— Так верно будет лучше всего, ответила Мария, на предложение молодого человека. После долгих размышлений она наконец так настроила себя, что сама начинала верить, будто это действительно, всего лучше для неё, хотя любя другого, никогда не могла допустить мысли о возможности привязаться к Урманду. Принимая его предложение, Мария отнюдь не руководствовалась, какими бы то ни было честолюбивыми расчетами, а единственно только убеждением, что если не примет его, то ей невозможно уже будет оставаться мод одною кровлею с дядей. Поэтому она и согласилась, уверяя себя, что так будет лучше всего. В среде, в которой она вращалась, существовал обычай, что молодые девушки, в выборе жениха должны были следовать приказаниям старших, поэтому никто из окружающих Марию, не подумал бы посоветовать ей, руководиться своими собственными чувствами.
Мария была умная живая девушка, и на развитие её умственных способностей не мало употреблено было стараний, да кроме того при её многочисленных занятиях, ей едва ли оставалось довольно времени, чтобы предаваться романическим размышлениям. Вся её жизнь была полна неутомимой практической деятельности и как всегда бывает у тех, которые много занимаются материальным, так и она чаще заботилась о нуждах её приближенных, чем о том, что происходило в её душе и касалось лично её. Болела ли у неё голова или перерезала ли она себе руки, Мария гораздо более пеняла о вреде, причиненном через это хозяйству, чем о собственном недуге. Она так умела владеть собой, что если б например, случайно узнала о намерении Георга Фосс жениться, то по наружности, при исполнении ею своих обязанностей, невозможно было бы узнать, до какой степени она страдала, или если б дошло до неё известие о его смерти, то по-видимому, по крайней мере, оплакивала бы его, как всякого более или менее равнодушного для неё человека. Таким образом, не встань только поперек её дороги Адриян Урманд, никто никогда не узнал бы всю глубину её горя. Но тут, когда потребовали от неё сделать тот важный шаг, который должен был решить её судьбу, тогда для неё явилась необходимость заняться своим внутренним миром и спросить себя, по силам ли ей будет нести свой крест.
Сначала конечно все чувства Марии восставали против этого принуждении, но потом чаще размышляя о том, какая она незначительная личность в доме у дяди и видя, как он сам так усиленно хлопотал о её замужестве, она, мало-помалу, убедила себя принять предлагаемую ей партию. «Так верно будет лучше всего для меня», сказала себе по этому Мария. И действительно, если она могла в Гронпере, у дяди, трудиться за свой хлеб насущный, то почему ж бы ей и не работать для её мужа в Базеле? Если еще что-нибудь заставляло ее колебаться, то это была мысль, что в этом браке, помимо труда требовалось многое другое, отчего её сердце невольно содрагалось, и убедившись, что ей не оставалось другого исхода, она превозмогла и это чувство.
Не каждый ли день виделись ясные примеры в том, что девушкам необходимо подчиняться предписанным им обязанностям? У протестантов в Эльзасе существовало, гораздо большая свобода в выборе, чем дозволяло строгое воспитание католиков. Мария и её тетка были католики, и горесть, равно как и чувство благодарности не позволяли ей воспользоваться тем обстоятельством, что её дядя был протестант. Таким образом созрело её решение и она воображала, что перенесет всё равнодушно, если б только не мучили и не заставляли ее наряжаться и садиться за стол. День свадьбы думала она, также предоставить выбору родных, удовольствуясь только замечанием; отложить его хоть на месяц приблизительно и хотела быть довольна всеми распоряжениями, если б только ее оставили в покое, до наступления рокового дня. Мария ясно сознавала, сколько страданий ей предстояло вынести, как в день разлуки со своими приближенными и со синим родным краем гак и еще в долгое время, после переселения на новую родину, но и с этою мыслью она мало-помалу сроднилась и раз приняв свое решение, намеревалась заботиться о благосостоянии своего будущего супруга, также точно, как некогда предполагала заботиться о счастьи другого.
— Теперь всё хорошо вскричала мадам Фосс, еще издали, влетая в комнату к Марии, с намерением наговорить ей целую кучу самых лестных и приятных вещей. Союз её племянницы, казался ей выходящим из ряду обыкновенных — ведь руку её просил Адриян Урманд, молодой торговец из Базеля, человеке, находящийся в самых блестящих обстоятельствах. Мария через это в её глазах значительно возвысилась и стала почти другим созданием. Теперь всё хорошо, повторила она.
— Да, я надеюсь.
— Ты надеешься? Как так? Ведь это правда что ты дала ему свое согласие?
— Я надеюсь, что так будет хорошо, хотела я сказать.
— Уж конечно, это будет хорошо, возразила мадам Фосс и как же рад будет твой дядя.
— Добрый дядя!
