Арфа (Державин)

Арфа
автор Гавриил Романович Державин (1743—1816)

См. Стихотворения 1798. Дата создания: 1798. Источник: Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота. — СПб.: Изд. Имп. Академии наук, 1865. — Т. 2. Стихотворения. Часть II. — С. 189—194.

Википроекты
- Данные

Арфа

1.‎Не в летний ль знойный день прохладный ветерок
В легчайшем сне на грудь мою приятно дует?
Не в злаке ли журчит хрустальный ручеек?
Иль милая в тени древес меня целует?

2.‎Нет! арфу слышу я: ея волшебный звук,
На розах дремлющий, согласьем тихострунным
Как эхо мне вдали щекочет нежно слух,
Иль шумом будит вдруг вблизи меня перунным^[1].

3.‎Так ты, подруга Муз, лиешь мне твой восторг
Под быстрою рукой играющей хариты,
Когда ея чело венчает вкуса бог
И улыбаются любовию ланиты.

4.‎Как весело внимать, когда с тобой она
Поет про родину, отечество драгое,
И возвещает мне, как там цветет весна,
Как время катится в Казани золотое!

5.‎О колыбель моих первоначальных дней^[2],
Невинности моей и юности обитель!
Когда я освещусь опять твоей зарей
И твой по прежнему всегдашний буду житель?

6.‎Когда наследственны стада я буду зреть,
Вас, дубы камские^[3], от времени почтенны,
По Волге между сел на парусах лететь
И гробы обнимать родителей священны^[4]?

7.‎Звучи, о арфа, ты все о Казани мне!
Звучи, как Павел в ней явился благодатен^[5]!
Мила нам добра весть о нашей стороне:
Отечества и дым нам сладок и приятен^[6].

Комментарий Я. Грота[править]

Сочинено на Званке для Пелагеи Михайловны Бакуниной, которая играла на арфе (см. выше, стр. 186 и след.). В рукописи к заглавию прибавлено: К NN, с означением года и мая месяца, а в другом месте, июня. Напечатано в Аонидах 1798—1799 г. (кн. III, стр. 14) под заглавием К арфе NN, и с подписью Державин; в Анакр. песнях 1804, стр. 98, и в издании 1808, ч. III, LVIII.

Здесь можно найти легкий отголосок некоторых стихов пьесы Галлера Sehnsucht nach dem Vaterlande (1726), написанной пятистопным ямбом и начинающейся так:

Beliebter Wald, beliebter Kranz von Büschen! ...

Впрочем, кроме общего меланхолического настроения, соединенного с воспоминанием о родине, между обоими произведениями нет ничего общего. Арфа Державина отличается особенным оттенком унылого чувства, вообще редко встречающегося в его поэзии. «Сентиментализм, усвоенный нашею литературою в конце прошедшего и начале нынешнего века, не имел никакого влияния на Державина. Его элегии вовсе не похожи на элегии романтиков; в ясном виде выражают оне положительное чувство горести, происшедшей от определенных причин, а не возникшей из какого-то непонятного, невыразимого настроения души или созданной по воле и прихоти самого субъекта. Примером может служить Арфа, пьеса собственно элегическая» (А. Галахов, Ист. русск. лит. т. I, стр. 524).

Значение рисунков: «1) Муза памяти на развалинах прародительских гробов воспевает любовь к своей родине. 2) На жертвеннике дым возжженного фимиама проходит сквозь розовый венец, с надписью на пьедестале: Отечества и дым нам сладок и приятен» (рукоп.).

↑ Иль шумом будит вдруг вблизи меня перунным. — Ср. в стихотворении Сафе (Том I, стр. 582) в описании игры на арфе стихи:

