Грибомъ стоитъ въ селѣ избенка…
Въ избенкѣ плачетъ старушонка:
Вчера угнали въ рекрута
Ея радѣльца — радость-сына. —
Изба нетоплена, пуста,
Чадитъ сосновая лучина.
И ждетъ она: вотъ-вотъ войдетъ,
Вернется сынъ! — такъ чутко ждетъ —
Но тихо все: лишь вѣтеръ свищетъ, 10 Да мелкій дождь, что прутьемъ, хлыщетъ…
А хоть и сдать-бы не законъ,
Да противъ старосты не сладить;
Какъ не взлюбилъ Васютки онъ,
Такъ и доѣхалъ! заморенъ
Ужь больно парень былъ. — «Спровадить
Положено молъ на міру,
Затѣмъ что нерадивъ!» — старухѣ
Сказалъ онъ разъ — и глядь, Васюхѣ
Забрили лобъ на ту-жь пору.
II.
20 Мірскимъ христовымъ подаяньемъ
Она кормилась отъ села,
Кормилась годъ, и всѐ ждала
Родного гостя съ упованьемъ.
Къ обѣднѣ-ль въ праздникъ зазвонятъ,
Она накинетъ тѣлогрѣйку,
И въ церкви, съ нищенками въ рядъ,
Въ одну христовую семейку
Собравшись, станетъ у дверей —
И подаютъ міряне ей: 30 Кто грошъ подастъ, а кто копѣйку, —
Тѣмъ и жила̀…
А всѐ тоска,
Что червь подточный грудь ей гложетъ,
И что могильная доска,
Все давитъ, давитъ… И не сможетъ
Она съ тоски на свѣтъ взглянуть,
Ни Богу честно потрудиться,
Ни поработать, ни уснуть;
Затѣмъ, что коршуномъ гнѣздится 40 Въ душѣ все дума у неё:
«Ужь мнѣ молъ, старой, не житье,
Знать, на свѣту: къ землинѣ клонитъ!…
Да кто-жь безъ сына-то схоронитъ?
Чай, на міру сколотятъ гробъ,
Чай, и проводить да̀ромъ попъ…
Да не о смерти-то кручина:
Кабы взглянуть еще хоть разъ,
Хоть бы въ конешный-то свой часъ,
На чада-милаго, на сына; 50 Таковъ ли сталъ, каковъ-то былъ?
Поди, зачахъ, аль мать забылъ!…»
⁂
И было сонное видѣнье
Убогой старицѣ въ ночи:
Какъ-будто, гдѣ-то тамъ сраженье
И гдѣ-то ломятся мечи…
А ночи—тѐмны, тучи—грозны
Вдоль по поднѐбесью плывутъ,
Плывутъ и грозны, и морозны,
И вѣтромъ бьютъ, и градомъ бьютъ… 60 Вокругъ — безъ про̀свѣту поляны,
А надъ полянами туманы,
Туманы сизые встаютъ,
И сквозь туманы, за поляны
Да все солдатушки идутъ!..
Вотъ-вотъ одинъ… отсталъ, бѣдняга…
Упалъ и стонетъ… хочетъ пить,
Водицей ра̀нушки промыть —
Да нѣтъ воды: пуста баклага…
Зоветъ — и нѐкому помочь: 70 Проходятъ мимо все и мимо,
Уходятъ въ даль, уходятъ въ ночь…
Ушли… куда? — и невѣстимо!..
А онъ одинъ… а вѣтры бьютъ…
Вокругъ — безъ про̀свѣту поляны
И надъ полянами туманы,
Туманы сизые встаютъ…
Но вотъ яснѣе и свѣтлѣе
Изъ мглы клубятся облака —
И снѣга бѣлаго бѣлѣе 80 Течетъ изъ мёда и млека
Въ долинѣ Іорда́нъ-рѣка. —
А надъ рѣкой грозы-грознѣе
Встаютъ верхи Господнихъ горъ —
Синай, Голгоѳа и Ѳаворъ…
Играютъ божіи зарницы,
Цвѣты-лазоревы цвѣтутъ,
И на вѣтвахъ Сирены-птицы
И славословятъ и поютъ…
Возноситъ райская обитель 90 Тамъ позлащенныя главы:
Въ преддверьи стражи — звѣри-львы,
А на престолѣ самъ Спаситель
И на главѣ Его вѣнецъ,
Во длани скипетръ и держава,
И съ Нимъ — Богъ-Духъ и Богъ-Отецъ,
И вся глаголемая Слава.
