СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ
[править]1871
[править]СЕРБО-ХОРВАТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА.
[править]ПЕТРЪ II ПЕТРОВИЧЪ НЕГОШЪ.
[править]Петръ II Петровичъ Негошъ родился 1-го ноября 1813 года въ селѣ Гераковичахъ въ Черногоріи. Имя данное ему при крещеніи было — Радивой; имя же Петра онъ получилъ при вступленіи въ монашество. По смерти черногорскаго владыки Петра I, въ 1830 году, Петръ Петровичъ былъ избранъ на его мѣсто, подъ именемъ Петра II, а въ 1833 году былъ посвященъ въ Петербургѣ въ санъ епископа. Получивъ свое образованіе подъ руководствомъ сербскаго поэта Симона Милутиновича въ Цетиньѣ, Петръ Петровичъ не вступалъ потомъ ни въ какое высшее училищѣ, что не помѣшало ему изучить основательно языки русскій, французскій, нѣмецкій и итальянскій и занять едвали не самое видное мѣсто въ сербской литературѣ. Ему обязана Черногорія первыми начатками распространенія образованія въ народѣ: онъ основалъ нѣсколько школъ и завелъ типографію въ Цетиньѣ, въ которой напечатаны первыя его поэтическія произведенія, а также сочиненія тамошнихъ сербскихъ дѣятелей: Милутиновича, Малаковича и Караджича. Эти первыя произведенія Петра II были слѣдующія: «Цетинскій Пустынникъ», «Лекарство отъ турецкой злобы» и «Молитва черногорца къ Богу». Что же касается его большихъ поэмъ «Лучь микрокосма», «Сербское Зеркало», «Горскій вѣнецъ», «Башня Дюришича», «Вышка Алексича» и «Самозванецъ Степанъ Малый», то они были напечатаны въ Бѣлградѣ, Вѣнѣ и Тріестѣ, такъ-какъ въ это время вспыхнула война съ турками и весь шрифтъ цетинской типографіи былъ перелитъ въ пули. Послѣднимъ его поэтическимъ произведеніемъ была поэма «Слободіада», напечатанная въ 1857 году, уже послѣ смерти владыки, его любимцемъ, поэтомъ Любомиромъ Ненадовичемъ въ Землинѣ. Петръ Петровичъ много путешествовалъ по Италіи и жилъ въ Неаполѣ, Римѣ и Венеціи; въ этомъ послѣднемъ городѣ онъ собиралъ въ тамошнемъ архивѣ историческіе матеріалы для своихъ сочиненій, именно для исторіи самозванца Степана Малаго. Владыко умеръ 18 декабря 1851 года.
ИЗЪ ПОЭМЫ «ГОРСКІЙ ВѢНЕЦЪ».
1.
ЧЕРНОГОРСКІЙ ХОРОВОДЪ.
Богъ ополчился на сербское племя!
Много грѣховъ накопилось на царствѣ!
Наши цари отвратились отъ правды,
Стали враждебно глядѣть другъ на друга,
Стали другъ друга преслѣдовать злобно;
Худо владѣли и правили царствомъ;
Разумъ отбросили, глупость призвали;
Вѣрные слуги имъ стали не вѣрны —
Царскою кровью себя запятнали.
Знатные — будь они прокляты Богомъ! —
Сербское царство разъяли на части,
Сербскую силу пустили на вѣтеръ;
Знатные — самый ихъ слѣдъ да изчезнетъ! —
Въ царствѣ посѣяли сѣмя раздора
И отравили имъ сербское племя;
Знатные — подлыя, злыя кукушки! —
Продали насъ, измѣнили народу.
Вечеръ косовскій, будь проклятъ на-вѣки!
Бранковичъ — подлое, гнусное имя —
Такъ развѣ служатъ отчизнѣ, народу?
Такъ развѣ цѣнится честь и свобода?
Милошъ! кто можетъ тебѣ не дивиться?
Доблести воинской славная жертва!
