ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.
[править]| Актеры: | |
| Арганъ, мнимый больной. | Мольеръ. |
| Белина, вторая жена Аргана. | |
| Анжелика, дочь Аргана, возлюбленная Клеанта. | Г-жа Мольеръ. |
| Луиза, маленькая дочь Аргана. | Ребенокъ Боваль. |
| Беральдъ, братъ Аргана. | |
| Клеантъ, возлюбленный Анжелики. | Ла-Гранжъ. |
| Діафуарусъ, докторъ. | |
| Ѳома Діафуарусъ, его сынъ. | Боваль. |
| Г. Пургонъ, врачъ Аргана. | |
| Г. Флеранъ, аптекарь. | |
| Г. Бонфуа, нотаріусъ. | |
| Туанета, служанка. | Г-жа Боваль. |
1-я интермедія.
Полишинель.
Старуха.
Скрипачи.
Полицейскіе, поющіе и танцующіе.
2-я интермедія.
Цыгане и цыганки, поющіе и танцующіе.
3-я интермедія.
Обойщики, танцующіе.
Президентъ медицинскаго факультета.
Доктора.
Арганъ, бакалавръ.
Аптекарь, со ступками и другими инструментами.
Хирургъ.
Три и два — пять, и пять — десять, и десять — двадцать, три и два — пять. «Еще, двадцать четвертаго, маленькій приготовительный, смягчающій клистиръ, для смягченія, увлажненія и освѣженія внутренностей Вашей Чести». Мнѣ во Флеранѣ, моемъ аптекарѣ, очень нравится то, что счеты его всегда весьма вѣжливы… «Внутренностей Вашей Чести — тридцать су». Да, это прекрасно, но, г. Флеранъ, быть вѣжливымъ еще недостаточно, надо быть еще поумѣреннѣе и не сдирать кожи съ вашихъ больныхъ. Тридцать су за промывательное! Ужъ это извините; я вамъ это говорилъ; вы мнѣ прежде ставили въ счетахъ промывательное по двадцать су, а двадцать су на аптекарскомъ языкѣ значитъ десять. Ну, вотъ, кладемъ десять су. «Еще, того же числа, большой, очистительный клистиръ, составленный изъ ревеню, розоваго меду и другихъ спецій, согласно рецепту, для промывки, очистки и уборки нижней части живота Вашей Чести — тридцать су». Съ вашего позволенія, десять су. «Еще, того же числа, усыпляющее, успокоительное, прохладительное питье, составленное для усыпленія Вашей Чести — тридцать пять су». На это я не жалуюсь: спалъ я хорошо. Десять, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать су и шесть денье. «Еще, двадцать пятаго, хорошее чистительное и подкрѣпляющее лекарство, составленное изъ левантскаго сѣмени и другихъ спецій, согласно приказанію г. Пургона, для успокоенія и очищенія Вашей желчи — четыре франка». А, г. Флеранъ, вы смѣетесь надо мною! Не надо ссориться съ больными. Г. Пургонъ не приказывалъ вамъ взять за лекарство четыре франка. Довольно съ васъ и трехъ! Двадцать и тридцать су. «Еще, въ тотъ же день, крѣпительное и вяжущее питье для успокоенія Вашего — тридцать су». Хорошо. Десять и пятнадцать су. «Еще, двадцать шестаго, вѣтрогонительный клистиръ, для уничтоженія вѣтровъ Вашей Чести, — тридцать су». Десять су, г. Флеранъ! «Еще, такой же клистиръ, повторенный вечеромъ, — тридцать су». Г. Флеранъ — десять су. «Еще, двадцать седьмаго, хорошее составное лекарство для поспѣшнаго изгнанія дурнаго расположенія Вашей Чести, — три ливра». Хорошо, двадцать и тридцать су; я очень радъ, что вы стали разсудительнѣе. «Еще, двадцать восьмаго, порція очищеннаго и подслащеннаго молока, для смягченія, очищенія, утишенія и освѣженія крови Вашей Чести — двадцать су». Довольно и десяти. «Еще, предохранительное и сердцекрѣпительное питье, составленное изъ двѣнадцати зеренъ безоара, лимоннаго и гранатоваго сиропа и другихъ спецій, согласно приказанію, — пять ливровъ». Ну, нѣтъ, г. Флеранъ, нельзя ли потише! Съ вами потеряешь всякую охоту быть больнымъ; довольно съ васъ и четырехъ франковъ: двадцать и сорокъ су. Три и два пять, и пять — десять, и десять — двадцать. Шестьдесятъ три ливра, четыре су, шесть денье. Стадо быть, въ этомъ мѣсяцѣ я принялъ одно, два, три, четыре, пять, шесть, семь и восемь — лекарствъ, и одно, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать и двѣнадцать — промывательныхъ; а въ прошломъ мѣсяцѣ было двѣнадцать лекарствъ и двадцать промывательныхъ. Не удивительно, послѣ этого, что я въ нынѣшнемъ мѣсяцѣ чувствую себя хуже, чѣмъ въ прошедшемъ. Надо поговорить объ этомъ съ г. Пургономъ, пусть онъ поправитъ. Ну, убрать все это! (Оглядывается и видитъ, что никого нѣтъ въ комнатѣ). Никого! Сколько ни приказываю, а меня всегда оставляютъ одного. Никакимъ средствомъ не удержишь ихъ здѣсь. (Звонить). Никто не слышитъ, даже колокольчикъ плохой. Динь, динь, динь! Никого! Динь, динь, динь! Оглохли! Туанета! Динь, динь, динь! Точно я и не думалъ звонить. Собака, мошенница! Динь, динь, динь! Я, кажется, взбѣшусь. (Перестаетъ звонить и кричитъ): Динь, динь, динь! Стерва, черти бы тебя взяли! Ну можно ли оставлять бѣднаго больнаго? Динь, динь, динь! Что за несчастье! Динь, динь, динь! Они уморятъ меня! Динь, динь, динь!
Иду, иду!
А, собака! а, стерва!
О, чтобъ васъ съ вашимъ нетерпѣніемъ! Вы такъ торопите людей, что я чуть не расшибла лобъ о ставень.
А, разбойница!
А!…
Вотъ уже…
А!…
Вотъ уже часъ…
А!…
Какъ ты меня оставила…
А!…
Да замолчи ты, не мѣшай ругать тебя.
Оно и слѣдуетъ, послѣ того, что я себѣ надѣлала.
Я изъ-за тебя, стерва, совсѣмъ надорвалъ себѣ горло!
А я изъ-за васъ чуть не разбила головы; одно стоить другого — значитъ, мы квиты.
Какъ! мошенница!…
Если вы будете браниться, я заплачу.
Оставлять меня, разбойница…
А!…
Собака, ты хочешь…
А!..
Какъ! Опять надо лишить себя удовольствія ругать ее!
Ругайтесь въ волю, кто вамъ мѣшаетъ?
Ты мѣшаешь, собака, перебиваешь каждую минуту.
Вамъ пріятно браниться, а мнѣ плакать! Всякому свое! А!… (плачетъ).
Ну, чертъ съ нею, ничего не подѣлаешь… Убери все это, дрянь! (Встаетъ). Мой сегодняшній клистиръ хорошо подѣйствовалъ?
Вашъ клистиръ?
Ну да! Хорошо ли я сходилъ желчью?
Ну, ужъ я въ эти дѣла не вмѣшиваюсь! Пусть г. Флеранъ суетъ тутъ свой носъ, коли эта ему прибыльно.
Смотри тамъ, чтобъ былъ готовъ бульонъ для слѣдующаго клистира.
Этотъ господинъ Флеранъ и господинъ Пургонъ славно потѣшаются на счетъ вашего тѣла, нашли себѣ дойную корову… Хотѣла бы я ихъ спросить, какая это у васъ болѣзнь, что такая куча лекарствъ требуется?
Молчи, невѣжда! Не тебѣ судить о медицинѣ. Позови дочь мою Анжелику; мнѣ надо съ ней поговорить.
Вотъ она и безъ того идетъ; угадала, должно быть, ваше желаніе.
Подойди, Анжелика, ты пришла кстати; мнѣ нужно съ тобой поговорить.
Я готова слушать васъ.
Погоди. (Туанетѣ) Дай мнѣ палку, я на минуту выйду.
Скорѣе идите, скорѣе! Г. Флеранъ задастъ таки намъ работу.
Туанета!
Что прикажете?
Погляди-ка на меня.
Гляжу.
Туанета!
Ну, что же, Туанета?
Ты не догадываешься, о чемъ я хочу говорить?
Да это должно быть о нашемъ молодомъ обожателѣ: вѣдь только о немъ у насъ и рѣчи вотъ уже шестой день; вамъ какъ-то не по себѣ, коли вы хоть на одинъ часъ перестанете говорить про него…
Но если ты это знаешь, то почему же не заговариваешь первая? Отчего не избавляешь меня отъ непріятнаго труда наводить тебя на этотъ разговоръ?
Вы же сами не даете времени; у васъ на этотъ счетъ такое усердіе, что его не предупредишь.
Признаюсь тебѣ, что я готова вѣчно и безпрерывно говорить о немъ и что сердце мое горячо пользуется каждою минутою, чтобъ открываться тебѣ. Но скажи, неужели ты осуждаешь мою любовь къ нему?
Нисколько.
Развѣ я поступаю дурно, отдаваясь этимъ сладкимъ ощущеніямъ?
Я этого не говорю.
И неужели ты бы хотѣла, чтобы я оставалась нечувствительною къ нѣжнымъ вліяніямъ его пламенной страсти ко мнѣ?
Избави Боже!
Скажи, не находишь ли ты, какъ и я, что въ неожиданномъ случаѣ, который свелъ меня съ нимъ, сказывается вмѣшательство неба, рука судьбы?
Конечно.
Не правда ли, что, взявшись защищать меня, совсѣмъ еще меня не зная, онъ поступилъ какъ истинно благородный человѣкъ?
