в) Сообщенія, извѣщающія о совершеніи какихъ-либо собитій, неизвѣстнихъ участникамъ сеанса, и гдѣ объясненіе посредствомъ передачи мыслей, въ силу самихъ условій сообщенія, недопустимо.
Извѣщенія о смерти всего чаще встрѣчаются въ случаяхъ этого рода. Вотъ одинъ изъ нихъ, мнѣ лично извѣстный. 7-го января 1887 года меня посѣтилъ полковникъ Кайгородовъ, живущій въ Вилынѣ, и сообщилъ мнѣ о слѣдующемъ фактѣ. У гувернантки его дѣтей, швейцарки изъ Нёвшателя, г. Эммы Штрамъ, проявилась способность къ автоматическому писанію. На сеансѣ, происходившемъ 3 (15) января, послѣ 9-ти часовъ вечера, въ домѣ полковника, въ Вилынѣ, получилось въ его присутствіи на французскомъ языкѣ сообщеніе, которое я цитирую здѣсь по доставленной мнѣ копіи съ оригинала. Медіумъ, будучи въ нормальномъ состояніи, спросилъ:
— Здѣсь ли Лидія? (личность, проявлявшаяся на предшествовавшихъ сеансахъ).
— Нѣтъ, Луи[1]) здѣсь и хочетъ сообщить сестрѣ своей новость.
— Что такое?
— Одинъ твой знакомый отправился сегодня въ три часа.
— Какъ понять это?
— Это значитъ — умеръ!
— Кто же это?
— Огюстъ Дюванель.
— Отъ какой болѣзни?
— Отъ кровоизліянія (engorgement de sang), молись объ упокоеніи души его.
Двѣ недѣли спустя г. Кайгородовъ, будучи опять въ Петербургѣ, показалъ мнѣ письмо отца медіума, г. Давида Штрама, изъ Нёвшателя, помѣченное 18 января 1887 года (нов. ст.), слѣдовательно, писанное три дня послѣ смерти Дюванеля и полученное въ Вильнѣ 11 (23) января, въ которомъ отецъ извѣщаетъ дочь свою объ этомъ событіи въ слѣдующихъ выраженіяхъ. Я перевожу буквально изъ подлинника:
„…Теперь я хочу сообщить тебѣ большую новость: Огюстъ Дюванель умеръ 15 января въ 3 часа пополудни. Его смерть была почти внезапна, такъ какъ онъ былъ боленъ всего нѣсколько часовъ; съ нимъ сдѣлалось кровоизліяніе (engorgement de sang), когда онъ былъ въ банкѣ. Онъ очень мало говорилъ, и послѣдній слова его были о тебѣ; онъ поручаетъ себя твоимъ молитвамъ“.
Виленское время на часъ впередъ противъ швейцарскаго. Слѣдовательно, въ Вильнѣ было 4 часа дня, когда послѣдовала смерть Дюванеля въ Швейцаріи, а пять часовъ спустя извѣстіе о ней было получено автоматическимъ письмомъ.
Но кто же былъ Дюванель? Почему извѣстіе о его смерти могло быть большою новостью для Эммы Штрамъ? Вотъ свѣдѣнія, доставленныя мнѣ г. Кайгородовымъ на мои разспросы. Когда г-жа Штрамъ находилась еще въ Нёвшателѣ съ своими родителями, Дюванель просилъ ея руки; но онъ встрѣтилъ со стороны молодой дѣвушки самый положительный отказъ, а такъ какъ ея родители, напротивъ, желали этого брака и уговаривали ее, она рѣшилась покинуть отечество и искать мѣста гувернантки. Послѣднее ея свиданіе съ Дюванелемъ происходило за нѣсколько дней до ея отъѣзда изъ Швейцаріи въ 1881 году; въ перепискѣ съ нимъ она не была; семейство его она видѣла всего раза два или три. Годъ спустя послѣ ея отъѣзда онъ уѣхалъ изъ Нёвшателя и проживалъ до смерти своей въ Цюрихскомъ кантонѣ.
Посмотримъ теперь на объясненіе этого случая по Гартману. Что это не была передача мыслей самого Дюванеля, это ясно изъ того, что самъ передатчикъ во время сеанса, по понятіямъ г. Гартмана, болѣе не существовалъ. Но, быть можетъ, это была невольная и безсознательная передача со стороны друзей покойнаго? Мы находимъ этихъ друзей только въ лицѣ родителей г-жи Штрамъ, ибо въ этомъ случаѣ только между ними и ею можно искать эту „душевную связь“; но г. Гартманъ говоритъ: „бѣда при этомъ въ томъ, что, по имѣющимся опытамъ, слова и мысли не передаются на далекія разстоянія, а передаются только наглядныя и возможно живыя галлюцинаціи“ (стр. 144). Слѣдовательно, передача мыслей не объясняетъ дѣла.
Остается одинъ выходъ — ясновидѣніе: „Если всѣ индивидуумы высшаго и низшаго порядка коренятся въ абсолютѣ, то въ немъ и лежитъ ихъ взаимная связь между собою; нужно только, чтобы сильный интересъ воли установилъ въ абсолютѣ соотношеніе или, такъ сказать, телефонное соединеніе между индивидуумами, чтобы сдѣлать возможнымъ духовное, безсознательное общеніе между ними безъ прямого посредства чувствъ“ (стр. 99). Это объясненіе здѣсь къ дѣлу не идетъ по той простой причинѣ, что между Дюванелемъ и Эммой Штрамъ не было никакой симпатической связи; если же предположить, что сообщеніе было произведено сильнымъ интересомъ воли со стороны одного Дюванеля, то эта „связь“ могла бы быть установлена только за нѣсколько моментовъ до его смерти и должна была бы выразиться тогда же какимъ-нибудь проявленіемъ двойного зрѣнія со стороны медіума; но ничего подобнаго не было.
