Съ 1850 года л.-гв. саперный баталіонъ, составляя бригаду съ гренадерскимъ и учебнымъ сапернымии баталіонами, былъ расположенъ лагеремъ близь Петергофа. Пользуясь правами адъютанта части, въ которой государь былъ шефомъ, я ежедневно ѣздилъ съ рапортомъ въ государю и, признаюсь, въ этомъ находилъ счастье. Это счастье было совсѣмъ независимо отъ какихъ либо расчетовъ или надеждъ по службѣ; теперь (1868 г.), когда забытый всѣми, я живу въ уединеніи въ Козеницѣ, я могу говорить правду, мнѣ повѣрятъ, что для меня видѣть Николая Павловича была высшая степень счастья, — наслажденіе, котораго я описать не въ состояніи: я его любилъ отъ всей любящей души — и никогда не могъ имъ налюбоваться. Утренняя ежедневная поѣздка во дворецъ замѣняла для меня всевозможныя удовольствія. Четыре года: 1850, 1851, 1852 и 1853 я въ теченіи цѣлаго лѣта ежедневно являлся къ государю вмѣстѣ съ адъютантомъ л.-гв. Коннаго полка Воейковымъ, впослѣдствіи еще прежде меня назначеннымъ флигель-адъютантомъ и потомъ убитымъ при взятіи французами Малахова кургана.
Платонъ Александровичъ Воейковъ былъ добрый товарищъ, дѣльный офицеръ, хотя на видъ нѣсколько угрюмый, но любилъ шутить и потому сильно смѣшилъ насъ часто, тѣмъ болѣе, что самъ при этомъ постоянно сохранялъ серьезный видъ.
Въ Севастополѣ А. И. В—нъ, никогда не отличавшійся остроуміемъ, что ему однако не помѣшало впослѣдствіи обойти товарищей, сдѣлаться генералъ-адъютантомъ и даже получить по какому-то наслѣдству титулъ и добавочную фамилію князя Б—де-Т—, сдѣлался предметомъ назойливыхъ постоянныхъ насмѣшекъ Воейкова.
В—нъ справедливо находилъ, что отецъ семейства (онъ былъ уже въ то время отцемъ нѣсколькихъ дѣтей) не долженъ безъ особенной необходимости подвергать себя опасности; мало любопытствовалъ узнавать лично, что дѣлалось на оборонительной линіи Севастополя и съ особеннымъ уныніемъ смотрѣлъ на огненныя линіи, очерчиваемыя на темномъ небѣ полетомъ непріятельскихъ бомбъ. Подмѣтившій все это, жившій съ нимъ въ одной комнатѣ, Воейковъ — сказалъ ему разъ пресерьезно:
— Послушай, В—нъ, я, право, не понимаю твоей непростительной безпечности: можно быть храбрымъ, но всетаки отецъ семейства не долженъ забывать, что онъ необходимъ для своей семьи, и беречь себя.
Удивленный В—нъ возражалъ на это: „помилуй, я этого не забываю“, но Воейковъ продолжалъ: „нѣтъ забываешь — ты постоянно когда спишь, складываешь ноги вмѣстѣ, такъ что если бомба упадетъ на нихъ, то ты вдругъ лишишься обѣихъ, — надо непремѣнно и во время сна держать ихъ врозь, тогда, въ случаѣ несчастья, бомба можетъ оторвать тебѣ одну ногу, а не обѣ вмѣстѣ“.
Это наставленіе Воейкова, принятое В—мъ съ благодарностью, было причиною необыкновенныхъ усилій даже во время сна держать ноги въ разрозненномъ положеній. Но Веймарнъ скоро убѣдился, просыпаясь, что во время сна ноги ему не повинуются, а потому онъ въ теченіи нѣсколькихъ ночей боролся со сномъ и, наконецъ, догадался — и на ночь перевязывалъ ноги такъ, чтобы онѣ ни въ какомъ случаѣ невольно не могли соединиться. Если-бы Воейковъ отыскалъ такого субъекта, какъ Веймарнъ, во Франціи и дозволилъ-бы себѣ съ нимъ подобную шутку, мнѣ бы это показалось непростительнымъ, у насъ-же это позволительно: le ridicule n’ayant jamais tué personne, même les plus dignes de lui succomber. (Такъ какъ насмѣшка никогда не убивала людей, даже наиболѣе заслуживавшихъ пасть подъ ея ударами).
