Введение в археологию. Часть II (Жебелёв)/36

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Введение в археологию. Часть II. Теория и практика археологического знания — V. Археология в среде родственных дисциплин и ее самодовлеющее значение. — 36. Археология и история искусства
автор Сергей Александрович Жебелёв (1867—1941)
Дата создания: август 1923, опубл.: 1923. Источник: С. А. Жебелёв Введение в археологию. Часть II. — Петроград, 1923.

[161]36. Ни с одною дисциплиной, однако, археология так тесно не соприкасается, как соприкасается она с историей искусства. [162]Трудно провести точную границу между обеими этими дисциплинами. Нельзя определенно сказать: здесь — область ведения археологии, там — область ведения истории искусства.

Мы видели, что в Германии, в первой половине XIX века, классическую археологию склонны были считать частью классической филологии. Когда во второй половине того же века прежнее увлечение филологией сменилось таким же увлечением историей, и к археологии стали применять исторический метод изучения и относить ее к числу не столько филологических, сколько исторических дисциплин. С тех пор, как углубились занятия памятниками искусства средневекового и нового, и на археологию стали смотреть, как на часть общей науки об искусстве, ее стали помещать в ближайшее отношение к истории классического (греческого и римского) искусства. Лишь как на традиционный пережиток можно указать, что в Германии университетское преподавание истории искусств все еще продолжает делиться на „археологию (Arohälogie, Altertumswissenschaft), в собственном смысле, куда входит и история древнего искусства, и на „историю искусства“ (Kunstgeschichte, Kunstwissenschaft), куда относится, главным образом, история христианского (в том числе нового и новейшего) искусства.

Автор новейшего руководства по классической археологии (к сожалению, оно остановилось на первом выпуске) Булле, прошедший школу Брунна, все еще продолжает стоять на традиционной точке зрения. Конечным хронологическим пределом археологии он считает эпоху Великого переселения народов; или точнее, по примеру Зибеля (L. Sybel, Weltgeschichte der Kunst im Altertum, 2 изд. 1903), Константинопольскую Софию (532 г.). „Все то, что лежит за этим пределом, говорит Булле, мы относим к истории нового искусства, так как тут почти совпадают начало свежего развития и конец специфических археологических признаков“. Булле справедливо возражает тем ученым (например, Кёппу), которые понимали и понимают археологию в смысле классической (греческой и римской) археологии, хотя и замечает, что последняя является „самою ценною“, „центральною“. Булле готов признать право на существование „египетской, передне-азиатской, средне- и ееверно-европейской, юго-западно-европейской археологии“ (или то, что́ теперь называют „преисторией“), причем под „средне- и северно-европейской“ археологией понимает археологию „римско-кельтско-германско-скандинавскую“. Признает Булле и „христианскую археологию“, понимая под нею археологию ранне-христианскую, когда „античное искусство“ „идет на службу к христианству“. Не в прямой связи, а лишь в „параллельном соприкосновении“ с упомянутыми отделами археологии Булле упоминает об археологии „индийской, [163]китайской, внутренне-азиатской, северно-американской, мексиканско-перуанской“. История нового искусства (Die neuere Kunstgeschichte) начинается там, где обрывается археология, заканчивает Булле. „Внутренней мотивировки для разделения обеих дисциплин, пожалуй, нет; оно является лишь следствием обширности всего предмета и обусловленного различным состоянием памятников метода работы. Археолог должен быть хорошо осведомлен в истории нового искусства, чтобы, на основании менее разрозненного материала, изучить силы, двигающие искусство. Еще в большей степени историк нового искусства должен знать античность, которая так часто служила закваскою для развития искусства в новое время“.

