ВЕРНЕРЪ.
[править]Фридрихъ-Людвигъ-Захарій Вернеръ родился 18-го ноября 1768 года въ Кёнигсбергѣ. Потерявъ отца на тринадцатомъ году, онъ до 22 лѣтъ оставался подъ исключительнымъ руководствомъ матери, женщины съ проницательнымъ умомъ и пылкимъ воображеніемъ. Въ 1784 году Вернеръ поступилъ въ университетъ своего родного города, съ цѣлью посвятить себя изученію правовѣдѣнія и политической экономіи, но въ дѣйствительности растрачивалъ своё время въ разгульной жизни. Въ 1793 году онъ вступилъ каммеръ-секретарёмъ въ коронную прусскую службу, сначала въ Петроковѣ, а потомъ въ Варшавѣ, гдѣ всё время вёлъ пріятную и непринуждённую жизнь и написалъ, около 1800 года, свою первую драму «Дѣти долины». Уже во время его пребыванія въ Кёнигсбергѣ, съ 1801 по 1804 годъ, куда онъ возвратился изъ Варшавы вслѣдствіе болѣзни матери, начали проглядывать въ нёмъ тайные зародыши того образа мыслей, которыя впослѣдствіи онъ обнаружилъ. 24-го февраля 1804 года, день смерти своей матери, Вернеръ увѣковѣчилъ драмой «Двадцать четвёртое февраля». Получивъ по смерти матери 12,000 талеровъ, Вернеръ въ 1804 году снова отправился въ Варшаву, откуда черезъ годъ, по ходатайству своихъ друзей, былъ перемѣщёнъ въ Берлинъ секретарёмъ тайной экспедиціи. Но и здѣсь ни знакомство съ такими людьми, какъ Іоаннъ Мюллеръ, Фихте и Шадовъ, ни поэзія не могли сдержать его дикаго сладострастья и расположенія къ разгульной жизни, что и было одной изъ главныхъ причинъ развода его съ третьей и послѣдней женой. Написанная имъ въ это время драма «Martin Luther, oder die Weihe der Kraft», въ которой онъ исторію замѣнилъ фантастическою мистикою, произвела сильное впечатлѣніе на читающую публику, которое впослѣдствіи облетѣло всю Германію. Объѣхавъ въ 1807 году почти всю Германію, онъ увидѣлъ въ Вейнарѣ въ первый разъ Гёте — и проникся къ нему чувствомъ глубокаго удивленія и почтенія, которыя сохранилъ въ сердцѣ своёмъ до конца жизни. Въ 1808 году Вернеръ возвратился въ Берлинъ, но, поражонный ненавистнымъ видомъ французскаго владычества, тотчасъ же уѣхалъ въ Швейцарію. Здѣсь, во время народнаго праздника въ Интерлакенѣ, онъ познакомился съ остроумною баронессой Сталь, а въ концѣ осени 1808 года былъ уже въ Парижѣ, въ которомъ пробылъ около трёхъ мѣсяцевъ. По возвращеніи въ Германію князь-примасъ Дальбергъ назначилъ ему ежегодную пенсію, а великій герцогъ саксенъ-веймарскій произвёлъ его въ надворные совѣтники. Привлечённый въ слѣдъ за тѣмъ Августомъ Шлегелемъ въ Копетъ, онъ прожилъ здѣсь у госпожи Сталь четыре мѣсяца, послѣ чего, при ея содѣйствіи, отправился въ Туринъ, Флоренцію и, наконецъ, въ Римъ, гдѣ 19-го апрѣля 1811 года тайно перешолъ въ католичество. Посѣтивъ затѣмъ Неаполь и Венецію, произведшія на него самое сильное впечатлѣніе, онъ возвратился во Франкфуртъ въ 1813 году, гдѣ съ патріотическою радостью увидѣлъ впервые союзныя побѣдоносныя войска, тянувшіяся въ то время къ Рейну. Здѣсь, по совѣту князя-примаса Дальберга и согласно собственнымъ желаніямъ, Вернеръ вступилъ въ ашафенбургскую семинарію, послѣ чего былъ вскорѣ рукоположенъ въ священники. Оттуда отправился онъ въ Вѣну, куда прибыль во время конгресса и, не смотря на недостатокъ практики, весьма успѣшно проповѣдывалъ тамъ, собирая вкругъ себя весьма многочисленную публику. Затѣмъ 1816 и 1817 года прожилъ онъ въ Каменцѣ, Подольской губерніи, гдѣ занималъ мѣсто почётнаго каноника. Возвратившись въ Вѣну, онъ торжественно вступилъ въ 1821 году во вновь учреждённый орденъ рементористовъ, но вскорѣ оставилъ его. Остальные годы своей скитальческой жизни Вернеръ провёлъ въ Австріи, гдѣ, съ изумительною силою духа, проповѣдывалъ до конца своей жизни, не смотря на постоянныя и сильныя страданья груди. Онъ скончался тихо, точно заснулъ. 18-го января 1823 года и погребёнъ, согласно его желанію, близь Вѣны, въ Энцерсдорфѣ, на холмѣ.
