Тѣмъ временемъ, графъ Росморъ и Гаукинсъ разговаривали между собою въ отдѣльной комнатѣ, смущенные и сбитые съ толку случившимся.
— Что меня интригуетъ, — сказалъ графъ, — такъ это вопросъ, гдѣ онъ досталъ себѣ другую руку?
— Да, и меня это удивляетъ также, — отвѣчалъ Вашингтонъ. — А потомъ еще странность: какимъ образомъ привидѣніе оказалось англичаниномъ? Что вы объ этомъ думаете, полковникъ?
— Говоря по чести, Гаукинсъ, я поставленъ втупикъ. Все это до того необъяснимо, что невольно оторопь беретъ.
— Ну, какъ мы съ вами по ошибкѣ воскресили не того, кого нужно, а совсѣмъ другого?
— Другого? А какъ же костюмъ-то?
— Ну, костюмъ тотъ самый; нечего и сомнѣватъся. По платью это онъ. Однако, что же намъ дѣлать? Арестовать его мы не можемъ. Вѣдь награда обѣщана за однорукаго американца, а это англичанинъ съ обѣими руками.
— А, можетъ быть, это пустяки? Вѣдь мы представимъ не меньше того, что требовалось, а даже больше, слѣдовательно…
Но онъ увидалъ всю несостоятельность своего аргумента и запнулся. Пріятели сидѣли нѣкоторое время въ тягостномъ раздумьѣ. Наконецъ, лицо графа засіяло вдохновеніемъ, и онъ заговорилъ съ большимъ чувствомъ:
— Видно, матеріализація духовъ оказывается на повѣрку болѣе великой и благородной наукой, чѣмъ мы осмѣливались мечтать съ тобою, Гаукинсъ. Мы сами не воображали, какое непостижимое, поразительное чудо совершилось нашими руками. Ключъ къ этой загадкѣ найденъ мною въ настоящую минуту. Весь секретъ для меня ясенъ, какъ день. Каждый человѣкъ созданъ изъ унаслѣдованныхъ имъ элементовъ, давно существовавшихъ атомовъ и частицъ своихъ предковъ. Наша настоящая матеріализація не полна. Мы довели ее, пожалуй, только до начала нынѣшняго столѣтія.
— Что вы хотите сказать этимъ, полковникъ? — вскричалъ Гаукинсъ, въ смутной боязни, вызванной таинственнымъ тономъ и странными словами старика.
— А вотъ что: мы матеріализовали предка этого мошенника.
— Ахъ, нѣтъ, не говорите ради Бога такихъ ужасныхъ, отвратительныхъ вещей.
— Но это вѣрно, Гаукинсъ, я знаю. Разсмотримъ факты. Нашъ призракъ — англичанинъ, замѣть это; онъ говоритъ совершенно правильно и грамматично; онъ художникъ и, наконецъ, джентльменъ по своимъ манерамъ и обращенію. Гдѣ же твой ковбой? Ну-ка, скажи!
— Росморъ, это ужасно, у меня волосы становятся дыбомъ!
— Очевидно, мошенникъ не воскресъ, воскресло только его платье…
— Полковникъ, неужели вы въ самомъ дѣлѣ полагаете?..
Селлерсъ понизилъ голосъ и произнесъ съ удареніемъ:
— Я полагаю вотъ что: матеріализація удалась не вполнѣ, она не дозрѣла, мошенникъ отъ насъ улизнулъ, а передъ нами явился его предокъ, осужденный за грѣхи на томъ свѣтѣ.
Онъ всталъ и началъ прохаживаться по комнатѣ въ явномъ волненіи.
— Этакая досадная неудача, — жалобно промолвилъ Гаукинсъ.
— Знаю, знаю, сенаторъ! Мнѣ самому тошнѣе всѣхъ. Однако, дѣлать нечего, надо покориться судьбѣ въ силу нравственныхъ принциповъ. Мнѣ нужны деньги, но, Богъ свидѣтель, при всей своей бѣдности и убожествѣ, я не согласенъ покарать предка однорукаго Пита за преступленіе, совершенное его потомкомъ.
— Полковникъ, — взмолился Гаукинсъ, — будьте осмотрительны, не поступайте опрометчиво; вспомните, что это единственное средство для насъ обоихъ раздобыть деньжонокъ, и, кромѣ того, даже въ Библіи сказано, что потомство наказуетея за грѣхи предковъ до четвертаго колѣна, хотя бы оно было ни въ чемъ неповинно; мы же обратимъ этотъ законъ въ другую сторону, примѣнивъ его по восходящей линіи.