Если встать на усвоенную в Германии точку зрения и проводить механическим путем деление всей истории искусства на археологию, понимая под нею историю искусства древности, хотя бы до Юстиниана, и на историю нового искусства, включая в нее искусство средневековое, эпохи Возрождения и все последующее, то, в сущности, смело можно сдать в архив самое понятие археологии и по-просту говорить об истории древнего искусства, распределяя его по рубрикам: искусство доисторическое, египетское, передне-азиатское, греческое (вспомним, что уже Брунн озаглавил свое последнее произведение „Griechische Kunstgeschichte“), римское, ранне-христианское. Мы полагаем, однако, что сдавать археологию в архив еще рано; что, с одной стороны, археология не есть история древнего искусства (включая сюда и археологию доисторическую и археологию ранне-христианскую), а с другой — что наряду с историей нового искусства, в тех хронологических рамках, какие для нее отводятся, может существовать своя археология. На установившееся в науке деление на археологию и на историю нового искусства, несомненно, оказало влияние освященное традицией деление истории на древнюю, среднюю и новую — деление, которое, с строго научной точки зрения, вряд ли кто стал бы поддерживать и которым приходится пользоваться по чисто практическим соображениям, имеющим практическую важность для исследователя, но вовсе не обязательным, а иногда и вредоносным для существа дела.

Говорить много о том, что археология и история искусства стоят в ближайшем и теснейшем соотношении, вряд ли есть нужда. Это ясно само по себе и доказывается уже одним тем обстоятельством, что и та и другая оперируют над одним и тем же материалом. И археология и история искусства руководствуются, при занятиях памятниками искусства и старины, одним и тем же методом. И основная теоретическая цель, к которой стремится как археология, так и история искусства, как и всякая иная наука, одна и та же: подойти возможно ближе к установлению истины. [164]Но побочные, практические цели у каждой науки могут быть свои; с точки зрения этих целей и нужно разграничивать археологию и историю искусства на две самостоятельные и самодовлеющие дисциплины.

Подобно тому как при филологических занятиях памятниками письменными, поскольку разбирается их форма и содержание, конечною целью является включение этих памятников в историю письменности (или, в более ограниченном смысле, в историю литературы), так при археологических занятиях вещественными памятниками в отношениях формальном (внешняя форма и техника), реальном (сюжет) и стилистическом (стиль) конечная цель заключается в приурочении этих памятников к определенному месту в истории искусства. В этом отношении археология искусства, до известной степени, занимает в отношении истории искусства такое же положение, какое имеет источниковедение по отношению к истории вообще. Археология искусства дает, для воссоздания его истории, тщательно собранный, критически проверенный и основательно проработанный материал. Если история искусства стремится углубить предмет своего содержания, то археология искусства старается всячески его расширить. Если история искусства имеет своею задачею исследование художественных форм и стиля в их историческом развитии, то археология искусства разбирает детально самый памятник или группу памятников искусства, но опять-таки обязательна и неукоснительно на исторической основе. Если главная цель истории искусства — синтез памятников, то такая же цель археологии искусства — их анализ. Подобно тому, как главная задача историка состоит в том, чтобы на основе выработанных историческою критикою приемов изучить подлежащие источники и в результате этого изучения воссоздать картину прошлой жизни в ее отношениях и связях с предыдущим и последующим, так задача историка и археолога искусства состоит в таком же воссоздании художественной жизни прошлого и его быта, поскольку все это нашло свое выражение в памятниках изобразительных искусств и художественных ремесл, во всех проявлениях материального быта. Расчищая почву для воссоздания истории искусства путем археологического изучения его памятников, историк искусства eo ipso должен быть и археологом. Но так как метод исследования в истории и в археологии искусства один и тот же, то всякий археолог в то же время должен быть и историком искусства. Как они поделят между собою свои задачи, это будет зависить от свойства подлежащего их изучению материала. Но и историк и археолог искусства могут плодотворно работать, лишь усвоив себе, как необходимую базу, общую историческую основу: ибо и археология и история искусства, в конце концов, составляют [165]особые отделы той универсальной науки, общее имя которой — „история“. Не все то, что̀ важно и интересно для археологии искусства, столь же важно и интересно для его истории. Последняя возьмет потребное для себя из археологии в расчищенном и обследованном виде.