Вспомнивъ объ оригинальной личности ген.-ад. Катенина, приходится поневолѣ распространиться о томъ, что такое была въ то время военная гвардейская служба. Не скрою, что приступаю къ этому съ нѣкоторою стыдливостью, спрашивая самого себя — такъ ли все это было, какъ я это теперь припоминаю, и считаю нужнымъ заявить, что какъ бы послѣдующій разсказъ ни показался мало вѣроятнымъ, я ничего не выдумываю, ничего не прибавляю, да впрочемъ и трудно было бы что нибудь прибавить къ фактамъ, и безъ того неправдоподобнымъ. Теперь (1873 г.) я еще могу ссылаться на многихъ свидѣтелей, но чрезъ 20 лѣтъ, когда эти записки будетъ читать кто-нибудь изъ военныхъ, напр. въ 1893 г., то я рискую прослыть — выдумщикомъ и лгуномъ.
Сила въ томъ, что при всѣхъ строгостяхъ и требовательности того времени трудно понять, какимъ образомъ вся требовавшаяся наружная исправность могла быть основана на самомъ дерзкомъ обманѣ? Это, дѣйствительно, такъ трудно, что необходимо привести нѣсколько поражающихъ примѣровъ; я не стану говорить по наслышкѣ и опишу только то, что самъ видѣлъ, и факты, за справедливость которыхъ ручаюсь головою.
Гвардейскіе полки, за недостаткомъ казарменныхъ помѣщеній, раздѣлялись постоянно на два городскихъ и одинъ загородный батальонъ, — послѣдній отъ окончанія лагернаго сбора одного до начала лагернаго сбора другаго года всегда располагался по деревнямъ. Въ продолженіе Святой и Ѳоминой недѣли, постоянно назначались разводы, съ церемоніею, на дворцовой площадкѣ. Разводы эти производились постоянно, кромѣ двухъ первыхъ дней Свѣтлаго праздника, съ ученьями.
Отъ успѣха или удачи ученій зависѣла участь частей на цѣлый лѣтній сезонъ, кромѣ того, ученье одного батальона на такомъ мѣстѣ, какъ дворцовая площадка, было дѣло нелегкое, потому что никакой ошибки нельзя было скрыть, и потому этихъ ученій полковые командиры боялись болѣе прочихъ смотровъ. Чтобы видѣть по очереди всѣ батальоны, государь Николай Павловичъ назначалъ разводы отъ каждаго полка по два дня сряду, — что-же дѣлали полковые командиры? Они не только по ночамъ приводили въ городъ всю первую шеренгу и лучшихъ людей загородныхъ батальоновъ — и ставили ихъ въ ряды того батальона, который наряжался въ караулъ, но по отбытіи ученья однимъ батальономъ, смѣняли секретно съ караула, ночью, лучшихъ и болѣе видныхъ солдатъ, чтобы ихъ на другой день снова поставить въ ряды другаго батальона.
Когда великій князь Михаилъ Павловичъ назначалъ смотры полковымъ обозамъ, расторопные полковые командиры, никогда не имѣвшіе на лицо полнаго числа лошадей, занимали таковыхъ у своихъ офицеровъ или по знакомству въ артиллеріи, или даже нанимали таковыхъ у извощиковъ, въ Ямской. Всегда смотры эти оканчивались тѣмъ, что самые недобросовѣстные полковые командиры получали благодарности, и обратно, что на молодыхъ офицеровъ производило возмущающее впечатлѣніе и подрывало авторитетъ начальниковъ.
Смотры обозовъ производились рѣдко и большею частью на Измайловской площади. Какъ теперь помню, когда я въ первый разъ присутствовалъ на подобномъ смотрѣ, я не могъ не любоваться лошадьми л.-гв. Измайловскаго полка; возлѣ меня смѣялись, — я ничего не понималъ, пока кто-то сказалъ:
— „Что бы теперь великому князю вызвать по тревогѣ л.-гв. конно-піонерный дивизіонъ?“ (расположенный рядомъ съ Измайловскимъ полкомъ).
Послѣ смотра, я отправился въ конюшни конно-піонернаго дивизіона и удостовѣрился, что, дѣйствительно, толстыя лошади этого дивизіона провезли измайловскій обозъ мимо великаго князя.
