Если б ты хоть раз наказанье злое,
За измену клятве, Бари́на, знала;
Если б зуб один почернел иль только Ноготь стал дурен, 5 Я б верил богам. Но не успеешь клятвой
Отягчить главы ты своей преступной,
Как для всех красой ты блистаешь новой, Юношей мука!
В пользу лгать тебе погребенным прахом 10 Матери и всем молчаливым небом
Звезд ночных и чуждыми вечго-хладной Смерти богами.
Тут сама Венера, кажись, смеется[2],
С ней простые Нимфы смеются, с ними 15 И Эрот, на камне точа кровавом[3] Жгучия стрелы.
Юность вся, прибавь, вырастает наша
Вся тебе в рабы, и никто из прежних
Не оставит кров госпожи коварной, 20 Как ни грозится.
Матери тебя за сынов страшатся,
Бережливые старики и девы
Новобрачные[4], чтоб мужей не обнял
Круг твой душистый.
<1856>
Примечания.
↑Вебер относит эту оду к 721 году, хотя, по полноте и замкнутости своей, она указывает на период полного развития Горация. Кто эта Бари́на — определить трудно. Хотя и принимают ее за Нееру, но самые законы метрики опровергают подобное положение; производить же имя Бари́ны от рабы (βαρίνοσ) еще несообразнее. Довольно того, что Бари́на является неумолимой кокеткой, и, нам кажется, в этой оде так мало резкости, что нельзя считать ее плодом униженного самолюбия. (Прим. перев.)
↑Венера с приближенными, вместо того, чтоб негодовать на проделки Бари́ны, смеется. (Прим. перев.)
↑Камень назван кровавым потому, что стрелы, наточенные на нем, наносят кровавые раны. (Прим. перев.)
↑Новобрачных женшин Гораций называет девами. (Прим. перев.)
