1835 г. Фрегатъ Церера. Командиръ Капитанъ-Лейтенантъ Ѳ. И. Розенмейеръ. (Финск. з.) По прибытіи 2 октября на Ревельскій рейдъ, въ эскадрѣ съ дессантными войсками, привезенными изъ Данцига, съ маневровъ, фрегатъ этотъ стоялъ въ одной верстѣ отъ новой гавани на NW 5° отъ караульнаго дома, на глубинѣ 10 саж., грунтъ илъ. Дессантъ еще не былъ свезенъ. «Когда положили якорь — говоритъ въ своихъ запискахъ, одинъ изъ участниковъ этого крушенія, Лейтенантъ Дросардъ — офицеры по обыкновенію, стали поздравлять капитана, съ окончаніемъ компаніи; но онъ отвѣчалъ: «Рано господа, когда будемъ въ гавани, тогда поздравляйте». Загадачно сбылись его слова.
День былъ пасмурный и шелъ мелкій дождь; съ утра стоялъ тихій южный вѣтеръ; къ вечеру онъ установился отъ N, и засвѣжѣлъ такъ, что въ 9 часовъ Вице-Адмиралъ П. И. Рикордъ, имѣвшій свой флагъ на кораблѣ Нетронь-меня, приказалъ спустить брамъ-стеньги. «Передъ этимъ у насъ — продолжаетъ тотъ же участникъ — вытравили плехтоваго каната до 60 сажень, котораго мы имѣли только 45, и приготовили дагликсовый якорь съ 25 саженями. Пока доставали канатъ и спускали брамъ-стеньги, вахтенный лейтенантъ озаботился снять дневальныхъ людей съ барказа и съ катера, которые были на бакштовѣ, гдѣ ихъ сильнымъ волненіемъ заливало. Между тѣмъ вѣтеръ, постоянно усиливаясь, дошелъ наконецъ до настоящаго шторма. Онъ былъ такъ густъ, что казалось его можно было осязать; противъ вѣтра, въ нѣсколькихъ шагахъ нельзя было слышать команды. Съ флагманскаго корабля подавали ночные сигналы: спустить нижнія реи, спустить брамъ-стеньги въ ростры, отдать другой якорь, спустить стеньги; но еще не успѣли исполнить всѣ эти приказанія, какъ лотовой закричалъ: «дрейфуетъ!» Отдали другой якорь, но онъ не задержалъ, и по словамъ опытнаго боцмана скакалъ по дну, что подтверждалъ и канатъ, дѣлавшій въ водѣ большое содроганіе; изъ этого можно видѣть, какъ сильно несло фрегатъ. Наскоро достали 10 саженъ канату 3-го якоря (тоя), положили на него четыре стопора и отдали. Этотъ якорь задержалъ фрегатъ, но уже на глубинѣ 5 саженъ, пронесеннымъ мимо новой гавани, къ сторонѣ Екатериненталя. Былъ первый часъ ночи; вѣтеръ уже перешелъ къ NW. Тогда старшій офицеръ приказалъ потравить тоеваго каната; и какъ этотъ канатъ не былъ заложенъ на битингъ, то стали отдавать стопора; едва успѣли отдать два стопора, съ остальныхъ двухъ сорвало — и канатъ съ страшнымъ громомъ начало сучить въ клюзъ; бухты вылѣтали изъ трюма съ такой быстротою, что дерево, гдѣ касался канатъ, дымилось; все оцѣпенѣло. Къ счастію, канатомъ никого не задѣло, и какъ онъ не былъ закрѣпленъ на трюмѣ, то его высучило весь. Между тѣмъ фрегатъ все несло къ берегу и вскорѣ ударъ о дно убѣдилъ, что онъ стоитъ на мели. — Въ это время капитанъ находился на шханцахъ; около него стояли офицеры. Старшій лейтенантъ спрашивалъ: что прикажите дѣлать? Онъ молча оборотился къ офицерамъ, и нѣкоторые подали голоса, что надо рубить мачты. Капитанъ замѣтилъ, что мачты могутъ упасть вдоль фрегата, ибо его заворотило кормою къ вѣтру; но ему возразили, что вѣтеръ немного съ лѣвой стороны. Вызвавъ на верхъ старыхъ матросовъ, и отославъ на низъ всѣхъ остальныхъ, отдано приказаніе рубить съ лѣвой стороны талрепы; лишь только перерубили ихъ, мачты съ ужаснымъ трескомъ полетѣли на правую сторону. Только фокъ-мачта упала не прямо на бокъ, а на правый крамболъ, который разумѣется сломало; однимъ концомъ она уперлась въ землю, другимъ осталась на бортѣ фрегата, и какъ эта сторона была немного подъ вѣтромъ, то впослѣдствіи фокъ-мачта послужила для спуска людей съ фрегата на пришедшія на помощь къ намъ шлюпки.
