СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬАМА ШЕКСПИРА
ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.
[править]Томъ III.
[править]Трагедія «Король Лиръ» явилась въ печати съ именемъ автора еще при жизни Шекспира, въ 1608 году, въ форматѣ in quarto, подъ слѣдующимъ заглавіемъ: «М. William Shak-speare: his true chronicle historie of the life and death of king Lear and his three daughters. With the unfortunate life of Edgar, sonne and heire to the Earle of Gloster and his sullen and assumed humour of Tom of Bedlam. As it was played hefore the kings maiestie at Whitehall upon S. Stephans night in Christmas Hollidayes. By his Maiestries servants playing usually at the Glohe and the Bancke-side. London, printed for Nathaniel Butter and are to be sold at his shop in Paul’s Churchyard, 1608», т.-е. «Вильяма Шекспира: истинная исторія жизни и смерти короля Лира и его трехъ дочерей, съ присоединеніемъ несчастной жизни Эдгарда, сына и наслѣдника графа Глостера, а также описаніе его печальнаго притворнаго настроенія, когда онъ разыгрывалъ роль Тома изъ Бедлама[1], въ томъ видѣ, какъ пьеса была играна предъ его величествомъ королемъ въ Уайтголлѣ, въ день святого Стефана на Рождественскихъ праздникахъ, слугами его величества, обыкновенно игравшими въ театрѣ Глобуса, на Банксайдѣ. Лондонъ. Печатано Натаніелемъ Боттеромъ и можетъ быть покупаемо въ его лавкѣ, на дворѣ церкви св. Павла. 1608».
За этимъ первымъ изданіемъ драмы послѣдовали въ томъ же 1608 году два другихъ, послѣ чего «Лиръ» не издавался въ теченіе пятнадцати лѣтъ, до 1623 года, когда вышло, выпущенное Геммингомъ и Конделемъ, первое посмертное изданіе сочиненій Шекспира, въ форматѣ in folio, гдѣ «Лиръ» помѣщенъ въ отдѣлѣ трагедій по счету восьмой пьесой, между «Гамлетомъ» и «Отелло». Сличеніе текстовъ изданій in quarto и in folio показало, что въ послѣднемъ недоставало противъ in quarto 220 стиховъ и, напротивъ, прибавлено 50, не бывшихъ въ изданіи in quarto. Относительно сдѣланныхъ издателями in folio сокращеній (въ числѣ которыхъ въ изданіи пропущена, напримѣръ, превосходная сцена, кода сумасшедшій Лиръ воображаетъ, что дочери призваны имъ на судъ) полагаютъ, что причиной такихъ пропусковъ была чрезмѣрная длиннота драмы при представленіяхъ на сценѣ; что же касается до 50 прибавленныхъ въ in folio стиховъ, то въ большинствѣ они такъ поразительно хороши, что современная критика почти единогласно приписываетъ эти добавленія и измѣненія самому Шекспиру. Текстъ in folio отличается отъ in quarto еще тѣмъ, что въ немъ трагедія напечатана съ раздѣленіемъ на акты и на сцены, съ означеніемъ именъ дѣйствующихъ лицъ и съ болѣе правильнымъ раздѣленіемъ стиховъ.
Изданный въ первый разъ въ 1608 году, «Лиръ» былъ однако написанъ Шекспиромъ значительно ранѣе. Указаніемъ времени его сочиненія служитъ сохранившееся свѣдѣніе, что драма эта была представлена въ первый разъ 26 декабря 1606 года въ присутствіи короля Іакова, въ Уайтголлѣ, а слѣдовательно, и написана не позже этого года. Сверхъ того, извѣстно, что Шекспиръ заимствовалъ изъ книги доктора Гарснета: «Discovery of Popish impostors» (изобличеніе папистскихъ обманщиковъ) — имена злыхъ духовъ, которыхъ въ драмѣ перечисляетъ притворяющійся сумасшедшимъ Эдгардъ. А такъ какъ книга эта вышла въ 1603 году, то, значить, «Лиръ» не могъ быть написанъ ранѣе этого времени. Слѣдовательно, общій срокъ, когда написанъ Шекспиромъ «Король Лиръ», точно опредѣляется временемъ между 1603 и 1606 годами, т.-е. почти одновременно съ «Гамлетомъ», когда достигшій сорокалѣтняго возраста авторъ былъ въ полномъ расцвѣтѣ своихъ силъ и таланта.
Легенда о королѣ Лирѣ и его неблагодарныхъ дочеряхъ была извѣстна въ Англіи задолго до Шекспира. Впервые встрѣчается она въ старинной, переведенной въ XII вѣкѣ Джеффри Монмусомъ съ британскаго на латинскій языкъ, хроникѣ, въ которой заключалось полубаснословное изложеніе цѣлаго періода древней исторіи Британіи — періода, восходившаго чуть ли не до времени разрушенія Трои. Лиръ, или Лейръ, по сказанію этой хроники, былъ сыномъ Бальдуда и царствовалъ въ городѣ Лейрѣ (нынѣшнемъ Лейстерѣ). Достигнувъ преклонныхъ лѣтъ, вздумалъ онъ подѣлиться царской властью со своими тремя дочерьми — Гонерильей, Реганой и Корделіей, при чемъ для того, чтобъ рѣшить, которой отдать лучшую часть государства, обратился къ нимъ съ вопросомъ, какъ онѣ его любятъ? Двѣ старшія дочери отвѣтили льстивыми, но притворными словами, младшая же, Корделія, сказала, что она не умѣетъ притворяться и любитъ его не болѣе, чѣмъ долгъ велитъ дочери любить своего отца. Тогда Лейръ, раздраженный такимъ отвѣтомъ, отдалъ половину своего государства двумъ старшимъ дочерямъ, выдавъ ихъ вмѣстѣ съ тѣмъ замужъ за герцоговъ корнуэльскаго и албанскаго, Корделію же лишилъ наслѣдства и отдалъ безъ всякаго приданаго французскому королю Аганиппу, полюбившему ее за красоту и искренность. Вскорѣ затѣмъ, когда Лейръ состарѣлся еще болѣе, двѣ старшія дочери, возставъ на своего отца, отняли у него послѣднюю, оставленную имъ для себя, часть государства, предложивъ ему жить въ домѣ одной изъ нихъ со свитой въ шестьдесятъ человѣкъ. Но и это показалось слишкомъ много неблагодарнымъ дочерямъ. Согласившись между собою, онѣ сначала рѣшили уменьшить эту свиту наполовину, а затѣмъ и отнять ее совсѣмъ, оставивъ Лейру только одного слугу. Тогда глубоко оскорбленный Лейръ, громко изливъ свои жалобы на жестокость старшихъ дочерей и глубоко раскаиваясь въ своемъ дурномъ поступкѣ съ младшей, отправился просить защиты и помощи къ ней во Францію. Корделія съ горькими слезами выслушала разсказъ о несчастьяхъ отца и, приказавъ дать ему приличную свиту, разсказала о его прибытіи своему мужу. Затѣмъ оба они передали въ руки Лейра всю власть надъ Галліей для того, чтобъ онъ могъ собрать войско и отвоевать у неблагодарныхъ дочерей свой англійскій престолъ. Происшедшая война была счастлива для Лейра. Онъ разбилъ войска своихъ старшихъ дочерей и, сдѣлавшись вновь королемъ, счастливо процарствовалъ три года, послѣ чего умеръ и былъ погребенъ Корделіей въ подземномъ храмѣ, устроенномъ въ честь Януса подъ русломъ рѣки Соры. Корделія наслѣдовала ему на престолѣ и правила государствомъ пять лѣтъ, но затѣмъ ей объявили войну племянники, дѣти ея старшихъ сестеръ. Разбитая въ сраженіи и взятая въ плѣнъ, Корделія была заключена въ темницу, гдѣ въ отчаяніи лишила сама себя жизни.
Такова, въ общихъ чертахъ, легенда хроники. Популярность ея въ Англіи была такъ велика, что даже серьезный лѣтописецъ Голлиншедъ, изъ котораго Шекспиръ, какъ извѣстно, заимствовалъ сюжеты многихъ своихъ произведеній, не задумался, несмотря на явную сказочность преданія о Лирѣ, включить его въ свою лѣтопись, при чемъ подкрѣпилъ свою вѣру въ истинность легенды даже хронологическимъ указаніемъ, будто бы Лиръ вступилъ на британскій престолъ въ 3105 году отъ сотворенія міра одновременно съ іудейскимъ царемъ Іоасомъ. Въ изложеніи событій Голлиншедъ вездѣ слѣдовалъ хроникѣ Монмоуса и не прибавилъ отъ себя ничего, кромѣ нѣсколькихъ мелочныхъ разъясненій. Такъ, напримѣръ, говоря о королѣ Аганиппѣ, женившемся на Корделія, онъ прибавляетъ, что король этотъ былъ одинъ изъ двѣнадцати тогдашнихъ владѣтелей Галліи. Въ разсказѣ о походѣ Лира въ Британію прибавлено, что онъ далъ Корделіи слово сдѣлать ее своей единственной наслѣдницей. Въ описаніи смерти Корделіи указано прямо, что она повѣсилась, чего также не находимъ въ хроникѣ Монмоуса.
Кромѣ этой исторической обработки, легенда о королѣ Лирѣ не разъ служила темой для поэтическихъ произведеній. Такъ, существуетъ переложеніе хроники Монмоуса въ стихи подъ именемъ: «Roman de Brut», сдѣланное труверомъ Уасомъ, — сочиненіе, составляющее цѣлую эпопею болѣе чѣмъ въ 15.000 стиховъ. Спенсеръ въ своей «Fairy queen» (книга 2-я, пѣснь 10-я) посвятилъ исторіи Лира шесть стансовъ. Гиггинсъ обработалъ ту же тему въ сочиненіи: «Mirror for magistrates», и наконецъ, незадолго до Шекспира, появилась написанная на тотъ же сюжетъ драма, помѣченная въ издательскихъ каталогахъ 1594 годомъ и озаглавленная: «The true chronicle history of king Leir and his three daughters, Gronorill, Regan and Cordelia», т.-е. «истинная, заимствованная изъ хроникъ, исторія о королѣ Лирѣ и его трехъ дочеряхъ — Гонориллѣ, Реганѣ и Корделіи». Драма эта нѣкоторыми комментаторами (въ томъ числѣ Тикомъ) приписывалась даже Шекспиру и считалась за первоначальный, впослѣдствіи будто бы переработанный имъ вновь, текстъ его трагедіи, но мнѣніе это не выдерживаетъ критики, во-первыхъ, по своей бездоказательности, а во-вторыхъ — по слишкомъ уже большому различію обѣихъ пьесъ. Неизвѣстный авторъ старинной пьесы построилъ ее исключительно на тѣхъ фактахъ, которые изложены въ Голлиншедовой хроникѣ, введя только, согласно требованіямъ сцены, нѣсколько новыхъ лицъ, напримѣръ, вѣрнаго слугу Перилла, который слѣдуетъ за Лиромъ въ его несчастьѣ и въ чьемъ лицѣ мы можемъ видеть первообразъ Шекспирова Кента. Развязка драмы обработана также согласно хроникѣ. Корделія, какъ тамъ, спасаетъ отца и возвращаетъ ему престолъ; между тѣмъ въ трагедіи Шекспира, какъ извѣстно, исходу драмы приданъ ужасающій трагическій характеръ, и, сверхъ того, съ исторіей Лира связана не менѣе трагическая исторія графа Глостера, ослѣпленнаго своимъ сыномъ. Уже это одно измѣненіе и расширеніе сюжета могло бы служить полнымъ доказательствомъ, что Шекспиръ не былъ причастенъ сочиненію старинной драмы, но, помимо того, самый ея слогъ и концепція, не напоминающіе ни въ чемъ руку Шекспира, подтверждаютъ это еще яснѣе, позволяя много-много допустить, что нѣкоторыя изъ положеній старой драмы навели, можетъ-быть, Шекспира лишь на мысль самостоятельно развить и разработать этотъ сюжетъ въ своей пьесѣ на совершенно новыхъ началахъ. Упомянувъ о соединеніи съ исторіей Лира эпизода о слѣпомъ Глостерѣ, слѣдуетъ прибавить, что эпизодъ этотъ былъ также заимствованъ Шекспиромъ изъ посторонняго источника, а именно изъ «Аркадіи» Сиднея, — сочиненія, въ которомъ изображена исторія одного пафлагонскаго царя, пострадавшаго изъ-за привязанности къ своему побочному сыну и доведшаго себя до такого же печальнаго положенія, въ какомъ Шекспиръ изобразилъ Глостера. Ослѣпленіе отца кознями злого сына, трогательная заботливость законнаго сына о слѣпомъ отцѣ и наконецъ даже извѣстная сцена, когда бѣдный старикъ хочетъ лишить себя жизни, бросившись съ утеса, — заимствованы Шекспиромъ изъ этого источника, хотя, конечно, все это переработано и мотивировано иначе. Въ заключеніе объ источникахъ, какими могъ пользоваться Шекспиръ для созданія своего короля Лира, упоминаютъ еще о напечатанной въ одномъ сборникѣ стихотворной поэмѣ, въ которой обработанъ тотъ же сюжетъ; однако новѣйшія изысканія (Колльеръ) заставляютъ думать, что поэма написана позднѣе Шекспировой драмы, и потому скорѣе можно предположить, что неизвѣстный авторъ заимствовалъ содержаніе своего произведенія у Шекспира, чѣмъ наоборотъ. Разсматривая эти источники, изъ которыхъ Шекспиръ заимствовалъ реальные факты своей трагедіи, мы можемъ ясно видѣть, что психологическая ея основа принадлежитъ всецѣло самому автору. Временное сумасшествіе Лира, послѣ чего онъ превращается изъ прежняго деспота въ просвѣтленнаго печальника за человѣчество, составляетъ всю психологическую основу трагедіи, и мысль эта принадлежитъ исключительно самому Шекспиру. Трогательныя отношенія Лира и Корделіи, на которыхъ основаны лучшія сцены драмы, также почти-что не затронуты въ указанныхъ выше источникахъ.
Если о «Гамлетѣ» долгое время существовало ошибочное мнѣніе, будто основной идеей этой драмы было изображеніе мести сына за смерть отца, то о «Королѣ Лиръ» немало людей и до сихъ поръ думаютъ, что въ трагедіи этой изображена дѣтская неблагодарность. Источники, изъ которыхъ Шекспиръ заимствовалъ канву своего произведенія, повидимому, подтверждаютъ эту мысль; однако при сличеніи этихъ источниковъ съ тѣмъ, что сдѣлалъ изъ своего произведенія Шекспиръ, вниманіе каждаго серьезнаго читателя непремѣнно остановится на двухъ интересныхъ фактахъ, заставляющихъ задуматься надъ вопросомъ, точно ли основная идея «Лира» именно такова? Спрашивается, во-первыхъ, почему авторъ, если намѣреніе его было изобразить дѣтскую неблагодарность, не удовольствовался фактами, какіе давала ему легенда о Лирѣ, но усилилъ во много разъ трагическое начало пьесы, набросивъ на все свое произведеніе мрачный, ужасающій характеръ и погубивъ въ развязкѣ въ одномъ всеобщемъ погромѣ правыхъ вмѣстѣ съ виновными, и, во-вторыхъ, для какой цѣли рядомъ съ исторіей Лира поставленъ эпизодъ съ Глостеромъ, гдѣ фактически изображена совершенно аналогичная идея — страданія отца вслѣдствіе неблагодарности родныхъ дѣтей? Углубляясь далѣе въ анализъ этихъ двухъ исторій, соединенныхъ въ одномъ произведеніи, мы непремѣнно придемъ къ третьему, еще болѣе интересному, вопросу. Нѣтъ сомнѣнія, что всякій, кого спросятъ, чья личность, Лира или Глостера, производитъ болѣе величавое и болѣе потрясающее впечатлѣніе, — отвѣтитъ, не задумываясь, въ пользу Лира. Но почему? Если смотрѣть на драму съ предвзятой мыслью, что главная ея идея заключается въ изображеніи дѣтской неблагодарности, то едва ли можно счесть въ этомъ случаѣ Лира болѣе несчастнымъ, чѣмъ Глостера. Несчастья послѣдняго могутъ даже показаться болѣе тяжкими, чѣмъ страданія Лира. Стоить вспомнить, что страданія Глостера были посланы ему судьбою совершенно помимо его собственной вины, тогда какъ Лиръ не только самъ сдѣлалъ первый шагъ навстрѣчу своему горю, но впослѣдствіи по собственной винѣ постоянно его усугублялъ своими поступками. Глостеръ отвергъ любимаго сына по наговору и клеветѣ, которымъ имѣлъ слабость повѣрить, но все-таки иниціатива этого дѣла исходила не отъ него; тогда какъ Лиръ лишилъ себя ласкъ и попеченій Корделіи изъ чисто самолюбиваго самодурства. Онъ отвергъ и изгналъ ее самъ. Далѣе Глостеръ былъ схваченъ, ослѣпленъ и прогнанъ безпомощнымъ изъ дому открытой силой и злодѣйствомъ. Въ судьбѣ же Лира мы не видимъ ничего подобнаго. Положимъ, дочери жестоко поступили съ бѣднымъ старикомъ, а также оскорбили въ немъ самолюбіе короля, отнявъ его свиту, но прямо насильственныхъ дѣйствій онѣ противъ него все же не дѣлали. Онъ покинулъ ихъ жестокій кровъ по собственной водѣ, главнѣйше же вслѣдствіе своего гордаго самолюбія, и если пострадалъ физически и нравственно, бродя въ бурю и грозу подъ открытымъ небомъ, то все-таки нельзя не видѣть, что, смирясь предъ своимъ горемъ, онъ могъ бы его смягчить въ значительной степени. Между тѣмъ бѣднякъ Глостеръ лишенъ былъ даже этой возможности. Конечно, это не уменьшаетъ степени страданій Лира съ субъективной точки зрѣнія, но все же нельзя не согласиться, что если мы видимъ одинаковыя нравственныя страданія двухъ людей, то участіе наше невольно склоняется въ большей степени къ тому, на кого страданія эти упали безъ всякой съ его стороны вины или ошибки. И однако, несмотря на это, образъ страдающаго Лира безусловно затемняетъ предъ нами образъ несчастнаго Глостера, затемняетъ до того, что вся исторія Глостера кажется въ драмѣ не болѣе, какъ вставнымъ эпизодомъ, правда, эпизодомъ вполнѣ умѣстнымъ и звучащимъ въ тонъ съ общимъ настроеніемъ драмы, но все-таки имѣющимъ второстепенное значеніе. Фактъ этотъ ясно показываетъ, что между Лиромъ и Глостеромъ есть какая-то очень большая разница, и что величавый образъ Лира будитъ и трогаетъ въ нашей душѣ какія-то иныя и притомъ болѣе высокія струны, чѣмъ несчастный Глостеръ. Вслѣдствіе этого въ основной идеѣ драмы мы должны видѣть нѣчто болѣе широкое и великое, чѣмъ изображеніе одной дѣтской неблагодарности. Въ чемъ состоитъ эта разница — обнаружится, если мы разберемъ и прослѣдимъ развитіе обоихъ характеровъ, Лира и Глостера, при чемъ выяснится и истинная основная идея всего произведенія.
Начнемъ съ Глостера.
Мягкій и добродушный отъ природы, онъ остается такимъ въ теченіе всей своей жизни, какъ до постигшаго его несчастья, такъ равно и послѣ. Хотя подъ впечатлѣніемъ клеветы на сына, которой онъ имѣлъ слабость повѣрить, въ душѣ его просыпается какъ будто даже гнѣвъ, доходящій до того, что онъ намѣренъ казнитъ виновника, но, вникая въ его дальнѣйшія рѣчи и поступки, легко замѣтить, что это было не болѣе, какъ увлеченіе первымъ порывомъ. Кода, въ сценѣ въ степи (д. III, сц. 5-я), онъ горько жалуется на свое несчастье и, вспоминая объ Эдгардѣ, распространяется о томъ, какъ глубоко онъ его любилъ, то въ словахъ его звучитъ не гнѣвъ, а глубокая скорбь, доказывающая, что любовь въ предполагаемому виновнику нимало не угасла въ его сердцѣ, такъ что, если бъ онъ въ эту минуту встрѣтилъ и узналъ Эдгарда, то навѣрно обратился бы къ нему не съ угрозами и упреками, а скорѣе со слезами горести и съ готовымъ прощеніемъ. Далѣе, кода ужасная катастрофа разражается окончательно надъ его головой, и онъ, одновременно съ потерей зрѣнія, узнаётъ о своей несчастной ошибкѣ, — мягкая, добрая его натура также берегъ верхъ надъ всякимъ инымъ чувствомъ, и онъ не только не ищетъ мстить своимъ врагамъ, Корнуэльсу и Эдмунду, но какъ будто даже забываетъ о ихъ существованіи, сокрушаясь лишь объ ужасномъ оскорбленіи, которое нанесъ своему дорогому Эдгарду. Затѣмъ, когда, потерявъ все, онъ бродитъ несчастнымъ, безпріютнымъ слѣпцомъ, оказывается, что и тутъ мягкость и покорность судьбѣ сквозятъ во всѣхъ его словахъ и поступкахъ. Онъ, правда, хочетъ лишить себя жизни, но и это неудавшееся покушеніе исполняется имъ не въ бурномъ порывѣ отчаянія, но тихо и спокойно, съ теплой молитвой къ богамъ о прощеніи за свой поступокъ. Не бороться съ судьбой хочетъ несчастный слѣпецъ, но лишь смягчить ея невыносимые удары. Одной изъ характернѣйшихъ чертъ душевнаго состоянія, въ которомъ онъ находится, является искренно высказываемое имъ желаніе потерять разсудокъ для того, чтобъ не чувствовать своихъ страданій. Эта черта, характерная сама по себѣ, важна еще тѣмъ, что даетъ, какъ увидимъ дальше, весьма рельефный пунктъ для опредѣленія разницы между Глостеромъ и Лиромъ. Изъ вышесказаннаго понятно, что если такая кроткая и неспособная къ борьбѣ съ судьбою натура, какъ Глостеръ, и можетъ возбудить наше участіе, то исключительно только вслѣдствіе перенесенныхъ имъ горестей. Удивляться ему или ставить его высоко за твердость характера, или за какія-либо иныя иниціативныя качества мы не имѣемъ никакихъ данныхъ. Онъ просто глубоко несчастный человѣкъ вообще, а съ болѣе опредѣленной точки зрѣнія — несчастный отецъ. Потому, если бъ Шекспиръ задался мыслью изобразить въ своей драмѣ идею дѣтской неблагодарности, то намѣреніе его было бы вполнѣ достигнуто изображеніемъ исторіи одного Глостера.
Совсѣмъ иное видимъ мы въ Лирѣ, чей характеръ, въ противоположность однообразному характеру Глостера, представляетъ постоянное движеніе и рядъ удивительнѣйшихъ по своему разнообразію психологическихъ переходовъ и положеній, бурно проносящихся предъ глазами зрителя отъ первой сцены трагедіи до послѣдней.
Въ первой сценѣ Лиръ не только не возбуждаетъ какой-либо мягкой къ себѣ симпатіи, но, напротивъ, способенъ вызвать совершенно противоположное чувство. Предъ нами деспотъ-самодуръ, человѣкъ, до того избалованный раболѣпствомъ своихъ подчиненныхъ и до того наполнившій всю свою жизнь внѣшними, театральными эффектами, этими всегдашними атрибутами дошедшей до самообожанія власти, что онъ воображаетъ подчинить этому театральному декоруму даже нѣжнѣйшее и сердечнѣйшее изъ всѣхъ чувствъ — любовь дѣтей къ отцу. Что, какъ не совершенное потемнѣніе всякой логики и сердечности, можетъ довести до мысли, будто любовь способна выразиться пышной декламаціей по заказу? Но такъ думаетъ или, лучше сказать, такъ хочетъ державный Лиръ, а потому какое же можетъ быть сомнѣніе въ томъ, что такъ будетъ и быть должно? Послѣдствія даже какъ будто показываютъ, что Лиръ не ошибся: двѣ его старшія дочери, которыхъ никакъ нельзя счесть безхарактерными, покорно подчиняются волѣ стараго деспота и удовлетворяютъ его прихоти вполнѣ — значитъ, ясно, что онъ ошибаться не можетъ. Но тутъ вдругъ встрѣчается нежданное и негаданное препятствіе. Младшая дочь не только не подчиняется капризной блажи старика, но даже пробуетъ убѣдитъ его, что онъ судить неправо. Это ли не обида, это ли не преступленіе, достойное жесточайшей кары? И кара дѣйствительно падаетъ быстро, какъ громовой ударъ. Жестокая кара, можетъ-быть, скажутъ на это: отецъ отвергаетъ родную дочь за искренность! Нѣтъ! Здѣсь нѣтъ ни отца ни дочери! Здѣсь только забывшійся до самообоготворенія властитель-деспотъ, карающій подданнаго. За что? За измѣну и непокорность? Нѣтъ — хуже: за неумѣнье ему угодить! Вѣдь извѣстно, что большаго преступленія нѣтъ въ глазахъ людей, находящихся въ томъ положеніи, въ какомъ является Лиръ въ этой сценѣ. — Но буря пронеслась, кара постигла виновныхъ, и затѣмъ все, повидимому, вошло въ обычной порядокъ. Лиръ сдалъ свою власть и, надо думать, сдѣлается обыкновеннымъ смертнымъ. Но на дѣлѣ вышло иначе. Онъ сдалъ свою власть только потому, что былъ властенъ это сдѣлать, и вслѣдствіе того, самъ не замѣчая, сохранилъ совершенно свои прежнія деспотическія замашки. Въ чужомъ домѣ началъ онъ распоряжаться, какъ у себя: билъ, бранилъ прислугу, требовалъ, когда вздумается, всякихъ услугъ для себя и своей свиты, которая, по всему можно заключить, также вела себя не вполнѣ безупречно, — словомъ, держалъ себя такъ, что врядъ ли могъ считаться спокойнымъ гостемъ для кого бы то ни было. Если деликатное чувство дѣтской любви и благодарности, конечно, удержало бы почтительныхъ и любящихъ дѣтей отъ выраженія старику даже тѣни какого-либо неудовольствія, то посторонніе люди, обсуждая подобнаго рода домашнюю жизнь, имѣли бы полное право поставить старику насчетъ кое-какія его погрѣшности. Но судьба приготовила ему иное, болѣе чувствительное наказаніе. Дочери, которымъ онъ отдалъ свою власть, очень хорошо поняли, что положить предѣлъ безпокоившему ихъ своеволію старика зависитъ теперь вполнѣ отъ нихъ, а такъ какъ обѣ онѣ не только не обладали тѣнью той деликатности, о которой только-что сказано, но, напротивъ, имѣли, по выраженію Кента, «сердца двухъ бездушныхъ псовъ», то вслѣдствіе этого не заставило себя долго ждать первое столкновеніе Лира (воображавшаго себя все еще самовластнымъ) съ горькою дѣйствительностью, которую онъ самъ себѣ приготовилъ. Старшая дочь съ высокомѣрной холодностью, но тѣмъ не менѣе еще довольно сдержанно, предложила старику умѣрить его желанія и подчиниться тѣмъ порядкамъ, которые заведены въ домѣ. Тутъ намѣчается въ драмѣ первый пунктъ, на которомъ можно замѣтить разницу между Лиромъ и Глостеромъ. Глостеръ, услышавъ о воображаемомъ злодѣйствѣ сына, съ первой же минуты выходить изъ себя и, подобно всѣмъ слабохарактернымъ людямъ, громко кричитъ о своихъ намѣреніяхъ покарать виновника. Лиръ же только ошеломленъ. Онъ не вѣритъ въ возможность того, что видитъ и слышитъ. Онъ щупаетъ свои руки, думаетъ, не сонъ ли проносится предъ его глазами, сомнѣвается даже въ томъ, что онъ Лиръ. Если поведеніе Глостера похоже на громовой ударъ изъ быстро набѣжавшей тучи, то манера себя держать Лира напоминаетъ ту ужасную тишину, которая наступаетъ за минуту до страшной бури, и предъ которою ничто быстро разразившаяся гроза. Однако на этотъ разъ гроза еще миновала. Какъ ни пораженъ былъ Лиръ поступкомъ старшей своей дочери, но онъ сохранилъ еще самообладаніе и вѣру въ себя. Онъ еще монархъ, а главное — у него остался еще незыблемый столпъ: увѣренность, что вторая дочь не похожа на первую, значитъ, падать духомъ пока причины нѣтъ. Наговоривъ гордыхъ угрозъ, смѣшанныхъ, впрочемъ, ужъ съ горькими упреками, отправляется Лиръ къ второй дочери, и тутъ, по дорогѣ, у него вырывается одно изъ характернѣйшихъ восклицаній, рисующихъ еще болѣе его разницу съ Глостеромъ. Собравъ всѣ усилія, чтобъ сберечь свою гордость и вѣру въ себя, Лиръ однако чувствуетъ, что восьмидесятилѣтней природѣ поставленъ предѣлъ, и что выдержанная имъ сцена серьезно грозитъ разстроить его силы, какъ тѣлесныя, такъ и душевныя. Потому, боясь всего болѣе потерять эти силы, чѣмъ утратилась бы для него всякая возможность борьбы противъ сокрушающихъ его ударовъ, онъ обращается съ молитвой къ богамъ, чтобъ они спасли его отъ безумія, котораго онъ только и боится (д. 1-е, сц. 5-я). Какая яркая и характерная разница съ Глостеромъ! Тотъ, сокрушенный бѣдой, молитъ судьбу лишить его именно разсудка, чтобъ не чувствовать горя. Лиръ же, напротивъ, только того и боится, какъ бы не потерять этотъ разсудокъ, который нуженъ ему для борьбы съ горемъ. Глостеръ похожъ на овцу, смиренно протягивающую шею подъ ножъ, — Лиръ напоминаетъ могучаго льва, который не намѣренъ сдаваться даже въ моментъ неизбѣжной опасности.
Пріѣздъ Лира ко второй дочери и слѣдующая затѣмъ сцена составляютъ, въ общихъ чертахъ, повтореніе въ усиленномъ во много разъ размѣрѣ тѣхъ положеній и душевныхъ состояній, которыя онъ пережилъ передъ тѣмъ. Въ деталяхъ проскакиваютъ, правда, здѣсь нѣкоторыя новыя психологическія черты, о которыхъ будетъ сказано ниже, при подробномъ анализѣ отдѣльныхъ сценъ, но въ общемъ положеніе остается то же. Подобно тому, какъ повторенный ударъ землетрясенія довершаетъ дѣло перваго и только увеличиваетъ количество развалинъ, такъ и здѣсь мы видимъ, что въ Лирѣ происходитъ полное паденіе его надеждъ и упованій, надломленныхъ первымъ ударомъ. Но рядомъ съ этимъ возстаетъ съ новой силой и его титаническій образъ. Старикъ, слабый и больной, разрушенный физически и нравственно, онъ не только не думаетъ покориться, удовольствуясь той сравнительно спокойной жизнью, которую ему предлагаютъ, но, напротивъ, гордо отталкиваетъ такое недостойное его подаяніе и затѣмъ бросаетъ вызовъ цѣлому свѣту: дѣтямъ, судьбѣ, стихіямъ — словомъ, всему, что только можно встрѣтить враждебнаго въ мірѣ. «Погибну, но не покорюсь!» — вотъ девизъ, съ которымъ уходитъ Лиръ изъ негостепріимнаго замка, предавая себя всей ярости двухъ бурь, объявившихъ ему войну: бури внѣшней, рвущей въ клочки подъ вѣтромъ и дождемъ его сѣдые волосы, и бури внутренней, бушующей въ его сердцѣ, которую онъ самъ признаетъ во много разъ сильнѣйшей, чѣмъ первая. Обѣ эти бури окончательно надламываютъ и разрушаютъ какъ нравственное, такъ и физическое существо прежняго Лира. Долголѣтняя власть, привычка къ которой сдѣлалась его второй натурой, вырвана изъ его рукъ окончательно; человѣческое чувство также попрано безъ слѣда неблагодарностью дѣтей, и наконецъ физическія страданія подъ бурей и дождемъ, чувствительность которыхъ во много разъ увеличивается его восьмидесятилѣтнимъ возрастомъ, довершаютъ дѣло разрушенія. Призвавъ громы небесные на головы своихъ оскорбительницъ, Лиръ мѣшается въ умѣ, не выдержавъ напора бѣдъ, обрушившихся на его сѣдую голову. Этой сценой кончаются въ драмѣ всѣ тѣ факты, на основаніи которыхъ можно проводить параллель между Лиромъ и Глостеромъ. Оба несчастные отца пали, но пали каждый по-своему. Глостеръ подчинился судьбѣ, покорно сложивъ предъ нею оружіе, — Лиръ палъ, какъ смѣлый титанъ, сраженный силой, которой невозможно было противостоять. Если бъ Шекспиръ кончилъ на этомъ свою трагедію, то и тутъ симпатія наша имѣла бы всѣ данныя склониться болѣе на сторону Лира, въ силу правила, что люди-титаны, гордо борющіеся съ судьбой, всегда интересуютъ насъ болѣе, чѣмъ кроткія, мирныя существа, покорно подчиняющіяся ея рѣшеніямъ. Но трагедія этимъ не кончается. Катастрофа, о которой идетъ рѣчь, происходитъ въ срединѣ третьяго дѣйствія — значитъ, престарѣлый и разбитый, повидимому, окончательно страдалецъ будетъ еще въ теченіе цѣлыхъ двухъ длинныхъ дѣйствій занимать насъ своей судьбой. Откуда же было взять матеріалъ для этого продолженія драмы, если бъ въ ней была изображена только дѣтская неблагодарность? Какими средствами можно было поддержать интересъ къ предмету, который, повидимому, былъ исчерпанъ окончательно? Можно съ увѣренностью сказать, что любой поэтъ, привыкшій въ своихъ произведеніяхъ бить на внѣшность и поражать читателей подборомъ интересныхъ фактовъ, остановился бы предъ такимъ положеніемъ и не придумалъ ничего болѣе; но Шекспиръ для поддержки интереса въ своихъ произведеніяхъ имѣлъ неисчерпаемый источникъ, и источникъ этотъ былъ — человѣческое сердце. Поэтому предстоитъ взглянуть, какъ успѣлъ онъ воспользоваться этимъ источникомъ въ настоящемъ случаѣ и какимъ образомъ удалось ему изъ полной развалины прежняго Лира возродить, какъ феникса, новаго человѣкъ, ни въ чемъ не похожаго на прежняго, хотя и связаннаго съ нимъ органически вѣрной, психологической связью.
Первый, чуть замѣтный мотивъ, служащій задаткомъ этого новаго направленія, проскальзываетъ въ словахъ Лира, обращенныхъ къ дочери еще въ предыдущемъ дѣйствіи, когда, на возраженіе Реганы, что при жизни на всемъ готовымъ въ ея домѣ ему не будетъ нужды ни въ одномъ изъ его слугъ, онъ отвѣчаетъ:
. . . . . . . . . . . . Не говори
О нуждѣ такъ! Послѣднимъ бѣднякамъ
Малѣйшій вздоръ казаться можетъ лишкомъ!
Когда ты людямъ дашь лишь только то.
Что имъ необходимо, — приравняешь
Людей къ животнымъ ты!
Хотя слова эти, произнесенныя среди бурной сцены объясненія съ дочерью, проходятъ почти незамѣтно и кажутся совершенно естественными, однакожъ, вдумываясь въ нихъ глубже, а главное, сопоставляя заключенный въ нихъ смыслъ съ образомъ мыслей и поступковъ прежняго Лира, можно невольно задать себѣ вопросъ: откуда явилась мысль о нуждахъ какихъ-то бѣдняковъ въ душѣ человѣка, привыкшаго всю жизнь деспотически повелѣвать, вовсе не думая о послѣдствіяхъ своихъ прихотей? Переходя далѣе къ сценѣ въ степи, кода старый король уже совершенно разбитъ и нравственно и физически, и когда отъ него, какъ отъ избалованнаго во всемъ человѣка, можно было бъ ждать въ подобномъ положеніи или отчаянныхъ проклятій на весь міръ, или совершенной апатіи ко всему окружающему, мы вдругъ видимъ, что, несмотря на тяжелое свое положеніе, онъ на приглашеніе шута укрыться отъ бури въ хижину заботится прежде о немъ, говоря, что, скорбя о многомъ, онъ скорбитъ частью сердца и за него. Явно, что эта новая черта характера Лира въ полной связи съ приведеннымъ выше его обращеніемъ къ дочери. Далѣе направленіе это выступаетъ еще рельефнѣе. Вотъ что говоритъ онъ въ послѣдующей сценѣ:
. . . . . . . . . . . . О, бѣдные больные,
Гдѣ бъ вы ни находились! — вы, кого
Безжалостно бичуетъ этотъ страшный,
Злой ураганъ! — гдѣ скроете свою
Бездомную вы голову? Какую
Найдете вы защиту отъ дождя
Къ дырявыхъ вашихъ рубищахъ? Какъ мало
О васъ я думалъ прежде! Испытать
На собственной спинѣ должно богатство
Зло нищеты, чтобы понять, какія
Страданья терпитъ бѣдность!
И эти высокія, трогательныя слова говоритъ онъ, когда разсудокъ его уже явно обнаруживаетъ слѣды помѣшательства, едва рѣчь зайдетъ о несчастьяхъ, касающихся его лично. Такъ, напримѣръ, увидя рубище Эдгарда, онъ полубезумно начинаетъ увѣрять, что только злость дочерей можетъ довести до подобнаго печальнаго положенія. Съ этой минуты въ Лирѣ какъ бы совмѣщаются два различныхъ человѣка: одинъ — прежній Лиръ, уничтоженный и разбитый нравственно и физически; другой же Лиръ — новый, возникающій на развалинахъ прежняго, и этотъ новый Лиръ уже не деспотъ, не хотѣвшій ничего знать кромѣ своей воли и игравшій людьми, какъ пѣшками, но, напротивъ, это — великій печальникъ за человѣчество — Лиръ, готовый забыть себя, чтобъ подать руку помощи несчастнымъ. Если вспомнить, что онъ становится такимъ Лиромъ не въ минуту счастья и довольства, когда жалѣть ближнихъ и плакать о ихъ судьбѣ ничего не стоитъ, а напротивъ — въ минуту собственныхъ невыносимыхъ мукъ, то при этой мысли образъ новаго Лира облекается въ нашихъ глазахъ такимъ высокимъ ореоломъ величія, что настроеніе его души и вообще все нравственное существо невольно напоминаютъ образъ того Великаго Страдальца, Который молился за Своихъ враговъ на крестѣ. Вотъ какое чудное превращеніе произвелъ поэтъ въ нашихъ глазахъ взмахомъ своего волшебнаго жезла! Для того однако, чтобъ признать за такой внезапной перемѣной значеніе вѣрной художественной черты и не счесть ея простой фантазіей автора, слѣдуетъ прослѣдить, какимъ образомъ это превращеніе могло произойти, и провѣрить, дѣйствительно ли оно соотвѣтствуетъ тѣмъ психологическимъ фактамъ, которые обнаруживаются при анализѣ сердечныхъ движеній, замѣчаемыхъ у людей, стоящихъ въ одинаковомъ положеніи съ Лиромъ. Изъ наблюденія, какое дѣйствіе производитъ на людей страшное, внезапное горе, можно замѣтить, что въ большинствѣ случаевъ дѣйствіе это бываетъ двояко: одни люди возстаютъ на горе всѣми силами души и озлобленно вступаютъ съ нимъ въ отчаянную борьбу, порой даже непосильную и потому безполезную, при чемъ нерѣдко гибнутъ въ этой борьбѣ совершенно, другіе, напротивъ, смиряются передъ горемъ иногда до полной покорности, переходящей даже въ совершенную апатію ко всякимъ инымъ впечатлѣніямъ. Примѣняя этотъ взглядъ къ Лиру и Глостеру, не трудно замѣтить, что Лиръ до той сцены, о которой идетъ рѣчь, дѣйствовалъ совершенно въ духѣ людей первой категоріи, тогда какъ Глостеръ во все продолженіе драмы былъ представителемъ людей второго рода. Но кромѣ этихъ двухъ послѣдствій, вызываемыхъ въ человѣческомъ сердцѣ горемъ, есть еще третье, замѣчаемое рѣже. Состоитъ оно въ томъ, что въ душѣ постигнутаго горемъ человѣка, иногда даже послѣ отчаянной съ этимъ горемъ борьбы, вдругъ проявляется какая-то теплая струя доброты, побуждающая относиться съ особенной мягкостью къ страданіямъ ближнихъ и порой даже въ гораздо большей степени, чѣмъ прежде. Примѣры подобнаго явленія можно видѣть въ обыденной жизни на каждомъ шагу. Такъ, женщина, потерявшая дорогого человѣка, идетъ въ сестры милосердія и посвящаетъ свою жизнь облегченію страданій ближнихъ. Такъ, мать, лишившаяся ребенка, пристращается нерѣдко къ чужимъ дѣтямъ и находитъ смягченіе своему горю въ заботахъ объ ихъ воспитаніи. Наконецъ даже такое заурядное, мелочное явленіе, какъ общепринятый обычай раздавать милостыню нищимъ, толпящимся у воротъ кладбища въ такую минуту, когда податель, схоронивъ дорогого человѣка, казалось бы, менѣе всего былъ расположенъ думать о другихъ, — даже это мелочное явленіе мотивируется этимъ же загадочнымъ, но тѣмъ не менѣе дѣйствительно существующимъ свойствомъ души. И вотъ на этомъ-то именно свойствѣ Шекспиръ, какъ великій знатокъ, человѣческаго сердца, и построилъ то чудесное превращеніе Лира, о которомъ идетъ рѣчь. Нужно ли прибавлять, съ какимъ искусствомъ и какими чудными красками расцвѣтилъ онъ этотъ мотивъ своего замысла и какъ усилилъ во много разъ его впечатлѣніе мастерскимъ подборомъ фактовъ! Степень впечатлѣнія, какое производитъ на насъ, всякій фактъ, всегда находится въ прямомъ отношеніи съ его неожиданностью. Чѣмъ менѣе мы чего-нибудь ожидали, тѣмъ болѣе поражаемся случившимся. Такъ и здѣсь: кто бы могъ себѣ представить, что печальникомъ за страданія человѣчества сдѣлается именно Лиръ, этотъ деспотъ отъ головы до пятокъ, поправшій въ минуту славы и самолюбія даже такое нѣжнѣйшее чувство, какъ любовь родителей къ дѣтямъ! Однако и онъ, пораженный горемъ, нашелъ въ своемъ сердцѣ эту дивную, теплую струю къ людямъ! Даже онъ подъ вліяніемъ этого, можно сказать, лучшаго изъ загадочныхъ свойствъ человѣческаго сердца измѣнился такъ, что сдѣлался совсѣмъ другимъ человѣкомъ, въ которомъ отъ прежняго Лира не осталось и слѣда. Какъ же не оцѣнить такой фактъ во много разъ больше именно въ Лирѣ сравнительно съ кѣмъ-либо другимъ?
Разъ ставъ на такую почву и выбравъ для продолженія драмы столь удачный и психологически вѣрный исходный пунктъ, великій поэтъ съ неменьшимъ искусствомъ развилъ въ этомъ тонѣ и дальнѣйшій ходъ пьесы. Самымъ поразительнымъ моментомъ этого развитія безспорно является сцена, когда сумасшедшій Лиръ, воображая себя попрежнему королемъ, является въ соломенномъ вѣнцѣ и съ соломеннымъ скипетромъ. Можно ли не подивиться тому тонкому искусству и той законченности въ рисовкѣ душевныхъ состояній, которыя изобразилъ Шекспиръ въ этой сценѣ? Прежній Лиръ-деспотъ уже разрушенъ. Отъ него осталась только потрясающая душу развалина въ образѣ человѣка, потерявшаго разсудокъ, но образъ новаго Лира-человѣка, наполняя эту разбитую фopмy, сквозитъ чрезъ нее и сквозитъ, окрашенный цвѣтомъ этой формы. Въ сценѣ въ степи Лиръ-бѣднякъ просто жалѣлъ несчастныхъ; тутъ же, воображая себя королемъ, онъ спѣшитъ помочь этимъ несчастнымъ, какъ король и ихъ могучій защитникъ. Онъ обличаетъ неправедныхъ судей, громитъ общественные пороки и въ концѣ концовъ проявляетъ величайшую и трогательнѣйшую изъ прерогативъ верховной власти, изрекая прощеніе всѣмъ виновнымъ. Кто не увидитъ изъ этой сцены, что даже Лиръ-король является здѣсь уже не тѣмъ, чѣмъ былъ прежде, но что даже и онъ смягчился подъ тѣмъ вѣяніемъ, которое произвело на его душу перенесенное горе. Смѣлое сочетаніе сумасшедшаго человѣка съ человѣкомъ правды и милости принадлежитъ къ одному изъ тѣхъ чудесъ поэзіи, какія можно найти только въ Шекспирѣ. Онъ даже сумасшествіе, это безусловно антихудожественное состояніе, умѣлъ употребить какъ гармоническій колеръ для того, чтобъ придать чудный цвѣтъ и видъ общему тону картины, которую замыслилъ написать. Дальнѣйшія положенія, въ какихъ является предъ нашими глазами обновленный нравственно Лиръ, еще выше и еще трогательнѣе. Тонкій эстетическій вкусъ, конечно, шепталъ поэту, что нельзя было заключить драму, оставивъ главнаго героя сумасшедшимъ, и потому безуміе Лира, сослуживъ свою службу замысламъ поэта въ только-что описанной сценѣ, должно было непремѣнно кончиться. Но бѣдныхъ безумцевъ можно вылѣчить только нѣжнымъ уходомъ и любовью. Нужно ли спрашивать, гдѣ и въ комъ слѣдовало искать это цѣлительное средство? Великія произведенія поэзіи замѣчательны именно тѣмъ, что въ нихъ нѣтъ надобности искать развязки внѣ самаго дѣйствія и создавать новыя лица для достиженія намѣченныхъ авторомъ цѣлей. Такъ и здѣсь, — кто, какъ не Корделія, эта главная представительница всего, что въ драмѣ есть добраго и любящаго, должна была явиться, чтобъ спасти бѣднаго сумасшедшаго старика? Сцена, когда онъ, пробудясь отъ тяжелаго сна, видитъ и узнаетъ свою Корделію, давно уже признана выше всего, что только было создано въ драматической поэзіи, какъ древней, такъ и новой, а потому, не распространяясь о красотѣ этой сцены, остается упомянуть только о ея значеніи относительно дальнѣйшаго развитія характера Лира и тѣхъ психологическихъ переходовъ, которые онъ переживаетъ. Пробудясь съ душой, уже размягченной и готовой къ пріему всего добраго, и вмѣстѣ съ тѣмъ исцѣленный нѣжнымъ уходомъ отъ острыхъ припадковъ болѣзни, Лиръ видитъ свою Корделію, ту самую Корделію, которую онъ обидѣлъ такъ глубоко, что въ душѣ ея, по собственному его сознанію, были всѣ данныя, чтобы его ненавидѣть. Но что же вмѣсто того онъ въ ней находитъ? — Любовь, — любовь святую, пламенную, самоотверженную до готовности пожертвовать всѣмъ, лишь бы его утѣшить и успокоить. Отвѣтить на такую любовь можно было только тѣмъ же самымъ, и мы дѣйствительно видимъ, что, начиная съ этой сцены, въ душѣ Лира исчезаетъ все, кромѣ пламенной, безконечной любви къ его Корделіи, — любви, въ которой потонуло все, что онъ перечувствовалъ и пережилъ до того. О Лирѣ-королѣ нѣтъ болѣе помину: онъ уничтожился безслѣдно вмѣстѣ съ тяжелыми припадками безумія. Лиръ-мститель своимъ врагамъ пересталъ существовать также. О своихъ преступныхъ дочеряхъ онъ не хочетъ вспоминать даже въ тотъ мигъ, когда попадаетъ вмѣстѣ съ Корделіей въ ихъ руки, и когда неизбѣжная гибель грозитъ ему и ей. Даже Лиръ-печальникъ за человѣчество — эта третья стадія развитія, на которой мы его видѣли въ предыдущихъ сценахъ-заслоняется въ послѣднемъ дѣйствіи драмы Лиромъ-отцомъ, забывшимъ весь міръ ради любви къ своей спасительницѣ-дочери. Монологъ, въ которомъ онъ выражаетъ эту безпредѣльную любовь, наслаждаясь мыслью, что даже въ тюрьмѣ будутъ они съ Корделіей жить привольно и счастливо, какъ птицы въ клѣткѣ, слишкомъ извѣстенъ, чтобъ нужно было о немъ распространяться. Дойдя до такого апоѳоза своихъ сердечныхъ чувствъ, Лиръ, конечно, могъ только умереть, потому что всякое иное разрѣшеніе драмы было бы грубымъ, вопіющимъ диссонансомъ противъ того лучезарнаго состоянія души, до какого умѣлъ довести поэтъ Лира-деспота, съ которымъ мы познакомились въ первой сценѣ драмы. Были, правда, критики и даже передѣлыватели драмы, которымъ не нравился печальный ея исходъ, но врядъ ли хоть одинъ читатель, обладающій тонкимъ вкусомъ, согласится съ такимъ взглядомъ и допуститъ возможность иного окончанія. Положимъ, напримѣръ, что Шекспиръ захотѣлъ бы оставить въ живыхъ и Лира и Корделію. Единственнымъ исходомъ такой мысли могло бы быть только возстановленіе Лира на престолѣ. Но неужели такое положеніе было бъ естественно? Могъ ли остаться королемъ, т.-е. человѣкомъ, которому прежде всего нужны желѣзная воля и твердость, тотъ Лиръ, чья душа дошла до такого полнаго, небеснаго просвѣщенія, что въ ней не было уже болѣе мѣста никакимъ чувствамъ, кромѣ безпредѣльной святой любви и полнаго всепрощенія, т.-е. свойствъ, не имѣющихъ въ себѣ ничего земного и способныхъ служить только переходомъ къ небесному блаженству? Смерть Лира въ концѣ драмы потому является вполнѣ естественнымъ и единственно возможнымъ ея заключеніемъ. Но при этомъ невольно рождается вопросъ: была ли необходимость въ печальной катастрофѣ и для Корделіи? Не увлекся ли здѣсь поэтъ черезчуръ мрачнымъ настроеніемъ своего духа и не превысилъ ли чувства мѣры драматической эстетики, заставя умереть и Корделію? Возможность оставить ей жизнь и окончить пьесу въ болѣе примирительномъ тонѣ представлялась, повидимому, сама собой даже въ случаѣ смерти Лира. Вѣдь могъ же онъ, спасенный Корделіей, умереть отъ избытка счастья и, подобно Глостеру, мирно отойти «съ улыбкой на полпути отъ горя къ свѣтлой радости», при чемъ Корделія осталась бы въ живыхъ. Вникнувъ однако глубже въ то окончаніе драмы, какое предпочелъ Шекспиръ, мы увидимъ, что и тутъ онъ избралъ лучшую изъ всевозможныхъ комбинацій. Не говоря уже о томъ, что при подобномъ окончаніи въ драмѣ не было бы потрясающей сцены Лира надъ тѣломъ Корделіи, сцены, которая одна по своей красотѣ можетъ оправдать подобный выборъ, но если даже оставить въ сторонѣ эту сцену, то и тутъ должно сознаться, что болѣе счастливое окончаніе драмы уничтожило бы свѣтъ того лучезарнаго мученическаго ореола, который окружаетъ въ нашихъ глазахъ личность младшей дочери Лира. Усомнится ли кто-нибудь въ отвѣтѣ на вопросъ, какой образъ болѣе поэтиченъ и трогателенъ: Корделіи ли, остающейся въ живыхъ и дѣлающейся королевой, или Корделіи — невинной мученицы, чья смерть, подобно искупительной жертвѣ, дѣлается исходнымъ пунктомъ новаго, болѣе мягкаго и болѣе свѣтлаго времени, представителями котораго являются герцогъ Альбани и Эдгардъ, въ чьи руки попадаетъ судьба государства, оставленнаго Лиромъ? Взглянувъ на смерть Корделіи съ такой точки зрѣнія, мы увидимъ, что Шекспиръ зналъ, что дѣлалъ, заставя ее умереть ужасной смертью. Какъ ни тяжело производимое этой смертью впечатлѣніе, но за нимъ стоитъ свѣтлый образъ Корделіи-мученицы, служащій цѣлительнымъ бальзамомъ тяжелому, гнетущему насъ горю.
