II. Съ половины XI вѣка до половины XIII вѣка.
Съ половины XI в., послѣ Ярослава Мудраго, на Руси установилось новое начало княжескаго владѣнія русской землей, названное профессоромъ Ключевскимъ очереднымъ. Въ этомъ порядкѣ, съ перемѣной въ составѣ княжьей семьи, шло передвиженіе оставшихся князей изъ одной волости въ другую, съ младшаго стола на старшій.
Старшимъ считался столъ Кіевскій. Его и долженъ былъ занимать старшій во всемъ родѣ, съ званіемъ Великаго Князя. Онъ распредѣлялъ владѣнія между младшими, разбиралъ ихъ споры и судилъ ихъ, заботился о семьяхъ и былъ главою всей русской земли, а вся русская земля, въ совокупности, принадлежала всему княжескому роду, и такимъ образомъ не дѣлилась на части, сохраняясь цѣльной въ смыслѣ народности.
Отсюда и при новомъ порядкѣ наша вооруженная сила осталась народной.
Но очередной порядокъ оказалъ все же сильное вліяніе на устройство вооруженной силы. Онъ дѣлалъ подвижными и князей, и княжескую дружину, которая, при передвиженіи князя, или слѣдуя за нимъ и покидая прежнюю волость, или покидая князя и оставаясь въ прежней волости, никому при этомъ не измѣняла. Съ другой стороны, однако, старшіе дружинники, бояре, не могли занимать высшихъ правительственныхъ должностей долгое время въ однѣхъ волостяхъ, и черезъ это они не пріобрѣтали себѣ здѣсь прочнаго вліянія на дѣла.
Въ общемъ, очередной порядокъ не измѣнилъ отношеній между княземъ и дружинниками, но далъ дружинникамъ право мѣнять князей.
Со временемъ, очередной порядокъ вызвалъ споры между князьями о старшинствѣ. Явилось стремленіе пріобрѣсти его силой и размѣститься по волостямъ не по очереди, а по наслѣдству.
На почвѣ же раздачи дружинникамъ земли въ помѣстья[1], за обязательство не переходить къ другимъ князьямъ, возникаетъ начало помѣстное.
Первымъ послѣдствіемъ этого было то, что дружинники, сѣвъ на землю, неохотно уже отъ нея отрываются: началась, естественно, утеря ими боевыхъ качествъ и вида военнаго сословія.
Второе послѣдствіе — упадокъ значенія князя. Третье — поднялось значеніе городовъ, съ вѣчемъ во главѣ. Князья должны были считаться съ этой силой, вполнѣ окрѣпшей въ концѣ XI вѣка, входить съ ней въ сдѣлки и заключать даже договоры, «ряды».
Въ итогѣ, Русь разбилась на рядъ «демократическихъ республикъ», въ большинствѣ съ княземъ — только ставленникомъ — во главѣ. А такой строй не могъ не привести къ полному крушенію у насъ государственности, что и доказало вскорѣ татарское иго.
Наемниковъ съ этого времени въ ратяхъ князей встрѣчается все болѣе.
Они у насъ были главнымъ образомъ изъ печенѣговъ, половцевъ, торковъ, берендѣевъ и другихъ кочевниковъ-тюрковъ въ низовьяхъ Днѣпра и Дона, частью изъ венгровъ и поляковъ.
Изъ родовъ войскъ растетъ значеніе конницы, особенно по уроку, вынесенному Святославомъ изъ похода въ Болгарію. Къ срединѣ XIII вѣка она составляетъ уже значительную часть вооруженныхъ силъ.
Отсюда вооруженіе, способы веденія боя — естественно видоизмѣняются въ сторону пригодности ихъ для конницы. Сочетаніе же ея съ пѣхотой создало способность къ наступательному образу дѣйствій и крайнее упорство въ оборонѣ. Но увеличение числа наемниковъ, ослабленіе княжеской власти и внутреннія распри и неурядицы ведутъ все же замѣтно къ пониженію порядка и боевой доброкачественности войскъ.
