Бурный поток (Мамин-Сибиряк)/Часть 2/VIII/ДО
Откровенное объясненіе съ maman не улучшило положенія дѣла, и Калерія Ипполитовна только теперь замѣтила, что Юленька въ эти нѣсколько мѣсяцевъ точно переродилась, какъ могутъ перерождаться только дѣвочки, попавшія въ совершенно новую обстановку. Собственно внѣшнихъ рѣзкихъ перемѣнъ не было, но зато появилось много такихъ мелочей, замѣтныхъ только зоркому материнскому глазу, которыя приводили Калерію Ипполитовну въ ужасъ: она, мать, начинала замѣчать, что дѣлается чужой для своей родной дочери. Это чувствовалось въ тысячѣ тѣхъ повседневныхъ пустяковъ, которые даже назвать трудно: Юленька и чай пила не такъ, какъ прежде, и прислугой умѣла распорядиться какъ-то такъ, что та слушалось ея болѣе, чѣмъ Калеріи Ипполитовны, критиковала кушанья, костюмы матери и т. д. И все это дѣлалось такъ тонко, что Калеріи Ипполитовнѣ даже придраться было не къ чему. Болѣе всего Калерію Ипполитовну возмущало то, какъ Юленька смотрѣла на нее и улыбалась: въ этой улыбкѣ мать читала свой смертный приговоръ. Вообще у Юленьки былъ уже свой мірокъ, куда она никого не пускала, кромѣ тоненькой Инны, и притомъ эта дѣвчонка уже въ совершенствѣ усвоила себѣ ту иронически-равнодушпую складку, которой всегда щеголяла grande-maman Анна Григорьевна. Но было въ Юленькѣ и новое, чего Калерія Ипполитовна не могла понять, а только чувствовала. Къ Симону Денисычу дѣвочка относилась съ самою обидною снисходительностью, и это заставляло Калерію Ипполитовну даже краснѣть; она начинала бояться этой дѣвчонки и въ присутствіи мужа избѣгала встрѣчаться въ ней глазами.
Съ другой стороны, у Калеріи Ипполитовны шла большая игра. Черезъ Бэтси она знала почти все, что дѣлалось у Доганскихъ, и сообразно съ этимъ расположила планъ своихъ дѣйствій. У Сусанны не было знакомыхъ женщинъ, потому что она относилась къ нимъ съ чисто-восточнымъ презрѣніемъ. Точно такъ же она не любила военныхъ, которые напоминали ей несчастное дѣтство. Общество, окружавшее эту загадочную красавицу, состояло изъ скучныхъ людей; Теплоуховъ, oncle, Нилушка, Богомоловъ, братецъ Романъ, Мансуровъ, — однимъ словомъ, цѣлая коллекція дураковъ, которые могли расшевелить сердце только совсѣмъ глухой и слѣпой женщины. Доганскій былъ на все способенъ и дѣлалъ изъ жены приманку для такихъ идіотовъ, какъ Теплоуховъ, причемъ очень искусно гарантировалъ свое собственное спокойствіе. Калерія Ипполитовна насквозь видѣла эту тонкую игру и рѣшилась воспользоваться оружіемъ своего врага.
— Милочка, нельзя на свѣтѣ прожить безъ маленькой лжи, — любила повторять Калерія Ипполитовна, оставаясь съ Бэтси съ глазу на глазъ. — Нужда заставляетъ… Мнѣ собственно жаль васъ, голубчикъ, вотъ я и придумываю, какъ помочь горю, чтобы Романъ остался съ носомъ въ своихъ ухаживаніяхъ за Сусанной. Вѣдь снъ не злой человѣкъ и можетъ со временемъ исправиться…
Въ одну изъ откровенныхъ бесѣдъ, какія умѣла устраивать Калерія Ипполитовна съ ловкостью провинціальнаго дипломата, Бэтси разсказывала о семействѣ Зоста, гдѣ давала уроки, и между прочимъ назвала старшаго сына Чарльза.
— Развѣ у Зоста есть большой сынъ? — схватилась за это открытіе Калерія Ипполитовна.
— Да, есть… Чарльзу больше двадцати лѣтъ.