Полковникъ былъ пораженъ несокрушимой логикой этихъ словъ. Онъ бродилъ по комнатѣ въ мучительной нерѣшительности, и наконецъ произнесъ:
— Твои доводы отчасти резонны, и хотя мнѣ жаль подвергнуть карѣ этого, когда-то жившаго на землѣ бѣднягу за мошенничество, къ которому онъ не причастенъ, но если того требуетъ долгъ, то мы обязаны выдать его властямъ.
— Я непремѣнно сдѣлалъ бы это, — сказалъ Гаукинсъ, повеселѣвъ и оживившись, — я выдалъ бы его, если бы даже въ немъ одномъ сосредоточилась цѣлая тысяча предковъ.
— Господи Боже, да вѣдь это такъ и есть, — подхватилъ Селлерсъ, причемъ у него вырвалось нѣчто въ родѣ стона, — онъ сохранилъ въ себѣ частицу отъ каждаго изъ нихъ. Въ этомъ призракѣ вмѣщаются атомы священниковъ, воиновъ, крестоносцевъ, поэтовъ и милыхъ, очаровательныхъ женщинъ — наслѣдіе людей всякаго рода и сословія, какіе только попирали землю въ давно, давно прошедшія столѣтія и исчезли съ нея цѣлые вѣка назадъ, а теперь мы своей магической силой вызвали ихъ изъ состоянія блаженнаго покоя, чтобы заставить отвѣчать за грабежъ, совершенный въ какомъ-то злополучномъ банкѣ на окраинахъ Чирокской равнины. О, какое это жестокое оскорбленіе!
— Не говорите такъ, полковникъ, прошу васъ, у меня сердце переворачивается, мнѣ стыдно подумать о томъ, что я предложилъ…
— Постой, я придумалъ штуку!
— Вы подаете мнѣ надежду. Говорите скорѣе, я погибаю!
— О, это совершенно просто и могло бы придти въ голову ребенку. Матеріализація этого субъекта удалась вполнѣ, въ немъ нѣтъ никакого изъяна и, насколько я могъ подвинуть дѣло, оно сдѣлано хорошо. Теперь же, если мнѣ посчастливилось довести матеріализацію до начала нынѣшняго столѣтія, что же остановитъ меня на дальнѣйшемъ пути? Слѣдуетъ только продолжать начатое и тогда дойдешь до нынѣшняго времени.
— Чортъ возьми, вотъ о чемъ я не подумалъ! — воскликнулъ Гаукинсъ, опять просіявшій отъ радости. — Да, вамъ слѣдуетъ поступить именно такъ; удивительные у васъ мозги! А скажите, потеряетъ-ли онъ лишнюю руку?
— Потеряетъ.
— И свой англійскій акцентъ?
— Отъ него не останется и слѣда. Призракъ будетъ говорить на нарѣчіи Чироки-Стрипъ и другихъ отдаленныхъ провинцій.
— Полковникъ, можетъ быть, онъ сознается…
— Сознается? Только въ ограбленіи банка.
— Только? Да, но почему вы сказали только?
Полковникъ снова заговорилъ своимъ внушительнымъ тономъ:
— Гаукинсъ, онъ будетъ дѣлать все, что я захочу. Я заставлю его сознаться во всѣхъ, когда-либо совершенныхъ имъ, преступленіяхъ. Ихъ должна быть цѣлая тысяча. Понялъ ты мою идею?
— Несовсѣмъ.
— Мы послѣдовательно будемъ получать награды за розысканіе множества злодѣевъ.
— Поразительно придумано! Никогда не встрѣчалъ я такой головы, такой дальновидности, такого свѣтлаго взгляда, который разомъ обнимаетъ всѣ дальнѣйшія развѣтвленія и вѣроятности основной идеи.
— О, это пустяки, это приходитъ ко мнѣ само собою. Когда его время пройдетъ, призракъ переселится изъ одной оболочки въ другую, и эти переходы будутъ совершаться до послѣдней стадіи, а во время его превращеній, пока онъ обратится въ однорукаго Пита, мы съ тобой, благодаря ему, все будемъ получать награды. Этого источника намъ хватитъ, Гаукинсъ, на всю жизнь и матеріализованный человѣкъ послужитъ тѣмъ болѣе выгодной статьей дохода, что онъ не можетъ уничтожиться.
— Право, это выходитъ такъ, какъ вы говорите. Можетъ быть, ваши слова и подтвердятся.
— Подтвердятся? Да для нихъ не требуется никакого подтвержденія! Кажется, я пріобрѣлъ достаточно обширную финансовую опытность и могу сказать, не колеблясь, что смотрю на воскрешеннаго нами духа, какъ на одно изъ самыхъ цѣнныхъ имуществъ, какія мнѣ только приходилось имѣть въ своемъ распоряженіи.