Громчайши гласы побежали
И приближался бурный шум.
↑ О колыбель моих первоначальных дней! — Державин родился в Казани (собственно в казанской деревне, верстах в 40 от города) 3 июля 1743 года.
↑ Вас, дубы камские ... и проч. — «На Волге и на Каме находятся огромные заповедные дубовые рощи для построения кораблей» (Об. Д.).
↑ И гробы обнимать родителей священны. — Родители Державина, армейский подполковник Роман Николаевич (ум. 1754) и Фекла Андреевна (урожденная Козлова, ум. 1784), похоронены в казенном селе лаишевского уезда Егорьеве, возле церкви. Мы видели их могилы в августе 1862 года: как самые гробницы, так и надписи на них еще хорошо сохранились. Державины погребены здесь потому, что находящиеся по соседству деревни их Сокуры, Кармачи и Державино принадлежат к егорьевскому приходу. См. нашу статью О дополнительных материалах для биографии Державина, собранных в путешествии (Зап. Ак. Наук, т. II, кн. 2).
↑ Звучи, как Павел в ней явился благодатен. — Император Павел находился в то время в Казани. Он посетил ее в мае месяце и пробыл там неделю. В его присутствии заложен обширный и великолепный собор Казанский; тогда же он подписал устав возобновленной в Казани гимназии и разрешил учреждение там публичного театра (М. Рыбушкина Краткая история Казани, ч. I, стр. 130, и ч. II, стр. 36, 76). Еще прежде, в конце 1797 г., казанская семинария была переименована в академию. По словам Державина в Объяснениях, последний стих 4-й строфы содержит также намек на пребывание государя в Казани.
↑ Отечества и дым нам сладок и приятен. — Этот стих, подобно многим стихам Крылова и Грибоедова, обратился в поговорку. Его часто повторяют, вовсе не зная, что он принадлежит Державину. К распространению его известности много способствовал Грибоедов, употребив его в Горе от ума. Там, в 7-м явлении действия I-го, Чацкий говорит:

«Когда ж постранствуешь, воротишься домой,—
И дым отечества нам сладок и приятен».

Встречая этот стих в Горе от ума, многие считают самого Грибоедова автором его. Так в фельетоне Спб. Ведомостей 22 октября 1860 года (№ 20) оба приведенные стиха без всякой оговорки приписаны Грибоедову.

Впрочем еще и до Грибоедова стихом этим пользовались в разных случаях. В 1803 г. (см. Вест. Евр., ч. X, август, № 16), Вас. Наз. Каразин употребил его сокращенно в начале речи на основание в Харькове университета.

Батюшков в послании к И. М. Муравьеву-Апостолу (Вест. Евр. ч. LXXXVIII, 1816, № 13, и Соч. Бат., Спб. 1834, ч. II, стр. 156) сказал:

«В Пальмире Севера, в жилище шумной славы,
Державин камские воспоминал дубравы,
Отчизны сладкий дым и древний град отцов».

Наконец, гораздо позднее кн. Вяземский в стихотворении Самовар, взяв рассматриваемый стих за эпиграф, заключил так:

«Отечества и дым нам сладок и приятен!
Не самоваром ли — сомненья в этом нет —
Был вдохновен тогда великий наш поэт ?
И тень Державина, здесь сетуя со мною,
К вам обращается с упреком и мольбою
И просит, в честь ему и православью в честь:
Канфорку бросить прочь и — самовар завесть».
(Утр. Заря 1840, стр. 425, и В дороге и дома, М. 1862, стр. 133).

Но за всеми повторениями счастливого выражения Державина еще остается решить вопрос: ему ли первоначально принадлежит мысль о сладости отечественного дыма? Перебирая выходившие в его время журналы, мы нашли на заглавном листе Российского Музеума, который издавался Ф. Туманским от 1792 до 1794 года, латинский эпиграф: «Et fumus patriae dulcis», без всякого указания, откуда он взят. Мы всячески старались узнать это; но ни собственные наши поиски, ни справки у знатоков римской словесности не привели нас к желанному результату. Есть у Гомера одно место, послужившее по видимому источником подобных, хотя и не совсем тожественных выражений, встречающихся у римских писателей. Эпиграф же, который, как кажется, внушил Державину знаменитый стих, заимствован вероятно не из классической литературы, а из писателя позднейшей эпохи Латыни.

По этому поводу К. А. Коссович в 1863 г. писал нам:

«Первый поэт, почувствовавший сладость в отечественном дыме, был Гомер. В первой книге Одиссеи Паллада, хлопоча у Зевеса о возвращении на родину Одиссея, задерживаемого Калипсою, выражается следующим образом: Калипсо старается очаровать Одиссея и привлечь его к себе своими вкрадчивыми и нежными словами; ей хочется, чтобы он забыл Итаку и остался у нея навсегда; но настроение души Одиссеевой таково, что для него сладостна самая смерть, лишь бы только в виду дыма, убегающего с кровель его родины (αὐτὰρ Ὀδυσσεὺς ἱέμενος καὶ καπνὸν ἀποθρώκοντα νοῆσαι ἧς γαίης θανέειν ἱμείρεται, Od. I,57—58, т. е. если не суждено ему воротиться, то, по крайней мере, было бы ему сладостно увидеть с своего корабля хоть дым от кровель прибрежных домов его родины)^{[* 1]}.

