Бурный поток (Мамин-Сибиряк)/Часть 4/VII/ДО
Неожиданная смерть Теплоухова прежде всего отразилась на положеніи Доганскаго, который сейчасъ же былъ устраненъ отъ занимаемаго имъ мѣста главноуполномоченнаго. Этимъ фактомъ его судьба рѣшилась окончательно, потому что Доганскій теперь потерялъ всякое значеніе въ томъ исключительномъ мірѣ дѣльцовъ, въ которомъ вращался до сихъ поръ. Прямыхъ наслѣдниковъ послѣ Теплоухова не осталось, но выплыли на свѣтъ Божій какіе-то дальніе родственники, которые и заявили свои права на громадное наслѣдство; были тутъ и двоюродные племянники, и внучатныя племянницы, и еще какіе-то сомнительные родственники, которые очень горячо вступились въ дѣло. Все имущество Теплоухова поступило въ опись, и такъ какъ, вопросъ о наслѣдствѣ явился спорнымъ, то назначена была временная опека, которая, прежде всего, и дала отставку Доганскому.
— Сусанна, мнѣ нужно поговорить съ тобой серьезно! — заявилъ Доганскій женѣ, когда получилъ отставку.
Разговоръ происходилъ въ столовой за завтракомъ.
— Я слушаю, — лѣниво отвѣтила Сусанна, чувствовавшая себя не въ духѣ съ самаго утра.
— До сихъ поръ я не вмѣшивался въ твои личныя дѣла, — заговорилъ Доганскій, растягивая слова, — а теперь я долженъ тебя предупредить, что у насъ ничего нѣтъ, кромѣ долговъ. Необходимо принять нѣкоторыя мѣры… я говорю собственно о тебѣ. Ты нынче совсѣмъ не обращаешь вниманія на свою наружность… Впрочемъ, какъ знаешь.
Сусанна ничего не отвѣтила, а только вопросительно съежила плечи, да и что же ей было отвѣчать, когда она сама не знала, что ей дѣлать съ собой? Благодаря мальчишкѣ Зосту, вліятельные старички перестали бывать у Сусанны, а съ ними исчезло и ея вліяніе въ промышленномъ мірѣ. Да и знакомыхъ старыхъ никого не осталось: oncle поселился съ Бэтси въ Москвѣ, Julie жила пока у нихъ, Нилушка бывалъ рѣдко, а Богомоловъ не показывалъ носа со дня смерти Теплоухова. Кромѣ Чарльза Зоста, у Доганскихъ теперь бывалъ одинъ Покатиловъ, который оставался на прежнемъ положеніи.
— Вы, кажется, хотите разыгрывать роль истиннаго друга, который остается вѣрнымъ даже въ несчастіи? — спрашивала его Сусанна однажды.
— Что же дѣлать, если такая моя судьба.
— Я на вашемъ мѣстѣ давно бросила бы все къ чорту… Охота вамъ впутываться въ чужія дѣла, особенно когда люди тонутъ у всѣхъ на глазахъ. Вы просто губите свою репутацію… Кстати, когда-то мы обѣщадись быть откровенными: Юрій много беретъ у васъ денегъ?
— Нѣтъ… то-есть, кажется, раза два онъ занималъ по мелочамъ.
— Вотъ и лжете. Я знаю, что онъ начинаетъ васъ сосать. Такъ я васъ покорнѣйше прошу, не давайте ему ни гроша; это безполезно для насъ всѣхъ.
Хотя Сусанна говорила, по своему обыкновенію, очень рѣзко и въ ироническомъ тонѣ, но Покатиловъ почувствовалъ, что она разъ взглянула на него совсѣмъ иначе, какъ не смотрѣла никогда раньше, и этотъ взглядъ ожегъ его, какъ блеснувшій изъ-за тучъ лучъ солнца. Быть-можетъ, онъ ошибся, ему показалось, а въ дѣйствительности Сусанна смотрѣла на него какъ всегда. Всѣ эти вопросы и сомнѣнія мучили Покатилова неотступно нѣсколько дней, и онъ то смѣялся надъ собственною близорукостью, то впадалъ въ обычный холодно-ироническій тонъ, но все это не мѣшало ему чувствовать себя счастливымъ какимъ-то безотчетнымъ счастьемъ, въ которомъ грезы и дѣйствительность перемѣшивались.
Доганскій дѣйствительно обратился къ Покатилову и съ немного циничною откровенностью объяснилъ безвыходное положеніе своихъ дѣлъ.