Правда.
Что невозможно было въ этомъ случаѣ поступить великодушнѣе?
Согласна.
И что все это онъ дѣлаетъ такъ мило, такъ прелестно?
О, да!
А не правда ли, Туанета, онъ очень хорошъ собою?
Разумѣется.
И необыкновенно изященъ?
Само собою.
И что въ его поступкахъ и словахъ есть что-то особенно благородное?
Безъ сомнѣнія.
Что страстнѣе рѣчей, которыя онъ говоритъ мнѣ, невозможно ничего услышать?
Правда.
И что нѣтъ ничего непріятнѣе надзора, подъ которымъ меня держатъ и который мѣшаетъ всѣмъ сладкимъ проявленіямъ взаимной страсти, внушенной намъ самимъ небомъ?
Вы правы.
Но, милая Туанета, какъ ты думаешь, любитъ-ли онъ меня на самомъ дѣлѣ такъ, какъ говоритъ?
Гм, гм! Эти вещи иногда спорныя. Въ любви притворство часто похоже на правду, и я видѣла въ этихъ дѣлахъ отличныхъ актеровъ.
Ахъ, Туанета, что ты говоришь? Неужели возможно, что и въ его словахъ нѣтъ правды?
Во всякомъ случаѣ, скоро вамъ все откроется; вчера онъ писалъ вамъ, что хочетъ просить вашей руки, а это самый короткій путь, чтобы узнать — лжетъ онъ или говоритъ правду. Это будетъ вѣрнѣйшее доказательство его любви.
Ахъ, Туанета, если онъ меня обманетъ, я не повѣрю больше ни одному мужчинѣ.
Вотъ вашъ отецъ.
Ну, дочь моя, я скажу тебѣ новость, которой ты, быть можетъ, не ожидаешь. Просятъ твоей руки. Что это? Ты смѣешься? Да, правда, свадьба — слово веселое. Для дѣвушекъ нѣтъ ничего забавнѣе… О, природа, природа! Судя по тому, что я вижу, дочь моя, мнѣ незачѣмъ спрашивать тебя, желаешь ли ты выйти замужъ.
Я должна, батюшка, дѣлать все вамъ угодное.
Очень радъ имѣть такую послушную дочь. Значитъ, дѣло кончено, такъ какъ я обѣщалъ твою руку.
Я обязана слѣпо повиноваться вашей волѣ.
Моя жена, твоя мачиха, желала, чтобъ я тебя и маленькую сестру твою Луизу отдалъ въ монастырь — и постоянно очень настаивала на этомъ.
Еще бы ей этого не желать!
Она ни за что не хотѣла согласиться на этотъ бракъ, но я ее переспорилъ и далъ слово.
Ахъ, батюшка, какъ мнѣ благодарить васъ за вашу доброту!
Право, я вамъ тоже очень благодарна, это самая умная вещь, какую вы сдѣлали за всю свою жизнь.
Я еще не видѣлъ твоего жениха, но мнѣ говорили, что онъ понравится и мнѣ, и тебѣ.
Я въ этомъ увѣрена.
Какъ? ты уже его видѣла?
Ваше согласіе позволяетъ мнѣ открыть вамъ мое сердце, и потому я не скрою отъ васъ, что мы случайно познакомились шесть дней назадъ и что сдѣланное вамъ предложеніе есть слѣдствіе склонности, которую съ этой первой встрѣчи мы почувствовали другъ къ другу.
Мнѣ этого не говорили; но я очень доволенъ, что дѣло приняло такой оборотъ. Говорятъ, что онъ статенъ и хорошо сложенъ.
Да, батюшка.
Хорошаго роста.
Безъ сомнѣнія.
Пріятной наружности.
Правда.
Человѣкъ благородный и хорошаго происхожденія.
Совершенно такъ.
Очень благороденъ.
Какъ никто въ мірѣ.
Хорошо говоритъ по-гречески и по-латыни.
Этого ужъ я не знаю.
И черезъ три дня будетъ докторомъ.
Онъ?
Да! Развѣ онъ тебѣ не говорилъ?
Нѣтъ; а вамъ кто сказалъ?
Г. Пургонъ.
Развѣ г. Пургонъ его знаетъ?
Хорошій вопросъ! Не можетъ же онъ не знать своего племянника?
Клеантъ — племянникъ г. Пургона?
Какой Клеантъ? Мы вѣдь говоримъ съ тобой о томъ, для котораго просили твоей руки.
Ну, да.
Ну, такъ это племянникъ Пургона; сынъ его двоюроднаго брата, доктора Діафуаруса, и имя его Ѳома, а не Клеантъ; мы сегодня порѣшали на счетъ этого брака втроемъ: Пургонъ, Флеранъ и я; а завтра отецъ моего будущаго зятя привезетъ его ко мнѣ. Но что съ тобой? Ты совсѣмъ озадачена?
Я вижу, что думала объ одномъ человѣкѣ, а вы мнѣ говорите совершенно о другомъ.
Какъ? Неужели, въ самомъ дѣлѣ, вы рѣшитесь сдѣлать такую нелѣпость? Неужели при вашемъ богатствѣ отдадите свою дочь за лекаря?
Да, разумѣется! Ты что вмѣшиваешься не въ свое дѣло, негодяйка, нахалка?
Потише, потише, пожалуйста. Вы всегда начинаете съ брани. Развѣ нельзя намъ разсуждать безъ этого? Поговоримъ хладнокровно. Скажите, что побуждаетъ васъ устроить такой бракъ?
Побуждаетъ то, что я чувствую себя хилымъ и больнымъ, я хочу имѣть зятя доктора, родственника — доктора, чтобы у меня всегда была подъ рукой помощь отъ болѣзни, чтобы у себя въ семьѣ находилъ я источники необходимыхъ для меня лекарствъ, а равно всѣхъ консультацій и указаній.
Ну, вотъ и объяснили! Какъ пріятно разговаривать такъ спокойно! Но, сударь, скажите, положа руку на сердцѣ: будто вы въ самомъ дѣлѣ больны?
Какъ, мерзкая! Болѣнъ ли я? Болѣнъ ли я, безстыдная?
Ну, хорошо, хорошо, вы больны, — не будемъ спорить объ этомъ. Да, вы очень больны, согласна, больше даже, чѣмъ думаете. Но вѣдь ваша дочь должна выйти замужъ для себя, а такъ какъ она здорова, то для чего ей мужъ — докторъ?
Я даю ей этого доктора для себя, и хорошая дочь должна быть въ восторгѣ, выходя на человѣка, полезнаго для здоровья ея отца.
Хотите, сударь, чтобы я вамъ дала дружескій совѣтъ?
Какой такой совѣтъ?
Выбросьте изъ головы мысль объ этой свадьбѣ.
Почему?
Потому что ваша дочь никогда на нее не согласится.
Она не согласится?
Нѣтъ.
Моя дочь?
Ваша дочь! Она скажетъ вамъ, что ей нѣтъ никакого дѣла ни до доктора Діафуаруса, ни до его сына Ѳомы Діафуаруса, ни до всѣхъ Діафуарусовъ въ мірѣ.
Такъ мнѣ есть до нихъ дѣло, — не говоря ужъ о томъ, что эта партія выгоднѣе, чѣмъ думаютъ. У доктора Діафуаруса этотъ сынъ единственный наслѣдникъ, и сверхъ того Пургонъ, у котораго нѣтъ ни жены, ни дѣтей, отдаетъ ему по случаю этого брака все свое состояніе, а у Пургона восемь тысячъ ливровъ ежегоднаго дохода.
Много же онъ уморилъ народу, коли нажилъ такое состояніе!
Восемь тысячъ доходу — не дурно, не считая отцовскаго состоянія.
Все это прекрасно, но я стою на своемъ, и, между нами, совѣтую вамъ пріискать ей другого мужа. Не такая она дѣвушка, чтобы сдѣлать изъ нея мадамъ Діафуарусъ.
А я хочу, чтобы это сдѣлалось.
Фи, перестаньте говорить такія вещи.
Какъ? Мнѣ перестать говорить?
Разумѣется.
А почему бы такъ?
Скажутъ, что вы не думаете о томъ, что говорите.
Пусть говорятъ, что хотятъ, а я повторяю, что требую, чтобы она сдержала данное мною слово.
Нѣтъ, я увѣрена, что она этого не сдѣлаетъ.
Я ее заставлю.
Не сдѣлаетъ, говорятъ вамъ.
Сдѣлаетъ, или я ее отдамъ въ монастырь.
Вы?
Я.
Хорошо!
Какъ, хорошо?
Вы не отдадите ее въ монастырь.
Я не отдамъ ее въ монастырь?
Нѣтъ.
Нѣтъ?
Нѣтъ.
Вотъ это, ей Богу, забавно! Я, если захочу, не отдамъ дочь мою въ монастырь?
Нѣтъ, повторяю вамъ.
Кто же мнѣ помѣшаетъ?
Вы сами.
Я?
Да. У васъ не хватитъ на это духа.
Хватитъ.
Вы шутите.
Нисколько не шучу.
Отеческая нѣжность заговоритъ въ васъ.
Не заговоритъ.
Парочка — другая слезинокъ, нѣжное объятье, милый папашечка, сказанное нѣжнымъ голоскомъ — вотъ и растрогались.
Все это нисколько не подѣйствуетъ.
Подѣйствуетъ, подѣйствуетъ.
Говорятъ тебѣ, что я не отступлюсь.
Пустяки.
Не смѣй говорить пустяки!
Боже мой, будто я не знаю, что вы добрый человѣкъ.
Я вовсе не добръ, и когда захочу, такъ очень золъ.
Успокойтесь, сударь, вы забыли, что вы больны.
Я ей безусловно приказываю приготовиться къ этой свадьбѣ.
А я ей безусловно запрещаю.
Да гдѣ это мы живемъ? Какова дерзость! Негодная служанка смѣетъ такъ разговаривать съ своимъ бариномъ!