— Скажите… И красивый молодой человѣкъ?
— Да… Настоящій англичанинъ: бѣлокурый, съ голубыми глазами, и такее хорошее, открытое лицо.
— Нравится онъ женщинамъ?
— О, очень, — смутилась Бэтси и даже покраснѣла.
— Да вы, пожалуйста, не стѣсняйтесь, милочка… А, понимаю, онъ ухаживалъ за вами?.. Всѣ мужчины начинаютъ съ этого, да и я на мѣстѣ Чарльза сдѣлала бы то же самое, потому что вы, Бэтси, бываете настоящею красавицей, какъ сейчасъ, напримѣръ.
— Нѣтъ, я знаю Чарльза просто какъ хорошаго молодого человѣка, — точно оправдывалась англичанка. — Да ему и не до меня… Вѣдь онъ участвуетъ постоянно на скачкахъ, и дамы отъ него безъ ума. Чарльзъ самъ скачетъ за жокея… онъ такой смѣлый и ловкій молодой человѣкъ.
— Такъ, отлично, — соображала Калерія Ипполитовна. — Намъ придется, кажется, этимъ воспользоваться, т.-е. ловкостью вашего Чарльза. Вы вотъ что сдѣлайте, голубчикъ: при случаѣ разскажите что-нибудь Сусаннѣ про этого Чарльза, ну, что это совсѣмъ необыкновенный молодой человѣкъ, какъ сейчасъ разсказывали мнѣ. Это нравится женщинамъ… И тоже разскажите Чарльзу про Сусанну: удивительная восточная красавица, выдана какими-то дальними родственниками за стараго мужа, — однимъ словомъ, заинтересуйте ею. А потомъ они ужъ сами познакомятся.
— Да Чарльзъ знакомъ съ Доганскимъ и съ вашимъ дядей… По скачкамъ у нихъ какія-то дѣла.
— Тѣмъ лучше… Молодые люди встрѣтятся, сейчасъ же завяжется романъ, и Романъ Ипполитычъ останется съ носомъ.
— Но вѣдь это нечестно! — возмущалась Бэтси.
— Пустяки, голубчикъ… Чѣмъ же мы можемъ защищаться отъ подобныхъ тварей, какъ Сусанна? Это только маленькая военная хитрость; на войнѣ — какъ на войнѣ, говорятъ французы. Ни Сусанна ни Чарльзъ ничего не потеряютъ, а еще будутъ намъ же благодарны…
Бэтси сильно колебалась, а Калерія Ипполитовна не настаивала и обратила весь разговоръ въ шутку. Эта женщина умѣла пользоваться обстоятельствами и постаралась завладѣть довѣрчивою душой одинокой англичанки, которая такъ была несчастлива.
— Ну что, какъ наши дѣла? — спрашивала Калерія Ипполитовна каждый разъ, когда Бэтси приходила на урокъ.
— Нѣтъ, я не могу, — отвѣчала гувернантка. — Знаете, я такъ обязана старику Зосту, притомъ это просто нечестно.
— Перестаньте, душечка… Вашъ Чарльзъ не красная дѣвушка, а Сусанна не монахиня. Не теряйте даромъ времени и повѣрьте моей опытности: я не посовѣтую вамъ ничего дурного…
Въ присутствіи Калеріи Ипполитовны англичанка какъ-то терялась, хотя смутно сознавала, что она поддается вліянію этой немножко эксцентричной женщины. Да и какъ было не поддаться, когда Калерія Ипполитовна относилась къ ней съ чисто-родственнымъ участіемъ? Правда, стоило Бэтси выйти на улицу, какъ у ней являлся совсѣмъ другой порядокъ мыслей, и она говорила самой себѣ: "Калерія Ипполитовна, конечно, прекрасная женщина, но я не могу обманывать".
