Божественная комедия (Данте; Мин)/Ад/Песнь XXXII/1845/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Божественная комедія. Адъ.


Пѣснь XXXII.

Великанъ Антей опускаетъ Виргилія и Данта на дно мрачнаго колодезя. Неувѣренный въ собственныхъ своихъ силахъ, Поэтъ взываетъ о помощи къ Музамъ, ибо приступаетъ къ описанію средоточія вселенной, краеугольнаго камня всей адской бездны, девятаго и послѣдняго круга, гдѣ ледяный Коцитъ, замёрзшій отъ взмаховъ крылъ Люцифера, казнитъ величайшій грѣхъ — измѣну. Какъ всѣ тяжести стремятся къ центру земли, такъ всѣ пороки человѣческіе тяготѣютъ къ измѣнѣ, первородному грѣху Люцифера. Потому-то всѣ круги адской бездны, приближаясь къ его обители, стѣсняются всё болѣе и болѣе; потому-то и здѣсь, какъ въ мрачной, чуждой любви, душѣ эгоиста, царствуетъ вечная тьма, вѣчный холодъ, вечная ненависть. На четыре отдѣленія дробится проклятая бездна: въ первомъ, Каинѣ, названномъ такъ по имени Каина, томятся предатели своихъ родственниковъ; во второмъ, Антенорѣ, заключены измѣнники отечества; третье, Птоломея, казнитъ предателей друзей своихъ, и наконецъ, четвёртое, Джьюдекка, получившее имя отъ Іуды Искаріотскаго, содержитъ въ себѣ измѣнившихъ своимъ благодѣтелямъ и Богу. — Въ этой пѣсни описывается первое отдѣленіе и часть втораго.



1 Когда бъ мой стихъ былъ дикъ и грубъ какъ мысли,
Приличныя для страшной бездны сей,
Надъ коей всѣ громады скалъ нависли —

4 Тогда бъ я выжалъ мысль свою полнѣй;
Но стихъ мой слабъ изобразить ту яму,
И не безъ страха я начну о ней.

7 Не языкомъ зовущимъ папу, маму,
Вселенной дно я долженъ описать,
Чтобъ дерзкій замыслъ не подвергнуть сраму.

10 Но да послужатъ дѣвы мнѣ опять,
Помогшія пѣвцу воздвигнуть Ѳивы,
Чтобъ могъ предметы стихъ мой выражать!

13 О гнусный родъ, межъ всѣми нечестивый,
Затёртый льдами вѣчныя зимы —
Будь стадомъ козъ, ты былъ бы родъ счастливый!

16 Когда гигантъ въ колодезь страшной тьмы
Къ ногамъ своимъ спустилъ насъ изъ объятій,
И созерцалъ я стѣны сей тюрьмы —

19 Вдругъ возлѣ насъ раздался крикъ проклятій:
«Гляди же подъ ноги, и такъ пятой
Не попирай головъ несчастныхъ братій!»

22 И обратясь, увидѣлъ подъ собой
Я озеро, которое съ кристаломъ
Имѣло больше сходства чѣмъ съ водой.

25 Самъ Танаисъ въ стремленьи одичаломъ,
Иль въ Австріи Дунай своихъ валовъ
Не тяготитъ столь толстымъ покрываломъ,

28 Какое здѣсь — и пусть въ сей мрачный ровъ
Вдругъ съ Пьетропаной Таберникъ свалится,
Подъ ними лёдъ не треснетъ у краёвъ.

31 И какъ лягушка, квакая, стремится
Изъ пруда мордой въ тѣ часы, когда
Колосьевъ сборъ порой селянкѣ снится:

34 Такъ до ланитъ, гдѣ зеркало стыда,
Замёрзли тѣни, щёлкая зубами
Какъ аисты, и посинѣвъ средь льда.

37 Всѣ грѣшники поникнули глазами:
Скорбь ихъ сердецъ является въ очахъ,
О холодѣ твердятъ онѣ устами.

40 Я внизъ взглянулъ, и подъ собой въ ногахъ
Увидѣлъ двухъ, которыхъ льды тамъ смяли,
Что волосы сплелись на ихъ главахъ.

43 «Скажите вы, что грудь такъ съ грудью сжали,»
Спросилъ я, «кто вы?» — и на мой вопросъ,
Закинувъ выи, взоръ они подняли.

46 Изъ глазъ, когда-то влажныхъ, капли слёзъ
До самыхъ губъ они струили оба,
И новымъ льдомъ имъ вѣки сжалъ морозъ:

49 Такъ плотно брусьевъ не скрѣпляетъ скоба!
Они же лбами грянулись сильнѣй,
Чѣмъ два козла: такъ ихъ объяла злоба!

52 И вотъ одинъ, котораго ушей
Лишилъ морозъ, лицомъ припавши къ льдинѣ,
Спросилъ: «Зачѣмъ не сводишь съ насъ очея?

55 Ты хочешь знать, кто эти два? Въ долинѣ,
Гдѣ съ горъ бѣжитъ Бизенціо ручьёмъ,
Отецъ ихъ, Альбертъ, съ ними жилъ донынѣ.