Когда баринъ самъ не знаетъ, что дѣлаетъ, то благоразумная служанка должна его образумливать.
А, негодная! Я тебя убью!
Мой долгъ — не допускать васъ до поступковъ, которые могутъ васъ обезчестить.
Вотъ я тебя выучу разговаривать!
Я обязана не позволять вамъ дѣлать безумныя вещи.
Собака!
Нѣтъ, я никогда не соглашусь на этотъ бракъ.
Разбойница!
Я не хочу, чтобы она вышла за вашего Ѳому Діафуаруса.
Стерва!
Она меня послушаетъ скорѣе, чѣмъ васъ.
Анжелика, да поймай ты мнѣ эту каналью.
Успокойтесь, батюшка, вамъ вредно волноваться.
Если ты ее не поймаешь, я тебя прокляну.
Я ее лишу наслѣдства, если она васъ послушаетъ. (Уходитъ съ Анжеликой).
О, о, нѣтъ силъ больше; умираю!
А, жена моя, подойди ко мнѣ.
Что съ тобою, бѣдный мужъ мой?
Иди ко мнѣ на помощь.
Но что случилось, дитя мое?
Другъ мой!
Мой другъ!
Меня разсердили.
О, бѣдняжка! Какимъ образомъ, другъ мой?
Ваша негодная Туанета сдѣлалась до невозможности дерзка.
Не волнуйся.
Она меня взбѣсила, моя милая.
Успокойся, дитя мое.
Цѣлый часъ, она все говорила мнѣ на перекоръ.
Тише, тише.
И имѣла нахальство сказать, что я не болѣнъ.
Вотъ такъ дерзость!
Ты знаешь, душа моя, какая это ложь.
Да, мой другъ, она лжетъ.
Мой ангелъ, эта негодяйка уморитъ меня.
Успокойся, успокойся.
Она виною всей моей желчи.
Не сердись такъ сильно.
Ужъ сколько времени я прошу васъ прогнать ее.
Но, дитя мое, что же дѣлать, когда нѣтъ слуги безъ недостатковъ. Часто приходится переносить эти недостатки ради достоинствъ того же человѣка. Туанета ловка, заботлива, прилежна, и, главное, вѣрна, а ты знаешь, что въ настоящее время съ прислугой нужна большая осторожность. Эй, Туанета!
Что прикажете?
Какъ же это ты позволяешь себѣ сердить моего мужа?
Я, сударыня? Право, я васъ не понимаю! Потому что всячески стараюсь угодить барину.
А, разбойница!
Онъ говорилъ, что хочетъ выдать дочь за г. Діафуаруса; я отвѣчала, что это прекрасная партія, но что лучше бы было отдать ее въ монастырь.
Въ этомъ нѣтъ ничего дурного, и я нахожу, что она права.
И ты ей вѣришь, милая? Это сущая разбойница: она наговорила мнѣ кучу дерзостей.
Ну, хорошо, я вѣрю тебѣ, другъ мой. Успокойся! Послушай, Туанета, если ты еще когда нибудь разсердишь моего мужа, я тебя прогоню. Дай сюда его мѣховой халатъ и подушки, я устрою его въ креслѣ. Ты совсѣмъ не въ порядкѣ, другъ мой, надвинь колпакъ поглубже на уши. Скорѣе всего можно простудиться, когда уши открыты.
Ахъ, другъ мой, какъ я тебѣ благодаренъ за всѣ твои заботы обо мнѣ!
Встань, милый другъ, я эту подложу подъ тебя, на эту ты обопрешься, эту за спину, а эту подъ голову.
А эта предохранитъ васъ отъ простуды.
Ахъ, ты, негодная, ты задушить меня хочешь!
Что, что ты это?
Охъ, не могу больше!
Какъ можно такъ сердиться? Она хотѣла услужить тебѣ.
Ангелъ мой! Ты не знаешь какъ лукава эта разбойница! Она меня вывела изъ себя и мнѣ навѣрное придется принять восемь лекарствъ и поставить двѣнадцать клистировъ, чтобы оправиться.
Ну, ну, дружокъ мой, полно, успокойся.
Милая, ты единственное мое утѣшеніе.
Бѣдное дитятко мое!
Чтобы отблагодарить тебя на любовь твою ко мнѣ, я хочу, мой ангелъ, какъ уже говорилъ тебѣ, сдѣлать мое завѣщаніе.
О, другъ мой, не будемъ говорить объ этомъ, прошу тебя; эта мысль для меня невыносима; одно слово: «завѣщаніе» уже заставляетъ меня вздрагивать отъ боли.
Я просилъ тебя поговорить объ этомъ съ нотаріусомъ.
Я привела его — онъ въ той комнатѣ.
Такъ попроси его войти.
Увы, другъ мой, когда любишь мужа, то весьма тяжело думать о такихъ вещахъ.
Пожалуйте, г. Бонфуа, пожалуйте, садитесь. Жена моя говорила мнѣ, что вы очень честный человѣкъ и вполнѣ другъ ея; я поручилъ ей переговорить съ вами о завѣщаніи, которое намѣренъ сдѣлать.
Ахъ, я не въ силахъ говорить о такихъ вещахъ!
Она объяснила мнѣ ваши намѣренія и какъ вы хотите распорядиться въ ея пользу; я же долженъ вамъ сказать, что путемъ завѣщанія вы ничего не можете дать вашей женѣ.
Это почему?
Обычай не позволяетъ. Если бы вы жили въ странѣ писанныхъ законовъ, это можно было бы сдѣлать; но въ Парижѣ и городахъ, управляемыхъ обычаемъ, по крайней мѣрѣ въ большей части ихъ, сдѣлать этого нельзя и такое завѣщаніе было бы признано недѣйствительнымъ. Все, что мужчина и женщина, соединенные бракомъ, могутъ сдѣлать другъ другу — это даръ при жизни, и то если нѣтъ дѣтей у обоихъ супруговъ въ моментъ смерти мужа или жены.
Нелѣпый обычай, не позволяющій мужу наградить жену, которая нѣжно любитъ его и такъ заботится о немъ! Надо мнѣ посовѣтоваться съ адвокатомъ, какъ бы это устроить.
Тутъ незачѣмъ спрашивать адвокатовъ; они обыкновенно строги на этотъ счетъ и воображаютъ, что обойти законъ — великое преступленіе; это — люди затрудненій, не понимающіе, что значатъ извороты совѣсти. Надо совѣтоваться съ другими людьми, гораздо болѣе покладистыми въ такихъ дѣлахъ, знающими способъ незамѣтно переступать законъ и черное сдѣлать бѣлымъ; умѣющими сглаживать всѣ неровности дѣла и обходить обычай какимъ-нибудь косвеннымъ путемъ. Безъ этого въ какое положеніе попадали бы мы каждый день? Нужно всегда облегчить ходъ дѣла; иначе нашъ братъ нотаріусъ сидѣлъ бы сложа руки, и ремесло наше не стоило бы ни гроша.
Жена мнѣ недаромъ говорила, что вы очень честный и знающій человѣкъ. Скажите же, какъ сдѣлать, чтобы отдать все состояніе ей и лишить его моихъ дѣтей?
Какъ сдѣлать? Потихоньку изберите одного изъ близкихъ друзей вашей жены, и отдайте ему формально по завѣщанію все, что можете, а другъ этотъ потомъ передастъ все вашей женѣ. Можно тоже выдать разнымъ лицамъ недвусмысленные документы, которые эти лица переведутъ на вашу жену. Наконецъ, можете передать ей при жизни наличныя деньги или билеты на предъявителя.
Боже мой! Перестаньте, пожалуйста, безпокоиться объ этомъ! Если ты меня оставишь, дорогое дитя мое, я не хочу больше жить на свѣтѣ!
Другъ мой!
Да, мой ангелъ, если я буду имѣть несчастье потерять тебя….
Милая жена!
Для меня ничего не останется въ жизни.
Мой ангелъ!
И я послѣдую за тобой, чтобы доказать тебѣ всю мою любовь.
Мой другъ, ты разрываешь мнѣ сердце. Успокойся, Бога ради!
Ваши слезы совсѣмъ неумѣстны: дѣло еще далеко не такъ плохо.
Ахъ, вы не знаете, что значитъ нѣжно любимый мужъ!
Умирая, я буду жалѣть объ одномъ, другъ мой, что не имѣлъ отъ тебя ребенка. Впрочемъ, Пургонъ обѣщалъ доставить мнѣ возможность добиться этого.
Конечно, это еще можетъ случиться.
Надо, моя дорогая, сдѣлать завѣщаніе такъ, какъ указываетъ г. Нотаріусъ; но изъ предосторожности я отдамъ тебѣ въ руки двадцать тысячъ франковъ золотомъ, лежащихъ въ альковѣ моей спальни, и два билета на предъявителя, которые мнѣ должны Дамонъ и Жерантъ.
О, нѣтъ, нѣтъ, ничего этого мнѣ не нужно. Ахъ!… Сколько, говоришь ты, у тебя въ альковѣ?
Двадцать тысячъ франковъ, мой ангелъ.
Пожалуйста, не говорите мнѣ о деньгахъ! Ахъ!… Эти два билета на какую сумму?
Одинъ, мой ангелъ, въ четыре, а другой въ шесть тысячъ франковъ.
Всѣ блага земныя, мой другъ, ничто въ сравненіи съ тобой.
Угодно вамъ приступить къ составленію завѣщанія?
Да, но намъ будетъ удобнѣе въ моемъ маленькомъ кабинетѣ. Ангелъ мой, проводи меня, пожалуйста.
Пойдемъ, бѣдное дитя мое. (Уходятъ).
Вотъ и нотаріусъ тутъ, и я слышала, какъ говорили о завѣщаніи. Ваша мачиха не дремлетъ; и навѣрное она затѣваетъ что-то противъ вашихъ интересовъ.