Наиболѣе даровитыми вождями этого времени были Владиміръ Мономахъ, внукъ Ярослава Мудраго, Изяславъ Мстиславовичъ, внукъ Владиміра Мономаха, Святославъ Кіевскій и Мстиславъ Удалой. Они ясно понимаютъ выгоды дѣйствій сосредоточенными силами (особенно Владиміръ Мономахъ). Они же, какъ и ихъ предки, сознаютъ, что рѣшительныхъ успѣховъ можно добиться только наступленіемъ на врага въ его предѣлахъ, и правиломъ ихъ, по наслѣдству, осталось: «Изыскать недруга въ его землѣ».
Скрытность и быстрота, — залоги внезапности, — хитрости и отводы всякаго рода тоже были ихъ любимыми пріемами.
Ночныя движенія и дѣйствія; преслѣдованія разбитаго врага; благоразумная осторожность; медленность и хитрость въ обстоятельствахъ неблагоприятныхъ — и рѣшительность въ условіяхъ благоприятныхъ (Юрій Долгорукой и Изяславъ Мстиславовичъ, — послѣдній особенно былъ рѣшителенъ и смѣлъ); наконецъ, должное значеніе поддержекъ и умѣлое пользованіе ими (Владиміръ Мономахъ), — вотъ тѣ особенности, въ которыхъ оставалось все же самобытно и опредѣленно наше ратное дѣло передъ нашествіемъ татаръ. Но неправильное внутреннее устройство государства, рознь и взаимное недовѣріе мѣшали проявляться этимъ качествамъ во всей полнотѣ, и когда на раздробленную и разъѣдаемую смутою Русь надвинулось нашествіе татаръ, учениковъ безспорно великаго полководца Чингисъ Хана, — мы пали въ неравной борьбѣ и только цѣною 2½ столѣтій рабства и покорности судьбѣ искупили потомъ свой грѣхъ розни и раздоровъ, проложивъ дорогу къ созданію великаго и мощнаго царства Московскаго, впослѣдствіи Имперіи Великаго Петра.
Гроза татарскаго нашествия впервые прогремѣла въ 1224 году, въ несчастной для насъ битвѣ на Калкѣ.
Получивъ свѣдѣнія отъ половцевъ о приближавшемся нашествіи татаръ, князь Галицкій Мстиславъ Удалой созвалъ въ Кіевѣ совѣтъ, на которомъ, какъ и всегда, рѣшено было не выжидать нападенія татаръ, а самимъ двинуться навстрѣчу. На этомъ совѣтѣ не было князя Юрія Владиміровича, которому, однако, послѣ выступленія въ походъ было послано предложеніе присоединиться. Послѣ 17 дней русскія войска сосредоточились (но войска князя Юрія Владиміровича опоздали), на правомъ берегу Нижняго Днѣпра, близъ Олешья, гдѣ присоединились и половцы. Здѣсь они одержали успѣхъ надъ передовыми монгольскими частями. Увлекшись, князья, — снова безъ войскъ Юрія Владиміровича, — еще черезъ 9 дней прибыли къ р. Калкѣ (нынѣ рѣкѣ Калецъ, въ Екатеринославской губ.), гдѣ 31 мая 1224 г. и произошло кровопролитное сраженіе, окончившееся полнымъ нашимъ пораженіемъ.
Причины — рѣшеніе Мстислава Галицкаго перейти р. Калку въ виду гораздо болѣе многочисленнаго врага и разногласіе между князьями Галицкимъ и Кіевскимъ, при чемъ послѣдній не захотѣлъ переправиться черезъ рѣку — ибо, по его мнѣнію, — что и было вполнѣ правильно, — татары имѣли возможность разбить насъ по частямъ.
Въ общемъ, какъ видно, уровень военнаго искусства значительно понизился съ походовъ Олега и Святослава, и общественная жизнь давала мало основаній для его правильнаго дальнѣйшаго подъема.
Однако, какою яркою звѣздою свѣтятъ намъ подвиги великаго нашего вождя и государя того времени, Св. равноапостольнаго князя Александра Невскаго.
