Джироламо любить Сальвестру. Побуждаемый просьбами матери, онь удаляется въ Парижъ, потомъ возвращается и узнаетъ, что она вышла замужъ. Тайкомъ входитъ Джироламо къ ней въ домъ и умираетъ рядомъ съ нею, а когда его тѣло уносятъ въ церковь, туда приходитъ Сальвестра и умираетъ около него.
Разсказъ Эмиліи былъ оконченъ, и по приказу короля начала свою новелу Неифиле.
— Дорогія подруги! Сколько мнѣ извѣстно, есть люди, думающіе про себя, что они знаютъ больше, чѣмъ другіе, а на дѣлѣ выходитъ наоборотъ; вслѣдствіе этого они не только пренебрегаютъ совѣтами другихъ, но иногда и поступаютъ явно вопреки природѣ вещей; это повлекло за собою очень много бѣдъ, а пользы никогда еще не было видано. И такъ какъ среди другихъ особенностей, свойственныхъ человѣческой природѣ, любовь внимать добрымъ совѣтамъ, а человѣкъ, одержимый ею, скорѣе готовъ истребить самого себя, чѣмъ искоренить свою страсть, то мнѣ и пришло на мысль разсказать вамъ исторію о томъ, какъ одна дама, воображавшая себя гораздо умнѣе, чѣмъ была, и совсѣмъ не понимавшая того, что̀ взялась сдѣлать, задумала изгнать страсть изъ влюбленнаго сердца, а достигла только того, что одновременно съ любовью изгнала изъ своего родного сына и самую жизнь.
По разсказамъ старожиловъ, жилъ когда-то въ нашемъ городѣ богатѣйшій купецъ, по имени Леонардо Сигіери, который имѣлъ отъ своей жены сына, по имени Джироламо, послѣ рожденія котораго онъ, приведя всѣ свои дѣла въ порядокъ, вскорѣ скончался. Опекуны вмѣстѣ съ матерью мальчика вели всѣ дѣла въ добромъ порядкѣ. Ребенокъ росъ вмѣстѣ съ дѣтьми ихъ сосѣдей, и особенно подружился съ дочерью портного, своею ровесницею. Въ болѣе зрѣломъ возрастѣ эта дѣтская привязанность перешла постепенно въ такую горячую любовь, что Джироламо только тогда и считалъ себя счастливымъ, когда видѣлъ ту дѣвушку; она, разумѣется, тоже любила его, какъ и онъ ее. Мать юноши, замѣтивъ это, много разъ бранила его и наказывала. Она была очень опечалена этимъ, но, видя, что изъ юноши не выбить страсти, и увѣренная, что съ деньгами все можно сдѣлать на свѣтѣ, сказала однажды своимъ опекунамъ:
— Мой мальчуганъ еще до пятнадцати лѣтъ не дожилъ, а ужь влюбился въ дочку нашего сосѣда портного, Сальвестру. Если за нимъ не глядѣть въ оба, такъ онъ непремѣнно въ одинъ прекрасный день женится на ней тайкомъ, и тогда — прощай мой покой! А если увидитъ, что она будетъ выдана за другого, онъ самъ изведется съ тоски. Вотъ мнѣ и думается, что для избѣжанія всего этого, надо его отправить куда-нибудь подальше, чтобы онъ тамъ занялся какимъ-нибудь дѣломъ. Не будетъ онъ ностоянно видѣть ее передъ собою, она у него и улетучится изъ памяти, а потомъ мы его женимъ на какой-нибудь дѣвушкѣ изъ хорошей семьи.
Опекуны согласились, что мать говоритъ дѣло, и что такъ и надо поступить съ мальчуганомъ. Они тотчасъ позвали его, и одинъ изъ нихъ сталъ ласково говорить ему:
— Дитя мое, ты теперь ужь сталъ большой; пора тебѣ самому подумать о своемъ житьѣ-бытьѣ. Намъ очень бы хотѣлось, чтобы ты пожилъ въ Парижѣ. Тамъ находится въ обращеніи въ торговлѣ большая часть твоего капитала и тамъ ты закончишь свое образованіе, освоишься съ жизнью, съ хорошими обычаями и манерами; ты увидишь дворянъ, бароновъ и другихъ благовоспитанныхъ лицъ, которыхъ въ Парижѣ живетъ множество, и отъ нихъ переймешь добрые нравы и пріятное обращеніе, а потомъ вернешься сюда.