Изъ вышесказаннаго легко выясняются какъ основная идея драмы, такъ равно и вопросы, поставленные въ началѣ статьи, а именно: почему Шекспиръ, не удовольствовавшись матеріаломъ, какой давали ему старыя легенды о Лирѣ, развилъ этотъ матеріалъ гораздо обширнѣе, придавъ всей драмѣ трагическій характеръ, а также, какое значеніе имѣетъ поставленная въ драмѣ аналогичная съ исторіей Лира исторія Глостера. Что не дѣтская неблагодарность составляетъ основную идею драмы, видно, какъ уже сказано выше, изъ того, что болѣе несчастный Глостеръ совершенно затемняется въ нашихъ глазахъ величавой фигурой Лира. Потому для опредѣленія основной идеи драмы надо обратиться къ другимъ положеніямъ, въ которыя Лиръ поставленъ. Изъ нихъ же мы можемъ вывести заключеніе, что въ судьбѣ Лира изображена логически неизбѣжная кара, постигающая человѣка, который, въ силу своего необузданнаго самолюбія, усиленнаго еще болѣе благопріятной этому самолюбію внѣшней обстановкой, вздумалъ попрать законы человѣческаго сердца и сдѣлаться въ глазахъ всѣхъ непогрѣшимымъ богомъ. Трагизмъ положенія усиливается еще тѣмъ, что этотъ бѣдный, заблудшій человѣкъ вполнѣ вѣритъ самъ въ свою непогрѣшимость и нимало не видитъ неестественности своихъ поступковъ. Затѣмъ идея эта получаетъ дальнѣйшее, еще болѣе глубокое развитіе. Оказывается, что человѣкъ этотъ отнюдь не былъ лишенъ добрыхъ чувствъ, но что они только спали въ его душѣ, заглушенные тѣмъ родомъ жизни, какой онъ велъ. Когда же надъ нимъ разразилась гроза судьбы, то, подобно настоящей грозѣ, всегда благотворной для здоровыхъ, хорошихъ сѣмянъ, она заставила раскрыться эти сѣмена и дать такіе роскошные побѣги, что подъ свѣжей ихъ листвой засохло и исчезло безъ слѣда все, что было дурного и безобразнаго. Отсюда и наша непреодолимая симпатія къ Лиру, превосходящая во много разъ симпатію къ Глостеру. Какъ несчастныхъ отцовъ, мы жалѣемъ ихъ обоихъ, но Лиръ дорогъ намъ сверхъ того тѣмъ, что въ немъ мы видать человѣка съ сердцемъ, способнымъ на добро и любовь, тѣмъ болѣе похвальныя, что они проявились въ такую минуту, когда другіе, болѣе ничтожные, люди или озлобленно вступаютъ въ непосильную борьбу съ судьбою, или вяло и апатично склоняютъ подъ ея ударами свою голову.
Необходимость развить и дополнить матеріалъ, какой давала поэту легенда, рисовавшая только несчастнаго отца, такимъ образомъ становится понятна сама собой; что же до трагическаго окончанія пьесы, то о полной цѣлесообразности такого конца съ общимъ тономъ всего произведенія было уже сказано выше. Потому, въ заключеніе общаго взгляда на трагедію, остается сказать лишь, какое впечатлѣніе по отношенію ко всей пьесѣ производитъ вводный эпизодъ о Глостерѣ. Эпизодъ этотъ, рисуя исключительно несчастнаго отца, пострадавшаго изъ-за дѣтской неблагодарности, могъ бы быть самъ по себѣ достаточнымъ сюжетомъ для художественнаго произведенія, если бъ авторъ задался мыслью изобразить только эту неблагодарность. Но, поставленный возлѣ исторіи Лира, эпизодъ съ Глостеромъ тотчасъ обнаруживаетъ свою одностороннюю малость сравнительно съ неизмѣримо болѣе глубокой и болѣе широкой идеей, которую олицетворяетъ Лиръ. Такимъ образомъ Глостеръ, разсматриваемый съ этой сравнительной точки зрѣнія, играетъ роль какъ бы мѣрки, стоящей возлѣ Лира для того, чтобъ предупредить противъ признанія послѣдняго только несчастнымъ отцомъ. Такъ, художникъ, рисующій на картинѣ огромное зданіе, иногда нарочно ставитъ возлѣ небольшой домикъ — для того, чтобъ малые размѣры послѣдняго могли дать понятіе о величинѣ перваго. Надо, конечно, оговориться, что, высказывая подобный взглядъ на Глостера, никакъ не слѣдуетъ непремѣнно заключать, будто самъ Шекспиръ намѣренно придалъ въ своей драмѣ этому лицу такое значеніе. Шекспиръ, подобно всѣмъ великимъ художникамъ, творилъ безъ предвзятыхъ идей, и если мы находимъ въ его произведеніяхъ великіе для себя уроки, то потому лишь, что необычайная яркость, правда и сила его образовъ дѣлаютъ ихъ равными явленіямъ самой жизни, этой единственной великой школы, изъ которой мы черпаемъ всю нашу премудрость. Такъ и здѣсь внутренній, можетъ-быть, безсознательный для самого Шекспира, голосъ подсказалъ ему цѣлесообразность слить легенды о Лирѣ и Глостерѣ въ одномъ и томъ же произведеніи; мы же, наслаждаясь созданными поэтомъ образами, имѣемъ полное право комбинировать и обсуждать взаимныя ихъ отношенія, тѣмъ болѣе, если помощью такого сопоставленія получается возможность лучше понять и уяснить себѣ все произведеніе.
Характеръ Лира такъ тѣсно связанъ съ основной идеей всей драмы, что, говоря на предыдущихъ страницахъ объ этой идеѣ, невольно пришлось намѣтить вмѣстѣ съ тѣмъ почти всѣ наиболѣе важные психологическіе моменты, чрезъ которые Лиръ проходитъ, а потому, обращаясь теперь къ частному обзору характеровъ дѣйствующихъ лицъ, о Лирѣ собственно остается сказать уже сравнительно меньше и коснуться только нѣкоторыхъ, наиболѣе выдающихся, второстепенныхъ деталей.
Первая сцена, когда Лиръ отвергаетъ Корделію, вызывала нерѣдко нападки критики за свою излишнюю будто бы грубость и жестокость. Нѣкоторые комментаторы, какъ, напримѣръ, Леноксъ и Бриггэмъ, пытались даже объяснить и смягчить эту сцену, проводя мысль, будто Лиръ уже въ ней обнаруживаетъ признаки помѣшательства ума, которому подвергся впослѣдствіи. Но объясненіе это, не говоря уже о совершенной бездоказательности, становится излишнимъ просто потому, что сцена эта, если разсмотрѣть ее внимательнѣй, вовсе не такъ ужасна и дика, какъ кажется съ перваго взгляда. Выше уже было сказано, что въ ней не слѣдуетъ видѣть ни отца ни дочери, но просто неограниченнаго деспота, карающаго непокорнаго подданнаго. Сверхъ того, анализируя сцену въ деталяхъ, можно замѣтить, что и деспотъ является здѣсь не такимъ ужаснымъ деспотомъ и злодѣемъ, какъ кажется. Стоитъ вспомнить, что, изгоняя за такую же дерзость Кента, Лиръ самъ смягчаетъ свой приговоръ, давая ему пять дней срока, чтобъ устроить дѣла. Значитъ, и въ его сердцѣ искра милости и великодушія не угасла совершенно. Правда, онъ не оказываетъ никакой подобной льготы Корделіи, но вѣдь зато онъ и не изгоняетъ ее безпомощной. Онъ только отвергаетъ ее, какъ дочь, фактически же отдаетъ ее французскому королю, человѣку, который ее любитъ и потому спасетъ отъ всякаго горя и насилія, какія могли бы грозить бѣдной изгнанницѣ. Это обстоятельство, равно какъ и эпизодъ съ Кентомъ, такъ характерны, что при анализѣ этой сцены невольно какъ-то приходитъ на мысль спросить себя: что было бъ въ случаѣ, если бъ Шекспиръ провелъ эту сцену нѣсколько иначе, заставивъ французскаго короля отвергнуть безприданницу Корделію, точно такъ же, какъ это сдѣлалъ герцогъ бургундскій, вслѣдствіе чего она очутилась бы дѣйствительно въ безвыходной бѣдѣ? Очень можетъ быть, что упрямый старикъ Лиръ очутился бы тогда въ довольно затруднительномъ положеніи, не лишенномъ даже нѣкотораго комизма. Сознаться въ сдѣланной по увлеченію глупости ему, какъ Лиру-королю, конечно, было бы невозможно, но, съ другой стороны, слѣдовало непремѣнно поправить эту глупость. Конечно, эта предполагаемая сцена не могла имѣть мѣста въ трагедіи, такъ какъ подобная постановка дѣла была бы неудобна для дальнѣйшаго предначертаннаго хода дѣйствія, но вѣдь лица Шекспира такъ живы и такъ естественны, что, вѣроятно, многіе, изучая его произведенія, невольно воображаютъ этихъ лицъ въ иныхъ, даже и не изображенныхъ поэтомъ житейскихъ положеніяхъ.
Слѣдующая сцена представляетъ Лира живущимъ у своей старшей дочери и, повидимому, наслаждающимся тѣмъ покоемъ и тѣмъ бездѣйствіемъ, о которыхъ онъ мечталъ. Онъ забавляется на охотѣ, нетерпѣливо требуетъ, чтобъ ему угождали, и вообще обнаруживаетъ намѣреніе вести себя, какъ полный хозяинъ въ домѣ. Но и тутъ уже видно, что какая-то черная струйка проскользнула на свѣтломъ фонѣ его довольства, хотя онъ и старается отогнать отъ себя эту мысль. Такъ, на слова дворянина изъ свиты, что вниманіе къ нему какъ будто уменьшилось, онъ тихо отвѣчаетъ, что замѣтилъ это самъ, но тутъ же спѣшитъ прибавить, что готовъ винить въ этомъ свою собственную требовательность! Вотъ какъ страшна для него даже самая мысль, чтобъ кто-нибудь могъ отнестись къ нему съ меньшимъ противъ прежняго уваженіемъ! Мысль о несправедливомъ поступкѣ съ Корделіей также начинаетъ тихо и незамѣтно вонзаться въ его сердце. Онъ обрываетъ разговоръ, едва о ней упоминаютъ, но дѣлаетъ это уже безъ гнѣва, а какъ будто конфузясь и стыдясь своего поступка. Наконецъ на шутки своего дурака, которыми тотъ бьетъ его не въ бровь, а прямо въ глазъ, онъ не только не возражаетъ, но даже какъ будто нарочно пропускаетъ ихъ мимо ушей. Сцена кончается, какъ извѣстно, бурнымъ объясненіемъ съ Гонерильей, послѣ котораго, конечно, для старика не остается уже возможности сохранять прежнее выжидательное положеніе, и приходится волей-неволей поднять брошенную ему судьбою перчатку.
Хотя, покидая Гонерилью, Лиръ, повидимому, не думаетъ сдаваться и смотритъ на случившееся съ нимъ, какъ на частный мятежъ, который онъ смиритъ и покараетъ, но на дѣлѣ выходитъ не такъ. Слѣдующая сцена — во дворѣ замка — рисуетъ Лира пораженнымъ и надломленнымъ гораздо больше, чѣмъ онъ, храбрясь, обнаруживалъ это въ сценѣ объясненія съ Гонерильей, и это выражается всего лучше въ той напускной беззаботности, съ какой онъ относится къ балагурствамъ шута и даже отвѣчаетъ на нихъ смѣхомъ. Напускное равнодушіе въ тяжелыя минуты жизни — вѣрный знакъ, что минуты эти дѣйствительно тяжелы, и что мы только дѣлаемъ усиліе, чтобъ замаскировать наружное выраженіе этого горя. Но Лиру не удается даже и это. Рядомъ съ шутливыми отвѣтами у него не разъ, помимо воли, вырываются горькія восклицанія, похожія на острыя, внезапно вонзающіяся въ сердце, стрѣлы. «Я ее обидѣлъ!» — вдругъ говоритъ онъ вмѣсто отвѣта на одну изъ выходокъ шута, и нужно ли объяснять, что восклицаніе это относится именно къ той Корделіи, чей образъ начинаетъ самовластно вторгаться въ его сердце. Далѣе, въ этой же сценѣ, онъ обращается и съ той страшной молитвой, о которой уже было говорено, прося боговъ спасти его отъ безумія, въ чемъ особенно рельефно обнаруживается различіе между Лиромъ и Кентомъ. Словомъ, видно по всему, что процессъ нравственнаго разрушенія прежняго Лира уже начался, и что онъ борется съ судьбой послѣдними оставшимися ему силами.
Подготовленное такимъ образомъ разрушеніе достигаетъ полной силы въ слѣдующей сценѣ свиданія со второй дочерью. Пріѣхавъ все-таки съ надеждой обрѣсть себя и возстановить прежнее обаяніе имени и власти, Лиръ съ перваго же момента встрѣчается съ новымъ ударомъ для его самолюбія: посланникъ его оказывается подвергнутымъ унизительному наказанію. Какъ ни ничтожно кажется это обстоятельство на первый взглядъ, но не надо забывать, что раненое сердце чувствительнѣе къ боли, и потому немудрено, что видъ посаженнаго въ колодки Кента окончательно выводитъ Лира изъ себя. А тутъ еще новое, усугубляющее обстоятельство: зять и дочь отказались къ нему выйти, ссылаясь на явно придуманный, ничтожный предлогъ. Что жъ мудренаго, что горячій старикъ забушевалъ, какъ раненый левъ. Но бушеванье это продолжалось недолго. Среди приступа самаго яраго гнѣва Лиръ вдругъ останавливается: «нѣтъ, нѣтъ, не надо! Не теперь! Быть-можетъ, точно онъ нездоровъ, — говоритъ онъ, стихая, какъ испуганный ребенокъ: — я виноватъ, что принялъ, погорячась, болѣзненную блажь за разсудокъ!» — Нужно ли говорить о художественной и психологической правдѣ этого вводнаго эпизода? Чуя недоброе и здѣсь, Лиръ, какъ утопающій, хватается за послѣднее средство сберечь свое прежнее значеніе. Страшный вопросъ: что, если гнѣвъ не поможетъ, и онъ будетъ разбитъ? — инстинктивно приходитъ ему въ голову, и вотъ, чтобъ обойти эту готовую разверзнуться предъ его ногами пропасть, онъ рѣшается даже обвинить себя, — конечно, въ горячности только, — но все-таки обвинить. Кто же изъ людей не горячится? — а королю это даже позволительно. Зять и дочь когда-нибудь придутъ, и тогда можно будетъ все забыть и исправить, сославшись на горячность. Вотъ какой мостъ строитъ бѣдный старикъ для своего отступленія. Но надежда его не сбывается. Ожидаемое свиданіе вмѣсто мира и лада, навстрѣчу которымъ онъ шелъ самъ такъ привѣтливо, только окончательно показало ему, что прошедшее разрушено безвозвратно, и что онъ остался одинъ, — одинъ въ цѣломъ мірѣ, разбитый и отвергнутый всѣми! Съ отчаянной вспышкой гнѣва, которая была съ тѣмъ вмѣстѣ и вспышкой послѣднихъ силъ, уходитъ онъ, грозя страшной местью, какъ будто у него можетъ на нее хватить силъ и средствъ! Изъ послѣдующихъ сценъ въ степи подъ бурей и грозой мы видимъ, что силъ у него хватаетъ только на то, чтобъ сказать свое громовое, раздирательное обращеніе къ стихіямъ, а затѣмъ разумъ прежняго Лира-короля разрушается окончательно, послѣ чего на развалинахъ его возникаетъ новая, величавая фигура Лира-печальника за человѣчество.
Значеніе слѣдующихъ душевныхъ стадій, въ которыхъ Лиръ является сначала въ образѣ короля-защитника несчастныхъ, а затѣмъ любящаго отца и просвѣтленнаго мученика, было уже объяснено выше, а потому, не повторяя сказаннаго, перехожу къ анализу характеровъ прочихъ дѣйствующихъ лицъ драмы.
Лица эти, кромѣ своей живости, замѣчательны еще рѣдкой законченностью, съ какою отдѣланы ихъ характеры. Хотя въ произведеніяхъ Шекспира не встрѣчается вообще блѣдныхъ и неопредѣленныхъ характеровъ (кромѣ, конечно, вводныхъ лицъ, въ родѣ гонцовъ, слугъ и т. п.), но все-таки можно нерѣдко замѣтить, что, занявшись съ особенной любовью детальнымъ изображеніемъ одного или двухъ главныхъ характеровъ какой-нибудь пьесы, поэтъ обставлялъ ихъ второстепенными лицами, нарисованными болѣе эскизно, хотя все-таки ясными и вѣрными чертами. Замѣтить это можно, напримѣръ, въ «Гамлетѣ», въ «Макбетѣ» и во многихъ другихъ пьесахъ, но «Король Лиръ» составляетъ въ этомъ случаѣ положительное исключеніе. Живость и законченность, съ какою изображены второстепенныя лица этой пьесы, начиная съ трехъ принцессъ и кончая небольшой ролью дворецкаго Освальда, нисколько не уступаютъ той законченности и ясности, съ какими изображена личность самого стараго короля.
О характерѣ и значеніи Глостера было уже довольно сказано при общемъ обзорѣ трагедіи, а потому здѣсь остается прибавить, что двѣ наиболѣе вызывавшія критику сцены, когда Глостера лишаютъ зрѣнія, и когда онъ бросается съ утеса, а также нѣкоторыя другія черты его характера подробно объяснены въ прим. 90 и 115.
О трехъ дочеряхъ короля Лира было писано очень много и очень различно. Въ большинствѣ высказанныхъ отзывовъ можно замѣтить одно шаблонное направленіе, состоящее въ томъ, что двѣ старшія дочери, Гонерилья и Регана, обыкновенно изображаются чудовищами, лишенными всякаго человѣческаго чувства, тогда какъ личность Корделіи возводится на степень неземного существа, одареннаго всѣми возможными или, скорѣе, невозможными на землѣ совершенствами. Такой взглядъ, пожалуй, вѣренъ, если смотрѣть на личность трехъ сестеръ исключительно съ нравственной точки зрѣнія, но лица Шекспира прежде всего живые люди, и потому содержаніе ихъ характеровъ нельзя исчерпать, прилагая къ нимъ одну философскую или этическую мѣрку. Такъ и въ настоящемъ случаѣ: Корделія дѣйствительно можетъ показаться какимъ-то нравственнымъ совершенствомъ и неземнымъ существомъ тому, кто будетъ оцѣнивать одни ея душевныя качества съ психологической только стороны, но если взглянуть на нихъ съ обыкновенной, реальной точки зрѣнія, т.-е. подвергнуть разбору основныя черты характера Корделіи и внѣшнюю манеру поступковъ, оставивъ въ сторонѣ нравственное ихъ значеніе, то мы увидимъ вовсе не такую эѳирную, неземную личность, какою привыкли ее изображать, а напротивъ — живую женщину, въ которой кровь короля Лира выказывается не менѣе, чѣмъ въ немъ самомъ или даже въ двухъ другихъ его дочеряхъ. Возведеніе Корделіи въ неземной идеалъ доходило даже до сравненія ея съ Мадоннами Рафаэля (статья мистриссъ Джемисонъ), но, приложивъ именно эту мѣрку къ тому, что дѣйствительно даетъ драма, мы сейчасъ увидимъ, что сравненіе это близоруко и односторонне. Рафаэлевы Мадонны выражаютъ полное отреченіе отъ всего земного, съ сохраненіемъ лишь идеи одной любви въ самомъ чистомъ и безстрастномъ ея видѣ. Всякое понятіе о реальной борьбѣ со зломъ, о самолюбіи и о земныхъ страданіяхъ къ Мадоннѣ неприложимо. А что же видимъ мы въ Корделіи? Во-первыхъ, она является личностью не только не безхарактерной, но, напротивъ, обладающей характеромъ даже упорнымъ. Отказъ свой сказать хотя и льстивое по внѣшности, но, въ сущности, все-таки ласковое слово избалованному отцу она, правда, мотивируетъ своимъ отвращеніемъ ко лжи и лести; однако если строго разсудить, то окажется, что настоящій случай вовсе не представлялся настолько важнымъ, чтобъ раздражать по поводу его, конечно, нѣсколько капризнаго и блажного, но все-таки любящаго и любимаго отца. Опредѣляя свой поступокъ, Корделія говоритъ, что она подверглась наказанію за отсутствіе въ ней двухъ качествъ: «лукавой, льстивой рѣчи и вѣчно обращенныхъ съ просьбой глазъ». Этими словами она сама показываетъ, что въ ней есть, значитъ, противоположныя свойства, т.-е. твердая прямота и гордое самолюбіе. И она выражаетъ ихъ затѣмъ во всей своей роли. Дрянному герцогу бургундскому презрительно отвѣчаетъ, что не хочетъ быть женой человѣка, который ищетъ только богатства; предложеніе же французскаго короля принимаетъ молча, равно какъ не отвѣчаетъ и Лиру на послѣднія оскорбительныя слова, которыя онъ произносить, уходя. Эти двѣ черты чрезвычайно замѣчательны. Имѣй Корделія меньше благороднаго самолюбія и болѣе мягкости въ характерѣ, она едва ли бы могла удержаться отъ горячей мольбы къ отцу о мирѣ и прощеніи или отъ выраженія живой благодарности заступившемуся за нее французскому королю. Но она слишкомъ хорошо сознаетъ свое достоинство и потому принимаетъ протянутую ей руку помощи молча и съ благородной простотой, а Лиру своимъ наружнымъ равнодушіемъ къ его словамъ дѣлаетъ заслуженный укоръ за его дикую выходку. Далѣе узнаемъ мы изъ разсказа рыцаря (д. 4-е., сц. 3-я), что, зарыдавъ объ отцѣ, она выбѣгаетъ изъ комнаты, чтобъ не плакать при постороннихъ, — черта, правда, мелкая, но также не лишенная значенія для опредѣленія характера Корделіи. Наконецъ твердость и стойкость ея души высказываются еще болѣе тѣмъ, что, возставъ на защиту правъ отца, она принимаетъ на себя даже предводительство войскомъ, чего, конечно, нельзя было бы ждать отъ Десдемоны, Офеліи и вообще отъ женщины съ робкимъ или мягкимъ характеромъ.
Но если Корделія дѣйствительно такова, то естественно является вопросъ: чѣмъ же успѣла эта героиня Шекспира завоевать общую любовь, и почему съ мыслью о ней связывается въ мнѣніи большинства представленіе объ однихъ идеально хорошихъ качествахъ? Отвѣтъ простъ: все вышесказанное относится только до основныхъ началъ характера Корделіи, а не до индивидуальныхъ качествъ, развившихся изъ этихъ началъ. Твердость, настойчивость и самолюбіе могутъ служить основаніемъ для весьма различныхъ поступковъ, какъ хорошихъ, такъ равно и дурныхъ, а потому главная чарующая прелесть Корделіи именно въ томъ и заключается, что, обладая такими же основными чертами характера, какія мы видимъ и въ Лирѣ и въ его старшихъ дочеряхъ, она взрастила на этой почвѣ не тѣ дурныя, какъ въ Лирѣ, и чудовищныя, какъ въ ея сестрахъ, качества, а напротивъ — самыя лучшія, самыя нѣжнѣйшія изъ всѣхъ, какія только могутъ существовать въ человѣческомъ сердцѣ. Правдивость, непоколебимая, какъ скала, рисуется въ лицѣ Корделіи первымъ и самымъ живымъ изъ этихъ качествъ. Рядомъ съ этимъ обнаруживается въ ней благородное умѣнье прощать обиды. О мести своимъ врагамъ у ней нѣтъ даже мысли. Далѣе трогательное состраданіе къ чужому несчастью сквозить въ каждомъ ея душевномъ движеніи, а наконецъ способность любить — любить нѣжно, возвышенно, самоотверженно — достойно вѣнчаетъ это рѣдкое соединеніе въ одномъ лицѣ столь многихъ очаровательныхъ свойствъ. Попробуйте возсоздать на основаніи этихъ данныхъ личность Корделіи. Представьте себѣ блондинку, высокаго роста, съ величаво-спокойной осанкой, обличающей твердость и умѣнье владѣть собой; придайте ей глубокій, увѣренный взглядъ, нѣжный серебристый голосъ (о которомъ упоминаетъ самъ Лиръ), чарующую красоту (о ней упоминается въ драмѣ не разъ); вообразите, что женщина эта не щедра на слова, но если ихъ скажетъ, то это будутъ непремѣнно слова, полныя значенія и смысла; когда же въ нихъ будетъ заключаться какое-нибудь обѣщаніе или намѣреніе достичь цѣли, то знайте, что на нихъ можно положиться, какъ на каменную гору, — представьте себѣ все это, и образъ младшей дочери короля Лира возникнетъ передъ вами, какъ живой. Если же прибавить, что образъ этотъ увѣнчанъ еще ореоломъ мученичества, то вполнѣ понятна станетъ та симпатія, которую эта героиня Шекспира преимущественно завоевываетъ въ сердцахъ всѣхъ, кто хотя разъ прочитаетъ драму.
Сестры Корделіи, обладая общими, свойственными всему семейству Лира, основными чертами характера, т.-е. твердостью, рѣшительностью и самолюбіемъ, представляютъ, въ противоположность Корделіи, развитіе на этихъ основахъ самыхъ порочныхъ, чудовищныхъ качествъ, но при этомъ обѣ сестры отнюдь не похожи одна на другую. Шутъ, правда, говоритъ, что онѣ такъ же мало отличаются другъ отъ друга, какъ два лѣсныхъ яблока, но слова эти относятся только до ихъ обращенія съ Лиромъ, — обращенія, въ которомъ онѣ какъ будто дали слово соперничать въ жестокости и безсердечіи. Безсердечность въ нихъ дѣйствительно одинакова, но способы ея обнаруженія различны. Въ Гонерильѣ развиты болѣе свирѣпость и жестокость, въ Реганѣ — хитрость и коварство. Гонерилья идетъ къ цѣли прямо и сражается хотя и ужаснымъ, но по крайней мѣрѣ открытымъ оружіемъ, Регана напротивъ, всегда ищетъ за кѣмъ-нибудь спрятаться, чтобъ ужалить изъ-за спины. Такъ, Гонерилья въ первой ссорѣ съ Лиромъ нагло и открыто бросаетъ ему въ лицо свой жестокій вызовъ; Регана, напротивъ, старается сначала убаюкать старика лицемѣрнымъ уговариваніемъ и лишь потомъ начинаетъ поддакивать во всемъ Гонерильѣ, превосходя въ концѣ сцены безсердечностью даже ее. Гонерилья наносить ударъ рѣшительно и скоро, никогда не затрудняясь въ пріискиваніи средствъ для достиженія своихъ цѣлей; Регана не такъ находчива, но зато, если представится случай ухватиться за зло, придуманное другими, и удесятерить его силу коварствомъ, то тутъ она чувствуетъ себя вполнѣ въ своей сферѣ и выказываетъ виртуозность, до которой Гонерильѣ далеко. Такъ, въ ужасной сценѣ ослѣпленія Глостера, хотя самый фактъ этого дѣла придумывается не Реганой, но когда Корнуэльсъ вырываетъ несчастному страдальцу глазъ, Регана съ чудовищной насмѣшкой подстрекаетъ его вырвать и другой для того, чтобъ «зрячій глазъ не смѣялся надъ слѣпымъ». Слугу, вступившаго за Глостера, она убиваетъ, подкравшись къ нему изъ-за спины. Гонерилья не разсуждаетъ о своихъ поступкахъ, Регана, напротивъ, не прочь о нихъ даже какъ будто благодушно поговорить. Такъ, что можетъ быть отвратительнѣй змѣиной ироніи, звучащей въ ея словахъ: «Зачѣмъ жить бѣдному слѣпцу!», которыя произноситъ она, узнавъ, что Эдмундъ отправился убить Глостера. Вообще, при всей разницѣ характеровъ, трудно сказать, которая изъ сестеръ опаснѣе и злѣе. Гонерилья, правда, не скрываетъ своихъ поступковъ и потому даетъ какъ бы скорѣе возможность противъ нихъ защититься, но зато она дѣйствуетъ скорѣе и рѣшительнѣе, чѣмъ Регана. Такъ, въ своей взаимной ненависти изъ-за Эдмунда, Гонерилья первая подноситъ Реганѣ ядъ, хотя послѣдняя была бы способна на то же самое не меньше сестры. Рисуя этихъ двухъ чудовищъ, Шекспиръ, по обыкновенію, не былъ одностороненъ въ изображеніи ихъ душевныхъ свойствъ и, на ряду съ преступными наклонностями, поселилъ въ ихъ сердцахъ даже нѣжное чувство любви. Но въ какую ужасную форму выродилось въ нихъ это благородное чувство! Обѣ онѣ влюблены въ Эдмунда и влюблены искренно. Въ Гонерильѣ эта искренность доходитъ до того, что она, будучи вся олицетворенной гордостью, тѣмъ не менѣе называетъ счастьемъ преклониться предъ этимъ человѣкомъ. Такъ можетъ чувствовать только страсть и страсть истинная! Но въ Гонерильѣ даже и истинная страсть, способная возбудить наше сочувствіе ко всякой другой женщинѣ, искажена преступленіемъ. Она замышляетъ убить своего мужа для того только, чтобы удовлетворить своей преступной любви къ Эдмунду. Регана, правда, не идетъ такъ далеко, но лишь потому, что это ей не нужно, такъ какъ послѣдовавшая смерть мужа открываетъ ей удобный путь для достиженія цѣли и безъ преступленія. Смерть обѣихъ сестеръ также звучитъ въ тонъ съ ихъ различными характерами. Коварная, но не столь рѣшительная Регана погибаетъ жертвой своего недосмотра отъ яда; смѣлая и дерзкая Гонерилья, потерявъ все, находитъ довольно мужества для самоубійства, которое и совершаетъ, бросивъ въ лицо мужу послѣднее надменное слово.
Мужья обѣихъ сестеръ изображены не менѣе ясно. Мужъ Реганы, герцогъ Корнуэльсъ — типъ грубаго, надменнаго и злого глупца. Міровоззрѣніе его не идетъ дальше самаго узкаго, чисто животнаго эгоизма, подъ чьимъ впечатлѣніемъ онъ, подобно всѣмъ злымъ и недальнимъ людямъ, бросается, какъ дикій звѣрь, на все, въ чемъ видитъ для себя препятствіе. Сцена ослѣпленія Глостера, при всей своей чудовищности, доходящей до излишества, служитъ самымъ типическимъ выраженіемъ характера Корнуэльса. Дѣйствуя, какъ необузданный дикарь, по первому и всегда поверхностному впечатлѣнію, онъ иной разъ можетъ показаться даже какъ будто смышленымъ и хитрымъ, хотя хитрость его и оказывается сшитой бѣлыми нитками. Такъ, повѣривъ, что Эдмундъ заступился за отца, онъ пріятельски приглашаетъ его къ себѣ на службу, почуя, что такой храбрый, смѣлый человѣкъ можетъ быть полезенъ ему самому. Грубая его глупость прекрасно выражена въ сценѣ ссоры Реганы съ Лиромъ, во время которой онъ, не умѣя сказать ни слова впопадъ, молчитъ, какъ пень, и ввертываетъ свое грубое замѣчаніе только, когда надо похвастать, что именно онъ нанесъ старику оскорбленіе, посадивъ Кента въ колодки. Для Реганы онъ какъ нельзя болѣе подходящій мужъ. Хитрая и коварная, она, какъ сказано выше, не любитъ соваться первая въ какое-нибудь затѣянное дѣло, но поддержать и направить мужа, когда тотъ бросается на что-нибудь зря, — вполнѣ ея дѣло. Смерть, внезапно застигающая его, какъ кара судьбы за чудовищный поступокъ, достойно завершаетъ изображеніе этого лица.
Личность Альбани, въ противоположность Корнуэльсу, примыкаетъ въ драмѣ къ группѣ лицъ, служащихъ представителями добра и отраднаго направленія, которое однако оказалось, къ несчастью, безсильнымъ. Рыцарски честный и благородный Альбани по своему высокому положенію, казалось, могъ бы не только взять въ руки орудіе кары и мести, но даже предупредить ужасную катастрофу, и однако онъ этого не сдѣлалъ, допустивъ катастрофѣ свершиться. Будучи въ концѣ драмы побѣдителемъ и хозяиномъ положенія, онъ вмѣсто немедленнаго освобожденія Лира и Корделіи только напрасно теряетъ время въ разговорахъ и разспросахъ. — «Боже! мы главное забыли!» — восклицаетъ онъ, правда, спохватясь, но уже было поздно: Корделія погибла, а за ней слѣдомъ гибнетъ и Лиръ. Восклицаніе это прекрасно опредѣляетъ характеръ Альбани. Дѣло въ томъ, что, при всемъ своемъ благородствѣ и честности, онъ былъ человѣкомъ медленнымъ и тяжелымъ на подъемъ, когда собирался что-нибудь сдѣлать, и чрезъ это терялъ время для энергическаго дѣйствія, когда оно было нужно. Отношенія къ нему прочихъ дѣйствующихъ лицъ вполнѣ соотвѣтствуютъ его характеру. Честные Кентъ и Эдгардъ видятъ его хорошія качества и обращаются съ нимъ предупредительно и со вниманіемъ; напротивъ, Эдмундъ и Гонерилья считаютъ его за ничтожество и дрянь. Эдмундъ смѣется надъ нимъ въ глаза, а Гонерилья съ злобнымъ презрѣніемъ сѣтуетъ на то, что ей достался мужъ тряпка. При анализѣ характера Альбани нельзя не замѣтить, до чего просто и естественно ложились подъ перо Шекспира черты, какія были ему нужны для обрисовки того или другого характера, сообразно съ общимъ замысломъ произведенія. Альбани, по своему благородному характеру и по положенію, въ какое онъ поставленъ, былъ бы долженъ, какъ сказано, спасти Лира и Корделію, но обоимъ, по основной идеѣ драмы, слѣдовало погибнуть. И вотъ, чтобъ достигнуть двухъ цѣлей, т.-е., съ одной стороны, привести къ катастрофѣ Лира и Корделію, а съ другой — не запятнать ихъ гибелью честную и благородную личность Альбани, Шекспиръ прибавилъ къ его характеру одну лишнюю черту, сдѣлавъ его по натурѣ человѣкомъ слова, а не дѣла, и этимъ совершенно просто и естественно вышелъ изъ представлявшейся затруднительной дилеммы.
Побочный сынъ Глостера, Эдмундъ, по цѣлостности и законченности, съ какими нарисованъ его характеръ, принадлежитъ къ числу интереснѣйшихъ лицъ не только настоящей драмы, но вообще всего, что создано Шекспиромъ. Личность его можетъ быть опредѣлена въ короткихъ словахъ тѣмъ, что въ ней изображенъ типъ авантюриста высшаго полета въ самомъ широкомъ значеніи этого слова. Это одно изъ тѣхъ лицъ, которыхъ природа, можно думать, съ намѣреніемъ одарила точно на подборъ сгруппированными способностями для достиженія первенства въ той средъ, въ которой этимъ людямъ приходится жить. Надо, конечно, при этомъ оговориться, что о нравственной сторонѣ этихъ способностей нечего заводить и рѣчи, но вѣдь дѣятельность авантюристовъ именно тѣмъ и отличается, что для нихъ цѣль оправдываетъ средства. Лица эти при неудачѣ — отъ которой они тоже не гарантированы — гибнутъ безъ слѣда, а при удачѣ дѣлаются нерѣдко извѣстностями и достигаютъ такого положенія, что даже сама исторія обходитъ въ своихъ приговорахъ ихъ темныя стороны и выставляетъ на видъ лишь тотъ блестящій результатъ, котораго они успѣли достичь. Что же до обыкновенной толпы, то та, по склонности къ поверхностному, стадному выраженію чувствъ, часто дѣлаетъ изъ такихъ людей своихъ кумировъ и служитъ имъ, не входя въ разборъ причинъ, почему это произошло. Чтобъ убѣдиться въ справедливости такого мнѣнія, стоитъ бросить на личность Эдмунда самый поверхностный взглядъ. Онъ, во-первыхъ, уменъ и рѣшителенъ; затѣмъ онъ съ замѣчательной ясностью умѣетъ намѣтить цѣль, къ которой стремится, разъ же ее намѣтивъ, не отвлекается уже отъ нея ничѣмъ инымъ. Что до средствъ къ достиженію этой цѣли, то на это у людей, какъ Эдмундъ, готовъ такой богатый арсеналъ всевозможнаго оружія, что остается только выбирать любое, подходящее къ данному случаю. Если нужно что-нибудь придумать, то на это есть у Эдмунда находчивость и умъ; если надо дѣйствовать скоро и рѣшительно, то для этого найдется непочатый запасъ смѣлости и воли; нужно ли хитрить и лицемѣрить — пускается въ дѣло вкрадчивость и лесть, которыми онъ также владѣетъ въ совершенствѣ; нужно ли похвастать добродѣтелью и преданностью — тотчасъ готово доказательство самоотверженія; потребуется ли выказать вѣрноподданническія чувства — объявляется готовность пожертвовать ради нихъ даже кровными узами. Наконецъ даже въ томъ нерѣдкомъ въ жизни авантюристовъ случаѣ, когда разрѣшеніе важнаго вопроса зависитъ отъ женщинъ, — Эдмундъ и тутъ чувствуетъ себя, какъ рыба въ водѣ, будучи одаренъ тѣмъ обаяніемъ наружности, противъ котораго женщины не могутъ устоять и покорно предъ нимъ преклоняются. Словомъ, за что бы онъ ни взялся — вездѣ ждутъ его успѣхъ и удача. Людьми играетъ онъ, какъ пѣшками, и дѣйствительно считаетъ ихъ за пѣшекъ. Сила такихъ личностей заключается, конечно, прежде всего въ ихъ способностяхъ, но она удесятеряется еще полнѣйшей безцеремонностью въ выборѣ средствъ для достиженія предположенной цѣли, вслѣдствіе чего они даже и вопроса себѣ не задаютъ, дѣлаютъ ли, въ томъ или другомъ случаѣ, добро или злодѣйство. Немало помогаетъ имъ также обаяніе, какое производятъ они на толпу своей самоувѣренностью и сознаніемъ силы. О силѣ Эдмунда надъ женщинами было уже сказано, и въ доказательство этого достаточно упомянуть, что обѣ дочери короля Лира — личности также не слабыя — доходятъ, увлекшись страстью къ Эдмонду, до того, что, забывъ всю гордость и самолюбіе, превращаются въ покорныхъ ему самокъ. Характеру своему Эдмундъ остается вѣренъ до самой своей смерти. Пока жизнь ему улыбалась, онъ съ гордымъ удовольствіемъ пользовался ея дарами, а разъ счастье измѣнило — онъ умѣлъ умереть такъ же гордо и небрежно, какъ жилъ. Чрезвычайно характерно его предсмертное желаніе сдѣлать разъ въ жизни «вопреки природѣ» доброе дѣло, спасши Лира и Корделію. Слова: «вопреки природѣ» показываютъ, что Эдмундъ хорошо зналъ себя, и что въ его желаніи сдѣлать добро не было никакой нравственной подкладки. Онъ просто, не имѣя въ предсмертную минуту надобности ни въ добрѣ ни въ злѣ, хотѣлъ, точно изъ любопытства, взглянуть, что выйдетъ изъ поступка, совершенно противоположнаго тому, что онъ дѣлалъ до сихъ поръ. Смерть постигла его совершенно случайно и неожиданно, и это также очень обыкновенный конецъ карьеры авантюристовъ. Но будь иначе, очень могло бы выйти, что тотъ же Эдмундъ достигъ бы высшей степени власти и почестей и сдѣлался именно однимъ изъ тѣхъ кумировъ, которыхъ толпа прославляетъ за успѣхъ, не входя въ разбирательство, чѣмъ этотъ успѣхъ достигнутъ.
Второй сынъ Глостера, Эдгардъ, нарисованъ, повидимому, болѣе блѣдными чертами, чѣмъ прочія лица драмы, но это кажется лишь потому, что онъ самыми событіями поставленъ въ положеніе, въ которомъ долженъ почти во все время дѣйствія притворяться и не быть собой, отчего предъ глазами зрителей и обнаруживаются болѣе его внѣшніе, вынужденные обстоятельствами, поступки, чѣмъ внутренняя подкладка характера. Уже съ перваго явленія на сцену Эдгардъ ставится въ ненормальное положеніе. Онъ долженъ спасать свою жизнь отъ опасности, въ которую поставилъ его Эдмундъ. Далѣе онъ притворяется сумасшедшимъ, — слѣдовательно, опять является не самимъ собой; затѣмъ, провожая отца, онъ разыгрываетъ роль простолюдина и наконецъ, въ сценѣ поединка, является неизвѣстнымъ для всѣхъ присутствующихъ рыцаремъ — значитъ, показать себя, каковъ онъ есть по душѣ, ему не удается почти въ теченіе всего хода дѣйствія драмы. Однако и при этомъ въ драмѣ есть данныя, по которымъ можно сдѣлать заключеніе о его характерѣ. Шекспиръ для точнѣйшаго опредѣленія характеровъ дѣйствующихъ лицъ часто употреблялъ тотъ пріемъ, что заставлялъ говорить о нихъ другихъ. Такъ и въ настоящемъ случаѣ мы можемъ узнать, что такое Эдгардъ, изъ словъ брата его Эдмунда, этого замѣчательнаго знатока людей. «Братъ прямъ душой; онъ неспособенъ даже заподозрѣть возможность зла. Душой наивенъ онъ до простоты», — эти слова говоритъ Эдмундъ въ первой сценѣ его свиданія съ братомъ послѣ успѣшной своей на него клеветы (дѣйствіе 1-е, сцена 2-я). И дѣйствительно, Эдгардъ обрисовывается этими словами весь, какъ есть. Прямые и добрые люди обыкновенно попадаютъ въ бѣду именно потому, что считаютъ честными всѣхъ, вслѣдствіе чего и не заботятся вовремя пріискать защиту отъ грозящихъ имъ козней. Страданія и несчастья Эдгарда были прямымъ слѣдствіемъ такого взгляда на жизнь. Но изъ этого опредѣленія характера Эдгарда нельзя однако дѣлать выводъ, будто онъ лишенъ способности разсуждать. Напротивъ, онъ хорошо видитъ и понимаетъ зло, когда оно уже свершилось. Въ примѣръ можно привести хотя бы его разсужденіе о Лирѣ (въ концѣ б-й сцены 3-го дѣйствія) или при попыткѣ Глостера лишить себя жизни, но бѣда въ томъ, что и тутъ по своей прямотѣ и неумѣлости онъ не можетъ сражаться со зломъ его оружіемъ, т.-е. хитростью и коварствомъ, а ищетъ встать противъ зла открытой силой, подстрекаемый на то горячей молодостью и прямотой. Его намѣреніе разрубить гордіевъ узелъ своего тяжелаго положенія путемъ поединка такъ и дышитъ этимъ прекраснымъ, но не всегда пригоднымъ къ дѣлу качествомъ молодой и неопытной души. Случай помогъ ему, конечно, въ его намѣреніи на этотъ разъ, но очень могло бы случиться и противное. Если бъ побѣдителемъ остался Эдмундъ, то Эдгардъ унесъ бы въ могилу опозоренное имя. Къ чему жъ бы тогда послужили его прямота и честность?
Шуты и клоуны, какъ извѣстно, были необходимыми лицами на современномъ Шекспиру театрѣ, при чемъ публика требовала, чтобъ они потѣшали ее даже такими выходками, которыя не имѣли ничего общаго съ пьесой. Шекспиръ, чувствуя всю несообразность такихъ неидущихъ къ дѣлу вставокъ (совѣты Гамлета актерамъ), но, вѣроятно, не имѣя возможности итти противъ явнаго вкуса публики, старался исправить дѣло тѣмъ, что сталъ писать для такихъ лицъ роли, связанныя по своему значенію съ содержаніемъ самой пьесы. Но укоренившаяся привычка публики была такъ велика, что даже этихъ, часто совершенно самостоятельныхъ, лицъ, издатели пьесъ называли попрежнему шутами или клоунами. Такъ, напримѣръ, зовутся этимъ именемъ въ старыхъ изданіяхъ даже могильщики въ «Гамлетѣ». Но иногда, если содержаніе пьесы то допускало, Шекспиръ выводилъ и настоящихъ шутовъ по профессіи. Шутъ, выведенный въ «Королѣ Лирѣ», принадлежитъ къ числу самыхъ удачныхъ, созданныхъ имъ въ этомъ родѣ, лицъ, — удачныхъ какъ по мастерству, съ какимъ нарисованъ этотъ характеръ, такъ равно и по тѣсной его связи съ общимъ содержаніемъ драмы. По характеру это совершеннѣйшій типъ тѣхъ шутовъ, какіе считались необходимыми въ то время при каждомъ дворѣ и въ каждомъ знатномъ домѣ. Умный и находчивый проныра, умѣющій все подмѣтить и все осмѣять, Лировъ шутъ въ то же время одаренъ необыкновеннымъ добродушіемъ, на подкладкѣ котораго насмѣшки его смягчаются и теряютъ свой задирающій тонъ. Это же добродушіе, помимо своего прекраснаго значенія въ общемъ характерѣ шута, служитъ и естественной связью этого лица съ общимъ содержаніемъ пьесы. Если бъ Лировъ шутъ былъ однимъ изъ тѣхъ саркастическихъ людей, которые умѣютъ только язвительно насмѣхаться, то не было бы никакой возможности оставить его спутникомъ Лира въ ужасныя для послѣдняго минуты горя и отчаянья. Но разъ этотъ насмѣшникъ въ то же время добродушнѣйшій и преданнѣйшій слуга, то контрастъ сопоставленія его съ удрученнымъ Лиромъ не только теряетъ рѣзкость, но производитъ, наоборотъ, въ высшей степени гармоническое и даже трогательное впечатлѣніе. Самая роль шута настолько ясна, что не требуетъ какихъ-либо особенныхъ разъясненій. Что же касается мнѣнія нѣкоторыхъ комментаторовъ, будто въ концѣ трагедіи шутъ гибнетъ, какъ приверженецъ Лира, то неправдоподобность такого толкованія подробно объяснена въ примѣчаніи 159.
Два послѣднія лица, о которыхъ осталось еще сказать: графъ Кентъ и дворецкій Освальдъ, представляютъ то внѣшнее между собою сходство, что въ обоихъ изображенъ типъ вѣрныхъ и преданныхъ слугъ, готовыхъ пожертвовать за своихъ господъ всѣмъ, до жизни включительно. Но какая глубокая между ними разница вслѣдствіе той различной нравственной подкладки, которую поэтъ придалъ этимъ наружно сходнымъ характерамъ! Въ то время, какъ служитель Лира, Кентъ, является представителемъ честности, прямой и непоколебимой, какъ скала, — Освальдъ, слуга Гонерильи, напротивъ, изображаетъ типъ самаго низменнаго негодяя, никогда не слыхавшаго ни слова о чести и совѣсти. При такомъ опредѣленіи его характера странно, казалось бы, представить, какимъ образомъ могли уживаться въ его душѣ такія чувства, какъ преданность и самоотверженіе; но на дѣлѣ выходитъ, что это дѣйствительно было такъ. Мы видимъ, что онъ служитъ вѣрнѣйшимъ образомъ своей госпожѣ не только при жизни, но заботится о ея интересахъ, даже умирая, когда отъ этого не могло быть ему уже никакой пользы. Его просьба къ убившему его Эдгарду о передачѣ Эдмунду письма Гонерильи вполнѣ безкорыстна и обличаетъ несомнѣнно, что духъ преданности и самоотверженія могъ жить даже въ такой испорченной натурѣ. О характерѣ Освальда было много писано различными комментаторами, понимавшими его весьма различно. Такъ, Джонсонъ видѣлъ въ немъ только негодяя; Верпланкъ, наоборотъ, открылъ и призналъ въ немъ тѣ хорошія качества преданности и самоотверженія, о которыхъ только-что сказано, и съ мнѣніемъ этимъ нельзя не согласиться. Верпланкъ однако только констатировалъ присутствіе этихъ качествъ, но не объяснилъ ихъ причины. Для насъ, русскихъ, подобнаго рода типъ понятенъ въ особенности. Стоитъ заглянуть въ наше недавнее прошлое, чтобъ признать немалое число подобныхъ Освальдовъ въ нашихъ прежнихъ крѣпостныхъ, особенно же въ дворовыхъ, бывшихъ приближенными къ господамъ типа Куролесовыхъ и тому подобныхъ героевъ, не привыкшихъ себя чѣмъ-либо стѣснять въ своихъ прихотяхъ и желаніяхъ. Извѣстное выраженіе: «tel maître — tel valet» примѣняется къ такимъ людямъ какъ нельзя лучше. Низкіе, неразвитые и отъ природы склонные къ жестокости люди, подобные Освальду, видятъ въ порочныхъ склонностяхъ своихъ господъ свою собственную забаву, но, не будучи въ состояніи, по своему положенію, затѣвать такія забавы сами, они довольствуются тѣмъ, что охотно исполняютъ самыя дикія и самыя злыя приказанія своихъ господъ. Такого рода преданность и услужливость, конечно, отвратительны, но тѣмъ не менѣе вполнѣ искренни. Этимъ свойствомъ совершенно объясняется вѣрность Освальда Гонерильѣ, а также и его инстинктивная ненависть къ Лиру, въ которомъ онъ не видѣлъ родственныхъ себѣ дурныхъ качествъ.
Король французскій и герцогъ бургундскій хотя и играютъ въ первой сценѣ довольно значительную роль, но, принадлежа къ лицамъ, нужнымъ лишь для внѣшней стороны дѣла, не имѣютъ психологически опредѣленныхъ характеровъ.