— Он действительно желает тебе всего хорошего и его вcтревоженноcть, делала меня просто несчастною. Ведь он заботится о твоем пристройстве, так как будто бы ты была его родною дочерью и как велика будет его радость в том, что он достиг наконец желаемой цели! Как я слышала дом Урманда, лежит в самой лучшей окрестности города, подле самой церкви, откуда открывается чудесный вид на реку. Говорят также будто он отделал его, самым блестящим образом, тем более, что его отец, женившись, не пожалел капитала на его устройство. Что же касается до приданого его матери, относительно белья, то оно так роскошно, что выше всяких похвал. Кроме того, ты ведь должна сознаться в том что все в один голос уверяют, будто Урманд прекрасный молодой человек.
В программу Марии вовсе не входило позволить воодушевить себя похвалами, расточаемыми её нареченному и всего менее теткою. Поэтому она всё больше молчала и не согласилась даже, на её предложение, разобрать важный вопрос о назначении свадьбы дня. «До этого еще много времени, тетя Йозефа», сказала она ей, вставая чтобы отправиться к своим занятиям. Подобное поведение рассердило бы тетю Йозефу, если б она теперь уже не чувствовала такого чрезмерного уважения к племяннице.
Михаил вернулся домой только к семи часам вечера и через комнату жены, прошел прямо к Марии, сидевшей на споем обычном месте, в приемной. Лицо его было далеко не ласково, потому что во время своего отсутствия, он уверил себя, будто поведение племянницы в отношении его, в высшей степени не похвально.
— Ну, спросил он, как только завидел ее, ну что же будет? Она встала, обняла его и подставила ему щеку для поцелуя. В миг всё стало ясно Михаилу Фоссу и выражение его лица преобразилось как бы по волшебству и засияло радостью и довольством.
— Милочка ты моя, голубушка, стал он ее ласкать и приговаривать, теперь всё пойдет хорошо! Как я доволен и счастлив, и не зная что ему делать от удовольствия, далеко отбросил шапку, со своей головы.
— Правда, у нас в доме станет так тихо и скучно без тебя, моя девочка, но нечего делать, так должно быть. Когда ты в наших глазах росла такой красавицей, я всегда чувствовал, что для тебя существует только одно положение в свете, а именно быть госпожою. Мне было так больно — теперь это можно высказать — что ты прислуживала людям, подобно тем, какие приходят к нам в дом.
— При всём том, дядя, я была так счастлива у тебя!
Хорошо, хорошо дитя мое! Хотя ты, правда, делаешь прекрасную партию, но уж и ему нельзя пожаловаться в противном, ибо, во всей стране я не знаю другой девушки, которая могла бы потягаться с тобой?
— Дядя, почему говоришь ты мне столько любезностей.
— Я свободен говорить и думать о моем сокровище, что мне угодно, вскричал он, закрывая ей рот поцелуями и прижимая ее к своей груди. Адриан Урманд может поздравить себя с и умным выбором. Не смотря на то, что во всём Базеле и Страстбурге, он мог избрать себе любую невесту, не прельстилa-же его ни одна из горожанок, ничего более не умеющих как наряжаться, обвешиваться разными побрякушками и расхаживать задравши нос к верху. Нет, больше их всех понравилась ему моя девочка и действительно, не достойно ли это похвалы, что он увезет теперь с собой прекраснейший цветок всего края! Мое сердце, мое сокровище, мое дитя!
Все эти слова были прерываемы бесчисленными восклицаниями и паузами, во время которых он буквально душил Марию своими поцелуями и ласками, выражая свое восхищение, со свойственною ему живостью. Торжество его было тем более полное, что он уже почти совсем отказался от надежды. Бродя по лесу Михаил обдумывал как вести себя, в случае если Мария откажется от повиновения и понемногу привел себя в такое настроение, которое хотя и не вытекало из рассудка, но вполне согласовалось с его характером. Он решился сначала излить на нее всё свое негодование за её упорство и в тоже время, дать ей почувствовать как глубоко оно огорчило его, и потом хотел смилостивиться над нею и снова принять ее в объятия, как свою возлюбленную Марию. Совсем оттолкнуть ее от себя, было для него невозможно, потому что он слишком много любил ее; но она должна была узнать, каков он был во гневе. Таким образом, Михаил вернулся домой мрачный и недовольный, готовый дать полную волю своему дурному расположению духа. Но вдруг, как всё изменилось! Как гордился он своею племянницею, которая довела его семейство до такого почета!
Слушая восторженные излияния дяди, Мария из любви к нему и сама старалась казаться веселою. Будучи её дядей, опекуном и по настоящему также её господином, Михаил вместе с тем был её действительным другом. Он был единственное существо, которое она лучше всего понимала, о котором больше всего думала, все желания и планы которого она ревностно старалась выполнить и наконец об интересах которого она постоянно помышляла. Женское сердце вообще так устроено, что необходимо должно привязаться к кому-нибудь особенно сильно. Предметы этой привязанности различны и весьма легко меняются; у молодых девушек например переходят они от матери, к возлюбленному, потом от супруга к детям, но всегда бывает женское сердце предано со всею пылкостью, какому-нибудь избранному, для которого с радостью готово на всякие жертвы. Этот избранный у Марии, был дядя; когда он чувствовал себя счастливым и здоровым, тогда это чувство сообщалось и ей; если ему что-нибудь нравилось, то нравилось также и ей и даже когда какое-нибудь блюдо приходилось, но его вкусу, то и она охотно ела его с ним. Бывал ли он весел, то его смех оживлял и ее, точно также как и ей было не по себе, если что-нибудь его сердито. Между ними существовала полнейшая симпатия и таким образом торжество дяди и его лицо сияющее радостью, невольно увлекло и Марию.