Кромѣ упомянутыхъ нами выше драматическихъ произведеній, Вернеръ написалъ цѣлый рядъ драмъ, изъ которыхъ заслуживаютъ быть упомянутыми слѣдующими: «Das Kreuz an der Ostsee» (Берлинъ, 1806), «Die Weihe der Unkraft» (Франкфуртъ, 1814), «Аттила, царь Гунновъ» (Берлинъ, 1808), «Ванда, царица Сарматовъ» (Тюбингенъ, 1810), «Кунигунда» (Лейпцигь. 1815) и «Мать Маккавеевъ» (Вѣна, 1820).
«Къ Захарію Вернеру», говоритъ Шерръ, «вполнѣ идётъ двустишіе Августа Шлегеля: „Много есть превращеній — таковъ порядокъ жизни: сначала развратъ, а потомъ — ханжество.“ Растративъ силы юности и умъ въ дикихъ оргіяхъ, онъ обратился на путь истины, сдѣлался католикомъ и проповѣдывалъ людямъ мораль и единоспасающіе догматы. Его талантъ принадлежалъ къ числу самыхъ богатыхъ, какіе только производила Германія, и въ особенности сильно было въ нёмъ драматическое дарованіе. Онъ могъ бы быть великимъ драматическимъ писателемъ, если бы не впалъ въ недугъ романтики. Поэтому онъ былъ только величайшимъ изъ всѣхъ этихъ Karfunkel-poetes.»
«Избранныя сочиненія Вернера» изданы были въ 1814 году, въ Вѣнѣ, въ 15 томахъ. Кромѣ того сущесвуетъ ещё вѣнское же изданіе «Вернерова театра», явившееся въ свѣтъ въ 1816—1817 годахъ въ шести томахъ, но и въ нёмъ не достаётъ одной пьесы: «Матери Маккавеевъ». Изъ сочиненій Вернера на русскій языкъ были переведены слѣдующія: 1) Аттила, царь Гунновъ. Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ. Переводъ съ нѣмецкаго А. Шишкова 2-го. («Избранный Нѣмецкій Театръ», 1831, т. III.) 2) «Двадцать четвёртое февраля». Трагедія въ одномъ дѣйствіи. Перевёлъ съ нѣмецкаго А. Шишковъ 2-й. М. 1832. 3) 24-е февраля. Трагедія въ одномъ дѣйствіи. Переводъ А. Струговщикова. («Европейскій театръ», 1875, т. I, стр. 229.)
Гонорія (одна).
Чертогъ отца, и градъ, и край родной
Читаютъ казнь въ его свирѣпомъ взорѣ;
Взнесёнъ надъ нами перстъ судьбины злой
И ангелы насъ покидаютъ въ горѣ,
Меня жь влечётъ незримою рукой
Губителю въ кровавыя объятья.
Надъ нимъ гремятъ всеобщія проклятья,
А я къ нему въ мечтахъ моихъ стремлюсь
И заключаю тайный съ нимъ союзъ.
