Два Веронца (Шекспир; Миллер)/1902 (ДО)/Действие четвёртое
← Дѣйствіе третье | Два Веронца — Дѣйствіе четвертое | Дѣйствіе пятое → |
Оригинал: англ. The Two Gentlemen of Verona. — См. Содержаніе. Перевод созд.: 1591, опубл: 1623/1902. Источникъ: В. Шекспиръ. Два Веронца // Полное собраніе сочиненій Шекспира / подъ ред. С. А. Венгерова — СПб.: Брокгаузъ-Ефронъ, 1902. — Т. 1. — (Библіотека великихъ писателей). |
Ребята, стой: вонъ тамъ идетъ прохожій.
Будь и десятокъ ихъ — всѣхъ перебьемъ.
Синьоръ, давайте все, что есть при васъ,
Не то мы сами васъ кругомъ обшаримъ.
Пропали мы, синьоръ: вѣдь это тѣ
Разбойники, которыхъ такъ боятся
Здѣсь путники.
Ну, не совсѣмъ, синьоръ: скорѣй враги.
Молчи — послушаемъ, что намъ онъ скажетъ.
Послушаемъ; клянуся бородою,
Онъ, кажется, хорошій человѣкъ.
Такъ знайте же, мнѣ нечего терять;
Я человѣкъ, гонимый злой судьбою;
Мое богатство — это одѣянье,
И если вы отнимете его —
Вы все отнимете, что я имѣю.
2-й разбойникъ. Куда идете вы?
Валентинъ. Въ Верону.
1-й разбойникъ. Откуда?
Валентинъ. Изъ Милана.
3-й разбойникъ. А долго-ли тамъ жили?
Шестнадцать мѣсяцевъ; но я остался бъ
И долѣ тамъ, когда бы не судьба.
Вы изгнаны оттуда?
Да, я изгнанъ.
За преступленье?
Да, за то, о чемъ
Мнѣ тяжело и вспомнить: я убилъ
Тамъ человѣка; этимъ я терзаюсь,
Хотя убилъ его въ честномъ бою,
Везъ хитрости и безъ измѣны низкой.
Къ чему жъ раскаянье, коль это такъ?
И васъ всего за это лишь изгнали?
Я радъ тому, что смерти избѣжалъ.
А языки вы знаете?
Да, знаю:
Я изучалъ ихъ, странствуя по свѣту;
Безъ нихъ подчасъ мнѣ было-бъ тяжело.
Монаха Тука лысиной клянусь[1],
Вотъ, былъ бы намъ хорошій атаманъ!
Возьмемъ его къ себѣ.
Подите къ нимъ —
Пречестные грабители они.
Молчи, болванъ!
Скажите, есть ли что у васъ въ виду?
Нѣтъ, ничего.
Такъ знайте, что изъ насъ
Здѣсь многіе — дворяне; насъ отторгли
Отъ общества порядочныхъ людей
Проступки, страсти юношескихъ лѣтъ.
Я изгнанъ изъ Вероны за попытку
Похитить дочь изъ знатнаго семейства
И родственницу герцога Вероны.
А я изъ Мантуи за то, что тамъ,
Разгорячившись, закололъ синьора.
И я былъ изгнанъ за такой же вздоръ;
Но къ дѣлу — мы открылись вамъ затѣмъ,
Чтобъ извинить свой промыселъ предъ вами.
Вы человѣкъ красивый и съ хорошимъ
Образованьемъ; вамъ къ тому жъ извѣстны
И языки: такого человѣка
И нужно намъ для нашего занятья.
Вы изгнаны — и потому рѣшились
Мы сообща вамъ сдѣлать предложенье:
Согласны ль вы быть нашимъ атаманомъ?
Хотите ли нуждѣ вы покориться,
И съ нами здѣсь въ лѣсахъ дремучихъ жить?
Что скажете? хотите-ль къ намъ примкнуть?
Скажите да — и вы нашъ атаманъ,
И мы во всемъ вамъ будемъ подчиняться
И васъ любить, какъ старшаго надъ нами.