Возвращаясь съ Вознесенскаго къ себѣ на Моховую, Бэтси всегда была занята этими мыслями и не замѣчала довольно длинной дороги. Она всегда ходила пѣшкомъ, хотя боялась по вечерамъ проходить Невскій, гдѣ всегда попадались такіе ужасные женщины и мужчины. Разъ Бэтси возвращалась отъ Мостовыхъ особенно поздно, и улицы были почти пусты. Бэтси, занятая своими мыслями, торопливо шла по Казанской, гдѣ изрѣдка попадались пьяные мастеровые и всегда несло изъ подвальныхъ этажей чадомъ и дымомъ. Вдали слышался вѣчный гулъ Невскаго, близость котораго дѣлалась замѣтнѣе съ каждымъ шагомъ впередъ. Вотъ и воспитательный домъ и темная глыба Казанскаго собора съ его мрачною колоннадой, а тамъ уже переливается цѣлая полоса яркихъ огней.
— Сударыня-съ… — послышался за спиной Бэтси чей-то осторожный голосъ, и впередъ выдвинулась какая-то военная шинель.
Бэтси ничего не отвѣтила, и только прибавила шагу, но военная шипель шла уже рядомъ, и Бэтси почувствовала запахъ вина. На ея счастье Невскій былъ въ двухъ шагахъ, такъ что, въ случаѣ опасности, Бэтси могла обратиться за помощью къ полиціи.
— Сударыня-съ, позвольте-съ… на два слова, — продолжала шинель, прикладывая руку къ козырьку. — Какъ порядочный человѣкъ-съ… Мнѣ крайне необходимо переговорить съ вами… да-съ…
— Оставьте меня, пожалуйста, или я позову городового, — отвѣтила наконецъ Бэтси, останавливаясь.
— Не извольте безпокоиться, сударыня-съ, — почтительно отвѣтила шинель, тоже останавливаясь. — У меня у самого дочь… т.-е. была дочь. Да-съ… Мнѣ давно необходимо было переговорить съ вами, m-me Кэй. Честь имѣю представиться: капитанъ въ отставкѣ Пуховъ. Я и васъ знаю, и Романа Ипполитовича, и Калерію Ипполитовну, и Сусанну…
— Однако что вамъ угодно отъ меня? — сухо спросила Бэтси, которую очень смущалъ сборный костюмъ капитана, его небритая физіономія и больше всего запахъ вина.
— Вы проживаете въ номерахъ Баранцева на Моховой-съ… Такъ вотъ позвольте мнѣ васъ ужъ проводить до мѣста вашего жительства, а дорогой я вамъ постараюсь все изложить подробно-съ. Только вы, пожалуйста, не опасайтесь меня: я съ самыми хорошими намѣреніями, потому что вы ангелъ-съ… Извините за откровенность, но старику можно позволить, у меня у самого дочь, и вы ее отлично знаете: Сусанна Антоновна, а я Антонъ Терентьичъ Пуховъ… да-съ. Не довѣряете-съ?
— Нѣтъ… т.-е. я, право, не знаю, какъ мнѣ васъ понимать, — смутилась Бэтси, разглядывая сомнительнаго капитана, — Я дѣйствительно занимаюсь съ Сусанной Антоновной…
— И не подозрѣвали, что у нея есть отецъ въ Петербургѣ и притомъ такой непредставительный отецъ-съ? Что жъ дѣлать-съ? Это иногда случается. Чтобы вы не сомнѣвались относительно моей личности-съ, я вамъ разскажу, что вы занимаетесь съ Сусанной англійскимъ языкомъ и съ Юленькой тоже, и что Романъ Ипполитычъ не подозрѣваетъ вашихъ занятій съ Сусанной. Вообще отнюдь не извольте-съ безпокоиться на мой счетъ; я съ самыми благими намѣреніями осмѣлился утруждать васъ своимъ разговоромъ. Что же мы стоимъ, m-lle Кэй? Я васъ провожу до вашего жилища и дорогой все изложу, хотя мой разсказъ довольно великъ-съ…
Они перешли Невскій, потомъ повернули въ Михайловскую улицу, чтобы черезъ Михайловскую площадь ближе пройти на Моховую. Бэтси молчала всю дорогу, и говорилъ одинъ капитанъ, подробно излагавшій всю исторію съ "бухарочкой Шурой", а затѣмъ біографію Сусанны.