Вотъ еще опредѣленіе ясновидѣнія, обнимающее ни болѣе ни менѣе какъ все содержаніе вѣчности: „Всезнаніе абсолютнаго духа охватываетъ въ настоящемъ мірозданія какъ будущее, такъ и прошедшее, а потому индивидуумъ, благодаря напряженному интересу воли, можетъ безсознательно черпать изъ безсознательнаго знанія абсолютнаго духа частности будущихъ происшествій; точно такъ же, какъ и частности того, что происходитъ въ мірозданіи, хотя бы то и въ отдаленныхъ мѣстахъ“ (стр. 99). И это объясненіе не идетъ къ дѣлу, ибо все-таки въ данномъ случаѣ не достаетъ главнаго условія — „напряженнаго интереса воли“ со стороны другого индивидуума, т. е. оставшагося въ живыхъ. Когда медіумъ приступилъ къ сеансу, его интересъ былъ на обычномъ уровнѣ, не было никакого мотива, никакого повода, чтобъ сдѣлать его „напряженнымъ“. И, кромѣ того, мы знаемъ, что не только г-жа Штрамъ не имѣла никакой симпатіи къ Дюванелю, но, напротивъ, имѣла къ нему скорѣй антипатію; слѣдовательно, никакой интересъ не напрягалъ ея воли въ этомъ направленіи. И наконецъ „бѣда въ этомъ та“, что, по мнѣнію г. Гартмана, „чистое ясновидѣніе является всегда въ галлюцинаторномъ видѣ, и нерѣдко одѣтымъ въ символическій образъ“ (стр. 87). Ничего подобнаго въ разбираемомъ случаѣ. Медіумъ находится въ нормальномъ состояніи; сообщеніе получается письмомъ, совершенно прозаическое, простое и точное, безъ всякаго символизма.
Теорія г. Гартмана сводится къ слѣдующему: покуда медіумъ получаетъ сообщеніе отъ своего брата Луи, и Луи говоритъ ему про А. Б. В. и т. д. — все это игра сомнамбулическаго сознанія медіума; но вотъ Луи сообщаетъ ему о внезапной смерти Дюванеля, и медіумъ переходитъ мгновенно въ прямое сношеніе съ абсолютнымъ, съ божественнымъ, съ прошедшимъ, настоящимъ и будущимъ мірозданія! Когда мнѣ предстоитъ выборъ между этимъ метафизическимъ и по-истинѣ сверхъестественнымъ отношеніемъ съ абсолютомъ и отношеніемъ съ Луи — это послѣднее, въ качествѣ ипотезы, представляется болѣе простымъ, болѣе естественнымъ, и я нахожу болѣе раціональнымъ предпочесть его первому.
Этотъ случай со многими послѣдующими подробностями былъ сообщенъ мною Лондонскому Обществу психическихъ изслѣдованій, въ „Трудахъ“ котораго онъ и напечатанъ (см. часть XVI, стр. 343). Вотъ вкратцѣ эти постепенно добытыя мною подробности, очень сложныя и въ высшей степени интересныя.
Сличая подлинное сообщеніе Луи о смерти Дюванеля съ письмомъ отца Эммы Штрамъ, я былъ пораженъ буквальной тожественностью выраженія engorgement de sang вмѣстѣ съ бросающеюся въ глаза неопредѣленностью болѣзни, и просилъ г. Кайгородова, при личномъ съ нимъ свиданіи въ январѣ 1887 года въ Петербургѣ, разъяснить при первомъ удобномъ случаѣ это обстоятельство.
Между тѣмъ выяснилось, что г-жа Штрамъ на другой же день послѣ сеанса 3 (15) января, для провѣрки факта, написала къ сестрѣ, въ Швейцарію, спрашивая ее о Дюванелѣ, подъ тѣмъ предлогомъ, что видѣла во снѣ, что онъ умеръ. На что сестра, не знавшая, что отецъ уже извѣстилъ ее о смерти, и не желая, по нѣкоторымъ причинамъ, сказать правду, отвѣтила, что онъ живъ, но уѣхалъ въ Америку.
Когда г. Кайгородовъ, послѣ шестинедѣльнаго .отсутствія, вернулся въ Вильну и узналъ о содержаніи этого отвѣта, противорѣчіе между двумя извѣстіями крайне его озадачило и онъ воспользовался первымъ случаемъ, чтобъ спросить Луи, что оно означаетъ? Въ этомъ сеансѣ медіумъ находился въ трансѣ и говорилъ отъ имени Луи. Вотъ отвѣтъ Луи, тутъ же буквально записанный г. Кайгородовымъ:
— Онъ умеръ, но сестра не желала, чтобы она узнала о его смерти, ибо онъ умеръ не отъ „кровоизліянія“, какъ я написалъ. Я не могъ сказать правды, это повредило бы ея здоровью.
— Какъ же и гдѣ онъ умеръ?
— Онъ умеръ въ Цюрихскомъ кантонѣ, и самъ лишилъ себя жизни; она не должна знать этого, ибо если она узнаетъ о его самоубійствѣ, это подѣйствуетъ на ея здоровье. Вы не должны ничего говорить ей, она уже подозрѣваетъ истину.
— Какимъ образомъ случилось, что одно и то же выраженіе engorgement de sang находится и въ вашемъ сообщеніи и въ письмѣ отца?
— Это я внушилъ ему это выраженіе.
Нѣсколько дней спустя послѣ сообщенія 3 (15) января, г-жа Штрамъ видѣла Дюванеля во снѣ всего въ крови, и на основаніи этого сна и противорѣчивыхъ извѣстій отца и сестры, она дѣйствительно начинала подозрѣвать истину. Узнала же она ее только осенью 1887 года, во время своей поѣздки въ Швейцарію для свиданія съ родными.
По дальнѣйшимъ, наведеннымъ по моей просьбѣ самымъ точнымъ справкамъ оказалось, что отецъ ея самъ узналъ о смерти Дюванеля только 5 (17) января, стало быть двумя сутками позднѣе сеанса, при случайной встрѣчѣ въ вагонѣ съ братомъ покойнаго, ѣхавшимъ на его похороны въ мѣстечко Цюрихскаго кантона Гиртэ, гдѣ Дюванель проживалъ послѣдніе два года совершенно одинъ, вдали отъ всей своей семьи. Изъ этого слѣдуетъ, что извѣстіе о его смерти никакъ не могло быть результатомъ телепатическаго воздѣйствія со стороны родственниковъ Эммы Штрамъ или Дюванеля.