А за отказъ тебя постигнетъ смерть.
Чтобъ не хвалился нашимъ предложеньемъ.
Его я принимаю только съ тѣмъ
Условіемъ, чтобъ вы не нападали
На бѣдныхъ путниковъ и слабыхъ женщинъ.
Подобныхъ дѣлъ гнушаемся мы сами.
Теперь — къ пещерѣ; тамъ тебѣ покажемъ
Сокровища, которыя скопили:
Они, какъ мы, въ твоемъ распоряженьи.
Сперва я предалъ друга Валентина,
Теперь я долженъ Туріо предать.
Я за него ходатайствовать долженъ,
Но о себѣ я буду хлопотать;
Но Сильвія вѣрна, свята, прекрасна,
И мнѣ-ль, ничтожному, ее увлечь.
Скажу ли я, что преданъ ей вполнѣ,
Она тотчасъ коритъ меня измѣной,
Начну ли клясться ей въ любви моей,
Она велитъ мнѣ вспомнить вѣроломство
И Юлію, которую любилъ.
Слабѣйшій изъ ея упрековъ могъ бы
Надежды всей лишить меня, но страсть
Во мнѣ растетъ, какъ ласковость въ болонкѣ,
Чѣмъ болѣе холодности встрѣчаетъ.
Но вотъ и Туріо; къ ея окну
Мы явимся съ ночною серенадой.
Вы здѣсь, синьоръ? До насъ ужъ вы прокрались?
Любовь всегда сумѣетъ тамъ прокрасться,
Гдѣ прямо ей пройти нельзя, синьоръ.
Но ваша-то любовь не здѣсь, надѣюсь?
Нѣтъ здѣсь она, иначе бъ я здѣсь не былъ.
Какъ? къ Сильвіи?
Да, къ Сильвіи для васъ.
Благодарю за то. Ну, господа,
Сыграемте дружнѣй и веселѣе.
Хозяинъ. Что съ вами, мой юный гость? Вы, кажется, разстроены. Скажите, отчего это?
Юлія. Вѣроятно оттого, что не могу быть веселъ.
Хозяинъ. Погодите, мы развеселимъ васъ: вы услышите здѣсь музыку и увидите синьора, котораго желали видѣть.
Юлія. И услышу его?
Хозяинъ. Разумѣется.
Юлія. Это и будетъ для меня музыкой. (Музыканты начинаютъ).
Хозяинъ. Слушайте, слушайте!
Юлія. Онъ между ними?
Хозяинъ. Да, да — послушайте только.
Кто же Сильвья? кто она?
Ею міръ весь очарованъ:
Всѣхъ красотъ она полна;
Умъ небесный ей дарованъ;
Всѣхъ влечетъ къ себѣ она.
Взоры полны доброты;
Красота съ ней въ дружбѣ тѣсной.
О, Амуръ! отъ слѣпоты
Чтобъ избавиться, въ прелестный
Взоръ ея вселился ты!
Прелесть Сильвіи поемъ!
Выше всѣхъ она сравненій!
Пѣснью нашей вознесемъ
Выше всѣхъ земныхъ твореній,
И вѣнки ей поднесемъ.
Хозяинъ. Что съ вами? вы еще печальнѣй, чѣмъ были прежде? Быть-можетъ, вамъ не нравится музыка?
Юлія. Нѣтъ, не музыка, а музыкантъ.
Хозяинъ. Вотъ-какъ? а почему, мой милый гость?
Юлія. Онъ очень фальшивитъ.
Хозяинъ. Значитъ, беретъ не тѣ ноты?
Юлія. О, нѣтъ! но онъ такъ рветъ струны, что надрываетъ струны моего сердца.
Хозяинъ. У васъ очень нѣжный слухъ.
Юлія. О, какъ бы я желалъ быть глухимъ! у меня такъ тяжело на сердцѣ.
Хозяинъ. Вы, кажется, не охотникъ до музыки.