Богъ ополчился на сербское племя:
Въ царство вползла семиглавая гидра —
Сербскую Землю на части разъяла.
Но на развалинахъ славнаго царства
Вспыхнула ярко милошева правда
И увѣнчалися вѣчною славой
Два побратима героя Милоша,
Дивное племя могучаго Юга.
Сербское имя погибло, пропало;
Много потурчилось — вѣру забыло;
Пусть молоко, ихъ вскормившее въ дѣтствѣ,
Проклято будетъ отъ нынѣ до вѣка!
Что не погибло подъ саблей турецкой,
Что дорожило отцовскою вѣрой,
Что не хотѣло позорной неволи,
То убѣжало въ завѣтныя горы,
Чтобъ защищать православную вѣру,
Чтобъ охранять дорогую свободу.
Эти бойцы — были лучшіе люди!
Добрые молодцы, словно тѣ звѣзды,
Что надъ горами надъ нашими блещутъ,
Въ битвахъ кровавыхъ всѣ пали со славой,
Пали за честь, за свободу, за имя.
Память о нихъ сохранили намъ гусли —
Звономъ своимъ утираютъ намъ слёзы.
Если завѣтныя наши твердыни
Стали гробницею силы турецкой,
То отъ чего же теперь наши горы
Не оглашаются громомъ оружья,
Громомъ оружья, воинственнымъ кликомъ?
Или земля безъ главы сиротѣетъ?
Нѣтъ, примирилися овцы съ волками,
Крѣпко сдружилися съ турками сербы;
Въ сердцѣ отчизны, на полѣ Цетинскомъ,
Слышится голосъ муллы-муэдзина;
Левъ благородный задохся отъ смрада;
Вѣтеръ разнесъ черногорскую славу
И позабыли сыны Черногорья
Крестъ православный, трехперстный, господень!
2.
ЧИВСКОЕ ПОЛЕ.
Чевское поле — гнѣздо исполиновъ,
Мѣсто кровавыхъ, геройскихъ побоищъ —
Сколько ты помнишь сраженій жестокихъ!
Сколько супругъ, матерей неутѣшныхъ
Ввергло ты въ вѣчное, лютое горе!
Сплошь ты покрыто людскими костями,
Облито сплошь человѣческой кровью!
Съ Видова дня непрестанно ты кормишь
Сѣрыхъ волковъ человѣческимъ мясомъ,
Конскими трупами вороновъ чорныхъ.
Страшно когда-то, о Чевское поле,
Было глядѣть на тебя человѣку!
Дымъ покрывалъ тебя чорный; сто тысячь
Турокъ тебя покрывали, какъ тучей;
Пушки съ зари до зари грохотали;
Тысячи витязей — славныхъ героевъ —
Кликомъ побѣднымъ тебя оглашали;
Тысячи вороновъ каркали жадно,
Глядя съ высотъ на равнину. Когда же
Вечеръ спустился и мѣсяцъ двурогій
Всплылъ, озаряя кровавое поле,
Стали ворочать мы вражіе трупы —
И не могли сосчитать всѣхъ убитыхъ.
3.
[править]Владыко Данило стоитъ передъ пылающимъ костромъ. Входитъ Вукъ Мандушичъ. Взглядъ его непривѣтливъ; длинные усы падаютъ на изрубленныя и пробитыя пулями латы; въ рукахъ у него перебитое пулей ружье. Не сказавъ ни кому ни слова, онъ садится возлѣ костра. Владыко глядитъ на него съ удивленіемъ.
ВЛАДЫКО ДАНИЛО.
Вукъ, что съ тобою? глаза твои блещутъ!
Вижу, что ты возвращаешься съ битвы,
Гдѣ надъ тобою витала опасность.
Богъ одинъ знаетъ, да ты — возвратится ль
Кто-нибудь въ горы изъ этого боя!
Вѣдь безъ насилія ружья и латы
Не сокрушаются, крытыя сталью!
ВУКЪ МАНДУШИЧЪ.