Послѣ объѣзда всѣхъ линій войскъ начальствомъ, причемъ подавались всегда строевые рапорты, съ обозначеніемъ подъ графою: столько-то рядовъ во взводѣ или столько-то съ однимъ глухимъ, что какъ дроби и копѣйки въ мошенническихъ счетахъ утѣшало своею подробностью зоркое и требовательное начальство, послѣ исполненія команды „побатальонно перемѣна дирекціи направо!“ строились дивизіоны, смыкались въ дивизіонныя колонны и начиналось торжественное шествіе, къ сожалѣнію (?) и по сіе время (1868 г.?)называющееся церемоніальнымъ маршемъ. При этомъ всѣмъ полкамъ приходилось заходить правымъ плечомъ налѣво въ томъ углу Царицына луга, который упирается къ Инженерному мосту. При этомъ захожденіи музыканты обыкновенно отдѣлялись и слѣдовали отдѣльно, чтобы занять свое мѣсто во время прохожденія своей части, и барабанщики, какъ можно плотнѣе, шли за предыдущимъ батальономъ, чтобы имѣть возможность не потерять дистанцію. Вотъ почему, ѣдучи верхомъ и почти въ рядахъ л.-гв. Егерскаго полка, я могъ замѣтить какое-то перестраиваніе въ дивизіонахъ л.-гв. Егерскаго полка, наконецъ, отдѣленіе изъ рядовъ какихъ-то командъ, направляемыхъ учащеннымъ и даже бѣглымъ шагомъ къ Фонтанкѣ, на Цѣпной мостъ. У меня была въ то время прыткая, сѣрая кобыла „Grisette“. Я зналъ, что я на ней опоздать не могу, и потому поскакалъ производить слѣдствіе; оказалось, что ген. М—й поставилъ въ ряды своего полка всѣхъ вновь поступившихъ рекрутъ, для увеличенія числа рядовъ, тщательно повѣряемыхъ начальствомъ въ началѣ парада, но, не надѣясь на маршировку и еще менѣе на правильное держаніе ружья, по совершенно неестественнымъ требованіямъ того времени, высылалъ этихъ рекрутъ домой до прохожденія церемоніальнымъ маршемъ. Спѣшу прибавить, что разсчетъ генерала М—го оказался вѣрнымъ. Онъ получилъ благодарность за большое число рядовъ, за успѣшное и быстрое образованіе рекрутъ; рекруты эти, избавленные отъ прохожденія церемоніальнымъ маршемъ, получили наравнѣ съ прочими нижними чинами по 1 р. сер. и, кромѣ меня, никто изъ постороннихъ лицъ не замѣтилъ обмана. Однимъ словомъ, виноватымъ оставался одинъ я, потому что любознательность моя имѣла послѣдствіемъ лишь безсильную злобу противъ установленныхъ порядковъ, дѣлающихъ всякій обманъ возможнымъ, кромѣ того, пріобрѣтаемая опытность дѣлала меня равнодушнымъ къ службѣ…
Л.-гв. въ Саперномъ батальонѣ, въ которомъ я имѣлъ честь служить, дѣла велись и служба понималась гораздо честнѣе; не смотря на то, что у насъ никакой за городомъ расположенной части не было, мы не только ни въ чемъ не отставали отъ пѣхотныхъ полковъ; но еще считались передъ ними, а именно, пища у насъ была лучше, число больныхъ всегда меньше, обмундировкою щеголяли и на майскіе и ранніе парады выводили, безъ исключенія, всѣхъ на лицо состоявшихъ нижнихъ чиновъ, по числу ружей, по штату положенныхъ, такъ что во время парада, за неимѣніемъ нижнихъ строевыхъ чиновъ, въ батальонный караулъ и дневальными къ воротамъ наряжались нижніе чины нестроевой роты или фурштаты при сабляхъ. Государь обращалъ серьезное вниманіе на число рядовъ во взводахъ, особенно насъ всегда благодарилъ за очевидную исправность и тѣмъ возбуждалъ нескрываемую зависть другихъ полковъ. Каково же было мое удивленіе, когда однажды на зимнемъ парадѣ я удостовѣрился, что у нашихъ сосѣдей, л.-гв. въ Егерскомъ полку, оказалось однимъ рядомъ во взводѣ болѣе противъ насъ. Положительно зная, что это не могло произойти безъ плутни, я себѣ далъ слово доискаться настоящей причины и на другой же день докладывалъ своему командиру ген.-маіору Николаю Филиповичу Хомутову, на какія штуки рѣшился пускаться ген.-м. М.....кій, командиръ л.-гв. Егерскаго полка.