Внимательно выслушавъ, юноша отвѣтилъ коротко и ясно, что ничего подобнаго онъ не желаетъ дѣлать, и полагаетъ, что вмѣстѣ съ другими можетъ отлично жить и во Флоренціи. Опекуны начали его настойчиво убѣждать, но ничего отъ него не добились и предоставили вѣдаться съ нимъ самой матери. Та повела дѣло очень круто; впрочемъ, она не столько говорила о поѣздкѣ въ Парижъ, сколько о его любви, за которую жестоко осуждала и укоряла. Потомъ отъ упрековъ она перешла къ ласкамъ и нѣжностямъ и кротко его уговаривала, чтобы онъ послушался своихъ опекуновъ и поступилъ по ихъ желанію. Наконецъ, она сумѣла таки уломать и упросить его: онъ согласился поѣхать въ Парижъ и прожить тамъ, но только годъ, не больше; такъ и порѣшили.
Такимъ образомъ, Джироламо, страстно влюбленный, отправился въ Парижъ, гдѣ, подъ разными благовидными отсрочками, продержали его два года. Вернулся онъ оттуда еще болѣе влюбленнымъ, чѣмъ прежде, и вдругъ узналъ, что его Сальвестра вышла замужъ за молодого шатерщика. Онъ былъ пораженъ горестью свыше всякой мѣры. Но сознавая, что ничего не перемѣнишь, старался по возможности успокоиться. Узнавъ, гдѣ она живетъ, онъ началъ, какъ дѣлаютъ всѣ влюбленные юноши, ходить мимо ея дома, будучи увѣренъ, что она не забыла его. Однако, вышло иначе. Она, повидимому, не хотѣла и вспоминать о немъ, словно никогда его и не знала; злополучный юноша долженъ былъ въ этомъ убѣдиться, къ своему величайшему отчаянію, въ самое короткое время. Онъ употреблялъ, однако, всѣ усилія, чтобы вновь обратить на себя ея вниманіе; такъ какъ ничто не дѣйствовало, онъ рѣшился умереть, но только передъ смертью хотя бы одинъ разъ переговорить съ нею. Освѣдомившись у ея сосѣдей о порядкѣ, принятомъ въ ихъ домѣ, онъ, однажды вечеромъ, когда она пошла вмѣстѣ съ мужемъ въ гости къ сосѣдямъ, проникъ въ домъ, вошелъ въ ихъ спальную и тамъ спрятался за протянутыми для шатровъ полотнищами въ ожиданіи, пока тѣ не вернулись домой. Онъ слышалъ, какъ они легли и какъ мужъ заснулъ; тогда онъ подошелъ къ тому мѣсту, гдѣ лежала Сальвестра и, положивъ руку ей на грудь, тихо промолвилъ: «Ты спишь, душа моя?»
Молодая женщина еще не спала и хотѣла поднять крикъ, но юноша поспѣшно предупредилъ ее, сказавъ: «Ради Бога не кричи! Я твой Джироламо».
— Джироламо, ради Бога, уходи отсюда, — отвѣчала ему, вся дрожа, Сальвестра. — То время, когда мы, дѣтьми, были влюблены другъ въ друга, — прошло. Ты самъ знаешь, что я замужемъ; я не желаю заводить шашней ни съ какимъ постороннимъ мужчиной, никого не хочу знать, кромѣ мужа. И потому прошу тебя Христомъ Богомъ, уходи отсюда. Если мужъ тебя услышитъ, то хотя бы и не вышло никакой бѣды, во всякомъ случаѣ я не буду жить съ нимъ въ мирѣ и согласіи, тогда какъ теперь онъ любитъ меня.
Юноша, слушая эти слова, ощущалъ раздирающую тоску. Онъ началъ напоминать ей о быломъ, о своей любви, которой не могли сломить ни годы, ни разлука, молилъ ее и давалъ ей клятвы, но все было напрасно.
Рѣшивъ покончить съ собою, онъ сталъ молить ее объ одномъ, чтобы она позволила ему прилечь съ ней рядомъ, и только согрѣться: онъ окоченѣлъ, ожидая ее; при этомъ онъ давалъ ей обѣщаніе, что не скажетъ ни слова, не тронется, и какъ только согрѣется, тотчасъ уйдетъ. Сальвестра, проникшись состраданіемъ, согласилась пустить его на такихъ условіяхъ. Юноша улегся около нея, не прикасаясь къ ней. И тутъ, сразу вспомнивъ свою долгую мучительную страсть и ея безпощадность къ нему, всѣ утраченныя надежды, рѣшилъ, что жить дольше не стоитъ. Задержавъ дыханіе, онъ стиснулъ руки и умеръ. Спустя нѣкоторое время, молодая женщина, удивлявшаяся его сдержанности, боясь, чтобы не проснулся ея мужъ, сказала ему: «Джироламо, что же ты не уходишь?»