«Не смотря однако на то, что срубили мачты, фрегатъ съ каждымъ большимъ валомъ получалъ сильный ударъ о дно. Почти съ первымъ же ударомъ фрегата открылась въ немъ течь, и вскорѣ весь трюмъ, по самую кубричную палубу, наполнился водою; откачивали всѣми помпами, а изъ люковъ просто черпали ведрами, артиллерійскими кадками и чѣмъ попало, и подавая рука по̀ руку, выливали за бортъ; но вода нисколько не убывала. Между тѣмъ вынимали изъ руля румпель, которымъ при каждомъ ударѣ, выворачивало палубу въ капитанской каютѣ; когда-же по многимъ усиліямъ наконецъ вынули румпель, тогда руль, ни чѣмъ не задерживаемый, при первомъ ударѣ фрегата, соскочилъ съ петель и утонулъ; а въ рулевой пяртнерсъ, совершенно открытый, обращенный прямо къ волненію, начало сильно поддавать; однако-жъ, положивъ на отверзтіе рѣшетчатый люкъ, накрывъ его въ нѣсколько рядовъ брезентами и койками, и придавивъ все это вымбовками, подпертыми подъ верхнію палубу, успѣли закрыть пяртнерсъ.
«Такъ мы провели ночь, ни на часъ не переставая откачивать и отливать воду. Съ разсвѣтомъ мы увидѣли съ правой стороны фрегата торчащіе изъ воды шпангоуты какого-то затонувшаго судна, изъ чего заключили, что мы должны сидѣть на днище его. По обмѣрѣ глубина оказалась: у кормы 18 ф., у носа 17, противъ фокъ-мачты 15. Воды во фрегатѣ было 912 футовъ. Удары о днище не прекращались и не слабѣли; но вѣтеръ, казалось началъ стихать…»
Въ половинѣ 8 часа посланъ съ флагманскаго корабля барказъ къ фрегату; но этотъ барказъ не могъ пристать, и его выбросило на берегъ; черезъ часъ прибылъ другой барказъ, съ корабля Владиміръ, бросилъ верпъ къ S, и подалъ два кабельтова, но болѣе не могъ оказать никакой помощи, и съ большимъ трудомъ добрался до гавани; гребныя суда, выѣхавшія съ прочихъ судовъ, тоже были принуждены укрыться въ гавани. Въ половинѣ 10-го вѣтеръ сталъ гораздо тише, и тогда подъѣхалъ къ фрегату офицеръ, посланный со шхуны Дождь, изъ гавани; командиръ фрегата послалъ его къ адмиральскому кораблю, со словеснымъ донесеніемъ о состояніи фрегата. Черезъ часъ, съ флагманскаго корабля дано знать, посредствомъ телеграфа, что барометръ повышается и помощь немедленно будетъ прислана. Тогда-же спрашивали о высотѣ воды во фрегатѣ: ея было 912 футъ; отливали безпрерывно, помпами и ведрами. Съ полудни стали подъѣзжать къ фрегату рыбацкія лодки, на которые сажали по 4 и по 5 человѣкъ изъ дессанта, спуская ихъ на концахъ, по фокъ-мачтѣ. «Смотря въ эту ночь на бѣдныхъ солдатъ, нельзя было не вспомнить пословицы: кто на морѣ не бывалъ тотъ Богу не маливался…» Вскорѣ прислали барказы со всей эскадры и изъ порта. Къ 4 часамъ весь дессантъ былъ перевезенъ и стали свозить команду. Въ половинѣ 8-го перевезли и команду, а въ 8 часовъ по требованію Главнаго Командира съѣхалъ капитанъ съ старшимъ штурманомъ. Къ 10 октября фрегатъ былъ выгруженъ, отлитъ и отведенъ въ гавань. Въ слѣдующемъ году онъ исправленъ въ Кронштатскомъ докѣ, и употреблялся подъ брантвахту до 1842 года, когда назначенъ въ тимбировку.