До этихъ поръ любви чужда была я;
Зачѣмъ теперь, любовію пылая,
Влекусь къ тебѣ кипящею душой,
Врагъ родины и злой губитель мой?
Его во-вѣкъ не видывали очи;
Онъ ненавистенъ всѣмъ, лишь я одна
Ужаснаго любить осуждена:
Кто жь выведетъ меня изъ этой ночи?
Левъ (входя).
Миръ сердцу дѣвы вѣнценосной!
Гонорія.
Отче!
Левъ.
Я утреннюю приносилъ молитву,
Но тщетно взоръ искалъ тебя въ толпѣ
Прибѣгнувшихъ во дни страданій къ Богу,
Единому помощнику въ печали.
Гонорія.
Во храмѣ я сегодня не была,
Но тёплою любовью было сердце
Наполнено.
Левъ.
Иль мыслишь ты, что путь
Оконченъ для того, кто близокъ къ цѣли?
Гонорія.
А цѣль — любовь?
Левъ.
Молитва къ ней ведётъ:
Она — единый путь; но подлѣ цѣли
Зіяетъ бездна; потому — молись!
Гонорія.
Могу ль тебѣ повѣдать тайну сердца,
Какъ исповѣдь духовному отцу?
Левъ.
Откройся.
Гонорія.
Мы не въ церкви.
Левъ.
Въ насъ она!
Гонорія.
Люблю; но — ахъ — кого люблю я. Боже!
Левъ.
Тобой любимъ хранитель-ангелъ твой.
Гонорія.
Нѣтъ, отче, нѣтъ!
Левъ.
Когда душою любимъ,
Его мы любимъ одного.
Гонорія.
Люблю —
Увы — того, кто ненавистенъ міру,
Люблю — Аттилу!
Левъ.
Знаю.
Гонорія (изумлённая).
Знаешь, отче?
Левъ.
Я замѣчалъ огонь твоихъ очей,
Когда о нёмъ, несчастномъ, говорили.
Гонорія.
Несчастенъ — тотъ, кто цѣлый шаръ земной
Преобразилъ во знаменье побѣды?
Несчастье — обличённое злодѣйство;
Аттила же — Господень бичь. Такъ чѣмъ
Виновенъ онъ?
Левъ.
Виновенъ, кто предѣла
Желаніямъ своимъ не полагаетъ!
Аттила — Божій бичь; но, справедливый,
Быть милосердъ онъ хочетъ, быть подобенъ
Творцу міровъ — и потому виновенъ!
Гонорія.
Тѣмъ только?
Левъ.
Ты невиннымъ почитаешь
Его? Невиненъ будетъ онъ, когда
Миръ вожделѣнный увѣнчаетъ брань.
Давно ли страсть въ душѣ твоей родилась?
Гонорія.
Не знаю я!
Левъ.
И знать не можешь ты:
Она въ тебѣ зажглася въ то мгновенье,
Когда Господь помыслилъ объ Аттилѣ
И о тебѣ — и мысль его навѣкъ
Для васъ обояхъ въ жизнь преобразилась.
Гонорія (съ ужасомъ).
Твой ликъ сіяетъ!
Левъ.
Нѣтъ, я согрѣшилъ:
Я снялъ покровъ съ таинственной святыни!
Дочь, продолжай; во о дѣлахъ житейскихъ
Да будетъ рѣчь, чтобъ отдохнуть я могъ.
Гонорія.
Ты знаешь самъ: безъ моего призыва
И къ удивленью общему, Аттила
Вступился добровольно за меня —
И имъ мнѣ вновь возвращено наслѣдье,
Котораго лишилъ меня сенатъ
Несправедливо.
Левъ.
Онъ желаній Гунна
Не постигаетъ. Каждый членъ его
Есть токмо тѣнь безъ жмени и безъ силы.
Они виновны. Дай Господь, чтобъ ихъ
Исправила злосчастія година!
Гонорія.
Они отвѣтомъ медлили; Аттила,
Чтобъ поддержать права моя, войной
Возсталъ на насъ, мольбамъ моимъ не внемля;
Римъ дань къ нему отправилъ, съ обѣщаньемъ
Мнѣ возвратить наслѣдіе отцовъ —
И только.