Хотя «Король Лиръ» былъ понятъ и оцѣненъ публикою легче и скорѣе, чѣмъ «Гамлетъ», но все-таки до истиннаго пониманія драмы додумались люди, жившіе гораздо позднѣе Шекспирова вѣка. Что это было дѣйствительно такъ, лучше всего доказываетъ безобразная передѣлка драмы, сдѣланная Тэтомъ и державшаяся довольно долго на англійской сценѣ, при чемъ по этому искаженному тексту играли Лира даже такіе актеры, какъ Гаррикъ. Главнѣйшія измѣненія подлинника въ этой передѣлкѣ состояли въ слѣдующемъ: Глостеръ является убѣжденнымъ въ виновности Эдгарда уже при самомъ началѣ трагедіи. Эдгардъ изображенъ влюбленнымъ въ Корделію. Роли шута нѣтъ совсѣмъ. По окончаніи сцены Лира въ степи является Корделія съ своей горничной Арантой, причемъ на нихъ нападаютъ разбойники, отъ которыхъ спасаетъ Корделію Эдгардъ. Она признаётся ему въ своей любви, восклицая: «приди въ мои объятья!» (come in my arms!). Регана, занимаясь съ Эдмундомъ музыкой, находить на его груди письмо Гонерильи. Затѣмъ Регана и Гонерилья громко сознаются въ любви къ Эдмунду надъ его трупомъ и отравляютъ другъ друга взаимно. Послѣдняя сцена происходить въ тюрьмѣ, гдѣ заключены Лиръ и Корделія. Входятъ убійцы съ веревками, чтобъ ихъ повѣсить, но въ эту минуту врываются Альбани съ Эдгардомъ и спасаютъ обоихъ. Въ заключеніе Эдгардъ женится на Корделіи.
Достойно оцѣнить подобное обращеніе съ драмой можетъ легко всякій мало-мальски развитой читатель.
Лиръ, король Британіи.
Король Франціи.
Герцогъ бургундскій, Герцогъ корнуэльскій, Герцогъ Альбани, зятья Лира.
Графъ Кентъ.
Графъ Глостеръ.
Эдгардъ, сынъ Глостера.
Эдмундъ, побочный сынъ Глостера.
Куранъ, придворный.
Старикъ, вассалъ Глостера.
Врачъ.
Шутъ Лира.
Освальдъ, управитель Гонерильи.
Офицеръ при Эдмундѣ.
Дворянинъ изъ свиты Корделіи.
Герольдъ.
Слуга герцога корнуэльскаго.
Гонерилья, Регана, Корделія, дочери Лира.
СЦЕНА 1-я.
[править]Кентъ. Мнѣ всегда казалось, что король расположенъ къ герцогу Альбани болѣе, чѣмъ къ Корнуэльскому.
Глостеръ. Всѣмъ намъ такъ казалось; но теперь, судя по совершенно равному качеству раздѣленныхъ частей королевства 1), нѣтъ никакой возможности сказать, который изъ герцоговъ ему болѣе дорогъ. Раздѣленныя части до того равны достоинствомъ, что самое пристрастье затруднилось бы въ выборѣ.
Кентъ (указывая на Эдмунда). Это вашъ сынъ, милордъ?
Глостеръ. Какъ вамъ сказать? Я его воспитывалъ; что жъ до признанія его сыномъ, то прежде мнѣ случалось при этомъ краснѣть, — ну а теперь я привыкъ и стыда больше не чувствую.
Кентъ. Я васъ не понимаю.
Глостеръ. Мать этого шалуна понимала меня лучше 2), вслѣдствіе чего и случилось, что люлька завелась у нея прежде мужа. Чуете вы теперь, въ чемъ грѣхъ?
Кентъ. Въ грѣхѣ нечего каяться, если изъ него вышло такое хорошее послѣдствіе.
Глостеръ. У меня, впрочемъ, есть другой сынъ, рожденный въ полномъ, законномъ порядкѣ. Тотъ на какой-нибудь годъ старше 3), но люблю я совершенно равно обоихъ. Этотъ мальчишка, правда, выскочилъ на свѣтъ незваный, непрошеный; но мать его заставила бы согрѣшить хоть кого, а потому и пришлось признать незаконное законнымъ. — Знаешь ли ты. Эдмундъ, этого джентльмена?
Эдмундъ. Нѣтъ, милордъ.
Глостеръ. Графъ Кентъ. Помни, что это одинъ изъ моихъ лучшихъ друзей.
Эдмундъ. Прошу милорда разсчитывать вполнѣ на мою готовность къ его услугамъ.
Кентъ. Искренно желаю сойтись съ вами ближе и васъ полюбить.
Эдмундъ. Постараюсь заслужить это.
Глостеръ. Онъ десять лѣтъ былъ въ отсутствіи и скоро уѣзжаетъ опять. — Идетъ король. (Трубы. Входятъ Лиръ, герцоги Корнуэльскій и Альбани, Гонерилья, Регана, Корделія и свита).
Лиръ (Глостеру). Король французскій и бургундскій герцогъ
Почтили насъ пріѣздомъ; попроси
Сюда обоихъ, Глостеръ.
Глостеръ. Повинуюсь,
Достойный повелитель. (Уходятъ Глостеръ и Эдмундъ).
Лиръ. Мы жъ покамѣстъ
Объявимъ всѣмъ обдуманный въ тиши
Нашъ тайный замыселъ 4). — Пусть принесутъ
Мнѣ карту королевства. Знайте всѣ,
Что на три равныхъ части раздѣлили
Мы нашу всю страну, признавъ за благо
Стряхнуть подъ старость лѣтъ съ усталыхъ плечъ
Заботы царской власти. — Пусть несутъ
Впередъ ихъ тѣ, въ комъ молодость и силы
Свѣжей и крѣпче нашихъ 5). [Намъ самимъ
Пришла уже пора плестись ко гробу
Безъ ноши на плечахъ. — Приблизься, сынъ
Корнуэльскій, къ намъ, а также ты, не меньше
Любимый сынъ, Альбани. Часъ насталъ,
Когда хотимъ мы объявить предъ всѣми,
Какимъ рѣшились надѣлить приданымъ
Мы нашихъ дочерей, чтобы пресѣчь
Возможность споровъ въ будущемъ.] Сегодня жъ
Получатъ нашъ рѣшительный отвѣтъ
Король французскій и бургундскій герцогъ,
Два соискателя руки и сердца
Послѣдней нашей дочери, давно ужъ
Зажившіеся здѣсь со страстной цѣлью
Достичь своихъ желаній. — (Дочерямъ) Рѣчь теперь
За вами будетъ, дѣти! Знать хочу
Я въ этотъ часъ [когда по доброй волѣ
Отрекся я отъ власти и заботъ] 6) —
Которою изъ васъ всего сердечнѣй
И больше я любимъ. — Отвѣтъ послужитъ
Мнѣ мѣриломъ, чтобъ наградить изъ васъ
Достойнѣйшую лучшимъ, цѣннымъ даромъ 7).
Пусть первою, по праву старшинства,
Рѣчь держитъ Гонерилья.
Гонерилья. Васъ люблю
Я выше всякихъ словъ! Вы мнѣ дороже,
Чѣмъ Божій міръ, чѣмъ солнца ясный свѣтъ!
Люблю я васъ, какъ радость, какъ свободу!
Сильнѣй всего, что только на землѣ
Есть лучшаго! Сильнѣй, чѣмъ жизнь и счастье,.
Со всѣмъ, что намъ даютъ они! Сильнѣй,
Чѣмъ красоту, чѣмъ славу, чѣмъ здоровье! —
Примѣра нѣтъ, чтобы отецъ вселилъ
Въ дитя свое любовь, какой привыкла
Я васъ любить! Нѣтъ въ мірѣ словъ и мыслей,
Чтобъ выразить ее; нѣтъ средствъ и силъ,
Которыя могли бъ ее измѣрить!
Корделія (въ сторону). Что мнѣ сказать 8)? любить въ тиши и молча!
Лиръ (указывая на карту). Всѣхъ этихъ странъ, очерченныхъ границей
Двухъ этихъ рубежей — со всѣмъ, что есть
Въ нихъ добраго: съ тѣнистыми лѣсами,
Съ водами рѣкъ, со злаками луговъ
И пажитей — мы дѣлаемъ тебя
Владычицей, навѣки закрѣпивъ
Ихъ за тобой и за прямымъ потомствомъ
Альбани и твоимъ. — Посмотримъ, что
Сказать найдетъ теперь намъ дорогая
Вторая дочь, Регана, и жена
Корнуэльскаго владыки?
Регана. Кровь и плоть
Съ сестрою въ насъ одна, а потому
Съ ней мѣряю себя одной я мѣрой.
Во всемъ, что говорила вамъ она,
Мнѣ слышался лишь точный отголосокъ
Моей любви, и потому прибавлю
Я только то, чего не досказала
Въ рѣчахъ своихъ она. Я объявляю
Себя врагомъ всѣхъ радостей и благъ,
Помянутыхъ въ словахъ ея! Считаю
Ничтожнымъ все, въ чемъ могутъ наши чувства
Найти себѣ усладу, — лишь бы только
Могла любить я васъ, въ чемъ для меня
Заключены всѣ радости, все счастье,
Какихъ достичь возможно на землѣ!
Корделія (въ сторону). Бѣдна покажешься предъ ними ты,
Корделія! Извѣстно, впрочемъ, мнѣ,
Что я люблю сильнѣе громкой рѣчи.
Лиръ. Тебѣ съ твоимъ потомствомъ отдаемъ
Мы эту треть страны обширной нашей.
Найдешь ты въ ней богатства и земель
Не меньше, чѣмъ сестра. — (Корделіи) Ну, моя радость!
Дитя мое меньшое, но не меньше
Любимое 9)! Ты, за кого вступили
Въ горячій споръ французскій виноградъ
Съ добромъ бургундскихъ пажитей, — что скажешь
Ты для того, чтобъ заслужить себѣ
Послѣднюю и лучшую изъ всѣхъ
Трехъ названныхъ частей? — Рѣчь за тобою.
Корделія. Я не скажу вамъ, государь, ни слова.
Лиръ. Не скажешь ты ни слова мнѣ?..
Корделія. Ни слова.
Лиръ. Постой, постой! изъ ничего не можетъ
И выйти что-нибудь. Обдумай лучше
Свои слова.
Корделія. Я не могу, къ несчастью,
Высказывать сердечныхъ чувствъ наборомъ
Кудрявыхъ словъ. Я васъ люблю, какъ это
Велитъ мой долгъ, — не больше и не меньше.
Лиръ. Корделія!.. Опомнись!.. Взвѣсь умнѣй
Слова твои. Ты ими повредишь
Себѣ самой.
Корделія. Ахъ, государь! я знаю,
Что вамъ однимъ обязана я всѣмъ!
Меня взростили вы, любили нѣжно,
И потому обязана воздать
Вамъ тѣмъ же самымъ я. — Я васъ люблю
И вамъ во всемъ послушна; почитаю
Я въ васъ отца. Когда клялись вамъ сестры
Въ своей любви — хотѣлось мнѣ спросить:
Затѣмъ же было выходить имъ замужъ,
Любя лишь васъ? Когда бъ дала я слово
Быть чьей-нибудь женой — невольно мнѣ
Пришлось отдать бы мужу половину
Моей любви; любя же только васъ,
Я лучше откажусь отъ счастья брака,
Чтобъ съ вами быть всегда.
Лиръ. И это все
Сказала мнѣ отъ чистаго ты сердца?
Корделія. Отъ чистаго.
Лиръ. Такъ молода и такъ
Черства душой?
Корделія. О, нѣтъ; но такъ правдива.
Лиръ. Ну хорошо! Такъ пусть правдивость будетъ
Тебѣ твоимъ приданымъ; я жъ клянусь
Сіяньемъ дня и тайнами Гекаты,
Движеньемъ звѣздъ — подъ чьимъ вліяньемъ всѣ
Мы на землѣ родимся и живемъ —
Что вмѣстѣ съ этой клятвой разрываю
Съ тобой я связь родства!.. Впередъ тебѣ
Я больше не отецъ!.. Навѣки будешь
Ты мнѣ чужой! Послѣдній варваръ, скиѳъ
Иль людоѣдъ, зубами жадно рвущій
Трупъ собственнаго сына — встрѣтитъ больше
Въ моей душѣ участья и любви,
Чѣмъ ты, когда-то бывшая родной
Мнѣ дочерью!..
Кентъ. О, государь!..
Лиръ. Молчи!..
Не становись предъ яростью дракона!
Ее любилъ сильнѣе я, чѣмъ всѣхъ!
Свою я старость думалъ успокоить,
Довѣрившись рукамъ ея… (Корделіи) Прочь съ глазъ!..
Пусть гробъ не дастъ покоя мнѣ, коль скоро
Когда-нибудь приближу я опять
Тебя къ себѣ! — Эй, гдѣ король французскій?
Позвать его! — Ну, что жъ вы встали?.. Пусть
Зовутъ бургундца также. — Подойдите,
Альбани и Корнуэльсъ; — берите часть
Ея себѣ; — я вамъ и вашимъ женамъ
Оставлю все. Заносчивость свою
Она зоветъ правдивостью — такъ будь же
Заносчивость ей мужемъ! Отдаю
Всю власть мою я вамъ — почетъ, величье —
Все вамъ однимъ! Оставлю для себя
Отрядъ лишь во сто рыцарей. Съ нимъ буду
Гостить поочередно каждый мѣсяцъ
У васъ двоихъ. Вы будете насъ всѣхъ
Кормить и содержать. — Я сохраню
Одинъ лишь санъ монарха; власть же, средства,
Дѣла и все передаю я вамъ,
Моимъ любимымъ дѣтямъ. Раздѣлите
Вѣнецъ мой между вами. (Отдаетъ имъ корону).
Кентъ. Лиръ державный!
Всегда тебя я чтилъ какъ короля!
Дороже былъ ты мнѣ отца родного!
Во всемъ тебя я слушалъ; — на тебя
Чуть только не молился 10)…
Лиръ. Лукъ натянутъ!
Страшись стрѣлы!..
Кентъ. О, пусть летитъ она!
Пускай пронзить мнѣ острой сталью сердце!
Пусть будетъ непокорнымъ Кентъ, когда
Безуменъ Лиръ! — Что дѣлаешь ты, старецъ?
Иль думаешь, что преданность закуситъ
Отъ страха свой языкъ, когда попала
Въ тенета лести власть? Что предъ безумьемъ
Умолкнетъ честь? — Одумайся, возьми
Назадъ свой дикій приговоръ! Поправь
Нелѣпость здравымъ смысломъ! Жизнью я
Тебѣ въ томъ поручусь, что ни на іоту,
Ни на волосъ не меньше ты любимъ
Твоею младшей дочерью! — Что бѣдность
Рѣчей и словъ служить не можетъ знакомъ,
Что черствы сердцемъ мы!..
Лиръ. Ни слова, если
Свою ты цѣнишь жизнь!..
Кентъ. Всегда была
Она въ моихъ глазахъ лишь только броней,
Которою тебя я прикрывалъ
Отъ недруговъ, — такъ побоюсь ли въ жертву
Принесть ее теперь, чтобы спасти
Тебя отъ гибели?
Лиръ. Прочь съ глазъ!..
Кентъ. Открой
Глаза свои, а мнѣ вели, напротивъ,
Остаться здѣсь: ты, глядя на меня,
Увидишь лучше правду.
Лиръ. Аполлономъ
Клянусь я…
Кентъ. Не клянись; зовешь боговъ
Напрасно ты своихъ.
Лиръ (хватаясь за мечъ). Вассалъ невѣрный 11)!
Корнуэльсъ и Альбани. Придите, сэръ, въ себя 12)!
Кентъ. Рази! — убей
Врача, тебя лѣчившаго, и дай
Изгрызть себя въ конецъ своей болѣзни!
Я повторю: опомнись! Отмѣни
Свой приговоръ! Пока мой голосъ будетъ
Служить послушно мнѣ — не перестану
Я громко вопіять, что сдѣлалъ злую
Неправду ты!
Лиръ. Вотъ что тебѣ, измѣнникъ,
Отвѣчу я, — а ты молчи и слушай!..
Ты понялъ ли?.. Я властью короля
Велю тебѣ молчать! — За то, что ты
Подумать смѣлъ заставать насъ отречься
Отъ сказаннаго разъ (чего случиться
Не можетъ никогда), за то, что дерзко
Ты встать задумалъ между нашей волей
И тѣмъ, что мы рѣшили (до чего
Унизиться не можетъ намъ позволить
Ни санъ ни духъ) — я покажу тебѣ,
Что значитъ наша власть! Даю пять дней
Тебѣ на то, чтобъ могъ ты здѣсь устроить
Свои дѣла и обезпечить средства
Для жизни впредь 13). А тамъ, чтобъ твоего
Здѣсь не было и духа! Оглянуться
Чтобъ ты не смѣлъ назадъ! И если впредь
Увидятъ какъ-нибудь твой слѣдъ проклятый
Еще у насъ въ странѣ — то въ тотъ же мигъ
Тебѣ конецъ! Вонъ съ глазъ! — Клянусь Зевесомъ,
Слова мои законъ 14)!
Кентъ. Прощай, король!
Достигнешь ты, давъ это приказанье,
Что предпочтемъ отчизнѣ мы изгнанье. (Корделіи)
Принцесса, вамъ за правду вашихъ словъ
Воздастъ добромъ сторицей власть боговъ! (Гонерилъѣ и Реганѣ)
А что до васъ, богатыхъ столь словами,
Дай Рокъ вамъ силъ ихъ оправдать дѣлами! (Къ прочимъ)
Прощайте всѣ! Остатокъ старыхъ дней
Иду влачить вдали я отъ друзей.
Глостеръ. Король французскій и бургундскій герцогъ
Явились, государь.
Лиръ. Владѣтель славный
Бургундіи! Я обращусь со словомъ
Сначала къ вамъ: вы вмѣстѣ съ королемъ
Намъ заявили страстное желанье
Быть мужемъ нашей дочери; — скажите жъ,
Какое вы желаете имѣть
Приданое, чтобъ взять ее?
Бург. герц. Мнѣ надо
Лишь то, что обѣщали вы; надѣюсь,
Что вы не захотите предложить
Мнѣ меньшаго.
Лиръ. Я точно обѣщалъ
Ей много дать, пока она была
Мнѣ дорога; но нынче ей упала
Въ глазахъ моихъ цѣна. — Она предъ вами.
Вглядитесь хорошенько: если точно
Она успѣла васъ плѣнить своей
Смазливостью, и если вы согласны
Въ придачу взять за ней мою немилость
И больше ничего, — то дѣло кончимъ
Мы тотчасъ же; скажите только слово —
И вотъ ея рука.
Бург. герц. Я въ затрудненьи,
Что вамъ сказать на это…
Лиръ. Отвѣчайте!
Покрытая позоромъ и стыдомъ,
Пріемышъ гнѣва нашего, съ приданымъ
Отцовскаго проклятья, передъ вами
Стоитъ она! Берете или нѣтъ
Ее вы такъ?
Бург. герц. Прошу васъ, государь,
Меня простить; но при такихъ условьяхъ
О бракѣ нѣтъ и рѣчи.
Лиръ. Такъ оставьте
Ее безъ дальнихъ словъ! А я клянусь
Вамъ властью той, которая призвала
Меня на свѣтъ, что описалъ я все,
Что есть за ней и въ ней. — (Королю) Васъ, государь,
Я ставлю такъ высоко, что не смѣю
Вамъ даже предлагать избрать предметомъ
Своей любви созданье, низко такъ
Упавшее въ глазахъ моихъ. Направьте
На путь иной любовь свою; сыщите
Кого-нибудь достойнѣй этой твари,
Которую стыдится признавать
Своей сама природа.
Кор. франц. Признаюсь,
Я въ крайнемъ изумленьи! Какъ могло
Случиться, что сокровище, которымъ
Гордились вы, что дочь, которой краше
И лучше вы не знали — радость вашихъ
Преклонныхъ лѣтъ — упала такъ внезапно
Въ глазахъ отца 15)?'Что жъ сдѣлала она
Для столь жестокой кары? Тутъ возможны
Лишь два предположенья: иль проступокъ
Ея ужасенъ точно, иль, напротивъ,
Въ любви прошедшей вашей было мало
Правдивости. Но, какъ ни объяснять
Прискорбный этотъ случай, мнѣ онъ будетъ.
Всегда казаться чудомъ, предъ которымъ
Теряется мой умъ.
Корделія (Лиру). Я, государь,
Прошу васъ объ одномъ: я сознаюсь,
Что нѣтъ во мнѣ дѣйствительно умѣнья
Красиво говорить; что исполняю
Задуманное дѣло я всегда
Безъ болтовни, — такъ будьте потому
Настолько справедливы, чтобъ сказать
Предъ всѣми здѣсь, что не порочнымъ дѣломъ
Иль чѣмъ-нибудь преступнымъ и дурнымъ
Обречена была лишиться вашей
Я милости; — что потерять ее
Пришлось, напротивъ, мнѣ за недостатокъ
Такихъ двухъ свойствъ, которыхъ не цѣнила.
Я никогда: лукавой, льстивой рѣчи
И вѣчно обращенныхъ съ просьбой глазъ.
Лиръ. Совсѣмъ бы не родиться лучше было
Тебѣ на свѣтъ, чѣмъ не умѣть исполнить
Того, что я хочу.
Кор. франц. Какъ! въ томъ все дѣло?..
Въ одной простой застѣнчивости, часто
Мѣшающей намъ высказать словами
То, что хранимъ мы въ сердцѣ? — Что на это
Отвѣтите вы, герцогъ? Неужели
Назвать хотите именемъ любви
Такое чувство вы, когда, помимо
Его сердечныхъ свойствъ, мы прибавляемъ
Къ нему расчетъ корысти? — Говорите:
Согласны ль вы назвать своей женой
Корделію, чье сердце лучше всякихъ
Приданыхъ и богатствъ?
Бург. герц. Скажите слово,
Державный Лиръ, что вы согласны датъ
Ей часть, какую сами обѣщали,
И я ее немедля назову
Бургундской герцогиней.
Лиръ. Данной клятвѣ
Отмѣны нѣтъ: я ничего не дамъ.
Бург. герц. (Корделіи). Тогда, какъ ни прискорбно мнѣ, но долженъ
Сказать я вамъ, что, потерявъ отца,
Лишились вы и мужа.
Корделія. Всякихъ благъ
Желаю вамъ! Когда искали вы
Однихъ богатствъ — то вамъ женой не буду
Я никогда.
Кор. франц. О, какъ ты несказанно
Богата въ нищетѣ! Какъ ты прелестна
Въ несчастьѣ и позорѣ! — Будь же впредь
Моей навѣкъ! Отверженное въ правѣ
Я взять себѣ. — Не странно ли сказать,
Что, чѣмъ ихъ злость кипитъ къ тебѣ сильнѣе,
Тѣмъ для меня ты краше и милѣе!
Твои враги впередъ въ тебѣ должны
Царицу чтить родной моей страны!
Бургундцы всѣ моей невѣсты милой
Изъ рукъ моихъ теперь не вырвутъ силой.
Прости безъ зла обидчикамъ твоимъ,
Насъ счастье ждетъ, и зло пройдетъ, какъ дымъ.
Лиръ. Она твоя; ее я ненавижу
И никогда, клянусь въ томъ, не увижу. (Корделіи)
Ты мнѣ не дочь! я чуждъ тебѣ; — иди
За нимъ одна и нашихъ ласкъ не жди!..
Вотъ сказъ тебѣ! Идемте, славный герцогъ.
Кор. франц. (Корделіи). Простись съ своими сестрами.
Корделія (сестрамъ). Прощайте,
Сокровища отца! Разстаться съ вами
Мнѣ тяжело! Я знаю хорошо
Обѣихъ васъ, и, какъ сестрѣ, мнѣ больно
По имени назвать тѣ недостатки,
Какіе вы умѣете скрывать
Въ душѣ своей. — Старайтесь хорошенько
Беречь отца 16), — его я поручаю
Сердцамъ искуснымъ вашимъ. — О, когда бы
Меня онъ не отвергъ, — иное счастье
Могло бъ ему принесть мое участье!
Прощайте же.
Регана. Учить насъ не тебѣ.
Гонерилья. Старайся лучше, какъ бы угодить
Любезному супругу: онъ вѣдь взялъ
Тебя изъ милости. Ты не умѣла
Вести себя, какъ слѣдуетъ, съ отцомъ —
Терпи жъ за то и муку подѣломъ.
Корделія. Какъ ни хитро порокъ скрываться станетъ,
Предъ правдой онъ когда-нибудь предстанетъ!
Всѣхъ благъ обѣимъ вамъ!
Кор. франц. Идемъ, другъ милый.
Гонерилья. Слушай, сестра, мнѣ надо поговорить съ тобой о дѣлѣ, которое касается насъ обѣихъ. Ты знаешь, отецъ сбирается ѣхать сегодня вечеромъ.
Регана. Да, прямо къ тебѣ, — а черезъ мѣсяцъ это счастье свалится на меня.
Гонерилья. Ты видѣла, до чего онъ въ старости выжилъ изъ ума. То, что мы замѣчали до сихъ поръ, — бездѣлица въ сравненіи съ его послѣдней выходкой. Онъ всегда любилъ младшую сестру больше насъ и вдругъ прогналъ ее сегодня такъ грубо и такъ глупо изъ-за пустой, ничтожнѣйшей причины.
Регана. Старики всѣ таковы. Впрочемъ, онъ не отличался умѣньемъ себя держать и прежде.
Гонерилья. Въ томъ все дѣло. Если онъ былъ часто невыносимъ даже въ молодости, то чего же можно ждать отъ него теперь, когда, кромѣ укоренившихся природныхъ недостатковъ, онъ будетъ поступать еще подъ вліяніемъ глупости и старческаго упрямства, неразлучныхъ съ годами.
Регана. Намъ придется на каждомъ шагу сталкиваться съ его выходками, подобными, напримѣръ, сегодняшней, когда онъ прогналъ Кента.
Гонерилья. Мы улучимъ еще минутку поговорить объ этомъ, пока онъ будетъ занять проводами французскаго короля. Намъ надо непремѣнно согласиться, что дѣлать. Если онъ сохранитъ за собой какую-нибудь власть, то сегодняшняя передача ея намъ обратится въ пустую, оскорбительную для насъ комедію.
Регана. Объ этомъ надо точно подумать.
Гонерилья. Непремѣнно, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.
СЦЕНА 2-я.
[править]Эдмундъ. Я признаю одной природы власть;
Она мнѣ Богъ! Одни ея законы
Привыкъ я чтить — такъ стану ль я смирять
Себя предъ тѣмъ, что выдумали люди?
Позволю ли людской толпѣ соваться
Въ мои дѣла? Бросать въ лицо мнѣ глупый
Упрекъ за то, что родился я годомъ
Позднѣй, чѣмъ братъ? — Побочный я! — такъ что же?
Гдѣ въ этомъ зло? Не такъ же ль строенъ я,
Не такъ же ли уменъ, красивъ и ловокъ,
Какъ баловень любой, рожденный самой
Почтенной женщиной? Такъ гдѣ жъ причина
Меня корить? Въ лицо кричатъ мнѣ всѣ:
«Побочный сынъ», зовутъ меня ничѣмъ,
Пустымъ отребьемъ, дрянью! — А вѣдь если
Пошло на то — спрошу: не больше ль данныхъ,
Чтобъ вышло лучше тѣломъ и умомъ
Дитя любви и пылкой, бурной страсти,
Чѣмъ жалкій родъ тѣхъ хилыхъ бѣдняковъ,
Что зачаты впросонкахъ, по привычкѣ,
Съ зѣвотой на лицѣ? — Такъ потому-то
Сумѣю у законнаго Эдгарда
Отнять наслѣдство я. — Отецъ вѣдь любитъ
Обоихъ насъ; съ законнымъ равенъ я
Въ его глазахъ. — И выдумали жъ слово:
«Законный сынъ» 17)! Такъ знай же, мой законный,
Что ежели удастся мнѣ затѣя
Моя съ письмомъ — тогда Эдмундъ побочный
Пригнетъ тебя къ землѣ, себя жъ сумѣетъ
На твой возвысить счетъ. Зову боговъ
На помощь я побочнымъ! (Входитъ Глостеръ).
Глостеръ. Изгнанъ Кентъ,
Уѣхалъ въ гнѣвѣ прочь король французскій,
А нашъ король, покинувъ тронъ и власть,
Жить хочетъ подаяньемъ! — И упало
Все это вдругъ, какъ на голову снѣгъ 18)!
Что новаго мнѣ скажешь ты, Эдмундъ?,
Эдмундъ (пряча письмо). Ничего, милордъ.
Глостеръ. Зачѣмъ спряталъ ты такъ поспѣшно эту бумагу?
Эдмундъ. Право, я ничего не знаю новаго.
Глостеръ. Я спрашиваю, какая это бумага?
Эдмундъ. Такъ, вздоръ, ничего.
Глостеръ. Вздоръ? Такъ для чего же было прятать ее съ такой поспѣшностью? Изъ-за вздора безпокоиться нечего. Покажи; — пустую вещь я прочитаю и безъ очковъ.
Эдмундъ. Убѣдительно прошу васъ меня извинить: это письмо отъ брата, которое я еще не успѣлъ дочитать до конца… хотя… вижу и по началу… что вамъ его читать не слѣдуетъ.
Глостеръ. Подай мнѣ письмо.
Эдмундъ. Я одинаково дурно поступлю, давъ его вамъ или не давъ. Содержаніе, насколько я его понялъ, очень непохвально.
Глостеръ. А вотъ мы сейчасъ это увидимъ.
Эдмундъ. Къ чести брата я готовъ думать, что онъ писалъ это лишь для того, чтобъ меня испытать.
Глостеръ (читаетъ). «Это, введенное обычаемъ, уваженіе къ старости причиной того, что намъ скверно живется въ лучшіе годы жизни. А когда мы получимъ наконецъ возможность его насладиться, то этому помѣшаетъ наша собственная старость. Я начинаю находить невыносимой эту тиранію лѣтъ, которая держитъ насъ въ неволѣ вовсе не потому, что она сильна, но единственно вслѣдствіе того, что мы ее терпимъ. Зайди ко мнѣ поговорить объ этомъ по душѣ и подробнѣе. Если мы достигнемъ, что отецъ заснетъ „до радостнаго утра“ 19), то тебѣ будетъ принадлежать половина его добра, и ты хорошо и тепло проживешь всю жизнь вмѣстѣ съ любящимъ тебя братомъ Эдгардомъ».
Какъ? Заговоръ? — «если отецъ заснетъ до радостнаго утра»! — Сынъ мой Эдгардъ! Твоя рука могла это написать! Голова и сердце воспитали такую мысль! — Какъ попало къ тебѣ это письмо? Кто его принесъ?
Эдмундъ. Никто, милордъ. Я нашелъ его ловко подброшеннымъ черезъ окно въ мою комнату.
Глостеръ. Ты хорошо знаешь почеркъ брата?
Эдмундъ. Будь содержаніе письма похвально — я не задумался бы сказать, что оно написано имъ; но въ настоящемъ случаѣ радъ утверждать противное.
Глостеръ. Значитъ, письмо писалъ онъ?
Эдмундъ. То-есть его рука, милордъ; но я надѣюсь, что сердце не было съ нею въ союзѣ.
Глостеръ. Не дѣлалъ ли онъ тебѣ намековъ на свой умыселъ прежде?
Эдмундъ. Никогда. — Впрочемъ, мнѣ случалось слышать, какъ онъ выражалъ мнѣніе, что состарѣвшихся родителей слѣдовало бы отдавать въ опеку совершеннолѣтнимъ дѣтямъ, съ тѣмъ, чтобъ дѣти могли пользоваться ихъ добромъ.
Глостеръ. О, негодяй! Это какъ разъ тоже, что сказано въ письмѣ. Негодяй отъявленный, чудовищный, гнусный, хуже, чѣмъ гнусный! — Поди, позови его! Я велю его задержать. Гдѣ онъ теперь?
Эдмундъ. Не знаю, милордъ; но я умоляю васъ сдержать порывъ вашего негодованія противъ брата до тѣхъ поръ, пока вы не получите болѣе вѣскихъ доказательствъ его вины. Такой путь дѣйствія будетъ гораздо вѣрнѣе, между тѣмъ какъ всякая насильственная противъ него мѣра можетъ только уронить вашу собственную честь и возстановить его противъ васъ окончательно. Я готовъ поручиться жизнью, что онъ написалъ это письмо съ единственной цѣлью меня испытать и не имѣлъ никакихъ угрожающихъ намѣреній относительно васъ.
Глостеръ. Ты такъ думаешь?
Эдмундъ. Я предложилъ бы вамъ тайно подслушать нашъ съ нимъ разговоръ. Вы убѣдитесь тогда въ дѣлѣ собственными ушами. Это можно будетъ устроить даже сегодня вечеромъ.
Глостеръ. Я самъ думаю, что онъ не можетъ быть такимъ чудовищемъ.
Эдмундъ. Я держусь того же мнѣнія.
Глостеръ. Замыслить такую вещь противъ отца, который любилъ его такъ нѣжно! Боги, боги! — Эдмундъ, постарайся разузнать все хорошенько! Дѣйствуй, какъ тебѣ подскажетъ твой разумъ. Я готовъ пожертвовать всѣмъ, что имѣю, лишь бы узнать въ этомъ дѣлѣ сущую правду.
Эдмундъ. Я поговорю съ нимъ сейчасъ же и вообще, будьте увѣрены, поведу дѣло такъ, что скоро вы узнаете все.
Глостеръ. Недаромъ случились эти проклятыя затменья солнца и луны! Вся бѣда отъ нихъ. Мудрецы могутъ объяснять ихъ — какъ имъ угодно, а я все-таки скажу, что подобныя вещи не могутъ оставаться безъ вліянія на природу нашей жизни. Любовь стынетъ, дружба падаетъ, братья ссорятся, въ городахъ смуты, безпорядокъ въ странѣ, измѣна во дворцахъ, и наконецъ рушатся даже узы крови, связывающія дѣтей съ родителями! Поступокъ этого негодяя подтверждаетъ мои слова. Въ его лицѣ сынъ возсталъ противъ отца, а нашъ король отрекся, наоборотъ, отъ родной дочери. Видно, пережили мы безвозвратно хорошее, доброе время! Измѣна, коварство, заговоры — вотъ спутники, преслѣдующіе насъ по пятамъ до могилы. — Иди, Эдмундъ, поговори съ этимъ негодяемъ. Тебѣ терять нечего, и потому ты можешь разумно исполнить это дѣло. — А какъ я подумаю, что и благородный Кентъ изгнанъ! — И за что же? За одну честность! — Ужасно, ужасно!
Эдмундъ. Вотъ она людская глупость! Чуть случится бѣда, въ которой виноваты мы сами, — сейчасъ же давай валить ее на солнце, луну и звѣзды, какъ будто плуги могутъ рождаться по необходимости, дураки по особому небесному соизволенію, а пьяницы, развратники я лгуны — вслѣдствіе особеннаго расположенія планетъ! — За всѣ наши собственныя скверности мы непремѣнно винимъ Божественное Провидѣніе! Развратникъ приписываетъ свои козлиные инстинкты вліянію ии въ немъ неповинной звѣзды! — Значитъ, если мои отецъ и матъ сотворили меня подъ хвостомъ Дракона, а Большая Медвѣдица 20) была моей повитухой — то вотъ причина, почему я грубъ и сладострастенъ! Ха! Я увѣренъ, что былъ бы такимъ даже въ томъ случаѣ, если бъ на мое рожденіе смотрѣла самая цѣломудренная звѣзда во всемъ небѣ. (Входитъ Эдгардъ). Тсс… вотъ идетъ онъ, точно развязка старыхъ комедій. Надо сдѣлать кислую физіономію и вздыхать, какъ рехнувшійся въ сумасшедшемъ домѣ 21). (Громко) Да, да, эти затменья разстроили все! Міровая гармонія звучитъ, какъ фальшивый аккордъ, — fa, sol, la, mi 22)!
Эдгардъ. Что съ тобой, братъ? О чемъ ты такъ серьезно задумался?
Эдмундъ. Я разсуждалъ объ одномъ предсказаніи, которое вычиталъ недавно по поводу этихъ затменій.
Эдгардъ. Неужели ты этимъ занимаешься?
Эдмундъ. Увѣряю тебя, что книга въ этомъ случаѣ не солгала. [Въ ней предсказывались ссоры между родителями и дѣтьми, голодъ, моръ, разрывы старой дружбы, смуты въ государствѣ, заговоры противъ короля и вельможъ, безпричинное недовѣріе, изгнаніе друзей, разстройство дисциплины 23), супружеская невѣрность — словомъ, многое множество подобныхъ бѣдъ.
Эдгардъ. Съ которыхъ поръ ты сдѣлался астрологомъ?
Эдмундъ. Нѣтъ, ты выслушай:] Когда видѣлъ ты въ послѣдній разъ отца?
Эдгардъ. Вчера вечеромъ.
Эдмундъ. Ты съ нимъ говорилъ?
Эдгардъ. По крайней мѣрѣ два часа.
Эдмундъ. И вы разстались въ полномъ согласіи? Не замѣтилъ ли ты признаковъ неудовольствія въ его рѣчахъ и голосѣ?
Эдгардъ. Ни малѣйшихъ.
Эдмундъ. Подумай, не оскорбилъ ли ты его чѣмъ-нибудь? Я совѣтую тебѣ избѣгать нѣкоторое время съ нимъ встрѣчаться, пока неудовольствіе его не пройдетъ. Представь, онъ до того на тебя сердитъ, что, я думаю, не укротился бы, даже услыхавъ о твоей погибели.
Эдгардъ. Вѣроятно, какой-нибудь негодяй меня оклеветалъ.
Эдмундъ. Я самъ того боюсь. 24) [Потому совѣтую тебѣ быть сдержаннымъ и осторожнымъ, пока первый пылъ его недовольства не успѣетъ улечься. Лучше всего переселись на это время ко мнѣ. Я постараюсь дать тебѣ возможность услышать его рѣчи. — Иди же, — вотъ ключъ отъ моей комнаты. — А сверхъ того совѣтую тебѣ выходить не иначе, какъ вооруженнымъ.
Эдгардъ. Вооруженнымъ?]
Эдмундъ. Братъ, повѣрь, я тебѣ дурного не посовѣтую! Повторяю, какъ честный человѣкъ, что противъ тебя замышляется что-то недоброе. Я передалъ тебѣ только малую часть того, что видѣлъ и слышалъ, такъ что ты всей опасности не можешь даже вообразить. Иди же скорѣй.
Эдгардъ. Но ты мнѣ разскажешь, въ чемъ дѣло?
Эдмундъ. Я сдѣлаю для тебя все, что могу. (Эдгардъ уходитъ).
Отецъ довѣрчивъ, братъ же прямъ душой;
Онъ не способенъ даже заподозрѣть
Возможность зла: душой наивенъ онъ
До простоты; — съ нимъ а легко достигну,
Чего хочу, а цѣль моя ясна:
Законныхъ правъ мнѣ не дало рожденье —
Такъ ихъ возьмутъ нахальство и умѣнье! (Уходитъ).
СЦЕНА 3-я.
[править]Гонерилья. Правда ли, что отецъ ударилъ моего джентльменя за то, что тотъ выбранилъ его шута?
Освальдъ. Правда, принцесса.
Гонерилья. Покоя отъ него не будетъ скоро
Намъ здѣсь ни днемъ ни ночью! Что ни день,
То выходка одна другой глупѣе!
Онъ всѣмъ здѣсь надоѣлъ! Пора поставить
Предѣлъ его дурачествамъ. Прислуга
Его шумитъ и буйствуетъ, а самъ онъ
Придирчивъ и упрямъ. — Когда вернется
Съ охоты онъ — скажи, что я больна
И видѣть не могу его. Не будь
И самъ чрезчуръ услужливъ съ нимъ; отвѣть
Беру я на себя. (За сценой звукъ роговъ).
Освальдъ. Вотъ онъ, принцесса.-
Гонерилья. Такъ помни же: и ты и вся прислуга
Пусть будутъ понебрежнѣй съ нимъ. Старайтесь
Достичь, чтобъ онъ вспылилъ; — а если жить
Ему здѣсь не по нраву, такъ пускай
Отправится къ сестрѣ. Мы съ ней согласны
На этотъ счетъ, — ее вѣдь тоже въ руки
Взять не легко. — Сѣдой глупецъ затѣялъ,
Какъ кажется, здѣсь властвовать, забывши,
Что власть онъ отдалъ намъ. — Нѣтъ, вѣрно, правда,
Что въ старости становимся похожи
Мы на дѣтей; съ дѣтьми жъ нужна острастка
Тамъ, гдѣ достичь не можетъ цѣли ласка.
Замѣть, что я сказала.
Освальдъ. Все исполню.
Гонерилья. Также не зачѣмъ вамъ церемониться съ его свитой. Что бы изъ этого ни вышло — бѣды не будетъ. Передай это своимъ товарищамъ. Я найду случай къ чему-нибудь придраться и съ нимъ поговорить какъ слѣдуетъ. — Сейчасъ же напишу сестрѣ и посовѣтую ей взять съ меня примѣръ. — Вели готовить обѣдъ. (Уходитъ) 25).
СЦЕНА 4-я.
[править]Кентъ. Когда бы могъ я измѣнить свой голосъ,
Какъ измѣнилъ, переодѣвшись, видъ, —
Легко бы удалась тогда моя
Благая цѣль, съ которой я явился
Сюда въ чужой одеждѣ. — Если можетъ
Изгнанникъ Кентъ быть чѣмъ-нибудь полезенъ
На родинѣ, гдѣ онъ сочтенъ преступнымъ —
То часъ насталъ, — мой дорогой монархъ
Найдетъ во мнѣ слугу, какъ въ дни былые.
Лиръ. Эй, живо обѣдать! Да сказать, чтобъ не мѣшкали!
Кто ты такой?
Кентъ. Человѣкъ.
Лиръ. Говори, чѣмъ ты занимаешься и чего отъ меня хочешь?
Кентъ. Я изъ тѣхъ, что бываютъ въ душѣ такими же, каковы съ виду. Тому, кто мнѣ довѣрится — служу честно; хорошихъ людей люблю, умныхъ слушаю, самъ говорю мало, дурного боюсь, дерусь, когда нѣтъ другого выхода, а въ посты скоромнаго не ѣмъ 26).
Лиръ. Кто ты такой?
Кентъ. Честный малый и бѣдный, какъ король.
Лиръ. Если ты бѣденъ добромъ, какъ король — властью, то ты не богатъ дѣйствительно. — Чего же ты отъ меня хочешь?
Кентъ. Хочу служить.
Лиръ. Кому?
Кентъ. Вамъ.
Лиръ. Развѣ ты меня знаешь?
Кентъ. Нѣтъ; но въ вашей осанкѣ есть что-то, ради чего мнѣ хотѣлось бы звать васъ своимъ господиномъ.
Лиръ. Что жъ ты нашелъ въ моей осанкѣ?
Кентъ. Величавость.
Лиръ. А на какія услуги ты годенъ?
Кентъ. Когда слѣдуетъ — умѣю молчать; могу сбѣгать — когда пошлютъ; врать и балагурить не мастеръ 27); что велятъ — сдѣлаю. Словомъ, все, на что годны простые люди, — гожусь и я. Лучшее жъ мое качество — усердіе.
Лиръ. Сколько тебѣ лѣтъ?
Кентъ. Не такъ я молодъ, чтобъ влюбиться за пѣсенку, и не такъ старъ, чтобъ ни за что ни про что сходить съ ума но всякой женщинѣ. У меня сорокъ восемь на плечахъ.
Лиръ. Ступай за мной: я беру тебя на службу. Если не разсердишь меня до обѣда, то, значить, мы другъ съ другомъ поладимъ. — Эй, давайте обѣдать! — Да гдѣ мой дуракъ? Пускай его сыщутъ. (Входитъ Освальдъ). Эй, ты, болванъ, гдѣ моя дочь?
Освальдъ (уходя). Не взыщите. (Уходитъ Освальдъ).
Лиръ. Что онъ такое сказалъ? Воротить его. (Одинъ изъ свиты уходитъ). Да гдѣ же мой дуракъ? — Спятъ здѣсь, что ли, всѣ? (Посланный возвращается). Ну что? Гдѣ этотъ бездѣльникъ?
Посланный. Онъ велѣлъ сказать, сэръ, что ваша дочь больна.
Лиръ. Почему онъ не вернулся, когда я его звалъ?
Посланный. Онъ, сэръ, прегрубо отвѣтилъ мнѣ, что не хотѣлъ.
Лиръ. Не хотѣлъ?!..
Посланный. Я не знаю, сэръ, что здѣсь случилось; но обязанъ сказать, что съ вами, насколько я могъ замѣтить, начинаютъ обращаться далеко не съ тѣмъ почтеніемъ, къ какому вы привыкли. Это замѣчается не только въ прислугѣ, но даже въ самихъ герцогинѣ и герцогѣ.
Лиръ. Ты это замѣтилъ?..
Посланный. Я почтительно прошу ваше величество меня извинить, если я ошибся, но я не считаю себя въ правѣ молчать, когда дѣло идетъ о неуваженіи къ вамъ.
Лиръ. Ты сказалъ то, что замѣтилъ я самъ. Мнѣ самому казалось не разъ, что прежнее почтительное обращеніе со мной смѣнилось холодной небрежностью; но я готовъ скорѣе приписывать это моей излишней требовательности, чѣмъ непочтительности хозяевъ. — Подождемъ — посмотримъ. — Да гдѣ же мой дуракъ? Вотъ два дня, какъ я его не видалъ.
Кентъ. Онъ не можетъ утѣшиться съ тѣхъ поръ, какъ молодая принцесса уѣхала во Францію.
Лиръ. Ну, ну, довольно! Я замѣтилъ это самъ. (Одному изъ свиты) Ступай, скажи моей дочери, что я хочу съ ней говорить. (Другому) А ты позови моего дурака. (Входить Освальдъ). Подойди-ка сюда, любезный! Кто я, по-твоему?
Освальдъ. Принцессинъ отецъ!
Лиръ. Принцессинъ отецъ!.. Принцевъ ты негодяй! Собака, бездѣльникъ!..
Освальдъ. Прошу извинить. Я ни то, ни другое, ни третье.
Лиръ. Какъ ты смѣешь такъ дерзко на меня смотрѣть 28)? (Бьетъ его).
Освальдъ. Вы однако тише: я бить себя не позволю.
Кентъ. А съ ногъ сбить позволишь, площадной ты гаеръ? (Сбиваетъ Освальда съ ногъ).
Лиръ. Спасибо, молодецъ: ты, вижу, служить умѣешь.
Кентъ. А теперь вставай и убирайся по-добру, по-здорову! Я тебя научу знать, съ кѣмъ говоришь. Слышишь? Если не хочешь еще разъ разбить затылокъ объ землю, то убирайся вонъ!.. Будь уменъ и дѣлай, что тебѣ велятъ. (Выталкиваетъ Освальда).
Лиръ (Кенту) Хорошо, пріятель, хорошо! Вотъ тебѣ за труды. (Даетъ ему денегъ. Входитъ шутъ).
Шутъ. И я его награжу: На-ка тебѣ мой дурацкій колпакъ. (Подаетъ колпакъ Кенту).
Лиръ. А, плутъ, наконецъ-то ты явился. Каково поживаешь?
Шутъ (Кенту). Что жъ ты не берешь колпака?
Кентъ. Зачѣмъ мнѣ онъ?
Шутъ. Зачѣмъ? А затѣмъ, что ты заступаешься за того, кто въ немилости! — Помни, что, кто не умѣетъ чуять носомъ, откуда дуетъ вѣтеръ — наживетъ насморкъ. Бери мой колпакъ! (Указывая на Лира) Видишь ты этого шута? Онъ двухъ дочерей выгналъ, а третью, самъ того не расчухавъ, благословилъ. Потому, если ты хочешь ему служить, то долженъ непремѣнно напялить мой колпакъ себѣ на голову. (Лиру) Знаешь ли ты, дядюшка, что бы я сдѣлалъ, если бъ у меня были колпакъ и двѣ дочери?
Лиръ. Что жъ бы ты сдѣлалъ?
Шутъ. Я отдалъ бы все добро имъ, а колпакъ себѣ оставилъ. Вотъ тебѣ мой колпакъ, а другой выклянчи въ подарокъ у своихъ дочерей.
Лиръ. Ты, кажется, захотѣлъ палки.
Шутъ. Извѣстно, что правдѣ, какъ дверной собакѣ, кромѣ палки ждать нечего. Зато ищейкѣ житье: лежи передъ огнемъ да потягивайся.
Лиръ. Горькая для меня истина.
Шутъ. Хочешь, я тебя уму-разуму научу?
Лиръ. Научи.
Шутъ. А ты слушай да мотай на усъ:
Лишнихъ словъ не болтай,
На совѣты крѣпись,
Денегъ въ долгъ не давай,
На прибытокъ не льстись.
Есть добро — крѣпче спрячь,
Больше дома сиди,
А завелъ пару клячъ —
Такъ пѣшкомъ не ходи.
Глупой бабѣ не вѣрь,
Пей умно, если пьешь,
Вотъ тогда безъ потерь
Вѣкъ ты свой проживешь29).
Лиръ. Ты городишь вздоръ, шутъ 30).
Шутъ. Какъ стряпчій, которому денегъ не платятъ. Вѣдь ты мнѣ за мой вздоръ ни шиша не заплатилъ. А что, дядя, можетъ ли, по-твоему, изъ шиша что-нибудь выйти?
Лиръ. Ну нѣтъ, — изъ шиша, кромѣ шиша, ничего не получишь.
Шутъ (Кенту). Такъ растолкуй ему, что онъ ровно столько получитъ отъ своего королевства. Вѣдь онъ мнѣ, дураку, не повѣритъ.
Лиръ. Злой дуракъ.
Шутъ. Хочешь ты знать, какая разница между злымъ дуракомъ и хорошимъ?
Лиръ. Какая?
Шутъ. [Зови того; по чьему ты совѣту
Добро свое все отдалъ дочерямъ.
Двухъ дураковъ притянешь ты къ отвѣту:
Хорошій въ колпакѣ, другого сыщешь самъ 31).
Лиръ. Не меня ли зовешь ты этимъ дуракомъ?
Шутъ. А то кого же? Вѣдь отъ прочихъ своихъ титуловъ ты отказался самъ, а съ этимъ на свѣтъ родился.
Кентъ. Въ его словахъ, сэръ, не одна глупость.
Шутъ. Еще бы! Воображаю, какъ взбеленились бы наши вельможи, если бъ я всю глупость забралъ себѣ на откупъ. Она имъ нужна, а женщинамъ того пуще 32).] Дай мнѣ, дядя, яичко; я тебѣ сдѣлаю изъ него два колпака.
Лиръ. Какіе же это колпаки?