— Я все-таки не понимаю, что вамъ нужно отъ меня, — проговорила наконецъ Бэтси, когда они по Моховой уже подходили къ номерамъ Баранцева. — Мнѣ кажется, что всѣ эти подробности нисколько не касаются меня. Если я занимаюсь у Доганскихъ и у Мостовыхъ, то это совершенная случайность, и мнѣ до ихъ біографіи рѣшительно нѣтъ никакого дѣла…
Они остановились у подъѣзда номеровъ Баранцева, но капитанъ не думалъ уходить и продолжалъ настаивать, чтобы его выслушали до конца. Въ дверяхъ подъѣзда показался швейцаръ Григорій и, приподнявъ фуражку, ждалъ, когда Бэтси пройдетъ мимо него. Оставаться на тротуарѣ на глазахъ Григорія было неловко, и Бэтси, скрѣпя сердце, пригласила капитана къ себѣ въ квартиру.
— Я только на минутку заверну къ вамъ — говорилъ капитанъ, величественно передавая свою истрепанную шинелишку Григорію. — Мнѣ приходилось бывать здѣсь раза два… у Романа Ипполитыча, — припоминалъ онъ, поднимаясь по лѣстницѣ за Бэтси. — Меня и вашъ швейцаръ знаетъ, сударыня-съ…
Очутившись наконецъ въ квартирѣ Бэтси, капитанъ съ удовольствіемъ осмотрѣлъ уютную обстановку и, покручивая усы, терпѣливо ждалъ, пока хозяйка снимала свою шубку; отъ его помощи она отказалась. Бэтси ужа раскаивалась, что пригласила въ свое гнѣздышко совершенно незнакомаго человѣка, который Богъ знаетъ что можетъ надѣлать; собравъ все присутствіе духа, она вошла въ комнату со строгимъ и увѣреннымъ лицомъ.
Она указала своему гостю на низкое кресло около дивана, а сама помѣстилась на другомъ такомъ креслѣ; ихъ теперь отдѣлялъ круглый столъ, что немного успокоило Бэтси, потому что капитанъ не бросится же на нее черезъ столъ. Между прочимъ, она успѣла разсмотрѣть капитана при свѣтѣ лампы, и онъ показался ей теперь такимъ старымъ и жалкимъ, а капитанъ сидѣлъ на своемъ креслѣ, опустивъ голову, и, какъ показалось Бэтси, дремалъ самымъ безсовѣстнымъ образомъ.
"Онъ еще, пожалуй, уснетъ въ креслѣ", — со страхомъ подумала Бэтси и притворно закашляла.
Эта невинная уловка заставила капитана очнуться, и онъ засмѣялся такой хорошею улыбкой.
— Ахъ, ангельчикъ мой, я дѣйствительно немножко того-съ, задумался, — заговорилъ онъ, поднимая брови. — Да-съ… Только вы не подумайте, что я задремалъ отъ какой-нибудь посторонней причины. Нѣтъ-съ, мнѣ вдругъ сдѣлалось такъ хорошо, очень хорошо-съ… теплота такая разлилась. Старъ я, сударыня, и на меня иногда находитъ этакая задумчивость, даже весьма странная… Сейчасъ вотъ сижу и думаю: точно я видѣлъ когда ваше гнѣздышко, — именно такое оно у васъ и должно быть, я въ этомъ былъ увѣренъ. Подите вотъ, шелъ съ вами и думалъ отъ этомъ… И еще думалъ, сударыня, о томъ-съ, что вотъ, если бы была у меня такая дочь, какъ вы, и пришелъ бы я къ ней вотъ такъ, вечеркомъ, сѣлъ бы вотъ такъ же въ креслице и сталъ бы сидѣть смирно-смирно, какъ ребенокъ, а самъ все смотрѣлъ бы на нее и радовался… да, сударыня, радовался бы, а теперь я долженъ нѣкоторымъ образомъ проливать слезы-съ… Извините, сударыня, что я безпокою васъ своимъ ребячествомъ, но говорю единственно потому, что вижу вашу ангельскую душу… да, вижу-съ!
Этотъ оригинальный приступъ окончательно смутилъ Бзтси: ей вдругъ захотѣлось приласкать этого жалкаго старика, обнять его такъ горячо-горячо и заплавать у него на груди.