Остается одинъ выходъ — построить объясненіе этого случая на единственномъ отношеніи, существовавшемъ между медіумомъ и покойнымъ Дюванелемъ,; — отношеніи, состоявшемъ въ томъ фактѣ, что медіумъ зналъ это лицо. Если этого отношенія достаточно для какой бы то ни было ипотезы, объясняющей этотъ фактъ — тѣмъ лучше; а покуда я перейду къ фактамъ, гдѣ даже и этого отношенія не существовало.
Очень хорошій случай этого рода мы находимъ въ добавочныхъ подробностяхъ одного факта, о которомъ мы уже говорили. Я надѣюсь, читатель помнитъ, что дочь судьи Эдмондса, миссъ Лаура, сдѣлавшись медіумомъ, нѣсколько разъ говорила съ грекомъ Эвангелидесомъ на его родномъ языкѣ, которому никогда не училась. Въ помянутомъ выше цитатѣ Эдмондсъ не поясняетъ, чѣмъ именно былъ такъ разстроенъ г. Эваигелидесъ при своемъ разговорѣ съ миссъ Лаурой. Я нахожу эти подробности въ частномъ письмѣ Эдмондса, опубликованномъ лондонскимъ докторомъ Голлэ, въ журналѣ „Spiritual Magazine“ 1871 года, стр. 239, и воспроизвожу здѣсь цѣликомъ этотъ драгоцѣнный документъ, забытый въ ворохѣ спиритическихъ журналовъ; я позволю себѣ только вставить на должномъ мѣстѣ имя миссъ Лауры, о которой тутъ, очевидно, идетъ рѣчь.
«Мнѣ очень хочется послѣ нашего свиданія на прошлой недѣлѣ изложить вамъ еще обстоятельнѣе одинъ случай, который, по моему, на столько знаменателенъ, что ему стоитъ пожертвовать и побольше времени.
«Я передавалъ вамъ, что Лаура говорила на разныхъ языкахъ, числомъ до четырнадцати. Позвольте, для примѣра, разсказать о слѣдующемъ случаѣ.
«Однажды вечеромъ меня посѣтилъ какой-то грокъ и въ скоромъ времени онъ и Лаура стали разговаривать между собой по-гречески; во время этой бесѣды онъ былъ сильно взволнованъ и даже плакалъ. При этомъ было еще отъ шести до семи человѣкъ и одинъ изъ нихъ спросилъ, что именно могло такъ его разстроить? Но онъ уклонился отъ отвѣта, извиняясь тѣмъ, что это касается его домашнихъ дѣлъ.
«На слѣдующій день онъ возобновилъ этотъ разговоръ съ Лаурой и, заставши насъ однихъ, онъ пояснилъ мнѣ, что именно такъ глубоко взволновало его. Онъ передалъ мнѣ, что разговаривавшее съ нимъ черезъ Лауру разумное существо было его близкій пріятель, умершій въ его отечествѣ, въ Греціи, братъ греческаго патріота Марко Боцарриса; онъ ему возвѣстилъ черезъ Лауру о смерти одного изъ его сыновей, оставленнаго имъ въ Греціи передъ отъѣздомъ въ Америку живымъ и здоровымъ.
«Послѣ того онъ былъ у меня еще нѣсколько разъ и дней десять спустя послѣ перваго своего посѣщенія онъ намъ сообщилъ, что онъ только-что получилъ изъ дому письмо, извѣщавшее его о смерти этого сына, — письмо уже бывшее въ пути во время его перваго разговора съ Лаурой.
«Теперь я желаю, чтобы вы мнѣ сказали, куда мнѣ дѣваться съ этимъ фактомъ, что съ нимъ дѣлать? Отрицать его — это не поможетъ: онъ слишкомъ хорошо удостовѣренъ. Я точно также могъ бы отрицать, что солнце свѣтитъ.
«Утверждать, что это иллюзія — также не поможетъ, ибо по своей наружной формѣ онъ ничѣмъ не отличался отъ всякой другой дѣйствительности, любого момента нашей жизни.
«При этомъ присутствовало отъ восьми до десяти человѣкъ хорошо образованныхъ, умныхъ, толковыхъ и, разумѣется, способныхъ не хуже всякаго другого отличить иллюзію отъ дѣйствительности.
«Не поможетъ и говорить, что это было отраженіе нашихъ родственныхъ умовъ: человѣка этого мы видѣли впервые, только въ этотъ вечеръ онъ былъ намъ представленъ черезъ общаго знакомаго; и какимъ же образомъ наши умы, еслибъ даже они и могли сообщить ему о смерти сына, заставили бы Лауру понимать и говорить по-гречески, когда она даже никогда не слыхивала этого языка?
«И опять я васъ спрашиваю, куда мнѣ дѣваться съ этимъ фактомъ и многими другими ему подобными?…
Дѣйствительно, фактъ подавляющій! И если гдѣ призывать на помощь ясновидѣніе, такъ именно въ этомъ случаѣ; но увы! всѣ нити рвутся, нѣтъ никакой возможности прикрѣпить ихъ! Медіумъ видѣлъ г. Эвангелидеса въ первый разъ въ жизни; онъ не имѣлъ никакого понятія о проживавшемъ въ Греціи семействѣ его и еще менѣе о покойномъ его пріятелѣ; гдѣ же тотъ „напряженный интересъ“, тотъ могущественный поводъ, который внезапно сдѣлалъ бы медіума ясновидящимъ? И сколько бы ни было напряжено это ясновидѣніе, ио никогда бы не научило Лауру говорить по-гречески! Не логично приписывать знаніе греческаго языка одному источнику, а знаніе о смерти сына другому. Ясно, что эти оба источника познаванія составляютъ одно.
Вотъ еще два случая извѣстій о смерти, которые я заимствую также у Эдмондса:
Г. Юнгъ, котораго я уже имѣлъ случаи цитировать, пишетъ: „Однажды вечеромъ на пашемъ сеансѣ жена моя заговорила подъ вліяніемъ Мэри Дабіэль, изъ Глазгова, въ Шотландіи, которая этимъ путемъ и заявила о своемъ переходя въ другой міръ. Я зналъ эту женщину, еще молодую, когда я жилъ въ Глазговѣ; когда я покинулъ этотъ городъ, она находилась въ домѣ умалишенныхъ и въ продолженіе пяти лѣтъ я ни слова не слыхалъ о ней; желая провѣрить сообщеніе, я обратился къ одному пріятелю въ Нью-Іоркѣ, отецъ котораго живетъ въ Глазговѣ, съ просьбой навести справку объ этой молодой женщинѣ. Три мѣсяца спустя, я получилъ отъ своего пріятеля записку, въ которой онъ подтвердилъ во всемъ сообщеніе, сдѣланное черезъ жену мою. Никто изъ насъ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о ея смерти; кромѣ того, весь складъ сообщенія замѣчательно соотвѣтствовалъ характеру этой женщины“.