Вотъ что говоритъ объ этомъ крушеніи начальникъ дивизіи, къ которой принадлежалъ фрегатъ, Вице-Адмиралъ П. И. Рикордъ, въ донесеніи Начальнику Морскаго Штаба: «Бѣдственное происшествіе, которому фрегатъ Церера подвергался, я не могу назвать несчастнымъ, а напротивъ, благополучно оконченная мною кампанія, ознаменована такимъ происшествіемъ, въ которомъ Капитанъ-Лейтенантъ Розенмейеръ явилъ себя, предъ глазами такъ сказать всего флота, какъ примѣрно рѣшительный, благоразумный и опытный морской офицеръ».
Слѣдственная коммисія одобрила всѣ распоряженія Капитанъ-Лейтенанта Розенмейера, и только замѣтила, что конецъ третьяго каната ни къ чему не былъ прикрѣпленъ, а потому сорванный со стопоровъ и высучился. Причина-же крушенія приписана чрезмѣрно жестокому вѣтру, худому грунту — ибо на Ревельскомъ рейдѣ илъ только сверху, а внизу песокъ — и наконецъ «отъ худой пропорціи якорей и не надлежащаго расположенія лапъ,» на что жаловались многіе капитаны и что подтвердилъ начальникъ дивизіи Вице-Адмиралъ Рикордъ. Въ тоже время бригадный начальникъ Контръ-Адмиралъ Сущевъ представлялъ, что одна изъ причинъ, почему многія суда его отряда дрейфовало, была въ затрудненіи откладывать цѣпные борги для спуска нижнихъ рей, почему на нѣкоторыхъ судахъ, и даже на флагманскомъ, не могли спустить рей, а слѣдовательно и стенегъ. Оба эти замѣчанія, были переданы для обсужденія въ общее собраніе въ Кронштатѣ, и собраніе рѣшило, что якоря на судахъ, которые дрейфовало, «отъ якорей другихъ судовъ ничемъ не разнствуютъ,» и потому причину, почему одинъ якорь не задерживаетъ а другой задерживаетъ, надо отнести къ разности грунта; касательно же цѣпныхъ борговъ нашли, что бывшіе на судахъ отряда К. А. Сущева, сдѣланы не надлежащимъ образомъ, и дѣйствительно неудобны, почему опредѣлено: дѣлать борги по методамъ Ботвея и Стевенса, удобство которыхъ собраніемъ было нарочно испытываемо.
Аудиторіатскій Департаментъ и Адмиралтействъ-Совѣтъ, въ засѣданіи 13 декабря 1835 года, утвердили мнѣніе Слѣдственной коммисіи о невинности командира и его благоразумныхъ при этомъ случаѣ распоряженіямъ, почему и положено: отъ суда и взысканія его освободить.
Высочайшая конфирмація на это послѣдовала 15 января 1836 года.