— Я этого такъ боялся, — повторялъ Доганскій, припоминая неожиданную смерть Теплоухова. — Но онъ еще догадался отправиться на тотъ свѣтъ въ самый неудобный моментъ… Я говорилъ съ Сусанной, но она, кажется, не желаетъ ничего понять. Это такой совершенно особенный характеръ, какъ вамъ не безызвѣстно… Вотъ что, Романъ Инполитычъ, вы вѣдь давно любите Сусанну?
— Да… но странный вопросъ…
— Нѣтъ, вы, пожалуйста, не обижайтесь; я человѣкъ безъ предразсудковъ и говорю вполнѣ откровенно. Дѣло въ томъ, что необходимо именно теперь поддержать ее, пока минуетъ критическое положеніе, а тамъ все уладится само собой… Мы будемъ вмѣстѣ заботиться о ней. Да?
— Къ вашимъ услугамъ, Юрій Петровичъ.
— Со временемъ я возвращу вамъ все, по теперь мнѣ необходима нѣкоторая поддержка. Надѣюсь, что мы понимаемъ другъ друга.
Новые друзья молча пожали руки другъ другу, и съ этого момента Доганскій безъ всякой церемоніи принялся черпать средства изъ кассы "Сѣвернаго Сіянія", причемъ поставилъ дѣло такъ, что Покатиловъ же долженъ былъ просить его объ этомъ. Конечно, газета давала большія средства, но при своемъ безалаберномъ хозяйствѣ Покатиловъ едва сводилъ концы съ концами, а теперь уже пришлось лѣзть прямо въ долги, о чемъ никто не долженъ былъ знать, даже самъ Доганскій. Деньги шли на Сусанну, слѣдовательно не могло быть и разговора о томъ, какъ и гдѣ ихъ взять, лишь были бы деньги. Покатиловъ чувствовалъ себя положительно счастливымъ въ тѣ дни, когда вручалъ Доганскому солидные куши денегъ, точно выплачивалъ этимъ какой-то долгъ, давно лежавшій у него на душѣ. И въ самомъ дѣлѣ, вѣдь Сусанна помогла ему основать свою газету, а ужъ потомъ онъ понемногу разсчитался съ Теплоуховымъ. Правда, Доганскій тратилъ деньги Богъ знаетъ на что: купилъ пару новыхъ лошадей, принялся заново перестроивать дачу въ Павловскѣ, даже сдѣлалъ довольно крупное пожертвованіе въ одно благотворительное общество, — и все это дѣлалось на покатиловскія деньги, а самъ Покатиловъ не смѣлъ ничего замѣтить, потому что, значитъ, такъ нужно для Сусанны и не ему учить Доганскаго. Иногда, точно въ насмѣшку, Доганскій представлялъ счеты своихъ расходовъ, но Покатиловъ рвалъ ихъ, не глядя.
Въ самый разгаръ этихъ финансовыхъ операцій нагрянулъ Нилушка Чвоковъ, который послѣ выставки на полгода ѣздилъ по дѣламъ за границу и только-что вернулся оттуда; онъ, однако, успѣлъ пронюхать объ отношеніяхъ Доганскаго къ Покатилову и заявился съ самымъ негодующимъ видомъ.
— Вы тутъ всѣ съ ума сошли! — кричалъ Нилушка на Покатилова. — Ну, скажи на милость, на что это похоже? Доганскій, конечно, хорошъ самъ по себѣ, но онъ всегда былъ и останется такимъ, а ты-то какого дурака валяешь, а?.. Губить дѣло, губить себя, и все это изъ-за чего? Одна блажь дурацкая, потому что Доганскаго ужъ не намъ съ тобой спасать! Опомнись, ради Бога, вѣдь ты петлю надѣваешь себѣ на шею!.. Я еще понимаю, когда человѣкъ рискуетъ послѣднею копейкой съ опредѣленною цѣлью, а тутъ даже и цѣли никакой нѣтъ! Чортъ знаетъ, что такое!
— Значитъ, не понимаешь ничего? — спрашивалъ Покатиловъ спокойно.
— Рѣшительно ничего не понимаю!
— Въ такомъ случаѣ лучше поговоримъ о болѣе понятныхъ предметахъ. Ну, какъ ты за границею пожилъ?
— Э!.. э!.. братику, не заговаривай зубовъ! Наплевать мнѣ на эти заграницы, а я пришелъ о дѣлѣ толковать! Я вчера видѣлъ твоихъ векселей тысячъ на пятьдесятъ, что это значитъ?