Примечания[править]

↑ Жуковский так перевел это место (ст. 56—58 перевода):

... « Но напрасно желая
Видеть хоть дым, от родных берегов вдалеке восходящий,
Смерти единой он молит».

«После Гомера, помнится, чувство привязанности к отечеству любили выражать подобною же метафорою и Римляне. Брат мой, И. А., нашел стих с дымом только у Овидия (Ov. Ep. Ex ponto, I, 3, 33): Овидий говорит, что тоска по отечестве, как ни убедительны доводы его друга, доказывающие ея бесполезность, поминутно возвращается к нему в его изгнании... Назови это излишнею чувствительностью, назови это слабодушием: я сознаюсь, что сердце у меня мягко как воск. Впрочем не глуп был и Одиссей, а все таки он жаждет иметь возможность видет хоть дым с отечественных очагов. Родная земля влечет к себе человека, пленив его какою-то невыразимою сладостью,и не допускает его забыть о себе.

Non dubia est Ithaci prudentia; sed tamen optat
Fumum de patriis posse videre focis.
Nescio qua natale solum dulcedine captos
Ducit et immemores non sinit esse sui.

«Слово dulcedo в связи с понятием предыдущего стиха, по мнению моего брата, родило, по всей вероятности, уже после римского времени, пословицу dulcis fumus patriae, из которой потом вылился у нас стих: Отечества и дым нам сладок и приятен». К тому же самому приводят справки, обязательно доставленные нам г. академиком Науком и г. профессором Благовещенским.

[1] Иль шумом будит вдруг вблизи меня перунным. — Ср. в стихотворении Сафе (Том I, стр. 582) в описании игры на арфе стихи:

Громчайши гласы побежали
И приближался бурный шум.

[2] О колыбель моих первоначальных дней! — Державин родился в Казани (собственно в казанской деревне, верстах в 40 от города) 3 июля 1743 года.

[3] Вас, дубы камские ... и проч. — «На Волге и на Каме находятся огромные заповедные дубовые рощи для построения кораблей» (Об. Д.).

[4] И гробы обнимать родителей священны. — Родители Державина, армейский подполковник Роман Николаевич (ум. 1754) и Фекла Андреевна (урожденная Козлова, ум. 1784), похоронены в казенном селе лаишевского уезда Егорьеве, возле церкви. Мы видели их могилы в августе 1862 года: как самые гробницы, так и надписи на них еще хорошо сохранились. Державины погребены здесь потому, что находящиеся по соседству деревни их Сокуры, Кармачи и Державино принадлежат к егорьевскому приходу. См. нашу статью О дополнительных материалах для биографии Державина, собранных в путешествии (Зап. Ак. Наук, т. II, кн. 2).

[5] Звучи, как Павел в ней явился благодатен. — Император Павел находился в то время в Казани. Он посетил ее в мае месяце и пробыл там неделю. В его присутствии заложен обширный и великолепный собор Казанский; тогда же он подписал устав возобновленной в Казани гимназии и разрешил учреждение там публичного театра (М. Рыбушкина Краткая история Казани, ч. I, стр. 130, и ч. II, стр. 36, 76). Еще прежде, в конце 1797 г., казанская семинария была переименована в академию. По словам Державина в Объяснениях, последний стих 4-й строфы содержит также намек на пребывание государя в Казани.

[7] Отечества и дым нам сладок и приятен. — Этот стих, подобно многим стихам Крылова и Грибоедова, обратился в поговорку. Его часто повторяют, вовсе не зная, что он принадлежит Державину. К распространению его известности много способствовал Грибоедов, употребив его в Горе от ума. Там, в 7-м явлении действия I-го, Чацкий говорит:

«Когда ж постранствуешь, воротишься домой,—
И дым отечества нам сладок и приятен».

Встречая этот стих в Горе от ума, многие считают самого Грибоедова автором его. Так в фельетоне Спб. Ведомостей 22 октября 1860 года (№ 20) оба приведенные стиха без всякой оговорки приписаны Грибоедову.

Впрочем еще и до Грибоедова стихом этим пользовались в разных случаях. В 1803 г. (см. Вест. Евр., ч. X, август, № 16), Вас. Наз. Каразин употребил его сокращенно в начале речи на основание в Харькове университета.