"Неужели этотъ жалкій старикъ — отецъ Сусанны?" — думала Бэтси, принимаясь опять разглядывать своего гостя.
— А я знаю, что вы думаете, — засмѣялся капитанъ, закручивая усъ. — Вы думаете, неужели этотъ старичонка отецъ Сусанны Антоновны, да? Ничего, не смущайтесь, сударыня. Дѣйствительно, оно немного странно-съ… Сначала я на нее сердился, а потомъ, т.-е. теперь, мнѣ ея жаль, потому что развѣ счастье въ деньгахъ, въ богатствѣ, въ хорошихъ платьяхъ, въ дорогихъ лошадяхъ? Нѣтъ, сударыня, счастье больше любитъ вотъ такія маленькія комнатки да верхніе этажи. Ну, да все это такъ, между прочимъ, а теперь о главномъ-съ. Пришелъ я къ вамъ, сударыня, вотъ зачѣмъ-съ: напрасно вы такъ сближаетесь съ этою Калеріею Ипполитовной; нехорошая она женщина, да-съ, и добру васъ не научитъ. Я вѣдь въ тѣхъ же номерахъ проживаю и все вижу, что дѣлается: и какъ вы на уроки къ нимъ приходите, и какъ Калерія Ипполитовна около васъ колесомъ ходить. Охъ, не ладно, это сударыня, не спроста дѣлается, а поэтому мнѣ жаль васъ, сударыня, отъ души жаль-съ… Давно я хотѣлъ предупредить васъ, сударыня, но все не рѣшался, а сегодня рѣшился: прогоните, такъ прогоните, а я все скажу, что лежитъ на душѣ. Вы еще молоды и неопытны, а мы ужъ старые воробьи, видали всякіе виды. Знаю я и удочку, на какую васъ ловитъ Калерія Ипполитовна, весьма знаю: она пользуется двусмысленнымъ поведеніемъ Романа Ипполитыча и возбуждаетъ въ васъ чувство ревности. Конечно, я многимъ обязанъ Роману Ипполитычу и теперь нахожусь отъ него въ полной зависимости, но всегда скажу и въ глаза и за глаза: нехорошо они поступаютъ съ вами. Мнѣ это тѣмъ болѣе обидно, что источникомъ вашихъ огорченій служитъ теперь моя Сусанна… Она на ложной дорогѣ и вмѣстѣ съ собой губитъ другихъ.
— Послушайте, это неправда, — вступилась поблѣднѣвшая Бэтси. — Все это однѣ догадки и сплетни.
— Тѣмъ хуже, сударыня. Значитъ, нѣтъ правды, нѣтъ истины-съ, а гдѣ нѣтъ правды, тамъ скорбь и уныніе. Я самъ много перенесъ душевныхъ невзгодъ и могу сочувствовать чужому горю, особенно вашему. Вотъ мой совѣтъ: удаляйтесь отъ Калеріи Ипполитовны и не вѣрьте ни одному ея слову. Она не остановится ни передъ чѣмъ, чтобы достичь своей цѣли.
— Право, вы ошибаетесь, Антонъ… Антонъ…
— Терентьичъ, сударыня.
— Да, извините… Трудно со стороны судить чужую семейную жизнь.
— Но со стороны иногда бываетъ даже виднѣе, какъ человѣкъ идетъ въ яму… и это бываетъ-съ. Я говорю все это собственно изъ сочувствія къ вамъ, потому что вижу вашу ангельскую душу и вижу ваше напрасное горе. Знаете, бываютъ такія положенія, сударыня, когда чужое хорошее да доброе слово дороже золотой горы. Я васъ полюбилъ, какъ родную дочь, нѣтъ, больше, и если вамъ придется ужъ слишкомъ трудно, позовите меня, старика, и поплачемте вмѣстѣ, оно все же легче будетъ. А теперь, сударыня, имѣю честь кланяться… извините за глупый разговоръ-съ.
Канитанъ поднялся и взялъ въ руки свою фуражку. Бэтси крѣпко пожала ему руку и проводила до дверей: у ней въ глазахъ стояли слезы.