— Это значитъ только то, что всякому ближе про себя знать.
— И смотрѣть, сложа руки, какъ другой тонетъ?
— И смотрѣть…
— Ну, въ такомъ случаѣ намъ съ тобой дѣйствительно не о чемъ толковать! Къ чужой кожѣ своего ума не пришьешь!
Друзья холодно разстались. Покатиловъ думалъ теперь о новыхъ займахъ, напрягая всѣ силы мозга, потому что деньги были нужны до зарѣза.
Капитанъ и Симонъ Денисычъ хотя ничего не говорили другъ другу, но отлично понимали, зачѣмъ повадился Доганскій къ нимъ въ редакцію; они возненавидѣли этого прогорѣвшаго дѣльца всею душой, но были совершенно безсильны противъ него. Они предчувствовали, какъ корабельныя крысы, что ихъ корабль далъ опасную течь и теперь идетъ ко дну. Оставалось выдерживать характеръ до конца и не подавать никому вида о дѣйствительномъ положеніи дѣлъ. Друзья даже избѣгали смотрѣть другъ другу въ глаза, какъ измѣнники, и работали совершенно молча.
Иногда капитанъ заходилъ въ квартиру Мостовыхъ и просиживалъ здѣсь вечеръ за разными семейными разговорами. На столѣ кипитъ самоваръ, Калерія Ипполитовна съ Зинаидой Тихоновной ковыряютъ какую-нибудь дешевую работу, стаканы стынутъ на столѣ, а время идетъ да идетъ.
Однажды, когда зимнимъ вечеромъ вся компанія бесѣдовала самымъ мирнымъ образомъ, послышался звонокъ; горничная открыла дверь, и въ комнату вошелъ Покатиловъ.
— Меня, конечно, не ожидали, — заговорилъ онъ въ шутливомъ тонѣ, здороваясь съ сестрой. — Леренька, Богъ съ тобой, да ты совсѣмъ состарилась, а? Что это съ тобой?
— Ахъ, перестань глупости говорить, — сконфузилась немного Калерія Ипполитовна, но сейчасъ поправилась и прибавила:— Ты такъ давно не бывалъ у насъ, что все тебѣ кажется въ темномъ цвѣтѣ.
— Да, года два, кажется, не былъ, — припоминалъ Покатиловъ, снимая перчатки; онъ былъ во фракѣ и въ бѣломъ галстукѣ, очевидно, на пути куда-то. — Впрочемъ, меня трудно обвинять за недостатокъ родственныхъ чувствъ въ этомъ случаѣ, потому что разъ — у меня все это время было по горло дѣла, а потомъ… Однимъ словомъ, ты меня, Леренька, прогнала тогда въ шею, когда я былъ здѣсь въ послѣдній разъ. Но я не злопамятенъ, и если не былъ у тебя такъ долго, то совсѣмъ по другимъ причинамъ.
— Наши счеты съ тобой слишкомъ длинны, чтобы повторять ихъ, — проговорила Калерія Ипполитовна. — Хочешь чаю?
— Съ удовольствіемъ.
— Ты, кажется, куда-то ѣдешь?
— Да, по своимъ газетнымъ дѣламъ… Я вамъ, господа, не помѣшалъ?
— Нѣтъ, что вы, Романъ Ипполитычъ, помилуйте! — въ голосъ подхватили капитанъ и Симонъ Денисычъ. — Въ кои-то вѣки собрались.
— А вотъ вы такъ помолодѣли, Романъ Ипполитычъ, — раболѣпнымъ тономъ заговорила Зинаида Тихоновна, непреодолимо тяготѣвшая къ каждому успѣху. — Такой молодецъ, право.
— За меня замужъ пойдете? — спрашивалъ Покатиловъ, прихлебывая чай. — Кажется, вы когда-то были не совсѣмъ равнодушны ко мнѣ.
— Ахъ, какіе вы шутники, Романъ Ипполитычъ! — жеманно отвѣтила Зинаида Тихоновна, очень польщенная вниманіемъ такого большого барина, какимъ былъ въ ея глазахъ Покатиловъ.