На весь зимній сезонъ штуцерные, т. е. люди вооруженные нарѣзнымъ оружіемъ и которыхъ полагалось только по 24 на баталіонъ, собирались (для обученія какъ обходиться съ нарѣзнымъ оружіемъ) въ казармахъ л.-гв. Преображенскаго полка, близь Таврическаго сада, подъ спеціальнымъ руководствомъ нѣкоего чиновника Гартунга. Штуцерные л.-гв. Волынскаго полка, расквартированнаго въ г. Ораніенбаумѣ и окрестностяхъ его, помѣщались въ Петербургѣ, въ казармахъ л.-гв. Егерскаго полка. Зимніе парады назывались въ то время внезапными, и приказанія о нихъ получались обыкновенно наканунѣ, поздно вечеромъ или даже ночью, и между тѣмъ случалось всегда такъ, что не только наканунѣ, а еще за два дня полковые командиры дѣлали репетиціи. Такимъ образомъ, будучи или тайно извѣщенъ или получивъ намекъ о предстоявшемъ парадѣ отъ высшаго начальства, ген. М.....кій послалъ одного изъ фельдфебелей своего полка въ штуцерную команду л.-гв. Волынскаго полка, съ вопросомъ не желаютъ-ли волынцы заработать по 1 руб. сер. на человѣка, и въ случаѣ положительнаго съ ихъ стороны отвѣта, объявить имъ, чтобы они становились въ ряды л.-гв. Егерскаго полка, послѣ предварительной пригонки на нихъ егерскихъ касокъ и шинелей. Вотъ посредствомъ какого дерзкаго обмана у генер. М.....каго сдѣлалось число рядовъ значительнѣе противъ другихъ полковъ и даже нашего баталіона. Я ожидалъ, что наглость подобнаго обмана не останется безъ послѣдствій, тѣмъ болѣе, что вышепоименованный чиновникъ Гартунгъ донесъ объ этой продѣлкѣ начальнику гвардейской пѣхоты г. Сумарокову, но оказалось, что этотъ господинъ, не желая огорчить его высочество наслѣдника цесаревича, въ то время главнокомандующаго гвардейскими и гренадерскимъ корпусами, поспѣшилъ замять, или какъ въ то время говорили, затушевать всю эту исторію.
Во время майскаго парада, обыкновенно назначавшагося въ апрѣлѣ, я былъ также свидѣтелемъ подобной, хотя и на другой манеръ произведенной, продѣлки.
Въ 1853 году, кажется въ октябрѣ, возвратившись изъ отпуска, являлся я многочисленному начальству, и между прочимъ дежурному генералу. Должность эту занималъ въ то время хорошій мой знакомый Александръ Андреевичъ Катенинъ, пріобрѣвшій и дѣйствительно заслужившій въ командованіе свое л.-гв. Преображенскимъ полкомъ репутацію ловкаго человѣка....[1]. Въ пріемной генерала-адъютанта Кетенина засталъ я военнаго министра, кн. Василія Андреевича Долгорукова[2], который къ немалому удивленію моему обратился ко мнѣ, говоря, что онъ очень радъ меня встрѣтить, и повелъ меня въ отдѣльный кабинетъ, гдѣ обыкновенно передавалъ къ исполненію приказанія и резолюціи государя. Тамъ кн. Долгоруковъ сказалъ мнѣ, что у него ко мнѣ просьба: „сдѣлайте одолженіе, съѣздите въ 1-ый Сухопутный госпиталь; тамъ большіе безпорядки въ прачешныхъ: когда моютъ бѣлье, отъ горячей воды накопляется такой густой паръ, что ничего не видно, и по сіе время почтеннѣйшій генер. Зассъ[3] ничего не могъ выдумать, чтобы помочь горю. Онъ мнѣ предлагаетъ употребить въ дѣло противъ этихъ паровъ вентиляторъ, употребляемый саперами въ минныхъ галлереяхъ, но я сомнѣваюсь, чтобы это привело къ желанному результату“.