Юлія. Да, если въ ней разладъ.
Хозяинъ. Слышите, какой отличный переходъ?
Юлія. Я переходовъ терпѣть не могу.
Хозяинъ. Значитъ, вамъ бы хотѣлось, чтобъ они играли одно и то же?
Конечно, лучше бы не измѣнять.
Скажите, часто ли синьоръ Протей
Бываетъ у синьоры этой?
Хозяинъ. Мнѣ говорилъ Лаунсъ, его слуга, что онъ влюбленъ въ нее безъ памяти.
Юлія. Гдѣ же этотъ Лаунсъ?
Хозяинъ. Онъ пошелъ за своей собакою. По приказанію своего господина, онъ сведетъ ее завтра — въ подарокъ — къ дамѣ его сердца.
Тсъ! отойдемъ: расходятся они.
Я, Туріо, за васъ такъ хлопочу,
Что вы мое похвалите искусство.
Гдѣ мы сойдемся съ вами?
Григорія святого.
До свиданья.
Прекрасная синьора, добрый вечеръ!
Благодарю за музыку, синьоръ.
Кто вы?
Я тотъ, чей голосъ вы легко бъ узнали,
Когда бы знали преданное сердце.
Синьоръ Протей, когда не ошибаюсь.
Да, я Протей и вашъ слуга, синьора.
Что вамъ угодно?
Вамъ угоднымъ быть.
Сбылось желанье ваше: мнѣ угодно,
Чтобъ вы сейчасъ же спать пошли домой.
О, гнусный, лживый, низкій человѣкъ!
Ты думаешь, что я такъ безразсудна,
Что уступлю искательству того,
Кто столько клятвъ нарушилъ безъ причины.
Вернись домой, покайся предъ невѣстой.
Клянуся блѣдною царицей ночи, —
Я нечувствительна къ твоимъ мольбамъ.
И всѣ твои исканья презираю.
Мнѣ ужъ за то досадно на себя,
Что я съ тобой такъ долго говорила.
Синьора, признаюсь, что я любилъ
Другую; но она ужъ умерла.
Скажи я это — я бы ложь сказала:
Я знаю, не въ землѣ еще она.
Пусть будетъ такъ, но другъ твой Валентинъ
Еще живетъ: ему — ты самъ свидѣтель —
Обручена я. И тебѣ не стыдно
Ему своимъ искательствомъ вредить?
Я слышалъ, что и онъ ужъ не въ живыхъ.
Такъ вѣрь, что умерла и я; въ могилѣ
Его погребена моя любовь.
Прекрасная, дозволь ее мнѣ вырыть!
Любовь невѣсты вырой изъ могилы,
А нѣтъ, то въ ней похорони свою.
Онъ этого не слышалъ никогда!
Синьора, если такъ жестоки сердцемъ,
То дайте мнѣ, страдальцу, свой портретъ,
Висящій въ вашей комнатѣ. Предъ нимъ
Я говорить, вздыхать и плакать буду.
Когда прелестный свой оригиналъ
Вы отдали другому, то я — тѣнь,
И тѣни вашей покланяться буду.
Ты обманулъ бы и оригиналъ,
И превратилъ бы въ тѣнь, какъ и меня.
Я не хочу кумиромъ вашимъ быть;
Но такъ какъ вашей лживости пристало
Молиться лживымъ призракамъ, то завтра
За нимъ пришлите утромъ, а теперь —
Спокойной ночи.
Да, такой, какую
Имѣетъ тотъ, кто къ смерти осужденъ.
Юлія. Идемъ, хозяинъ.
Хозяинъ. А я было заснулъ.
Юлія. Скажите мнѣ, гдѣ живетъ синьоръ Протей?
Хозяинъ. Да у меня же въ домѣ. Мнѣ кажется, право, что уже день.
Нѣтъ, ночь; но тягостной такой и длинной я никогда безъ сна не проводилъ.