Шутъ. А вотъ смотри: видишь, я разрѣзалъ яичко пополамъ и съѣлъ — что было въ серединѣ. Остались двѣ пустыя скорлупки. Онѣ-то и есть тѣ самые колпаки. — Когда ты разломилъ точно такъ же свою корону и отдалъ половинки дѣтямъ, то ты взвалилъ на свои плечи осла, для того, чтобъ перетащить его черезъ грязь. Мало было ума въ твоей лысинѣ, когда ты снималъ съ нея свою золотую корону! — Это тебѣ хотъ и дуракъ говоритъ, но ты отдуй палками того, кто скажетъ, что это неправда. (Напѣваетъ)
Житье плохое дуракамъ,
Гдѣ умныхъ не излишекъ.
Пропивши умъ, они, всѣ тамъ
Похожи на мартышекъ33).
Лиръ. Давно ли ты такъ полюбилъ пѣсни?
Шутъ. Съ тѣхъ поръ, какъ ты сдѣлалъ дочерей своими родительницами и далъ имъ въ руки розги, а себѣ штаны спустилъ. (Напѣваетъ)
Въ нихъ радостью сердце взыграло,
А я закурныкалъ съ тоски:
Обидно ужъ очень мнѣ стало,
Что врѣзался ты въ дураки
Не знаешь ли ты, дядя, хорошаго учителя, у котораго я бы могъ поучиться лганью?
Лиръ. Будешь лгать — берегись палки.
Шутъ. Дивлюсь, какъ ты похожъ на своихъ дочерей! Онѣ бьютъ меня за правду, а ты за лганье. Иной же разъ достается мнѣ за то, что я не говорю ни слова. Надоѣла мнѣ дурацкая должность; но все-таки я лучше соглашусь быть дуракомъ, чѣмъ тобой. Ты вѣдь обрѣзалъ свой умъ съ двухъ концовъ, а въ серединѣ ничего не оставилъ. — Смотри, вонъ идетъ одинъ изъ этихъ обрѣзковъ. (Входитъ Гонерилья).
Лиръ. Что съ тобой, дочь? Ты такъ мрачна съ виду. Что заставляетъ тебя хмуриться?
Шутъ. Эхъ, дядя, было времечко, когда ты и вниманья не обращалъ, если кто на тебя хмурился, а нынче сталъ ты пустымъ нулемъ безъ цифры. Я теперь выше тебя: я все-таки хоть дуракъ, а ты нуль. (Гонерилъѣ) Молчу, молчу! Вижу по вашему лицу, что замолчать надо, хоть вы еще и слова не успѣли промолвить! Мм… м… мм… мм!
Колъ нѣтъ ни мякиша ни корки,
Катясь нуждѣ навстрѣчу съ горки35)! (Указывая на Лира)
Вѣдь онъ пустой гороховый стручокъ.
Гонерилья. Я, сэръ, должна сказать: не только этотъ
Балованный дуракъ, вся ваша челядь
Становится часъ отъ часу наглѣй.
Переносить ихъ дерзкія безчинства
Нѣтъ больше силъ. Я думала сначала,
Что вы, узнавъ объ этомъ, поспѣшите
Какъ слѣдуетъ унять ихъ, но теперь,
При видѣ, какъ глядите вы на все,
Спустивши рукава, — я прихожу
Невольно къ убѣжденью, что безчинствамъ
Мирволите вы сами. Дѣло такъ
Итти не можетъ дальше! Мы прибѣгнемъ
Немедля къ строгимъ мѣрамъ, чтобъ порядокъ
Вошелъ въ свои права. Такъ поступить
Велитъ намъ здравый смыслъ. Когда же вамъ
Покажется поступокъ мой обиднымъ,
То я напомню вамъ, что виноваты
Вы сами же во всемъ, такъ и терпите
За дѣло стыдъ.
Шутъ. Знай, дядя, про себя (напѣваетъ):
Кукушку птичка пріютила,
А та ей голову скусила36)!
Если нѣтъ свѣчи, поневолѣ надо сидѣть въ потемкахъ.
Лиръ. Дочь ли ты моя?..
Гонерилья. Ахъ, перестаньте! Право, время было бъ
Вамъ поумнѣть: не потеряли жъ вы
Совсѣмъ свой смыслъ. Пора вамъ бросить ваши
Нелѣпыя причуды. Съ вами нынче
Ни сладу вѣдь ни ладу не найдешь.
Шутъ. Гдѣ же ослу догадаться, въ чемъ дѣло, если не лошадь въ телѣгу, а телѣгу въ лошадь впрягли 37).
Лиръ. Скажите, я ли здѣсь?.. Здѣсь Лира нѣтъ!..
Таковъ ли былъ мой взглядъ, лицо, осанка?
Заснулъ ли я тяжелымъ, крѣпкимъ сномъ,
Иль отупѣлъ? — Но нѣтъ! я передъ собой
Все вижу! — Я не сплю!.. — Кто объяснитъ мнѣ,
Чѣмъ былъ я прежде и чѣмъ сталъ теперь 38)?
Шутъ. Былъ Лиромъ, да сплылъ39).
Лиръ. [Я знать хочу! Мнѣ память, умъ и смыслъ
Твердятъ, что былъ когда-то я монархомъ,
Что былъ отцомъ, что я имѣлъ дѣтей 40)!..
Шутъ. Онѣ сдѣлали изъ тебя послушнаго папеньку]
Лиръ (Гонерильѣ). Скажите, принцесса, кто вы?
Гонерилья. Что за вопросъ! Вѣдь, сдѣлавши его,
Вы только подтверждаете нелѣпость
Послѣднихъ вашихъ выходокъ. Поймете ль
Меня вы наконецъ? Тотъ, кто достигъ
Преклонныхъ лѣтъ, какъ вы, съ тѣмъ вмѣстѣ долженъ
Имѣть и здравый смыслъ. Вы привезли
Съ собой ватагу во сто человѣкъ,
Нахальныхъ до того, что ихъ манера
Себя держать перевернула здѣсь
Весь домъ вверхъ дномъ. Могу увѣрить васъ:
Ихъ выходки, попойки и безчинства
Скорѣй напоминаютъ домъ разврата,
Чѣмъ герцогскій дворецъ. Мы изъ стыда
Должны исправить это. Покоритесь
Поэтому и вы разумной просьбѣ
И помните, что иначе придется
Смириться вамъ безъ просьбъ. — Вы распустить
Должны часть вашей челяди, оставя
Изъ нихъ лишь тѣхъ, чей нравъ и чьи года
Подходятъ ближе къ вашимъ. Знать пора
И имъ и вамъ порядокъ и приличье.
Лиръ. Огонь и адъ!.. Сѣдлайте лошадей!
Позвать мою всю свиту!.. Ни минуты
Не стану я стѣснять тебя, отродье
Позора и стыда! Осталась мнѣ
Еще другая дочь!..
Гонерилья. Вы дерзко бьете
Моихъ людей, а челядь ваша хочетъ,
Чтобъ ей они служили, позабывъ,
Во сколько разъ они ея приличнѣй. (Входитъ Альбани).
Лиръ. О, какъ ты горекъ, запоздалый мигъ
Раскаянья! (Альбани) А! это вы, милордъ!
Вы съ нею заодно? Прошу, отвѣтьте…
Что жъ лошадей?.. О, демонъ, демонъ злой
Людской неблагодарности, черствѣй
И тверже камня ты, но если въ сердцѣ
Родныхъ дѣтей ты свилъ себѣ пріютъ —
То и въ моряхъ не сыщется тогда
Чудовища ужаснѣй!..
Альбани. Успокойтесь.
Лиръ (Гонерилъѣ). Ты лжешь, свирѣпый коршунъ! Люди свиты
Моей честны! — Я выбиралъ ихъ самъ!..
Они исправно знаютъ, какъ имъ должно
Себя вести. Они достойно носятъ
Почетное ихъ званье. — Какъ я могъ
Придать такъ много важности проступку
Корделіи!.. Какъ могъ онъ показаться
Мнѣ столь дурнымъ!.. Подобно пыткѣ, вырвалъ
Онъ сердце мнѣ, убилъ мою любовь,
Наполнилъ душу желчью! — Лиръ! Лиръ! Лиръ!..
Бей, бей себя! Бей эту дверь, откуда
Ты выпустилъ свой разумъ, и взамѣнъ
Его вошло безуміе!.. (Сттѣ) Идемте,
Идемте прочь отсюда!..
Альбани. Увѣряю
Васъ, добрый сэръ, что я ни въ чемъ не виненъ.:
Мнѣ даже неизвѣстно, что могло
Васъ такъ смутить.
Лиръ. Пусть будетъ такъ. — Склони
Ко мнѣ, природа, слухъ! Склони, склони,
Отрадная богиня! Если было
Начертано въ премудрости твоей
Послать дѣтей презрѣнной этой твари —
Возьми назадъ рѣшенье! Изсуши
Утробу ей! Срази ее безплодьемъ!
Не посылай на радость ей и счастье
Ласкъ милаго ребенка! — Если жъ будетъ
Онъ у нея — то пусть, облитый желчью,,
Онъ явится на свѣтъ! — Пусть будетъ мукой
И вѣчнымъ горемъ матери! — Покрой
Морщинами ей лобъ! Пусть слезъ потоки
Изроютъ ей лицо! Пускай, въ отплату
Заботъ и горя матери, получитъ
Она одно презрѣнье!.. Пусть узнаетъ,
Что жало ядовитѣйшей змѣи
Не такъ ужасно, какъ неблагодарность
Родныхъ дѣтей! — Прочь, прочь отсюда!.. (Уходитъ Лиръ).
Альбани. Боги!
Что жъ это наконецъ?
Гонерилья. Прошу, не суйся,
Когда не знаешь дѣла. Дай ему
Досыта наболтаться: выльетъ злость —
И все пройдетъ. (Лиръ возвращается).
Лиръ. Какъ, пятьдесятъ всего
Людей осталось въ свитѣ?.. Такъ ограбленъ
Ужъ я чрезъ двѣ недѣли!..
Альбани. Что случилось?
Лиръ. Я все тебѣ скажу. (Гонерилугь) Смотри: я плачу!..
Мнѣ стыдно самому, что вызвать слезы
Могла ты мнѣ изъ глазъ, что такъ сразила
Во мнѣ ты мужество! Сдержать не въ силахъ
Я слезъ моихъ! Но отольются скоро
Онѣ тебѣ! Туманомъ злой тоски
Подернется вся жизнь твоя! Изъѣстся
Душа твоя несокрушимымъ гнетомъ.
Отцовскаго проклятья!.. Полно плакать
Вамъ, старые глаза! — За васъ мнѣ стыдно!
Я вырвать васъ готовъ и бросить въ грязь!
Пускай она проникнется ужъ лучше
Соленой вашей влагой! — Ну, да, впрочемъ,
Что будетъ — будь!.. Другая дочь еще
Осталась мнѣ! Она, увѣренъ я,
Честнѣе и сердечнѣй! — Знай, волчица,
Что если бы она узнать успѣла
О сдѣланномъ тобой — тебѣ ногтями
Вцѣпилась бы въ лицо она! — Увидишь,
Что ворочусь попрежнему сюда
Я тѣмъ, чѣмъ былъ!.. Что вновь найду я власть,
Которую, ты думала, утратилъ
Я навсегда, — ручаюсь въ томъ тебѣ!..
Гонерилья (Альбани). Надѣюсь, все ты понялъ?
Альбани. Гонерилья!
Какъ ни люблю сердечно я тебя,
Но не могу настолько быть пристрастнымъ…
Гонерилья. Ахъ, замолчи! — Сюда, Освальдъ! (Шуту) А ты,
Кого всегда считала больше плутомъ
Я, чѣмъ шутомъ, — вонъ съ глазъ! Ступай и ты
Вослѣдъ за господиномъ!
Шутъ. Дядюшка Лиръ, постой, прихвати своего дурака.
Кто лисицу поймалъ — придержи;
Злая дочь завелась — придуши!
Петли здѣсь не купить за колпакъ,
Такъ ступай во-свояси, дуракъ 41)! (Уходитъ шутъ).
Гонерилья. 42) [Старикъ умно придумалъ! Сотня слугъ!
Разумно было бъ очень согласиться
Ему ихъ дать да сверхъ того позволить
Носить всегда оружье? Что ни день,
Выдумывалъ бы новую онъ блажь
И новые капризы, да, пожалуй,
Въ сердитый часъ затѣялъ бы отнять
Назадъ, что далъ! Пришлось бы у него
Намъ снова жить изъ милости! — Эй, Освальдъ!
Альбани. Мнѣ, право, кажется, что ты боишься
Уже чрезчуръ.
Гонерилья. Излишній страхъ вѣрнѣй,
Чѣмъ лишняя довѣрчивость. Оставь,
Прошу, меня распоряжаться дома,
Какъ я хочу! Я нахожу, что лучше
Предупредить грозящую опасность,
Чѣмъ дать застигнуть ей себя врасплохъ.
Его насквозь я вижу! — Обо всемъ,
Что здѣсь онъ наболталъ, я напишу
Сейчасъ къ сестрѣ. Увидимъ, согласится ль
Она ему попрежнему оставить
Ватагу слугъ, когда узнаетъ, чѣмъ
Грозитъ намъ это въ будущемъ. — Освальдъ!]
Написано ль письмо къ моей сестрѣ?
Освальдъ. Написано.
Гонерилья. Возьми сейчасъ двухъ-трехъ
Товарищей въ дорогу и затѣмъ
Скачи немедля къ ней. Ты ей разскажешь
О томъ, чѣмъ я встревожена, а также
Прибавишь отъ себя, что самъ признаешь
За лучшее, чтобъ убѣдить сильнѣй
Ее во всемъ. — Ступай же и вернись
Поспѣшнѣе назадъ. (Альбани) А васъ, милордъ,
Хоть я и не намѣрена корить
За вашу мягкость сердца, — но однако
Замѣчу вамъ, что недостатокъ смысла
Вреднѣе, чѣмъ излишекъ доброты.
Альбани. Не знаю я еще, куда ты мѣтишь,
Но въ жадности добра себѣ не встрѣтишь.
Гонерилья. Такъ, значитъ, ты…
Альбани. Кто правъ — увидимъ впредь.
СЦЕНА 5-я.
[править]Лиръ (Кенту). Свези это письмо въ Глостерширъ; но смотри, не распространяйся о томъ, что слышалъ и видѣлъ здѣсь. На вопросы, которые тебѣ станетъ дѣлать дочь, отвѣчай коротко. Помни, что если ты не будешь торопиться — я пріѣду раньше тебя.
Кентъ. Не засну, пока не доставлю письма.
Шутъ А что, дядя, если бъ нашъ умъ сидѣлъ въ пяткахъ, были бы на немъ мозоли или нѣтъ?
Лиръ. Конечно, были бы.
Шутъ. Ну такъ ты успокойся: туфель тебѣ для твоихъ мозговъ не понадобится.
Лиръ. Ха-ха-ха!
Шутъ. Увидишь самъ, какъ по-родственному приметъ тебя вторая дочь. Она хоть и похожа на первую, какъ одно яблоко на другое, но я все-таки кое-что смекаю.
Лиръ. Что же ты смекаешь?
Шутъ. А то, что на вкусъ будутъ обѣ твои дочери такъ же различны, какъ два одинаковыхъ яблока. Знаешь ли ты, для чего носъ посреди лица поставленъ?
Лиръ. Если знаешь, скажи.
Шутъ. А для того, чтобъ по сторонамъ его была два глаза: чего не расчухалъ — на то смотри.
Лиръ. Я ее обидѣлъ 43)!..
Шутъ. А знаешь ли ты, какъ устрица строитъ свой домъ?
Лиръ. Нѣтъ.
Шутъ. И я не знаю; а вотъ для чего данъ домъ улиткѣ — это сказать могу.
Лиръ. Для чего же?
Шутъ. Для того, чтобъ туда прятаться; ничего не давать дочерямъ, а когда нужно, рога оттуда выставить.
Лиръ. Во мнѣ мысли путаются… Я ли не былъ нѣжнымъ отцомъ!.. Ну что жъ, готовы ли лошади?
Шутъ. За ними ословъ послали. Скажи, почему въ Медвѣдицѣ семь звѣздъ?
Лиръ. Потому что не восемь.
Шутъ. Вотъ такъ угадалъ! Изъ тебя шутъ вышелъ бы хорошій.
Лиръ. Отнять, отнять силой!.. О, чудовищная неблагодарность!..
Шутъ. Если бы ты, дядя, былъ моимъ шутомъ, я бы тебя поколотилъ за то, что ты рано состарѣлся.
Лиръ. Почему рано?
Шутъ. Тебѣ надо было прежде ума набраться.
Лиръ. О, боги, боги, объ одномъ прошу я:
Спасите отъ безумія меня!
Его боюсь я только! (Входитъ дворянинъ изъ свиты).
Что? Готово?
Дворянинъ. Готово, государь.
Лиръ (шуту). Такъ ѣдемъ, ѣдемъ!..
Шутъ (напѣваетъ):
Какъ уѣдемъ гурьбой, красныхъ дѣвушекъ рой
Дурака здѣсь навѣрно забудетъ!
Впрочемъ, что горевать: какъ вернемся опять,
Хоть одна врядъ ли дѣвушкой будетъ 44) (Уходятъ).
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.
[править]СЦЕНА 1-я.
[править]Эдмундъ. Здравствуй, Куранъ.
Куранъ. Здравствуйте, сэръ. Я сейчасъ видѣлъ вашего батюшку и сообщилъ ему, что герцогъ корнуэльскій съ герцогинею Реганою будутъ сюда къ ночи.
Эдмундъ. По какой причинѣ?
Куранъ. Право, не знаю навѣрно; что жъ до ходячихъ слуховъ, то вы, вѣроятно, знаете ихъ не хуже меня. Я разумѣю тѣ слухи, которые пока передаются еще другъ другу на ухо 45).
Эдмундъ. Ничего я не знаю. Скажи мнѣ, въ чемъ дѣло.
Куранъ. Слышали вы, что между герцогами корнуэльскимъ и Альбани не сегодня-завтра вспыхнетъ война?
Эдмундъ. Не слыхалъ ни слова.
Куранъ. Ну такъ скоро услышите. — Прощайте.
Эдмундъ. Прибудетъ къ ночи герцогъ, — вотъ событье
Мнѣ на руку. Оно вплелось само
Въ мой планъ ему на помощь. Брата схватятъ,
Какъ велѣно отцомъ; мнѣ жъ надо ловко
Воспользоваться всѣмъ. — Къ работѣ жъ, умъ!
Ко мнѣ, моя фортуна! — Эй, Эдгардъ!
Сойди на пару словъ. (Входитъ Эдгардъ).
Бѣда! Спасайся!
Отецъ успѣлъ провѣдать, гдѣ ты спрятанъ.
Бѣги, бѣги!.. На счастье ночь темна!
Не отзывался ль та неосторожно
О герцогѣ корнуэльскомъ? Къ ночи будетъ
Сюда и онъ; Регана съ нимъ. — Быть-можетъ,
Сболтнулъ при комъ-нибудь та невзначай
О ссорѣ ихъ съ Альбани? — Отвѣчай же!..
Припомни все.
Эдгардъ. Ни слова никогда я
О нихъ не говорилъ.
Эдмундъ. Тсс!.. Слышу я —
Идетъ сюда отецъ! — Мечъ, мечъ, скорѣй
Изъ ноженъ мечъ! Я долженъ притвориться,
Что мы съ тобой сражались; дѣлай видъ,
Что будто защищался ты. — Вотъ такъ… (Фехтуютъ).
Теперь бѣги! — Эй, эй! Огня! — Прощай!
Бѣги скорѣй! (Эдгардъ убѣгаетъ). Прекрасно! Двѣ-три капли
Пустить невинной крови (ранитъ себя въ руку) — и улика
Готова въ томъ, что точно былъ я здѣсь
Въ опасности. — Видалъ я часто пьяницъ,
Которые калѣчили себя
Для смѣха вдвое хуже. (Громко) Стой!.. держите!..
Эй, кто-нибудь на помощь!
Глостеръ. Гдѣ? Гдѣ онъ?
Гдѣ негодяй?..
Эдмундъ. Напалъ онъ на меня
Въ потемкахъ здѣсь; махалъ мечомъ, шепталъ
Какія-то заклятья, звалъ на помощь
Луну, свою союзницу 46).
Глостеръ. Куда,
Куда, скажи, онъ скрылся?..
Эдмундъ. Ахъ!.. взгляните!
Я раненъ! Я въ крови…
Глостеръ. О, негодяй!
Гдѣ онъ, Эдмундъ?
Эдмундъ. Онъ скрылся, убѣдись,
Что я быль твердъ…
Глостеръ. Эй, эй, за нимъ! (Служители бѣгутъ).
Въ чемъ твердъ
Ты былъ, Эдмундъ?..
Эдмундъ. Въ отказѣ посягнуть
На вашу жизнь. Напрасно я твердилъ,
Что месть боговъ сразить отцеубійцу
Огнемъ громовъ; напрасно выставлялъ
На видъ святую связь дѣтей съ отцами, —
Безъ пользы все! Едва онъ убѣдился,
Что возбуждала эта мысль во мнѣ
Одинъ лишь ужасъ, — выхватилъ онъ быстро
Изъ ноженъ мечъ и, полный ярой злости,
Нанесъ мнѣ рану въ руку, прежде чѣмъ
Успѣлъ себя прикрыть я; но, увидя,
Что въ мигъ одинъ успѣлъ ужъ ободрить
Себя я чувствомъ правды, иль, быть-можетъ,
Услышавъ шумъ — онъ быстро убѣжалъ
Отсюда прочь.
Глостеръ. Пускай бѣжитъ! — Далеко
Ему не убѣжать: — поймать успѣютъ
Его еще у насъ, а чуть поймаютъ —
Такъ тутъ же и конецъ ему. — Сегодня
Сюда прибудетъ герцогъ, нашъ достойный
И честный государь; — ему подамъ
Немедля просьбу я, чтобъ повсемѣстно
Позволилъ объявить онъ о наградѣ,
Какую назначаю я тому,
Кто выдастъ негодяя и отправитъ
Его на эшафотъ. — Смерть даже тѣмъ,
Кто вздумаетъ скрывать его!
Эдмундъ. Когда
Увидѣлъ я, что всѣ мои старанья
Его уговорить, чтобъ онъ оставилъ
Свой подлый замыселъ, не приносили
Ни пользы ни плода, — я пригрозилъ
Открыть его затѣю. И, представьте,
Что мнѣ отвѣтилъ онъ! «Побочный нищій! —
Воскликнулъ онъ: — подумать смѣешь ты,
Что ежели поставятъ на очную
Другъ съ другомъ ставку насъ — то кто-нибудь
Придастъ хоть искру вѣры всѣмъ твоимъ
Божбамъ и увѣреньямъ? Молвивъ просто
И прямо: „нѣтъ!“ — я уничтожу въ прахъ
Все, что ни скажешь ты, хотя бы даже
Доказывать ты вздумалъ правду словъ
Письмомъ моей руки! Я обращу
Все на тебя! Въ злодѣйствѣ будешь признанъ
Виновнымъ ты! Не такъ же глупъ весь свѣтъ,
Чтобъ не понять, какъ выгодно бы было
Тебѣ меня сгубить!.. — Одно ужъ это
Тебя могло бъ заставить посягнуть
На жизнь мою!„
Глостеръ. Что за коварство! Хочетъ
Отречься онъ отъ собственной руки!
Не сынъ онъ мнѣ, не сынъ! (За сценой трубы).
Чу, слышишь? — Трубы.
Пріѣхалъ, значитъ, герцогъ. Я не знаю
Причинъ его пріѣзда. — Путь къ побѣгу
Злодѣю мы запремъ; отказа въ этомъ
Не будетъ мнѣ. Я разошлю вездѣ
Его портретъ, чтобъ первый встрѣчный могъ
Его узнать. Что жъ до моихъ достатковъ —
То, вѣрь, мой честный мальчикъ, я сумѣю.
Устроить такъ, что будешь ты моимъ
Наслѣдникомъ.
Корнуэльсъ. Ну что, старикъ? Услышалъ
Я скверныя извѣстья, чуть успѣлъ
Сюда прибыть.
Регана. Намъ не придумать даже,
Какое наказанье заслужилъ
Такой злодѣй! — Успѣли ли прійти
Въ себя вы, добрый лордъ?
Глостеръ. О, герцогиня,
Разбито сердце старое мое!
Въ куски разбито горемъ!
Регана. Мнѣ подумать
Объ этомъ даже страшно: — васъ хотѣлъ
Убить вашъ сынъ Эдгардъ! — Эдгардъ, кому
Былъ крестнымъ мой отецъ 47)!
Глостеръ. Сознаться стыдно,
Принцесса, въ этомъ мнѣ; — охотно скрылъ бы
Я это все!
Регана. Ужъ не былъ ли онъ въ шайкѣ
Безпутныхъ слугъ отца?
Глостеръ. Не знаю, право;
Но горько, горько мнѣ!
Эдмундъ. Служилъ онъ точно,
Принцесса, въ этой свитѣ 48),
Регана. О, тогда
Я больше не дивлюсь его поступку!
Онъ, безъ сомнѣнья, подученъ былъ ими
Желать отцовской смерти, чтобъ растратить
Скорѣй его добро. Я получила
Письмо сестры съ подробнымъ описаньемъ
Всѣхъ ихъ безпутныхъ. подвиговъ. Коль скоро
Пожаловать задумаютъ они
Жить къ намъ сюда — я уѣзжаю тотчасъ
Изъ дома прочь.
Корнуэльсъ. Да ужъ и я, конечно.
Что до тебя, любезный другъ Эдмундъ,
То оказалъ, какъ слышалъ я, большую
Услугу ты отцу?
Эдмундъ. Я тѣмъ исполнилъ
Лишь только долгъ мой, сэръ.
Глостеръ. Онъ обнаружилъ
Злодѣя адскій умыселъ и даже
Былъ раненъ, какъ вы видите, когда
Пытался убѣдить его.
Корнуэльсъ. Послали ль
Погоню за злодѣемъ?
Глостеръ. Да, милордъ.
Корнуэльсъ. Лишь только бъ былъ онъ взятъ, а тамъ его
Мы сдѣлаемъ безвреднымъ. Отдаю
Тебѣ свою я власть: распоряжайся,
Какъ хочешь, въ этомъ дѣлѣ. Ты жъ, Эдмундъ,
За то, что доказалъ ты такъ прекрасно
Любовь къ отцу и вѣрность, — будешь впредь
Служить у насъ. Людей съ такимъ закаломъ
Должны цѣнить мы; я вербую первымъ
Тебя къ себѣ на службу.
Эдмундъ. Я вамъ слово
Даю всегда быть вашимъ.
Глостеръ. Вѣчно вамъ
Я буду благодаренъ, славный герцогъ.
Корнуэльсъ. Но вы еще не знаете, зачѣмъ
Мы прибыли сюда…
Регана. Въ такую ночь,
Въ грозу и холодъ. Важная причина
Могла заставить насъ, почтенный Глостеръ,
Искать свиданья съ вами. Вы должны
Дать добрый намъ совѣтъ. Отецъ съ сестрою,
Какъ вижу я, поссорились, и мнѣ
Ужасно бъ не хотѣлось отвѣчать
Имъ изъ дому. Я написать рѣшила
Отвѣтъ мой здѣсь; — гонецъ готовъ въ дорогу,
А потому прошу васъ, старый другъ,
Забудьте на минуту ваше горе
И дайте намъ совѣтъ, какъ поступить
Въ такомъ серьезномъ дѣлѣ.
Глостеръ. Я готовъ
Служить во всемъ вамъ, добрая принцесса. (Уходятъ).
СЦЕНА 2-я.
[править]Освальдъ. Съ добрымъ утромъ, пріятель! Ты здѣшній?
Кентъ. Здѣшній.
Освальдъ. Такъ скажи, куда намъ поставить лошадей?
Кентъ. Да ставьте вотъ тутъ, въ лужу.
Освальдъ. Полно тебѣ шутить. Скажешь — добро сдѣлаешь 49).
Кентъ. Я совсѣмъ не хочу дѣлать тебѣ добра.
Освальдъ. Ну такъ обойдемся и безъ тебя.
Кентъ. Смотри, чтобъ не обошелся съ тобой по-своему я 50).
Освальдъ. Что ты лаешься? Я и въ глаза-то тебя не знаю.
Кентъ. Зато я тебя знаю.
Освальдъ. Кто жъ я, по-твоему?
Кентъ. Бездѣльникъ и негодяй, блюдолизъ, глупый хамъ, задающій господской ливреей, подъ которой спрятаны дырявые сапоги. Сынъ послѣдней твари безъ сердца и желчи; прихвостень, подлецъ отпѣтый, готовый сдѣлаться сводникомъ, лишь бы подслужиться. Ты — смѣсь бездѣльника, нищаго и труса, — вотъ что ты такое, и если ты вздумаешь отказаться хоть отъ одного изъ этихъ именъ — я буду бить тебя до того, что ты даже ревѣть перестанешь 51).
Освальдъ. Что ты самъ за бездѣльникъ и съ чего ты такъ ругаешься, когда мы другъ друга даже въ глаза не знаемъ?
Кентъ. Мѣдный же у тебя лобъ, если ты говоришь, что не знаешь меня. Двухъ дней не прошло съ тѣхъ поръ, какъ я сбилъ тебя съ ногъ и отколотилъ при королѣ. Мечъ наголо, бездѣльникъ! Теперь хоть и ночь, да луна, благо, свѣтитъ. — Становись, я тебя изрублю, какъ битую говядину. (Вынимаетъ мечъ).
Освальдъ. Провались ты совсѣмъ. Не хочу я съ тобой связываться.
Кентъ. Говорятъ, становись! Ты, я знаю, привезъ ябеду на короля. Вѣдь ты на сторонѣ тѣхъ бездушныхъ куколъ, что возстали противъ отца. Становись, я тебя въ куски искрошу.
Освальдъ. Караулъ! Помогите!..
Кентъ (бьетъ его). Реви, негодяй, реви, мерзавецъ!
Освальдъ. На помощь! Рѣжутъ! (Входятъ Эдмундъ, Корнуэльсъ, Регана, Глостеръ и слуги).
Эдмундъ. Что тутъ? Драка' Въ чемъ дѣло?
Кентъ. Сунься, юноша, сунься! — достанется и тебѣ!
Глостеръ. Мечи! Драка! Что такое случилось?
Корнуэльсъ. Ни съ мѣста, негодяи! Мертвымъ ляжетъ,
Кто схватитъ мечъ. — Съ чего сцѣпились вы?
Регана. Это посланные сестры и короля.
Корнуэльсъ. За что вы поссорились? Отвѣчайте!
Освальдъ. Я едва дышу, сэръ.
Кентъ. Немудрено! Храбро очень сражался лыкомъ ты шитая образина 52)!
Корнуэльсъ. Вотъ сказалъ! Когда же люди лыкомъ шиты бываютъ?
Кентъ. А какъ иначе про него сказать? Всякій камеищикъ лучше бы оболванилъ его фигуру, если бъ вздумалъ ее вылѣпить,
Корнуэльсъ. Говорите, изъ-за чего вы поссорились?
Освальдъ. Этотъ негодяй, сэръ, котораго я пощадилъ ради его сѣдой бороды…
Кентъ. Ахъ, ты, выкидышъ проклятый! Послѣдняя ты спица въ колесницѣ 53)! Что выдумалъ!.. Дайте, милордъ, волю моимъ рукамъ — я истолку этого негодяя въ ступѣ и сдѣлаю изъ него замазку для стѣнъ. Онъ пощадилъ меня ради моей сѣдой бороды!..
Корнуэльсъ. Молчи, болванъ! Ты, кажется, готовъ
Забыться самъ.
Кентъ. Обида поневодѣ
Заставитъ позабыться.
Корнуэльсъ. Кто жъ тебя
Обидѣлъ такъ?
Кентъ. Обидно видѣть мнѣ,
Что подлецы безъ чести смѣютъ дерзко
Носить мечи! Что прихвостни, какъ крысы,
Тишкомъ перегрызаютъ узы крови,
Скрѣпленныя природой навсегда.
Отъ нихъ потачку видятъ тѣ, кто выше,
Страстямъ своимъ! Они всегда какъ тутъ,
Чтобъ масло лить въ огонь, иль подморозить —
Что холодностью дышитъ безъ того.
Твердятъ они то да, то нѣтъ; вертятся,
Какъ флюгера 54)“ смотря, откуда дуютъ
Капризъ и блажь господъ. Какъ псы умѣютъ
Они слѣдить лишь только по пятамъ. (Освальду)
Вонъ этотъ хоть! Пусть чумная зараза
Сразитъ тебя! Смѣешься ты, какъ будто бъ
Была безумна рѣчь моя. — Ты глупый,
Бездушный гусь! Прогнать бы хворостиной
Тебя въ твой грязный хлѣвъ 55)!
Корнуэльсъ. Тсс… старый хрычъ!
Ты спятилъ, кажется.
Глостеръ. Въ чемъ между вами
Такое несогласье?
Кентъ. Въ чемъ? — Во всемъ!
Двѣ крайности скорѣй сошлись бы вмѣстѣ,
Чѣмъ я съ такимъ мерзавцемъ.
Корнуэльсь. Что жъ онъ сдѣлалъ
За что его бранишь ты?
Кентъ. Мнѣ противенъ
Онъ весь, каковъ онъ есть.
Корнуэльсь. Найдешь такими жъ,
Пожалуй, ты меня, ее и всѣхъ,
Кто здѣсь стоитъ.
Кенть. Да, если молвить правду
(А лгать я не привыкъ), встрѣчалъ я прежде
Людей пріятнѣй видомъ и душой,
Чѣмъ тѣ, что здѣсь стоятъ теперь.
Корнуэльсь. Эге!
Теперь я раскусилъ тебя, пріятель!
Изъ тѣхъ, я вижу, хитрыхъ ты проныръ,
Которымъ стоитъ разъ лишь дать поблажку
За грубый тонъ рѣчей, чтобы зазнались
Они совсѣмъ. — Лесть имъ не по нутру!
Душа ихъ такъ пряма! На языкѣ
У нихъ слова лишь правды. Если хвалятъ
За правду ихъ — тѣмъ лучше; если жъ нѣтъ,
То все равно — они сумѣютъ выйти
Сухими изъ воды. Видалъ довольно
Такихъ я негодяевъ, въ чьей душѣ
Таится вредныхъ мыслей вдвое больше,
Чѣмъ въ двадцати пустыхъ говорунахъ,
Привыкшихъ льстить и говорить учтиво.
Кентъ. Униженно прошу, великій сэръ,
Дозвольте мнѣ смиренно преклониться
Предъ вашимъ велемочьемъ! Ярче звѣздъ
И солнышка свѣтлѣе вѣдь горите
На тверди вы небесной…
Корнуэльсь. Это что?
Что ты затѣялъ этой новой рѣчью?
Кентъ. Хочу отучиться отъ моей прежней манеры говорить, которая вамъ не нравится. — Что я не льстецъ — я знаю самъ; а тотъ, кто надулъ васъ своей откровенностью, былъ дѣйствительно откровенный мошенникъ. Такимъ я не буду никогда, хотя бы могъ даже этимъ средствомъ уничтожить ваше ко мнѣ нерасположеніе.
Корнуэльсь (Освальду). Что сдѣлалъ ты ему?
Освальдъ. Ни въ чемъ я, сэръ,
Предъ нимъ не виноватъ. Его король,
Которому онъ служитъ, вздумалъ нынче
Меня прибить, а онъ, чтобъ подслужиться,
Сбилъ съ ногъ изъ-за спины меня, ругался,
Топталъ меня ногами — словомъ, дѣлалъ,
Что только могъ, и былъ вознагражденъ
Достойно королемъ за эти злыя
Насмѣшки надъ лежачимъ. Нынче жъ, вспомнивъ
Свой храбрый, славный подвигъ, вздумалъ онъ
Грозить ужъ мнѣ мечомъ.
Кенть. Послушать труса
И подлеца — окажется, пожалуй,
Храбрѣй Аякса онъ.
Корнуэльсь. Подать колодки!
Научимъ мы тебя, упрямый хрычъ,
Какъ слѣдуетъ вести себя.
Кентъ. Изъ лѣтъ
Я вышелъ, чтобъ учиться; что жъ до вашихъ
Колодокъ, сэръ, — онѣ не для меня.
Я состою на службѣ у монарха,
Которымъ присланъ къ вамъ. Не много
Окажете къ нему вы уваженья
И очень зло подшутите надъ нимъ,
Сажая такъ гонцовъ его въ колодки.
Корнуэльсь. Колодки, я сказалъ, — въ нихъ просидишь,
Клянусь, ты до полудня!
Регана. Мало, мало!
До вечера, всю ночь!
Кентъ. Скажу, милэди,
На это вамъ, что если бъ былъ собакой
Я вашего отца — и съ ней грѣшно
Вамъ было бъ обращаться такъ.
Регана. А съ дрянью,
Такой, какъ ты, позволено.
Корнуэльсъ. Онъ, вѣрно,
Изъ шайки тѣхъ буяновъ, о которыхъ
Писала намъ сестра. — Колодки! Живо!
Глостеръ. Достойный сэръ, не поступайте такъ!
[Когда виновенъ онъ — его накажетъ
Король, его властитель. Наказанью,
Которымъ вы грозите, подвергаютъ
Лишь самыхъ низкихъ, презрѣнныхъ воровъ.] 56)
Король глубоко, вѣрьте, оскорбится,
Когда вы такъ поступите. Обидѣвъ
Его гонца, вы причините этимъ
Обиду и ему.
Корнуэльсъ. Отвѣтчикъ я.
Регана. Сестра оскорблена гораздо больше:
Ея гонецъ обруганъ и прибитъ
У насъ въ дому, когда онъ исполнялъ
Свою обязанность. Эй, надѣвайте
Ему колодки тотчасъ же! (Кента сажаютъ въ колодки).
Идемте
Домой, милордъ. (Уходятъ всѣ, кромѣ Глостера и Кента).
Глостеръ. Жаль мнѣ тебя, пріятель;
Но съ герцогомъ невыгодно шутить.
Всѣ знаютъ здѣсь, что нравъ его не любитъ
Ни споровъ ни помѣхъ. — При словѣ, впрочемъ,
Я съ нимъ поговорю еще.
Кентъ. Не нужно,
Достойный сэръ! Усталъ съ дороги я
И ночь не спалъ, такъ высплюсь на досугѣ
Зато теперь; а какъ проснусь, то буду
Свистѣть отъ скуки. Тотъ, кто чистъ душой,
Во всемъ найдетъ утѣху. До свиданья 57)!
Глостеръ. Неправъ, неправъ нашъ герцогъ! Очень дурно
Все это будетъ принято. (Уходитъ Глостеръ).
Кентъ. Придется,
Какъ кажется, мой добрый государь,
Попасть тебѣ изъ-подъ дождя да въ воду 58)!
Темно теперь; но ты, фонарь земли,
Нашъ свѣтлый, добрый мѣсяцъ, мнѣ позволишь
Прочесть письмо. (Вынимаетъ писъмо). Гдѣ горе — надо тамъ
И добрыхъ ждать чудесъ. — Посланье это
Писала мнѣ Корделія! На счастье
Дошла къ ней вѣсть, что подъ чужимъ я скрылся
Здѣсь именемъ. Когда жъ она узнаетъ
О томъ, что здѣсь творится, то найдетъ
И средство все поправить. — Клонитъ сонъ!
Усталъ, не спавъ я ночь. — Смыкайтесь мирно,
Усталые глаза! Что вамъ смотрѣть
На этотъ домъ стыда и безсердечья!
Прощай, фортуна добрая! Быть-можетъ,
Еще ты улыбнешься намъ! — Верти же,
Пока я сплю, проворнѣй колесо! (Засыпаетъ).
СЦЕНА 3-я.
[править]Эдгардъ. Я выслѣженъ вездѣ! Едва успѣлъ
Въ дуплѣ спастись отъ сыщиковъ. Закрытъ
Мнѣ доступъ къ кораблямъ. Нѣтъ мѣста, гдѣ бы
Меня не сторожили! Бѣгствомъ только
Могу себя я какъ-нибудь спасти!
Одно осталось средство мнѣ: одѣться
Несчастнымъ голякомъ, однимъ изъ тѣхъ,
Которыхъ злость людская превратила
Почти въ звѣрей. Измажу грязью я
Себѣ лицо, одѣнусь весь въ лохмотья,
Всклокочу въ космы волосы, и пусть
Гроза и дождь свирѣпо бьютъ мнѣ тѣло. —
Немало видѣлъ я такихъ бродягъ
У насъ въ странѣ. Какъ дикіе безумцы,
Они себѣ втыкаютъ въ тѣло гвозди,
Колючки и шипы и въ этомъ видѣ
Шатаются по селамъ и полямъ,
По мельницамъ и фермамъ, съ дикимъ воемъ
Вымаливая хлѣбъ то жалкой просьбой,
То бранью и проклятьемъ! — Какъ ни низко
Стоятъ они на лѣстницѣ людской.59),
Все жъ чѣмъ-нибудь они назваться могутъ!
Эдгардъ одинъ полнѣйшее ничто! (Уходитъ).
СЦЕНА 4-я.
[править]Лиръ. Мнѣ страннымъ кажется, что такъ они
Уѣхали внезапно, не отправивъ
Ко мнѣ назадъ гонца.
Дворянинъ. Я слышалъ, будто
У нихъ и рѣчи не было въ то время
О сборахъ въ путь.
Кентъ. Привѣтъ вамъ, государь.
Лиръ. Ба, — это что? Въ забаву, что ли, ты
Надѣлъ себѣ колодки?
Кентъ. Нѣтъ, милордъ.
Шутъ. Ха-ха-ха, жесткія у тебя, пріятель, подвязки. — Лошадей вяжутъ за головы, собакъ и медвѣдей за шею, обезьянъ за поясъ, а людей за ноги. И подѣломъ! У людей часто пятки чешутся, такъ вотъ имъ деревянные чулки, чтобъ не чесались.
Лиръ. Кто такъ тебя позорно осрамилъ,
Забывъ, кому ты служишь?
Кентъ. Оба, сэръ:
Вашъ сынъ и ваша дочь.
Лиръ. Не можетъ быть!..
Кентъ. Однако вышло такъ.
Лиръ. Нѣтъ, говорю я…
Кентъ. А я скажу, что да.
Лиръ. [Они не смѣли бъ.
Кентъ. Какъ видите, посмѣли.
Лиръ. Я Зевесомъ
Клянусь, что нѣтъ!
Кентъ. А я клянусь Юноной] 60).
Лиръ. Не вѣрю я! Не сдѣлали бъ они,
Не смѣли бъ сдѣлать этого! Чрезчуръ
Дерзка такая наглость! Хуже смерти
Такой позоръ! Открой мнѣ безъ утайки,
Что сдѣлалъ ты? Чѣмъ могъ ты заслужить
Такое обращенье? Какъ могли
Такъ осрамить того, кто посланъ мною?
Кентъ. Когда привезъ я имъ отъ васъ письмо
И передалъ его, какъ было должно,
Съ почтеньемъ, на колѣняхъ, — въ этотъ мигъ
Примчался вдругъ на пышущемъ конѣ
Другой гонецъ. Весь красный отъ волненья,
Едва дыша, съ трудомъ пробормоталъ
Онъ имъ привѣтъ отъ лэди Гонерильи
И точно такъ же передалъ письмо.
Прочтя его, они велѣли тотчасъ
Сѣдлать коней, собрали всю прислугу
И, холодно взглянувши на меня,
Велѣли мнѣ за ними ѣхать слѣдомъ,
Не удостоивши ни словомъ, будетъ
Отвѣтъ иль нѣтъ. Прибывъ сюда, я встрѣтилъ
Здѣсь на дворѣ проклятаго гонца,
Который (было ясно мнѣ) испортилъ
Своимъ прибытьемъ вѣсть, какую я
Доставилъ имъ отъ васъ. Посланецъ былъ
Тотъ самый негодяй, который сдѣлалъ
Намедни дерзость вамъ. Ну, тутъ, я каюсь,
Что точно, позабывъ совѣтъ разсудка,
Схватилъ я мечъ; мерзавецъ закричалъ;
На крикъ сбѣжались всѣ, и ваши дѣти
Нашли, что заслужилъ своимъ поступкомъ
Я тотъ позоръ, въ которомъ нахожусь.
Шутъ. Зима, значитъ, еще не прошла, если гуси попрежнему тянутъ въ одну сторону. (Напѣваетъ):
Кто въ лохмотьяхъ и рубищѣ ходитъ,
Дѣти въ томъ не узнаютъ отца.
Только тотъ, кто деньжонки заводитъ,
Ласку встрѣтитъ себѣ безъ конца.
О богатыхъ фортуна хлопочетъ,
Голяковъ же и видѣть не хочетъ 61).
Отсыплютъ тебѣ твои дочери куль такихъ червонцевъ, что не снести ихъ твоей старой спинѣ 62).
Лиръ (хватаясь за грудъ). Я чувствую — мнѣ старая болѣзнь 63)
Сжимаетъ грудь!.. Прочь, недугъ злой! Не время
Тебѣ меня терзать. — Гдѣ герцогиня?
Кентъ. Въ покояхъ вмѣстѣ съ герцогомъ.
Лиръ. Останьтесь
Всѣ на мѣстахъ — не смѣй итти никто
За мною къ нимъ.
Дворянинъ. Не больше ль напроказилъ,
Пріятель, ты, чѣмъ намъ сказалъ?
Кентъ. Не сдѣлалъ
Я ничего. — Скажите, почему
Прибылъ король съ такой ничтожной свитой?
Шутъ. Если тебя посадили въ колодки за такой вопросъ, такъ подѣломъ.
Кентъ. Почему?
Шутъ. Мы пошлемъ тебя къ муравьямъ, чтобъ ты научился у нихъ не разсчитывать на работу зимой. Одни слѣпые суютъ носъ, не глядя; да и тѣ умѣютъ расчухать, гдѣ вонь. Не цѣпляйся за колесо, которое внизъ катится: можешь шею сломать. А вотъ за то, которое вверхъ ползетъ — держись: самъ наверху будешь. Если кто-нибудь дастъ тебѣ совѣтъ умнѣй этого — я возьму свой назадъ. Желалъ бы я, чтобъ ему одни плуты послѣдовали, потому что далъ его дуракъ. (Напѣваетъ):
Кто за деньги встаетъ на запятки,
Не ищи много путнаго въ томъ:
Въ первый дождикъ покажетъ онъ пятки
И оставитъ тебя подъ дождемъ.
Впрочемъ; гдѣ дураку догадаться:
Кто умнѣе — тѣ только бѣгутъ.
Дуракомъ можетъ плутъ оказаться,
Но дуракъ не окажется плутъ 64).
Кентъ. Гдѣ ты этому, дуракъ, научился?
Шутъ. Ужъ, конечно, не въ колодкахъ сидя, какъ ты.
Лиръ. Они больны, утомлены дорогой,
Не спали ночь!.. Не могутъ потому
Меня принять: — нелѣпый, глупый вздоръ!..
Пустой предлогъ — одна въ немъ непокорность!.. (Глостеру)
Пошелъ назадъ и принеси сейчасъ же
Отвѣтъ умнѣй!..
Глостеръ. Достойный сэръ, извѣстно,
Конечно, вамъ, какой горячій нравъ
У герцога; какъ твердъ бываетъ онъ
Въ томъ, что рѣшилъ однажды.
Лиръ. Смерть и мщенье!..
Горячій нравъ!.. Смотрѣть я очень стану
На ихъ горячій нравъ! — Меня ты понялъ?
Хочу я видѣть герцога съ женой
Сейчасъ же здѣсь…
Глостеръ. [Я передалъ обоимъ,
Что вы желали видѣть ихъ.
Лиръ. Ты это
Имъ передалъ?.. Ты самъ-то не забылъ ли,
Кто предъ тобой?
Глостеръ. Какъ можно, государь] 65).
Лиръ. Сказалъ ли ты, что герцога Корнуэльса
Зоветъ король? Что дочь зоветъ отецъ?..
Что хочетъ говорить онъ съ ней? — Сказалъ ли
Ты это все?.. Во мнѣ бушуетъ кровь!..
Горячъ, горячъ онъ нравомъ!.. Такъ скажи
Горячему ты герцогу… Но, впрочемъ,
Не надо, нѣтъ!.. Вѣдь можетъ быть, что точно
Онъ нездоровъ: болѣзнь заставить можетъ
Легко забыть насъ долгъ. Его исполнить
Подъ силу лишь здоровымъ. Часто мы
Перестаемъ подъ гнетомъ злой болѣзни
Самими быть собой, когда разсудокъ
Страдаетъ вмѣстѣ съ тѣломъ. Подождать
Согласенъ я. Я виноватъ, что принялъ,
Погорячась, болѣзненную блажь
Больного за разсудокъ. (Увидя Кента) Но зачѣмъ же
Въ колодкахъ онъ?.. О, вотъ чѣмъ снова я
Способенъ убѣдиться, что одно
Притворство въ нихъ!.. Что не хотятъ притти
Они съ намѣреньемъ!.. Хочу, чтобъ тотчасъ
Онъ былъ освобожденъ!.. Ступай сказать
Обоимъ имъ, что говорить мнѣ надо
Немедля съ ними здѣсь! Скажи, что если
Откажутъ мнѣ они — велю стучать
Я въ двери ихъ; стучать, какъ въ барабанъ,
Пока не разбужу ихъ, — будь ихъ сонъ
Хоть смертнымъ сномъ!..
Глостеръ. О, если бъ какъ-нибудь
Мнѣ удалось уладить это горе! (Уходитъ Глостеръ).
Лиръ. Встаешь въ груди ты, сердце! — Тише, тише!..
Шутъ. Уйми, дядя, свое сердце, какъ кухарки унимаетъ угрей, когда кладетъ ихъ живьемъ въ пирогъ. Стукни его, какъ она дѣлаетъ съ ними, палочкой и прикрикни: „тише, тише!“ — У этой кухарки братъ былъ — такъ тотъ добрѣе оказался: онъ даже свою лошадь сѣномъ съ масломъ кормилъ.
Лиръ. Обоимъ добрый день.
Корнуэльсъ. Того жъ и мы
Желаемъ вашей милости. (Кента освобождаютъ).
Регана. Какъ рада
Я видѣть васъ, милордъ!
Лиръ. Охотно вѣрю,
Регана, я тебѣ. Причинъ не мало
Во мнѣ для этой вѣры. Будь иначе —
Отъ гроба отказался бъ я тогда
Твоей покойной матери; я гробомъ
Его бы счелъ развратницы. (Кепту) Ага!
Свободенъ ты! — Поговоримъ объ этомъ
Въ другой мы разъ. — Регана дорогая!
Ничтожество сестра твоя! Какъ коршунъ,
Впилась неблагодарнымъ безсердечьемъ
Она мнѣ въ грудь! Ты даже не повѣришь,
Моя Регана милая, когда
Тебѣ я разскажу, съ какимъ злодѣйствомъ…
Регана. Придите, сэръ, въ себя. — Скорѣй готова
Подумать я, что оцѣнили сами
Сестру вы худо, чѣмъ сочту способной
Ее забыть свой долгъ.
Лиръ. Что это значитъ?..
Регана. Вѣрить
Я не могу, чтобы сестра забыла
Хоть въ чемъ-нибудь обязанность. А если
Пришлось ей обуздать немного дерзость
Распутныхъ вашихъ слугъ, то вѣдь нельзя же
Ее за то винить! Такой поступокъ
Законенъ и понятенъ самъ собой.