— Неужели вы серьезно думаете такимъ образомъ?
— Ну, разумѣется!
— О, полковникъ, какъ тяжело переносить бѣдность! Вотъ если бы мы могли немедленно реализовать наше новое имущество! Конечно, я не хотѣлъ бы уступить его цѣликомъ; но почему не продать нѣкоторую часть?.. Однимъ словомъ, вы понимаете, что…
— Взгляни, какъ ты весь дрожишь отъ волненія! А все это — недостатокъ опытности. Если бы ты распоряжался обширными операціями, какъ случалось мнѣ, то былъ бы совершенно спокоенъ. Взгляни мнѣ въ лицо; расширены-ли у меня зрачки? Замѣчаешь-ли ты гдѣ-нибудь подергиваніе мускуловъ? Пощупай мой пульсъ — токъ, токъ, токъ — онъ бьется также медленно и ровно, какъ во время спокойнаго сна. А между тѣмъ, что проносится теперь передъ очами моего невозмутимаго, холоднаго разсудка? Рядъ такихъ ошеломляющихъ цифръ, одинъ видъ которыхъ опьянилъ бы новичка въ финансовыхъ дѣлахъ. Но, только сохраняя свое хладнокровіе, внимательно всматриваясь во все окружающее, человѣкъ можетъ видѣть то, что есть на самомъ дѣлѣ, и остеречься отъ ошибки, въ которую непремѣнно впадаетъ всякій новичекъ — вотъ какъ и мы сію минуту — отъ излишней поспѣшности въ дѣлѣ реализаціи. Послушай, что я тебѣ скажу. Тебѣ хочется продать часть матеріализованнаго духа за чистыя деньги; я же смотрю на этотъ предметъ съ иной точки зрѣнія.
— Никакъ не могу угадать, что у васъ на умѣ.
— Держать его про запасъ, само собою разумѣется!
— А мнѣ это рѣшительно не приходило въ голову.
— Потому что ты не финансистъ. Положимъ, матеріализованный духъ совершилъ тысячу преступленій, и это еще на худой конецъ. Судя по его виду, даже въ несовершенномъ состояніи, онъ надѣлалъ, по крайней мѣрѣ, милліонъ злодѣйствъ. Допустимъ, однако, что ихъ всего тысяча, чтобы разсчитывать навѣрняка; пять тысячъ награды, помноженныя на тысячу, даютъ ужь намъ несомнѣнный капиталъ во сколько? Въ 500.000 фунтовъ стерлинговъ!
— Постойте, дайте мнѣ перевести духъ.
— И эта собственность не можетъ уничтожиться. Она будетъ постоянно приносить доходы, потому что преступленія не будутъ прекращаться, а мы будемъ получать награды за поимку преступника.
— Вы меня ослѣпляете, у меня голова идетъ кругомъ.
— Ну и пускай, въ этомъ нѣтъ никакой бѣды. Теперь, когда дѣло налажено, нечего о немъ больше толковать. Я составлю компанію и буду эксплоутировать эту статью дохода въ надлежащее время. Предоставь ужь мнѣ позаботиться обо всемъ; надѣюсь, ты не сомнѣваешься въ моей способности извлечь изъ него какъ можно больше пользы?
— Конечно, не сомнѣваюсь, могу сказать по совѣсти.
— Ну, значитъ ладно, дѣло въ шляпѣ. Всему свой чередъ. Мы — люди опытные — придерживаемся во всемъ порядка и системы, а не кидаемся въ разныя стороны. Теперь, что же у насъ стоитъ на очереди? Продолженіе матеріализаціи, чтобы довести ее до настоящаго времени. Вотъ за это я сейчасъ и примусь. Надо полагать…
— Послушайте, Росморъ, вѣдь вы не заперли незнакомца; прозакладываю сто противъ одного, что онъ улизнулъ.
— Можешь быть покоенъ на этотъ счетъ. Нечего тебѣ тревожиться.
— А почему бы этому молодцу не удрать?
— Пускай удираетъ, коли есть охота! Что же изъ этого?
— Ну, я полагаю, тогда намъ придется плохо.
— Нисколько, мой милый; однажды попавъ подъ мою власть, онъ ужь больше не вырвется. И я предоставляю ему свободу уходить и приходить, когда ему вздумается. Я могу потребовать его къ себѣ въ любую минуту, потому что онъ совершенно зависитъ теперь отъ моей воли.
— Право, мнѣ это очень пріятно слышать.