Милый мой дядя, — сказала она, лаская его, как я рада что вижу тебя таким довольным.
— Конечно, у нас станет так скучно без тебя, Машуточка и мне всё будет казаться будто я лишился своей правой руки. Но что делать? Нельзя же всё думать только об одном себе!
Мария понимала что теперь ни к чему не вело бы уверять, как ей у него было хорошо и привольно и не хотела отравлять его радости напомнив ему о себе, как о жертве.
В этот вечер вопрос об ужине не представлял уже никаких затруднений; всё должно было идти как всегда.
Дня через два Адриян Урманд хотел вернуться в Базель и после этого уже приехать к Бройлер с тем чтобы увезти с собой молодую жену. Михаил предоставил Марии права без всякого постороннего вмешательства, самой назначить день свадьбы. На этот вопросный пункт они смотрели совершенно равнодушно; долго оставаться в невестах, при таком положении дел, казалось ей не у места, поэтому она потребовала только отсрочки нескольких недель, много что месяца, во время которого она хотела свыкнуться к мыслью о браке с Урмандом. Ведь действительно, не был же он дурным человеком, а союз сам по себе был даже весьма почетен. Она старалась уверить себя, что в будущем, истинная дружба, соединит ее с супругом и твердо решилась употребить все усилия чтобы быть ему хорошею женою, крепко держаться сто интересов и ревностно заботиться о его пользе. Что же при таком решении могла значить разница нескольких дней. Но не так думала ее тетя! Она была того мнения, что свадьба должна совершиться чем скорее, тем лучше, хотя никогда громко не высказывала своих мыслей. Обыкновенно мадам Фосс считали не особенно проницательною, но на этот раз, она больше мужа, понимала душевное состояние Марии и всё еще утверждала что её сердце не бьется для Адриана Урманда. Сердечные чувства молодых девушек вообще, не имели однако особенной цены в её глазах и по её мнению, они, в этом отношении должны были молчать. Таким образом склонившись на сторону Урманда, она думала, что так как племянница уже назначена Адрияну, то и свадьбу не должно откладывать в долгий ящик.
— Хорошо было бы, скорей, покончить со всем этим, — сказала она мужу, многозначительно кивнув головой.
— Я не хочу торопить Марию, — объяснил Михаил.
— Но всё-таки было бы лучше назначить какой-нибудь день в будущем месяце, настаивала мадам Фосс.
Звук её голоса показался Михаилу странным, поэтому он взглянул на нее и заметил необыкновенно умное выражение лица, своей жены. Он ничего не сказал, но после некоторого размышления, также кивнул головой и вышел из комнаты, вполне согласившись с нею. Женщины, думал он, иногда, имеют больше проницательности в некоторых вещах, которые нам, мужчинам кажутся загадочными. Ведь не знаешь что впереди и жена верно права.
К концу концов мадам Фосс действительно, сама назначила день свадьбы, на 15 октября, ровно через четыре недели. Она на этот счет предварительно посоветовалась с Адрианом Урмандом, которому впрочем всё было ладно. Увидя, что его предложение принято, ему вскоре опять удалось уверить себя, будто Мария необходима для его счастья, и что ему судьба во всём улыбается, в чём он было усомнилcя, в те сутки, в которые его нареченная так дурно обходилась с ним, что он ужо подумывал вернуться на свою родину. Но теперь нельзя было сомневаться в его искренней готовности, явиться к назначенному дню; в настоящее же время он хотел уехать, чтобы заняться приготовлениями к приезду своей молодой жены.
В последние дни обрученным очень мало случалось оставаться одним а только при прощании им удалось пробыть несколько времена наедине. В день отъезда тетя Йозефа сказала Урманду, что Марию он может отыскать наверху.
Войдя к ней в комнату Урманд сказал:
«Я пришел, чтобы проститься с тобой».
— Прощай, Адриян, — возразила Мария, протягивая обе руки и подставляя ему щеку для поцелуя.
Как я буду счастлив, возвращаясь сюда пятнадцатого числа, — вскричал он.
Она улыбнулась, поцеловала его и не выпуская его руки, промолвила: — Адриян.
— Что такое, душа моя?
— Во имя истинного Бога, я всё сделаю для того, чтобы быть тебе хорошею женою.
Тогда он обнял и горячо поцеловал ее; выходя из комнаты по его щекам струились слезы. В эту минуту только, он вполне сознавал всё свое счастье, и чувствовал как должен благодарить судьбу, давшую ему в жены такую прекрасную девушку.