Св. Александръ Невскій пріялъ тяжелое время правленія въ особенно скорбное для Руси время. Разрозненная во внутренней жизни, она, какъ было сказано, подчинилась татарскому игу, — и это ослабленіе еще недавно могучей Руси тотчасъ же вызвало напоръ присмирѣвшихъ было исконныхъ враговъ — шведовъ, ливонскихъ рыцарей и литовцевъ.
Шведы издавна входили въ Неву, Ладожское озеро и Волховъ, не давая покою Новгороду и Пскову.
Рыцари поселялись еще съ древнѣйшихъ поръ въ областяхъ Новгородской и Псковской и, понемногу завоевывая русская земли, даже нападали на самые Новгородъ и Псковъ. Успѣхъ враговъ уничтожилъ бы насъ окончательно: съ востока татары, съ запада шведы, Ливонь и Литва…
Заслуга отстоять просторъ для свободнаго развития Родины и обезпечить тылъ съ запада для будущаго низложенія татарскаго ига, начавъ нравственную подготовку къ такому низложенію, и выпала на долю Св. Вел. Кн. Александра Невскаго, «Солнца земли Русской».
Задачи эти рѣшены были имъ одинаково великими политикой и стратегіей. Политически — Князь, не предвидя пока успѣха открытой борьбы съ татарами, не остановился передъ униженіями, лишь бы отвести ханскій гнѣвъ, что и удалось ему дважды (поѣздки въ орду, въ глубину Азіи).
Вообще, съ татарами Св. Александръ Невскій бралъ тишиною, покорствомъ и кротостью, — путь всѣхъ Московскихъ «собирателей Руси» затѣмъ, отъ Іоанна Калиты до Іоанна Добраго включительно, пока Дмитрій Донской не вынулъ наконецъ меча изъ ноженъ для жестокаго удара на Куликовомъ полѣ…
На западѣ, совсѣмъ наоборотъ, Александръ Невскій дѣйствовалъ мечомъ, и дѣйствовалъ такъ, что, по словамъ Костомарова: «нѣмцы навсегда оставили мысль поработить сѣверныя Русскія земли и подвергнуть ихъ участи земель прибалтійскихъ славянъ». «Сами папы, вмѣсто грозныхъ буллъ, возбуждавшихъ крестовые походы на русскихъ наравнѣ съ язычниками, избрали другой путь для подчиненія себѣ Руси, путь переговоров, — столь же безплодный, какъ и воинственныя буллы»…
Изъ этихъ словъ историка также видно, какая страшная была эта опасность съ запада, и я думаю даже, что, отстоявъ насъ отъ воинствующаго католицизма въ XIII вѣкѣ, Св. Александръ Невскій преднамѣтилъ и наши границы здѣсь, и наше свободное развитіе.
На счастье наше и Новгорода со Псковомъ, какъ передовыхъ оплотовъ нашихъ, враги шли не дружно, а порознь, тогда какъ между буйнымъ Новгородомъ и Княземъ устанавливалась въ самое нужное время должная связь.
Первыми, въ 1240 г. подъ начальствомъ Биргера, зятя самого короля, пошли шведы, съ папскою буллою въ рукахъ. Провозгласивъ новгородцевъ союзниками язычниковъ и врагами Христа, Биргеръ писалъ гордо: «Если можешь, сопротивляйся. Знай, что я уже здѣсь, и плѣню твою землю».
Но Князь зналъ, что нужно было сдѣлать. По отмѣченному уже выше историческому нашему обычаю, онъ самъ смѣло и быстро пошелъ впередъ, дабы «искать недруга» и бить его, но не ждать его и не искать отъ него рѣшенія…
При этомъ Александръ шелъ, даже не ожидая союзныхъ князей. Онъ присоединилъ къ себѣ лишь жителей г. Ладоги, который былъ на его пути (вдоль Волхова): исконное наше сосредоточеніе силъ съ движеніемъ впередъ, какое мы увидимъ и позже. По исконному же обычаю, передъ походомъ было, для подъема духа, испрошено благословеніе духовенства.