„Въ другой разъ жена моя находилась подъ вліяніемъ личности, которая на чистомъ шотландскомъ діалектѣ назвала себя г-жей Н., изъ Пейслея, въ Шотландіи, и заявила о смерти своей въ этомъ городѣ нѣсколько дней тому назадъ. Личность эта оказалась бабушкой одного изъ членовъ нашего кружка, который съ годъ или болѣе переѣхалъ въ Америку. Нѣсколько дней спустя, та же личность проявилась черезъ миссъ Сконгаль, изъ Рокфорда, въ Иллинойсѣ, которая вовсе не знаетъ шотландскаго языка, и на томъ же чистомъ діалектѣ, свойственномъ этой личности, повторила то же самое о смерти своей, и, кромѣ того, сообщила разныя подробности о домѣ, въ которомъ жила, о садѣ, деревьяхъ и т. д. Миссъ Сконгаль не присутствовала при первомъ проявленіи этой личности и ничего о томъ не слыхала. Молодой человѣкъ, къ которому сообщеніе это относилось, сдѣлалъ много вопросовъ для провѣрки подлинности объявившейся личности; разспрашивалъ и объ общихъ знакомыхъ ихъ въ Шотландіи и на все получилъ удовлетворительные отвѣты. Эта личность проявлялась въ продолженіе нѣсколькихъ сеансовъ подъ рядъ и дала несомнѣнныя доказательства своей тожественности. Молодой человѣкъ до того въ этомъ убѣдился, что тотчасъ же написалъ къ своимъ роднымъ въ Шотландію, извѣщая ихъ о смерти своей бабушки, съ поясненіемъ источника, откуда онъ почерпнулъ это извѣстіе. Въ полученныхъ потомъ письмахъ все это было подтверждено“. Edmonds. Letters on Spiritualism, New-York, 1860; стр. 118—120.
Здѣсь мы имѣемъ тотъ-же фактъ и при тѣхъ же условіяхъ: извѣстіе о смерти лица, совершенно неизвѣстнаго медіуму, и въ добавокъ на языкѣ ему невѣдомомъ, но природномъ той личности, которая возвѣщаетъ о своей смерти.
Медіумическіе случаи возвѣщенія о смерти въ трансѣ или письмомъ многочисленны. Вотъ одинъ изъ нихъ другого рода, гдѣ медіумъ видитъ лицо, увѣдомляющее о своей смерти и передаетъ его слова. Генералъ-майоръ Дрейсонъ на чтеніи въ обществѣ Лондонскихъ спиритуалистовъ, озаглавленномъ „Наука и такъ называемыя спиритическія явленія“, сообщилъ слѣдующій фактъ, въ доказательство, что теорія: „nihil est in medio, quod non prius fuerit in praesentibus“ (ничего нѣтъ въ медіумѣ, чего не было бы прежде въ присутствующихъ) — не всегда состоятельна:
«Много лѣтъ тому назадъ получилъ я однажды утромъ телеграмму, которая возвѣщала мнѣ о смерти очень хорошаго пріятеля, принадлежавшаго къ духовному званію и проживавшаго на сѣверѣ Англіи. Въ тотъ же день мнѣ довелось посѣтить знакомую даму, которая имѣла притязаніе видѣть „духовъ“ и говорить съ иими. Когда я вошелъ къ ней, мысли мои были заняты извѣстіемъ о смерти моего пріятеля. Побесѣдовавши съ хозяйкой, я спросилъ ее, не видитъ ли она возлѣ меня кого нибудь, кто только-что покинулъ эту землю. Она отвѣтила, что видитъ кого-то только-что перешедшаго въ тотъ міръ. На умѣ у меня былъ образъ моего друга пастора. Тутъ дама заявила, что она видитъ кого-то въ военномъ мундирѣ, кто говоритъ ей, что онъ умеръ насильственной смертью. Затѣмъ она назвала мнѣ его имя и фамилію и сообщила еще прозвище, которымъ я и другіе товарищи офицеры имѣли обыкновеніе называть его. На разспросы о дальнѣйшихъ подробностяхъ его смерти мнѣ было сообщено, что ему отрубили голову, а тѣло бросили въ канаву, и что это совершилось на востокѣ, но не въ Индіи. Прошло три года съ тѣхъ поръ, какъ я не видалъ этого офицера, и послѣднее извѣстіе о немъ было, что онъ находится въ Индіи.
«По справкамъ моимъ въ Вульвичѣ послѣ этого сообщенія я узналъ, что помянутый офицеръ находился въ Индіи, но по всѣмъ вѣроятіямъ долженъ былъ отправиться въ Китай. Нѣсколько недѣль спустя получилось извѣстіе, что онъ былъ взятъ въ плѣнъ китайцами. За него былъ обѣщанъ большой выкупъ, но онъ пропалъ безъ вѣсти.
«Много лѣтъ спустя, будучи въ Индіи, я встрѣтился съ братомъ этого офицера и спросилъ его, не было ли когда-нибудь получено какихъ извѣстій о смерти его брата въ Китаѣ. Онъ сказалъ мнѣ, что ихъ отецъ ѣздилъ въ Китай и узналъ достовѣрно, что монгольскій военноначальникъ, взбѣшенный утратою близкаго друга, приказалъ отрубить голову своего плѣнника на плотинѣ какого-то канала и бросить туда его тѣло.
«Таковъ одинъ изъ многихъ десятковъ мнѣ извѣстныхъ случаевъ этого рода, и я желалъ бы знать, какимъ образомъ могла бы объяснить ихъ помянутая теорія или какой-либо изъ извѣстныхъ намъ законовъ?