Левъ.
Римъ тебя, его и Бога
Обманывалъ. Аттила! Если бъ мнѣ
Но поручить Господь духовной паствы,
Я обнажилъ бы справедливый печь
Съ тобой!
Гонорія (кротко).
Зачѣмъ? порфира не нужна мнѣ.
Левъ (вставъ и подходя къ ней).
Такъ, чистое, невинное дитя!
Богата ты — они, они лишь бѣдны!
Но продолжай.
Гонорія.
Аттила за меня,
Ему безвѣстную, исторгнулъ печь
И, за права законныя вступяся,
Готовъ былъ жизнью жертвовать…
Левъ.
Тебѣ
Извѣстно ли, что онъ не принуждённо,
Но добровольно дѣйствовалъ? Живя
Тобой, и пасть онъ долженъ для тебя!
Гонорія
Но онъ меня не знаетъ.
Левъ.
Здѣсь; но тамъ,
Преображенную, тебя узнаетъ!
Дочь, продолжай. Языкъ сей непонятенъ
Тебѣ.
Гонорія.
Когда же о дѣлахъ великихъ,
О подвигахъ Аттилы говорили,
О тонъ, какъ кровь рѣкой онъ проливалъ,
Я — да проститъ мнѣ Милосердый Богъ —
Я и тогда Аттилу одобряла.
Левъ.
Кто пролилъ кровь, тотъ не всегда злодѣй.
Гонорія.
Съ-тѣхъ-поръ — о нѣтъ! съ мгновенія того,
Когда впервые слуха моего
Коснулося Аттилы имя, всё,
Что дѣлалъ онъ, прекраснымъ мнѣ казалось!
Величественъ въ глазахъ моихъ, одинъ
Онъ возвышался надъ ничтожнымъ міромъ!
И до того, предъ взорами души
Носился часто дивный образъ мужа,
Котораго любить мнѣ суждено.
И былъ онъ правды исполиномъ, былъ
Онъ идоламъ молящійся Аттила!
Левъ (улыбаясь).
Насъ, христіанъ, помилуй, Боже силъ!
Гонорія.
Но что жъ любовь къ безплотному видѣнью,
Котораго мнѣ образъ незнакомъ,
И къ призраку воздушному, который.
Украшенный мечтами, предо мной
Является? Зачѣмъ влеченье это
Къ невеществу?
Левъ.
Узнаешь послѣ. Вѣчность
Такъ безпредѣльна, какъ любовь. Теперь
Къ занятіямъ вседневнымъ возвратися,
Иди къ болящимъ, къ страждущимъ; готовь
Пособія для получившихъ раны,
Отри слову вдовицы, сироты,
И, суетныхъ желаній не питая,
Всё предоставь Небесному Отцу! (Уходитъ.)
Ираклій.
Непобѣдимый властелинъ вселенной!
Востока солнце, тьмимое тобой,
Къ твоимъ стопамъ съ боязнью повергаетъ
Годичную, условленную дань.
Аттила (Эдекону).
Раздай её израненнымъ и вдовамъ.
Вотъ видишь ли — булатъ дороже злата:
Я золото булатомъ достаю.
Ирнакъ.
Да и къ чему оно?
Аттила.
Ты правъ, мой сынъ!
Ираклій.
И императоръ вмѣстѣ съ тѣмъ дерзаетъ
Молить тебя: да милосердымъ окомъ
Воззришь на Римъ и пощадишь его!
Аттила.
Заутра Римъ падётъ во прахъ и я
На Византію двинусь. Вы солгали —
Обѣщанной не выдали страны,
Мнѣ, вѣрности и гуннамъ измѣнили.
Я утомлёнъ обманами, коварствомъ!
Давно бы я васъ покаралъ; давно
Низринулъ бы имперію Востока,
Но, презирая, позабылъ васъ; будьте жь
Покойны: скоро мой каратель-мечъ
Вселенную освободитъ отъ васъ!
Ираклій.
Ужель неумолимъ ты?
Аттила
(отпивъ изъ чаши и передавая ее Ирнаку),
Пей, Ирнакъ!