Лиръ. Проклятье на нее!..
Регана. Милордъ, вы стары!
Способности и силы вамъ совсѣмъ
Готовы измѣнить. Вы непремѣнно
Должны себя поставить подъ защиту
Кого-нибудь, кто думалъ бы и дѣлалъ
Все вмѣсто васъ и понималъ бы лучше,
Что нужно вамъ. Вернитесь потому
Назадъ къ сестрѣ. Сознайтесь прямо ей,
Какъ были вы неправы съ нею.
Лиръ. Мнѣ
Просить у ней прощенья?.. Хорошо!
Взгляну, какъ это сдѣлаетъ предъ всѣми
Отецъ семьи… Я встану на колѣни.
Потомъ скажу: „Дитя мое, дай хлѣба!..
Я голоденъ! Одѣнь меня — я нагъ!..
Мнѣ холодно — я немощенъ и хилъ…“
Регана. О, добрый сэръ! оставьте эти шутки; —
Въ нихъ смысла нѣтъ. Послушайте меня:
Вернитесь къ ней.
Лиръ (вставая). Нѣтъ, не вернусь, Регана!
Она меня лишила половины
Моихъ людей! Когда бъ могла ты видѣть
Тотъ злобный взглядъ, который брошенъ ею
Былъ на меня! Ехидны злѣй впилась
Она мнѣ въ сердце рѣчью! Мщенье неба
Срази ее! Пусть ядовитый вѣтеръ
Ей кости молодыя поразитъ!..
Корнуэльсъ. О, тьфу!..
Лиръ. Вонзится молнія пускай
Зловреднымъ, ослѣпительнымъ сіяньемъ
Въ надменные глаза ея! Поблекнетъ
Пускай вся красота ея подъ гнетомъ
Отравленныхъ паровъ, какіе солнце
Родитъ въ болотномъ смрадѣ!..
Регана. Боги! боги!..
И мнѣ желать вы будете того же
Въ припадкѣ гнѣва вашего?
Лиръ. Нѣтъ, нѣтъ,
Регана дорогая! Никогда
Тебя не прокляну я: — ты нѣжна
Душой и сердцемъ! Овладѣть собой
Не дашь ты черствости! Глаза сестры
Сверкаютъ безсердечьемъ, — твой же взглядъ
Покоитъ и не жжетъ. Ты не захочешь
Мои испортить радости, не станешь
Урѣзывать права мои, лишать
Меня моей прислуги иль корить
Меня жестокимъ словомъ! Не запрешь
Ты наконецъ передъ моимъ приходомъ
Своихъ дверей! Отзывчивѣй на голосъ
Природы ты: ты понимаешь лучше
Обязанность дѣтей, гостепріимства;
Въ тебѣ живетъ признательность, — забыть
Не можешь ты, что далъ я половину
Тебѣ всего, что было у меня!..
Регана. Скажите покороче, сэръ, чего
Хотите вы? (За сценой трубы).
Лиръ. Кто моему слугѣ
Велѣлъ набить колодки?
Корнуэльсъ. Кто трубитъ? (Входитъ Освальдъ).
Регана. Я догадалась: это, вѣроятно,
Труба сестры. Она писала мнѣ,
Что будетъ здѣсь. (Освальду) Пріѣхала ль мидэди?
Лиръ. Вотъ тотъ проклятый рабъ, что съ дерзкимъ чванствомъ
Зазнался, мимолетно заслуживъ
Довѣріе господъ! Вонъ съ глазъ!..
Корнуэльсъ. Чего вы
Затѣяли еще?
Лиръ. Кто моему
Слугѣ набилъ колодки?.. Вѣрить я
Хочу, что ничего о томъ не знала,
Регана, ты. — Но кто идетъ? (Входитъ Гонерилья). О, боги!
Когда вы старцевъ любите, когда
Угодно вамъ людское послушанье,
Когда, быть-можетъ, сами стары вы —
Вступитесь за меня!.. Сойдите съ неба!..
Защитой будьте мнѣ! — Ужель безъ краски
Стыда въ лицѣ глядишь ты на мою
Сѣдую бороду? Ужель, Регана,
Подашь ты руку ей?..
Гонерилья. А почему же
И не подать? Въ чемъ виновата я?
Вины еще не вижу я въ названьи
Вещей по именамъ и въ остановкѣ
Нелѣпыхъ сумасбродствъ.
Лиръ. И грудь моя
Способна это выдержать!.. Кто смѣлъ
Сажать въ колодки слугъ моихъ?..
Корнуэльсъ. Велѣлъ
Надѣть колодки я, хоть по заслугамъ
Покрѣпче надо было бъ проучить.
Лиръ. Ты, ты?..
Регана. Милордъ, прошу васъ, успокойтесь!
Кто слабъ и хилъ, тотъ долженъ и держать
Себя скромнѣй. Когда вы согласитесь
Вернуться вновь къ сестрѣ, прожить съ ней мѣсяцъ, —
Конечно, распустивши половину
Своихъ людей, — то милости прошу
Затѣмъ и къ намъ. Вы видите, что мы
Теперь не у себя и не готовы,
Какъ должно, васъ принять и содержать.
Лиръ. Вернуться къ ней? Часть свиты распустить?..
Нѣтъ, нѣтъ, — скорѣй отъ всякаго пріюта
Я откажусь… Бороться буду съ бурнымъ
Неистовствомъ стихій; жить поселюсь
Среди звѣрей, между совой и волкомъ!.
Нужда всему научитъ! — Къ ней вернуться?..
Я къ пылкому французскому монарху
Скорѣй пойду, который безъ богатствъ
Взялъ дочь мою меньшую! Передъ нимъ
Склоню свои колѣни, какъ простой
Его слуга, съ мольбой, чтобъ поддержалъ
Изъ милости онъ жизнь мою! — Вернуться
Обратно къ ней!.. Дай лучше мнѣ совѣтъ,
Чтобъ этому мерзавцу (показывая на Освальда) сталъ холопомъ
И вьючной тварью я!
Гонерилья. Какъ вамъ угодно!
Лиръ. Дочь, дочь, тебя молю я, не сведи
Меня съ ума!.. Сердить тебя не буду
Я болѣе, дитя мое! Съ тобой
Мы больше не увидимся; но все же
Ты плоть моя и кровь! Ты мнѣ родная!
Сказать вѣрнѣе, впрочемъ бы, что рана
Кровавая на тѣлѣ ты моемъ,
Которую, неволей-волей, долженъ
Я выносить! Ты ядовитый вередъ,
Изъ крови зародившійся моей!..
Но упрекать я все жъ тебя не стану! —
Пусть стыдъ падетъ на голову твою,
Когда захочетъ самъ! Творить не буду
Молитвы Громовержцу я, чтобъ онъ
Сразилъ тебя! Исправься, если можешь,
Сама собой. Я потерплю: — могу я
Съ Реганой жить: она намъ дастъ пріютъ.
Ста рыцарямъ и мнѣ.
Регана. Ну, не совсѣмъ!
Я вамъ уже сказала,. что покамѣстъ
Мы съ мужемъ не готовы васъ принять,
А потому послушайтесь сестры.
Она прекрасно, вижу, поняла,
Что дѣлать ей: — кто помирить захочетъ
Съ разсудкомъ ваши выходки, навѣрно
Васъ извинитъ лѣтами и упадкомъ
Всѣхъ вашихъ силъ.
Лиръ. Сердечна ль рѣчь такая?..
Регана. Беру я смѣлость утверждать, что да!
Подумайте лишь сами: пятьдесятъ
Даютъ вамъ слугъ — ужели не довольно?
Къ чему держать вамъ больше? — Слишкомъ много,.
По-моему, и этихъ. Осторожность
И вмѣстѣ съ тѣмъ расчетъ велятъ признать
Излишними и ихъ. Какъ соблюсти
Согласье и порядокъ, если въ домѣ
Царятъ двѣ разныхъ власти? Это трудно
И даже невозможно.
Гонерилья. Почему бы
Не пользоваться вамъ услугой тѣхъ,
Которыхъ держатъ въ домѣ, — будь то люди
Сестры или мои?
Регана. И въ самомъ дѣлѣ!
Когда бы оказались наши люди
Виновны противъ васъ — могли бъ мы строже
За то взыскать! — Я прихожу теперь
Къ рѣшительному мнѣнью, что, коль скоро
Хотите вы пріѣхать жить ко мнѣ —
Тогда, въ виду грозящихъ затрудненій,
Должны вы привезти изъ вашихъ слугъ
Лишь двадцать пять. — Когда вы не согласны,
Я начисто отказываюсь вамъ
Давать пріютъ.
Лиръ. Не все ль я отдалъ вамъ?..
Регана. И въ добрый часъ.
Лиръ. Изъ васъ хотѣлъ я сдѣлать
Хранительницъ всего, что я имѣлъ!
Для нуждъ своихъ считалъ необходимымъ
Сберечь сто слугъ; — ужель вы мнѣ даете
Лишь двадцать пять? — Регана, такъ ли ты
Сказала мнѣ?..
Регана. Такъ точно, сэръ, и больше
Ни одного! Что сказано — готова
Я повторить.
Лиръ. Покажется и злость
Терпима и мягка, когда сравнится
Она со злостью большей! Похвалить
Мы можемъ и порокъ, когда бываетъ
Онъ легче, чѣмъ другой! (Гонерильѣ) Къ тебѣ иду
Согласна дать ты пятьдесятъ мнѣ слугъ —
Не двадцать пятъ. Твоя любовь, я вижу,
Сердечнѣй, чѣмъ ея.
Гонерилья. Не знаю, право,
Зачѣмъ держать вамъ десять, пять иль двадцать,
Илъ сколько бъ вы ни вздумали, когда
Найдется тамъ, гдѣ будете вы жить,
Гораздо больше слугъ, всегда готовыхъ
Во всемъ къ услугамъ вашимъ.
Регана. Нужды тутъ
Не будетъ и въ одномъ.
Лиръ. Не говори
О нуждѣ такъ! Послѣднимъ бѣднякамъ
Малѣйшій вздоръ казаться можетъ лишкомъ!
Когда ты людямъ дашь лишь только то,
Что имъ необходимо, — приравняешь
Людей къ животнымъ ты! Когда считать
Потребностью лишь только то, что нужно,
Чтобъ жить въ теплѣ, — то для чего же служитъ
Блестящій твой нарядъ? — Тебя согрѣть
Не можетъ онъ. — Но ежели о нуждахъ
Зашла здѣсь рѣчь — молю боговъ послать
Терпѣнья мнѣ! — Оно всего нужнѣе
Мнѣ въ этотъ часъ!.. О, боги, передъ вами
Несчастный, бѣдный старецъ, угнетенный
Годами и бѣдой, — сказать, чѣмъ больше —
Не въ силахъ я!.. Когда велѣньемъ вашимъ
Поселено такое безсердечье
Въ родныхъ дѣтей, — молю, не обезсильте
Мнѣ умъ настолько вы, чтобъ безучастно
Сносилъ я все!.. Зажгите благородный
Мнѣ въ сердцѣ гнѣвъ! Не дайте, чтобъ глаза
Мои взялись за женское оружье!
Я не хочу свою позорить твердость
Ручьями слезъ! — Нѣтъ, твари безъ сердецъ!
Отмщу я вамъ обѣимъ! Такъ отмщу,
Что цѣлый міръ… Увидите вы обѣ
Мои дѣла! — Какія — не умѣю
Еще сказать; но вздрогнетъ вся земля,
Увидя ихъ!.. Вы думаете, буду
Лить слезы я? — Такъ нѣтъ же! Не видать
Вамъ слезъ моихъ!.. Причина велика
Заплакать мнѣ; но разобью я сердце
Себѣ скорѣй на тысячу кусковъ,
Чѣмъ слезъ пролью хоть каплю!.. Шутъ мой, шутъ!
Сойду съ ума я, кажется, сегодня!..
Гонерилья, Пойдемте въ замокъ, — скоро быть грозѣ.
Регана. Здѣсь домъ такъ малъ; — куда намъ старика
Дѣвать съ его оравой?
Гонерилья. Наглупилъ —
Такъ пусть за то и терпитъ. Отказался
Онъ самъ вѣдь отъ пріюта.
Регана. Самого
Принять, пожалуй, я бы согласилась.
Но свиту — ни за что.
Гонерилья. И я держусь
Такого жъ точно мнѣнья. — Гдѣ лордъ Глостеръ?
Корнуэльсъ. Со старикомъ отправился онъ вмѣстѣ.
Но вотъ и онъ. (Глостеръ возвращается).
Глостеръ. Король въ ужасномъ гнѣвѣ.
Корнуэльсъ. Куда собрался онъ?
Глостеръ. Сѣдлать велѣлъ онъ
Своихъ коней; но самъ еще не знаетъ,
Куда направить путь.
Корнуэльсъ. Всего умнѣе
Его оставить дѣлать, мало-ль что взбредетъ
Ему на умъ.
Гонерилья. Не вздумайте просить
Его остаться здѣсь.
Глостеръ. Нельзя жъ однако
Забыть про то, что наступаетъ ночь;
Встаетъ холодный вѣтеръ, — вся жъ окрестность
Пуста на много миль; въ степи не встрѣтишь
Ни кустика кругомъ.
Регана. Упрямымъ людямъ,
Повѣрьте, сэръ, полезнѣе всего
Почувствовать, что платятся они
За собственную глупость. Прикажите
Закрыть покрѣпче двери. Забывать
Не должно намъ, что съ нимъ ватага буйныхъ,
Отчаянныхъ головъ, — такъ мало ль что
Взбредетъ ему на умъ, когда захочетъ
Онъ слушать ихъ: вѣдь нынче такъ легко
Его увлечь. Быть надо осторожнымъ.
Корнуэльсъ. Регана судитъ вѣрно; — прикажите
Закрыть ворота замка. Ночь страшна;
Пора и намъ укрыться отъ ненастья. (Уходятъ).
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.
[править]СЦЕНА 1-я.
[править]Кентъ. Кто бродитъ въ бурю здѣсь?
Дворянинъ. Тотъ, у кого
Такая жъ буря въ сердцѣ.
Кентъ. Васъ теперь
Я узнаю. Гдѣ государь?
Дворянинъ. Онъ бродитъ
Подъ бурей и грозой; — то заклинаетъ
Ужасный вихрь, чтобъ сбросилъ землю онъ
Въ пучину водъ; то проситъ, чтобы море
Поднялось до земли и все сокрыло
Въ своихъ волнахъ. Его мольба — чтобъ въ мірѣ
Погибло все. [Безумно рветъ свои
Онъ волосы сѣдые такъ, что вихрь
Уноситъ ихъ крутящіеся клочья.
Въ его душѣ свирѣпствуетъ такой же
Ужасный ураганъ, — когда не хуже, —
Какъ въ небесахъ. Съ дождемъ и вѣтромъ спорить
Онъ яростью. Въ такую ночь, когда
Медвѣдь голодный въ страхѣ ищетъ скрыться
Въ логовищѣ, когда и левъ и волкъ
Не выйдутъ подъ грозу, — онъ дико бродитъ,
Съ открытой головой, зоветъ проклятье
На цѣлый міръ] 66).
Кентъ. Но кто при немъ?
Дворянинъ. Одинъ
Его лишь шутъ. Онъ ходитъ съ нимъ и шуткой.
Старается развлечь и успокоить
Кручину старика.
Кентъ. Я повторю,
Что знаю васъ, и, сколько наблюдалъ
Характеръ вашъ, мнѣ кажется, могу
Открыться вамъ во всемъ. У насъ готова,
Замѣтно по всему, возникнуть распря
Межъ герцогомъ Корнуэльскимъ и Альбани
Хотя до сей поры ее никто
Еще не могъ замѣтить 67). [Оба эти
Властителя (подобно всѣмъ, кому
Возвыситься позволила судьба
До высшихъ мѣстъ) имѣютъ при себѣ
Усердныхъ слугъ, которымъ довѣряютъ
Во всемъ вполнѣ; но рядомъ съ ними есть
Французскіе шпіоны, чьи доносы
Успѣли ужъ подробно довести
До свѣдѣнья французскаго монарха
О томъ, что здѣсь творится. Знаетъ онъ
О распрѣ нашихъ герцоговъ, а также
О томъ неделикатномъ обращеньи,
Какому былъ подвергнутъ ими старый
Нашъ государь. Быть-можетъ, знаетъ онъ
И болѣе, считая эти факты
Поверхностнымъ лишь только выраженьемъ
Гораздо худшихъ золъ] — но такъ, иначе ль —
Извѣстно мнѣ лишь то, что рать французовъ
Идетъ на насъ. Они успѣли сдѣлать
Въ двухъ-трехъ мѣстахъ ужъ высадку — въ чемъ нашъ
Виновенъ недосмотръ — и скоро здѣсь
Объявятся открыто. — Если вы
Мнѣ вѣрите — спѣшите тотчасъ въ Дувръ.
Тамъ встрѣтите вы лицъ, чья благодарность
Сумѣетъ васъ достойно наградить,
Когда вы сообщите вѣсть о тяжкихъ
Страданьяхъ короля и тѣхъ несчастьяхъ,
Какимъ подвергся онъ. — Я повторю,
Что самъ я дворянинъ хорошей крови
И, только зная васъ, рѣшился вамъ
Довѣрить это дѣло.
Дворянинъ. Мы о немъ
Еще поговоримъ.
Кентъ. Нѣтъ, нѣтъ, не надо; —
Довольно словъ! — А чтобъ могли скорѣй
Дѣйствительно повѣрить вы, что точно
Я значу многимъ больше, чѣмъ кажусь, —
То вотъ мой кошелекъ; возьмите все,
Что вы найдете въ немъ. Когда удастся
Увидѣть вамъ Корделію (а это
Удастся вамъ навѣрно) — покажите
Ей этотъ перстень; скажетъ вамъ сейчасъ
Она тогда, кто былъ тотъ неизвѣстный,
Кѣмъ посланы вы къ ней. — Какая буря!
Я ухожу на поискъ короля.
Дворянинъ. Жму руку вамъ. Имѣете ль еще
Вы что-нибудь сказать мнѣ?
Кентъ. Словъ не нужно —
Намъ дѣло надо дѣлать. Помогите
Сыскать мнѣ короля. Идите вправо,
А я отправлюсь влѣво; тотъ, кто первый
Его найдетъ, подастъ другому вѣсть.
СЦЕНА 2-я.
[править]Лиръ. Дуй, вѣтеръ, вой и злись!.. Порви свою
Съ натуги грудь 68)! Низриньтесь, ураганы,
На міръ земной! Бушуйте хляби водъ,
Пока вершинъ не захлестнете башень 69)!
Огни небесъ быстрѣйшіе, чѣмъ мысль,
Предтечи грозъ, въ щепы разящихъ дубы,
Зову я васъ! — Летите, не щадя
Моихъ сѣдинъ! — Ты, разрушитель-громъ,
Разбей весь міръ, весь шаръ земной! Срази
Въ основахъ жизнь и все, что на землѣ
Родитъ неблагодарныхъ!..
Шутъ. Что, дядя? Видно, святая вода подъ сухой кровлей лучше, чѣмъ дождевая въ степи. Помирись-ка съ своими дочерьми! Такая ночь не щадитъ ни дураковъ ни умныхъ.
Лиръ. Всей грудью злись 70)! Рази огнемъ! Бушуй
Потокомъ водъ!.. Ни дождь, ни громъ, ни вѣтеръ
Не дѣти мнѣ — я не давалъ имъ царства!..
Не обвиню стихій небесныхъ, я
Въ свирѣпости: — у нихъ меня щадить
Причины нѣтъ! — Такъ смѣйтесь надо мной,
Нещадныя стихіи!.. Предаю
Себя я вамъ! Предъ вами бѣдный старецъ,
Дрожащій и больной, презрѣнный всѣми!..
Рабами васъ послушными зову я
Жестокихъ дочерей моихъ! Въ союзъ
Вступили съ ними вы, чтобъ погубить
Мою сѣдую голову!.. О, горько!
До смерти горько мнѣ!..
Шутъ. Хорошо тому, у кого есть теперь теплый уголъ, куда голову приклонить. (Напѣваетъ):
Кто женится сглупа,
А денегъ не доспѣетъ,
Блоху лишь да клопа
Въ дому своемъ пригрѣетъ.
Когда о сердцѣ рѣчь,
Забудь тогда мозоли,
А то не уберечь
Себя отъ худшей боли 71).
Впрочемъ, вѣдь и первая красавица въ мірѣ не всегда своимъ зеркаломъ довольна бываетъ.
Лиръ. Нѣтъ, нѣтъ, не буду плакать!.. Образцомъ
Терпѣнья буду впредь, не молвивъ слова!..
Кентъ. Кто тутъ?
Шутъ. Охапка величія съ пустымъ стручкомъ. Иначе говоря, умный человѣкъ съ глупымъ.
Кентъ. О, государь, вы здѣсь?.. Какъ ни бываетъ
Отрадна людямъ ночь, но врядъ ли кто
Доволенъ ею нынче! Злыхъ бродягъ,
Привыкшихъ къ темнотѣ, насильно держитъ
Она въ ихъ грязныхъ норахъ. Сколько лѣтъ
Ни прожилъ я на свѣтѣ, но ни разу
Еще не приводилось видѣть мнѣ
Подобныхъ грозъ иль слышать вой и ревъ
Подобныхъ бурь! Людской природѣ ихъ
Не выдержать, не задрожавъ отъ страха.
Лиръ. О, сонмъ боговъ!.. Ты, что гремишь надъ нами
Немолчнымъ этимъ рокотомъ, — ищи
Своихъ враговъ!.. Пусть задрожатъ они!..
Дрожи, злодѣй, погрязшій въ преступленьяхъ
И скрывшійся отъ праваго суда!
Трепещетъ пусть запятнанная кровью
Рука убійцъ! Пускай пощады просятъ
Тѣ, что, принявъ наружный видъ добра,
Таятъ обманъ и жалятъ ложной клятвой!
Пускай дрожитъ коварный лицемѣръ,
Губившій подъ личиною притворства
Своихъ друзей! — Пусть въ наготѣ предстанетъ
Весь рядъ злодѣйствъ! — Пусть молитъ о пощадѣ
Онъ мстителя судью; но я наказанъ
Превыше силъ и дѣлъ моихъ дурныхъ!..
Кентъ. О, боги, бродитъ тамъ онъ, не покрывъ,
Отъ вѣтра даже голову! О, добрый
Мой государь, укройтесь здѣсь: вблизи
Я вижу хижину; она покамѣстъ
Вамъ дастъ пріютъ. Попробую я самъ
Вернуться въ домъ жестокій. Тверже камня
Его гранитныхъ стѣнъ сердца хозяевъ,
Живущихъ въ немъ! — Они ужъ отказали
Мнѣ разъ, когда просилъ я пріютить
Отъ бури васъ; но все равно — вернусь
Еще туда; ворвусь пусть даже силой.
Лиръ. Я чувствую: мутиться начинаетъ
Разсудокъ мой… (Шуту) Что, мой добрякъ? Я вижу,
Продрогнулъ ты! — Озябъ я самъ… (Кенту) Сказалъ ты,
Что близко есть шалашъ! — Нужда творитъ
Великія дѣла: заставить можетъ
Она цѣнить презрѣннѣйшую вещь. —
Идемъ, мой бѣдный шутъ! Скорбя о многомъ,
Скорблю я частью сердца моего
И о тебѣ!..
Шутъ (напѣваетъ).
Въ комъ смыслъ живетъ — смѣется тотъ несчастью
И жизнь свою безъ горя проведетъ.
Готовымъ быть лишь надобно къ ненастью:
Вѣдь каждый день насъ дождикомъ сѣчетъ 72).
Лиръ. Такъ, такъ, добрякъ! — Идемте въ нашу хату. 73)
[Шутъ. Хорошая ночь, чтобъ раззолоченную развратницу прохладить. Прежде, чѣмъ уйти, у меня съ языка словечка два-три правды просятся:
Когда попы болтать устанутъ,
Воды лить въ пиво больше станутъ,
Забудутъ щеголи нарядъ,
А жечь лишь будутъ за развратъ,
Когда суды обманъ забудутъ,
Долги платить дворяне будутъ,
Не станутъ лгать клеветники,
А воры рѣзать кошельки,
Ростовщики когда уймутся,
А сводни святостью займутся —
Тогда въ краю у насъ родномъ
Перевернется все вверхъ дномъ,
И будемъ мы дивиться сами,
Что люди ходятъ вверхъ ногами 74)!
Это все когда-нибудь Мерлинъ напророчитъ, потому что я раньше его живу. (Уходитъ).]
СЦЕНА 3-я.
[править]Глостеръ. Скверно, Эдмундъ, скверно! Не могу я одобрить такого неестественнаго образа дѣйствія. Когда я просилъ ихъ разрѣшить мнѣ дать ему пріютъ, они отняли у меня право распоряжаться въ собственномъ домѣ и запретили, подъ угрозой своей немилости, не только помогать ему или за него ходатайствовать, но даже о немъ говорить.
Эдмундъ. Дико и безчеловѣчно.
Глостеръ. Ты только молчи! Есть вѣсти поважнѣе, чѣмъ извѣстная уже ссора между герцогами. Сегодня въ ночь я получилъ письмо, о которомъ опасно даже говорить. Оно спрятано въ моемъ кабинетѣ. Обиды, нанесенныя королю, скоро будутъ отомщены. Армія готова и уже высадилась. Мы, конечно, должны держать сторону короля. Я отыщу его тайно и окажу ему нужную помощь, а ты, между тѣмъ, постарайся отвести глаза герцогу, чтобъ онъ не провѣдалъ о моемъ добромъ дѣлѣ. Если онъ спроситъ обо мнѣ — скажи, что я боленъ и лежу въ постели. Можетъ-быть, мнѣ грозитъ смерть, о чемъ мнѣ уже намекали, но я все-таки долженъ спасти моего короля и благодѣтеля. Страшныя дѣла готовятся, Эдмундъ, а потому будь остороженъ. (Уходитъ Глостеръ).
Эдмундъ. Про добрыя дѣла твои скажу
Немедленно я герцогу да кстати
Отдамъ ему письмо твое. — Такая
Услуга не дурна, а потому
Все то, что потерять тебѣ придется,
Спокойно загребу сейчасъ же я.
Возьму я все! — Ну, молодость, впередъ!
Смѣнить старье приходитъ твой чередъ! (Уходитъ).
СЦЕНА 4-я.
[править]Кентъ. Здѣсь нашъ пріютъ, — войдите, государь.
Чрезчуръ сурова ночь; природѣ нашей
Ея не вынести. (Буря стихаетъ).
Лиръ. Остаться я
Хочу одинъ.
Кентъ. Войдите, государь.
Лиръ. Разбить ты хочешь сердце мнѣ?..
Кентъ. Свое
Скорѣй я разобью. Прошу, войдите.
Лиръ. Находишь ты ужаснымъ, что промокли
Мы до костей? — Пусть такъ; но страшно это
Лишь для тебя!.. Когда охватитъ насъ
Сильнѣйшая болѣзнь, то равнодушны
Становимся мы къ меньшей!.. Если встрѣтимъ
Медвѣдя мы и, думая спастись,
Направимъ путь къ разъяренному морю —
То злость прилива насъ заставитъ вновь
Вернуться къ пасти звѣря! Наше тѣло
Чувствительнымъ бываетъ лишь тогда,
Когда спокоенъ духъ. Въ моей душѣ
Кипитъ такая буря, что не въ силахъ
Я что-нибудь почувствовать помимо
И внѣ ея. — Дѣтей неблагодарность!..
Не схожа ли она съ поступкомъ злымъ,
Когда уста кусаютъ больно руку,
Дающую имъ кормъ? — Постигнетъ кара
Ихъ тяжкая!.. Но я — я не хочу,
Не буду больше плакать!.. Въ ночь такую
Закрыть мнѣ дверь!.. Лей, дождь! — тебя сносить
Безъ жалобы я буду и упрека!..
Въ такую ночь!.. Регана! Гонерилья!
И это вы, которымъ такъ сердечно
Я отдалъ все!.. Разсудокъ мой мутитъ
Такая мысль!.. Молчу, молчу; не буду
Объ этомъ вспоминать!
Кентъ. Войдите, сэръ,
Я васъ молю.
Лиръ. Войди сначала самъ;
Заботься о себѣ. — Мнѣ эта буря,
Напротивъ, по душѣ: сношу я легче
Подъ яростью ея иное горе,
Во много разъ сильнѣйшее! — Но, впрочемъ,
Войду и я. (Шуту) Ступай впередъ, дружокъ;
Всѣмъ нуженъ отдыхъ намъ. — Иди, — я только
Прочту свои молитвы, а затѣмъ
Самъ лягу спать. (Входитъ въ шалашъ шутъ).
О, бѣдные больные!
Гдѣ бъ вы ни находились, — вы, кого
Безжалостно бичуетъ этотъ страшный,
Злой ураганъ, — гдѣ скроете свою
Бездомную вы голову? Какую
Найдете вы защиту отъ дождя
Въ дырявыхъ вашихъ рубищахъ? Какъ мало
О васъ я думалъ прежде!.. Испытать
На собственной спинѣ должно богатство
Зло нищеты, чтобы понять, какія
Страданья терпитъ бѣдность! Только этимъ
Побудится оно давать избытокъ
Несчастнымъ голякамъ, чтобъ и они
Въ дѣлахъ небесъ прозрѣли справедливость!
Эдгардъ (въ шалашѣ). Сажень съ четвертью, сажень съ четвертью!.. Здѣсь голякъ Томъ 75)!
Шутъ (выбѣгая изъ шалаша). Не ходи, дядя, — тамъ черти! Спрячься скорѣй.
Кентъ. Дай руку. Кто тамъ сидитъ?
Шутъ. Чортъ, чортъ, — онъ зоветъ себя Томомъ!
Кентъ (говоритъ въ шалашъ). Эй, кто тамъ рычитъ? Выходи!
Эдгардъ. Назадъ! За мной дьяволъ скачетъ! Брр!.. холодно здѣсь; вѣтеръ въ кустахъ свищетъ! Убирайтесь въ постель грѣться 76).
Лиръ. Свое добро ты, вѣрно, отдалъ дѣтямъ
И тѣмъ довелъ себя до нищеты?
Эдгардъ. Кто отдалъ? Никто Тому ничего не давалъ! Его чортъ чрезъ лѣса и дебри гонитъ; чрезъ вихрь и грозу носитъ; чрезъ пни и колоды съ нимъ скачетъ! Онъ ему ножей натыкалъ въ подушку; крысьяго зелья въ горшокъ насыпалъ. — Томъ храбръ! Онъ верхомъ чрезъ мостокъ изъ жердей проскакалъ; свою тѣнь ловилъ; чудомъ пѣлъ остался!.. (Дрожитъ) Ва-ва-ва-ва-ва!.. холодно Тому, холодно! Храни васъ Господь отъ всякаго зла и напасти! Подайте голяку Тому на бѣдность! Его чортъ измучилъ! Я вамъ словлю его: — вотъ онъ, вотъ онъ 77)!..
Лиръ. И это дочери тебѣ, злодѣйки,
Все сдѣлали? Ужель ты не оставилъ
Хоть что-нибудь? Ужель имъ отдалъ все?
Шутъ. Нѣтъ, видишь — лохмотья у него остались; иначе было бы стыдно въ люди показаться.
Лиръ. Пусть небеса весь градъ своихъ проклятій
На злобныхъ дочерей твоихъ пошлютъ!
Кентъ. У него нѣтъ дочерей, государь.
Лиръ. Лжешь, клеветникъ!.. Злость дочерей одна
До бѣдъ такихъ насъ довести способна'..
Иль быть должно, чтобъ бѣдные отцы
Такъ презирались собственною плотью?
Терпи за дѣло плоть! — Ты, плоть, грѣшила,
Такъ дай же рвать себя, какъ пеликанъ 78)!
Эдгардъ. Пилликокъ, пилликокъ! Галло-ло-ло!..
Шутъ. Эта ночь, чего добраго, насъ всѣхъ съ ума сведетъ.
Эдгардъ. Отъ чорта бѣги; отца и мать слушайся; слово держи крѣпко; съ чужой женой не шали, а съ тварью не связывайся!.. Холодно Тому, холодно!..
Лиръ. Кѣмъ ты былъ прежде?
Эдгардъ. За бабами бѣгалъ! О себѣ невѣсть что думалъ. Волосы завивалъ; перчатки на сердцѣ носилъ; за свою зазнобушку жизнь положить былъ радъ; а какъ съ ней грѣшили — и говорить нечего! Бывало, что ни слово, то клятва съ языка, а тамъ суди Богъ какъ знаетъ! Спать ложился — о грѣхѣ думалъ, а вставалъ затѣмъ только, чтобъ на дѣлѣ грѣшить. Вино любилъ; игру того больше, а съ женщинами прямымъ туркомъ былъ!.. Въ сердцѣ грязь; въ ушахъ сквернословье; руки на драку зудили; лѣнивъ, какъ свинья, былъ; воровалъ, какъ лисица; жралъ, какъ волкъ; бѣсился хуже собаки, а что въ руки попадало — какъ левъ все себѣ забиралъ! — Ей-ей, будь уменъ: не бросайся на скрипъ женскаго башмака или шуршанье платья! Въ вертепы не ходи; руки отъ юбокъ держи дальше; заемныхъ писемъ не пиши, а чорта гони прочь! — Холодно, холодно! Вѣтеръ насквозь свищетъ!.. Бррр… Мимо, мимо бѣги! (Буря возобновляется).
Лиръ. Лучше бы тебѣ въ могилѣ было лежать, чѣмъ въ твоихъ дырявыхъ лохмотьяхъ подъ открытымъ небомъ бѣгать. — Вотъ онъ человѣкъ, какимъ природа его создала! Смотрите на него: не долженъ онъ ничего шелковому червяку за ткань, звѣрю за шкуру, овцѣ за шерсть, бобру за мускусъ. Онъ одинъ настоящій человѣкъ, а мы трое поддѣлка. Его одного зову я человѣкомъ, этой бѣдной, нагой, двуногой тварью. Не хочу чужого! Рвите съ меня все!..
Шутъ. Дядя, дядя, не дури, — въ такую ночь купаться не время! Хоть бы огонька гдѣ-нибудь достать. Былъ бы онъ похожъ въ степи на сердце стараго развратника: все тѣло холоднымъ стало, а искорка въ сердцѣ все-таки теплится. А, да вотъ и точно блуждающій огонекъ.
Эдгардъ. Это чортъ Флиббертиджибетъ! Онъ съ вечера до пѣтуховъ бродитъ; скотъ портитъ; лошадямъ гриву плететъ; людямъ глаза отводитъ; бѣдныхъ тварей мучитъ! (Напѣваетъ):
Какъ святой, снова Витольдъ вернулся,
На нечистую силу наткнулся.
Сгинь, нечистая сила, сказалъ
И ее предъ собою погналъ 79).
Кентъ. Какъ вы себя чувствуете, государь? (Глостеръ приближается).
Лиръ. Кто это?
Кентъ. Эй, кто ты такой? Кого ищешь?
Глостеръ. А кто вы такіе сами?
Эдгардъ. Я Томъ голякъ; жабъ, крысъ и мышей глотаю, а разсержусь — такъ и другой гадостью не побрезгаю: коровій пометъ сожру, дохлую собаку съѣмъ, болотную плѣсень выпью. Бьютъ меня, бродягу; съ этапа на этапъ пересылаютъ; въ колодки сажаютъ! А было время, когда и на моей спинѣ по три кафтана и по шести рубахъ разомъ надѣто было. Оружіе и лошади водились, а теперь… (Напѣваетъ):
Вотъ семь лѣтъ, какъ пришлось мнѣ скитаться
И мышами по нуждѣ питаться 80).
Тише, чортъ Смолкинъ, тише!
Глостеръ. Ужели, государь, вы не нашли
Себѣ приличнѣй свиты?
Эдгардъ. Чѣмъ не свита?
Чортъ дворянинъ! Магогъ и Moдо должно
Его намъ звать!
Глостеръ. Плохія времена!
Испорчены мы такъ, что даже дѣти
Возстали на отцовъ.
Эдгардъ. Иззябъ я весь!..
Глостеръ. Пойдемте, государь; я не могу
Послушнымъ быть жестокому приказу,
Какой мнѣ данъ. Запрещено впускать
Мнѣ въ двери васъ, но все жъ я не оставлю
Васъ такъ бродить подъ бурей и дождемъ
Въ такую ночь. Отважился пойти я,
Чтобъ васъ сыскать. Пойдемте; будетъ вамъ
И теплый кровъ, и пища, и одежда.
Лиръ. Постой, постой! Мнѣ хочется сначала
Поговорить вотъ съ этимъ мудрецомъ
; Я знать хочу, что за причина грома.
Кентъ. О, государь! — послушайтесь: пойдемте
За нимъ домой.
Лиръ. Сказалъ я вамъ, что надо
Потолковать съ ѳиванскимъ этимъ мнѣ
Философомъ. (Эдгарду) Скажи, мнѣ, другъ, какой
Наукой занятъ ты?
Эдгардъ. Чертей гоняю
Да змѣй душу.
Лиръ. Сойтись, я вижу, надо
Поближе мнѣ съ тобой.
Кентъ (Глостеру). Зовите, сэръ,
Его настойчивѣй, — мѣшаться началъ
Въ немъ, кажется, разсудокъ.
Глостеръ. Неужели
Ты этому дивишься? Вспомни только,
Что дочери хотѣли посягнуть
На жизнь его! — О, Кентъ, правдивый Кентъ!
Ты истину предвидѣлъ и за это
Въ изгнаньи ты! — Мѣшается въ немъ разумъ,
Сказалъ ты мнѣ, — немудрено: я самъ
Почти-что потерялъ его. Имѣлъ-
Родного сына я, теперь навѣки
Мной изгнаннаго прочь! — Онъ умертвить
Хотѣлъ меня. Случилось это все
Недавно такъ; но дорогъ, ахъ, какъ дорогъ
Онъ былъ мнѣ въ дни былые! Нѣтъ отца,
Который бы любилъ родного сына
Такъ горячо! Несчастье это тоже
Сразить готово разумъ мой. (Буря усиливается). Но, боги!
Какая ночь! — Пойдемте, государь.
Лиръ. Пожалуйста, оставь меня. (Эдгарду) Дай р)ку,
Философъ мудрый, мнѣ.
Эдгардъ. Бррр… весь продрогъ я!
Глостеръ (Эдгарду). Ступай, убогій, въ хижину: ты тамъ
Согрѣешься.
Лиръ. И мы за нимъ! Пойдемте
И мы туда.
Кентъ. Пойдемте въ замокъ, сэръ.
Лиръ. Ни-ни-ни-ни! Съ моимъ ученымъ я
Не разлучусь!
Кентъ. Что дѣлать? Уступить
Придется намъ и дать ему забрать
Съ собой бродягу этого.
Глостеръ. Бери,
Когда нельзя иначе.
Кентъ. Эй, убогій!
Пойдемъ за нами также.
Лиръ. Съ нами, съ нами,
Аѳинянинъ мой мудрый…
Глостеръ. Тш… довольно.
Идемте всѣ.
Эдгардъ (напѣваетъ):
Роландъ на башню забрался;
Тамъ великана встрѣтилъ.
„Фуй, молвилъ онъ, я прежде здѣсь
Британцевъ не замѣтилъ“ 81). (Уходятъ).
СЦЕНА 5-я.
[править]Корнуэльсъ. Я отомщу, прежде чѣмъ оставлю этотъ домъ.
Эдмундъ. Я невольно, сэръ, страдаю при мысли, что, можетъ-быть, меня будутъ осуждать за такое подчиненіе голоса природы чувству долга и вѣрности.
Корнуэльсъ. Теперь я вижу, что не изъ одного злодѣйства желалъ твой братъ его смерти. Низость отца поневолѣ должна была возмутить его благородство.
Эдмундъ. Какъ жестока ко мнѣ судьба! Я долженъ каяться въ томъ, что дѣйствую по правдѣ и совѣсти. Вотъ письмо, о которомъ онъ говорилъ. Въ немъ вы найдете вѣрное доказательство его стачки съ французами. Какъ бы я хотѣлъ, чтобъ эта измѣна не существовала, или чтобъ по крайней мѣрѣ не мнѣ суждено было ее открыть,
Корнуэльсъ. Пойдемъ со мною въ герцогинѣ.
Эдмундъ. Если извѣстія письма вѣрны, то порядочно придется вамъ похлопотать съ этимъ дѣломъ.
Корнуэльсъ, Правду или неправду говоритъ письмо — во всякомъ случаѣ оно сдѣлаетъ тебя графомъ Глостеромъ. Узнай, гдѣ теперь твой отецъ, чтобъ мы могли немедленно потребовать его къ отвѣту.
Эдмундъ (въ сторону). Если я застану его ухаживающимъ за старымъ королемъ, то это еще лучше подкрѣпитъ мой доносъ. (Громко) Вѣрьте, герцогъ, что я останусь вамъ преданнымъ, несмотря на противорѣчіе моей вѣрности съ голосомъ крови.
Корнуэльсъ. Я тебѣ вѣрю, и ты найдешь во мнѣ второго отца. (Уходятъ).
СЦЕНА 6-я.
[править]Глостеръ. Здѣсь все-таки лучше, чѣмъ на воздухѣ, а потому не брезгайте этимъ пріютомъ. Я постараюсь доставить вамъ всѣ удобства, какія только возможны, и скоро вернусь назадъ.
Кентъ. Кажется, послѣднія силы разсудка готовы ему измѣнить. Да наградятъ васъ боги за вашу доброту. (Глостеръ уходитъ. Шутъ и Эдгардъ вводятъ Лира и сажаютъ въ кресло).
Эдгардъ. Мутятъ меня бѣсы! Говорятъ, что Неронъ рыбу въ черномъ озерѣ удитъ! Молись, бѣднякъ, да чорта бѣги…
Шутъ. А что, дядя, кто по-твоему глупѣе: мужикъ или дворянинъ?
Лиръ. Король.
Шутъ. Ну нѣтъ! Глупѣе мужикъ, у котораго сынъ дворяниномъ сталъ. Не великъ умъ у того, кто дѣтей въ дворяне прежде себя выводитъ.
Лиръ. Рой демоновъ калеными когтями
Со свистомъ ихъ и шипомъ истерзай!..
Эдгардъ. [Бѣсъ мнѣ спину кусаетъ. 82)
Шутъ. Глупъ тотъ, кто добротѣ волка вѣритъ, на свою лошадь надѣется, любовь мальчишки во что-нибудь ставить и клятвы продажной твари слушаетъ.
Лиръ (вставая). Добьюсь я своего: на судъ обѣихъ
Поставлю ихъ! (Эдгарду) Садись, законникъ мудрый,
(Шуту) А также ты, ученый мужъ, судья.
Сюда теперь, коварныя лисицы!..
Эдгардъ. Смотрите, какъ она стоитъ. — Она хочетъ подкупить судъ безстыдствомъ. Что встала, голубка? плыви.
Шутъ. Приплыть-то она собиралась,
Да въ лодочкѣ течь оказалась,
Такъ ты ужъ ее не зови
Эдгардъ. Бѣдный Томъ и въ соловьиномъ голосѣ бѣса слышитъ. Чортъ Гопданъ въ животѣ у него сидитъ; объѣвшись сельдей, пить проситъ. Молчи, черный бѣсъ! Нѣтъ у меня для тебя корма!..
Кентъ (Лиру). Придите, сэръ, въ себя; утѣшьтесь, лягте:
Въ постели отдохнете вы скорѣй.
Лиръ. Нѣтъ, прежде пусть осудятъ ихъ! — Зовите
Свидѣтелей. (Эдгарду) Ты, въ мантіи судья,
Займи свой стулъ. (Шуту) Сядь, обвинитель, рядомъ.
(Кенту) Садись и ты: вѣдь ты въ числѣ судей.
Эдгардъ. Будемъ судить по правдѣ, по совѣсти.
Заснулъ ли пастухъ, или нѣтъ,
Овцамъ далеко не забраться:
Чуть свистнетъ — отыщутъ свой слѣдъ
И вѣрно къ нему возвратятся 84).
Брысь, сѣрая кошка!
Лиръ. Зовите прежде Гонерилью! Обвиняю ее предъ вами, честные судьи, въ томъ, что она выгнала изъ дома своего старика-отца.
Шутъ. Пожалуйте, сударыня! Васъ зовутъ Гонерильей?
Лиръ. Она отъ этого не отречется.
Шутъ. Ну такъ вы меня извините: я принялъ васъ за скамью.
Лиръ. А вотъ другая здѣсь. По взгляду глазъ,
Смотрящихъ исподлобья, можешь видѣть
Ты, что за сердце въ ней. — Стой, стой, держите,
Держите ихъ!.. Мечей, огня!.. Подкупленъ,
Подкупленъ судъ! Зачѣмъ, судья лукавый,
Ты далъ имъ убѣжать?..]
Эдгардъ. Да сохранятъ
Твой разумъ небеса!
Кентъ. О, боги, боги!
Гдѣ жъ то терпѣнье, сэръ, какимъ хотѣли
Вы сдерживать себя?
Эдгардъ. Его несчастье
До слезъ меня растрогало. Мнѣ роли
Своей не выдержать.
Лиръ. Собаки даже
Всей сворой рады лаять на меня 85)!
Эдгардъ. А вотъ Томъ пуститъ въ нихъ своей головой.
Эй, прочь вы, овчарки, борзыя,
Бульдоги мордастые, злые,
Что съ ядомъ привыкли кусать!
Всѣхъ Томъ васъ заставитъ молчать!
Словечко такое я знаю,
Что разомъ всю выгоню стаю 86).
Брысь на рынки и ярмарки! Пересохло горло у бѣднаго Тома 87).
Лиръ. Разрѣжьте Реганѣ грудь!.. Взгляните, что у ней въ сердцѣ! Какая сила природы можетъ творить такія черствыя сердца?.. (Эдгарду) Тебя, другъ, я беру въ мою свиту. — Не нравятся мнѣ только твои лохмотья. Ты одѣтъ точно персіянинъ! Перемѣни свое платье.
Кентъ. Прилягте, сэръ, — васъ успокоитъ сонъ.
Лиръ. Тсс… тсс… безъ шума! Занавѣсъ закройте.
Такъ хорошо… Я къ ужину проснусь. (Засыпаетъ).
Шуть. [А я всхрапну ужъ лучше предъ обѣдомъ.] 88)
Глостеръ (Кенту). Поди сюда. Гдѣ государь?
Кентъ. Въ постели.
Не вздумайте будить его: разсудокъ
Безслѣдно въ немъ померкъ.
Глостеръ. Бери его
Хоть на руки! — Неси отсюда прочь.
Услышалъ я сейчасъ, что здѣсь собрались
Его убить. Клади его въ носилки;
Бѣги съ нимъ въ Дувръ! Найдете тамъ защиту
И помощь вы. Спѣши, спѣши! Спасай
Его скорѣй. Отсрочка получаса
Погубитъ все: лишится жизни онъ
И ты и всѣ, кто съ преданностью хочетъ
Ему помочь. Иди за мной, чтобъ васъ
Я вывести успѣлъ отсюда тайно. 89)
Кентъ. [Онъ спитъ теперь; усталая природа
Взяла свое. Спокойствіе могло бы
Его, быть-можетъ, вылѣчить — и вотъ
Опять грозитъ бѣда! — Въ такихъ условьяхъ
Какъ быть ему здоровымъ! — (Шуту) Помоги
Поднять его; ты оставаться здѣсь,
Конечно, не захочешь.
Глостеръ. Живо, живо!
Эдгардъ. Какъ легче зло бываетъ намъ сносить,
Когда оно за нами вслѣдъ сразить
Рѣшаетъ тѣхъ, кто лучше насъ и выше!
Какъ терпимъ мы покорнѣе и тише
На людяхъ зло, и какъ, наоборотъ,
Возстать готовъ на власть несчастья тотъ,
Кому терпѣть придется тяжесть горя
Лишь одному! Съ судьбою злобной споря,
На родъ людей онъ съ завистью глядитъ,
И счастья ихъ ему противенъ видъ, —
Таковъ былъ я! Но видя, какъ бѣдою
Сраженъ король, невольно я съ собою
Сравнилъ его — и стало легче мнѣ.
Насъ съ нимъ бѣды постигнули однѣ:
Бездѣтенъ онъ, а я отца лишился!
Будь чутокъ, Томъ! Ты отъ несчастья скрылся,
Такъ жди теперь, чтобъ лучшій мигъ насталъ
И чистъ опять въ людскомъ ты мнѣньи сталъ. —
Чего бы ночь ни принесла съ собою,
Полны теперь заботой мы одною:
Скрыть короля! Лишь спасся бъ онъ одинъ.
Пекись о немъ, судьбой забытый сынъ! (Уходитъ).]
СЦЕНА 7-я.
[править]Корнуэльсъ (Гонерильѣ). Спѣшите къ герцогу, вашему супругу, и покажите ему эти письма. Французское войско высадилось. — А теперь подайте мнѣ измѣнника Глостера.
Регана. Повѣсить его сейчасъ же!
Гонерилья. Выколоть ему глаза!
Корнуэльсъ. Предоставьте раздѣлаться съ нимъ мнѣ. — Ты, Эдмундъ, поѣдешь вмѣстѣ съ нашей сестрой. Не зачѣмъ тебѣ быть свидѣтелемъ расправы, какую я намѣренъ учинить съ измѣнникомъ твоимъ отцомъ. (Гонерильѣ) Посовѣтуйте герцогу спѣшить какъ можно скорѣй съ приготовленіями. Мы сами съ этимъ дѣломъ не замедлимъ. Быстрыя сношенія между собой мы устроимъ посредствомъ гонцовъ. Прощайте, сестра, (Эдмунду) а также и вы, лордъ Глостеръ. (Входитъ Освальдъ). Ну что? Гдѣ король?
Освальдъ. Его отсюда прочь отправилъ Глостеръ.
До тридцати изъ рыцарей умчались
Вослѣдъ за нимъ, опрометью догнавъ
Его въ воротахъ замка; къ нимъ присталъ
Кой-кто изъ свиты Глостера, и всѣ
Помчались въ Дувръ, крича, что тамъ найдутъ
И помощь и друзей.
Корнуэльсъ. Вели сейчасъ же
Подать коней принцессѣ.
Регана. До свиданья,
Любезный лордъ, а также ты, сестра.
Корнуэльсъ. Прощай, Эдмундъ. — Теперь подайте мнѣ
Мерзавца Глостера. (Нѣкоторые изъ свиты уходятъ).
Пускай ему
Скрутятъ, какъ вору, руки. — Умертвить
Его нельзя, конечно, не предавъ
Сперва суду; но, къ счастью, власть и сила
Въ моихъ рукахъ — такъ много толковать
Тутъ нечего. Кто хочетъ — пусть ворчитъ,
Вмѣшаться жъ не посмѣетъ. (Вводятъ Глостера).
А, измѣнникъ!
Такъ это ты?..
Регана. Проклятая лиса!
Корнуэльсъ. Вязать его! Скрутите до костей
Ему сухія руки.
Глостеръ. Что за шутки?
