я слышу сейчас через стены, через тысячеверстные расстояния трех чуждых стран.

Если Эдгар По есть движение души моей от Южных улыбок к Северу, от цветов и поцелуев — к кристаллам льдов, Уольт Уитман есть движение обратное, от скорбей и сомнений он приходит к положительному началу, через него душа моя, постепенно освобождаясь от фанатизма сердца, от горячей моей приверженности к единичным событиям и ощущениям единичной моей жизни, вступает в океан Всемирности и, слив все инструменты в громовой орган, поет самозабвенно — "Осанна!" Уольт Уитман есть Южный полюс. В областях Южного полюса тоже есть много тех же самых льдов, которые нам уже известны, ибо странствие на Северный полюс мы предпринимали многократно. Но тут есть еще много неисследованного и неожиданного. На Южном полюсе, достоверно, есть теплые средиземные моря, в которых никто еще не плавал, острова с цветами и плодами, похожими на наши — и непохожими на наши. Чрез непрерывную символизацию всего, что на миг возникает в текущем потоке жизни, через впадение всех единичных ручьев в один вселенский Океан, Уитман, много и много раз победно подходит к мировому утверждению Я, заглянувшего в зеркало и ушедшего от него, к Бытию Утвержденному, которое вечно себя растрачивает, не теряя ни одной своей капли, — быть может, и теряя, да так что не жалко.

Можно любить, или не любить Уитмана, но устранить его невозможно. Он Поэт Настоящего и Грядущего. Он часть, и крупная часть, того будущего, которое быстро идет к нам, которое вот уже делается настоящим. Идеализованная Демократия. Просветленное Народовластие. Победное шествие Человечества в деле завоевания Планеты. Это идет, это придет. От нас зависит, будет ли это идущее самым уродливым кошмаром, из всех доныне бывших, или же — первой по истине светлой эрой Сознательного Человеческого Лика. Как бы то ни было, лавина идет, и Уитман нам крикнул об этом.

Собранные в этом томе, переводы стихов Уитмана, за исключением 20-30 вещей, напечатанных главным образом в журналах "Весы" и "Перевал", появляются в печати впервые. Они явились результатом многолетнего чтения книги Уитмана "Leaves of Grass", и сделаны в осень 1903-го года, и в осень 1905-го года, в наши северные зачарованные часы запоздалых утр и вечеров, на берегу Балтийского Моря, в местечках Меррекюль и Силламэгги, а также в осенней Москве 1905-го года под непрекращавшуюся музыку ружейных залпов.

При передаче строк Уитмана на Русский язык, я соблюдал наивозможно-большую точность, прибегая к перефразировкам лишь там, где этого категорически требовало мое художественное восприятие. Великая заслуга Уитмана — что он создал свой собственный поэтический язык, добровольно отказавшись от доступных нам всем созвонностей рифм. Без рифм, без обычных прикрас стиха, без обычной, свойственной стиху, правильной размерности, он достигает особого внутреннего ритма, создает дикие циклические напевы, и втягивает в свой стих нежнейшие напевности, что таятся в движении волн, и шелестении ветерков. Уж когда ему было 70 лет, он говорил:

Если бы выбор имел я сходствовать с лучшими Бардами,
И по воле моей состязаться
С Гомером... с плененными скорбью Га́млетом, Лиром,
ОтеллоШекспира,
С Теннисоном, с прекрасными лэди его,
Напеть и измыслить лучшее, замысел избранный влить в совершенную
рифму, усладу певцов; —
Это, все это, о, Море, охотно б я отдал,
Если бы дало ты мне колебанье единой волны,
Ухватку ее,
Или вдохнуло бы в стих мой дыханье свое единое,
И оставило в нем этот запах.

Уитман этот выбор имел, и сделал его. В его творчестве дышит Море. Нет тут, или мало тут, сладости. Свежий соленый дух. Уитман сам — Водяной. Он — Морской Царь, пляшет — корабли опрокидывает, косматый, лохматый, нелепый, прекрасный, так вот и захватывающий.

Один из верных Уольта Уитмана молвил: "Когда я читаю Уольта Уитмана, Природа говорит ко мне, когда я читаю Природу, Уольт Уитман говорит со мной". Это так. Прикоснемся ж к Побегам Травы, и побудем в солнечном Утре. От Полдня до Звездной Ночи.

К. Бальмонт

1908. 13 марта.

Долина Берез