Выгодная торговля (Гримм)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Выгодная торговля
автор Вильгельм Карл, Якоб Гримм, пер. В. А. Гатцука (1893 г.)
Оригинал: нем. Der gute Handel, опубл.: 1812. — Источник: az.lib.ru

Братья Гримм[править]

Выгодная торговля.[править]

Источник текста: Братья Гримм — Сказки, изложенные по сборнику Бр. Гримм в 17 т., т. 1.

Типография В. А. Гатцук (Д. Чернышевский), Москва 1893 г.

Переводчик: не указан


Продал мужик на базаре свою корову за двенадцать рублей. Идет он домой и слышит, в пруде лягушки квакают: «Ква, ква, ква!» «Эх вы, — говорит мужик; — тоже понимаете: Два, два! Нет, не два, а двенадцать рублей за корову-то выручил.» А лягушки всё свое: «Ква, ква, ква!» Мужик остановился, и говорит с сердцем: «Сказано вам, идолы: не за два целковых корова пошла, а за двенадцать. Небось, я продал-то. Может вы лучше знаете!?». Лягушки всё свое. «Ну, нате, смотрите, горластые, коли не верите на слово: вот они деньги, — совсем рассердился мужик, — Вот они, серебром получил, всё целковыми!» И давай считать на ладони. Сосчитал перед прудом, на виду, двенадцать целковых. А лягушкам и дела нет до его счета, они всё свое: «Ква, ква, ква!» Тут уж вовсе глупого мужика злость разобрала: — «Что? И теперь не верите? Так нате, считайте по-своему!» — И со всего размаху кинул в воду деньги: «Считайте, анафемы! Может, у вас по вашему лягушиному счету из двенадцати целковых два выйдет, а я здесь на травке поотдохну.» Сидел, сидел мужик, темнеть стало, да и домой пора, а лягушки пуще прежнего заливаются: «ква, ква, ква!» «Ах вы, квакуши пучеглазые, жабы горластые! Глотки-то, я слышу, широки у вас, да головы пусты: двенадцати рублей сосчитать ума не хватает. Аль вы думаете, что я тут и буду стоять да ждать, пока вы со счетом справитесь? Как не так!» Плюнул мужик и пошел домой, а лягушки ему в след: «Ква, ква, ква!»

Не много прошло после того времени, — стало опять мужика подмывать на торговлю: «Дай-ка, — думает, — куплю корову, заколю ее, продам мясо повыгоднее, — смотришь, и за старую выручу, да еще шкура на придачу останется.» Сказано — сделано. Подъезжает он с мясом к городу, — откуда ни возьмись целая стая собак, и самая из них большая прыгает вокруг воза и лает: «вау, вау, вау!» — «Э, — говорит мужик, — чего ты, пес, всё кричишь: „дай, дай!“ Ведь даром не отдам: плати-ка, брат, деньги.» А собака всё свое: «вау, вау». — «Ну, ладно, я тебя знаю: ты мясников пес, — говорит мужик, — у мясника служишь. Хочешь получить говядину, — поручись за хозяина, что через три дня отдадите за всю двадцать пять рублей. Смотри не обмани, а то плохо тебе будет, да поглядывай, чтобы у тебя твои товарищи мясо не отняли, хоть ты и больше их всех.»

Сбросил глупый мужик говядину с воза и поехал домой.

Прошло три дня, — не несут мужику денег за говядину ни мясник, ни его собака. «Что же это, — думает он; — уж, видно, никому на свете верить нельзя. Этак всякое терпенье лопнет!» — и пошел в город к мяснику требовать своих денег.

Мясник подумал было, что мужик над ним шутки шутит, когда тот стал требовать деньги за говядину, но когда мужик, стал кричать и ругаться, говоря, что мясник нарочно подослал свою собаку, чтобы надуть его, — мясник взял метлу и выгнал его вон.

— Погоди, — сказал мужик, — я найду на тебя управу! — и пошел к королю. Король сидел на троне с своей дочерью, Несмеяной-королевной, — ее так потому назвали, что она никогда не смеялась, — принял мужика и спросил, что у него за горе. «Чистая беда, господин король, — отвечал мужик: ограбили меня лягушки и мясникова собака, а мясник, — он-то самый мошенник и есть, — еще метлой по шее поподчивал.» И рассказал королю всё, как было, с самого начала. Слушая про мужиково горе, королевна засмеялась; дальше, — больше, наконец, до слез расхохоталась, а король и говорит, шутя:

— Ну, мужик, этому твоему горю я не могу помочь, но за то бери себе в жены мою дочь, Несмеяну-королевну. Я обещал выдать ее за того, кто заставит ее рассмеяться.