Между тѣмъ шведы вошли черезъ Неву въ устья Ижоры и вышли на берегъ, дабы затѣмъ, овладѣвъ Ладогою, устремиться на Новгородъ.
Свѣдѣнія эти дала Новогородская сторо́жа, какъ всегда стоявшая въ устьяхъ Невы. Здѣсь, несомнѣнно, разгадка рѣшимости и быстроты движенія Александра: онъ спѣшилъ предупредить шведовъ у Ладоги и итти дальше за Ижору, — и вотъ, въ туманѣ, въ 11 часовъ утра 15-го іюля, «какъ Божья гроза», налетѣлъ онъ на шведскій станъ. Лично положилъ онъ Биргеру «печать копьемъ на лицѣ», и шведамъ осталось одно: спастись, послѣ бѣгства, ночью на своихъ корабляхъ. Подвигъ былъ столь славенъ, что съ нимъ связано преданіе о помощи намъ отъ Св. Бориса и Глѣба.
Шведы отхлынули. Новгородъ поднялъ голову и поссорился съ Александромъ, хотя и любилъ имѣть его «въ челѣ своихъ дружинъ». Князь ушелъ въ Переяславль. Но въ это время двинулись нѣмцы. Они завладѣли Псковомъ и, страшно опустошая Водьскую пятину, показались у самаго «Великаго Новгорода». Мятежные новгородцы вспомнили избавителя отъ шведовъ: архіепископъ умолилъ его вернуться. Князь быстро очистилъ окрестности Новгорода отъ нѣмцевъ, освободилъ Псковъ. Озлобленные нѣмцы собрали свой крестовый походъ, хвалясь взять Александра живымъ. Но Богъ судилъ иначе. Александръ, «исполчившись» съ новгородцами, псковичами и нѣкоторыми другими, и здѣсь смѣло и властно пошелъ навстрѣчу врагу. Развѣдки (сторо́жи) узнали его мѣсто на Чудскомъ озерѣ и сообщили, что ледъ еще крѣпокъ. Въ субботу, 5 апрѣля 1242 г., на восходѣ солнца, Александръ увидѣлъ на льду нѣмецкое полчище, сверкающее копьями, шлемами и панцырями. «Боже, суди мой споръ съ этимъ высокомѣрнымъ народомъ», воскликнулъ Александръ и бросился въ сѣчу. Нѣмцы построили клинъ, или свинью. Они прорвали нашъ строй въ передовыхъ частяхъ, но мы уже и прежде знали «непріятельскія обращенія»: отвѣтивъ пяткомъ, или клещами, мы впустили рыцарей къ себѣ внутрь и окружили ихъ съ тылу. Отъ «Ледоваго побоища» уцѣлѣло немного нѣмцевъ, и они болѣе уже не отваживались вступать въ борьбу съ Александромъ.
Въ 1245 г. зашевелился третій нашъ западный врагъ, Литва, овладѣвъ Торопцемъ. Александръ устремился на литовцевъ, изгналъ ихъ изъ Торопца и, быстро и рѣшительно дѣйствуя, нанесъ имъ еще рядъ пораженій…
Имѣя въ виду, въ своихъ военныхъ дѣйствіяхъ, одно: уничтоженіе врага для спасенія отъ него Русской земли, — Александръ, какъ и всѣ его лучшіе предшественники, дѣйствовалъ всегда смѣло, властно и рѣшительно. Не гадая за неприятеля, а преслѣдуя свое собственное основное рѣшеніе, онъ былъ всегда превосходно освѣдомленъ объ обстановкѣ, умѣло «обновлялъ по обстоятельствамъ»[2] и превосходно дѣйствовалъ «по непріятельскимъ обращеніямъ»[3], и въ стратегіи, и въ тактикѣ, и въ политикѣ.
Въ итогѣ, какъ говоритъ лѣтописецъ: «Сій Великій Князь Александръ Ярославовичъ, бѣ побѣждая вездѣ, а не побѣдимъ ни кѣмъ же», — удѣлъ, завидный для кого бы то ни было изъ великихъ полководцевъ и свойственный нашимъ былымъ вождямъ чаще, нежели иностраннымъ…