— Да, я предоставляю ему рисовать, сколько душѣ угодно, и мы всѣ постараемся, чтобы ему было какъ можно пріятнѣе въ нашемъ домѣ. Зачѣмъ стѣснять свободу его дѣйствій? Я надѣюсь уговорить матеріализованнаго, чтобы онъ велъ себя пристойно, хотя призракъ въ недостаточной степени развитія по необходимости долженъ быть безвреднымъ, воздушнымъ, безтѣлеснымъ; но вотъ что мнѣ интересно было бы узнать: откуда онъ явился?
— Какъ, что вы хотите этимъ сказать?
Графъ многозначительно и съ вопрошающимъ видомъ показалъ на небо. Гаукинсъ вздрогнулъ, потомъ погрузился въ глубокое раздумье и, наконецъ, печально покачалъ головой, указывая внизъ.
— Что заставляетъ тебя думать такимъ образомъ, Вашингтонъ?
— Не знаю хорошенько, но вы сами видите, что онъ умолчалъ о томъ, гдѣ находился въ послѣднее время.
— Вѣрно; твой выводъ правиленъ. Мы не стали о томъ допытываться, но я надѣюсь узнать отъ него всю правду и убѣдиться, что мы не ошиблись.
— А сколько потребуется времени, полковникъ, чтобы закончить процессъ матеріализаціи, дойдя до оживленія современныхъ людей?
— Ну, этого я и самъ не знаю. Послѣдняя подробность ставить меня еще втупикъ, — т. е. непредвидѣнная необходимость постепенно перерабатывать матеріализованнаго субъекта изъ его предка въ современную намъ личность. Впрочемъ, во всякомъ случаѣ я постараюсь ускорить его превращеніе.
— Росморъ!
— Да, мой милый. Теперь мы въ лабораторіи, но пойдемъ со мною и помни, Гаукинсъ, что для всей остальной семьи этотъ призракъ долженъ быть обыкновеннымъ человѣческимъ существомъ. Вотъ идетъ моя жена.
— Сидите, пожалуйста, — сказала миледи, заглядывая въ комнату, — не безпокойтесь; мнѣ некогда къ вамъ заходить; я только хотѣла узнать, кто у насъ рисуетъ внизу.
— Кто?.. О, это одинъ молодой художникъ, англичанинъ, но имени Трэси, любимый ученикъ Ганса-Христіана-Андерсена или какого-то изъ старинныхъ мастеровъ; да, дѣйствительно, кажется, Андерсена. Онъ взялся реставрировать наши старыя картины итальянской школы. Ты съ нимъ говорила?
— Только одно слово. Я вошла въ комнату, не ожидая увидѣть тамъ посторонняго, и, желая оказать любезность гостю, предложила ему чего-нибудь закусить. (Селлерсъ украдкой многозначительно кивнулъ Гаукинсу). Однако, онъ отказался, говоря, что не голоденъ (другой саркастическій кивокъ); тогда я принесла нѣсколько яблокъ (двойной кивокъ) и онъ скушалъ парочку.
— Что такое! — полковникъ подскочилъ на нѣсколько ярдовъ къ потолку и, опустившись внизъ, крякнулъ отъ изумленія.
Лэди Росморъ онѣмѣла, она переводила изумленный взглядъ съ ощипаннаго делегата Чирокской равнины на мужа и потомъ опять обратно, не зная, что подумать.
— Что такое съ тобой, Мельберри? — вымолвила, наконецъ, хозяйка.
Мужъ не сразу отвѣтилъ; онъ стоялъ къ ней спиной, наклонившись надъ стуломъ и ощупывая сидѣнье. Помедливъ немного, онъ однако же сказалъ:
— А, вотъ въ чемъ дѣло: тутъ былъ гвоздикъ.
Миледи посмотрѣла на него съ сомнѣніемъ одну минуту и замѣтила довольно насмѣшливымъ тономъ:
— И все это изъ-за гвоздика! Хорошо, что тутъ былъ не настоящій гвоздь, а то ты залетѣлъ бы на Млечный путь. Терпѣть не могу, когда меня пугаютъ такимъ образомъ! — Съ этими словами она повернулась и ушла.
Оставшись наединѣ съ Вашингтономъ, полковникъ сказалъ, понизивъ голосъ:
— Пойдемъ, мы должны убѣдиться сами, правда-ли это. Мнѣ что-то не вѣрится.
Они потихоньку сбѣжали внизъ и заглянули въ гостиную.
— Онъ ѣстъ, онъ ѣстъ! Какое ужасающее зрѣлище! Гаукинсъ, мнѣ страшно; уведи меня отсюда, меня морозъ подираетъ по кожѣ.