„Такіе и имъ подобные факты существуютъ, и теорія, которая ихъ не обнимаетъ и не объясняетъ, ничего не стоитъ. Старая ошибка — теоризировать на основаніи неполныхъ данныхъ“ („Light“ 1884 года, стр. 448).
И тутъ нѣтъ ни малѣйшаго повода для внезапнаго приступа ясновидѣнія.
Въ другихъ случаяхъ передается не одинъ голый фактъ смерти, но и подробности, относящіяся до частныхъ дѣлъ сообщающагося, никому изъ живыхъ неизвѣстныя. Вотъ интересный фактъ этого рода, напечатанный въ „Light“ʼѣ 1885 г., стр. 315, подъ заглавіемъ:
„У доктора Дэвея, живущаго возлѣ Бристоля, былъ сынъ, также медикъ, проживавшій за-грапицей. Надумавшись вернуться въ Англію, онъ отправился на англійскомъ суднѣ, идущемъ въ Лондонъ, предложивъ взамѣнъ платы за проѣздъ свои врачебныя услуги. Во время .плаванія молодой врачъ умеръ. По прибытіи въ Лондонъ капитанъ судна сообщилъ объ этомъ отцу и передалъ ему 22 фунта, оказавшіеся, по его словамъ, у покойнаго послѣ его кончины; онъ вручилъ отцу и копію съ корабельнаго журнала, въ которомъ всѣ эти обстоятельства были записаны. Докторъ Дэвей былъ такъ доволенъ образомъ дѣйствій капитана, что въ знакъ благодарности подарилъ ему золотой карандашъ.
Нѣсколько мѣсяцевъ спустя доктору случилось быть вмѣстѣ съ женой на спиритическомъ сеансѣ въ Лондонѣ. Наступившія безпорядочныя явленія, движеніе мебели, стуки и проч. были объяснены медіумомъ (дамой) въ томъ смыслѣ, что вѣроятно кому-нибудь изъ общества желаютъ сдѣлать сообщеніе. Просили указать кому именно. Тутъ съ другого конца комнаты безъ всякаго къ нему прикосновенія двинулся большой столъ прямо къ д-ру Дэвою. Тогда обычнымъ порядкомъ обратились къ сообщавшемуся съ вопросомъ — кто онъ? Сложилось имя умершаго на морѣ докторскаго сына, который, къ общему ужасу, заявилъ, что онъ умеръ отъ яда. Д-ръ, желая убѣдиться въ самоличности говорившаго, просилъ его дать какое-либо въ ней доказательство, на что невидимый посѣтитель назвалъ, какого рода подарокъ былъ сдѣланъ его отцемъ капитану, чего никто изъ присутствующихъ знать не могъ. Тутъ д-ръ спросилъ, было ли отравленіе намѣренное? Послѣдовалъ отвѣтъ: „можетъ быть да, можетъ быть и нѣтъ“. Затѣмъ было сообщено, что послѣ него осталось не 22, а 70 фунтовъ стерлинговъ, и нѣсколько другихъ подробностей. Вслѣдствіе всего этого д-ръ выправилъ себѣ копію изъ корабельной книги отъ судовладѣльца и она, какъ оказалось, существенно отличалась отъ копіи, выданной ему капитаномъ. Открылись еще и другія таинственныя обстоятельства, о которыхъ мы не имѣемъ права говорить. Мы слышали, что д-ръ Дэвей по этимъ даннымъ намѣренъ привлечь капитана къ суду“.
Въ октябрѣ 1884 года, воспроизводя этотъ разсказъ, мы обратились къ д-ру Дэвею и получили слѣдующій отвѣтъ:
„4, Редляндъ Родъ, Бристоль, 31-го октября 1884 года“.
„М. Г. Въ 1863 году сынъ мой, возвращаясь изъ Африки, умеръ на морѣ отъ отравленія. Относящіяся до этого обстоятельства были мнѣ переданы капитаномъ корабля, какъ я полагалъ, совершенно вѣрно; но въ теченіе того же года мнѣ довелось нѣсколько познакомиться съ спиритизмомъ и однажды, на сеансѣ въ Лондонѣ, я узналъ отъ своего покойнаго сына, что извѣстіе о его смерти въ томъ видѣ, какъ оно передано миѣ капитаномъ, — невѣрно, что смерть его фактически произошла по винѣ эконома, который, вмѣсто потребованныхъ сыномъ моимъ мятныхъ капель съ касторовымъ масломъ, далъ ему эссенціи горькаго миндаля. Объ упоминаемыхъ денежныхъ дѣлахъ я ничего не зналъ. Въ возвращенныхъ мнѣ вещахъ сына было только нѣсколько мѣдныхъ монетъ, хотя я имѣлъ полное основаніе предполагать, что у него во время кончины должно было находиться около 70 фунтовъ. Спиритизмъ, — великій фактъ, и съ 1865 года у меня было не мало сообщеній отъ моего сына чисто личнаго характера. Раскрытые имъ въ 1863 году факты впослѣдствіи оправдались къ видимому неудовольствію капитана, который сталъ меня избѣгать и поторопился пуститься въ новое плаваніе во избѣжаніе, сколько я полагаю, привлеченія къ суду“.
Хорошій случай этого рода могъ найти г. Гартманъ въ отчетѣ Комитета Діалектическаго Общества. Онъ произошелъ въ интимномъ кружкѣ самихъ членовъ одной изъ подкомиссій, безъ всякаго профессіональнаго медіума. Было получено слѣдующее сообщеніе отъ имени своднаго брата хозяйки, въ чьемъ домѣ происходилъ сеансъ, умершаго четырнадцать лѣтъ тому назадъ: „Я очень люблю мою дорогую М., хотя я о ней мало“…… На этомъ пунктѣ хозяйка, вспомнивъ, что братъ былъ очень лѣнивый корреспондентъ, воскликнула: „Помнилъ!“ — „Нѣтъ“. Тогда стали продолжать азбуку, и было сказано: „позаботился, когда былъ“……… „Живъ“ — воскликнулъ одинъ изъ присутствующихъ. — „Нѣтъ“. — „Въ тѣлѣ“, — „Нѣтъ“. Тутъ послѣдовалъ рядъ стуковъ, какъ бы выражавшихъ неудовольствіе по поводу частыхъ перерывовъ. Просили продолжать: „на землѣ, она должна бы получить“… „Письмо!“ опять воскликнула хозяйка, все думая, какъ рѣдки были его письма. — „Нѣтъ“. Опять обратились къ азбукѣ, перечитали все полученное, оно гласило: „Я очень люблю свою дорогую М., хотя я объ ней мало позаботился, когда былъ на землѣ; она должна была бы получить“…… и далѣе было сказано: „мое состояніе. Оно заключалось въ деньгахъ, они находятся у моего душеприкащика X.“ — На вопросъ: зачѣмъ было сдѣлано это сообщеніе, послѣдовалъ отвѣтъ: „Какъ доказательство духовнаго существованія и моей любви къ М.“; Упомянутое здѣсь обстоятельство, совершенно неизвѣстное заинтересованнымъ въ немъ лицамъ, оказалось совершенно вѣрнымъ. (См. „Report Dialect. Soc.“, 1873, р. 33).
