II. С половины XI века до половины XIII века
С половины XI в., после Ярослава Мудрого, на Руси установилось новое начало княжеского владения русской землей, названное профессором Ключевским очередным. В этом порядке, с переменой в составе княжьей семьи, шло передвижение оставшихся князей из одной волости в другую, с младшего стола на старший.
Старшим считался стол киевский. Его и должен был занимать старший во всем роде, с званием великого князя. Он распределял владения между младшими, разбирал их споры и судил их, заботился о семьях и был главою всей русской земли, а вся русская земля в совокупности принадлежала всему княжескому роду, и, таким образом, не делилась на части, сохраняясь цельной в смысле народности.
Отсюда и при новом порядке наша вооруженная сила осталась народной.
Но очередной порядок оказал все же сильное влияние на устройство вооруженной силы. Он делал подвижными и князей, и княжескую дружину, которая при передвижении князя или следуя за ним и покидая прежнюю волость, или покидая князя и оставаясь в прежней волости, никому при этом не изменяла. С другой стороны, однако, старшие дружинники, бояре, не могли занимать высших правительственных должностей долгое время в одних волостях, и через это они не приобретали себе здесь прочного влияния на дела.
В общем очередной порядок не изменил отношений между князем и дружинниками, но дал дружинникам право менять князей.
Со временем очередной порядок вызвал споры между князьями о старшинстве. Явилось стремление приобрести его силой и разместиться по волостям не по очереди, а по наследству.
На почве же раздачи дружинникам земли в поместья[1], за обязательство не переходить к другим князьям, возникает начало поместное.
Первым последствием этого было то, что дружинники, сев на землю, неохотно уже от нее отрываются: началась, естественно, утеря ими боевых качеств и вида военного сословия.
Второе последствие — упадок значения князя. Третье — поднялось значение городов, с вечем во главе. Князья должны были считаться с этой силой, вполне окрепшей в конце XI века, входить с ней в сделки и заключать даже договоры, «ряды».
В итоге Русь разбилась на ряд «демократических республик», в большинстве с князем — только ставленником — во главе. А такой строй не мог не привести к полному крушению у нас государственности, что и доказало вскоре татарское иго.
Наемников с этого времени в ратях князей встречается все более.
Они у нас были главным образом из печенегов, половцев, торков, берендеев и других кочевников-тюрков в низовьях Днепра и Дона, частью из венгров и поляков.
Из родов войск растет значение конницы, особенно по уроку, вынесенному Святославом из похода в Болгарию. К средине XIII века она составляет уже значительную часть вооруженных сил.
Отсюда вооружение, способы ведения боя — естественно видоизменяются в сторону пригодности их для конницы. Сочетание же ее с пехотой создало способность к наступательному образу действий и крайнее упорство в обороне. Но увеличение числа наемников, ослабление княжеской власти и внутренние распри и неурядицы ведут все же заметно к понижению порядка и боевой доброкачественности войск.
Наиболее даровитыми вождями этого времени были Владимир Мономах, внук Ярослава Мудрого, Изяслав Мстиславович, внук Владимира Мономаха, Святослав Киевский и Мстислав Удалой. Они ясно понимают выгоды действий сосредоточенными силами (особенно Владимир Мономах). Они же, как и их предки, сознают, что решительных успехов можно добиться только наступлением на врага в его пределах, и правилом их, по наследству, осталось: «Изыскать недруга в его земле».
Скрытность и быстрота, — залоги внезапности, — хитрости и отводы всякого рода тоже были их любимыми приемами.
Ночные движения и действия; преследования разбитого врага; благоразумная осторожность; медленность и хитрость в обстоятельствах неблагоприятных — и решительность в условиях благоприятных (Юрий Долгорукой и Изяслав Мстиславович, — последний особенно был решителен и смел); наконец, должное значение поддержек и умелое пользование ими (Владимир Мономах), — вот те особенности, в которых оставалось все же самобытно и определенно наше ратное дело перед нашествием татар. Но неправильное внутреннее устройство государства, рознь и взаимное недоверие мешали проявляться этим качествам во всей полноте, и когда на раздробленную и разъедаемую смутою Русь надвинулось нашествие татар, учеников бесспорно великого полководца Чингис Хана, — мы пали в неравной борьбе и только ценою двух с половиной столетий рабства и покорности судьбе искупили потом свой грех розни и раздоров, проложив дорогу к созданию великого и мощного царства Московского, впоследствии империи Великого Петра.