Въ день наканунѣ святого Стефана
Въ домъ прибѣжала во мнѣ молодая —
Та вотъ, которую выдали лѣтомъ
Замужъ въ Штитары — пришла и сказала:
«Сборщики-турки забрались въ Штитары:
Подать хотятъ собирать басурмане.»
Взялъ я съ собой пятьдесятъ черногорцевъ
И поспѣшилъ съ удальцами въ Штитары,
Чтобъ перебить этихъ нехристей жадныхъ.
Слышутся выстрѣлы: турки должно-быть —
Думаю я — пробираются въ горы,
Турки должно-быть напали на нашихъ.
Прямо на выстрѣлы мы побѣжали —
И набѣжали на лютое горе:
Двѣсти неистовыхъ сборщиковъ-турокъ
(Все ренегаты, все псы арнауты)
Силятся взлѣзть на высокую башню,
Башню Радуна, въ которой хозяинъ
Самъ защищается съ вѣрной женою,
Соколомъ яснымъ, прекрасной Любицей.
Ружья она заряжаетъ для мужа;
Мужъ изъ окна своей башни стрѣляетъ
И ужь сразилъ семерыхъ арнаутовъ.
Но и надъ нимъ ужь погибель витаетъ:
Турки приносятъ солому и хворостъ,
Кучей кладутъ ихъ вкругъ башни высокой
И зажигаютъ тотъ хворостъ съ соломой.
Пламя поднялось до самаго неба,
Пышетъ и близится въ башнѣ Радуна;
Но онъ оттуда стрѣлять продолжаетъ;
Громко при этомъ поётъ онъ о Баѣ,
Вукотѣ, Драшкѣ, героѣ Новакѣ,
Вукахъ двоихъ, изъ села Термняахи,
И призываетъ живыхъ и умершихъ,
И, усмѣхался, смотритъ безстрашно
Въ грозныя очи погибельной смерти.
Чуть мы завидѣли башню Радуна,
Чорное горе сердца намъ стѣснило.
Бросились мы на поганыхъ на турокъ,
Путь проложили межь труповъ, и только
Вывесть успѣли Радуна изъ башни —
Башня шатнулась и рухнула съ трескомъ.
Скоро и Джево пришолъ къ намъ на помощь;
Вмѣстѣ ударили мы на невѣрныхъ,
Выбили ихъ изъ деревни — и гнали
Вплоть до Катаро, до Пешкова поля.
Много невѣрныхъ легло въ этой битвѣ;
Мнѣ же горячая пуля пробила
Крѣпкія латы мои, а послѣдній
Выстрѣлъ турецкій пробилъ мнѣ винтовку,
Что я держалъ предъ собой — и куда же? —
Въ самое дуло ударила пуля!
Лучше бъ мнѣ отняли правую руку!
Жаль мнѣ ее, какъ родимаго брата,
Жаль, какъ родного, любимаго сына!
Это была золотая винтовка:
Вѣрная смерть вылетала изъ дула.
Вѣкъ я не чистилъ ее, а сіяла
Зеркаломъ яснымъ она постоянно.
Я бы мою дорогую винтовку
Сразу узналъ середь тысячи ружей.
Храбрый владыко! пришолъ въ тебѣ съ просьбой:
3а моремъ всякихъ искусниковъ много:
Пусть починили бы тамъ мнѣ винтовку.
ВЛАДЫКО ДАНИЛО.
Вукъ, поди и мы-ка усы свои лучше —
Дай разглядѣть мнѣ твой панцырь желѣзный,
Дай сосчитать мнѣ рубцы боевые,
Вражія нули, засѣвшія въ бляхахъ.
Какъ мертвеца не поднять изъ могилы,
Такъ не исправить пробитой винтовки.
Слава Творцу, что ты живъ и не раненъ!
Что жь до винтовки — получишь другую.
Въ мощныхъ рукахъ сѣдоусаго Вука
Всякая сталь хороша и смертельна.
Н. Гербель.