Мнѣ лично извѣстенъ слѣдующій случай: мой другъ и товарищъ по лицею, тайный совѣтникъ баронъ К. Н. Корфъ, лѣтъ двадцать тому назадъ, сообщилъ мнѣ, что по смерти его дяди, барона Павла Ивановича Корфа, въ Варшавѣ, не смотря на всѣ розыски не могли найти его завѣщанія, и только вслѣдствіе сообщенія, полученнаго княземъ Эмилемъ Витгенштейномъ, оно было найдено въ потайномъ ящикѣ согласно даннымъ указаніямъ (Подробности будутъ мною сообщены въ VI главѣ).
Есть и такого рода сообщенія о неизвѣстныхъ фактахъ“ которыя относятся до различныхъ бѣдъ или несчастій, постигшихъ или могущихъ постигнуть нашихъ близкихъ, и сообщенія эти состоятъ изъ просьбъ о помощи, или различныхъ предостереженіи, иногда получаемыхъ внѣ всякаго сеанса, или даже безъ всякаго медіума.
Такъ, я уже привелъ въ 7-й рубрикѣ разсказъ г. Бриттена о томъ, какъ однажды на сеансѣ съ Юмомъ получавшееся сообщеніе было прервано, чтобы дать мѣсто слѣдующему: „Вы нужны дома, вашъ ребенокъ очень боленъ, ступайте тотчасъ, или опоздаете“ (см. стр. 455). Какой разумный мотивъ, какой исключительный интересъ къ ребенку г. Бриттена могъ внезапно прервать дѣятельность сомнамбулическаго сознанія медіума, чтобы вдругъ повергнуть его въ припадокъ ясновидѣнія, относящагося до болѣзни этого ребенка?
Слѣдующій случай былъ мнѣ сообщенъ покойнымъ генераломъ П. И. Мельниковымъ, бывшимъ министромъ путей сообщенія. Рукою частнаго медіума (г-жи Я.) были даны имя и адресъ одного несчастнаго (онъ мнѣ его назвалъ), находившагося въ величайшей нуждѣ, о которомъ ни онъ, ни медіумъ не имѣли никакого понятія.
Судья Эдмондсъ упоминаетъ о подобномъ же случаѣ, сообщенномъ ему г-жею Френчъ, очень извѣстнымъ въ свое время медіумомъ: „Будучи въ трансѣ подъ внушеніемъ духа одной итальянки, она была приведена ею въ дальнюю часть города, гдѣ нашла въ одной бѣдной небольшой комнатѣ четырнадцать человѣкъ больныхъ и изнуренныхъ итальянцевъ, съ которыми она совершенно свободно заговорила на ихъ родномъ языкѣ“ (см. Edmonds, Spiritual Tracts).
Мы читаемъ въ „Light“’ѣ 1886 года, стр. 147: «Другой разъ было получено сообщеніе отъ очень бѣдной въ своей земной жизни и совершенно неизвѣстной кружку женщины, съ просьбой передать вѣсть о ней ея дочери, имя и адресъ которой она въ точности указала. По справкѣ то и другое было найдено совершенно вѣрнымъ, только оказалось, что по этому адресу дочь жила во время кончины матери, а потомъ переѣхала.
Или бываютъ случаи такого рода, безъ всякаго медіума налицо: капитанъ Друско разсказываетъ, какимъ образомъ въ зиму 1865 года, командуя судномъ „Гарри Бузъ“, шедшимъ изъ Нью-Іорка въ Драй-Тортугазъ, онъ былъ спасенъ отъ крушенія. Передаю существенную часть разсказа его словами:
«Увидавши, что на палубѣ все въ порядкѣ, я оставилъ на своемъ мѣстѣ г. Патерсона, моего помощника, человѣка надежнаго и усерднаго, и сошелъ внизъ немного отдохнуть.
«Въ одиннадцать часовъ безъ десяти минутъ я услыхалъ голосъ, ясно, отчетливо сказавшій: „Ступай наверхъ и бросай якорь“. — „Кто ты такой?“ спросилъ я и выскочилъ на палубу, такъ какъ я не привыкъ получать приказанія отъ кого бы то пи было. Я нашелъ, что судно шло должнымъ курсомъ и все въ порядкѣ. Я спросилъ г. Патерсона, не видѣлъ ли онъ кого входившаго въ каюту; но ни онъ, ни рулевой ничего не видѣли и не слышали.
„Подумавъ, что это была галлюцинація, я опять пошелъ внизъ. Въ двѣнадцать безъ десяти минутъ человѣкъ въ длинномъ сѣромъ пальто и широкополой шляпѣ вошелъ въ каюту и, взглянувъ мнѣ прямо въ лицо, приказалъ идти наверхъ и бросить якорь. Онъ спокойно вышелъ изъ комнаты и я слышалъ его тяжелую поступь, когда онъ проходилъ мимо меня. Еще разъ я выскочилъ на палубу и нашелъ все въ порядкѣ. Увѣренный въ своемъ курсѣ, я нисколько не былъ намѣренъ принять это предостереженіе, отъ кого бы то оно не исходило. Опять я вернулся въ каюту, только не съ тѣмъ, чтобы спать, и не раздѣвался, чтобы быть готовымъ вскочить опять.