И „святъ, святъ, святъ!“ Ему рекутъ
Земля и твердь во честь Владыки,
И всѣ архангельскіе лики 100 Пѣснь херувимскую поютъ…
Дивится старица чертогу —
И се, раздался зычный гласъ:
«Воспрянь отъ сна и вне́мли Богу,
Зане приблизился твой часъ!
Се, уготовалъ Азъ дорогу —
Возстани, божія раба,
И съ миромъ въ путь гряди!» И съ крикомъ
Проснулась въ трепетѣ великомъ 110 Старуха въ полночь… „Знать, судьба!“
Крестясь, она пролепетала,
«Пора за сыномъ, въ путь пора!» —
И отъ полночи до утра
Съ молитвой мать поклоны клала.
⁂
И сколотила кое-какъ
Она за нищенскій пятакъ
Въ дорогу ла̀потки съ котомкой,
И подпоясавшись покромкой,
Взяла убогій посошокъ, 120 Да захватила образокъ —
«Мать всѣхъ скорбящихъ,» да въ тряпицу
Съ могилокъ о̀тчихъ мать-землицу,
И въ долгій путь, благословясь,
Пошла подъ осень, въ снѣгъ и грязь.
И вотъ предъ ней опять поляны
Уходятъ въ даль и въ даль зовутъ,
И надъ полянами встаютъ
И ходятъ сизые туманы.
III.
Охъ, не одна ль то, не одна
130 Дорога въ полѣ пролегала,
Какъ сплошь-то ельничкомъ она,
Дорога, частымъ заростала!
Ужь и куда-же ты, куда,
Дорога гладью разстилалась,
Ты сквозь какіе города
Широкой ширью пробивалась? —
Охъ, вьѐшься-стелешься-ли ты
За глубь лѣсовъ-боро̀въ дремучихъ,
За ширь степей-песковъ сыпучихъ, 140 За тѣ-ль крутыя высоты!
Охъ, за крутыя высоты,
За прясло хмураго тумана
До синя моря-Окіяна.
До поднебесной красоты!
И на своемъ вѣку не мало
Всего ты вдо̀сталь повидала:
Не разъ-то съ пѣсней плясовой
Тебя и брагою хмѣльной
Людская удаль поливала, 150 А и невзгода окропляла
Мірскою горькою слезой.
⁂
Бредетъ съ котомкою убогой
Путемъ сиръ-древенъ человѣкъ,
Гдѣ много изстари калѣкъ
Ходило торною дорогой.
Охъ, тяжело ты, тяжело
Житье калики-перехожей:
Все тѣло солнцемъ ей спекло
Подъ закарузлой, старой кожей; 160 Нога и стерта, и боса;
Едва прикрыта грудь больная,
И вѣтеръ хлещетъ развѣвая
Ея сѣдые волоса…
И нѣтъ ей въ свѣтѣ уголочка:
Постель ей — мать сыра-земля,
Пень — изголовье, пологъ — ночка,
Хозяйство — божіи поля.
И будь ей лѣсъ или долина,
Морозъ иль жаръ — ей все равно: 170 Забыла всѐ она давно,
Лишь помнитъ путь, да ищетъ сына.
⁂
Тускнѣетъ въ небѣ синева,
Земля потрескалась отъ зною,
И катитъ мѣрною волною
Вдоль по степи ковыль-трава;
А въ чистомъ полѣ кустъ калины
Съ ракитой дрёмною стоитъ
И съ вѣтромъ старыя былины
Своею рѣчью говоритъ.
180 «Охъ, ты калинушка-калина,
Ты раскудрявая моя!
Поразскажи-ка мнѣ про сына,
Хоть разутѣшилась-бы я!»