Гроза татарского нашествия впервые прогремела в 1224 году, в несчастной для нас битве на Калке.
Получив сведения от половцев о приближавшемся нашествии татар, князь Галицкий Мстислав Удалой созвал в Киеве совет, на котором, как и всегда, решено было не выжидать нападения татар, а самим двинуться навстречу. На этом совете не было князя Юрия Владимировича, которому, однако, после выступления в поход было послано предложение присоединиться. После 17 дней русские войска сосредоточились (но войска князя Юрия Владимировича опоздали), на правом берегу Нижнего Днепра, близ Олешья, где присоединились и половцы. Здесь они одержали успех над передовыми монгольскими частями. Увлекшись, князья, — снова без войск Юрия Владимировича, — еще через 9 дней прибыли к р. Калке (ныне реке Калец, в Екатеринославской губ.), где 31 мая 1224 г. и произошло кровопролитное сражение, окончившееся полным нашим поражением.
Причины — решение Мстислава Галицкого перейти р. Калку в виду гораздо более многочисленного врага и разногласие между князьями Галицким и Киевским, причем последний не захотел переправиться через реку — ибо, по его мнению, — что и было вполне правильно, — татары имели возможность разбить нас по частям.
В общем, как видно, уровень военного искусства значительно понизился с походов Олега и Святослава, и общественная жизнь давала мало оснований для его правильного дальнейшего подъема.
Однако какою яркою звездою светят нам подвиги великого нашего вождя и государя того времени, Св. равноапостольного князя Александра Невского.
Св. Александр Невский приял тяжелое время правления в особенно скорбное для Руси время. Разрозненная во внутренней жизни она, как было сказано, подчинилась татарскому игу, — и это ослабление еще недавно могучей Руси тотчас же вызвало напор присмиревших было исконных врагов — шведов, ливонских рыцарей и литовцев.
Шведы издавна входили в Неву, Ладожское озеро и Волхов, не давая покою Новгороду и Пскову.
Рыцари поселялись еще с древнейших пор в областях Новгородской и Псковской и, понемногу завоевывая русская земли, даже нападали на самые Новгород и Псков. Успех врагов уничтожил бы нас окончательно: с востока татары, с запада шведы, Ливонь и Литва…
Заслуга отстоять простор для свободного развития Родины и обеспечить тыл с запада для будущего низложения татарского ига, начав нравственную подготовку к такому низложению, и выпала на долю Св. вел. кн. Александра Невского, «Солнца земли русской».
Задачи эти решены были им одинаково великими политикой и стратегией. Политически — князь, не предвидя пока успеха открытой борьбы с татарами, не остановился перед унижениями, лишь бы отвести ханский гнев, что и удалось ему дважды (поездки в орду, в глубину Азии).
Вообще с татарами Св. Александр Невский брал тишиною, покорством и кротостью, — путь всех московских «собирателей Руси» затем, от Иоанна Калиты до Иоанна Доброго включительно, пока Дмитрий Донской не вынул наконец меча из ножен для жестокого удара на Куликовом поле…
На западе, совсем наоборот, Александр Невский действовал мечом, и действовал так, что, по словам Костомарова: «Немцы навсегда оставили мысль поработить северные русские земли и подвергнуть их участи земель прибалтийских славян». «Сами папы, вместо грозных булл, возбуждавших крестовые походы на русских наравне с язычниками, избрали другой путь для подчинения себе Руси, путь переговоров, — столь же бесплодный, как и воинственные буллы»…
Из этих слов историка также видно, какая страшная была эта опасность с запада, и я думаю даже, что, отстояв нас от воинствующего католицизма в XIII веке, Св. Александр Невский преднаметил и наши границы здесь, и наше свободное развитие.