Ираклій
(вставая со свитою).
Пусть за меня иной вѣщаетъ! Эцій!
Аттила
(радостно вскакивая при этомъ имени вмѣстѣ съ Ирнакомъ и Гильдегундою.)
Что говоришь ты? Гдѣ онъ?
Эцій (Атиллѣ).
Государь,
Вѣщать дерзаетъ ли диктаторъ Рима?
Аттила
(идя къ нему съ распростёртыми объятіями).
Другъ! Эцій!
Эцій
(почтительно и холодно уклоняясь).
Но — наединѣ съ тобой!
Аттила (окружающимъ).
Оставьте насъ!
Эдеконъ
(тихо Аттилѣ, указывая на Эція).
Онъ вооружонъ, ты — нѣтъ
Аттила.
Аттила я, а онъ мой другъ! Идите!
Аттила
(радостно смотря на Эція).
Мой Эцій!
Эцій.
Римъ ты уничтожить хочешь?
Аттила.
Къ чему сей Римъ между тобой и мной?
Приди въ мои объятія! Счастливый
И рѣдкій день! Всё вмѣстѣ: другъ, жена!
Благодарю васъ, боги! Въ сновидѣньи
Такого счастья не мечталось мнѣ.
Эцій.
А ты ещё мечтаешь? Я съ мечтами
Давно простился!
Аттила
(поднявъ съ земли чашу и подавая её Эцію).
Пей со мной, товарищъ!
Ты эту чашу знаешь: мы изъ ней
Ещё дѣтьми пивали вмѣстѣ. Помнишь:
Бывало Мунцугъ, мой отецъ, броню
Стальную чиститъ, и норой вечерней
Разсказомъ тѣшитъ насъ про исполина,
Который былъ изъ крѣпкой стали слить
И, перержавѣвъ, вдругъ переломился.
Ты помнишь, Эцій?
Эцій (съ мрачной улыбкой).
Не сломился бъ онъ,
Когда бъ былъ крѣпокъ.
Аттила
(устремивъ испытующій взоръ на Эція).
Крѣпокъ былъ, доколѣ
Не запятнался — говорилъ отецъ.
Эцій.
Дозволь причину моего прихода…
Аттила.
И ты посломъ отъ римскаго двора
Ко мнѣ приходишь? Нѣтъ! не вѣрю!
Эцій.
Но…
Аттила.
Я слышалъ: послѣ Каталонской битвы.
Гдѣ отъ тебя такъ жарко было мнѣ,
(Но, позабудемъ: ты исполнилъ долгъ свой!)
Твой императоръ и его совѣтъ
Тебя изгнали, обвинивъ въ измѣнѣ.
Неблагодарные! Тогда, я думалъ,
Ко мнѣ придёшь… Или я другу дѣтства
Не въ силахъ былъ пріюта дать? Но ты
Забылъ меня!
Эцій.
Оставь!
Аттила.
И вотъ — посломъ
Являешься! Не постигаю, Эцій!
Эцій.
Не нужный, я изъ Рима изгнанъ былъ;
Теперь меня торжественно призвали.
Аттила.
Безчестные! И ты имъ служишь?
Эцій.
Царь!
Здѣсь не о службѣ, не о Римѣ рѣчь,
Но о тебѣ и обо мнѣ.
Аттила.
Вѣщай же!
Эцій
Римъ низпровергнуть ты рѣшился?
Аттила.
Такъ!
Эцій.
Тебя старинной дружбой заклинаю:
Скажи, за что?
Аттила.
И вопрошаешь ты,
Который самъ въ младенческіе годы
Воспламенилъ въ груди моей вражду
Къ кровавому, неправедному Риму?
Эцій.
Я знаю Римъ!
Аттила.
Что въ знаніи твоёмъ,
Когда оно не оживляетъ сердца
Въ груди твоей? Ту ночь припомни, Эцій,
Когда сарматовъ, вандаловъ впервые,
Исторгнувъ мечъ, разбилъ я; дядя мой,
Царь Уптаръ, палъ со славой и меня
На утучнённомъ кровью полѣ гунны
Царёмъ провозгласили. Юны были
Съ тобою мы. На грудь мою упавъ,
Воскликнулъ ты: «царь, спасшій свой народъ,
Спаси вселенную — низвергни Римъ!»