Я съ трудомъ удерживаясь отъ громкаго смѣха, долженъ былъ объяснять, что средство, предлагаемое ген. Зассомъ, никуда не годится, что саперный вентиляторъ употребляется въ минахъ для снабженія ихъ свѣжимъ воздухомъ и что въ прачешныхъ притокъ свѣжаго холоднаго воздуха можетъ только, сгущая пары, еще увеличить зло, объ устраненіи котораго хлопочутъ. Это, какъ и мнѣ, показалось забавнымъ кн. Долгорукову и онъ, улыбаясь, повторилъ мнѣ свою просьбу — съѣздить, осмотрѣть и доставить ему, какъ можно скорѣе, записку и чертежъ о томъ, какимъ путемъ я полагаю — привести въ порядокъ прачешныя 1-го Военно-Сухопутнаго госпиталя.
Послѣ этого онъ меня много распрашивалъ о генералѣ К. А. Шильдерѣ, который уже въ то время страстно предавался въ Варшавѣ спиритизму, бѣгающими и пишущими столиками. Это видимо очень интересовало кн. Василія Андреевича, такъ что я обѣщался привезти къ нему, вмѣстѣ съ запискою объ усовершенствованіи прачешныхъ, подаренный мнѣ генераломъ Шильдеромъ сердцеобразный столикъ со вставленнымъ въ одну изъ его трехъ ножекъ карандашомъ, благодаря которому ............. Карлъ Андреевичъ Шильдеръ вошелъ въ интимную корреспонденцію съ покойнымъ государемъ Александромъ Павловичемъ, получилъ отъ него приказаніе перейти въ православіе, что имъ и было уже исполнено, нарѣчися Александромъ и отправиться въ Турцію для изгнанія магометанъ изъ Европы.
Черезъ два дня повезъ я къ военному министру[4] результатъ своего осмотра прачешныхъ. Я предлагалъ самыя простыя средства, а именно: мѣдныя крышки на котлахъ, въ которыхъ согрѣвается нужная для стирки вода и пространныя изъ листоваго желѣза навѣсы надъ чанами, въ которыхъ моется бѣлье, съ проведеніемъ трубъ отъ котловъ и навѣсовъ въ дымовыя трубы, устройство каминовъ, блоковъ при наружныхъ дверяхъ и т. д. Сдѣланный мной отъ руки и безъ масштаба весьма плохой чертежикъ (я никогда не умѣлъ порядочно чертить), какъ и записка, повидимому совершенно удовлетворили военнаго министра, потому что онъ разсыпался въ самыхъ лестныхъ благодарностяхъ. Послѣ мы перешли опять къ спиритизму; я показалъ Василію Андреевичу привезенный мною столикъ и, видя какъ серьезно принимаются мои разсказы о Шильдерѣ и о результатахъ, полученныхъ имъ посредствомъ этого незамысловатаго инструмента, я предложилъ этотъ столикъ кн. Василію Андреевичу, но онъ не пожелалъ его принять, говоря: «nous vous sommes dèja si énormément obligés pour le remède, que vous nous proposez et que cela serait trop» (мы и такъ чрезвычайно обязаны вамъ за средство, предложенное вами; это было-бы черезъ-чуръ много!). Онъ говорилъ — nous (мы) потому что генер. Катенинъ находился тутъ-же и вся фигура и выраженіе его лица говорили — «вы нашъ спаситель!»
Если я привожу въ подробности весь этотъ эпизодъ изъ моей службы 1853 года, то это потому, что, будучи назначенъ вслѣдъ затѣмъ флигель-адъютантомъ, я подозрѣвалъ, что это порученіе было мнѣ дано, по приказанію государя, въ видѣ маленькаго испытанія.
Еще прежде расположенія л.-гв. сапернаго баталіона лагеремъ близъ Петергофа, я былъ близко знакомъ съ этимъ лѣтнимъ мѣсто-пребываніемъ двора, кажется съ 1845 года, потому что у меня было много знакомыхъ, постоянно проводившихъ тамъ лѣто, и потому что приглашенія на придворные балы заставляли меня туда ѣздить и искать пріюта въ гостепріимныхъ дачахъ. Между ними, главнѣйшую для меня роль играли дачи Трувелера, гдѣ (жила) княгиня А. С. У—ва и В…—хъ, гдѣ, среди шумнаго Петергофа лѣтомъ и унылаго и безлюднаго зимой, Е........ А......... В—ая, рожденная Ж—ва, въ относительномъ одиночествѣ искупала грѣхи своей слишкомъ расточительной жизни въ Италіи, а именно во Флоренціи, гдѣ она пробыла два или три года.