Пусть мой отецъ распоряжается какъ угодно своимъ состояніемъ, лишь бы онъ не насиловалъ моего сердца. Ты видишь, какъ сильно злоупотребляютъ его слабостью. Не оставь же ты меня въ этой крайности.
Мнѣ васъ оставить! Я скорѣе умру! Хоть ваша мачиха и дѣлаетъ меня своею повѣренною и старается склонить на свою сторону, я не могу имѣть къ ней расположенія. Предоставьте мнѣ дѣйствовать: я сдѣлаю все возможное, чтобъ услужить вамъ; но для лучшаго успѣха мнѣ надо перемѣнить оружіе, скрыть мою любовь къ вамъ и притвориться, что я раздѣляю мысли и чувства вашего отца и вашей мачихи.
Постарайся, Бога ради, увѣдомить Клеанта, что меня порѣшили выдать за другого.
Я могу поручить это только одному человѣку — старому ростовщику Полишинелю, моему любовнику; для этого придется немного понѣжничать съ нимъ, — но ужъ нечего дѣлать, для васъ рѣшусь. Сегодня уже поздно. Но завтра чуть свѣтъ пошлю за нимъ, и онъ будетъ въ восторгѣ, что….
Туанета!
Меня зовутъ. Прощайте, положитесь на меня.
О, любовь, любовь, любовь, любовь! Бѣдный Полишинель! Какую чертовскую фантазію вбилъ ты себѣ въ голову! Въ чемъ проводишь ты время, несчастный безумецъ! Ты пренебрегаешь своимъ ремесломъ и кидаешь свои дѣла; ты пересталъ ѣсть, ты почти не пьешь, ты теряешь ночной сонъ — и все это изъ-за кого? Изъ-за нахалки, отъявленной нахалки, — бѣса, не женщины, которая тебя водитъ за носъ и издѣвается надо всѣмъ, что бы ты ей ни говорилъ. Но разсуждать тутъ нечего. Ты этого желаешь, любовь, надо быть такимъ же сумасшедшимъ, какъ и столько другихъ людей! Не очень кто кстати человѣку въ моихъ лѣтахъ; но что подѣлаешь? По приказу благоразумнымъ не будешь, и старый мозгъ развинчивается не хуже молодого. Теперь я явился сюда посмотрѣть — не смягчу ли мою тигрицу серенадой. Иногда ничто такъ не трогаетъ, какъ обожатель, распѣвающій свои сѣтованія подъ окнами и дверьми своей возлюбленной. (Беретъ свою лютню). Вотъ чѣмъ буду я акомпанировать себѣ. О ночь, о дорогая ночь! Донеси мои любовные, вздохи и стоны на ложе моей неумолимой.
Notte e dì, v’amo e v’adoro;
Cerco un si, per raio ristoro:
Ma se voi dite di nò,
Bell' ingrata, io morirò.
Frà la speranza
S’afflige il cuore,
In lontananza
Consuma l’hore;
Si dolce inganno
Che mi figura
Breve l’affanno,
Ahi! troppo dura!
Cosi per troppo amar languisco e muoro.
Notte e dl, v’amo e v’adoro;
Cerco un si, per mio ristoro:
Ma se voi dite di nò,
Bell' ingrata, io morirò.
Se non dormite,
Almen pensate
Aile ferrite
Ch' al cuor mi fate:
Deh! almen fingete,
Per mio conforto,
Se m’uccidete,
D’hiaver il torto;
Vostra pietà mi scemerà il martoro.
Notte e dì, v’amo e v’adoro;
Cerco on sì, per mio ristoro:
Ma se voi dite di nò,
Beir ingrata, io morirò 1).
- ) Переводъ. Ночью и днемъ люблю и обожаю тебя; жажду «да», которое возвратитъ мнѣ бодрость. Но если ты скажешь «нѣтъ», о неблагодарная красавица, я умру. Лелѣемое надеждой, сердце грустить; вдали отъ милой, оно сокращаетъ свои дни. Сладостное заблужденіе, заставляющее меня мечтать, что близокъ конецъ моему мученію, увы! длится слишкомъ долго. И вотъ, за сильную любовь мою я томлюсь и умираю.
Ночью и днемъ, и т. д.
Если ты не спишь, думай по крайней мѣрѣ о ранахъ, что ты наносишь моему сердцу. Для моего утѣшенія притворись по крайней мѣрѣ, что если ты убиваешь меня, то это не хорошо съ твоей стороны. Твое состраданіе утишитъ мою муку.
Ночью и днемъ, и т. д.
Zerbinetti, ch' ogn' hor, con finti sguardi,
Mentiti desiri,
Fallaci sospiri,
Accenti buggiardi,
Di fede vi preggiate;
Ah! che non m’ingannate;
Che già so per prova,
Ch' in voi non si trova
Costanza ne fede.
Oh! quanto è pazza colei che vi crede!
Quei sguardi languidi
Non m’innamorano.
Quei sospiri fervidi
Più non m’infiammano,
Vel' giuro a fe,
Zerbino misero,
Del vostro piangere
Il mio cuor libero
Vuol sempre ridere;
Credete a me;
Che già so per prova,
Ch’in voi non si trova
Costanza ne fede.
Oh! quanto è pazza colei che vi crede! 1)
1) Волокиты, вы, что каждую минуту фальшивыми взглядами, лживыми желаніями, притворными вздохами, коварными словами стараетесь увѣрить въ вашемъ постоянствѣ — не проведете вы меня больше! Я по опыту знаю, что нѣтъ въ васъ ни постоянства, ни вѣрности. О, какая сумасшедшая та, которая вѣритъ вамъ!
Эти томные взгляды не заставятъ меня полюбить; эти жаркіе вздохи не воспламенятъ меня — въ этомъ клянусь вамъ честью, жалкій волокита! Мое сердце, нетронутое вашими сѣтованіями, будетъ — вѣрьте мнѣ — всегда смѣяться.
Я по опыту знаю и т. д.
Что это за дерзкая музыка прерываетъ мой голосъ?
Эй, вы, скрипки, замолчите! Не мѣшайте мнѣ скорбѣть о жестокостяхъ моей неумолимой.
Замолчите, повторяю вамъ. Я хочу пѣть.
Цыцъ-же!
Смирнѣе, пожалуста!
Охъ!
Да что вы, смѣетесь надо мной?
Воть-то шумъ!
Чортъ бн васъ побралъ!
Я въ бѣшенствѣ!
Вы не замолчите?.. Ну, слава тебѣ, Господи!
Опять?
Провались вы!
Экая дурацкая музыка!
Ла, ла, ла, ла…
Ла, да, ла, да…
Ла, ла, ла, да…
Ла, ла, ла, ла…
Ла, ла, ла, да…
А право, это забавно! Продолжайте, г. скрипачи! Вы мнѣ доставляете удовольствіе. (Не слыша ничего). Продолжайте, пожалуста.
Вотъ средство заставить ихъ замолчать. Музыка привыкла дѣлать не то, чего желаютъ отъ нея. Ну, вернемся ко мнѣ. Прежде чѣмъ запѣть, попрелюдирую немножко и сыграю что нибудь, чтобы напасть на настоящій тонъ. (Беретъ лютню и будто бы играетъ на ней, подражая губами и языкомъ ея звуку). Планъ, планъ, планъ, плинъ, плинъ, плинъ. Вотъ-то отвратительная погода для настройки лютни! Плинъ, плинъ, плинъ! Плинъ, плинъ. Совсѣмъ струны распускаются въ такую погоду. Планъ, планъ. Я слышу шумъ. Приставлю лютню къ двери.
Кто идетъ? Кто идетъ?
Это что за чертовщина? Мода, чтоли, теперь говорить подъ музыку?
Кто идетъ? Кто идетъ? Кто идетъ?
Я, я, я.
Кто идетъ? Кто идетъ? — спрашиваю.
Я, я, отвѣчаю.
Кто-же ты? Кто-же ты?
Я, я, я, я, я, я.
Но какъ зовутъ? Но какъ зовутъ? Сейчасъ скажи ты намъ.
Меня зовутъ — «Ступай ко всѣмъ чертямъ!»
Сюда, товарищи, хватайте поскорѣй
Того, кто дерзокъ такъ съ особою моей!
Стой! кто идетъ?
Какихъ негодныхъ слышу здѣсь?
Ну, что-же?
Эй, мои лакеи! Штатъ мой весь!
Сюда, ко мнѣ!
Клянусь и тѣломъ, и душою!
Я всѣхъ здѣсь уложу — не совладать со мною!
Эй, Баскъ, Пуатевенъ, Шампань, Пикаръ, Бретонъ!
Подайте мнѣ мой мушкетонъ!
Пу!..
Ха, ха, ха! Какъ я напугалъ ихъ! Вотъ-то дураки: боятся меня, когда я самъ также боюсь другихъ!.. Право, только ловкостью и пробьешься на свѣтѣ! Не разыграй я знатнаго барина и не притворись храбрецомъ — они бы меня непремѣнно сцапали. Ха, ха, ха! (Полицейскіе приблизились и, услышавъ его слова, хватаютъ ею за воротъ).
Вотъ онъ! Сюда! Огонь, товарищи, скорѣй!
Ага! Мошенникъ, плутъ, злодѣй!
Негодный, висѣльникъ, каналья, дрянь, воришка,
Бездѣльникъ, негодяй, лгунишка, —
Ты смѣешь насъ вводить въ обманъ?
Ахъ, господа, вѣдь былъ я пьянъ!..
Нѣтъ, нѣтъ, не вѣрьте вы ему!
Въ тюрьму его! Скорѣй въ тюрьму!
Господа, я не воръ.
Въ тюрьму.
Я здѣшній гражданинъ.
Въ тюрьму.
Да что же я сдѣлалъ?
Въ тюрьму, сейчасъ въ тюрьму.
Господа, отпустите меня.
Нѣтъ.