На счастье наше и Новгорода со Псковом, как передовых оплотов наших, враги шли не дружно, а порознь, тогда как между буйным Новгородом и князем устанавливалась в самое нужное время должная связь.
Первыми, в 1240 г. под начальством Биргера, зятя самого короля, пошли шведы, с папскою буллою в руках. Провозгласив новгородцев союзниками язычников и врагами Христа, Биргер писал гордо: «Если можешь, сопротивляйся. Знай, что я уже здесь, и пленю твою землю».
Но князь знал, что нужно было сделать. По отмеченному уже выше историческому нашему обычаю, он сам смело и быстро пошел вперед, дабы «искать недруга» и бить его, но не ждать его и не искать от него решения…
При этом Александр шел, даже не ожидая союзных князей. Он присоединил к себе лишь жителей г. Ладоги, который был на его пути (вдоль Волхова): исконное наше сосредоточение сил с движением вперед, какое мы увидим и позже. По исконному же обычаю, перед походом было, для подъема духа, испрошено благословение духовенства.
Между тем шведы вошли через Неву в устья Ижоры и вышли на берег, дабы затем, овладев Ладогою, устремиться на Новгород.
Сведения эти дала новогородская сторо́жа, как всегда стоявшая в устьях Невы. Здесь, несомненно, разгадка решимости и быстроты движения Александра: он спешил предупредить шведов у Ладоги и идти дальше за Ижору, — и вот, в тумане, в 11 часов утра 15 июля, «как божья гроза», налетел он на шведский стан. Лично положил он Биргеру «печать копьем на лице», и шведам осталось одно: спастись, после бегства, ночью на своих кораблях. Подвиг был столь славен, что с ним связано предание о помощи нам от Св. Бориса и Глеба.
Шведы отхлынули. Новгород поднял голову и поссорился с Александром, хотя и любил иметь его «в челе своих дружин». Князь ушел в Переяславль. Но в это время двинулись немцы. Они завладели Псковом и, страшно опустошая Водьскую пятину, показались у самого «Великого Новгорода». Мятежные новгородцы вспомнили избавителя от шведов: архиепископ умолил его вернуться. Князь быстро очистил окрестности Новгорода от немцев, освободил Псков. Озлобленные немцы собрали свой крестовый поход, хвалясь взять Александра живым. Но бог судил иначе. Александр, «исполчившись» с новгородцами, псковичами и некоторыми другими, и здесь смело и властно пошел навстречу врагу. Разведки (сторо́жи) узнали его место на Чудском озере и сообщили, что лед еще крепок. В субботу, 5 апреля 1242 г., на восходе солнца, Александр увидел на льду немецкое полчище, сверкающее копьями, шлемами и панцирями. «Боже, суди мой спор с этим высокомерным народом», — воскликнул Александр и бросился в сечу. Немцы построили клин, или свинью. Они прорвали наш строй в передовых частях, но мы уже и прежде знали «неприятельские обращения»: ответив пятком, или клещами, мы впустили рыцарей к себе внутрь и окружили их с тылу. От «Ледового побоища» уцелело немного немцев, и они более уже не отваживались вступать в борьбу с Александром.
В 1245 г. зашевелился третий наш западный враг, Литва, овладев Торопцем. Александр устремился на литовцев, изгнал их из Торопца и, быстро и решительно действуя, нанес им еще ряд поражений…
Имея в виду в своих военных действиях одно: уничтожение врага для спасения от него русской земли, — Александр, как и все его лучшие предшественники, действовал всегда смело, властно и решительно. Не гадая за неприятеля, а преследуя свое собственное основное решение, он был всегда превосходно осведомлен об обстановке, умело «обновлял по обстоятельствам»[2] и превосходно действовал «по неприятельским обращениям»[3], и в стратегии, и в тактике, и в политике.
В итоге, как говорит летописец: «Сий Великий Князь Александр Ярославович, бе побеждая везде, а не поведим ни кем же», — удел, завидный для кого бы то ни было из великих полководцев и свойственный нашим былым вождям чаще, нежели иностранным…