58 Они два брата; обойди кругомъ
Каину всю — не встрѣтишь предъ собою,
Кто бъ былъ достойнѣй стынуть подо льдомъ:

61 Ни тотъ, чью грудь и тѣнь своей рукою
Пронзилъ Артуръ; ниже Фокаччья самъ;
Ни даже сей, который головою

64 Загородилъ всю даль моимъ очамъ
И прозывался Сассоль — коль въ Тосканѣ
Родился ты, его ты видѣлъ тамъ.

67 Но чтобъ мнѣ кончить свой разсказъ заранѣ,
Узнай: я Пацци — и Карлина жду,
Чтобъ онъ меня здѣсь превзошёлъ въ обманѣ.»

70 Потомъ я зрѣлъ тьму синихъ лицъ во льду,
И я дрожу, и ввѣкъ дрожать я буду,
Лишь вѣчный лёдъ на память приведу.

73 Когда мы шли къ срединѣ, что отвсюду
Влечётъ всю тяжесть къ центру своему,
И съ трепетомъ я зрѣлъ льдяную груду —

76 Судилъ ли рокъ, иль случай быть тому,
Не знаю; но, идя межъ черепами,
Ногой я въ лобъ ударилъ одному.

79 «За что ты бьёшь?» вскричалъ онъ со слезами;
«Коль не пришёлъ ты мнѣ вдвойнѣ отмстить
За Монт’Аперти, что разишь ногами?»

82 И я: «Мой Вождь, дозволь мнѣ здѣсь пробыть,
Пока узнаю, кто сей грѣшникъ новый;
Потомъ, какъ хочешь, мнѣ вели спѣшить.»

85 Учитель сталъ, и я направилъ слово
Къ тому, который всё ещё грозилъ:
«Скажи, кто ты, хулитель столь суровый?»

88 — «А кто ты самъ?» мнѣ грѣшникъ возразилъ;
«Ты въ Антенорѣ такъ дробишь намъ лицы,
Что и живой не такъ бы поразилъ.» —

91 «Я живъ, и выйдя изъ льдяной темницы,»
Былъ мой отвѣтъ, «я и тебя включу,
Коль славы ждёшь, къ другимъ въ свои страницы.»

94 И онъ на то: «Противнаго хочу;
Прочь отъ меня, не досаждай мнѣ долѣ!
Въ сей безднѣ лесть тебѣ не по плечу.»

97 Схвативъ его за темя: «По неволѣ,»
Воскликнулъ я, «отвѣтишь на вопросъ,
Или волосъ здѣсь не оставлю болѣ!»

100 И онъ: «Хоть всѣхъ лиши меня волосъ,
Но не скажу, кто я, и не открою,
Хотя бъ ты сто ударовъ мнѣ нанёсъ.»

103 Ужъ въ волосы вцѣпился я рукою,
И множество клоковъ съ него сорвалъ —
И духъ завылъ съ поникшей головою.

106 Вдругъ слышу гласъ: «Что, Бокка, закричалъ?
Иль челюстьми стучать не надоѣло,
Чтобъ лаять такъ? кой чортъ къ тебѣ присталъ?»

109 «Молчи жъ,» сказал я, извергъ закоснѣлый!
Тебѣ упорство не могло помочь;
Позоръ твой въ мірѣ возвѣщу я смѣло.»

112 — «Что хочешь, говори; ступай же прочь!
Но и о томъ, что такъ языкъ торопитъ,
Не умолчи, покинувъ адску ночь.

115 О золотѣ Французовъ здѣсь онъ вопитъ;
Скажи: Дуэру видѣлъ я во рву
На холодкѣ, гдѣ насъ измѣна топитъ.

118 Съ нимъ и другихъ тебѣ я назову:
Здѣсь Беккарія близъ тебя, сложившій
Въ Флоренціи подъ топоромъ главу.

121 Тамъ, думаю, дель Сальданьеръ, застывшій
Съ злымъ Ганеллономъ; далѣ — Трибальделлъ,
Въ Фаэнцу ночью двери отворившій.»

124 Разставшись съ нимъ, я двухъ во рву узрѣлъ
Замёрзшихъ вмѣстѣ такъ, что покрываетъ
Глава главу — мученія предѣлъ!

127 И какъ голодный жадно хлѣбъ съѣдаетъ,
Такъ верхній зубы въ нижняго вонзалъ
У выи, тамъ, гдѣ въ черепъ мозгъ вступаетъ.

130 Не съ большей яростью Тидей терзалъ
Трупъ Меналиппа, ослѣплёнъ раздоромъ,
Съ какой сей грѣшникъ черепъ раздиралъ.

133 «О ты, который съ столь свирѣпымъ взоромъ
Грызёшь главу сосѣда своего,
Скажи, за что?» я вопросилъ съ укоромъ;

136 «И коль ты правъ, терзая такъ его,
То я, узнавъ о васъ, о вашей долѣ,
И въ міръ пришедъ не скрою ничего,

139 Коль не изсохнетъ мой языкъ дотолѣ.»