Покатилова непріятно поразила обстановка квартиры Мостовыхъ и особенно совсѣмъ состарившаяся сестра, которой можно было теперь дать лѣтъ подъ шестьдесятъ, такъ она обрюзгла и посѣдѣла за послѣдніе три года. Въ номерѣ былъ тотъ особенный безпорядокъ, который является первымъ признакомъ разрушающагося семейнаго очага: разбросанныя вездѣ вещи, пыль на стѣнахъ, сборная чайная посуда, неряшливый костюмъ хозяйки и, главное, вездѣ чувство какой-то тяжелой безвыходной апатіи. Калерія Ипполитовна настолько опустилась, что даже не замѣтила впечатлѣнія, которое произвела на брата ея квартира.
Поболтавъ съ полчаса, Покатиловъ уѣхалъ. Въ комнатѣ долго стояло принужденное молчаніе, потому что каждый объяснялъ этотъ неожиданный визитъ по-своему. Капитанъ и Симонъ Денисычъ какъ-то испуганно переглянулись между собой, но ничего не сказали; Калерія Ипполитовна впала въ свое обычное апатичное состояніе и, кажется, думала совсѣмъ о другомъ.
— На своихъ лошадяхъ пріѣзжалъ, — заговорила неожиданно Зинаида Тихоновна. — Какъ же, и сани у него американскія, съ медвѣжьей полостью. Ужъ такой франтъ, такой франтъ…
Черезъ нѣсколько дней Покатиловъ повторилъ визитъ и уже просидѣлъ на этотъ разъ гораздо дольше; онъ съ намѣреніемъ выбралъ такое время, когда Симонъ Денисычъ былъ въ редакціи и Калерія Ипполитовна была дома одна. Поболтавъ о разныхъ разностяхъ, Покатиловъ съ необходимыми прелюдіями приступилъ къ настоящей цѣли своего посѣщенія.
— Я пріѣхалъ къ тебѣ, Калерія, по очень важному дѣлу, — заговорилъ онъ съ напускною непринужденностью. — Ты, вѣроятно, уже догадываешься?
— За деньгами?
— Да.
Покатиловъ очень подробно описалъ блестящее положеніе своей газеты и случившійся кризисъ: смерть Теплоухова отразилась на изданіи тѣмъ, что нужно было разомъ выплатить большую сумму очутившемуся безъ дѣла Доганскому, который былъ участникомъ предпріятія вмѣстѣ съ Теплоуховымъ. Теперь недостаетъ какихъ-нибудь тридцати тысячъ, которыя онъ возвратитъ черезъ полгода. Въ доказательство своихъ словъ Покатиловъ принялся высчитывать свои годовые доходы и расходы и вѣроятныя полученія отъ годовой подписки и розничной продажи. Калерія Ипполитовна выслушала его внимательно и только проговорила:
— Я посовѣтуюсь съ maman… Симонъ Денисычъ ничего не понимаетъ въ этихъ дѣлахъ.
Maman назвала Калерію Ипполитовну дурой, зачѣмъ она тревожитъ ее такими пустяками: дать Роману деньги — все равно, что бросить ихъ въ воду. Но именно такое мнѣніе maman повліяло на Калерію Ипполитовну совершенно въ обратную сторону, какъ часто случается съ такими родственными совѣтами. Да и дѣла "Сѣвернаго Сіянія" были въ самомъ блестящемъ положеніи, о чемъ говорилъ весь Петербургъ, а это — самая хорошая гарантія, тѣмъ болѣе, что Романъ бралъ деньги подъ вексель съ десятью процентами въ годъ. Послѣднія деньги Мостовыхъ были взяты изъ банка и перешли въ руки Покатилова, а отъ него къ Доганскому, который разсовалъ ихъ въ двѣ недѣли съ небольшимъ.
— Ты, пожалуйста, не болтай объ этомъ никому, — предупреждалъ Покатиловъ сестру. — Пусть останется это между нами.
Калерія Ипполитовна дѣйствительно никому не говорила, даже Симону Денисычу, а тѣмъ болѣе Зинаидѣ Тихоновнѣ, которая тоже, видимо, что-то скрывала отъ Калеріи Ипполитовны.
— Послушай, Леренька, ты берегись Романа! — заговорилъ однажды Симонъ Денисычъ, вернувшись домой изъ редакціи не въ духѣ.
— А что такое случилось?
— Да такъ, собственно, пустяки… Романъ взялъ у Зинаиды Тихоновны пять тысячъ и оставилъ въ залогъ какой-то очень сомнительный вексель съ бланкомъ Доганскаго. Я подозрѣваю, что этотъ вексель — подложный, и Романъ жестоко можетъ поплатиться. Капитанъ это разсказываетъ.
Съ Калеріей Ипполитовной сдѣлалось дурно, но она никому не выдала своей тайны.