Мнѣ въ этотъ часъ назначила явиться
Синьора Сильвія, чтобъ передать
Свое желанье; дать она хотѣла
Мнѣ порученье важное. Синьора!
Кто тутъ?
Служитель вашъ и другъ, синьора!
Онъ ожидаетъ вашихъ приказаній.
А, Эгламуръ! вамъ тысяча привѣтствій.
Вамъ столько же, достойная синьора.
Сюда, согласно съ вашимъ приказаньемъ,
Пришелъ я на разсвѣтѣ, чтобъ узнать,
Что поручить мнѣ вамъ угодно будетъ.
О, Эгламуръ — вы честный дворянинъ!
Клянусь, что я не льщу вамъ, это правда:
Вы добрый, умный, храбрый человѣкъ.
Къ вамъ прибѣгаю съ просьбой. Вамъ извѣстно,
Какъ сильно Валентина я люблю,
Который изгнанъ, и что мой отецъ
За Туріо меня желаетъ выдать,
Котораго всѣмъ сердцемъ ненавижу.
Любили сами вы и мнѣ признались,
Что васъ ничто не поражало такъ,
Какъ смерть невѣсты, пламенно любимой.
Надъ раннею ея могилой вы
Безбрачія обѣтъ произнесли.
Я въ Мантую отправиться желаю,
Чтобъ Валентина отыскать — онъ тамъ.
Но путь опасенъ, почему прошу васъ
Быть спутникомъ моимъ: на вашу честь
Вполнѣ я полагаюсь Эгламуръ.
Не бойтесь гнѣва моего отца,
А помните о горѣ вашей дамы;
Подумайте, что мой побѣгъ меня
Избавитъ отъ безбожнаго союза,
Противнаго и небесамъ и людямъ.
О, троньтесь же мольбой моей души,
Столь полной скорбью, какъ песками море,
И согласитесь проводить меня!
Но если нѣтъ — прошу храните втайнѣ,
Что я сказала вамъ: тогда одна
Должна я буду ѣхать къ Валентину.
Синьора, мнѣ понятна ваша горесть
И чувства ваши я вполнѣ цѣню;
Отъ всей души готовъ васъ провожать.
Мнѣ все равно, чтобъ послѣ ни постигло
Меня за то: желаю одного,
Чтобъ вы счастливы были. Такъ когда же
Вы думаете ѣхать?
Въ эту ночь.
А гдѣ сойдемся мы, синьора?
Въ кельѣ
Отца Патрикія: къ нему пойду я
На исповѣдь.
Прощайте, благородная синьора.
Такъ до свиданья, добрый Эгламуръ.
Лаунсъ. Когда слуга человѣка долженъ служить ему по-собачьи, оно — видите ли — и обидно. Я воспиталъ его съ пеленокъ, спасъ отъ потопленія, тогда какъ трое или четверо изъ его слѣпыхъ братцевъ и сестрицъ пошли ко дну. Я обучилъ его такъ, что всякій, кто посмотритъ на него, скажетъ: вотъ какъ бы я обучилъ мою собаку. Вотъ и посылаетъ меня господинъ отвести его въ подарокъ синьорѣ Сильвіи. Не успѣлъ я войти въ столовую, какъ онъ шасть къ тарелкѣ синьоры, да и стянулъ съ нея каплунью ножку. Выходитъ дѣло дрянь, когда песъ не умѣетъ вести себя прилично во всякомъ обществѣ. По-моему, ужъ если кто, такъ сказать, взялся быть настоящей собакой, то онъ — такъ, сказать — долженъ вести себя какъ порядочная собака. Ну, не будь я умнѣе его, не возьми на себя его вину, такъ ужъ быть бы ему повѣшену. Поплатился бы онъ за это — сейчасъ умереть, поплатился бы. Посудите сами: забрался онъ на дняхъ, въ компаніи трехъ или четырехъ благовоспитанныхъ собакъ, подъ столъ герцога и, повѣрите ли, не пробылъ тамъ и столько времени, сколько нужно, чтобъ высморкаться[2], какъ ужъ всѣ носы въ комнатѣ почувствовали его присутствіе. „Выгнать собаку!