....Вообще довольно снисходительное петербургское общество совершенно покинуло дачу В—хъ, гдѣ оно безпрестанно собиралось въ началѣ 1840-хъ годовъ для танцевъ и роскошныхъ ужиновъ въ великолѣпной залѣ огромной оранжереи.
Мужъ Е........ А........., — получившій отъ своего отца огромное состояніе и отъ правительства, по доброжелательному вліянію кн. Петра Михайловича Волконскаго, министра двора и удѣловъ, 3 милліона руб. сер. ссуды для устройства своихъ пермскихъ желѣзныхъ заводовъ, успѣлъ въ нѣсколько лѣтъ, съ помощью жены, не знавшей никогда цѣны денегъ, не только запутаться, но даже промотать свое колоссальное состояніе. Они жили въ кредитъ — и безпрестанно испытывали (нападенія) отъ кредиторовъ, непремѣнное послѣдствіе — расточительной жизни, но переносили всѣ эти испытанія не только съ безпечностью и веселостью, но и съ философіею, которыя меня изумляли.
Тѣмъ не менѣе беззаботный Н.... не унывалъ и не упускалъ случая (пошутить). Мужчины усердно посѣщали домъ В.....ъ и въ числѣ самыхъ усердныхъ посѣтителей и поклонниковъ Е....... А....... былъ въ то время милѣйшій гр. Степанъ Ѳедоровичъ Апраксинъ, бывшій начальникъ гвардейской кирасирской дивизіи, но въ то время состоявшій при особѣ императрицы Александры Ѳедоровны и исполнявшій съ особенною граціею, достоинствомъ и усердіемъ должность постоянно дежурящаго камеръ-пажа.
У Прасковьи Арсеньевны Жеребцовой я также бывалъ и часто встрѣчалъ у нея старика князя Петра Михайловича Волконскаго, который, вспоминая службу свою при Александрѣ Павловичѣ, иногда разсказывалъ весьма интересные эпизоды своихъ путешествій съ покойнымъ государемъ и кампаніи 1813—1814 годовъ. Онъ заходилъ иногда и къ Е. А. В........., и разъ дорого пришлось ему такое посѣщеніе. Это было уже въ августѣ, въ сумерки; въ шинели и фуражкѣ гвардейскаго генеральнаго штаба, шелъ онъ вдоль забора, обсаженнаго кратегусомъ между дачами Всеволожскаго и Жеребцовой. Его издали замѣтилъ баронъ Мейендорфъ, сынъ Петра Казиміровича, впослѣдствіи убитый въ Севастополѣ, и по воротнику и фуражкѣ принявъ за меня, спрятался въ кратегусѣ и когда старикъ министръ двора и канцлеръ орденовъ съ нимъ поравнялся, съ крикомъ бросился на него. Бѣдный, перепуганный князь съ крикомъ бросился въ сторону, но оступился и упалъ, продолжая кричать: — «фу, фу, что ты, что ты, сумасшедшій, что ли?»
Мейендорфъ сейчасъ узналъ свою ошибку и опрометью бросился бѣжать и, еще запыхавшійся, разсказывалъ мнѣ это приключеніе, которое его перепугало еще болѣе самой жертвы его шалости, князя Волконскаго. Мейендорфъ этотъ былъ въ то время въ академіи генеральнаго штаба, а впослѣдствіи былъ убитъ въ Севастополѣ.
Еще другаго Мейендорфа, а именно старшаго изъ всѣхъ братьевъ Казиміровичей, встрѣчалъ я очень часто въ разныхъ домахъ; это былъ преоригинальный старичекъ, дѣлавшій кампаніи 1812, 1813 и 1814 годовъ артиллерійскимъ офицеромъ, командовалъ двумя орудіями подъ Касселемъ въ отрядѣ генерала Чернышева и любилъ разсказывать, что Михайловскій-Данилевскій лишь изъ желанія польстить сильному въ то время военному министру поэтизировалъ дѣйствія Чернышевскаго отряда подъ Касселемъ. Послѣ занятія Парижа нашими войсками, Казиміръ Казимировичъ Мейендорфъ стоялъ съ своею батареею въ Мецѣ, влюбился тамъ въ дочь мясника, женился на ней и по окончаніи военныхъ дѣйствій вышелъ въ отставку. Эта француженка, прожившая пятьдесятъ лѣтъ въ Россіи, не научилась говорить порусски....................... Меня съ ней познакомилъ ея мужъ и, представляя, прибавилъ съ емфазомъ: „officier très distingué aux sapeurs de la garde“ (весьма достойный офицеръ гвардейскаго сапернаго батальона). Послѣ непродолжительнаго разговора, когда я всталъ, чтобы уйти, неуклюжая баронесса обратилась ко мнѣ: „J’espère, Monsieur, qu’en cas d’accident dans notre maison vous aurez la bonté de nous prendre sous votre protection“.