Батюшков в послании к И. М. Муравьеву-Апостолу (Вест. Евр. ч. LXXXVIII, 1816, № 13, и Соч. Бат., Спб. 1834, ч. II, стр. 156) сказал:

«В Пальмире Севера, в жилище шумной славы,
Державин камские воспоминал дубравы,
Отчизны сладкий дым и древний град отцов».

Наконец, гораздо позднее кн. Вяземский в стихотворении Самовар, взяв рассматриваемый стих за эпиграф, заключил так:

«Отечества и дым нам сладок и приятен!
Не самоваром ли — сомненья в этом нет —
Был вдохновен тогда великий наш поэт ?
И тень Державина, здесь сетуя со мною,
К вам обращается с упреком и мольбою
И просит, в честь ему и православью в честь:
Канфорку бросить прочь и — самовар завесть».
(Утр. Заря 1840, стр. 425, и В дороге и дома, М. 1862, стр. 133).

Но за всеми повторениями счастливого выражения Державина еще остается решить вопрос: ему ли первоначально принадлежит мысль о сладости отечественного дыма? Перебирая выходившие в его время журналы, мы нашли на заглавном листе Российского Музеума, который издавался Ф. Туманским от 1792 до 1794 года, латинский эпиграф: «Et fumus patriae dulcis», без всякого указания, откуда он взят. Мы всячески старались узнать это; но ни собственные наши поиски, ни справки у знатоков римской словесности не привели нас к желанному результату. Есть у Гомера одно место, послужившее по видимому источником подобных, хотя и не совсем тожественных выражений, встречающихся у римских писателей. Эпиграф же, который, как кажется, внушил Державину знаменитый стих, заимствован вероятно не из классической литературы, а из писателя позднейшей эпохи Латыни.

По этому поводу К. А. Коссович в 1863 г. писал нам:

«Первый поэт, почувствовавший сладость в отечественном дыме, был Гомер. В первой книге Одиссеи Паллада, хлопоча у Зевеса о возвращении на родину Одиссея, задерживаемого Калипсою, выражается следующим образом: Калипсо старается очаровать Одиссея и привлечь его к себе своими вкрадчивыми и нежными словами; ей хочется, чтобы он забыл Итаку и остался у нея навсегда; но настроение души Одиссеевой таково, что для него сладостна самая смерть, лишь бы только в виду дыма, убегающего с кровель его родины (αὐτὰρ Ὀδυσσεὺς ἱέμενος καὶ καπνὸν ἀποθρώκοντα νοῆσαι ἧς γαίης θανέειν ἱμείρεται, Od. I,57—58, т. е. если не суждено ему воротиться, то, по крайней мере, было бы ему сладостно увидеть с своего корабля хоть дым от кровель прибрежных домов его родины)^{[* 1]}.

[f1-6] Жуковский так перевел это место (ст. 56—58 перевода):

... « Но напрасно желая
Видеть хоть дым, от родных берегов вдалеке восходящий,
Смерти единой он молит».

«После Гомера, помнится, чувство привязанности к отечеству любили выражать подобною же метафорою и Римляне. Брат мой, И. А., нашел стих с дымом только у Овидия (Ov. Ep. Ex ponto, I, 3, 33): Овидий говорит, что тоска по отечестве, как ни убедительны доводы его друга, доказывающие ея бесполезность, поминутно возвращается к нему в его изгнании... Назови это излишнею чувствительностью, назови это слабодушием: я сознаюсь, что сердце у меня мягко как воск. Впрочем не глуп был и Одиссей, а все таки он жаждет иметь возможность видет хоть дым с отечественных очагов. Родная земля влечет к себе человека, пленив его какою-то невыразимою сладостью,и не допускает его забыть о себе.

Non dubia est Ithaci prudentia; sed tamen optat
Fumum de patriis posse videre focis.
Nescio qua natale solum dulcedine captos
Ducit et immemores non sinit esse sui.

«Слово dulcedo в связи с понятием предыдущего стиха, по мнению моего брата, родило, по всей вероятности, уже после римского времени, пословицу dulcis fumus patriae, из которой потом вылился у нас стих: Отечества и дым нам сладок и приятен». К тому же самому приводят справки, обязательно доставленные нам г. академиком Науком и г. профессором Благовещенским.

[1]

[2]

[3]

[4]

[5]

[6]

[* 1]