— Нет уж, господин король, покорнейше вас благодарю: мне и своей бабы много. От одной не знаю, как отвязаться: день-деньской ворчит да ругается, а тут еще другую себе на шею навязать. Не хочу!

— Ишь, дурак, — сказал король. — Ну, убирайся домой, да подумай. Приходи завтра опять. Коли не надумаешься на моей дочери жениться, так я прикажу дать тебе пять сотен полностью.

Вышел мужик из дворца, а часовой у ворот говорит ему: «Вот, брат, счастье тебе привалило. Небось как тебя наградят за то, что королевну насмешил?» — «Известно, по-королевски, — отвечал мужик. — Хочу: на королевне женюсь, хочу: мне пять сотен полностью отсчитают.» — «Ловко! — говорит солдат. — Ведь, небось, всё золотом отсыпят… Эх, право, хоть бы ты со мной поделился?» — «Что ж, мне, мужику, и в правду такую уйму денег девать некуда: получай половину.» Услыхал это жид, побежал за мужиком, тащит его за кафтан и шепчет на ухо: — «Ваше благородие, господин мужик! Может, нам ваши деньги разменять?.. Ну что вы с золотыми будете делать, а я бы вам всё чистым серебром разменял». — «Ладно, — отвечал мужик, — давай мне серебра на двести пятьдесят золотых; завтра от самого короля получишь.» Жид сейчас и принес ему на двести пятьдесят золотых серебра, всё стертыми четвертаками да еще с дырочками: за три четвертака больше полтинника никто не даст.

На другой день говорит мужик к королю. «Ну что, — спрашивает король, — не хочешь жениться? Не хочешь?! Отсчитать ему пять сотен палок.» — «Нет уж, господин король, это не мне приходится: вчера у меня половину солдат выпросил, а половину жид разменял.» Тут как раз солдат с жидом вошли за обещанным, — и всыпали им поровну, но двести пятьдесят палок, чтобы на мужикову награду не зарились. Солдату-то еще ничего: дело привычное, а жид очень торговался, всё кричал, что он мужику не сполна двести пятьдесят золотых серебра дал, а только на сто семьдесят пять, да еще без малого.

Смеялся надо всем этим до слез король, а потом и говорит мужику: — «Ну, а всё-таки награда твоя за то, что ты дочь мою рассмешил, не пропадет, хоть и получили вместо тебя солдат с жидом что я тебе обещал. Ступай в мою казну и бери что тебе полюбится.» Насыпал себе мужик золота и в карманы, и за пазуху, и в голенища, сколько поднять мог, пришел на постоялый двор и давай свои деньги считать. А жид за ним, — как бы ему отплатить.

Сидит мужик, считает золотые, а сам про себя бормочет: «Нет, врешь, твоя королевская милость, вперед не надуешь: из-за твоего плутовства чуть я под палки не попал. Теперь уж и близко к тебе не подойду.» Подслушал это под дверью жид и говорит сам себе: — «Помилуй Бог, и как это он его королевскую милость плутом ругает. А если я пойду и доложу, и что-тогда будет? Ну, и конечно мне будет большая награда, а ему пятьсот и тысячу палок и больше в его глупую спину за меня дадут.» Побежал и донес. Приказал король жиду бежать и сейчас же привести мужика.

Жид опять пустился, и говорит мужику: — «Пожалуйте, господин мужик, к его королевской милости сию минуту и в чем есть.» — «Ну, жид, — говорит мужик, — уж теперь я к королю в рваном кафтанишке не пойду. С моими-то деньгами мне теперь это даже стыдно. Сперва пойду, куплю себе плисовый кафтан.» Жид испугался: не ушел бы мужик или не остыл бы гнев королевский, и говорит: — «Чего вам себя напрасно беспокоить и зачем даром деньги тратить? Я вам сейчас из одной дружбы дам самый модный, настоящий бархатный, кафтан.» Надел мужик богатый кафтан, который кто-то заложил жиду, и пошел.

— Как ты смеешь меня плутом называть? — говорит мужику король. — «Помилуйте, господин король, — отвечал мужик, — уж это наверно вам жид сказал, а жид, сказано, жид, — что ни скажет, то соврет; ей Богу, лопни мой кафтан!» — «Что? Лопни кафтан? — закричал жид. — Как, лопни? Какой твой кафтан? Это мой кафтан, я только из дружбы тебе его дал, чтобы ты в нем к господину королю мог прийти.» — «Ну, — сказал король, — какая уж у жида к мужику дружба! Видно и вправду жид либо меня, либо его надуть хочет.» — И приказал отсыпать жиду, в добавку к прежним, еще двадцать пять горячих.

А мужик пришел домой с деньгами и в новом кафтане.