Прошу васъ.
Нѣтъ.
Ну!..
Нѣтъ!
Пожалуста.
Нѣтъ, нѣтъ!
Господа!
Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
Будьте такъ добры!
Нѣтъ, нѣтъ!
Сжальтесь!
Нѣтъ, нѣтъ!
Ради Бога!
Нѣтъ, нѣтъ!
Пощадите!
Нѣтъ, нѣтъ! Не вѣрьте вы ему!
Безъ отговорокъ! Маршъ въ тюрьму!
Неужели же ничто не можетъ растрогать ваши сердца?
Не трудно тронуть насъ:
Мы люди добрые: коль дорожите волей,
Вы только дайте намъ на водку шесть пистолей —
И можете идти себѣ сейчасъ.
Увы, господа, клянусь вамъ, что при мнѣ нѣтъ ни гроша.
А денегъ нѣтъ — безъ дальнихъ словъ
Ты выбирай себѣ — какъ это намъ ни жалко —
Иль три десяточка щелчковъ,
Иль дюжину ударовъ палкой!
Если ужъ это такъ необходимо и безъ этого нельзя обойтись, а выбираю щелчки.
Ну, готовься, получай,
И внимательно считай.
Одинъ и два, три и четыре, пять и шесть, семь и восемь, девять и десять, одиннадцать и двѣнадцать, тринадцать и четырнадцать, пятнадцать.
А, ты хочешь пропускать! Ну, съ начала мы опять.
Ахъ, господа, моя бѣдная голова не въ силахъ больше выдержать, вы сдѣлали изъ нея печеное яблоко. Ужъ по мнѣ лучше давайте палку, чѣмъ начинать съ изнова.
Коль палка для тебя милѣй —
Изволь, тебѣ мы не откажемъ въ ней!
Одинъ, два, три, четыре, пять, шесть… Ай, ай, не могу больше выдержать… Вотъ вамъ, господа, шесть пистолей.
Щедрѣе человѣкъ найдется на землѣ-ль?
Прощайте, добрый нашъ синьоръ Полишинель!
Добрый вечеръ, господа.
Прощайте, добрый нашъ синьоръ Полишинель.
Вашъ слуга.
Прощайте, добрый нашъ синьоръ Полишинель.
Вашъ покорный слуга.
Прощайте, добрый нашъ синьоръ Полишинель.
До свиданья.
Что вамъ угодно, сударь?
Что мнѣ угодно?
Ахъ, это вы, вотъ неожиданность! Зачѣмъ же вы пришли сюда?
Уанать мою судьбу, поговорить съ прекрасной Анжеликой, увѣриться въ ея чувствахъ и спросить, каково ея рѣшеніе насчетъ того ужаснаго брака, о которомъ меня увѣдомили.
Прекрасно; но съ Анжеликой не такъ-то легко говорить; вы знаете, что ее держатъ подъ надзоромъ, не позволяютъ ни выходить изъ дому, ни говорить съ кѣмъ нибудь; вамъ вѣдь извѣстно, что только благодаря любопытству старой тетки намъ удалось побывать въ театрѣ, гдѣ и началась ваша любовь; и, конечно, мы никому объ этомъ не сказали ни слова
Да я не явился сюда какъ Клеантъ и влюбленный въ Анжелику, — а пришелъ подъ видомъ друга ея учителя музыки, котораго я упросилъ позволить мнѣ сказать здѣсь, что онъ послалъ меня вмѣсто себя.
Вотъ ея отецъ. Уйдите на минуту, я скажу ему, что вы здѣсь.
Пургонъ приказалъ мнѣ прохаживаться каждое утро по комнатѣ, — пройти двѣнадцать разъ взадъ и впередъ. Вотъ только я забылъ спросить его, какъ надо ходить: вдоль комнаты или поперегъ…
Сударь, здѣсь…
Говори тихо, негодная! Ты растрясла мнѣ весь мозгъ, точно не знаешь, что съ больными надо говорить тихо.
Я хотѣлъ вамъ сказать…
Тише, говорятъ тебѣ.
Здѣсь… (дѣлаетъ движеніе губами).
Что?
Я говорю, что (дѣлаетъ тоже движеніе).
Что ты говоришь?
Я говорю, что пришелъ человѣкъ, которому надо васъ видѣть.
Пусть войдетъ. (Туанета знаками зоветъ Клеанта).
Милостивый Государь…
Говорите тише, не то растрясете мозгъ у барина.
Я очень радъ, что вы на ногахъ и что вамъ лучше.
Какъ, ему лучше? Неправда! Барину всегда худо!
Я слышалъ, что г. Аргану лучше, и нахожу, что у него здоровый видъ.
Что вы называете здоровымъ видомъ? Совсѣмъ онъ не здоровый, и это нахалы наговорили вамъ, что барину лучше. Никогда ему не было такъ худо, какъ теперь.
Она права.
Онъ ходитъ, спитъ, ѣстъ и пьетъ, какъ и всякій другой, но это не мѣшаетъ ему быть очень больнымъ.
Правда.
Мнѣ это весьма прискорбно слышать. Я пришелъ къ вамъ отъ учителя пѣнія вашей дочери; онъ на нѣсколько дней долженъ былъ уѣхать загородъ, и такъ какъ я самый близкій его другъ, то онъ и поручилъ мнѣ продолжать его уроки, боясь, что иначе она забудетъ все, что уже выучила.
Хорошо. (Туанетѣ) Позови Анжелику.
Я думаю, что не лучше ли имъ пойти въ ея комнату.
Нѣтъ, позови ее сюда.
Но при комъ нибудь постороннемъ нельзя дать урока какъ слѣдуетъ.
Пустяки, пустяки!
Право, это васъ разстроитъ, — а надо избѣгать всего, что можетъ взволновать васъ и растрясти вамъ мозгъ.
Нѣтъ, нѣтъ, я люблю музыку и буду очень радъ… А, да вотъ и она. (Туанетѣ) Пойди, узнай, одѣлась ли моя жена.
Подойди сюда, дочь моя. Твой учитель музыки уѣхалъ въ деревню и просилъ этого господина заняться съ тобой.
Боже!
Что съ тобой? Чему ты изумилась?
Я…
Что? Что тебя смутило?
Необыкновенный случай!.. Батюшка…
Что такое?
Мнѣ сегодня снилось, что я почему-то очутилась въ очень затруднительномъ положеній, и что одинъ молодой человѣкъ, удивительно похожій на этого господина, по моей просьбѣ, выручилъ меня. Судите же о моемъ удивленіи, когда, прійдя сюда, я увидала того, который грезился мнѣ цѣлую ночь.
Счастливъ тотъ, кто занимаетъ ваши мысли, на яву ли, или во снѣ; я былъ бы, конечно, очень счастливъ, если бы, нуждаясь въ помощи, вы сочли меня достойнымъ быть вамъ полезнымъ. Нѣтъ ничего въ мірѣ, чего бы я не сдѣлалъ, чтобы…
Ну, сударь, теперь я рѣшительно на вашей сторонѣ и отказываюсь отъ всѣхъ моихъ вчерашнихъ словъ. Къ вамъ сейчасъ пріѣхали докторъ Діафуарусъ съ сыномъ. Вотъ такъ зять у васъ будетъ! Вы увидите сейчасъ красавца и умнѣйшаго человѣка. Онъ сказалъ всего два слова, а я уже въ восхищеніи; ваша дочь съума сойдетъ отъ него.
Не уходите, пожалуйста. Дѣло въ томъ, что я выдаю дочь свою замужъ, и сюда идетъ ея женихъ, котораго она еще не видала.
Много чести для меня быть свидѣтелемъ такого пріятнаго свиданія.
Онъ сынъ отличнаго доктора; свадьба будетъ черезъ четыре дня.
Прекрасно.
Пожалуйста, дайте знать объ этомъ ея учителю музыки, чтобы онъ пріѣхалъ на свадьбу.
Непремѣнно.
И васъ я тоже приглашаю.
Очень благодаренъ и польщенъ.
Дорогу, дорогу! Идутъ!
Г. Пургонъ запретилъ мнѣ обнажать голову. Вы, г. Діафуарусъ, сами докторъ и знаете, что изъ этого можетъ выйти.
Мы посѣщаемъ больныхъ, чтобы приносить имъ помощь, а не причинять безпокойство. (Арганъ и докторъ Діафуарусъ начинаютъ говорить вмѣстѣ).
Я принимаю…
Мы пришли сюда…
Съ большою радостью…
Я и сынъ мой…
Честь, которую вы мнѣ дѣлаете…
Засвидѣтельствовать вамъ…
И я бы желалъ…
Что мы въ восхищеніи…
Лично явиться къ вамъ…
Отъ высокой чести, которой вы насъ удостоиваете.
Чтобы убѣдить васъ въ этомъ.
Давая намъ возможность…
Но вы знаете…
Вступить въ вашъ…
Что значитъ больной…
Семейный союзъ…
И потому я могу только…
Смѣемъ увѣрить васъ…
Оказать вамъ здѣсь…
Что во всемъ, зависящемъ отъ нашихъ познаній..
Что буду искать случая…
Какъ и во всемъ другомъ…
Дать вамъ убѣдиться…
Мы будемъ всегда готовы…
Что я всегда къ вашимъ услугамъ.
Доказать вамъ наше усердіе. (Сыну) Ѳома, подойди к скажи свое привѣтствіе.
Съ отца начинать?
Да.
Милостивый Государь! Я являюсь привѣтствовать, признать, возлюбить и восчествовать въ васъ второго отца, но такого второго, которому, смѣю доложить, я обязанъ больше, чѣмъ первому. Первый меня произвелъ на свѣтъ, но вы меня избрали; онъ принялъ меня по необходимости, вы изволили принять по милостивому вниманію; все, что я имѣю отъ него, есть произведеніе его тѣла, то, что получаю отъ васъ, есть произведеніе вашего духа. И насколько духовная сторона въ человѣкѣ выше стороны тѣлесной, настолько же я считаю драгоцѣннымъ благомъ это будущее породненіе мое съ вами, за которое я нынѣ явился заранѣе засвидѣтельствовать вамъ мою почтительнѣйшую признательность и высокопочитаніе.