Комментаріи.

10—11. Музы. Амфіонъ, пѣвецъ Греческій, игрою на лирѣ подвигнулъ камни, которые сами собою сложились въ стѣны и положили первое основаніе Ѳивъ. Не безъ цѣли упоминаетъ здѣсь Данте о Ѳивахъ — этомъ гнѣздѣ ужаснѣйшихъ измѣнъ и преступленій, совершённыхъ въ древности.

29. Пьетропана, высокая гора въ Тосканѣ, недалеко отъ Лукки. Таберникъ — одиноко стоящая, высокая гора въ Славоніи.

32—33. Т. е. лѣтомъ, когда жатва уже кончена, и бѣдная сельская дѣвушка, весь день подбиравшая оброненные колосья, продолжаетъ думать объ нихъ и во снѣ. — Данте въ своихъ сравненіяхъ часто уподобляется Гомеру, рисуя, подобно ему, самыя очаровательныя картины сельской жизни среди ужасовъ ада.

34. У грѣшниковъ, наполняющихъ Каину, ещё осталось чувство стыда.

38. Т. е. стучаніемъ и скрежетомъ зубовъ.

58. По словамъ Боккачіо, это были два брата-близнецы: Александро и Наполеонъ дельи Альберти, тиранствовавшіе въ Фальисеронѣ, гдѣ протекаетъ Бизенціо. Они измѣннически умертвили другъ друга.

61—62. Мордрекъ возмутился противъ отца своего, короля Артура, и выжидалъ его въ засадѣ; но Артуръ пронзилъ измѣнника такъ сильно копьёмъ своимъ, что солнечный лучь прошёлъ сквозь рану, и потому какъ бы раздѣлилъ тѣнь убитаго (См. Lancelot du lac, dern. Partie de la table ronde. Cap. XXI). — Другіе комментаторы (Бенвенуто изъ Имолы, Ландино, Веллутелло) называютъ тѣнью спину, которая, если грудь обращена къ солнцу, находится въ тѣни.

62. Фокаччья де’Канчелльери, изъ партіи Бѣлыхъ, величайшій трусъ и измѣнникъ своего времени, умертвилъ своего родственника, Детто де’Канчелльери, однаго изъ Чёрныхъ.

63. Сассоль Маскерони убилъ своего двоюроднаго брата; передъ казнію возили его, прикованнаго къ бочкѣ, по улицамъ Флоренціи.

68. Мессеръ Альберто Камичьонъ деи Пацци да Валь д’Арно измѣннически убилъ своего родственника Убертино. Онъ хочетъ сказать, что предательства Карлино деи Пацци, который былъ ещё живъ во времена Данта, такъ велики и ужасны, что его собственная измѣна должна казаться передъ ними ничтожною. Этотъ Карлино, принадлежа къ Бѣлымъ, сдалъ въ руки Чёрныхъ крѣпость Піано во Флоренціи.

70. Данте вступаетъ во второе отдѣленіе девятаго круга, Антенору, названное такъ по имени Троянца Антенора, принявшаго сторону Грековъ при взятіи Трои.

97—99. Зрѣлище адскихъ мукъ ожесточило сердце Поэта и къ измѣнникамъ онъ не чувствуеть уже никакаго состраданія.

106. Бокка Абати, Флорентинскій Гвельфъ, подкупленный Гибеллинами, въ сраженіи при Монт’Аперти отрубилъ руки знаменоносцу Джьакомо Пацци; съ паденіемъ знамени, произошло ужаснѣйшее смятение въ рядахъ Гвельфовъ, кончившееся для нихъ совершеннымъ пораженіемъ и побѣдою для Фаринаты, предводителя Гибеллиновъ (См. Villani lib. II c. 80).

116. Буасо да Дуэра, Гибеллинъ изъ Кремоны, подкупленный Графомъ Монтфорскимъ, дозволилъ войску Карла Анжуйскаго проникнуть въ Апулію.

117. Въ подлинникѣ: La dove i peccatori stanno freschi — каламбуръ непереводимъ.

119—120. Беккарія, Аббатъ Валомброзскій, изъ Павіи или Пармы, хотѣлъ передать Флоренцію въ руки Гибеллиновъ и погибъ за то на эшафотѣ.

121. Джьованни Сальданьери, Гибеллинъ, принявшій сторону Гвельфовъ.

122. Ганеллонъ или Ганъ Майнцскій былъ причиною гибельнаго пораженія Карла Великаго при Ронцевалласѣ въ Испаніи.

122—123. Трибальделло или Тебальделло отворилъ Болонцамъ ворота Фаэнцы.

130—131. Тидей, одинъ изъ семи вождей противъ Ѳивъ, умертвилъ Ѳивскаго героя, Меналиппа, и будучи самъ смертельно имъ раненъ, приказалъ, передъ своей смертью, отрубить голову убитаго имъ врага и грызъ её съ яростію. См. Statius Theb. VIII. 717—767.