“ говоритъ одинъ; „это что за песъ?“ говоритъ другой; „ототдрать его!“ кричитъ третій; „повѣсить его!“ говоритъ герцогъ. Мнѣ этотъ запахъ ужъ давно знакомъ: я тотъ часъ и смекнулъ, что это мой Краббъ — и пошелъ къ человѣку, который сѣчетъ собакъ. „Любезный, говорю, ты хочешь выпороть эту собаку?“ — Да, говоритъ, хочу. „Такъ ты, говорю, поступишь совсѣмъ несправедливо: вѣдь, это того, я сдѣлалъ“. Онъ не сказалъ противъ этого ни слова, и выстегалъ меня вонъ изъ комнаты. Много ли господъ сдѣлали бы то же самое для своихъ слугъ? Да что! я могу показать подъ присягой, что сидѣлъ въ колодкѣ за пудинги, которые онъ не разъ стянулъ[3] — иначе не быть бы ему въ живыхъ; что стоялъ у столба за гусей, которыхъ онъ задушилъ[4], и за что его непремѣнно бы убили. Что, песъ, небось ты все позабылъ? Но я припоминаю еще одну штуку, которую ты сыгралъ со мною, когда я прощался съ синьорой Сильвіей. Не говорилъ ли я тебѣ, чтобъ ты всегда смотрѣлъ на меня и дѣлалъ такъ, какъ я? Когда же ты видѣлъ, чтобъ я поднималъ ногу и орошалъ юбку благородной дамы? Ну, видалъ ли ты, чтобъ я откалывалъ такія штуки?
Ты нравишься мнѣ, Себастьянъ; охотно
Беру тебя на службу, и сейчасъ же
Тебѣ могу я порученье дать.
Что вамъ угодно, я готовъ исполнить.
Надѣюсь. (Лаунсу.) А! ты здѣсь болванъ!
Гдѣ ты шатался цѣлые два дня?
Лаунсъ. Гдѣ? по вашему же приказу водилъ собаку къ синьорѣ Сильвіи.
Протей. Что жъ она сказала про мое маленькое сокровище?
Лаунсъ. Да, сказала, что ваша собака — гадкій песъ, и что такой подарокъ стоитъ только собачьей благодарности.
Протей. Но все же приняла ее?
Лаунсъ. Нѣтъ, не приняла. Вотъ она — я ее привелъ назадъ.
Протей. Какъ? ты ей предлагалъ отъ меня эту гадость?
Лаунсъ. Да, синьоръ. Вашу бѣлку укралъ у меня на площади какой-то прощалыга — ну, я и предложилъ ей свою. Вѣдь, моя-то вдесятеро больше вашей: стало быть, и подарокъ сталъ вдесятеро больше.
Бѣги сейчасъ, ищи мою собаку
И безъ нея ко мнѣ не возвращайся.
Что жъ ты торчишь тутъ? чтобъ меня бѣсить?
Ты только знаешь, что срамить меня!
Ну, Себастьянъ, тебя къ себѣ беру я
Отчасти потому, что я нуждаюсь
Въ служителѣ, который могъ бы съ толкомъ
Исполнить порученье; мой же пентюхъ
Рѣшительно на это не способенъ;
Но главное — твое лицо, манеры
Ручаются — коль я не ошибаюсь —
За умъ, за вѣрность и за воспитанье
Хорошее. За то я и беру
Тебя на службу. Теперь ступай-же
И Сильвіи прелестной передай
Вотъ этотъ перстень; онъ мнѣ подаренъ
Особою, меня любившей нѣжно.
Такъ, стало быть, ее вы не любили.
Иль умерла она?
Нѣтъ, кажется, жива!
О, горе мнѣ!
О чемъ ты такъ вздохнулъ?
Мнѣ какъ-то жаль ее.
За что же это?