Elle me prenait pour un officier des sapeurs pompiers.
(„Надѣюсь, что, въ случаѣ несчастья въ нашемъ домѣ, вы будете столь любезны взять насъ подъ свое покровительство“.
Она приняла меня за служащаго въ пожарной командѣ).
У этихъ Мейендорфовъ была дочь Léonie, дѣвица уже (среднихъ) лѣтъ, которая сопутствовала своему дядѣ Александру Мейендорфу на Кавказъ, куда тотъ ѣздилъ для статистическихъ и экономическимъ развѣдокъ; дядя взялъ ее съ собой, говоря: c’est au Caucase qu’on saura apprécier ma nièce… (на Кавказѣ съумѣютъ оцѣнить мою племянницу…), и не ошибся — тамъ она вскорѣ вышла замужъ за генерала М—а. Сынъ Казиміра, Félix, — былъ сначала въ университетѣ, потомъ юнкеромъ Саксенъ-Веймарскаго гусарскаго полка, и сильно приставалъ ко мнѣ въ Крыму — для откомандированія его ординарцемъ къ кн. Меншикову. Впослѣдствіи онъ женился на третьей дочери кн. М. Д. Горчакова и сдѣлался извѣстнымъ, когда, служа въ дипломатическомъ корпусѣ, отличился крупнымъ разговоромъ съ его святѣйшествомъ папою римскимъ, вслѣдствіи чего былъ вызванъ изъ Рима, назначенъ повѣреннымъ въ дѣлахъ въ Веймаръ къ тому самому великому герцогу, въ полку котораго началъ службу, и нѣсколько лѣтъ спустя скончался.
Еще плачевнѣе былъ конецъ Е. А. В.; положеніе ея дѣйствительно было невыносимо среди петербургскаго общества; она воспользовалась первою возможностью, чтобы переселиться за границу, гдѣ я узналъ, въ 1858 году, встрѣтивъ ее за рулеткою въ Висбаденѣ, что горькій опытъ и испытанныя ею бѣдствія въ Петергофѣ не послужили ей въ пользу. Она и мужъ ея продолжали жить не по средствамъ, въ кредитъ; сначала Н..... В........., а потомъ и ее кредиторы засадили въ тюрьму. Первый умеръ, а она успѣла бѣжать, переодѣвшись въ мужское платье, и, не смотря на преслѣдованія и телеграфы, успѣла возвратиться съ дѣтьми въ Россію чрезъ Константинополь.
Изъ Одессы, гдѣ она прожила нѣсколько мѣсяцевъ и также успѣла надѣлать долговъ, она отправилась на заводы покойнаго мужа въ Пермскую губернію. Я видѣлъ эту замѣчательную во многихъ отношеніяхъ женщину на Курской почтовой станціи, кажется, въ 1862 году. Поселившись на заводахъ, она боролась съ нищетой со свойственною ей энергіею, при чемъ находила возможность дѣлать добро, и два года спустя скончалась en odeur de sainteté (съ ореоломъ святой) среди населенія, между которымъ успѣла пріобрѣсти огромную популярность.
(1863—1873 г.г.).
Поправка. Выше, на стр. 70, въ первыхъ двухъ строкахъ сверху, читай: «le meilleur ami de votre père» (лучшій другъ вашего отца).
Примѣчанія[править]
- ↑ О разныхъ болѣе или менѣе невинныхъ продѣлкахъ Александра Андреевича Катенина особое прибавленіе.
- ↑ Объ этой личности также особое прибавленіе.
- ↑ Ген.-ад. Корнелій Корнельевичъ, инспекторъ госпиталей. Денъ.
- ↑ Кн. Долгоруковъ жилъ тогда въ Большой Морской, въ домѣ гр. Толстаго, который принадлежитъ теперь разбогатѣвшему фабриканту лампъ Штанге. Д.