„Въ часъ безъ десяти минутъ тотъ же человѣкъ вошелъ въ каюту и еще повелительнѣе, чѣмъ прежде, сказалъ: „Ступай наверхъ и бросай якорь“. Я тотчасъ призналъ въ говорившемъ моего стараго друга, капитана Джона Бартона, съ которымъ я плавалъ, будучи мальчикомъ, пользуясь его особеннымъ расположеніемъ. Я тотчасъ побѣжалъ на палубу, велѣлъ бросить якорь, убрать паруса, и мы стали на глубинѣ 50 саженъ“. И тѣмъ судно было спасено отъ крушенія на рифахъ Багамскихъ скалъ (см. подробности въ „Lights“ʼѣ 1882 г., стр. 303).
По теоріи Гартмана это случай ясновидѣнія, ибо чистое ясновидѣніе всегда проявляется галлюцинаторнымъ образомъ; но такъ какъ во многихъ предшествовавшихъ случаяхъ не было ничего галлюцинаторнаго и такъ какъ имъ не доставало и условія sine qua non („напряженнаго интереса“), какъ для телефоннаго соединенія съ другими индивидуумами въ абсолютѣ, такъ и для почерпанія будущихъ событій изъ безсознательнаго знанія абсолютнаго духа, — почему мы и не нашли основанія объяснять ихъ ясновидѣніемъ, — то это даетъ намъ право не прибѣгать къ нему и въ настоящемъ случаѣ; хотя галлюцинаторная форма ему и присуща, но за то „усиленный интересъ воли“ со стороны субъекта, имѣющаго быть ясновидящимъ, совершенно отсутствуетъ; этотъ интересъ можетъ быть найденъ только со стороны отшедшаго друга, и такимъ образомъ объясненіе спиритическое беретъ верхъ надъ метафизическимъ. Къ моему предмету не относится оцѣнка этого явленія по его внутреннему содержанію: было ли оно объективное или субъективное; очень вѣроятно — послѣднее. Я утверждаю одно, что „causa efficiens“, т. е. причина, вызвавшая видѣніе, или внушеніе, находилась внѣ медіума; образъ проявленія ея видоизмѣняется (письмо, рѣчь, зрѣніе), смотря по условіямъ даннаго момента и организма, на который она вліяетъ.
Если всѣ предшествующіе случаи, гдѣ факты сообщаются чрезъ посредство медіумовъ, вовсе не знающихъ тѣхъ лицъ, до которыхъ они относятся, мы не нашли необходимымъ объяснять путемъ сверхъестественымъ, обращеніемъ къ абсолюту — то разумнѣе предпочесть болѣе простое объясненіе и для другихъ фактовъ, болѣе простыхъ и также медіуму неизвѣстныхъ, хотя бы личность, до которой они относятся, и была бы ему извѣстна.
Беру для примѣра слѣдующій случай, полученный мною изъ первыхъ рукъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, двѣ мои знакомыя г-жи М. Д. П-ко и В. И. Пр-ва, двѣ живущія въ Москвѣ пріятельницы, часто занимались съ планшеткою. Первое время М. Д. получала очень хорошія сообщенія отъ имени своего брата Николая. Но вскорѣ они прекратились, и характеръ сообщеній совершенно измѣнился; ей постоянно говорили очень непріятныя вещи, самымъ грубымъ образомъ упрекали ее въ разныхъ недостаткахъ, предсказывали различныя несчастія, что очень волновало ее и раздражало. Тогда В. И. посовѣтовала ей оставить это занятіе, очевидно для нея вредное, и М. Д. дала ей слово не принимать болѣе участія въ сеансахъ. Вскорѣ послѣ того В. И. уѣхала въ Петербургъ; пріятельницы не переписывались и ничего не знали другъ о другѣ. Г-жа Пр-ва, которая иногда пишетъ медіумически, однажды, нисколько не думая о М. И. и не предлагая никакого касающагося до нея вопроса, послѣ цѣлаго ряда сообщеній о религіозныхъ предметахъ отъ имени ея обычнаго руководителя, вдругъ получила отъ него же слѣдующее сообщеніе: „Напиши Маріи, чтобы она перестала заниматься съ планшеткой, объ этомъ ее проситъ Николай. Она находится подъ дурнымъ вліяніемъ и занятіе это можетъ сдѣлаться для нея опаснымъ“. На что В. И. возразила, что Марія давно оставила это занятіе и дала ей слово не принимать участія въ сеансахъ; но затѣмъ рука ея написала: „Послѣднее время ее уговорили, и она снова взялась за планшетку“. Въ отвѣтъ на отправленное на слѣдующее же утро въ Москву письмо, Марія призналась, что не сдержала слова, и исполняя желаніе кружка, опять стала принимать участіе въ сеансахъ, которые снова дѣйствуютъ на нее раздражительно. Объ этомъ фактѣ я имѣю письменное свидѣтельство отъ Маріи П-ко и В. И. Пр-вой.
Фактъ этотъ въ сущности принадлежитъ къ той же категоріи, какъ и извѣстіе о смерти Дюванеля. Я уже сказалъ, почему объясненіе передачею мыслей и ясновидѣніемъ къ нему не подходитъ. Въ настоящемъ случаѣ симпатія между двумя пріятельницами — единственная основа для объясненія его ясновидѣніемъ; но такъ какъ мы видѣли передъ этимъ подобные же случаи, гдѣ не было мѣста никакой симпатіи, ибо медіумъ даже не зналъ лица, о которомъ шла рѣчь, то мы не имѣемъ достаточнаго основанія прибѣгать къ ясновидѣнію и въ этомъ простомъ случаѣ. Г-жа В. И. Пр-ва никогда не была сомнамбулой, никогда, но впадала въ трансъ; она писала всегда въ нормальномъ состояніи; на данномъ сеансѣ ея мысли были направлены къ отвлеченнымъ предметамъ, она нисколько не думала о томъ, что дѣлала ея пріятельница, и вотъ, по теоріи г. Гартмана, она внезапно вступаетъ въ общеніе съ абсолютомъ!