Тогда богамъ я и тебѣ поклялся
Принесть на жертву жизнь мою и всё,
Что краситъ жизнь, лишь бы кровавой местью
За міръ злодѣю міра заплатить.
И клятву страшную сдержалъ я! Двадцать
Суровыхъ лѣтъ я бился — для вселенной,
Не за себя! Гремѣли предо мной
Боговъ перуны, Римомъ раздражонныхъ;
За угнетённыхъ мстителемъ я былъ,
И отъ Востока до Заката, грознымъ,
Неумолимымъ судіей преступныхъ!
Легко ль мнѣ было, умолчу о томъ.
Я Божій бичъ — и долженъ быть бичёмъ!
Эцій.
И ты рѣшился твёрдо?
Аттила.
Я поклялся!
Эцій.
Внемли же мнѣ! И я мечталъ когда-то,
Какъ ты, о долгѣ, о правахъ людей
И о добрѣ; но съ пробужденьемъ вмѣстѣ
Мечта исчезла — мощь одна осталась
Въ моей душѣ, и эта мощь — мой богъ!
Она одна свободна, всё же — рабство!
Чтобъ міръ освободить, сними съ себя
Оковы!
Аттила (изумленный).
Эцій!
Эцій.
Я диктаторъ Рима!
Одинъ ударъ въ грудь отрока — и я,
Я императоръ! Имъ — я долженъ быть,
Хотя бъ и я и цѣлый міръ погибли!
Аттила.
Что жь должно мнѣ?
Эцій.
Забыть мечтанья дѣтства!
Ты, я, мы двое составляемъ міръ;
Всё остальное — поприще для насъ,
А люди — куклы. Добродѣтель, долгъ —
Мечты пустыя! Шаръ земной великъ:
Для насъ двоихъ на нёмъ не тѣсно будетъ!
Оставь себѣ своё — имѣешь много,
Мнѣ остальное дай! Оно, клянусь
Во мнѣ живущимъ богомъ, мнѣ по праву
Принадлежитъ!
Аттила.
Опасно боленъ ты!
Но, полно, Эцій! Близокъ полдень, греки
Изъ Византіи прибыли въ мой станъ
И хоть въ душѣ я презираю ихъ,
Но, свято чтя права гостепріимства,
Трапезою ихъ долженъ угостить.
Участвуй въ ней! За скромной чашей дружбы
Смирится въ насъ волненіе души.
Эцій.
Ты уклониться мыслишь; но, клянуся,
Не упущу!
Аттила (смѣясь).
Я не хочу бѣжать!
Эцій.
Когда бъ я могъ ещё любить, тебя бы
Любилъ, Аттила! Но — не смѣйся — я
И умертвить могу тебя.
Аттила.
Дѣтьми
Боязни мы не знали; мужъ я — буду
Предъ призракомъ блѣднѣть и трепетать?
Пойдёмъ со мной!
Эцій
(внѣ себя падая предъ Аттилой на колѣна).
Аттила, повергаюсь
Передъ тобой, колѣна обнимаю,
Молю тебя — не властелина міра,
Молю я брата, друга, подлѣ бездны
Стоящаго! Одинъ лишь шагъ — и вѣчность
Разлучитъ насъ! Дороже тысячъ битвъ
Такая просьба! Долгъ заплаченъ мой,
Хотя бъ весь міръ тебѣ я долженъ былъ!
Тебя мечтами дѣтства заклинаю:
Свободу Риму дай — и шаръ земной
Какъ съ братомъ, съ другомъ, раздѣли со мной!
Аттила (возвышая голосъ).
Ты прежде самъ себя освободи,
Или тебя я накажу презрѣньемъ!
Злой духъ свирѣпствуетъ въ твоей груди!
Мнѣ путь мой назначенъ Провидѣньемъ —
И я ему послѣдую! (Уходитъ.)
А. Шишковъ.