Да здравствуетъ школа, изъ которой выходятъ такіе умные люди.
Хорошо было сказано, отецъ мой?
Optime.
Привѣтствуй жениха!
Лобызать буду?
Да, да.
Сударыня, само небо избрало васъ въ матери, ибо…
Это не жена моя, это дочь.
А гдѣ же находится супруга?
Она сейчасъ прійдетъ.
Подождать ее?
Говори покамѣсть привѣтствіе невѣстѣ.
Сударыня! Совершенно подобно тому, какъ статуя Мемнона издавала гармоническіе звуки при озареніи ея лучами солнца, оживляюсь я сладостнымъ восторгомъ, когда появляется солнце вашей красоты. И какъ, по замѣчанію натуралистовъ, цвѣтокъ, именуемый геліотропомъ, постоянно обращаетъ свое лицо къ солнцу, точно также мое сердце отнынѣ постоянно будетъ обращаться къ лучезарнымъ свѣтиламъ очей вашихъ, какъ къ своему единственному полюсу. Позвольте же мнѣ, сударыня, возложить въ сей день на алтарь прелестей вашихъ, въ видѣ жертвеннаго приношенія, мое сердце, исполненное единственнаго желанія имѣть высокую честь быть всю жизнь вашимъ, милостивая государыня, почтительнѣйшимъ, послушнѣйшимъ и вѣрнѣйшимъ слугою и супругомъ.
Вотъ, что значитъ наука! Какія славныя вещи выучиваешься говорить!
Ну, что вы скажете объ этомъ?
Скажу, что этотъ господинъ дѣлаетъ чудеса и что если онъ такой же докторъ, какъ и ораторъ, то пріятно быть его паціентомъ.
Разумѣется. Если онъ такъ же лечитъ, какъ говоритъ, то это нѣчто совершенно изумительное.
Эй, люди, кресло мнѣ и стульевъ гостямъ! (Лакеи приносятъ стулья). Садись тутъ, дочь моя. (Діафуарусу) Вы видите, что всѣ удивляются вашему сыну; и я нахожу, что вы очень счастливы, имѣя такого необыкновеннаго молодого человѣка.
Да, не потому, что я его отецъ, но смѣло могу сказать, что онъ доставляетъ мнѣ много удовольствія и что всѣ, знающіе его, очень его хвалятъ. Правда, у него никогда не было большой живости воображенія и того быстраго ума, который мы видимъ у нѣкоторыхъ молодыхъ людей, но изъ этого-то я и вывелъ заключеніе о присутствіи въ немъ свойствъ, необходимыхъ для нашей профессіи. Маленькимъ онъ никогда не былъ, что называютъ, юркимъ, живымъ, всегда оставался тихимъ, спокойнымъ, молчаливымъ, никогда рта не раскрывалъ, никогда не игралъ въ игры, называемыя дѣтскими. Большого труда стоило выучить его читать; въ девять лѣтъ онъ не зналъ еще буквъ. Ничего, думалъ я, позднія деревья приносятъ лучшіе плоды. На мраморѣ писать труднѣе, чѣмъ на пескѣ, но разъ вырѣзанное на немъ остается долго, и это тугое пониманіе, эта неповоротливость воображенія — доказательство будущей разсудительности. Когда я его отдалъ въ училище, ему было трудно работать, но онъ преодолѣвалъ трудности, и учителя всегда хвалили его прилежаніе и усидчивость. Наконецъ, онъ таки достигъ своего, получилъ степень, и я могу сказать безъ тщеславія, что за послѣдніе два года его практическихъ занятій ни одинъ кандидатъ не отличался на диспутахъ такъ, какъ онъ. Тутъ онъ сдѣлался просто опасенъ, и не проходитъ ни одного научнаго случая, въ которомъ онъ не выступалъ бы съ непремѣннымъ опроверженіемъ. Онъ очень твердъ въ спорѣ, непоколебимъ въ своихъ принципахъ и всякое свое разсужденіе проводитъ сквозь всѣ, самые сокровенные, изгибы логики. Но особенно нравится мнѣ въ немъ то, что онъ, слѣдуя моему примѣру, слѣпо вѣритъ нашимъ древнимъ учителямъ и не придаетъ никакой цѣны такъ называемымъ открытіямъ нашего вѣка насчетъ кровообращенія и другимъ возрѣніямъ и ученіямъ такого же сорта.
Противъ послѣдователей этой системы я написалъ и защищалъ сочиненіе, которое, съ вашего позволенія (кланяется Аргану), смѣю представить вашей дочери, какъ почтительное приношеніе первыхъ плодовъ моей умственной дѣятельности.
Для меня это совершенно лишнее, я ничего въ этихъ вещахъ не понимаю.
Дайте, дайте, пригодится, — мы его повѣсимъ на стѣну вмѣсто картины.
Сверхъ того, тоже съ вашего позволенія, я имѣю честь пригласить вашу дочь пожаловать на дняхъ, для развлеченія, на вскрытіе женскаго трупа, по поводу чего я буду тутъ же диспутировать.
Прекрасное развлеченіе. Другіе водятъ невѣстъ въ театръ, но дать возможность полюбоваться вскрытіемъ трупа гораздо любезнѣе.
Что касается до качествъ, необходимыхъ для брака и произведенія потомства, то увѣряю васъ, что, согласно ученію медицины, онъ ими обладаетъ вполнѣ: что у него въ похвальной степени развита способность дѣторожденія и что темпераментъ у него такой, какой нуженъ для производства надлежаще здоровыхъ дѣтей.
Не намѣреваетесь ли вы представить его ко двору, достать ему тамъ мѣсто врача?
Откровенно вамъ сказать, наша служба при высокопоставленныхъ лицахъ никогда мнѣ не нравилась; и я всегда находилъ, что гораздо выгоднѣе для нашего брата работать для обыкновенной публики. Публика покладиста; съ нею ладитъ легко. Вы ни предъ кѣмъ не отвѣчаете за ваши дѣйствія и что бы ни случилось, вамъ дѣла нѣтъ, если вы слѣдовали правиламъ науки. Съ знатными же бѣда та, что когда они заболѣваютъ, то непремѣнно требуютъ, чтобы доктора ихъ вылечивали.
Забавно въ самомъ дѣлѣ! Этакая дерзость, требоватъ, чтобы вы ихъ непремѣнно вылечивали! Да развѣ они васъ держатъ для этого? Ваше дѣло только брать деньги за визиты и прописывать лекарства, а ужъ вылечиваются пусть сами, коли могутъ.
Это правда. Мы должны только лечить по правиламъ.
Заставьте, пожалуйста, мою дочь спѣть что нибудь предъ почтенными гостями.
Я ожидалъ только вашего приказанія, и мнѣ пришло на мысль предложить вашей дочери спѣть сцену изъ одной новой оперы. (Даетъ Анжеликѣ бумагу). Вотъ ваша партія.
Моя?
Не отказывайтесь и не мѣшайте дать вамъ понять, какую сцену мы споемъ. (Громко) У меня плохой голосъ, но въ этой сценѣ достаточно ясной фразировки, и я надѣюсь, что меня извинятъ необходимостью вторить мадмуазель Анжеликѣ.
Хороши ли стихи?
Это, собственно говоря, маленькая импровизація, и вы слышите только размѣренную прозу или нѣчто въ родѣ вольныхъ стиховъ, такихъ, какіе любовь и необходимость влагаютъ въ уста людей, говорящихъ по собственному внушенію и безъ всякаго приготовленія.
Прекрасно. Послушаемъ.
Вотъ содержаніе сцены: одинъ пастухъ наслаждался пріятнымъ зрѣлищемъ; какъ вдругъ вниманіе его привлекъ шумъ въ нѣсколькихъ шагахъ: онъ обернулся и увидѣлъ, что какой-то грубый нахалъ оскорбляетъ дерзкими словами пастушку. Прежде всего онъ вступился за тотъ полъ, къ которому должны относиться съ почтеніемъ всѣ мужчины, и, наказавъ дерзкаго, подошелъ къ пастушкѣ; она была очень хороша собою и изъ ея прекрасныхъ глазъ струились прелестнѣйшія слезы, какія ему когда либо случалось видѣть. Увы! — сказалъ онъ про себя. Какъ можно оскорблять такое прекрасное существо! И какой безчеловѣчный варваръ не тронется такими слезами! Нашъ пастухъ старается остановить эти слезы, которыя такъ плѣняютъ его; а пастушка въ то же время старается поблагодарить его за услугу; но дѣлаетъ это такъ нѣжно, такъ мило и такъ страстно, что онъ не въ силахъ сопротивляться, и каждое ея слово, каждый взглядъ — огненная струя, проникающая въ его сердце. Что можетъ быть достойно такихъ словъ? думалъ онъ. И чего бы не сдѣлалъ человѣкъ, какимъ бы трудамъ и опасностямъ не подвергался онъ съ восхищеніемъ, чтобы хоть на минуту доставить себѣ трогательныя и сладостныя изліянія столь признательной души! Зрѣлище, на которомъ онъ присутствовалъ, перестало привлекать его вниманіе; но онъ жалуется, что оно слишкомъ коротко, потому что, окончиваясь, оно разлучаетъ его съ очаровательною пастушкою. Съ этой первой встрѣчи, съ этого перваго мгновенія, въ его сердцѣ поселяются такія ощущенія, какія можетъ вызвать сильнѣйшая любовь многихъ лѣтъ. И вотъ онъ начинаетъ мучиться всѣми муками разлуки, терзается, не видя того, что видѣлъ такъ недолго. Всѣми силами стремится онъ къ новой встрѣчѣ, но пастушку охраняютъ такъ, что это оказывается невозможнымъ. Наконецъ, будучи не въ силахъ противиться своей страсти, онъ рѣшается просить руки очаровательной красавицы и получаетъ на то ея позволеніе. Но въ тоже время ему даютъ знать, что отецъ пастушки далъ за нее слово другому и что все готово къ свадьбѣ. Судите же, какой страшный ударъ для сердца бѣднаго пастуха! Онъ пораженъ смертельнымъ горемъ; для него невыносима страшная мысль — увидѣть ту, которую онъ любитъ, въ объятіяхъ другого, и вотъ его любовь въ отчаяніи внушаетъ ему средство войти въ домъ своей пастушки, чтобы узнать ея чувства и услышать отъ нея рѣшеніе своей судьбы. Тутъ онъ встрѣчаетъ приготовленія ко всему тому, чего онъ страшится: является недостойный соперникъ, котораго прихоть отца ставитъ преградою его любви; онъ видитъ его, этого смѣшного соперника, торжествующимъ подлѣ прекрасной пастушки, какъ подлѣ обезпеченной побѣды; и это зрѣлище едва позволяетъ несчастному владѣть собою отъ гнѣва; онъ кидаетъ печальные взгляды на предметъ своего обожанія; уваженіе къ ней и присутствіе ея отца позволяютъ ему говорить съ нею только глазами; но наконецъ онъ не въ силахъ выдерживать, и сила любви заставляетъ его говорить такъ: (поетъ)
Прекрасная Филисъ, жестоко я страдаю!