Вы въ домѣ у меня; — не позволяйте
Себѣ такъ поступать со мной.
Корнуэльсъ. Вяжите! (Глостера связываютъ).
Регана. Сильнѣй, сильнѣй! А, негодяй, измѣнникъ!
Глостеръ. Нѣтъ, женщина безъ сердца, — никогда
Измѣнникомъ я не былъ!
Корнуэльсъ. Привязать
Его къ скамьѣ. — Увидишь, негодяй,
Что ждетъ тебя! (Регана вцѣпляется въ бороду Глостера)».
Глостеръ. О, гнусенъ и позоренъ
Поступокъ твой!.. Зову боговъ безсмертныхъ
Въ свидѣтели!..
Регана. Такъ сѣдъ и такъ коваренъ!
Глостеръ. Коварна ты! Возстанетъ каждый волосъ,
Что вырвала съ такою злостью ты
Изъ старой бороды моей, — возстанетъ,
Чтобъ мстить тебѣ! — Вы въ домѣ у меня,
Такъ будете ль платить такимъ злодѣйствомъ
За хлѣбъ мою и соль?
Корнуэльсъ. Какія письма —
Сейчасъ намъ говори — ты получилъ
Изъ Франціи?..
Регана. Не вздумай притворяться:
Мы знаемъ все!
Корнуэльсъ. Какія ты дѣла
Завелъ съ врагомъ, который вторгся съ войскомъ.
На берегъ нашъ?
Регана. Куда отправилъ тайно
Безумца-короля? — Все, безъ утайки,
Открой сейчасъ!
Глостеръ. Я получилъ письмо
Не отъ врага, но отъ лица, здѣсь къ дѣлу
Нисколько не причастнаго; — въ письмѣ же
Изложены лишь слухи.
Корнуэльсъ. Вздоръ!
Регана. Все ложь!
Корнуэльсъ. Куда ты старика отправилъ?
Глостеръ. Въ Дувръ.
Регана. Зачѣмъ туда? — Тебѣ запрещено
Подъ страхомъ было смерти…
Корнуэльсъ. Пусть отвѣтитъ
Сперва, зачѣмъ?
Глостеръ. Привязанъ я: — терпѣть
Я долженъ все.
Регана. Отвѣть, отвѣть, зачѣмъ
Отправилъ въ Дувръ?
Глостеръ. Затѣмъ, чтобы не видѣть,
Какъ вырвешь ты злодѣйскими ногтями
Ему глаза! Затѣмъ, чтобы не видѣть,
Какъ гнусная сестра твоя вопьется,
Какъ злой кабанъ, въ помазанную плоть!..
Въ такую ночь, когда до звѣздъ небесныхъ
Вздымалась хлябь свирѣпыхъ, бурныхъ волнъ —
Онъ, съ головой, открытой непогодѣ,
Бродилъ въ степи съ своимъ разбитымъ сердцемъ
И слезы лилъ, мѣшая ихъ съ дождемъ! —
Когда бы волкъ приблизился, продрогнувъ,
Къ твоимъ дверямъ — должна бы ты была
И волку дать пріютъ! Сама свирѣпость
Смягчила бы себя! — Но будетъ время! —
Увижу я еще, какъ месть сразитъ
Такихъ дѣтей!
Корнуэльсъ. Ну, этого тебѣ
Увидѣть не удастся: — растопчу
Тебѣ глаза я прежде. — Эй, держите
Мерзавцу крѣпче руки 90).
Глостеръ. О!.. Подай
Мнѣ помощь тотъ, кто хочетъ самъ дожить
До старыхъ лѣтъ!.. Злодѣйство!.. Боги, боги,
Регана. Кончай съ другимъ, чтобъ не смѣялся зрячій
Глазъ надъ слѣпымъ…
Корнуэльсъ. Жди мести!..
Служитель. Стойте, сэръ!
Вамъ съ малыхъ лѣтъ служилъ я вѣрой-правдой;
Но никогда услуги лучшей вамъ
Не могъ я оказать, какъ давъ сегодня
Совѣтъ себя сдержать.
Регана. Молчи, собака!..
Служитель. Когда бъ ты съ бородой была — вцѣпился бъ
Я въ бороду твою! Во весь бы голосъ
Тебѣ я крикнулъ: стой!
Корнуэльсъ. Ты, рабъ?.. (Выхватываетъ мечъ).
Служитель. Ну, если
Пошло на то — посмотримъ, чья возьметъ.
Регана (другому слугѣ). Дай мнѣ твой мечъ: холопы, вижу я,
Хотятъ возстать. (Убиваетъ служителя изъ-за спины).
Служитель. О, я убитъ!.. (Глостеру) Смотрите,
Смотрите, сэръ!.. однимъ вы глазомъ все же
Увидите, что отомстить успѣлъ
Злодѣю я. (Умираетъ).
Корнуэльсъ. Ты это не увидишь 91)!..
Вонъ, слизкій комъ! — ищи твой прежній свѣтъ.
Глостеръ. Темно вокругъ!.. Эдмундъ, Эдмундъ мой вѣрный!
Гдѣ ты, Эдмундъ?.. Всѣ молніи зажжешь,
Я знаю, ты, чтобъ отомстить жестоко
Моимъ врагамъ!..
Регана. Зови, зови, измѣнникъ! —
Всѣхъ больше ненавистенъ ты тому,
Кого зовешь! — Намъ именно Эдмундъ
Открылъ твою измѣну. Слишкомъ честенъ
Онъ былъ, чтобы жалѣть тебя!
Глостеръ. Безуменъ,
Безуменъ я!.. Эдгардъ былъ оклеветанъ!..
Простите, боги, мнѣ тяжелый грѣхъ,
Ему жъ пошлите счастье!..
Регана. Пусть толкнутъ
Его за дверь; — пусть носомъ ищетъ онъ
Дорогу въ Дувръ 92). (Корнуэльсу) Что, другъ мой, какъ себя
Ты чувствуешь?
Корнуэльсъ. Я раненъ тяжело…
Пойдемъ со мной; дай руку. (Слугамъ) Выгнать вонъ
Мерзавца прочь отсюда. (Доказывая на трупъ служителя)
Эту жъ дрянь
Зарыть въ навозъ. — Того гляди, что кровью
Я изойду… Не кстати эта рана…
Дай руку мнѣ…
1- и служитель. [Ну, ежели не будетъ
Наказанъ онъ — то я начну грѣшить
Безъ страха и оглядки.
2- и служитель. Хороша,
Признаться, и она. — Когда дожить
Удастся ей до старости — въ чудовищъ
Себя спокойно могутъ обратить
Всѣ женщины.
1-й служитель. Мы приглядимъ пока
За бѣднякомъ, а тамъ къ нему приставимъ
Кого-нибудь изъ нищихъ. Пусть онъ водитъ
Его съ собой. Несчастнымъ голякамъ
Привычно это дѣло.
2- и служитель. Я жъ добуду
Бѣлковъ и льна: ихъ надо привязать
Къ его глазамъ, чтобъ не истекъ онъ кровью.
Покой и миръ пошли ему судьба. (Уходятъ).]
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
[править]СЦЕНА 1-я.
[править]Эдгардъ. Быть презрѣннымъ въ глазахъ у всѣхъ все жъ лучше,
Чѣмъ слушать лесть изъ устъ своихъ враговъ. —
Послѣдній изъ несчастныхъ не боится
Ни бѣдъ ни зла: онъ видитъ впереди
Надежды лучъ. На худшее мѣняемъ
Мы лишь добро — за горемъ же придетъ
Часъ радости 94). [Такъ пусть же встрѣчу смѣло
Я вѣтеръ злой, надувшій мнѣ несчастье!
Онъ сдѣлалъ все, что могъ, и мнѣ его
Бояться больше нечего.] Чу, — кто-то
Идетъ сюда. (Старикъ ведетъ Глостера).
Что вижу я? Отецъ!..
Въ такомъ печальномъ видѣ!.. Міръ! Ужасный^
Презрѣнный міръ! Не потому ль считаемъ
Не стоящимъ бороться мы съ судьбой,
Что слишкомъ ужъ нежданны и случайны
Ея превратности?
Старикъ. О, добрый лордъ!
Вотъ восемьдесятъ лѣтъ, какъ вѣрой-правдой
Служилъ я вамъ и вашему отцу.
Глостеръ. Ступай, мой другъ: твои заботы мнѣ
Не надобны; — ты ими мнѣ добра
Не принесешь, а самъ попасться можешь
Легко въ бѣду.
Старикъ. Вамъ не найти дороги.
Глостеръ. Мнѣ въ жизни нѣтъ пути, а потому
Не нужны и глаза. Споткнулся грубо
Я, бывши даже зрячимъ! Злое горе
Полезнѣе бываетъ намъ подчасъ,
Чѣмъ радости. — Эдгардъ, Эдгардъ мой вѣрный!
Ты жертвой палъ ошибочнаго гнѣва!
Когда бы могъ тебя хоть осязаньемъ
Я ощутить — почудилось бы мнѣ
Отъ радости, что возвратились снова
Мои глаза!
Старикъ. Эй, кто тутъ?
Эдгардъ. Боги, боги!
Гдѣ человѣкъ, который громогласно
Сказать имѣетъ право, что достигъ онъ
Предѣловъ зла 95)? Во сколько разъ теперь
Несчастнѣй я, чѣмъ прежде!
Старикъ. Это бѣдный
Бродяга Томъ.
Эдгардъ. И сдѣлаться могу
Несчастнѣй я еще! Конца бѣдамъ
Нельзя и предсказать, пока мы можемъ
Пробормотать: «я зла достигъ границъ!»
Старикъ (Эдгарду). Куда идешь, пріятель?
Глостеръ. Ты сказалъ,
Что нищій онъ?
Старикъ. И нищій и безумецъ.
Глостеръ. Ума въ немъ проблескъ есть, когда онъ можетъ
Просить на хлѣбъ. Прошедшей ночью встрѣтилъ
Подъ бурей я такого жъ бѣдняка
И въ этотъ мигъ невольно человѣка
Сравнилъ съ червемъ. О сынѣ мысль пришла
Мнѣ также въ умъ, хотя тогда считалъ я
Его своимъ врагомъ. — О, много мнѣ
Пришлось узнать съ тѣхъ поръ! — Въ рукахъ боговъ
Похожи мы на мухъ: подобно дѣтямъ,
Забавы ради, рвутъ на части насъ
Они, какъ дѣти мухъ.
Эдгардъ (въ сторону). Какъ быть? Что дѣлать?
Грустна чрезчуръ задача предъ несчастнымъ
Играть безумца роль, на грусть и горе
Обоимъ намъ. (Громко) Благословенье неба
Надъ вами будь.
Глостеръ. Предъ нами бѣдный нищій?
Старикъ. Да, добрый лордъ.
Глостеръ (старику). Прошу тебя, уйди;
А если оказать желаешь точно
Ты мнѣ добро — тогда настигни насъ
Въ двухъ-трехъ отсюда миляхъ, по дорогѣ,
Ведущей въ Дувръ, и принеси съ собой,
Чѣмъ мы могли бъ прикрыть и отогрѣть
Несчастнаго бѣднягу. — Сдѣлай это,
Когда меня ты любишь; — самъ же я
Останусь съ нимъ и попрошу его
Меня водить.
Старикъ. Вѣдь онъ безуменъ, сэръ.
Глостеръ. Въ томъ нынче злоба дня, что сумасшедшимъ
Ждутъ вослѣдъ слѣпцы! — Прошу, исполни,
Что я сказалъ; — а ежели не хочешь,
Такъ дѣлай, какъ желаешь. Объ одномъ лишь
Прошу: уйди.
Старикъ. Иду, милордъ, и тотчасъ
Ему, какъ вы сказали, принесу
Мой лучшій плащъ. А тамъ — что будетъ, будь.
Глостеръ (Эдгарду). Эй, ты, голякъ, поди сюда!
Эдгардъ. Холодно бѣдному Тому, холодно! (Въ сторону) Я не въ силахъ больше притворяться.
Глостеръ. Подойди ближе.
Эдгардъ (въ сторону). А притворяться надо. (Громко) Помоги небо твоимъ бѣднымъ, истекающимъ кровью, глазамъ.
Глостеръ. Знаешь ли ты дорогу въ Дувръ?
Эдгардъ. Все знаетъ Томъ! Скача чрезъ пни и колоды, Томъ со страху умъ потерялъ. Храни тебя небо отъ злыхъ бѣсовъ! [Ихъ цѣлыхъ пять сидятъ въ бѣдномъ Томѣ: первый — распутства бѣсъ, второй — глухоты, третій — кражи, четвертый — убійства, а пятый — гримасы корчить да по ночамъ служанокъ мучить. — Пошли тебѣ небо вѣчныхъ благъ!] 96)
Глостеръ. Вотъ золото тебѣ: бери, бѣднякъ,
Согбенный до послѣдняго предѣла
Подъ гнетомъ зла. Утѣшься тѣмъ, что я
Несчастенъ точно такъ же. Вѣчно будь
Права рука судьбы! Карай нещадно
Роскошныхъ сластолюбцевъ! Попираютъ
Они твои законы и не видятъ
Того, чего не чувствуютъ. Яви
Свою имъ власть и силу! Равноправность
Да царствуетъ во всемъ! Распредѣляй
Всѣмъ поровну дары свои: избытокъ
Однихъ давай другимъ… (Эдгарду) Скажи, ты знаешь
Дорогу въ Дувръ?
Эдгардъ. Да, господинъ.
Глостеръ. Веди же
Меня туда; тамъ на дорогѣ есть
Крутой утесъ; вознесся грозно онъ
Надъ пропастью. Поставь меня на самомъ
Его краю. Вознагражу за это
Твою я щедро бѣдность. Разъ взойдя,
Не буду я нуждаться съ той минуты
Въ проводникѣ.
Эдгардъ. Подайте руку, сэръ, —
Бѣдняга Томъ исполнитъ вашу волю. (Уходятъ).
СЦЕНА 2-я.
[править]Гонерилья. Привѣтъ примите, сэръ! Я удивляюсь,
Что скромный мой супругъ не догадался
Къ намъ выѣхать навстрѣчу. (Освальду) Гдѣ же герцогъ?
Освальдъ. Онъ въ замкѣ, лэди. Не случалось мнѣ
Ни разу видѣть въ жизни, чтобы люди
Могли такъ измѣняться. Вѣсть, что войско
Враговъ пристало къ берегу, онъ встрѣтилъ
Улыбкою, а на слова, что вы
Пріѣдете — отвѣтилъ: «очень жалъ».
Когда жъ я сообщилъ ему о гнусной
Измѣнѣ Глостера и объ услугѣ,
Какую оказалъ его достойный
И честный сынъ, — онъ, разсердясь, назвалъ
Меня глупцомъ, сказавъ, что на изнанку
Я вывернулъ все дѣло. Онъ какъ будто
Умышленно находитъ то дурнымъ,
Что стоитъ похвалы, а то, что дурно,
Готовъ хвалить.
Гонерилья (Эдмунду). Ну, если такъ, то лучше
Вамъ не входить. Онъ дрянь и трусъ; въ немъ нѣтъ
Ни капли смѣлой доблести, чтобъ прямо
Итти навстрѣчу дѣлу. Онъ готовъ
Прикинуться невидящимъ обиду,
Лишь только бъ на нее не отвѣчать.
Быть-можетъ, то, о чемъ мечтали мы
Въ дорогѣ съ вами, — сбудется 97)… Вернитесь
Назадъ, Эдмундъ, вернитесь къ брату; тамъ
Вы примете начальство надъ войсками
И вдохновите ихъ; а я должна,
Какъ кажется, съ супругомъ помѣняться
Ролями здѣсь: взамѣнъ меча, придется
Мнѣ въ руки дать ему веретено!
Другъ другу вѣсти будемъ подавать
Мы съ вами чрезъ Освальда: онъ усерденъ
И преданъ намъ. Когда пойдете къ цѣли
Вы съ твердостью — то скоро прилетитъ
Къ вамъ радостная вѣсть отъ той, кому
Покорны вы98). (Даетъ ему ленту) Носите это! — лишнихъ
Не надо словъ. (Тихо) Склонись. (Быстро его цѣлуетъ)
Будь въ поцѣлуѣ
Моемъ языкъ — до неба воспарилъ бы
Отъ счастья ты! — Пойми и дожидайся!
Эдмундъ. До гроба твой! (Уходитъ Эдмундъ).
Гонерилья. О, милый, милый Глостеръ!
Вотъ какъ различны могутъ быть мужчины!
Склонились бы покорно передъ нимъ
Всѣ женщины, а я, себѣ на стыдъ,
Дрянной досталась тряпкѣ 99)!
Освальдъ. Вотъ идетъ
Сюда, милэди, герцогъ.
Гонерилья. Неужели
Не стою я, чтобы меня позвать
Хотя бъ свисткомъ 100)?
Альбани. Не стоишь праха ты,
Какимъ въ лицо намъ дуетъ бурный вѣтеръ!
Ты мнѣ страшна! 101) [На все способенъ тотъ,
Кто ставитъ ни во что источникъ жизни
И благъ своихъ! Сучокъ, порвавшій связь
Съ его вскормившимъ корнемъ, осуждаетъ
Себя на смерть; становится лишь годенъ
На дѣло зла 102).
Гонерилья. Довольно: — мнѣ смѣшны
Вѣдь эти поученья.
Альбани. Голосъ правды
Смѣшонъ однимъ злодѣямъ! Злость пріятна
Лишь злости же! — Что натворили вы,
Вы — дочери? — нѣтъ, нѣтъ: — тигрицы! — Старца,
Отца родного, полнаго такихъ
Душевныхъ, рѣдкихъ свойствъ, что самъ медвѣдь
Съ почтеньемъ сталъ ему лизать бы руку,
Ума лишили вы! — Злодѣйки, твари!
Какъ сдѣлать вамъ позволилъ это братъ,
Такъ взысканный отцомъ? Ему обязанъ
Такъ многимъ онъ! — О, если грозныхъ силъ
Своихъ не вышлетъ небо, чтобъ достойной
За злость сразить васъ карой — будутъ люди,
Какъ звѣри, жить! Начнутъ терзать другъ друга,
Какъ чудищъ рой!]
Гонерилья. Дрянной простякъ, не желчь
Въ тебѣ, а молоко! Щелчковъ презрѣнныхъ
Твой проситъ лобъ, а щеки оплеухъ!
Чутья въ тебѣ настолько нѣтъ, чтобъ видѣть,
Гдѣ честь и гдѣ безчестье! 103) [Дураки
Одни жалѣть вѣдь могутъ, что безумцу
Связали руки, прежде чѣмъ надѣлать
Успѣлъ онъ бѣдъ. — Гдѣ мечъ твой? Грозный врагъ
Идетъ на насъ; значки французовъ вѣютъ
У насъ въ поляхъ! Съ ихъ окрыленныхъ шлемовъ
Грозитъ намъ смерть, а ты, — какъ будто дѣла
Тебѣ тутъ нѣтъ, — спустивши рукава,
Сидишь, какъ дрянь, причитывая подъ носъ:
«Зачѣмъ все это сдѣлалось?»]
Альбани. Взгляни
Себѣ въ лицо! И въ дьяволѣ самомъ
Намъ злость не такъ противна и ужасна,
Какъ въ женщинѣ.
Гонерилья. Пустой дуракъ!
Альбани. 104) [Узнать
Въ тебѣ нельзя вѣдь женщину! Не дѣлай
Хоть изъ стыда похожею себя
На чудище! Когда бы зуду крови
Я уступилъ — то на куски тебя
Я разорвалъ своими бы руками!..
Ты дьяволъ злой въ душѣ своей; но все же
Ты женщина — вотъ почему себя я
Могу еще сдержать.
Гонерилья. Храбрится! Тоже
Мужчиной вздумалъ быть!] (Входитъ гонецъ).
Альбани. Съ какимъ извѣстьемъ
Явился ты?
Гонецъ. Милордъ! Корнуэльскій герцогъ
Убитъ своимъ слугой, когда хотѣлъ
Глаза онъ вырвать Глостеру.
Альбани. Глаза
Хотѣлъ онъ вырвать Глостеру?..
Гонецъ. Служитель
Тотъ былъ воспитанъ имъ; снести не могъ
Онъ этого поступка и, схвативъ
Въ порывѣ злобы мечъ, его направилъ
Въ грудь герцога; но тотъ, разсвирѣпѣвъ,
Самъ бросился впередъ и наповалъ
Убилъ слугу, при чемъ однако раненъ
Имъ былъ смертельно самъ.
Альбани. Такъ, значитъ, живы
Еще надъ нами судьи, чья рука
Умѣетъ быстро мстить! — Но бѣдный Глостеръ!
Лишился глаза онъ?
Гонецъ. Онъ потерялъ
Ихъ оба, сэръ. (Гонерилъѣ) Вотъ письма къ вамъ, милэди.
Сестрица ваша проситъ дать на нихъ
Сейчасъ отвѣтъ.
Гонерилья (въ сторону). Извѣстья хороши;
Но вотъ бѣда: она вдовой осталась, —
Эдмундъ же съ ней! Разрушить это можетъ,
Пожалуй, всѣ блаженныя мечты,
Какія я ласкала! — Впрочемъ, новость
Еще не такъ дурна. Прочту письмо
И тотчасъ дамъ отвѣтъ. (Уходитъ).
Альбани. А гдѣ же былъ
Сынъ Глостера въ то время, какъ отецъ
Его лишился зрѣнья?
Гонецъ. Онъ пріѣхалъ
Сюда съ принцессою.
Альбани. Его здѣсь нѣтъ.
Гонецъ. Онъ былъ, милордъ; его сейчасъ я встрѣтилъ,
Спѣша сюда.
Альбани. Онъ зналъ о страшномъ дѣлѣ?
Гонецъ. Не только зналъ, но даже самъ донесъ
На старика; — уѣхалъ же оттуда
Нарочно, чтобъ свершить они могли
Свое свободнѣй мщенье.
Альбани. Знай же, Глостеръ,
Что живъ на счастье я и что сумѣю
Вознаградить достойно я твое
Усердье къ королю, а съ этимъ вмѣстѣ
Отмстить за слѣпоту твою. — Пойдемъ.
Ты мнѣ разскажешь обо всемъ подробнѣй 105). (Уходятъ).
СЦЕНА 3-я.
[править]Кентъ. Скажите, по какой причинѣ уѣхалъ такъ внезапно французскій король 106)?
Рыцарь. Онъ оставилъ дома какой-то неразрѣшенный вопросъ, получившій тревожный характеръ во время его отсутствія. Дѣло оказалось до того серьезнымъ, что присутствіе короля въ государствѣ сдѣлалось необходимымъ.
Кентъ. Кому же поручилъ онъ командованіе войсками?
Рыцарь. Одному изъ маршаловъ Франціи, monsieur Леферу 107).
Кентъ. Очень горевала королева, когда прочла мое письмо?
Рыцарь. О, да, милордъ; я видѣлъ, какъ читала
Она его. Слеза катилась тихо
Вослѣдъ другой по нѣжному лицу;
Сама жъ она, съ величьемъ королевы,
Смиряла грусть, которая мятежно
Старалась овладѣть ея душой.
Кентъ. Она была растрогана?
Рыцарь. Не бурно.
Печаль съ терпѣньемъ спорили 108), казалось,
Въ ея лицѣ, и трудно передать,
Которое изъ этихъ чувствъ въ немъ было
Прелестнѣе. Случалось видѣть вамъ,
Конечно, дождь при солнечномъ сіяньи?
Ея улыбка съ плачемъ походила
На майскій, вешній день: улыбка тихо
Скользила по устамъ, — уста жъ какъ будто
Не замѣчали грустныхъ, свѣтлыхъ слезъ,
Катившихся изъ глазъ ея, какъ перлы
Изъ двухъ блестящихъ яхонтовъ 109). — Скажу,
Что если бъ грусть могла себя всегда
Такъ выражать, то не нашли бы въ мірѣ
Мы зрѣлища прелестнѣй.
Кентъ. Говорила
Она при этомъ съ вами?
Рыцарь. Разъ иль два
Пролепетала съ тяжкимъ, скорбнымъ вздохомъ
Слова: «о, мой отецъ!», какъ будто бъ ей
Слова давили грудь; потомъ внезапно
Воскликнула: «О, сестры, сестры! Стыдъ
Всѣмъ женщинамъ за васъ! Отецъ мой! сестры!..
Правдивый Кентъ!.. Въ грозу, подъ бурей, ночью!
Гдѣ жалость послѣ этого?..» И тутъ
Святая влага хлынула ручьемъ
Изъ свѣтлыхъ глазъ. Залившись вся слезами,
Она, рыдая, выбѣжала вонъ,
Чтобъ быть одной съ своей тяжелой скорбью.
Кентъ. Созвѣздья, все созвѣздья! Правятъ нами
Они по произволу! Какъ иначе
Намъ объяснить что вышли такъ различны
Сердца дѣтей, рожденныхъ отъ однихъ
Родителей? — Не говорили больше
Вы съ ней съ тѣхъ поръ?
Рыцарь. Нѣтъ, добрый сэръ.
Кентъ. А этотъ
Былъ разговоръ у васъ передъ отъѣздомъ
Обратнымъ короля?
Рыцарь. Нѣтъ, послѣ.
Кентъ. Знайте жъ,.
Что Лиръ, сраженный горестью, укрытъ
Здѣсь въ городѣ. Онъ въ свѣтлыя минуты
Еще способенъ вспомнить, для чего
Мы прибыли сюда, но видѣть дочь
Не хочетъ ни за что.
Рыцарь. Но почему же?
Кентъ. Онъ удрученъ томительнымъ стыдомъ 110),
Невольно вспоминая безсердечность,
Съ какой прогналъ онъ дочь свою, лишилъ
Ее благословенья, предалъ въ руки
Случайностямъ и въ то же время отдалъ
Все, чѣмъ владѣлъ, двумъ выродкамъ съ сердцами
Бездушныхъ псовъ. Онъ чувствуетъ такъ сильно
Свою вину, что совѣсть гонитъ прочь
Его отъ глазъ Корделіи.
Рыцарь. Несчастный!..
Кентъ. Слыхали ль что-нибудь вы о войскахъ
Альбани и Корнуэльса?
Рыцарь. Да, — они
Ужъ выступили въ поле.
Кентъ. Хорошо.
Теперь пойдемте къ королю. Я вамъ
Покамѣстъ поручу его. Мнѣ должно
Еще себя скрывать по очень важной,
Извѣстной мнѣ, причинѣ. — Въ срокъ, когда
Узнаютъ всѣ, кто я — вамъ не придется
Раскаяться въ довѣріи, которымъ
Почтили вы меня. — Теперь идемте. (Уходятъ),
СЦЕНА 4-я.
[править]Корделія. Онъ, точно онъ!.. Дѣйствительно его
Вы видѣли. Какъ море, раздраженный,
Съ безумной, дикой пѣснью, бродитъ онъ,
Убравъ себя крапивой, васильками,
Соломой, лебедой — всѣмъ, что глушитъ
И портитъ въ полѣ хлѣбъ. Пошлите тотчасъ
За нимъ отрядъ; пусть оглядятъ кругомъ
Поля, лѣса! — Сыщите, приведите
Его ко мнѣ! (Врачу) Скажи мнѣ, есть ли средство
Его спасти? Возможно ль возвратитъ
Угасшій людямъ разумъ? Если въ этомъ
Успѣешь ты, то всѣ бери богатства,
Какими я владѣю!
Врачъ. Средство есть,
Почтенная милэди. Отдыхъ — лучшій
Природы врачъ, а онъ его главнѣйше
И былъ лишенъ. Наука намъ даетъ
Немало средствъ, чтобъ вызвать благодатный,
Спокойный сонъ. Мы можемъ усыпить
Само отчаянье.
Корделія. О, почему
Нѣтъ силъ благой, цѣлительной природы
Въ моихъ слезахъ? — Текли бъ онѣ тогда
Несчастному на пользу!.. Ахъ, сыщите
Его скорѣй!.. Сыщите, чтобъ послѣднихъ
Онъ силъ не потерялъ въ борьбѣ съ ужаснымъ
Душевнымъ недугомъ; чтобъ не пресѣклась
До срока жизнь его!.. (Входитъ гонецъ).
Гонецъ. Пришло извѣстье,
Достойная милэди, что войска
Враговъ идутъ на насъ.
Корделія. Мы это знали.
Всѣ мѣры вами приняты, чтобъ встрѣтить,
Какъ должно, ихъ. — Забота объ отцѣ
Теперь одна крушитъ меня. Дала
Мнѣ Франція, моимъ смягчившись горемъ,
Возможность защитить его. — Не гордость,
Безъ цѣли и причинъ, подвигла насъ
Начать войну; одна любовь, святая
И чистая любовь — любовь къ отцу
И къ попраннымъ правамъ его вложила
Намъ въ руки мечъ! — О, если бъ я скорѣй
Могла его увидѣть и утѣшить! (Уходятъ).
СЦЕНА 5-я.
[править]Регана. По крайней мѣрѣ выслалъ ли Альбани
Въ походъ войска?
Освальдъ. Да, герцогиня.
Регана. Самъ ли
Онъ ихъ ведетъ?
Освальдъ. Ведетъ-то самъ, да только
Ужъ очень нехотя. Сестрица ваша
Храбрѣй его.
Регана. Съ нимъ говорилъ Эдмундъ,
Прибывши въ замокъ?
Освальдъ. Нѣтъ, милэди.
Регана. Что бы
Могла писать ему сестра?
Освальдъ. Не знаю.
Регана. Уѣхалъ онъ отсюда по причинамъ
Безспорно важнымъ: очень глупо было
Въ живыхъ оставить Глостера, когда
Его лишили глазъ. Куда бы онъ
Теперь ни появился — будутъ всѣ
Его встрѣчать съ сочувствіемъ. Эдмундъ,
Какъ думаю я, именно поѣхалъ,
Чтобъ кончить съ нимъ изъ жалости. — Къ чему
Жить бѣдному слѣпцу! — При этомъ кстати
Развѣдать онъ успѣетъ и о томъ,
Какъ силенъ врагъ.
Освальдъ. Я долженъ отыскать
Его теперь, милэди, чтобъ вручить
Ему письмо.
Регана. Мы выступимъ въ походъ
Лишь завтра утромъ. Путь опасенъ; — лучше
Тебѣ остаться здѣсь.
Освальдъ. Никакъ не смѣю,
Достойная мидэди; — данъ приказъ
Строжайшій мнѣ исполнить порученье.
Регана. Не понимаю, что могла писать
Сестра Эдмунду! — Могъ бы передать
Ея приказъ словесно ты… Навѣрно
Тутъ что-то, вижу, кроется! — Послушай:
Ты очень угодилъ бы мнѣ, отдавъ
Ея письмо.
Освальдъ. О, лэди, я скорѣй…
Регана. Вѣдь мужъ сестрой, всѣ знаютъ, не любимъ.
Я даже въ томъ увѣрена. Когда
Въ послѣдній разъ мы видѣлись — смотрѣла
Ужъ очень недвусмысленно въ глаза
Она Эдмунду. — Ты, сказали мнѣ,
Во всемъ ея довѣренный…
Освальдъ. О, лэди!..
Регана. Не запирайся! Хорошо я знаю,
Что говорю! — Такъ ты себѣ замѣть 111):
Мой умеръ мужъ, и потому стакнулась
Съ Эдмундомъ я. Ему, конечно, лучше
Быть мужемъ мнѣ, чѣмъ прихвостнемъ сестры.
О томъ, что будетъ дальше, — догадаться
Ты можешь самъ. — Эдмунду отъ меня
Отдай письмо; когда жъ свою увидишь
Ты госпожу — то посовѣтуй ей
Держать себя умнѣе! — Можешь ѣхать.
Да кстати не забудь, что тотъ, кому
Удастся кончить дѣло со слѣпымъ
Измѣнникомъ, — получитъ все, что можетъ
Лишь пожелать.
Освальдъ. Лишь встрѣтиться бъ ему
Пришлось со мной — увидите вы сами,
На чьей я сторонѣ.
Регана. Ты можешь ѣхать. (Уходятъ).
СЦЕНА 6-я.
[править]Глостеръ. Какъ далеко осталось до вершины?
Эдгардъ. Мы близко къ ней; взбираемся по страшной
Мы крутизнѣ.
Глостеръ. Мнѣ кажется, напротивъ,
Что путь нашъ ровенъ.
Эдгардъ. Крутъ, ужасно крутъ.
Вы слышите шумъ моря?
Глостеръ. Нѣтъ.
Эдгардъ. Ну, значитъ,
Лишившись глазъ, вы стали вмѣстѣ съ тѣмъ
И худо слышать.
Глостеръ. Можетъ-быть! Твой голосъ,
Представь себѣ, мнѣ сталъ казаться тоже
Совсѣмъ другимъ. Ты говоришь какъ будто
И лучше и складнѣй.
Эдгардъ. Ну, это вамъ
Такъ кажется; — я тотъ же; измѣнилась
Одна моя одежда 112).
Глостеръ. Нѣтъ, ты, право,
Сталъ лучше выражаться.
Эдгардъ. Вотъ и конченъ
Нашъ трудный путь. Не шевелитесь, стойте;
Здѣсь самый край; — кружится голова
При взглядѣ внизъ. Вонъ вороны и чайки
Рѣютъ вдали: они не больше мухъ..
Вонъ кто-то на скалѣ, держась рукой,
Почти повисъ и рветъ укропъ 113). Ужасно
Такимъ опаснымъ средствомъ добывать
Насущный хлѣбъ! Бѣднякъ не больше съ виду,
Чѣмъ голова его. Вонъ рыбаки
Чернѣютъ точно мыши на прибрежномъ
Морскомъ пескѣ. На якорѣ корабль
Ничтожной лодкой кажется, а лодка
Чуть виднымъ поплавкомъ. Бурливый валъ
Напрасно бьетъ въ утесы: — шумъ прибоя
Не слышенъ здѣсь. Смотрѣть отсюда больше
Я не могу: кружится голова.
Того гляди, оступишься и въ бездну
Слетишь стремглавъ 114).
Глостеръ. Поставь меня туда,
Гдѣ ты стоишь.
Эдгардъ. Подайте руку; — встали
На самомъ вы краю; до бездны шагъ. —
За всѣ богатства въ мірѣ не рѣшился бъ
Прыгнуть я внизъ.
Глостеръ. Оставь меня. Бери
Мой кошелекъ: въ немъ спрятанъ цѣнный перстень;
Онъ бѣдняку находка въ черный день.
Да будетъ надъ тобой благословенье
Боговъ и свѣтлыхъ духовъ. Удались
Теперь отсюда прочь. Прощай; хочу я
Услышать, какъ уйдешь ты.
Эдгардъ. До свиданья,
Достойный сэръ. (Отходитъ).
Глостеръ. Благодарю.
Эдгардъ (въ сторону). Обманомъ
Его однимъ возможно мнѣ спасти.
Глостеръ. О, боги сильные, покинутъ здѣшній
Хочу я міръ!.. Предъ вами подчиняюсь
Съ покорностью я злой моей судьбѣ,
Но чувствую, что не по силамъ больше
Сносить мнѣ бремя горя, не возставъ
На то, что вы судили! — Будь иначе —
Я бъ подождалъ, покуда не угасъ
Остатокъ бѣдной жизни самъ собою. —
Когда въ живыхъ Эдгардъ — пролейте благость
Свою вы на него! — Прощай, бѣднякъ.
Эдгардъ. Ушелъ я, сэръ, ушелъ.
Я не пойму,
Изъ-за чего мы можемъ покушаться
На жизнь свою, когда и безъ того
Вся наша жизнь — дорога къ вѣрной смерти. —
Будь онъ, гдѣ быть онъ думаетъ, — покончилъ
Со всѣми онъ бы мыслями 116). (Подбѣгаетъ къ Глостеру).
Скажи,
Ты живъ иль мертвъ? Отвѣтъ! Меня ты слышишь?
Не умеръ ли онъ точно 117)? Нѣтъ, очнулся.
Что, другъ, съ тобой?
Глостеръ. Оставь, дай умереть
Спокойно мнѣ…
Эдгардъ. Скажи мнѣ, изъ чего
Ты сотворенъ, — изъ пуха, паутины
Иль воздуха? Какъ могъ свалиться ты
Съ подобной высоты и не разбиться;.
Какъ яйцо? Ты живъ, ты дышишь; тѣло
Твое имѣетъ тяжесть, какъ у всѣхъ.
Ты можешь говорить; слѣдовъ не вижу
Я крови на тебѣ. Вѣдь если десять
Высокихъ мачтъ связать — все будутъ ниже
Онѣ, чѣмъ высь, съ которой ты упалъ.
Живъ чудомъ ты! Отвѣть мнѣ.
Глостеръ. Падалъ я —
Скажи — иль нѣтъ?
Эдгардъ. Прямехонько упалъ
Съ бѣлѣющей вершины. Ты взгляни лишь
На эту высь! Тамъ жаворонки вьются
Всегда веселой стаей, но отсюда
Ни видѣть ихъ ни слышать намъ нельзя.
Глостеръ. Увы, лишенъ я зрѣнья! — Неужели
Отчаянью возможность не дана
Съ собой покончить смертью? Неужели
Отказано ему въ пустой утѣхѣ
Взглянуть въ лицо тирану своему,
Презрѣвъ его угрозы?
Эдгардъ. Дай мнѣ руку;
Попробуй встать; — вотъ такъ. Что, каково
Тебѣ теперь? Владѣешь ли свободно
Ногами ты?
Глостеръ. Мнѣ ничего.
Эдгардъ. Чуднѣй
Я случая не знаю. — Но, скажи,
Кто былъ съ тобой сейчасъ, когда стоялъ ты
На гребнѣ этихъ скалъ? Онъ удалился
За мигъ оттуда прочь.
Глостеръ. Бѣдняга нищій.
Эдгардъ. Но мнѣ, представь, казалось, что сверкали
Его глаза, какъ двѣ большихъ луны;
Что на лицѣ имѣлъ онъ не одинъ,
А множество носовъ; что былъ съ кривыми
Рогами онъ, похожими на волны
Своимъ крутымъ изгибомъ. Это былъ,
Я въ томъ увѣренъ, дьяволъ. Долженъ счесть
Счастливымъ ты себя: навѣрно, боги
Тебя спасли. Они, чтобъ показать
Свою намъ власть, творятъ нерѣдко то,
Что не подъ силу бѣднымъ, слабымъ смертнымъ.
Глостеръ. Я вспомнилъ все теперь. Клянусь нести
Впередъ судьбу съ покорностью, покуда
Она сама не возвѣститъ мнѣ громко
Свой приговоръ, сказавъ: «умри, довольно!»
Тотъ призракъ, о которомъ мнѣ сейчасъ
Ты говорилъ, — казалось мнѣ, что это
Былъ человѣкъ, а между тѣмъ онъ точно
Твердилъ все имя дьявола; — я имъ
Туда и приведенъ.
Эдгардъ. Храни въ себѣ
Спокойный этотъ духъ. — Но, чу, — я вижу,
Сюда подходить кто-то.
Здравый умъ
Не выбралъ бы подобнаго наряда.
Лиръ. Не могутъ они запретить мнѣ дѣлать монету: я король!
Эдгардъ. Душу раздираетъ этотъ видъ.
Лиръ. Природа выше искусства! — Вотъ деньги, за которыя ты купленъ. — Смотрите: этотъ негодяй держитъ въ рукахъ лукъ, какъ воронье пугало!.. Дайте мнѣ портняжный аршинъ… Тсс… смотрите, смотрите: мышь!.. Сыру, скорѣй кусокъ поджареннаго сыру!.. Вотъ моя перчатка, — я брошу ее великану въ лицо… Подавайте алебарды! Славно вспорхнула птичка. Въ цѣль, прямо въ цѣль 119)!.. (Эдгарду) Стой, — какой пароль?
Эдгардъ. Майоранъ.
Лиръ. Проходи.
Глостеръ. Мнѣ знакомъ этотъ голосъ.
Лиръ. Гонерилья! — Она съ бѣлой бородой 120)… Онѣ осмѣяли меня, какъ собаку! Увѣряли, будто сѣдые волосы выросли въ моей бородѣ раньше черныхъ. Онѣ на все, что я говорилъ, разомъ да и нѣтъ отвѣчали. Развѣ это Божьи слова? Когда меня дождь мочилъ, когда мои зубы стучали отъ холода, когда громъ не хотѣлъ молчать по моему приказу — я во всемъ этомъ ихъ видѣлъ, ихъ чуялъ!.. Онѣ отъ меня болтовней хотѣли отдѣлаться! Говорили, будто я все могу!.. Неправда, неправда, — я отъ лихорадки не могу уберечься!..
Глостеръ. Узналъ я этотъ голосъ. Не король ли
Передо мной?
Лиръ. Не видишь развѣ? — Каждый
Вершокъ во мнѣ король 121)! Смотри, какъ въ страхѣ
Мои рабы трепещутъ и дрожатъ,
Чуть я взгляну!.. Кто предо мной? Дарую
Тебѣ я жизнь! Въ чемъ грѣшенъ ты? — Въ распутствѣ?
Ты не умрешь!.. Нѣтъ, нѣтъ, не за распутство
Казнятъ людей: — въ моихъ глазахъ свободно
Рой птицъ и мухъ творятъ любовный грѣхъ!
Почетенъ блудъ! Сынъ Глостера побочный
Отца любилъ сильнѣе, чѣмъ любимъ
Дѣтьми былъ я, — дѣтьми, которыхъ честно
Прижилъ на брачномъ дожѣ… Къ дѣлу блудъ!
Грѣху свальному мѣсто: — будетъ больше
Солдатъ къ войнѣ. — Смотри, смотри: стоитъ
Вотъ женщина! Подумать съ виду можно,
Что все въ ней чище снѣга! — Покраснѣть
Заставить ты ее однимъ намекомъ
На сласть грѣха — на дѣлѣ жъ похотливѣй
Она, чѣмъ звѣрь! Хорекъ не такъ охотно
Бѣжитъ на грѣхъ! Въ ней женскаго найдешь ты
Одно лицо — внизу центавръ! [тамъ бездна,
Жаръ, сѣрный смрадъ, зараза!.. Фуй! нѣтъ силъ!
Дай мускусу, аптекарь, освѣжить я
Хочу себя. — Вотъ деньги, получай.] 122)
Глостеръ. О, государь, поцѣловать позвольте
Мнѣ руку вамъ.
Лиръ. Дай обтереть сперва:
Рука могилой пахнетъ 123).
Глостеръ. Вотъ остатокъ
Разбитаго величья! Такъ погибнетъ
И цѣлый міръ. — Меня узнали вы?
Лиръ. Я помню твои глаза; — зачѣмъ ты на меня ими косишься? Не косись, слѣпой купидонъ: любить себя не заставишь. Прочти этотъ вызовъ. Узнаёшь ли ты почеркъ 124)?
Глостеръ. Увы! Когда блестѣлъ бы ярче солнца
Рядъ этихъ буквъ — я все равно бъ не видѣлъ!
Эдгардъ. Разсказу не повѣрилъ бы о томъ,
Что вижу я! — Во мнѣ разбилось сердце!
Лиръ. Читай.
Глостеръ. Чѣмъ? — У меня вмѣсто глазъ пустыя впадины125).
Лиръ. Ну, въ такомъ случаѣ мы съ тобой одного поля ягоды: — нѣтъ глазъ во лбу, а денегъ въ карманѣ. Глазамъ твоимъ тяжело, зато карману легче. Значитъ, ты не видишь, что дѣлается на свѣтѣ?
Глостеръ. Вижу глазами моего чувства.
Лиръ. Ты съ ума сошелъ! Какъ же человѣкъ можетъ видѣть, не имѣя глазъ? Смотри ушами!.. Видишь, какъ этотъ судья глумится надъ пойманнымъ воромъ? Слушай же, что я тебѣ скажу на ухо: вели имъ помѣняться мѣстами… Разъ, два, три.126)!.. Смотри теперь, кто воръ, кто судья?.. Случалось ли тебѣ видѣть, какъ собака фермера лаетъ на нищаго?
Глостеръ. Случалось, сэръ.
Лиръ. И какъ бѣднякъ пускался безъ оглядки
Бѣжать отъ пса? — Ты видѣть въ этомъ могъ
Земной эмблему власти: песъ ея
Послушнымъ былъ орудьемъ. — Руки прочь,
Злодѣй-палачъ! До крови истерзалъ
Продажную ты тварь! Самъ становись
Подъ плеть свою: — горишь желаньемъ ты
Тотъ самый грѣхъ съ ней сдѣлать, за который
Ты бьешь ее. — Повѣсилъ ростовщикъ
Того, кто задолжалъ ему! 127) [Сквозитъ
Малѣйшій грѣхъ чрезъ рубище; но всѣ
Злодѣйства скроетъ бархатъ! Если въ броню
Злодѣй одѣтъ изъ золота — судъ правды
На немъ свой сломитъ мечъ, а кто въ лохмотьяхъ-
Того легко соломинкой ничтожной
Сразитъ пигмей! — Виновныхъ нѣтъ! — Ты слышалъ?
Виновныхъ нѣтъ! — я такъ сказалъ! Ихъ нѣтъ!
Я всѣхъ простилъ! — Замѣтитъ пусть исправно
Мои слова тотъ, кто имѣетъ власть
Замазать рты доносчикамъ] — пусть купитъ
Себѣ очки и смотритъ въ нихъ, не видя,
Точь-въ-точь сановникъ важный, что съ лѣтами
Свой прожилъ умъ… Эй, эй, прочь сапоги!
Тащите ихъ!
Эдгардъ. Какая смѣсь разсудка
Въ его словахъ съ безумствомъ!
Лиръ (Глостеру). Если хочешь
Заплакать съ горя ты — возьми себѣ
Мои глаза. — Ты мнѣ знакомъ: зовутъ
Тебя, я знаю, Глостеромъ. Утѣшься!
Мы съ плачемъ всѣ рождаемся на свѣтъ.
Нашъ первый вздохъ бываетъ вмѣстѣ съ тѣмъ
И нашимъ первымъ крикомъ. Въ назиданье
Скажу тебѣ я слово…
Глостеръ. Горе, горе!
Ужасный день!
Лиръ. Сказалъ ужъ я, что всѣ
Родимся съ плачемъ мы, вступая въ этотъ
Дурацкій міръ… Смотри: что это? Шляпа
Изъ войлока!.. Тс… слушай, вотъ какую
Придумалъ хитрость я: мы обернемъ
Тѣмъ войлокомъ копыта лошадей;
Подкрадемся мы съ ними незамѣтно
Къ зятьямъ моимъ — и вотъ тогда-то бей!
Бей, бей ихъ всѣхъ!..
Посланный. Вотъ онъ, вотъ онъ! Старайтесь
Имъ овладѣть. — Дочь ваша ожидаетъ
Васъ, государь.
Лиръ. Какъ, плѣнникъ я? Спасенья
Мнѣ, значитъ, нѣтъ?.. Останусь вѣчно я
Шутомъ фортуны злой!.. О, обращайтесь
Со мной добрѣй: — я заплачу вамъ выкупъ.
Мнѣ нуженъ врачъ; вѣдь раненъ тяжело
Мой бѣдный мозгъ!..
Посланный. Получите вы все,
Что только пожелаете.
Лиръ. Защиты
Мнѣ больше нѣтъ, — остался я одинъ!..
О, вотъ причина гдѣ, чтобъ слезы солью
Разъѣли мнѣ глаза 128), чтобъ прахъ земной
Я полилъ ими весь, какъ поливаетъ
Садовникъ садъ свой лейкой!
Посланный. Добрый сэръ…
Лиръ. Увидите, что, какъ женихъ, умру
Я съ бодростью! Ха-ха, не правда ль, счастье
Ко мнѣ пришло? — Вѣдь я король! Слыхали ль
Объ этомъ вы?..
Посланный. Вы нашъ король державный;
Мы слуги вамъ во всемъ.
Лиръ. Ну то-то жъ! — Значитъ,
Не все еще пропало! — А хотите
Вы это знать — посмотримъ, кто догонитъ
Меня скорѣй… Ловите — убѣгу!..
Посланный. Въ послѣднемъ бѣднякѣ ужасенъ былъ бы
Подобный видъ; когда жъ такимъ несчастьемъ
Сраженъ король — должны нѣмѣть при этомъ
И мысли и языкъ! На счастье, есть
Еще у старца дочь. Она сотретъ
Позорное пятно, какимъ покрыли
Природу двѣ сестры ея.
Эдгардъ (посланному). Привѣтъ вамъ,
Достойный сэръ.
Посланный. Благодарю. Чего
Желаешь ты?
Эдгардъ. Узнать хочу я, правда ль,
Что будетъ скоро битва?
Посланный. Безъ сомнѣнья.
Объ этомъ могъ не слышать лишь глухой.
Эдгардъ.: Могу ли я спросить, какъ далеко
Войска враговъ?
Посланный. Близехонько: они
Спѣшатъ сюда-усиленно; мы скоро
Увидимъ ихъ.
Эдгардъ. Благодарю васъ, сэръ.
Вотъ все, что знать хотѣлъ я.
Посланный. Королева
Осталась здѣсь покамѣстъ по причинамъ,
Извѣстнымъ ей; но армія давно
Ужъ двинулась.
Эдгардъ. Благодарю еще. (Посланный уходитъ).
Глостеръ. Богамъ безсмертнымъ въ руки предаю
Я жизнь мою! Не попущу, чтобъ демонъ
Вновь побудилъ, въ противность волѣ ихъ,
Меня искать конца въ самоубійствѣ.
Эдгардъ. Свята, отецъ, мольба твоя.
Глостеръ. Но кто,
Скажи мнѣ, ты?
Эдгардъ. Бѣднякъ я, проученный
Рукой судьбы. Не позабылъ своихъ
Я прошлыхъ бѣдъ, а потому съ участьемъ
Смотрю на горе ближнихъ. — Дай мнѣ руку;
Тебѣ найду я гдѣ-нибудь пріютъ.
Глостеръ. Благодарю. Небесъ благословенье
Будь надъ тобой! Пускай оно сторицей
Воздастъ тебѣ за все. (Входитъ Освальдъ).
Освальдъ (въ сторону). Эге, добыча
Ползетъ сама. Вотъ счастье гдѣ мое!
Я за него обязанъ буду этой
Безглазой головѣ. (Громко) Ну, старый плутъ!
Попался ты! Молись скорѣй; готовъ мой
И вынутъ мечъ.
Глостеръ. Рази, мой другъ! Лишь только бъ
Достало силъ рукѣ твоей направить
Его мнѣ въ грудь. (Эдгардъ бросается между ними).
Освальдъ. Ты что, мужикъ, суешься?
Иль защищать задумалъ ты собой
Измѣнника? Бѣду накликать хочешь
Самъ на себя? Прочь, говорю тебѣ.
Эдгардъ (тономъ простолюдина).
Нѣтъ, ты постой! Не растолкуешь толкомъ —
Такъ не уйду 129).
Освальдъ. Назадъ, покуда цѣлъ!
Эдгардъ. Проходите, ваша милость, своей дорогой. Бѣдный народъ обижать нехорошо. Намъ и безъ того солоно жить, на свѣтѣ; — есть отчего помереть просто. А старичка вы не троньте. Это я вамъ въ сурьезъ говорю. Если вы къ нему подступите — смотрите, чтобъ я вамъ самимъ трезвону не задалъ. У меня палка тоже о двухъ концахъ.