По тои же причинѣ я не вижу надобности относить къ ясновидѣнію и цѣлую серію аналогичныхъ фактовъ, когда они совершаются путемъ медіумическимъ. Таковы, напр., факты, о которыхъ судья Эдмондсъ повѣствуетъ слѣдующее: „Во время моего прошлогодняго путешествія по центральной Америкѣ, друзья мои въ Нью-Іоркѣ постоянію получали обо мнѣ точныя свѣдѣнія. Когда же въ первый разъ спросили обо мнѣ, я уже четыре дня находился на морѣ. Мы были въ 800 миляхъ отъ дома, подъ 73° восточной долготы, возлѣ береговъ Флориды. Съ выхода нашего изъ гавани мы ни съ какимъ судномъ не переговаривались, такъ что оставшіеся въ Нью-Іоркѣ земнымъ путемъ не могли знать о томъ, какъ я въ то время себя чувствовалъ и что я дѣлалъ. Въ тотъ вечеръ, въ половинѣ десятаго, собрался нашъ кружокъ и былъ поставленъ вопросъ: „Могутъ ли сообщающіеся извѣстить насъ о здоровья судьи Эдмондса?“ На что получился отвѣтъ: „Вашъ другъ чувствуетъ себя хорошо, путешествіе его покуда благополучно и духомъ онъ повеселѣлъ. Онъ теперь думаетъ о своемъ кружкѣ и занятъ разговоромъ о васъ. Я вижу, онъ смѣется и бесѣдуетъ съ пассажирами“ и т. д. Я ничего объ этомъ не зналъ до возвращенія моего домой четыре мѣсяца спустя; когда мнѣ это было передано, я справился съ моими замѣтками въ дневникѣ и нашелъ, что часъ и все прочее было совершенно вѣрно. Четыре дня спустя, когда я все еще былъ на морѣ, черезъ того же медіума и также вѣрно было сообщено: — „Вашъ другъ судья чувствуетъ себя не такъ хорошо и тоскуетъ по дому. Онъ довольно много писалъ и это вызвало его прежнюю тоску“. Три дня спустя они опять услыхали обо мнѣ, „что мое морское путешествіе кончилось, я нахожусь на материкѣ и отдыхаю отъ пути“. Наше плаваніе окончилось наканунѣ и я отъѣхалъ около 90 миль отъ берега. Двадцать два дня спустя про меня было сказано: „Онъ подвигается теперь медленно, такъ какъ недостаточно еще привыкъ къ трудностямъ путешествія; теперь у него голова болитъ“. Справившись съ дневникомъ, я нашелъ, что я наканунѣ проѣхалъ четыре мили, а въ этотъ день восемь миль, и что въ тотъ часъ, когда это было сказано въ Нью-Іоркѣ, я, будучи отъ него на разстояніи 2000 миль, лежалъ на своей постели, вслѣдствіе сильной головной боли“ (см. Edmonds, „Spiritualism“, т. 1, стр. 30).
Изъ числа подобныхъ же случаевъ, записанныхъ въ моемъ указателѣ, я приведу здѣсь еще два. Г. Джонъ Кови въ Думбарденѣ, въ Шотландіи, тревожась о судьбѣ судна „Бречинкастль“, на которомъ находился его братъ, возвращавшійся изъ Австраліи, устраиваетъ дома сеансъ и получаетъ слѣдующее сообщеніе: „Бречинкастль“ прибылъ въ Тренитадъ, все благополучно, услышите о немъ въ слѣдующую пятницу“. И дѣйствительно, телеграмма Гласгоу-Геральда въ слѣдующую пятницу (въ день получки почты) подтвердила это извѣстіе (см. подробности „Light“ 1881 г., стр. 407). Точно также г. Дж. Г. М., безпокоясь о судьбѣ сына своего Герберта, отправившагося въ Австралію, въ Аделаиду, чтобы тамъ искать себѣ мѣста, въ августѣ 1885 года получаетъ устами жены своей, находившейся въ трансѣ, отъ имени ея сестры слѣдующее сообщеніе: „Я была въ Аделаидѣ, видѣла Герберта. Онъ вполнѣ здоровъ и ему удалось получить мѣсто“. И на вопросъ „у кого?“ было прибавлено: „Въ мельничной компаніи Аделаиды“. 30 августа получилось отъ сына письмо, подтвердившее это извѣстіе (см. „Light“, 1887 г., стр. 248).
Главная цѣль этой рубрики доказать, что иногда сообщаются факты, неизвѣстные никому изъ участниковъ сеанса, и даже относящіеся до личностей, медіуму вовсе незнакомыхъ, и что эти извѣстія не объясняются передачей мыслей или ясновидѣніемъ. Но быть можетъ есть еще средство придерживаться этихъ теорій, утверждая, что неизвѣстный фактъ относится, правда, къ личности медіуму невѣдомой, но что эта личность кому-нибудь изъ присутствующихъ на сеансѣ все-таки извѣстна. Такъ вотъ эта-то личность и можетъ быть разсматриваема какъ „орудіе нѣкотораго чувственнаго воспріятія“, которое „совершается уже не при посредствѣ зрѣнія, слуха, обонянія, вкуса или осязанія, но посредствомъ особой сензитивности, воспріятія которой лишь потомъ уже, дѣйствіемъ сомнамбулическаго сознанія, превращаются въ ощущенія зрительныя или слуховыя, или въ мысленныя представленія“ (стр. 93). Вотъ нить между медіумомъ и личностями и фактами, ему неизвѣстными, для подведенія явленій этой категоріи къ ясновидѣнію. Ходя тутъ и не достаетъ другихъ характерныхъ его условій — „галлюцинаторной формы и возбужденнаго интереса воли“ — и хотя это „чувственное воспріятіе“ ничто иное, какъ слово, ничего не объясняющее, все равно уловка все-таки есть, чтобы прибѣгнуть къ „абсолюту“, который представляется болѣе близкимъ и естественнымъ, чѣмъ любое человѣческое существо,
Поэтому мнѣ остается представить —
Примечания[править]
- ↑ Имя покойнаго брата медіума, обыкновенно проявлявшагося на сеансахъ г-жи Штрамъ.
- ↑ Помѣщаемый разсказъ появился первоначально въ „Бристольскомъ журналѣ“ отъ 10-го октября 1863 года, откуда былъ перепечаталъ въ ноябрьской книжкѣ „Spiritual Magazine“ того же года, съ полнымъ прописаніемъ имени д-ра Джемса Г. Дэвей, врача въ Норвудскомъ домѣ умалишенныхъ возлѣ Бристоля.