Откройся предо мной, — молчаніе прервемъ…
Рѣшенія судьбы теперь я ожидаю,
Скажи: мнѣ умереть иль жить съ тобою вдвоемъ?
Тирсисъ, убита я, томитъ всю душу горе —
Бракъ, предстоящій мнѣ, нѣтъ силы перенесть!
Въ моихъ стенаніяхъ, въ моемъ печальномъ взорѣ
Ты можешь мой отвѣтъ, о милый другъ, прочесть!
Ого! Не думалъ я, что моя дочь такая искусница пѣть прямо, à livre ouvert.
Ужель мнѣ судьба сулила
Блаженства столько, чтобы ты
Мнѣ въ сердцѣ у себя мѣстечко удѣлила?
И это правда, — не мечты?
Да, дорогой Тирсисъ, страдая безконечно,
Я говорю: люблю тебя сердечно!
О, чудныя слова! Ихъ повтори, молю,
Чтобъ я увѣровалъ!
Да, я тебя люблю!
Еще, еще! Мнѣ это такъ пріятно!
Люблю тебя!
О, повторяй стократно —
Не уставай!
Люблю тебя, люблю,
Да, дорогой Тирсисъ, люблю!
О, боги, о, цари, — предъ коими все въ прахѣ,
Блаженству вашему сравниться-ли съ моимъ?
Но средь восторговъ всѣхъ въ тревогѣ я и страхѣ.
Соперникъ злой… Что дѣлать съ нимъ?
Онъ ненавистенъ мнѣ! Вблизи его страдаетъ,
Какъ въ пыткѣ, вся душа моя!
Твой отецъ ему отдать тебя желаетъ.
Нѣтъ, смерть предпочитаю я!
Скорѣе съ жизнью разлучиться,
Чѣмъ съ ненавистнымъ соединиться!
Что же говоритъ на это отецъ?
Ничего.
Дуракъ же отецъ, который слушаетъ такія глупости, и не говоритъ ни слова!
Любовь моя…
Нѣтъ, нѣтъ! Довольно! Эта пьеса подаетъ весьма дурной примѣръ. Пастухъ Тирсисъ — дерзкій мальчишка, а Филисъ — наглая безстыдница, коли говоритъ такія вещи въ присутствіи отца. (Анжеликѣ) Покажи-ка мнѣ эти ноты. Что же это! Гдѣ тутъ слова, которыя ты пѣла? Здѣсь только ноты!
Развѣ вы не знаете, что въ послѣднее время выдумали писать и слова нотными знаками?
Прекрасно! Честь имѣю кланяться. До свиданья. Мы легко могли бы обойтись безъ вашей нахальной оперы.
Я думалъ развлечь васъ. .
Глупости не развлекаютъ. А вотъ и моя жена.
Милая моя, вотъ сынъ доктора Діафуаруса.
Сударыня! Небо поступило совершенно справедливо, избравъ васъ тещею, ибо на вашемъ лицѣ видно…
Очень рада васъ видѣть здѣсь и съ вами познакомиться.
Ибо на вашемъ лицѣ видно… ибо на вашемъ лицѣ видно… Сударыня, вы перебили меня на срединѣ фразы, и я забылъ остальное.
Ѳома, ты доскажешь въ другой разъ.
Другъ мой, жаль, что ты не пришла раньше.
Ахъ, сударыня! Вы много потеряли, пропустивъ второго отца, статую Мемнона и цвѣтокъ геліотропъ!
Ну, дочь моя, дай руку этому господину и поклянись ему въ вѣрности, какъ будущему мужу.
Батюшка!
Ну, что, батюшка! Чего еще?
Бога ради, не торопитесь! Дайте намъ по крайней мѣрѣ время узнать другъ друга, — пусть зародится въ насъ та взаимная склонность, которая такъ необходима для счастливаго брака.
О, сударыня, что касается меня, то во мнѣ она уже совсѣмъ родилась; мнѣ ожидать нечего.
Но я не такъ тороплива, какъ вы, и признаюсь вамъ, что ваши достоинства еще не произвели на меня достаточнаго впечатлѣнія.
Ну, ладно, ладно. Это все успѣетъ сдѣлаться, когда вы будете женаты.
Батюшка, прошу васъ не торопите меня. Бракъ — это оковы, которыя никогда не слѣдуетъ надѣвать на сердце насильно, и если этотъ господинъ благородный человѣкъ, онъ самъ конечно не захочетъ жениться на дѣвушкѣ, которая пошла бы за него по принужденію.
Nego consequentum, сударыня: я могу быть благороднымъ человѣкомъ, и все таки принять вашу руку изъ рукъ вашего батюшки.
Дурное средство заставить себя любить посредствомъ насилія.
У древнихъ мы читаемъ, сударыня, что они похищали для браковъ дѣвушекъ изъ родительскихъ домовъ насильно, для того, чтобы не казалось, что онѣ отдаютъ себя мужчинамъ по добровольному согласію.
Древніе — древніе, а мы живемъ теперь. Жеманныя уловки — вещь лишняя въ нашъ вѣкъ, и если намъ кто нравится, мы умѣемъ очень хорошо выходить за него замужъ и безъ принужденія. Потерпите немного; если вы меня любите, то должны желать всего того, чего я желаю.
Точно такъ, на исключеніемъ интересовъ моей любви.
Но первый знакъ любви — это подчиненіе волѣ любимаго человѣка.
Distinguo, сударыня! Что до обладанія любимымъ человѣкомъ не касается — concedo; но что касается — nego.
Напрасно спорите. Этотъ господинъ только что со школьной скамьи и онъ васъ всегда одолѣетъ. Къ чему столько сопротивленія? Къ чему отказываться отъ славы сдѣлаться членомъ медицинскаго факультета?
Нѣтъ ли у нея склонности къ кому нибудь?
Если бы она и была, то повѣрьте, что ее вполнѣ могли бы допустить разсудокъ и честность.
Ну, хорошую роль я здѣсь играю, — нечего сказать!
Если бы я была на твоемъ мѣстѣ, другъ мой, я бы не принуждала ее, а знаю, что сдѣлала бы.
Я знаю, что вы хотите сказать, знаю также и всю доброту вашу ко мнѣ, но, быть можетъ, совѣты ваши не окажутся настолько удачными, что ихъ послушаются.
Я хочу сказать, что такія хорошія дочери, какъ ты, считаютъ совсѣмъ лишнимъ повиноваться своимъ родителямъ. Это было хорошо въ старое время.
Долгъ дочери имѣетъ свои границы, сударыня; и законъ и разсудокъ не подчиняютъ ему всего безъ исключенія.
Значитъ, ты только и думаешь, что о бракѣ, но хочешь выбрать мужа по своему вкусу.
Если отецъ мой не выдастъ меня за того, кто мнѣ нравится, я буду умолять его не выдавать меня по крайней мѣрѣ за того, кого я не могу любить.
Простите, господа, за всю эту сцену.
У всякаго вступающаго въ бракъ своя цѣль. Что касается до меня, то я желаю выйти замужъ только для того, чтобы любить мужа искренно и сохранить эту привязанность до гроба; поэтому сознаюсь вамъ, что нахожу нужнымъ поступать въ этомъ случаѣ осмотрительно. Многія выходятъ замужъ для того только, чтобы перестать бояться своихъ родителей и получить возможность дѣлать все, что захотятъ. Есть и такія, что видятъ въ бракѣ единственно коммерческій разсчетъ и выходятъ замужъ только въ надеждѣ на наслѣдство мужа, только, чтобы обогатиться его смертью, и безъ стѣсненія переходятъ отъ одного мужа къ другому для присвоенія себѣ ихъ наслѣдства. Эти то разумѣется не много разбираютъ, и имъ все равно, кого даютъ имъ въ мужья.
Славно ты сегодня разсуждаешь! Хотѣла бы я только знать, что ты хочешь сказать всѣмъ этимъ?
Я? Только то, что сказала.
Ты такъ глупа, милая моя, что становишься невыносимою.
Вы, вѣроятно, желаете, чтобы я отвѣтила вамъ какою нибудь дерзостью, но знайте, что я вамъ не доставлю этого удовольствія.
Ничто не можетъ сравняться съ твоею невѣжливостью.
Какъ вамъ угодно.
У тебя какая-то смѣшная гордость, дерзкая самоувѣренность, заставляющая всѣхъ только пожимать плечами.