Освальдъ. Прочь, навозная куча!
Эдгардъ, (своимъ голосомъ). Вижу, что зубы тебѣ пересчитать придется! Ну, ну, очень боюсь я твоего меча!
Освальдъ. А, смердъ, меня убилъ ты… такъ бери же
Мой кошелекъ. Когда удачи хочешь
Ты и впередъ — зарой меня, но прежде
Возьми письмо: вотъ здѣсь оно. Отдай
Его Эдмунду Глостеру, — найдешь ты
Его въ британскомъ станѣ. О, не кстати,
Не кстати эта смерть!.. (Умираетъ),
Эдгардъ. Тебя я знаю,
Прислужникъ и наглецъ! Не отыскать
Преступной госпожѣ твоей мерзавца
Усерднѣе тебя, чтобъ потакать
Ея порочнымъ гнусностямъ.
Глостеръ. Убитъ онъ?
Эдгардъ. Садись, отецъ, и успокойся. — Надо
Теперь мнѣ обыскать его. Письмо,
Которое онъ везъ, быть-можетъ, точно
Полезно будетъ намъ. — Онъ мертвъ. Жалѣю,
Что не палачъ покончилъ съ нимъ. (Вынимаетъ письмо)"
Посмотримъ,
Долой печать, — стѣсняться тутъ не кстати.
Секретъ врага нерѣдко вырываютъ
Изъ груди вмѣстѣ съ сердцемъ, такъ письмо
Открыть подавно можно. (Читаетъ)
«Помни наши взаимныя обѣщанья. Ты найдешь много случаевъ съ нимъ покончить. Будь только твердъ въ намѣреніи; средство же и время представятся сами собой. Если ему удастся вернуться побѣдителемъ — тогда все пропало. Я буду плѣнницей, и постель его сдѣлается моей вѣчной тюрьмой. Спаси меня отъ этой унылой, дрянной судьбы и займи въ награду его мѣсто.
твоя преданная Гонерилья".
Эдгардъ. О, женщины, измѣнчивости вашей
Предѣла нѣтъ! Преступный заговоръ,
И на кого жъ? — на мужа, чья душа
Такъ преданна! — И все затѣмъ, чтобъ мѣсто
Его мой занялъ братъ! — Въ песокъ зарою
Тебя я, негодяй, посолъ разврата!
Письмо жъ, когда придетъ пора, отдамъ
Я герцогу — тому, чьей жизни было
Оно угрозой злой. Послала счастье
Ему судьба тѣмъ, что успѣлъ убить
Злодѣя я и все ему открыть. (Уноситъ трупъ)
Глостеръ. Король лишился разума! Зачѣмъ же
Такъ крѣпокъ разумъ мой? Зачѣмъ такъ ясно
Рисуются въ моемъ воображеньи
Тѣ горести, которыя пришлось
Мнѣ выносить? — Будь сумасшедшимъ я —
Оторваны мои бы были мысли
Отъ чувства тяжкихъ золъ моихъ; сознанья бъ
Я былъ лишенъ; не мучился бы мыслью
О томъ, что я терплю! (Эдгардъ возвращается).
Эдгардъ. Пойдемъ, отецъ.
Дай руку мнѣ. Я слышу барабаны.
Найдемъ тебѣ пріютъ мы у друзей. (Уходятъ).
СЦЕНА 7-я.
[править]Корделія. Мой добрый Кентъ, чѣмъ наградить могу
Я всѣ твои заслуги? Жизни мало
Мнѣ для того, чтобы за нихъ воздать,
Какъ стоишь ты.
Кентъ. Признать заслуги, значитъ —
Ихъ наградить. Все то, что я сказалъ —
Одна святая правда; не прибавилъ
Я лишняго ни слова, а равно
Не утаилъ.
Корделія. Одѣнься же теперь
Приличнѣе. Твой видъ напоминаетъ
О горькомъ прожитомъ. Перемѣни,
Прошу, твою одежду.
Кентъ. Извините,
Милэди, мнѣ; но я бы не желалъ
Пока еще быть узнаннымъ. Я этимъ
Испорчу, что задумалъ. Надо мнѣ,
Чтобъ до поры меня не узнавали
Ни вы ни кто другой.
Корделія. Ну, если такъ,
Пусть будетъ, какъ ты хочешь. (Врачу) Что король?
Врачъ. Онъ спитъ теперь спокойно.
Корделія. Исцѣлите
Его, благіе боги! — Тихій миръ
Вновь даруйте душѣ его, смущенной
Подъ гнетомъ золъ! — Вѣдь старца обратила
Ихъ власть почти въ ребенка 131).
Врачъ. Если вамъ
Угодно, государыня, — мы можемъ,
Пожалуй, разбудить его: онъ спалъ
Достаточно.
Корделія. Все дѣлайте, что вы
Находите полезнымъ. Ваше знанье
Будь вамъ руководителемъ. — Одѣтъ ли.
Какъ должно, онъ?
Служитель. Мы въ чистое успѣли
Его одѣть въ глубокомъ снѣ.
Врачъ. Останьтесь,
Милэди, здѣсь. Я убѣжденъ вполнѣ,
Что, пробудясь, вести себя онъ будетъ
Разумно и спокойно 132).
Корделія. [Я останусь.
Врачъ. Приблизьтесь же, а между тѣмъ пускай
Играетъ музыка.] 133)
Корделія. О, дорогой, любимый,
Безцѣнный мой отецъ. (Цѣлуетъ спящаго Лира).
Бальзамъ цѣлебный
Пускай струится съ губъ моихъ, чтобъ могъ
Тебя онъ исцѣлить 134)! Мой поцѣлуй
Загладитъ пусть тяжелыя страданья,
Какими былъ нарушенъ твой покой
Жестокостью сестеръ моихъ!
Кентъ. Святая
И милая принцесса!
Корделія (обращаясь попрежнему къ спящему Лиру).
Если бъ не былъ
Ты даже ихъ отцомъ — однѣ твои
Священныя сѣдины пробудить бы
Должны въ нихъ были жалость 135)! [Горько вспомнить,
Какъ въ страшный часъ, подъ громомъ и дождемъ,
Среди сверкавшихъ молній — съ бурнымъ вихремъ
Боролся ты, какъ бѣдный часовой,
Забытый на посту своемъ, безъ всякой
Иной себѣ защиты, кромѣ бѣдныхъ
Твоихъ сѣдинъ!] Когда бы укусила
Меня собака моего врага
Въ подобный часъ — собаку не прогнала бъ.
За двери я! А ты, отецъ, пріюта
Искалъ себѣ въ хлѣву; гнилой соломой
Ты грѣлъ себя! — Почесться чудомъ можетъ,
Что за разсудкомъ не лишился вслѣдъ
И жизни ты! — Тсс… тише, — онъ проснулся!
Прошу, заговорите съ нимъ. (Лиръ пробуждается).
Врачъ. Вамъ лучше
Самимъ исполнить это.
Корделія. Какъ здоровье
Достойнаго монарха? Всѣмъ ли здѣсь
Довольны вы?
Лиръ. Мнѣ больно, что меня
Вы вынули изъ гроба. — Геній чистый,
Я знаю, ты… а я!.. Привязанъ я
Вѣдь къ огненному ложу. Слезы жгутъ
Меня свинцомъ растопленнымъ!
Корделія. Узнали ль
Меня вы, повелитель?
Лиръ. Знаю: — ты
Небесный духъ. — Когда ты умерла?
Корделія (врачу). Все бредитъ онъ попрежнему.
Врачъ. Проснуться
Онъ не успѣлъ. Оставимте его,
Чтобъ онъ успѣлъ очнуться. (Отходятъ).
Лиръ. Гдѣ я былъ?
И гдѣ теперь? — День свѣтелъ… Для чего же
Мнѣ лгали такъ? Умру я, увидавъ
Еще подобный день… Не знаю я,
Что говорю. — Я даже не скажу,
Мои ли это руки; — убѣдиться
Хочу я въ томъ, — мои: булавка колетъ.
Какимъ бы средствомъ точно мнѣ узнать,
Что я?.. гдѣ я?..
Корделія. Взгляните на меня!
Сложите ваши руки, чтобъ почтить
Меня благословеньемъ.
Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
Не надо, государь! О, встаньте, встаньте!
Лиръ. Прости меня, не смѣйся надо мной!
Вѣдь я старикъ, старикъ больной и глупый!..
Вѣдь восемьдесятъ слишкомъ прожилъ лѣтъ
На свѣтѣ я! Мнѣ чудится, что даже
Не въ полномъ я умѣ. Порою смутно
Сдается мнѣ, что видѣлъ васъ когда-то
Обоихъ я: — тебя, его! Но все же
Я въ этомъ сомнѣваюсь. Мнѣ не вспомнить,
Гдѣ мы теперь, затѣмъ я такъ одѣтъ?..
Не знаю даже, какъ и гдѣ провелъ
Я нынѣшнюю ночь!.. (Вглядывается въ Корделію).
Прошу, не смѣйся
Надъ тѣмъ, что я скажу; но мнѣ сдается,
Смотря тебѣ въ лицо, что ты… что ты —
Дитя мое, что дочь ты мнѣ!.. Что ты —
Моя Корделія!..
Корделія. Я!.. Я!.. Я точно!
Лиръ. Постой, постой! Дай мнѣ взглянуть, мокры ли
Твои глаза?.. Да, да, ты плачешь точно!..
Ахъ, лишь не плачь! Дай яду мнѣ; его
Я выпить радъ. — Вѣдь знаю я, что ты
Любить меня не можешь! Много горя
(Теперь я вспомнилъ это) привелось
Мнѣ вынесть отъ сестеръ твоихъ, хотя
Причинъ у нихъ такъ поступать со мною
И не было; но у тебя на то
Причина есть…
Корделія. Нѣтъ, нѣтъ!..
Лиръ. Скажите жъ мнѣ,
Во Франціи я, значитъ?..
Кентъ. У себя,
Въ своемъ вы государствѣ.
Лиръ. Вамъ меня
Обманывать грѣшно.
Врачъ (Корделіи). Теперь вамъ можно
Утѣшиться, милэди: злой порывъ
Безумія прошелъ; [но не давайте
Ему припоминать и много думать
О томъ, что ужъ прошло,] 136) иначе можетъ
Опасность вновь вернуться. Уведите
Его съ собой, чтобъ не смущался онъ
До полнаго покоя.
Корделія. Не угодно ль
Уйти вамъ, государь?
Лиръ. Со мной такъ много
Хлопотъ тебѣ!.. Лишь не сердись… прости,
Прости меня… я поглупѣлъ и старъ.
Рыцарь (Кенту). Скажите мнѣ, вѣрна ль молва, что будто
Убить Корнуэльскій герцогъ?
Кентъ. Это вѣрно.
Рыцарь. Но кто жъ тогда ведетъ его войска?
Кентъ. Какъ говорятъ, Эдмундъ, побочный сынъ
Милорда Глостера.
Рыцарь. Я слышалъ также,
Что изгнанный его законный сынъ,
Эдгардъ, бѣжалъ въ Германію, а вмѣстѣ
Бѣжалъ съ нимъ будто Кентъ.
Кентъ. Довольно всякихъ
Наслушались мы слуховъ. Время думать
Теперь намъ о защитѣ. Непріятель
Недалеко.
Рыцарь. Кровопролитенъ будетъ
Навѣрно этотъ бой. — Прощаюсь съ вами,
Достойный сэръ. (Уходитъ рыцарь).
Кентъ. Каковъ бы ни былъ бой,
Но разрѣшить онъ долженъ мнѣ задачу:
Бѣду мой планъ намъ дастъ или удачу. (Уходитъ).
ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.
[править]СЦЕНА 1-я.
[править]Эдмундъ (одному изъ свиты). Ступай спросить у герцога, готовъ ли
Для битвы онъ, иль измѣнилъ, быть-можетъ,
Опять свой планъ. — Себѣ противорѣчивъ
Онъ что ни часъ. — Пусть скажетъ наконецъ
Онъ намъ свое послѣднее рѣшенье. (Офицеръ уходитъ).
Регана. Гонецъ сестры навѣрно былъ задержанъ
Какимъ-нибудь несчастьемъ 138).
Эдмундъ. Безъ сомнѣнья.
Регана (подходя къ нему, говоритъ тихо).
Теперь скажи — но лгать не смѣй! — ты знаешь,
Чѣмъ сдѣлалась я нынче для тебя; —
Такъ отвѣчай мнѣ безъ утайки: точно ль
Не любишь ты сестру?
Эдмундъ. Ее люблю я
Почтительно, какъ братъ.
Регана. А замѣнять
Ей мужа невзначай не приходилось?
Эдмундъ. [Что за безсмыслица!
Регана. Сдается мнѣ,
Что вы стакнулись съ ней; стакнулись такъ,
Что васъ не развести уже.] 139)
Эдмундъ. Все вздоръ
И ложь одна; — клянусь тебѣ въ томъ честью.
Регана. Ее я ненавижу!.. Такъ не вздумай
И ты сближаться съ ней.
Эдмундъ. Не безпокойся;
А кстати вотъ идетъ она сама,
И съ герцогомъ. (Входятъ Альбани, Гонерилья и свита).
Гонерилья (тихо, смотря на Эдмунда). Скорѣй согласна буду
Я битву проиграть, чѣмъ уступлю
Его сестрѣ.
Альбани (Реганѣ). Примите нашъ любезный
Привѣтъ, сестрица. (Эдмунду) Вамъ же, сэръ, сказать
Вотъ что обязанъ я: король нашелъ
Убѣжище у дочери, и съ нимъ
Ушла туда жъ ватага недовольныхъ
Теченьемъ дѣлъ въ странѣ. Я обнажать
Привыкъ свой мечъ въ защиту только честныхъ
И правыхъ дѣлъ, и ежели теперь
Готовъ итти на бой, то потому лить,
Что Франція вторгается въ предѣлы
Открыто къ намъ; но противъ короля
Я не боецъ. Равно не стану драться
И противъ тѣхъ, которые имѣютъ,
Увѣренъ въ этомъ я, немало данныхъ,
Чтобъ быть, врагами нашими.
Эдмундъ. Умно
И честно въ полномъ смыслѣ.
Регана. Только врядъ ли
Умѣстно говорить о томъ.
Гонерилья. Въ согласьѣ
Должны теперь итти мы на врага;
А этимъ всѣмъ домашнимъ дрязгамъ здѣсь
Не мѣсто, сэръ.
Альбани. Рѣшимте жъ планъ сраженья
Въ совѣтѣ съ ветеранами войны.
Эдмундъ. Я буду дожидаться васъ въ палаткѣ.
Регана. Сестра, идешь ты съ нами?
Гонерилья. Нѣтъ.
Регана. Приличнѣй
Тебѣ уйти.
Гонерилья (тихо). Насквозь тебя я вижу.
(Громко) Изволь, иду.
Эдгардъ. Прошу васъ не побрезгать,
Достойный сэръ, несчастнымъ бѣднякомъ.
Мнѣ надо вамъ сказать два-три словечка.
Альбани (прочимъ). Я буду къ вамъ сейчасъ. (Всѣ уходятъ).
Ну что, въ чемъ дѣло?
Эдгардъ. Вотъ вамъ письмо; откройте и прочтите
Его предъ битвою. Когда побѣда
Останется за вами — пусть герольдъ
Зоветъ трубой подателя письма. —
Хоть съ виду я ничтоженъ, но, повѣрьте,
Представлю вамъ отважнаго бойца,
Который поддержать сумѣетъ честно,
Что сказано въ письмѣ. — Когда же бой
Окажется несчастенъ — значитъ, ваша
Судьба на свѣтѣ рушилась и всѣмъ
Намѣреньямъ конецъ. — Прощайте! Будь
Рука надъ вами счастья.
Альбани. Погоди;
Дай мнѣ прочесть сначала.
Эдгардъ. Не могу;
Мнѣ это не позволено; — когда же
Придетъ пора — велите лишь герольду
Трубить сильнѣй, и я явлюсь сейчасъ.
Альбани. Ну, такъ прощай; — письмо прочту я послѣ.
Эдмундъ. Врага въ виду. Велите занимать
Войскамъ мѣста. Вотъ свѣдѣнья о томъ,
Какъ силенъ непріятель; — ихъ собрали
Съ возможно вѣрной точностью. Не худо бъ
И вамъ поторопиться.
Альбани. Для всего
Свое найдется время. (Уходитъ Альбани).
Эдмундъ. Имъ обѣимъ
Поклялся я въ любви. Не терпятъ обѣ
Онѣ другъ друга такъ же, какъ ехидну
Не терпитъ тотъ, кто ею укушенъ..
Вопросъ теперь: которую изъ двухъ
Мнѣ лучше взять? Одну? Обѣихъ вмѣстѣ?
Иль ни одной? — Въ обѣихъ пользы мнѣ
Не будетъ все равно, покуда обѣ
Онѣ живутъ. — Связаться со вдовой? —
Такъ на стѣну полѣзетъ Гонерилья!
А взять ее? — Какой въ томъ прокъ, покуда
Живъ мужъ ея? — Всего полезнѣй будетъ,
Какъ кажется, воспользоваться имъ,
Чтобъ кончить бой, а тамъ пускай она,
Когда ужъ ей не терпится, отыщетъ
Сама удобный способъ, какъ скорѣе
Его сбыть съ рукъ. — Что жъ до того, что онъ
Болталъ объ уваженьи къ старику
Съ Корделіей — то лишь бы въ руки мнѣ
Они попались оба послѣ битвы!
Раздѣлаться съ обоими какъ должно
Сумѣю я! — Вѣдь въ свѣтѣ я живу,
Чтобъ грудью брать задуманное смѣло,
А болтовня — до ней мнѣ нѣту дѣла! (Уходитъ).
СЦЕНА 2-я.
[править]Эдгардъ. Сядь здѣсь, отецъ, подъ деревомъ. Молись,
Чтобъ правому послало помощь небо.
Когда къ тебѣ я возвращусь съ вѣстями,
Такъ съ добрыми.
Глостеръ. Будь небо надъ тобой.
Эдгардъ. Бѣги, отецъ! Дай руку мнѣ, спасайся!
Проигранъ бой, — и Лиръ и дочь въ плѣну!
Идемъ, идемъ, дай руку!
Глостеръ. Я не двинусь.
Не все-ль равно, гдѣ ни придется тлѣть.
Эдгардъ. Ты снова поддался угрюмымъ мыслямъ.
Не забывай, что людямъ суждено
Равно терпѣть, рождаясь въ свѣтъ, а также
Готовясь съ нимъ проститься. Твердость намъ
Нужнѣй всего. — Идемъ!
Глостеръ. Сказалъ ты правду. (Уходятъ).
СЦЕНА 3-я.
[править]Эдмундъ (указывая на Лира и Корделію).
Пусть изъ возьмутъ и крѣпко сторожатъ,
Пока не выйдетъ должнаго рѣшенья,
Что дѣлать съ ними дальше.
Корделія (Лиру). Чаша зла
Досталась намъ за доброе желанье!
Сама я все безъ ропота бъ снесла;
Но сердце мнѣ щемятъ твои страданья!
Ужели тѣхъ сестеръ и дочерей
Мы больше не увидимъ?
Лиръ. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
Идемъ въ тюрьму! Какъ птицы въ клѣткѣ, будемъ
Въ тюрьмѣ мы пѣть. Когда благословенья
Попросишь ты — я встану на колѣни
Передъ тобой и буду умолять,
Чтобъ ты меня простила! Жить мы станемъ
Съ тобой вдвоемъ: — молиться будемъ, пѣть,
Другъ друга тѣшить сказками о прежнихъ
Счастливыхъ дняхъ, — на бабочекъ смотрѣть!
Услышимъ мы извѣстья отъ своихъ
Товарищей по горю о событьяхъ
И новостяхъ на свѣтѣ; станемъ съ ними
Объ этомъ толковать; увидимъ, кто
Возвысился, кто палъ; всему мы скажемъ
Свой тоже приговоръ, какъ будто бъ были
Мы судьями Творца 141). Мы и въ тюрьмѣ
Такимъ путемъ свое участье примемъ
Во всѣхъ событьяхъ міра: будемъ знать
Всѣ споры знатныхъ лицъ — ихъ ссоры, дрязги*
Что безъ конца волнуются, какъ воды
Прилива подъ луной
Эдмундъ. Возьмите ихъ.
Лиръ. Прольютъ благоуханье сами боги
На жертву ту, которую приносимъ
Другъ другу мы! Моя ты! — Кто захочетъ
Насъ разлучить — огонь небесный тотъ
Похитить долженъ будетъ, чтобы, дымомъ
Заставить насъ бѣжать, какъ выгоняютъ
Лисицъ изъ норъ! — Не плачь; отри глаза!
Врагамъ скорѣй проказа сгложетъ тѣло,
Чѣмъ станемъ плакать мы! — Сгніютъ они.
Не видя плача нашего. — Идемъ!
Эдмундъ (одному изъ офицеровъ).
Поди сюда и слушай: вотъ письмо;
Возьми его и тотчасъ же за ними
Ступай въ тюрьму. — Тебя ужъ я повысилъ;
Но если ты, какъ слѣдуетъ, исполнишь
То, что найдешь написаннымъ въ письмѣ.
Тогда считай упроченной навѣки
Свою всю жизнь! Понять способенъ ты,
Что поступать должны по указаньямъ
Мы времени, а кто слезливъ — тотъ лучше
Пусть броситъ мечъ! Приказъ мой твердъ, и съ нимъ
Шутить нельзя. — Согласенъ, такъ берись!
А если нѣтъ — ищи иного счастья.
Офицеръ. Исполню все.
Эдмундъ. Такъ къ дѣлу! Счастья долго
Не будешь ждать; но помни: проволочекъ
Быть не должно, и все, какъ я сказалъ.
Офицеръ. Возить телѣгъ и ѣсть овса не стану.
А здѣсь вѣдь дѣло человѣчьихъ рукъ.
Альбани (Эдмунду). Вамъ счастье улыбнулось, сэръ! Въ бою
Свою вполнѣ вы показали храбрость.
Противники, съ которыми мы бились,
У васъ въ плѣну, и потому мы просимъ,
Чтобъ вы немедля выдали ихъ намъ.
Мы знаемъ, какъ полезнѣй съ ними будетъ
Намъ поступить, принявши во вниманье
Ихъ санъ и нашу выгоду.
Эдмундъ. Объ этомъ
Я раньше васъ подумалъ. Старика
Велѣлъ держать пока подъ крѣпкой стражей.
Его года, а также санъ и званье,
Что добраго, пожалуй, привлекутъ
Къ нему вниманье глупыхъ простяковъ;
Да и войска, которыя покуда
У насъ въ повиновеньи — могутъ также
Пристать къ нему. Я королеву тоже
Велѣлъ отправить съ нимъ, руководясь
Тѣмъ самымъ же. Назначьте день, когда
Угодно будетъ вамъ заняться ими.
Будь это завтра утромъ иль позднѣй —
Ихъ приведутъ. 142) [Теперь же не до нихъ.
Устали мы и всѣ въ крови. Друзья
Друзей лишились въ битвѣ. Вѣдь извѣстно,
Что какъ силенъ бы ни былъ бранный пылъ
Въ разгаръ борьбы — все жъ приведетъ въ концѣ онъ
Съ проклятьямъ и слезамъ, — такъ время ль думать
Теперь о Лирѣ съ дочерью!]
Альбани. Потише,
Любезный сэръ 143)! Позвольте вамъ замѣтить,
Что васъ считаю я себѣ не ровней,
Но подданнымъ.
Регана. Вашъ взглядъ зависѣть будетъ
Отъ нашихъ словъ и отъ того, какимъ
Его почтимъ мы званьемъ. Вамъ подумать
Объ этомъ не мѣшало бъ прежде вашихъ
Рѣшительныхъ рѣчей. Онъ наши въ битву
Водилъ войска и облеченъ былъ нашимъ
Довѣріемъ, а потому считаться
Вполнѣ быть можетъ равнымъ вамъ.
Гонерилья (Реганѣ). Сама ты
Не очень горячись. Достигъ бы онъ
Успѣха самъ, повѣрь, и безъ твоихъ
Ненужныхъ полномочій.
Регана. А теперь
За этотъ я успѣхъ, во имя власти,
Какой облечена, ему дарую
Титулъ намъ равнаго.
Гонерилья. Чтобъ это сдѣлать,
Должна вѣдь будешь прежде выйти замужъ
Ты за него 144).
Регана. Смѣясь, не напророчь 145).
Гонерилья. Былъ кривъ тотъ глазъ, который увидалъ
Такое чудо въ будущемъ 146).
Регана. Умѣла бъ
Тебѣ я отчитать, что накопилось
Въ моей душѣ, — жаль, не совсѣмъ здорова
Сегодня я 147). (Эдмунду) А ты распоряжайся
Всѣмъ, что увидишь здѣсь: добромъ, войсками
И плѣнными; — я отдаю тебѣ
Все до крохи. — Повелѣвай и мной!
Предъ міромъ всѣмъ я громко объявляю,
Что ты мнѣ мужъ!
Гонерилья. Убѣждена ль ты твердо,
Что будетъ такъ?
Альбани (Гонерилъѣ). Такъ или нѣтъ — помѣхой
Быть не тебѣ.
Эдмундъ. Да и не вамъ, милордъ.
Альбани. Какъ знать еще, любезный полубратецъ 148).
Регана (Эдмунду). Вели сейчасъ войскамъ провозгласить
Тебя моимъ супругомъ 149).
Альбани. Стойте, рѣчь
Сперва за мной. — Эдмундъ, тебя беру
Подъ стражу я! — Ты обвиненъ въ измѣнѣ!
(Гонерилъѣ) Отвѣтишь съ нимъ, красивая змія,
Равно и ты. (Реганѣ) Васъ, милая сестрица,
Я попрошу пока повременить
Желаннымъ вашимъ бракомъ: — это сдѣлать
Я долженъ для жены моей: она
Съ милордомъ вѣдь успѣла обручиться
Еще до васъ, и я, какъ мужъ, обязанъ
Вамъ помѣшать. А если непремѣнно
Вамъ хочется такъ замужъ — обратите
Взглядъ на меня: жену сосватавъ, сталъ я
Свободнымъ самъ.
Гонерилья. Забава хоть куда!
Альбани (Эдмунду). Ты при мечѣ — такъ пусть трубитъ герольдъ.
Когда никто не явится на вызовъ,
Чтобъ доказать, какой ты негодяй —
То вотъ залогъ! (Бросаетъ перчатку). Я выйду самъ и хлѣба,
Клянусь, я не вкушу, пока предъ всѣми
Не докажу, что ты презрѣннѣй вдвое,
Чѣмъ я сказалъ.
Регана (блѣднѣя). Мнѣ дурно… что со мной?..
Гонерилья (въ сторону). Немудрено: будь иначе — не стала бъ
Въ лѣкарства вѣрить я 150).
Эдмундъ (бросая сваю перчатку). Вотъ мой залогъ!
Лжецъ гнусный тотъ, кто назоветъ меня
Измѣнникомъ! Пускай трубитъ герольдъ.
И если кто-нибудь сказать посмѣетъ
Такое слово мнѣ или другимъ —
Я твердою рукою защитить
Свою сумѣю честь.
Альбани. Пускай трубятъ.
Эдмундъ. [Эй, гдѣ герольдъ?] 151)
Альбани. Надѣйся на свое
Лишь мужество. Твои солдаты были
Мной созваны, и я же распустилъ
Ихъ по домамъ.
Регана. Мнѣ съ каждымъ мигомъ хуже!..
Альбани. Она больна; — пускай ее сведутъ
Ко мнѣ въ палатку. (Регану уводятъ).
Эй, герольдъ, труби
И громко прочитай затѣмъ мой вызовъ.
Офицеръ. Пускай трубятъ. (Трубы).
Герольдъ (читаетъ). Если кто изъ облеченныхъ саномъ и рыцарскимъ званіемъ пожелаетъ доказать въ здѣшнемъ военномъ станѣ, что Эдмундъ, называющій себя графомъ Глостеромъ, отъявленный измѣнникъ, — пусть тотъ явится по третьему звуку трубы. Эдмундъ намѣренъ смѣло защищать свою честь.
Эдмундъ. Труби. (Трубятъ въ первый разъ).
Герольдъ. Еще. (Трубятъ во второй разъ).
Герольдъ. Еще. (Трубятъ въ третій разъ. За сценой отвѣчаютъ тѣмъ же. Входитъ Эдгардъ, вооруженный, предшествуемый трубачомъ}.
Альбани. Спросите рыцаря, зачѣмъ сюда
Явился онъ на этотъ трубный вызовъ?
Герольдъ. Кто ты такой? Какой твой родъ и званье?
И для чего явился ты сюда
На трубный звукъ?
Эдгардъ. Я имени лишенъ:
Оно измѣной сглодано и горемъ;
Но знатенъ я не менѣе, чѣмъ тотъ,
Съ кѣмъ я намѣренъ биться.
Альбани. Съ кѣмъ же биться
Намѣренъ ты?
Эдгардъ. Кто называетъ здѣсь
Себя Эдмундомъ Глостеромъ?
Эдмундъ. Я Глостеръ.
Зачѣмъ тебѣ онъ надобенъ?
Эдгардъ. Берись
Тогда за мечъ! Въ лицо тебѣ бросаю
Я вызовъ мой, и если честь осталась
Еще въ твоей душѣ — то защищай
Ее мечомъ. — Я въ бой готовъ! — Во имя
Священныхъ клятвъ, какія произнесъ
Какъ рыцарь, я, а также въ силу правъ,
Даруемыхъ высокимъ этимъ званьемъ,
Я, несмотря на власть твою, на санъ,
На молодость, на счастье и на славу,
Какими ты увѣнчанъ, — объявляю
Тебѣ въ лицо, что гнусный ты измѣнникъ
Передъ отцомъ, предъ братомъ, предъ богами!
Ты сверхъ того преступно виноватъ
Предъ этимъ славнымъ принцемъ: — замышлялъ ты
На жизнь его! Все, словомъ, что ни дѣлалъ
На свѣтѣ ты, — открыто говоритъ,
Что ты злодѣй, — злодѣй отъ гребня шлема
До праха ногъ, который попираешь
Ты на землѣ! Когда посмѣешь это
Ты отрицать — мечомъ, рукой и сердцемъ
Я докажу моихъ правдивость словъ
И ложь твоихъ!
Эдмундъ. По правиламъ бы должно
Узнать сначала мнѣ навѣрняка,
Кто ты такой; но рыцаремъ ты точно
Глядишь на видъ; равно и рѣчь твоя
Звучитъ отважной доблестью. Хотъ могъ бы
По всѣмъ уставамъ рыцарства презрѣть
Я вызовъ твой — но предразсудки чужды
Моей душѣ. — Глотай обратно все,
Что ты сказалъ! Предательство и ложь,
Въ какихъ ты обвинилъ меня — бери ихъ
Себѣ назадъ! Я знаю, что слова
Лишь звукъ пустой и въ цѣль не попадаютъ,
Но я мечомъ словамъ открою доступъ
Туда, гдѣ, разъ попавши, успокоятъ
Они тебя навѣкъ. (Сражаются. Эдмундъ падаетъ).
Альбани. Дай жизнь, дай жизнь
Ему, отважный рыцарь.
Гонерилья (бросаясь къ Эдмунду). Ты коварствомъ
Сраженъ, Эдмундъ! По всѣмъ законамъ ты
Не долженъ былъ сражаться съ первымъ встрѣчнымъ.
Не доблестью сраженъ ты: — жертвой палъ
Злодѣйской ты засады.
Альбани (вынимая полученное имъ отъ Эдгарда письмо).
Прикуси
Себѣ языкъ иль этой я бумагой
Заткну твой дерзкій ротъ. (Эдмунду) Читай, злодѣй!
(Гонерилъѣ) Что жъ до тебя, презрѣннѣйшая тварь
Изъ всѣхъ, какихъ я знаю… Стой!.. Не смѣй
Бумагу рвать: замѣтно по всему,
Что знаешь ты, въ чемъ дѣло тутъ.
Гонерилья. А если бъ
И было такъ? — Владычица здѣсь я,
И нѣтъ судей судить меня 152).
Альбани. Злодѣйка!
Такъ знаешь ты?..
Гонерилья. Отвѣчу не тебѣ! (Уходитъ Гонерилья).
Альбани (одному изъ свиты). Смотри за ней; собой не въ состояньи
Она владѣть.
Эдмундъ (Эдгарду). Все правда, въ чемъ тобою
Я обвиненъ, и много сверхъ того
Откроется еще. Все скоротечно,
Начавъ съ меня! — Но кто, скажи мнѣ, ты,
Счастливый мой соперникъ? Если точно
Высокъ твой родъ — тогда тебѣ прощаю
Я смерть мою.
Эдгардъ. На слово мира — тѣмъ же
Отвѣчу я. Мой родъ высокъ не меньше,
Чѣмъ твой, Эдмундъ, а можетъ-быть, и выше;
А потому тѣмъ злѣе оскорбленье,
Которое нанесъ ты мнѣ. Узнай же,
Что я Эдгардъ; что одному отцу
Обязаны мы жизнью. — Боги правы:
Они изъ нашихъ дѣлаютъ пороковъ
Орудье нашей кары! — Грѣхъ, въ которомъ
Ты зачатъ былъ отцомъ, привелъ къ тому,
Что онъ лишился зрѣнья.
Эдмундъ. Правда все,
Что ты сказалъ! Свершило колесо
Свой поворотъ, и я раздавленъ имъ!..
Альбани (Эдгарду). Я по твоей одной осанкѣ видѣлъ,
Что рыцарь ты! Дай мнѣ себя обнять. —
Пусть горе разобьетъ меня, коль скоро
Я что-нибудь дурное замышлялъ
На васъ съ отцомъ.
Эдгардъ. Я это знаю, сэръ.
Альбани. Но гдѣ же ты скрывался? Какъ успѣлъ
Узнать о томъ, что злымъ постигнутъ горемъ
Былъ твой отецъ?
Эдгардъ. За этимъ горемъ я
Слѣдилъ всегда. — Вотъ въ краткомъ видѣ повѣсть
Моихъ прошедшихъ бѣдъ. — О, если бъ сердце
Мое разорвалось, когда окончу
Я свой разсказъ! — Кровавымъ приговоромъ
Былъ принужденъ во что бы то ни стало
Я прятаться. Поистинѣ намъ сладко,
Должно-быть, жить, когда предпочитаемъ
Мы лучше жить подъ страхомъ ста смертей,
Чѣмъ кончить жизнь однимъ самоубійствомъ! —
Чтобъ скрыть себя, одѣлся я безумцемъ
И бѣднякомъ. Я принялъ видъ, которымъ
Гнушались псы, и въ этомъ страшномъ видѣ
Я встрѣтился съ отцомъ моимъ! Увидѣлъ
Его глаза, подобные двумъ перстнямъ
Безъ яркихъ ихъ камней. — Ему я сталъ
Съ тѣхъ поръ проводникомъ; молилъ я всѣхъ
Помочь ему; старался въ немъ смягчить
Отчаянныя мысли. Никогда
Ему не открывался я (и это
На горе мнѣ). Лишь часъ тому назадъ,
Совсѣмъ вооруженный и готовый
Итти на бой, я, предъ его исходомъ,
Рѣшился попросить, чтобъ онъ меня
Благословилъ. Ему открылъ я все;
Но онъ — увы! — не могъ перенести
Такой внезапной вѣсти. Сердце было
Чрезчуръ въ немъ переполнено! Съ улыбкой
Взглянулъ онъ на меня и съ той же самой
Улыбкой отошелъ, на полпути
Отъ горя къ свѣтлой радости.
Эдмундъ. Растрогалъ
Меня разсказомъ ты! Быть-можетъ, выйдетъ
Изъ этого добро. — Но продолжай:
Ты, кажется, не кончилъ.
Альбани. Если дальше
Разсказъ твой столь же горестенъ — то лучше
Не продолжай: — я вынести не въ силахъ
И то, что мной услышано 153).
Эдгардъ. [Нерѣдко
Бываетъ, сэръ, что люди, съ непривычки
Къ бѣдамъ и злу, разсказанное горе
Считаютъ верхомъ бѣдствій; но теперь
Прибавить долженъ я къ тому, что мной
Ужъ сказано — другой разсказъ, и онъ
Ужаснѣй будетъ перваго. — Когда
Рыдалъ я надъ отцомъ моимъ, явился
Какой-то человѣкъ. Его я прежде
Уже встрѣчалъ; хоть онъ тогда гнушался
Моимъ презрѣннымъ видомъ, но зато,
Узнавъ теперь въ лицо того, кто вынесъ
Такъ много зла, со стономъ онъ повисъ
На шею мнѣ! — Рыдалъ, — рыдалъ такъ горько,
Что растопить своими бъ могъ слезами
Онъ сводъ небесъ. — Припалъ онъ къ мертвецу
И вслѣдъ затѣмъ мнѣ передалъ онъ повѣсть
О тѣхъ ужасныхъ бѣдствіяхъ, какими
Постигнутъ былъ онъ вмѣстѣ съ королемъ. —
Мнѣ повторять, конечно, вамъ не надо,
Что врядъ ли кто когда-нибудь внималъ
Такимъ вѣстямъ. — Онъ выносилъ съ трудомъ
Самъ свой разсказъ: въ немъ помутились мысли,
И онъ, казалось мнѣ, почти былъ близокъ
Къ кончинѣ самъ. Но тутъ раздался звукъ
Второй трубы, и мнѣ пришлось оставить
Его съ отцомъ.
Альбани. Но кто же это былъ?
Эдгардъ. То былъ изгнанникъ Кентъ, — тотъ самый Кентъ,
Который всюду слѣдовалъ, скрываясь
Въ одеждѣ бѣдняка, за королемъ,
Врагомъ своимъ, и оказалъ такія
Ему услуги въ бѣдствіи, какихъ бы
Не оказать вѣрнѣйшему рабу].
Служитель. Бѣда! бѣда!.. Спасите!..
Эдгардъ. Что случилось?
Кого спасать?
Альбани. Въ чемъ дѣло? Говори!..
Эдгардъ. Чья это кровь?
Служитель. Ея, ея! Тепла
Она еще! Изъ сердца вынулъ я
У ней кинжалъ! Она мертва!..
Альбани. Кто, кто?
Служитель. Она! Супруга ваша!.. Отравила
Она сестру! — Сама созналась въ томъ!..
Эдмундъ. Обѣимъ обрученъ былъ я, и вотъ
Вѣнчаетъ смерть насъ всѣхъ союзомъ брачнымъ!
Эдгардъ. Но вотъ и Кентъ. (Входитъ Кентъ),
Альбани. Велите принести
Сюда тѣла обѣихъ — все равно,
Живыхъ или умершихъ. — Воля неба
Сказалась въ томъ! Невольно мы вздрогнуть
Должны предъ ней, — но жалости къ обѣимъ
Мы чувствовать не можемъ. (Кенту) Ты ли это?
Не время говорить теперь при встрѣчѣ
Привѣтствій намъ, будь даже то слова
Одной пустой учтивости.
Кентъ. Пришелъ я,
Чтобъ видѣть короля: — хочу проститься
Навѣки съ нимъ. — Его здѣсь нѣтъ.
Альбани. О, боги!..
Мы главное забыли! Говори,
Скорѣй, Эдмундъ, скорѣй, — гдѣ государь?..
Гдѣ дочь его? (Вносятъ тѣла Реганы и Гонерильи).
Ты видишь это, Кентъ?
Кентъ. Увы, зачѣмъ должно свершиться было
Все это такъ?
Эдмундъ. Любимъ же не на шутку
На свѣтѣ былъ Эдмундъ: сестра сестру
Изъ-за него отравой погубила
И руки наложила на себя.
Альбани. Сказалъ онъ правду! — Пусть закроютъ лица
Обѣимъ имъ.
Эдмундъ. Подходитъ смерть!.. Хочу
Предъ нею я, природѣ вопреки,
Свершить добро. Скорѣй пошлите въ замокъ:
Мной данъ приказъ немедля умертвить
И Лира и Корделію… бѣгите!
Альбани. Скорѣй, скорѣй!..
Эдгардъ. Кому ты далъ приказъ?
Съ гонцомъ послать должны мы знакъ отмѣны; —
Дай намъ его.
Эдмундъ. Ты правъ; пусть онъ съ собой
Возьметъ мой мечъ; покажетъ пусть его
Немедля капитану.
Альбани (Эдгарду). О, бѣги!..
Бѣги скорѣй, какъ будто бъ за тобою
Гналася смерть! (Эдгардъ поспѣшно уходитъ).
Эдмундъ (Альбани). Съ твоей женой вдвоемъ
Мы удавить въ тюрьмѣ велѣли тайно
Корделію и разгласить затѣмъ,
Что собственной рукой она сразила
Сама себя въ отчаяньи.
Альбани. Защитой,
Святые боги, будьте ей!.. Пускай
Его возьмутъ и унесутъ отсюда.
Лиръ. О, плачьте, стономъ плачьте!.. Иль изъ камня
Вы сдѣланы!.. Когда бъ судьба мнѣ ваши
Дала языкъ и голосъ — сводъ небесъ
Своимъ бы я вздрогнуть заставилъ стономъ!
Мертва, мертва!.. Ушла отъ насъ навѣкъ!
Я отличить умѣю смерть отъ жизни…
Какъ прахъ, мертва!.. О, дайте кто-нибудь
Мнѣ зеркало! Когда туманомъ легкимъ
Подернется блестящее стекло
Отъ устъ ея — тогда еще, быть-можетъ,
Она вернется къ жизни!..
Кентъ. День насталъ
Послѣдняго суда!
Эдгардъ. Иль образъ вѣрный
Его всѣхъ ужасовъ.
Альбани. Скорѣе сгинь,
Ужасный день 154)!
Лиръ. Тсс… тише! Легкій пухъ
Колеблется близъ устъ ея!.. Жива!..
Жива она!.. О, если такъ — искупитъ
Всѣ горести былыя этотъ мигъ!
Кентъ (бросаясь предъ нимъ на колѣни).
Король, король мой добрый!
Лиръ (хлопочетъ около Корделіи). Ахъ, уйди!
Прошу, уйди!..
Эдгардъ. Предъ вами Кентъ, — вашъ вѣрный
Слуга и другъ!
Лиръ. Чума на васъ на всѣхъ
Убійцъ презрѣнныхъ!.. Былъ готовъ я думать,
Что спасъ ее — и вотъ она навѣки
Отъ насъ ушла!.. Корделія, помедли
Хоть мигъ одинъ!.. А?.. Что сказала ты?..
Твой голосъ былъ такъ серебристо нѣженъ,
Такъ сладко тихъ… Вѣдь въ женщинѣ всего
Прелестнѣй нѣжный голосъ. — Мертвъ злодѣй,
Которымъ ты убита.
Офицеръ (Альбани). Точно, онъ
Убилъ его.
Лиръ. Не правда ль, другъ? — ихъ всѣхъ
Въ куски бы искрошилъ я въ дни былые
Мечомъ моимъ! — Но нынѣ сталъ я слабъ!
Состарѣлся!.. Разстроило все это
Меня въ конецъ… Сталъ плохо видѣть я…
Кто здѣсь стоитъ? Поближе разсмотрѣть
Мнѣ надо васъ!..
Кентъ. Когда бы власть фортуны
Двѣ крайности задумала свести
И показать намъ мученика рядомъ
Съ своимъ любимымъ баловнемъ — смотрите:
Одинъ изъ нихъ предъ вами.
Лиръ. Здѣсь темно 155)…
Скажи, ты Кентъ?
Кентъ. Я — Кентъ и вмѣстѣ съ тѣмъ
Слуга вашъ старый Каюсъ 156). Вы его
Забыли, сэръ?
Лиръ (въ полузабытьѣ). Нѣтъ, нѣтъ… хорошій былъ
Онъ человѣкъ… исправный, дрался храбро 157).
Но умеръ онъ — въ могилѣ онъ истлѣлъ.
Кентъ. Нѣтъ, государь, предъ вами онъ.
Лиръ. Ну, да…
Тебя узналъ я тотчасъ.
Кентъ. Вслѣдъ за вами
Отъ самаго начала вашихъ бѣдъ,
Какъ тѣнь, ходилъ я слѣдомъ.
Лиръ (слабѣющимъ голосомъ). Гостемъ будь
Желаннымъ здѣсь…
Кентъ. Нѣтъ, сэръ, гостей желанныхъ
Здѣсь больше нѣтъ 158)! Здѣсь гости смерть и мракъ…
Въ отчаяньи безвременную смерть
Нашли двѣ ваши дочери: онѣ
Себя сгубили сами.
Лиръ. Да… объ этомъ
Я слышалъ, кажется…
Альбани. Не понимаетъ
Онъ самъ, что говоритъ; предъ нимъ напрасно.
Стоимъ мы всѣ.
Эдгардъ. Онъ все равно не видитъ.
Офицеръ. Эдмундъ скончался, сэръ.
Альбани. Не до Эдмунда
Намъ всѣмъ теперь. — Друзья мои, намъ должно
Исполнить все, чтобъ облегчить печаль
Несчастнаго страдальца. — Возвратимъ
Ему мы санъ и власть. Пусть государемъ
Онъ будетъ до конца. (Эдгарду и Кенту) Вы оба также
Немедля возстановитесь во всѣхъ
Правахъ и вашихъ званьяхъ, не считая
Наградъ и новыхъ почестей, какими
Вамъ воздадутъ за все, что такъ усердно
Свершили вы. Друзей почтимъ по мѣрѣ
Мы ихъ заслугъ, враговъ же покараемъ
Достойнымъ наказаньемъ. — Ахъ, взгляните!
Лиръ (который во время рѣчи Альбани склонился надъ трупомъ Корделіи).
Задушена!.. Дитя мое 159)!.. Слѣдъ жизни
Навѣкъ угасъ!.. Зачѣмъ живутъ на свѣтѣ
Собака, крыса, лошадь?.. Нѣтъ дыханья
Въ ея груди! Она къ намъ не вернется
Ужъ никогда, о, никогда!.. нѣтъ, нѣтъ 160)!
Прошу васъ, сэръ, ослабьте поясъ мнѣ 161).
Благодарю! — Вы видите ли это?..
Взгляните на уста ея… взгляните!
Сюда, сюда!.. (Умираетъ).
Эдгардъ. Отходитъ онъ. Придите
Въ себя, милордъ.
Кентъ. О, сердце, разорвись 162)!
Эдгардъ. Глаза откройте, сэръ.
Кентъ. О, не смущайте
Его души, — пусть отойдетъ онъ съ миромъ!
Самъ злѣйшій врагъ ему бъ не пожелалъ
Вернуться вновь къ ужасной пыткѣ жизни.
Эдгардъ. Онъ умеръ точно.
Кентъ. Подивиться надо,
Какъ могъ прожить онъ до сихъ поръ: онъ жилъ вѣдь
Насильемъ надъ собой.
Альбани. Пусть унесутъ.
Съ почетомъ должнымъ мертвыхъ. Общій трауръ —
Вотъ что должно покамѣстъ насъ занять.
А что до васъ, друзья моей души,
Товарищами будете моими
Въ правленьи вы; совѣтами благими
Должны вы мнѣ помочь.
Кентъ. Судилъ мнѣ Рокъ
Иное, сэръ: меня итти обрекъ
Онъ старцу вслѣдъ! Судьбѣ сопротивляться
Я не могу.
Альбани 163). Предъ ней должны смиряться
Равно мы всѣ: должны покорно брать,
Что намъ дано, и дерзко не роптать.
Хоть всѣ живутъ, съ несчастьемъ горькимъ споря,
Но старецъ нашъ всѣхъ больше вынесъ горя!
Послала жизнь ему такъ много бѣдъ,
Что ихъ не снесть бы даже въ цвѣтѣ лѣтъ!
ПРИМѢЧАНІЯ.
[править]1. Въ подлинникѣ здѣсь разница текстовъ. Въ изданіи in folio напечатано: „qualities are so weighed“, а въ in quarto: „equalities“, т.-е. въ первомъ случаѣ буквальный переводъ будетъ: „качества (раздѣленныхъ частей) взвѣшены“ и т. д., а во второмъ: „количества“. Не зная, какой редакціи отдать преимущество, я передалъ въ переводѣ оба понятія.
2. Здѣсь непереводимая игра словъ: „conceive“ понимать и „conceive“ зачать. Кентъ говоритъ: „I can not conceive“, т.-е. „я не могу понять васъ“, а Глостеръ отвѣчаетъ: „tlie fellows mother conceived“, т.-е. „мать его поняла“ (или зачала).
3. Въ подлинникѣ: „some year“ — одинъ годъ. Стивенсъ полагаетъ, что должно быть „some years“, т.-е. „нѣсколько лѣтъ“. Но позднѣе (д. 1, сц. 2-я) самъ Эдмундъ говоритъ, что онъ старше брата на 12—14 мѣсяцевъ, т.-е. на годъ. Поэтому я думалъ, что русское выраженіе: „на какой-нибудь годъ“ вполнѣ передаетъ смыслъ выраженія: „some уеаг“.
4. Въ подлинникѣ Лиръ, говоря о своемъ намѣреніи, употребляетъ выраженіе: „our darker purpose“, т.-е. буквально: „нашъ темный умыселъ“; но понятно, что Лиръ хочетъ этими словами сказать только то, что онъ обдумалъ этотъ умыселъ про себя, въ тишинѣ. Понятіе: „темный умыселъ“ имѣетъ на русскомъ языкѣ совсѣмъ другой оттѣнокъ.
5. Въ первомъ изданіи in folio Лиръ говоритъ: „conferring them on yonnger strength“, т.-е. „взваливши ихъ (заботы) на молодыя силы“, а въ изданіяхъ in quarto слово: „strength“ замѣнено словомъ „years“ — годы. Я удержалъ въ переводѣ оба понятія. Въ первыхъ изданіяхъ in quarto нѣтъ слѣдующихъ, заключенныхъ въ скобки, 8 строкъ до словъ „сегодня жъ…“, которыя напечатаны только въ 1-мъ изданіи in folio.
6. Словъ, напечатанныхъ въ скобкахъ, также нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
7. Этотъ стихъ переведенъ по смыслу изданія in quarto, гдѣ напечатано: „where merit doth most challenge it“, т.-е. „гдѣ достоинство болѣе вызоветъ ее“ (т.-е. Лирову щедрость). Въ изданіи же in folio Лиръ говоритъ: „where nature doth with merit challenge“, т.-е. „гдѣ голосъ природы вступитъ въ споръ съ достоинствомъ“. Первый смыслъ яснѣе.
8. Въ нѣкоторыхъ изданіяхъ слово „speak“ — сказать — замѣнено словомъ: „do“, т.-е. „что мнѣ дѣлать?“
9. Въ 1-мъ изданіи in folio эти слова Лира, обращенныя къ Корделіи, напечатаны такъ: „now our joy, although last and least“, т.-е. „ну, моя радость, хотя послѣдняя и меньшая“. Въ другихъ же изданіяхъ вмѣсто слова: „and“ стоитъ: „not“, и тогда смыслъ фразы будетъ: „послѣдняя, но не меньшая“ (подразумѣвается: не меньшая въ моей любви). Я удержалъ эту послѣднюю редакцію, такъ какъ она гораздо трогательнѣе выражаетъ чувства Лира къ Корделіи.