И о лихой солдатской долѣ
Калина шепчетъ ей слова,
А въ чистомъ полѣ, на раздолѣ,
Катитъ волной ковыль-трава
Сказать, гдѣ сынъ, у всѣхъ просила,
И гдѣ-то, гдѣ не исходила
Она по всей-то по Руси,
По всей широкой, по раздольной,
Съ своей зазнобой сердобольной! 220 И въ Новѣ-градѣ побыла,
И въ Кіевъ пробралась въ петровки,
И по обѣту на Соловки
Къ святымъ угодникамъ прошла:
Мощамъ явленнымъ поклониться,
Кресту честному потрудиться,
Путемъ сыночка отыскать,
И повидавшись, — на погостѣ
Заупокоить стары-кости
И Богу душеньку отдать.
230 Въ иныхъ мѣстахъ ужь и по слуху
Міряне вѣдаютъ старуху,
А кое-гдѣ и не впервой
Подать ей грошикъ иль краюху
Иль пріютить на часъ ночной.
А гдѣ, случается, и знаютъ,
Да лишь не по̀ добру встрѣчаютъ,
Не по завѣтной старинѣ
На чужедальней сторонѣ —
Охъ, чужедальняя сторонка 240 Безъ вѣтру до̀суха сушитъ
И безъ морозу-то знобитъ,
И надъ чужимъ-то горемъ звонко
Хохочетъ вволю и крушитъ!
Ѵ.
Прокралось утро — и туманы
Ползутъ за снѣжныя поляны…
Проснулось людное село;
Въ морозной мглѣ взыграло солнце
И ярко каждое оконце
Багрянымъ золотомъ зажгло.
250 И на солдатскую стоянку
Пришла старуха спозаранку;
Иззябла вся, и вдоль села
Бредетъ — пытается про сына, —
Знать, и теперь чутьемъ вела
Ее завѣтная кручина.
— А нѣтъ-ли, братцы, промежъ васъ
Васютки Лаптя?… чай, съ печали
Зачахъ, — а парень на показъ!
Аль нѣтъ такого? не знавали?
260 — Васюхи Лаптя? — какъ не знать!
У насъ!… Да ты-то кто?…
— А мать....
— Мать… эко дѣло!… ну, попала!…
Пришла-бы раньше, не застала…
Здѣсь, здѣсь сынокъ!… Да вишь ты… онъ
Съ тоски былъ, баютъ, заморенъ:
Все по тебѣ-же… Ну, и тягу!
Въ бѣги затѣялъ — въ темный боръ;
Да не надолго: не хитеръ! — 270 Ужь ловятъ въ третій разъ бѣднягу.
И съ первыхъ словъ подъ сердце ей
Щеко̀тно что-то подступило
И щастьемъ-радостью забило
И изъ груди и изъ очей;
И отъ восторга мать сначала
Тѣхъ страшныхъ словъ не дослыхала:
Съ великой радости она
Затрепетала, что былина: 280 Нашла… нашла надёжу-сына! —
И снова жизнь для ней красна!
И все пытаетъ: «гдѣ-жь квартера,
Стоитъ-то гдѣ онъ?… гдѣ живетъ?»…
— А вотъ спроси у кавалера;
Онъ и разскажетъ и сведетъ…
Ступай на выгонъ: вонъ, на поле,
Гдѣ барабанъ-то все трещитъ, —
Ну, тамъ и сынъ… живетъ на волѣ:
Въ зеленой улицѣ стоитъ!
290 И вдругъ пустилась, что есть духу,
Калика въ поле, вся дрожа. —
Сразило радостью старуху
Да пуще остраго ножа!…
Бѣжитъ, крестяся и рыдая,
Раскрыта грудь, нога боса,
И вотъ ужь близко до поляны…
Глядитъ: народъ стоитъ гурьбой, 300 И заглушаетъ барабаны
Какой-то долгій, дикій вой;
А вдоль шеренга фронтовая
Зеленой улицей стоитъ —
И что-то, вѣтеръ разсѣкая,
Въ морозномъ воздухѣ свиститъ....
В. В. Крестовскій «Калика перехожая». — СПб.: Типографія Д. Калиновскаго, 1861. 