Тотъ ничего не отвѣчалъ, и она подумала, что онъ заснулъ. Сальвестра протянула руку, чтобы разбудить его, но, дотронувшись до него, почувствовала, что онъ холоденъ, какъ ледъ, и очень этому изумилась. Она толкнула его посильнѣе, но онъ не двигался. Она стала его толкать со всей силою, и убѣдилась, что онъ умеръ. Ужаснувшись, она долго не знала, что̀ ей дѣлать. Наконецъ, придумала разсказать все мужу, но какъ бы про другого, и спросить его, что онъ думаетъ. Она разбудила мужа и начала ему разсказывать весь этотъ случай, но такъ, будто онъ случился гдѣ-то и съ кѣмъ-то другимъ, и потомъ спросила его, чтобы онъ предпринялъ, если бы съ нимъ произошелъ такой случай. Добрякъ сказалъ, что, по его мнѣнію, покойника слѣдовало бы отнести къ нему въ домъ и тамъ оставить, а женѣ не дѣлать никакого зла: она не виновата. Тогда молодая женщина сказала ему, что такъ и имъ надо сдѣлать, и взявъ его руку, дала ему ощупать мертвое тѣло юноши. Страшно встревоженный, мужъ вскочилъ съ постели, зажегъ огонь и, не говоря ни слова, одѣлъ мертвое тѣло въ свои одежды и, полный сознаніемъ своей невиновности, взвалилъ тѣло на плечи, отнесъ его къ дверямъ его дома, положилъ его тамъ и оставилъ.
Когда наступилъ день, и юношу увидѣли мертвымъ у дверей его дома, поднялся крикъ и плачъ; особенно убивалась его мать. Осмотрѣли тѣло и, не найдя на немъ ни ранъ, ни ушибовъ, врачи рѣшили, что онъ умеръ отъ горя, какъ оно и было въ дѣйствительности. Тѣло было отнесено въ церковь. Сюда пришла пораженная горемъ мать, а съ нею много родственниковъ и сосѣдей; всѣ начали плакать и причитать надъ покойникомъ. Когда поднялся этотъ плачъ, шатерщикъ, въ домѣ котораго Джироламо умеръ, сказалъ своей женѣ:
— Накинь-ка на себя что-нибудь, да сходи туда, въ церковь, вмѣшайся въ толпу и послушай, что люди говорятъ промежъ себя.
Молодая женщина, слишкомъ поздно разжалобившаяся надъ покойнымъ, одѣлась и пошла, какъ будто охотнѣе желала видѣть мертвымъ того, кому не хотѣла дать даже одного поцѣлуя, пока онъ былъ живъ. Удивительная вещь, до какой степени непостижима сила любви! Сердце, не склонившееся на радость Джироламо, вдругъ открылось передъ горемъ. Пламя былой любви вдругъ вспыхнуло въ Сальвестрѣ, и когда она взглянула на это мертвое лицо, ее охватило безконечная жалость. Закрывшись накидкою, она пробилась сквозь толпу плакавшихъ женщинъ къ самому тѣлу. Испустивъ отчаянный вопль, она пала лицомъ на трупъ юноши и даже не успѣла оросить его слезами: лишь только прикоснулась къ нему, горе такъ же внезапно отняло у нея жизнь, какъ раньше у него. Женщины бросились ее уговаривать и утѣшать, упрашивали встать, еще не зная, кто она такая. Видя, что она сама не встаетъ, хотѣли поднять ее, и тутъ вдругъ увидѣли, что это Сальвестра и что она уже мертва. Всѣ женщины, бывшія въ церкви, проникнувшись глубокою жалостью, подняли страшный вопль. Извѣстіе быстро облетѣло сосѣднія мѣста и дошло, наконецъ, до ушей мужа Сальвестры; тотъ долго плакалъ, не слушая ни увѣщаній, ни утѣшеній. Онъ разсказалъ исторію, служившуюся въ прошедшую ночь съ покойнымъ юношею и его женою, и всѣ уразумѣли причину смерти обоихъ и еще больше жалѣли ихъ. Молодую женщину убрали, какъ подобаетъ покойницѣ, и положили ея тѣло рядомъ съ тѣломъ ея возлюбленнаго; всѣми горько оплаканные, они были похоронены въ одной могилѣ. Любовь не могла ихъ сочетать, за то смерть устроила нерушимый и вѣчный союзъ.