10. Въ подлинникѣ Кентъ говоритъ: „as my great patron thought on in my prayers“, т.-е. буквально: „во время молитвы я смотрѣлъ на тебя (Лира), какъ на своего великаго покровителя“. Смыслъ тотъ, что онъ считалъ Лира почти за божество. Эту мысль вполнѣ передаетъ то выраженіе, которое употреблено въ переводѣ: „на тебя чуть только не молился“.
11. Въ подлинникѣ: „О vassal miscreant!“. Такъ напечатано въ изданіи in folio. Въ in quarto — „recreant“. „Miscreant“ (нечестивый или кощунственный) относится къ выраженію Кента, что Лиръ напрасно зоветъ боговъ. Если жъ принять выраженіе „recreant“ (невѣрный или отступникъ), то переводъ будетъ: „невѣрный вассалъ“.
12. Этихъ словъ Корнуэльса и Альбани нѣтъ въ первыхъ изданіяхъ in quarto. Для объясненія ихъ Роу въ первый разъ напечаталъ въ своемъ изданіи (1709 г.), что Лиръ при этомъ хватается за мечъ.
13. Буквально: „чтобъ ты могъ защитить себя отъ несчастій свѣта“ (жизни).
14. Буквально: „я не отмѣню, что сказалъ“, но мнѣ казалось, что выраженіе: „слова мои — законъ“, гораздо энергичнѣе рисуютъ раздраженнаго Лира, передавая тотъ же самый смыслъ.
15. Въ подлинникѣ: „to dismantle so many folds of favour“, т.-е. „чтобъ сбросить (съ Корделіи) плащъ столькихъ милостей“. Я не считалъ возможнымъ употребить въ переводѣ такое натянутое выраженіе.
16. Въ изданіи in folio: „любить отца“.
17. Этой характерной фразы Эдмунда нѣтъ въ первыхъ изданіяхъ in-quarto.
18. Въ подлинникѣ: „all this done upon the gad“, т.-е. буквально: „все случилось, какъ на остріѣ“. Gad — клинъ или остріе. Настоящій смыслъ: случилось вдругъ или необдуманнj. Выраженіе это соотвѣтствуетъ приведенной русской пословицѣ.
19. Буквально: „пока я его разбужу“. Употребленное въ переводѣ русское выраженіе: „до радостнаго утра“ рельефнѣе передаетъ ту же мысль.
20. Въ подлинникѣ латинское выраженіе: ursa major.
21. Въ подлинникѣ: „like Tom о Bedlam“, т.-е. „какъ Томъ въ Бедламѣ“. Бедламъ — лондонскій сумасшедшій домъ, а имя Томъ часто употреблялось въ англійскомъ языкѣ для выраженія понятій: простякъ, бѣднякъ и т. п.
22. Въ подлинникѣ послѣ словъ: „эти затменія разстроили все“, стоитъ просто fa, sol, la, mi. Нѣкоторые комментаторы полагаютъ, что Эдмундъ, завидя Эдгарда, начинаетъ напѣвать, чтобъ отвлечь его вниманіе отъ своей рѣчи; но въ такомъ случаѣ не было надобности выставлять именно нотъ, а было бъ достаточно сдѣлать примѣчаніе, что Эдмундъ напѣваетъ. Другіе комментаторы, напротивъ, объясняютъ, что Эдмундъ, упомянувъ о неурядицѣ во вселенной, произведенной затменіями, беретъ фальшивый аккордъ, чтобъ картинно выразить эту неурядицу. Я держусь этого же толкованія; но такъ какъ буквальный переводъ не передалъ бы этого оттѣнка понятія, то въ переводѣ прибавлено къ тексту выраженіе: „міровая гармонія звучитъ, какъ фальшивый аккордъ“.
23. Въ подлинникѣ: „dissipation of cohorts“, т.-е. „разстройство въ когортахъ“ или въ войскахъ. Джонсонъ объясняетъ, что вмѣсто: „cohorts“ должно стоять „courts“, т.-е. дворъ. Мнѣніе это однако не имѣетъ рѣшительно никакого основанія. Заключенныхъ въ скобки дальнѣйшихъ строкъ этого монолога и реплики Эдгарда нѣтъ въ изданіи in folio.
24. Дальнѣйшаго, заключеннаго въ скобки, разговора нѣтъ въ изданіи in folio.
25. Въ нѣкоторыхъ позднѣйшихъ изданіяхъ (напр., Деліуса) этотъ монологъ Гонерильи напечатанъ переложеннымъ въ стихи; но они вышли въ самомъ подлинникѣ до того грубы и шероховаты, что я рѣшился сохранить редакцію перваго изданія in folio, гдѣ Гонерилья говоритъ прозой.
26. Въ подлинникѣ Кентъ кончаетъ монологъ словами: „eat no fish“, т.-е. „не ѣмъ рыбы“. Рыбу ѣли въ постные дни католики, считавшіеся въ Шекспирово время дурными христіанами и подданными. Понятно, что какъ эта редакція, такъ и избранная мною для перевода не имѣютъ прямого смысла по отношенію къ языческому двору короля Лира, но тѣмъ не менѣе я полагалъ, что, сохранивъ совершенно смыслъ, въ какомъ Кентъ говоритъ эти слова, я выразился болѣе понятно для русскихъ читателей.
27. Въ подлинникѣ Кентъ говоритъ: „I mar a curions tale in telling it“, т.-е. буквально: „я испорчу интересную сказку, если начну ее разсказывать“. По объясненію Деліуса, Кентъ хочетъ этимъ сказать, что онъ скроменъ и не умѣетъ болтать вздоръ. Въ переводѣ удержанъ этотъ смыслъ.
28. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: „do you bandy looks with me“, т.-е. буквально: „ты перекидываешь мнѣ мой взглядъ“. Выраженіе это заимствовано изъ игры въ шары, когда противникъ посылалъ обратно брошенный ему шаръ.
29. Какъ этой, такъ и всѣхъ прочихъ пѣсенъ и приговорокъ шута приводится буквальный переводъ: „Имѣй больше, чѣмъ показываешь, говори меньше, чѣмъ знаешь; ссужай лишь тѣмъ, что имѣешь; ѣзди верхомъ больше, чѣмъ ходишь; узнавай больше, чѣмъ принимаешь на вѣру; проигрывай меньше, чѣмъ ставишь; брось питье и бабъ — тогда у тебя изъ дважды десяти выйдетъ больше, чѣмъ двадцать“.
30. По изданію in quarto, эти слова говоритъ Лиръ, а по in folio — Кенгъ. Первую редакцію надо считать болѣе вѣрной, потому что свою пѣсню шутъ поетъ Лиру, вслѣдствіе чего онъ ему и отвѣчаетъ.
31. Буквальный переводъ: „поставь возлѣ меня того лорда, который посовѣтовалъ тебѣ отдать твои земли, или встань на его мѣсто самъ. Злой и хорошій дураки обнаружатся немедленно. Одинъ будетъ въ пестромъ платьѣ, другого ищи самъ, какъ знаешь“. Этихъ четырехъ стиховъ шута и дальнѣйшаго разговора до словъ шута: „дай, дядя, мнѣ яичко“, нѣтъ въ изданіи in folio.
32. Въ современныхъ изданіяхъ эти слова шута обыкновенно печатаются такъ: „and ladies too“, т.-е. „а женщины тѣмъ болѣе“. Но въ прежнихъ изданіяхъ вмѣсто слова „ladies“ — женщины, напечатано: „loads“ — кладь, добро. Тогда слова шута получаютъ другой смыслъ, а именно: „она (глупость) имъ нужна также, какъ и добро“ (въ смыслѣ богатство). Въ намекѣ на откупъ глупости шутъ осмѣиваетъ жадность вельможъ, выпрашивавшихъ у королей всевозможныхъ подачекъ и привилегій.
33. Буквальный переводъ: „дуракамъ ни въ одномъ году не жилось такъ худо, потому что умные люди стали нынче глупцами и не знаютъ, куда дѣвать свой умъ. Манеры ихъ стали обезьяньи“.
34. Буквальный переводъ: „онѣ тогда заплакали съ радости, а я съ тоски закурныкалъ пѣсенку, видя, что такому королю, какъ ты, пришлось забавляться игрушками и попасть въ число дураковъ“.
35. Буквально: „тотъ, кто не сбережетъ ни корки ни мякиша, лишенный всего, почувствуетъ нужду во многомъ“.
36. Буквально: „воробей такъ долго кормилъ кукушку, что ему скусили голову ея птенцы“.
37. Здѣсь шутъ прибавляетъ совершенно непонятныя слова: „whoop Jug. I love thee“, т.-е. „ну, ну, Джугъ, я люблю тебя“. Стивенсъ полагаетъ, что это припѣвъ какой-нибудь старинной пѣсни. Джугъ — испорченное имя Джонъ.
38. Въ изданіи in quarto этотъ монологъ Лира напечатанъ прозой.
39. Въ подлинникѣ шутъ говоритъ: „Lear’s shadow“, т.-е.- „тѣнь Лира“.
40. Хотя эти слова Лира обыкновенно печатаются прозой, но они такъ прекрасно гармонируютъ съ прочимъ его монологомъ, что я для сохраненія общаго тона этой сцены рѣшился передать ихъ стихами. Въ изданіи in folio нѣтъ ни этого монолога ни слѣдующей реплики шута.
41. Буквальный переводъ пѣсни шута: „если бы кто-нибудь поймалъ лисицу и такую дочь, тотъ навѣрно бы ихъ задушилъ, когда бы только можно было вымѣнять мой колпакъ на веревку; а теперь дуракъ уходитъ“.
42. Слѣдующій, заключенный въ скобки, разговоръ Гонерильи съ Альбани до прихода Освальда напечатанъ въ первый разъ въ изданіи in folio.
43. Здѣсь Лиръ вспоминаетъ Корделію.
44. Эти стихи шута, по мнѣнію Стивенса, не принадлежатъ Шекспирову тексту, но, вѣроятно, были выдуманы для потѣхи публики какимъ-нибудь актеромъ, игравшимъ роль шута на манеръ тогдашнихъ клоуновъ, т.-е. съ прибаутками собственнаго сочиненія. Тѣмъ не менѣе я не считалъ себя въ правѣ ихъ выпустить, такъ какъ мнѣніе Стивенса не доказано безусловно. Вотъ буквальный переводъ этихъ стиховъ: „та дѣвушка, которая смѣется теперь надъ моимъ отъѣздомъ, въ дѣвушкахъ долго не останется, лишь бы не приключилось разомъ какой-нибудь бѣды“.
45. Въ подлинникѣ употреблено выраженіе: „ear kissing arguments“, т.-е. „вѣсти, цѣлующія ухо“.
46. Послѣднія слова Эдмунда о лунѣ находятся въ связи съ его клеветой, что Эдгардъ, сражаясь съ нимъ, шепталъ заклятія. Луна считалась союзницей и помощницей всѣхъ занимавшихся колдовствомъ.
47. Регана называетъ языческаго короля Лира крестнымъ отцомъ Эдгарда. Подобные анахронизмы встрѣчаются у Шекспира нерѣдко.
48. Кромѣ этихъ словъ Эдмунда, во всей драмѣ нѣтъ ни одного указанія, чтобъ Эдгардъ былъ въ числѣ ста рыцарей, составлявшихъ свиту Лира. Очень можетъ быть, что Шекспиръ нарочно заставляетъ Эдмунда сказать ложь, такъ какъ этимъ прибавляется очень рельефная черта къ его характеру. Хитрый и пронырливый Эдмундъ пользуется дурнымъ настроеніемъ Реганы противъ свиты Лира и успѣваетъ своей ложью достичь двухъ цѣлей: подтвердить ея дурное мнѣніе объ этой свитѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ уронить въ ея главахъ Эдгарда.
49. Въ подлинникѣ Освальдъ говоритъ: „if thou lov’st me — tell me“ т.-е. буквально: „если любишь, такъ скажи“. Выраженіе это употребляется въ англійскомъ языкѣ не въ буквальномъ смыслѣ, но въ видѣ любезнаго обращенія къ тому, съ кѣмъ говорятъ, а потому буквальный его переводъ по-русски придалъ бы этой фразѣ смыслъ, какого въ подлинникѣ нѣтъ.
50. Въ подлинникѣ Кентъ говоритъ: „если бъ мы были въ Липсбурійскомъ загонѣ — я бы тебѣ себя показалъ“. Значеніе этого выраженія осталось необъясненнымъ. Деліусъ полагаетъ, что, можетъ-быть, такъ называлось мѣсто, гдѣ происходили кулачные бои.
51. Какъ въ этомъ, такъ и въ слѣдующемъ монологѣ, Кентъ употребляетъ цѣлую серію ругательныхъ эпитетовъ, изъ которыхъ многіе совершенно потеряли современное значеніе и потому, переданные буквально, не имѣли бы никакого смысла. Такъ, напримѣръ: „трехъ-одёжный, стофунтовый бездѣльникъ (three-suited, hundred-pound knave), глядящій въ зеркало распречопорный негодяй (glassgazing superfinical rogue), наслѣдовавшій одинъ сундукъ рабъ (one-trunk-inheriting slave)“. Другія выраженія еще безсмысленнѣе.
52. Въ подлинникѣ: „а tailor made thee“ — „портной тебя сдѣлалъ“. Бранный смыслъ этихъ словъ былъ бы потерянъ при буквальномъ переводѣ.
53. Въ подлинникѣ: „thou unnecessary letter“, т.-е. „ненужная ты буква“. Послѣдняя буква англійской азбуки Z употреблялась такъ рѣдко, что ее считали ненужной. Въ переводѣ употреблена равнозначащая поговорка.
54. Въ подлинникѣ: „turn their halcyon beaks“, т.-е. „поворачиваютъ свои клювы гальціонъ“. Было народное повѣрье, что чучело птицы гальціоны, повѣшенное на шнуркѣ, всегда поворачиваетъ свой клювъ къ вѣтру.
55. Въ подлинникѣ Кентъ говоритъ: „если бъ мы были на Сарумской равнинѣ, то я прогналъ бы тебя домой въ Камелотъ“. Сарумская равнина въ Соммерсетширѣ, гдѣ стоялъ замокъ короля Артура, славилась какъ пастбище гусей. Замокъ Артура назывался Камелотъ.
56. Заключенныхъ въ скобки строкъ нѣтъ въ изданіи in folio.
57. Въ подлинникѣ Кентъ заключаетъ свой монологъ словами: „а good man’s fortune may grow out at heels“, т.-е. „фортуна честнаго человѣка можетъ вырасти даже на пяткахъ“.
58. Въ подлинникѣ англійская пословица съ тѣмъ же смысломъ: „thou, out of Heaven’s benediction cornet to the warm sun“, т.-е. „попадешь изъ-подъ благословеннаго неба подъ жгучее солнце“.
59. Въ подлинникѣ Эдгардъ, говоря о бѣднякахъ, прибавляетъ ихъ имена: „бѣдняки Тюрлиготъ и Томъ“. Имя Томъ очень часто употреблялось, какъ нарицательное, для выраженія понятія „голякъ“ или „бѣднякъ“. Что же до имени Тюрлиготъ, то Доусъ полагаетъ, что оно произошло отъ названія секты Тюрлюпиновъ, отличавшихся неистовствомъ кривляній въ своихъ сборищахъ.
60. Заключенныхъ въ скобки строкъ нѣтъ въ изданіи in folio.
61. Буквальный переводъ пѣсни шута: „отецъ, носящій лохмотья, дѣлаетъ своихъ дѣтей слѣпыми, но отцы, носящіе мѣшки (съ деньгами), увидятъ своихъ дѣтей ласковыми. Фортуна, эта извѣстная развратница, никогда не повернетъ ключа въ пользу бѣднаго“.
62. Въ этихъ словахъ шута непереводимая игра словъ. Онъ говоритъ, что Лиръ получитъ отъ своихъ дочерей „many dolours“, т.-е. „много горестей“, но слово „dolour“ произносится какъ „dollar“ — монета.
63. Въ подлинникѣ Лиръ называетъ свою болѣзнь именемъ „mother“ или „hysterica passio“. Имя это заимствовано изъ книги Гарснета: „Declaration of poppisch impostors“, т.-е. „обличеніе папскихъ обмановъ“.
64. Буквальный переводъ этой пѣсни: „тотъ, кто служитъ и заискиваетъ ради выгоды и слѣдуетъ (за нами) только для формы, убѣжитъ, когда начнется дождь, и оставитъ тебя подъ бурей. Но я замолчу; дуракъ остановится и предоставитъ бѣжать умному. Дуракъ, который убѣжитъ, окажется бездѣльникомъ, но дуракъ не бездѣльникъ“.
65. Строкъ, заключенныхъ въ скобкахъ, нѣтъ въ изданіи in quarto.
66. Заключеннаго въ скобки окончанія монолога дворянина нѣтъ въ изданіи in folio.
67. Заключенныхъ въ скобки слѣдующихъ 17 строкъ нѣтъ въ изданіи in quarto, остального же монолога Кента нѣтъ въ изданіи in folio.
68. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: „дуй вѣтеръ, пока не лопнутъ щеки“. Мнѣ казалось, что это выраженіе было бы крайне некрасиво въ русскомъ стихѣ, и я замѣнилъ его другимъ, которое имѣетъ совершенно подобное же значеніе.
69. Въ подлинникѣ: „drown’d the cocks“, т.-е. „пока не потопитъ пѣтуховъ“, изображенія которыхъ ставились на башняхъ церквей.
70. Въ подлинникѣ: „rumbie the bellyfull“, т.-е. „реви полнымъ брюхомъ“. Редакція перевода измѣнена по тому же соображенію, которое высказано въ примѣчаніи 68.
71. Буквальный переводъ пѣсни шута: „стручокъ (въ смыслѣ исхудалый голякъ), который захочетъ хозяйничать, прежде чѣмъ найдетъ пріютъ, куда приклонить голову, заведетъ въ головѣ только вшей. Такъ женятся многіе нищіе. Кто для пальца на ногѣ дѣлаетъ то, что слѣдуетъ дѣлать для сердца, будетъ кричать отъ больной мозоли и обратитъ свой сонъ въ безсонницу“.
72. Буквальный переводъ: „тотъ, въ комъ есть хоть капля разсудка, смѣясь (Гей! го!) встрѣтитъ вѣтеръ съ дождемъ и сумѣетъ поладить съ ударами судьбы, потому что дождь идетъ ежедневно“. — Замѣчательно, что вторая и четвертая строки этого четверостишія составляютъ тотъ же самый припѣвъ, который поетъ шутъ въ заключительной сценѣ комедіи: „Двѣнадцатая ночь“.
73. Этимъ оканчивается сцена по изданію in quarto. Дальнѣйшее ея, заключенное въ скобки, продолженіе и пророчество шута напечатаны въ первый разъ въ изданіи in folio.
74. Буквальный переводъ пѣсни шута: „когда попы будутъ меньше дѣлать, чѣмъ говорить; когда пивовары будутъ больше лить воды въ пиво; когда знать проучитъ портныхъ; когда жечь будутъ не еретиковъ, а тѣхъ, которые бѣгаютъ за дѣвчонками; когда всякое дѣло будетъ судиться по закону; когда не будетъ бѣдныхъ рыцарей и задолжавшихъ сквайровъ; когда клеветники не будутъ жить языкомъ; когда карманные воры не будутъ толкаться въ толпѣ; когда ростовщики будутъ открыто считать свое золото, а сводни и потаскушки займутся постройкой церквей — тогда въ государствѣ Альбіона настанетъ великое смятеніе, и кто до него доживетъ, увидитъ, какъ люди ходятъ вверхъ ногами“. — Въ заключительныхъ словахъ шутъ говоритъ о Мерлинѣ, великомъ чародѣѣ средневѣковыхъ легендъ.
75. Рѣчи притворяющагося сумасшедшимъ Эдгарда, какъ въ этой, такъ и въ слѣдующихъ сценахъ, можно было перевести только по догадкамъ и по смыслу, хотя немного подходящему къ этимъ дикимъ и нелѣпымъ выраженіямъ. Многія изъ нихъ остались необъясненными до сихъ поръ, да, можетъ-быть, не имѣли смысла по самому намѣренію автора, задавшагося мыслью изобразить человѣка, который хочетъ, чтобъ его принимали за сумасшедшаго, и потому нарочно говоритъ безсмыслицу.
76. Есть изданія, гдѣ этотъ монологъ Эдгарда печатается стихотворнымъ размѣромъ, въ виду чего нѣкоторые комментаторы видятъ въ немъ искаженный отрывокъ одной старинной баллады, которая однако не была отыскана.
77. Очень многія изъ безсмысленныхъ выраженій Эдгарда, особенно его безпрестанныя повторенія, что онъ одержимъ злыми духами, при чемъ приводятся и ихъ имена, заимствованы Шекспиромъ изъ интересной, появившейся въ 1603 году, книги нѣкоего Самуила Гарснета, впослѣдствіи епископа Іоркскаго. Книга эта, написанная подъ впечатлѣніемъ ужаса, наведеннаго на Англію вооруженіемъ непобѣдимой армады Филиппа II, была направлена противъ католической пропаганды и озаглавлена такъ: „Разоблаченіе утонченныхъ папскихъ коварствъ, употреблявшихся для совращенія сердецъ подданныхъ ея величества со стези вѣрности, подъ предлогомъ изгнанія злыхъ духовъ Эдмундомъ Вестономъ и другими римскими священниками, его злодѣйскими соучастниками“. Это заимствованіе, сдѣланное Шекспиромъ изъ книги, изданной въ 1603 году, послужило однимъ изъ данныхъ для опредѣленія, что драма „Король Лиръ“ не могла быть написана ранѣе 1603 года.
78. Намекъ на повѣрье, что пеликанъ кормитъ дѣтей своими внутренностями.
79. Буквальный переводъ: „Святой Витольдъ трижды прошелъ черезъ поле; встрѣтилъ домового и его девять товарищей; онъ велѣлъ имъ убираться прочь и взялъ съ нихъ клятву. Прочь, нечистая сила, прочь!“ Святой Витольдъ считался защитникомъ противъ нечистой силы. Стихи эти взяты изъ одной старинной баллады.
80. Буквальный переводъ: „мыши, крысы и другая мелкая дичь въ этомъ родѣ сдѣлались пищей Тома вотъ ужъ семь лѣтъ“. Стихи эти — отрывокъ изъ одной старинной баллады. Въ нѣкоторыхъ изданіяхъ къ нимъ присоединяется, въ видѣ перваго стиха, предыдущая фраза монолога Эдгарда объ оружіи и объ лошадяхъ.
81. Вторая строка этого четверостишія не вошла, вѣроятно, вслѣдствіе типографской ошибки, въ первыя изданія. Впослѣдствіи было найдено, что стихи эти взяты изъ одной старинной баллады о Роландѣ, при чемъ отыскана и самая баллада, откуда былъ дополненъ недостававшій стихъ. Вотъ буквальный переводъ этого четверостишія: „Витязь Роландъ подошелъ къ темной башнѣ. Великанъ заревѣлъ и убѣжалъ. Его слово было тихо: фи, пфуй! я слышу запахъ крови британца“.
82. Слѣдующей, заключенной въ скобки, сцены, когда Лиръ призываетъ на судъ своихъ дочерей, нѣтъ въ изданіи in folio до словъ Эдгарда: „да сохранятъ твой разумъ небеса!“ Почему была выпущена въ изданіи in folio такая великолѣпная сцена, неизвѣстно. Полагаютъ, что это было сдѣлано для сокращенія трагедіи при представленіи. Если такъ, то это служитъ лучшимъ доказательствомъ, что изданіе in folio напечатано вовсе не по рукописямъ Шекспира, какъ увѣряютъ издатели, но тоже по искаженнымъ и измѣненнымъ театральнымъ спискамъ, подобно изданіямъ in quarto.
83. Эти стихи также отрывокъ изъ одной старинной баллады. Вотъ ихъ буквальный переводъ: „Плыви, Бэтси, ко мнѣ черезъ потокъ. У нея въ лодкѣ течь, но она не смѣетъ объ этомъ говорить, а потому и не можетъ приплыть къ тебѣ“.
84. Буквальный переводъ этихъ стиховъ: „спишь ты или бодрствуетъ, веселый пастушокъ? Если твои овцы забредутъ въ рожь, свистни только разъ твоими прекрасными устами, и овцы будутъ избавлены отъ всякой напасти“.
85. Въ подлинникѣ Лиръ перечисляетъ клички собакъ: Трей, Блэнчъ. и Чистое сердце (true heart).
86. Буквальный переводъ этой пѣсни Эдгарда: „будь твоя морда черная или бѣлая, будь твой зубъ ядовитъ, когда онъ кусаетъ, бульдогъ, борзая, ублюдокъ, испанская собачонка, ищейка, кургузая шавка, или съ пушистымъ хвостомъ — Томъ заставитъ васъ всѣхъ ревѣть и визжать, потому что если я брошу (въ васъ) мою голову, то собаки перескочатъ черезъ плетень и разбѣгутся“.
87. Сумасшедшіе изъ Бедлама, нищенствуя, постоянно просили пить. Эдгардъ, подражая имъ, говоритъ, что у него пересохло горло. Стивенсъ. напротивъ, объясняетъ, что, проговоривъ стихи, Эдгардъ произноситъ послѣднія слова въ сторону, выражая этимъ, что онъ не въ силахъ болѣе выдерживать свою роль сумасшедшаго и продолжать говорить вздоръ.
88. Этихъ словъ шута, которыми оканчивается въ драмѣ вся его роль, нѣтъ въ изданіи in quarto.
89. Въ изданіи in folio этимъ монологомъ Глостера, съ прибавкой словъ: „идемте, идемте прочь!“ — кончается сцена; дальнѣйшее, заключенное въ скобки продолженіе, дополнено по изданіямъ in quarto.
90. Ужасная сцена, когда Корнуэльсъ вырываетъ Глостеру глаза, была предметомъ многочисленныхъ споровъ между комментаторами. Въ старыхъ изданіяхъ in quarto и in folio нигдѣ нѣтъ указанія, чтобъ ослѣпленіе происходило на глазахъ зрителей, и только Роу въ своемъ изданіи 1709 года въ первый разъ прибавилъ къ тексту драмы прямое объясненіе, что Глостера ослѣпляютъ на сценѣ. Вотъ подлинная редакція этой прибавки: „Geloster is held down while Kornwall treads out one of bis eyes“, т.-е. „Глостера держатъ, пока Корнуэльсъ вырываетъ ему одинъ глазъ“. Эта позднѣйшая прибавка даетъ не безъ основанія поводъ думать, что Шекспиръ съ его утонченнымъ чувствомъ изящнаго умѣлъ смягчить при представленіи драмы непріятное впечатлѣніе этой сцены, для чего, какъ объясняютъ, онъ воспользовался устройствомъ тогдашнихъ театровъ, сцена которыхъ всегда представляла комнату и при ней нишу въ задней стѣнѣ, отдѣленную отъ передней части занавѣсомъ. При подобномъ расположеніи можно было провести сцену ослѣпленія такимъ образомъ, что Глостера схватывали, тащили въ глубину сцены и привязывали къ стулу въ помянутой нишѣ, откуда онъ и произносилъ свой вызывающій монологъ. Когда же разсвирѣпѣвшій Корнуэльсъ бросался на него, то занавѣсъ, отдѣлявшій нишу отъ авансцены, въ эту минуту опускали, и ослѣпленіе происходило не на глазахъ зрителей. На современныхъ театрахъ сцена эта всегда составляетъ камень преткновенія для постановки и почти никогда не бываетъ удачна. Такъ, напримѣръ, мнѣ случилось видѣть, что Глостера уводили за сцену и ослѣпляли тамъ, о чемъ надо было догадываться по его воплю. Корнуэльсъ же въ этомъ не участвовалъ и произносилъ свою рѣчь, оставаясь на сценѣ. Но такая постановка, при которой Глостера ослѣплялъ не Корнуэльсъ, уничтожала и послѣднее оправданіе этой сцены — выставить характеръ Корнуэльса, какъ жестокаго, дикаго звѣря, и превращала всю сцену въ совершенно ненужный противохудожественный эпизодъ. Вообще нельзя не прибавить, что хотя сцена эта прекрасно обрисовываетъ характеръ Корнуэльса, но все-таки было бъ лучше, если бъ Шекспиръ ея избѣжалъ. Ошибки геніальныхъ людей опасны тѣмъ, что даютъ часто оправдательное оружіе въ руки ихъ негеніалъныхъ подражателей, и мнѣ не разъ случалось слышать ссылки на сцену ослѣпленія Глостера въ оправданіе неистовыхъ произведеній современныхъ реалистовъ, далеко превзошедшихъ въ томъ, что они изображаютъ, даже помянутую сцену. — Въ виду вышеизложеннаго, я сохранилъ въ текстѣ перевода редакцію первоначальныхъ изданій, оставивъ также безъ указанія, какимъ образомъ происходитъ ослѣпленіе Глостера.
91. Здѣсь Корнуэльсъ вырываетъ Глостеру другой глазъ; но сценическаго на это указанія также нѣтъ въ первыхъ изданіяхъ драмы.
92. Дувръ, какъ ближайшій пунктъ, откуда можно было перебраться во Францію, былъ всегда мѣстомъ, куда старались бѣжать измѣнники и вообще всѣ, кому грозила опасность отъ преслѣдованія. Въ этомъ смыслѣ Регана посылаетъ Глостера въ Дувръ.
93. Этимъ кончается сцена въ изданіи in folio. Слѣдующій, заключенный въ скобки, разговоръ служителей напечатанъ только въ изданіи in quarto.
94. Слѣдующихъ, заключенныхъ въ скобки, строкъ нѣтъ въ изданіяхъ in quarto.
95. Встрѣтивъ отца въ такомъ ужасномъ видѣ, Эдгардъ отрекается отъ высказанныхъ имъ въ началѣ сцены словъ, что нельзя впасть въ большее несчастіе, чѣмъ то, въ какомъ былъ онъ самъ.
96. Заключенныхъ въ скобки строкъ нѣтъ въ изданіи in folio. — Въ этомъ монологѣ Эдгардъ называетъ заимствованныя Шекспиромъ изъ книги Гарснета имена бѣсовъ (см. прим. 77), а именно: Обидикутъ — распутникъ, Гоббидидансъ — бѣсъ глухоты, Магу — воровства, Модо — убійства и Флиббертиджибетъ — бѣсъ, что кривляется и служанокъ мучитъ. Въ текстѣ перевода эти имена выпущены по неимѣнію въ нихъ смысла на русскомъ языкѣ.
97. Изъ дальнѣйшаго хода драмы выясняется, что Эдмундъ обѣщалъ обѣимъ, влюбившимся въ него, сестрамъ на нихъ жениться. Гонерилья намекаетъ на это обѣщаніе.
98. Въ подлинникѣ Гонерилья употребляетъ слово: „mistress“, которое, какъ извѣстно, имѣетъ въ англійскомъ языкѣ двойной смыслъ: повелительница и любовница. Въ переводѣ этого нельзя было передать.
99. Послѣднія слова Гонерильи напечатаны въ разныхъ изданіяхъ не одинаково. Въ одномъ она говоритъ: „my fool usurps my body“, т.-е. „глупецъ владѣетъ моимъ тѣломъ“; въ другихъ же вмѣсто слова „body“ напечатано: въ одномъ изданіи — „head“ — голова, а въ другомъ — „bed“ — постель. Смыслъ словъ, впрочемъ, во всякомъ случаѣ тотъ, что она со злобнымъ презрѣніемъ отзывается о своемъ мужѣ.
100. Въ этихъ словахъ Гонерильи намекъ на старинную пословицу: „it is a poor dog that is not worth the whistling“, т.-е. „плоха собака, которая не стоитъ, чтобъ ее позвали свисткомъ“.
101. Заключенныхъ въ скобки 22 строкъ до окончанія слѣдующаго монолога Альбани нѣтъ въ изданіи in folio.
102. Альбани, называя Гонерилью сучкомъ, порвавшимъ связь съ вскормившимъ его корнемъ (т.-е. отцомъ), въ то же время намекаетъ послѣдними словами на то, что по тогдашнимъ понятіямъ вѣдьмы и колдуны употребляли для своихъ чаръ (на дѣло зла) въ числѣ прочихъ снадобьевъ сухіе сучья.
103. Слѣдующаго, заключеннаго въ скобки, окончанія монолога Гонерильи нѣтъ въ изданіи in folio.
104. Слѣдующихъ восьми строкъ до прихода гонца нѣтъ въ изданіи in folio.
105. Всей этой сцены нѣтъ въ изданіи in folio.
106. Прозаическое начало этой сцены нѣкоторые позднѣйшіе издатели пытались переложить въ стихи; но попытка эта была неудачна.
107. Нельзя не видѣть въ этомъ отвѣтѣ рыцаря, какъ мало обращалъ вниманія Шекспиръ на фактическую правду въ своихъ произведеніяхъ. Франція, какъ оказывается, имѣла маршаловъ во время языческаго короля Лира!
108. Въ подлинникѣ слово: „спорили“ (strove) исправлено, по предложенію Попа, вмѣсто не имѣющаго смысла слова: „streme“, напечатаннаго въ первыхъ изданіяхъ.
109. Въ этомъ поэтическомъ, хотя, правда, нѣсколько вычурномъ сравненіи перлами названы слезы, а яхонтами — глаза Корделіи. Далѣе тоже нѣсколько натянутое выраженіе, въ которомъ грусть (sorrow) называется сокровищемъ (rarity).
110. Въ подлинникѣ эта строка напечатана: „a Sovereign shame so elbows him“, т.-е. буквально: „ужасный стыдъ толкаетъ его локтемъ“ (въ смыслѣ безпокоитъ).
111. По объясненію Деліуса, Регана, говоря: „take, this note“, т.-е. „возьми это“, подаетъ Освальду письмо для Эдмунда. Но выраженіе: „take this note“ можетъ быть переведено также: „замѣть себѣ это хорошенько“, а потому многіе комментаторы въ виду того, что черезъ нѣсколько строкъ Регана повторяетъ: „give him this“, т.-е. „отдай ему это“, полагаютъ, что слова Реганы въ началѣ монолога должны быть понимаемы во второмъ смыслѣ, т.-е. „замѣть себѣ“. Къ переводѣ удержанъ этотъ послѣдній смыслъ.
112. Эдгардъ перемѣнилъ лохмотья сумасшедшаго на одежду, которую по просьбѣ Глостера (дѣйств. 4, сц. 1-я) принесъ ему старикъ, водившій Глостера.
113. Добываніе укропа и другихъ травъ, росшихъ въ разсѣлинахъ скалъ, окружающихъ берега Ламанша, было занятіемъ, которымъ во время Шекспира промышляли прибрежные жители. Укропъ росъ на неприступныхъ скалахъ, и потому добыча его была очень опасна.
114. Не знаю, насколько удалось мнѣ передать поразительную красоту этого монолога, о которомъ Аддисонъ сказалъ, что тотъ, кто прочтетъ его, не ощутивъ головокруженія, долженъ имѣть или очень крѣпкую, или очень слабую (въ смыслѣ понимательной способности) голову.
115. Сцена предполагаемаго паденія Глостера со скалы, помимо своей неудобной для исполненія, почти комической внѣшней стороны, возбуждала нападки критики еще тѣмъ, что, по ихъ мнѣнію, трудно себѣ представить, какимъ образомъ Глостеръ, упавъ на томъ же мѣстѣ, гдѣ стоялъ, могъ потомъ повѣрить словамъ Эдгарда, будто онъ точно свалился со скалы. Мнѣніе это кажется мнѣ невѣрнымъ. Прослѣдивъ въ роли Глостера его характеръ и душевное состояніе до и послѣ потери зрѣнія, нетрудно замѣтить, что несчастье произвело въ немъ совершенно иную душевную перемѣну, чѣмъ въ Лирѣ. Лиръ проклинаетъ свою бѣду и хочетъ бороться съ ея виновниками; Глостеръ, напротивъ, совершенно уходитъ въ себя и какъ будто забываетъ внѣшній міръ. Это душевное настроеніе при потерѣ зрѣнія и при тѣхъ физическихъ страданіяхъ, которыя онъ испытываетъ, доводитъ его до какого-то забытья всего, что дѣлается вокругъ, и превращаетъ почти въ ребенка, довѣряющаго тому, что онъ слышитъ, точно такъ же, какъ онъ довѣряется рукамъ, которыя его водятъ. При такомъ взглядѣ на Глостера разбираемая сцена не только перестаетъ казаться неправдоподобной, но, напротивъ, обнаруживаетъ одну изъ тѣхъ тончайшихъ психологическихъ чертъ, подмѣчать которыя умѣлъ только Шекспиръ.
116. Здѣсь непереводимая игра двойнымъ значеніемъ слова: „thought“ — „думалъ“ и „мысль“.
117. Изъ этихъ словъ Эдгарда надо заключить, что Глостеръ, упавъ, остается нѣсколько времени безъ чувствъ. Еще черта, подкрѣпляющая, что сказано въ примѣч. 115. У человѣка, очнувшагося отъ безчувствія, понимательная способность всегда бываетъ слаба, какъ у ребенка, такъ что онъ вѣритъ безъ разсужденія тому, что услышитъ.
118. Указанія, что Лиръ входитъ убранный цвѣтами, нѣтъ въ изданіи in quarto, но тамъ сказано, что онъ входитъ безумный.
119. Этотъ, хотя и безсвязный, повидимому, монологъ Лира указываетъ однако, что, по мысли автора, Лиръ входитъ, воображая себя королемъ, предводительствующимъ войскомъ. Затѣмъ во второмъ, дальнѣйшемъ монологѣ онъ вдругъ переходитъ къ гнетущей его мысли о дочеряхъ. Нечего говорить, какой благодарный матеріалъ даютъ эти быстрые переходы умному и талантливому актеру.
120. Мысль о Гонерильѣ съ бородой приходитъ къ Лиру при видѣ бѣлой бороды Глостера.
121. Хотя эти слова Лира передавались въ русскихъ переводахъ превосходнымъ выраженіемъ: „король отъ головы до пятокъ“, но я не находилъ нужнымъ отступать отъ буквы подлинника въ переводѣ тѣхъ слишкомъ извѣстныхъ выраженій, буквальный переводъ которыхъ не противорѣчилъ духу русскаго языка.
122. Заключенныя въ скобки послѣднія четыре строки обыкновенно печатаются въ подлинникѣ прозой, чѣмъ замѣтно нарушаются гармонія и плавность теченія этого монолога. Хотя нѣкоторые комментаторы, какъ, напр., Мэлоне и Нейтъ, не находили возможнымъ переложить эти строки въ стихи, но другіе (Уайтъ и Зингеръ) признавали это вовсе не труднымъ, если допустить нѣкоторую перестановку словъ. Я позволилъ себѣ сдѣлать стихотворный переводъ, чтобы не нарушать плавности теченія рѣчи и драматическаго паѳоса всего монолога.
123. Въ подлинникѣ: „smells of mortality“, т.-е. „пахнетъ смертностью“.
124. Въ подлинникѣ нѣтъ указанія, какую бумагу предлагаетъ Лиръ для прочтенія Глостеру. Можно однако предположить, что, воображая себя въ этой сценѣ (какъ сказано въ прим. 119) королемъ, предводительствующимъ войскомъ, онъ входитъ, держа въ одной рукѣ соломенный скипетръ, а въ другой — написанный вызовъ своимъ врагамъ.
125. Въ подлинникѣ: „what? with the case of eyes?“, т.-е. „чѣмъ? ящиками (т.-е. впадинами) своихъ глазъ“.
126. Въ подлинникѣ вмѣсто „разъ, два, три“ сказано: „handy-dandy“, что было восклицаніемъ въ дѣтской игрѣ, когда одинъ изъ играющихъ пряталъ въ рукѣ какую-нибудь вещь, а другой при этомъ восклицаніи долженъ былъ угадать, въ которой рукѣ вещь спрятана.
127. Слѣдующія, заключенныя въ скобки, десять строкъ напечатаны въ первый разъ въ изданіи in folio.
128. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: „this would make a man a man of sait“, т.-е. буквально: „это могло бы превратить человѣка въ человѣка изъ соли“; но такое выраженіе показалось бы крайне неловкимъ на русскомъ языкъ. Эпитетъ „соленый“ употребляется по-англійски въ примѣненіи къ слезамъ, подобно тому, какъ по-русски говорятъ: „горькія слезы“.
129. Эту фразу и слѣдующій монологъ Эдгардъ произноситъ искаженнымъ, вѣроятно, какимъ-нибудь провинціальнымъ нарѣчіемъ. Что это было за нарѣчіе — осталось безъ объясненія. Стивенсъ нашелъ его слѣды въ Соммерсетскомъ графствѣ, а Колльеръ — на сѣверѣ Англіи. Отступленіе отъ обыкновеннаго языка въ рѣчахъ Эдгарда состоитъ въ томъ, что вмѣсто буквы f онъ употребляетъ v, вмѣсто s — z, а взамѣнъ мѣстоименія I — слово che. Такая подстановка буквъ не имѣла бы никакого смысла для русскаго уха, а потому въ переводѣ словамъ Эдгарда приданъ простонародный оттѣнокъ, чѣмъ достигается въ переводѣ цѣль автора: заставить Эдгарда говорить такъ, чтобъ Освальдъ принялъ его за простолюдина.
130. Указаніе, что спящій Лиръ присутствуетъ съ самаго начала этой сцены, взято изъ современныхъ изданій. По прежнимъ же изданіямъ in quarto и in folio Лира вносятъ на креслѣ позднѣе, послѣ вопроса Корделіи: „одѣтъ ли, какъ должно, онъ?“ Первый сценарій принятъ современными издателями, какъ болѣе удобный для постановки.
131. Говоря о Лирѣ, Корделія употребляетъ выраженіе: „child-changed father“, что скорѣе всего можно понять въ смыслѣ: „обращенный въ ребенка“. Однако нѣкоторые толкователи понимаютъ это выраженіе въ томъ смыслѣ, что Лиръ сдѣлался неузнаваемъ вслѣдствіе тѣхъ несчастій, которыя ему причинили дѣти (child-changed — измѣненный дѣтьми).
132. По изданію in folio, эту фразу врача и предыдущую служителя произноситъ одинъ изъ присутствующихъ дворянъ.
133. Заключенныхъ въ скобки строкъ нѣтъ въ изданія in folio.
134. Въ подлинникѣ Корделія говоритъ: „restoration hang thy medicine on my lips“, т.-е. буквально: „пусть выздоровленіе помѣститъ лѣкарство на мои губы“.
135. Слѣдующихъ, заключенныхъ въ скобки, семи строкъ нѣтъ въ изданіи in folio.
136. Заключенныхъ въ скобки строкъ также нѣтъ въ изданіи in folio.
137. Этимъ кончаются сцена и дѣйствіе по изданію in folio. Дальнѣйшій разговоръ рыцаря съ Кентомъ напечатанъ только въ изданіи in quarto. Кромѣ того, въ нѣкоторыхъ изданіяхъ (напр., Деліуса) этотъ разговоръ напечатанъ прозой.
138. Это говорится объ убитомъ Освальдѣ.
139. Заключенныхъ въ скобки строкъ нѣтъ въ изданіи in folio.
140. Постановка этой сцены въ томъ видѣ, какъ она написана, была возможна только на современныхъ Шекспиру театрахъ, когда не было ни декорацій ни прочихъ сценическихъ атрибутовъ, и зрители должны были все, что выходило за предѣлы игры актеровъ, дополнять воображеніемъ. При нынѣшнихъ же требованіяхъ драматическаго искусства, конечно, смѣшно себѣ представить, чтобы цѣлая битва могла произойти въ теченіе двухъ-трехъ минутъ, которыя Глостеръ проводитъ на сценѣ въ отсутствіи Эдгарда. Потому на современныхъ театрахъ шествіе Лира и Корделіи съ войскомъ въ началѣ сцены обыкновенно выпускается, и битва предполагается начавшеюся раньше. По поднятіи занавѣса, открывается декорація, изображающая рядъ холмовъ, на которыхъ стоятъ окрестные жители, наблюдая за ходомъ битвы. Эдгардъ приводить Глостера и сажаетъ его для отдыха. Затѣмъ происходитъ смятеніе, при чемъ смотрѣвшіе на битву разбѣгаются, а Эдгардъ, объявивъ Глостеру, что сраженіе проиграно, уводитъ его прочь.
141. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: „as if we were God’s spies“, т.-е. буквально: „какъ будто бъ мы были лазутчиками Творца“; но, конечно, слово это употреблено въ болѣе облагороженномъ смыслѣ, и потому въ переводѣ оно замѣнено словомъ „судья“.
142. Дальнѣйшаго, заключеннаго въ скобки, окончанія этого монолога Эдмунда нѣтъ въ изданіи in folio.
143. Въ подлинникѣ Альбани употребляетъ выраженіе: „sir, by your patience“, т.-е. буквально: „не во гнѣвъ будь вашему терпѣнью“.
144. По тексту in folio эту реплику произноситъ Альбани.
145. Въ подлинникѣ Регана отвѣчаетъ пословицей: „jesters do oft prove prophets“, т.-е. „шутники часто бываютъ пророками“.
146. Въ подлинникѣ Гонерилья здѣсь также намекаетъ на пословицу, которую приводитъ въ своихъ комментаріяхъ Стивенсъ: „love, being jealous, mades a good eye look asquint“, т.-е. „любовь подъ вліяніемъ ревности дѣлаетъ кривымъ даже здоровый глазъ“.
147. Регана говоритъ это, начиная чувствовать дѣйствіе яда, который дала ей Гонерилья. Въ отвѣтѣ ея есть характерное, но неудобное для перевода выраженіе: „I should answer from а full flowing stomack“, т.-е. „я отвѣтила бы отъ вполнѣ изобильнаго (въ смыслѣ здороваго) желудка“.
148. Въ подлинникѣ Альбани говоритъ: „half blooded fellow, yes!“, т.-е. „полукровный пріятель“.
149. По изданію in quarto, эту фразу произноситъ Эдмундъ. При этой редакціи послѣднія слова: „тебя моимъ супругомъ“ должно читать: „меня твоимъ супругомъ“.
150. Въ изданіи in quarto вмѣсто слова: „medicine“ — лѣкарство — стоитъ: „poison“ — ядъ; но первое выраженіе, звучащее зловѣщей насмѣшкой, болѣе обрисовываетъ характеръ Гонерильи.
151. Этихъ словъ Эдмунда нѣтъ въ изданіи in folio.
152. По тексту in folio, Гонерилья, произнеся эти слова, уходитъ, такъ что послѣдующій вопросъ: „такъ знаешь ты?“ — Альбани дѣлаетъ, обращаясь къ Эдмунду.
153. Слѣдующаго, заключеннаго въ скобки, разсказа Эдгарда до входа служителя, объявляющаго о смерти Гонерильи, нѣтъ въ изданіи in folio.
154. Въ подлинникѣ Альбани просто говоритъ: „fall and cease“, т.-е. „исчезни и прекратись“. Стивенсъ полагаетъ, что Альбани говоритъ это, обращаясь къ Лиру, въ смыслѣ: „умри и перестань чувствовать“, желая этимъ выразить, что послѣ перенесенныхъ имъ несчастій ему остается только умереть.
155. Въ прежнихъ изданіяхъ эти слова Лира печатались: „this is a dull sight“, т.-е. „здѣсь пасмурный (въ смыслѣ печальный) видъ“; но Колльеръ сдѣлалъ поправку, замѣнивъ „sight“ словомъ „light“ — свѣтъ, что гораздо лучше выражаетъ состояніе Лира, начинающаго худо видѣть передъ наступающей для него агоніей смерти.
156. Изъ этихъ словъ Кента надо заключить, что онъ служилъ Лиру подъ именемъ Каюса. Другого указанія на это въ драмѣ нѣтъ.
157. Весьма вѣроятно, что этими словами Лира Шекспиръ хотѣлъ показать, что Лиръ припоминаетъ, какъ Кентъ дрался за него съ Освальдомъ (дѣйствіе 2-е, сцена 1-я). Если это предположеніе вѣрно, то нельзя не подивиться тонкой психологической наблюдательности Шекспира. Умирающій человѣкъ очень часто припоминаетъ въ полузабытьѣ ничтожныя мелочи прошедшей жизни, не имѣющія часто никакой связи съ его настоящимъ положеніемъ.
158. Въ подлинникѣ Кентъ говоритъ: „nor no man eise“, т.-е. буквально: „ни одинъ человѣкъ болѣе“, — что, мнѣ кажется, слѣдуетъ понимать именно какъ реплику словамъ Лира на приглашеніе быть желаннымъ гостемъ. Нѣкоторые издатели полагаютъ, что этой фразой Кентъ, не обращая вниманія на слова Лира, продолжаетъ свою предыдущую рѣчь и хочетъ сказать, что, кромѣ него, за Лиромъ никто не ухаживалъ. Мнѣніе это, очевидно, ошибочно, потому что Лира постоянно сопровождали или шутъ, или Глостеръ, или кто-нибудь изъ свиты. Безъ нихъ входитъ на сцену онъ только одинъ разъ въ четвертомъ дѣйствіи, но и тутъ Кента при немъ нѣтъ.
159. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: „my fool is hanged“. Такъ какъ слово „fool“ значить — дуракъ или шутъ, то это подало нѣкоторымъ толкователямъ поводъ думать, что дѣло идетъ здѣсь о шутѣ короля, который будто бы былъ повѣшенъ его врагами. Толкованіе это, помимо своего предположительнаго характера, совершенно излишне, если вспомнимъ, что слово „fool“ нерѣдко употреблялось Шекспиромъ въ ласкательномъ смыслѣ. Напримѣръ, въ „Ромео и Джульеттѣ“ кормилица говоритъ: „my pretty fool“, т.-е. „милая дурочка“ или „милая крошка“. Въ виду этого можно гораздо вѣроятнѣй предположить, что слова Лира относятся къ мертвой Корделіи, которую онъ называетъ ласкательнымъ именемъ (мое дитя!), а никакъ не къ шуту, чья роль кончается еще въ третьемъ дѣйствіи, послѣ чего о немъ въ драмѣ нѣтъ болѣе рѣчи.
160. Въ подлинникѣ въ этой строкѣ повторяется пять разъ слово: „never“, т.-е. „никогда“. Въ русскомъ переводѣ этой редакціи невозможно было удержать по требованіямъ размѣра стиха.
161. Въ подлинникѣ Лиръ говоритъ: „pray you undo this button“, т.-е. спрошу васъ, отстегните мнѣ эту пуговицу». Такое выраженіе показалось бы въ русскомъ стихотворномъ переводѣ даже комичнымъ, а потому и замѣнено другимъ, равнозначащимъ по смыслу.
162. По тексту in quarto, эти слова произноситъ Лиръ и умираетъ, проговоривъ ихъ.
163. По тексту in folio, этотъ заключительный монологъ произноситъ Эдгардъ.
- ↑ Бедламъ — сумасшедшій домъ, а прозвище Томъ нерѣдко давалось несчастнымъ бѣднякамъ.