Мнѣ кажется, васъ такъ она любила,
Какъ любите вы Сильвію теперь;
Она мечтаетъ, можетъ быть, о томъ,
Кто позабылъ ее, а вы, синьоръ,
О той, которая къ вамъ равнодушна.
Какъ жаль, что столь всегда любовь превратна!
При этой мысли я вздохнулъ невольно.
Такъ ты отдашь ей перстень и при этомъ
Письмо; вонъ комната ея. Скажи ей,
Что жду ея небеснаго портрета.
Исполнивъ все, ты въ комнатѣ моей
Найдешь меня унылымъ, одинокимъ.
Изъ женщинъ многія ль исполнить могутъ
Такой приказъ? Ахъ, бѣдный мой Протей!
Лисицу ты поставилъ въ пастухи
Своихъ ягнятъ. О, глупая! зачѣмъ
Жалѣешь ты того, кто такъ жестоко
Тобой пренебрегаетъ? Отчего,
Любя ее, меня онъ презираетъ,
А я, его любя, должна жалѣть?
Кольцо ему дала я въ день разлуки,
Чтобъ о моей любви онъ вспоминалъ —
И вотъ теперь меня онъ посылаетъ
Просить того, чего бы не хотѣлось
Мнѣ получить, и предложить ей то,
Что я отвергнутымъ желала бъ видѣть.
Я вѣрность восхвалять его должна,
Которую хотѣла бъ опозорить.
Вѣрна я, какъ невѣста, господину,
Но не могу слугой ему быть вѣрнымъ,
Иль я должна сама себя предать.
И буду я ходатаемъ его,
Но равнодушнымъ: въ томъ свидѣтель небо,
Какъ сильно я желаю неудачи.
Привѣтъ вамъ, синьорина! Гдѣ, скажите,
Могу синьору Сильвію увидѣлъ?
Тебѣ на что? положимъ, я — она.
А если такъ, то выслушать прошу:
Я съ порученьемъ.
Кто тебя послалъ?
Мой господинъ, синьоръ Протей.
А, вѣрно за портретомъ?
Урсула, принеси его сюда.
Отдай его синьору твоему
И отъ меня скажи ему въ придачу,
Что Юлія, которую онъ бросилъ,
Украсила бы лучше этой тѣни
Его покои.
Вотъ письмо, синьора!
Ахъ, извините, по ошибкѣ, отдалъ
Я вамъ не то, что долженъ былъ подать:
Вотъ это къ вамъ.
Нѣтъ, дай взглянуть на то.
Нѣтъ, не могу синьора; извините.
Ну, такъ возьми жъ и это. Я не стану
Читать посланье твоего синьора.
Оно полно, я знаю, увѣреній
И новыхъ клятвъ; но такъ же ихъ легко
Онъ разорветъ, какъ я бумагу эту.
Синьора, вамъ кольцо онъ посылаетъ.
И не стыдится онъ его дарить!
Онъ сотни разъ твердилъ, что получилъ
Отъ Юліи его при разставаньи.
Онъ осквернилъ его коварною рукой;
Но Юліи моей не оскорблю я.
Она благодаритъ васъ.
Что сказалъ ты?
Благодарю васъ за участье къ ней.
Мой господинъ съ ней поступилъ жестоко.
Ее ты знаешь?
Да, синьора, знаю
Почти какъ самаго себя, и только
Подумаю, какъ бѣдная страдаетъ,
То самъ о ней невольно слезы лью.
Она ужъ знаетъ о его измѣнѣ?
Я думаю, что знаетъ: это ей
Терзаетъ сердце.
Да, хороша, но ужъ не такъ, какъ прежде;
Когда любовь синьора моего
Ее живила, на мои глаза
Прекрасна была столь-же,
Съ тѣхъ поръ она о зеркалѣ забыла,
О маскѣ, защищающей отъ солнца[5]:
Поблекли розы на ея щекахъ,
Покрылъ загаръ лилейное лицо,
И стала смуглой бѣдная, какъ я.
Какъ высока она?
Почти, какъ я. Въ послѣдній Духовъ день,
Когда мы пьесы разныя играли,
Роль женскую пришлось мнѣ исполнять —
И въ платье Юліи я нарядился.
Оно на мнѣ сидѣло такъ, какъ будто
Его нарочно сшили для меня.
Отсюда я узналъ, что одного
Я роста съ нею. Въ этотъ день я сильно
Ее растрогалъ — мнѣ пришлось играть,
Синьора, роль несчастной Аріадны,
Покинутой измѣнникомъ Тезеемъ —
И эту роль такъ вѣрно я исполнилъ,
Что бѣдная синьора залилась
Слезами горькими. Клянуся честью,
Ея печаль вполнѣ я пережилъ.
Она тебѣ признательна, мой милый.
О, бѣдная, забытая дѣвица!
Я тронута до слезъ твоимъ разсказомъ.
Вотъ кошелекъ: возьми его себѣ
За преданность покинутой синьорѣ.
Прощай! (Уходитъ).
Благодарить она васъ будетъ, если
Сойдетесь съ ней. О, какъ она добра,
Какъ благородна! Господинъ мой встрѣтитъ
Холодность въ ней, когда такъ горячо
Сочувствуетъ она моей синьорѣ.
Ахъ, какъ любовь сама себя морочитъ!
Посмотримъ на портретъ ея. О, если бъ
Мое лицо въ такомъ уборѣ было,
Оно не хуже было бъ, чѣмъ ея.
А все таки польстилъ ей живописецъ,
Иль слишкомъ я къ самой себѣ пристрастна.
Ея коса каштановаго цвѣта,
Моя же — свѣтлорусаго. О, если
Лишь это къ ней любовь его влечетъ,
Я заведу парикъ такого цвѣта.
Глаза у ней такіе жъ, какъ мои;
Но низокъ лобъ — мой лобъ гораздо выше.
Но что же въ ней его очаровало,
Чего бы онъ во мнѣ любить не могъ,
Когда любовь была бы не слѣпою?
Возьми же, тѣнь, съ собою эту тѣнь
Соперницы твоей. О, какъ онъ будетъ
Боготворить, лелѣять, цѣловать
Тебя, бездушный образъ! Но когда бъ
Былъ смыслъ малѣйшій въ этомъ поклоненьи,
Была бы я — не ты — его предметомъ.
Къ тебѣ я буду ласкова за то,
Что и она добра была со мною.
Не будь того, Юпитеромъ клянусь,
Я вырвала бы очи изъ портрета,
Чтобъ мой синьоръ на нихъ не любовался.
Примѣчанія
[править]- ↑ Айвенго». Стр. 38. Монаха Тука лысиной клянусь… Монахъ Тукъ — сотоварищъ подвиговъ и духовникъ Робинъ Гуда, знаменитаго средневѣковаго удальца и разбойника; его обезсмертилъ Вальтеръ-Скоттъ въ своемъ романѣ «
- ↑ Стр. 42, столб. 2. Сколько нужно, чтобы высморкаться. Въ оригиналѣ грубѣе — a pissing while (чтобы помочиться).
- ↑ Стр. 42 (тамъ же). Сидѣлъ въ колодкѣ за пудинги, которые онъ не разъ стянулъ — обычное названіе бродягъ во времена Шекспира и позже. Нижеслѣдующее изображеніе колодокъ (stock) Найтъ извлекъ изъ книги Фокса «Acts and Monuments».
- ↑ Стр. 42 (тамъ-же). Стоялъ у столба за гусей, которыхъ онъ задушилъ. Изъ книги названнаго выше Фокса «Martyrs» Найтъ извлекаетъ рисунокъ выставленія у позорнаго столба (въ царствованіе Генриха VIII) Роберта Окама.
- ↑ Стр. 44. О маскѣ, защищающей отъ солнца. Дамы временъ Шекспира носили бархатныя маски вмѣсто вуали, для защиты отъ солнца.