Всѣми вашими словами вы ничего не выиграете; вопреки вамъ, я останусь благоразумной, а чтобы вы перестали надѣяться, что добьетесь того, чего желаете, я ухожу.
Послушай, ты, — выбирай одно изъ двухъ: или замужество чрезъ четыре дня, или монастырь. (Белинѣ) Не безпокойся, я ее осажу какъ слѣдуетъ.
Мнѣ очень жаль, что я тебя оставляю, но у меня въ городѣ необходимое дѣло. Я скоро вернусь.
Иди, мой другъ, да зайди къ нотаріусу, пусть приготовитъ то, о чемъ мы говорили.
Прощай, мой милый.
До свиданья, мой ангелъ.
Ахъ, какъ эта женщина меня любитъ! Просто невѣроятно!
Теперь мы желаемъ проститься съ вами.
Скажите, прошу васъ, какъ вы меня находите?
Ѳома, возьми другую руку, я посмотрю, хорошо ли-ты судишь о пульсѣ? Quid dicis?
Dico, что пульсъ этотъ такой, какой бываетъ у человѣка больного.
Хорошо.
Что онъ твердоватъ, чтобы не сказать твердъ.
Очень хорошо.
Непостоянный.
Bene.
И даже немного скачущій.
Optime.
А все это доказываетъ сильное разстройство parenchyme splenique, т. е. селезенки.
Отлично.
Нѣтъ, г. Пургонъ говоритъ, что у меня больна печень.
Ну, да! кто говоритъ parenchyme — подразумѣваетъ и селезенку и печень, такъ какъ между ними тѣсное сродство чрезъ посредство vas breve въ pylore, или, что часто бываетъ, meats cholidoques. Вѣроятно онъ приказываетъ вамъ ѣсть много жаренаго?
Нѣтъ, только вареное.
Ну, да! жареное, вареное — это все одно! Онъ васъ лечитъ прекрасно, и вы не найдете себѣ лучшаго доктора.
Окажите, пожалуйста, сколько крупинокъ соли надо класть въ яйцо?
Шесть, восемь, десять — четныя числа, какъ въ лекарствахъ — нечетныя.
До свиданья.
Передъ уходомъ изъ дома я зашла еще къ тебѣ, мой сынъ, сообщить о дѣлѣ, за которымъ тебѣ слѣдуетъ присмотрѣть. Проходя мимо комнаты Анжелики, я видѣла тамъ молодого человѣка и онъ убѣжалъ, какъ только замѣтилъ меня.
Молодой человѣкъ въ комнатѣ у моей дочери!
Да. Твоя маленькая Луиза была съ ними, и можетъ разсказать тебѣ объ этомъ.
Пошли ее ко мнѣ, другъ мой. Пошли ее ко мнѣ. А, безстыдница! (Одинъ) Теперь я не удивляюсь ея упорству.
Что вамъ угодно, папенька? Мамаша сказала мнѣ, что вы меня звали?
Да, пойди сюда. Поближе. Повернись. Подыми глаза. Гляди на меня. Ну?
Что, папенька?
Ну же?
Что?
Ты ничего мнѣ не имѣешь сказать?
Пожалуй, если хотите позабавиться, я разскажу вамъ сказку про ослиную кожу, или басню про ворону и лисицу, которую я недавно выучила.
Я не это у тебя спрашиваю.
Что же?
Ахъ, ты хитрая дѣвчонка, вѣдь хорошо знаешь, что я хочу сказать.
Право, не знаю.
Такъ-то ты меня слушаешься?
Въ чемъ же?
Не наказывалъ ли я тебѣ приходить разсказывать мнѣ все, что увидишь?
Да, наказывали.
И ты исполняла это?
Да, папаша. Я всегда разсказываю все, что видѣла.
Ну, а сегодня что ты видѣла?
Ничего.
Ничего?
Ничего.
Навѣрное?
Навѣрное.
Ну, такъ я тебѣ кое-что покажу.
Ахъ, папенька!
А, лгунья, ты не хочешь сказать мнѣ, что видѣла мужчину въ комнатѣ твоей сестры!
Папенька!
Вотъ я тебя выучу лгать.
Простите, папенька! Сестрица запретила мнѣ разсказывать объ этомъ, но я вамъ скажу все.
Сперва я тебя высѣку за то, что ты солгала. А потомъ мы посмотримъ.
Простите, папенька!
Нѣтъ, нѣтъ.
Милый папаша, не сѣките меня!
Высѣку.
Бога ради, простите!
Ничего, ничего.
Ай, вы меня ранили! Погодите! Умираю (притворяется мертвою).
Что съ тобой? Луиза, Луиза! О, Боже мой! Луиза! Дочь моя! О, я несчастный! Дочь моя умерла! Что я надѣлалъ! О, проклятыя розги! Бѣдная дочь моя, о, бѣдная Луивочка!
Ну, ну, не плачьте такъ, я не совсѣмъ еще умерла.
Какова хитрячка! А? Ну, такъ и быть, прощаю тебя на этотъ разъ, но только, чтобы ты сказала мнѣ всю правду.
О, да, папенька!
Смотри, говори правду, не то мой мизинецъ знаетъ все и скажетъ мнѣ, чуть ты солжешь.
Но вы не выдадите меня сестрицѣ?
Нѣтъ, нѣтъ.
Видите, папенька, я была въ комнатѣ у сестрицы, и туда пришелъ какой то господинъ.
Ну?
Я спросила его, что ему угодно, и онъ сказалъ, что пришелъ дать урокъ пѣнія.
Гмъ, гмъ! Вотъ оно что. (Луизѣ) Дальше.
Потомъ пришла сестра.
Ну?
Она сказала ему: уйдите, уйдите, уйдите, Боже мой, вы меня приводите въ отчаяніе!
Что же онъ?
А онъ все не хотѣлъ уходить.
Что же онъ ей говорилъ?
Я всего и не припомню.
Напримѣръ?
Онъ говорилъ и то, и се, что очень ее любитъ и что она краше всѣхъ на свѣтѣ.
А потомъ?
Потомъ онъ сталъ на колѣни передъ нею.
А потомъ?
Потомъ, онъ цѣловалъ у нея руки.
А потомъ?
Потомъ, маменька подошла къ двери, и онъ убѣжалъ.
Больше ничего не было?
Ничего, папенька.
Мой мизинецъ однако что-то шепчетъ (подноситъ его къ уху) Погоди. Что? Ого! Да? Вотъ мой мизинецъ говоритъ, что ты еще что-то видѣла и утаила отъ меня.
Ну, вашъ мизинецъ лгунъ, послѣ этого.
Смотри ты у меня!
Нѣтъ, папаша, не вѣрьте ему, онъ лжетъ, увѣряю васъ.
Ну, хорошо, хорошо, мы увидимъ. Теперь ступай да сторожи хорошенько: ступай! (Одинъ) О, нѣтъ больше на свѣтѣ дѣтей! Ахъ, сколько дѣлъ! Мнѣ некогда даже думать о моей болѣзни! Совсѣмъ, право, изнемогу! (падаетъ въ кресло).
Ну, что, братъ, какъ ты себя чувствуешь?
Ахъ, очень худо!
Какъ, очень худо?
Да, я невѣроятно ослабѣлъ.
Это непріятно.
Я едва въ силахъ говорить.
А я пришелъ предложить тебѣ партію для племянницы моей, Анжелики.
Братъ, не говори ты мнѣ объ этой негодницѣ! Это — гадкая, дерзкая, безстыдная дѣвчонка! Я ее не дальше какъ завтра, послѣ завтра отдамъ въ монастырь!
Вотъ это хорошо! Я очень радъ, что силы твои немного возвращаются и что посѣщеніе мое принесло тебѣ пользу. Ну, мы поговоримъ о дѣлахъ послѣ. Теперь же я тебѣ устроилъ забаву, которая разгонитъ твою печаль и лучше настроитъ тебя для того, о чемъ намъ съ тобою надо поговорить. По дорогѣ я встрѣтилъ и привелъ сюда труппу цыганъ, переодѣтыхъ маврами, которые пляшутъ и поютъ; я увѣренъ, что это доставитъ тебѣ удовольствіе и принесетъ больше пользы, чѣмъ рецепты Пургона. Идемъ.
О, юность милая, лови
Часы весны прекрасной
И молодости ясной!
О, юность милая, лови
И отдавайся вся любви!
Какое бъ ни было на свѣтѣ наслажденье,
Но коль любовный пылъ намъ не согрѣлъ его, —
Оно — пустое развлеченье
И не даетъ душѣ благаго ничего.
О, юность милая, лови
Часы весны прекрасной
И молодости ясной!
О, юность милая, лови
И отдавайся вся любви!
Проходитъ красота, ее стираетъ время,
На смѣну къ ней идетъ зимы жестокій хладъ —
И жизнь для насъ тогда лишь тягостное бремя,
Пора, лишенная плѣнительныхъ усладъ.
О, юность милая, лови
и т. д.
Когда охватитъ насъ любовь,
На помощь разумъ звать напрасно;
Однажды полюбивъ, мы не разлюбимъ вновь —
И жаждемъ сладостныхъ мученій ежечасно.
Разсудкомъ прочь отъ нихъ бѣжимъ,
Но сердцемъ все стремимся къ нимъ!
Ахъ, въ наши годы такъ отрадно
Любить, любить душою всей,
Коль нашъ возлюбленный поклялся
Быть вѣрнымъ до скончанья дней!
Но если вдругъ измѣнитъ онъ —
Весь свѣтъ въ могилу обращенъ!
Не въ томъ несчастіе, что клятву нарушаетъ
Коварный человѣкъ;
Нѣтъ, душу горе намъ и злоба наполняетъ
Лишь потому, что страсть жечь сердце продолжаетъ
И послѣ, цѣлый вѣкъ!
На что же, на что же рѣшиться
Душа молодая должна?
Безъ спора-ль любви покориться,
Хотя такъ жестока она?
Да, мы должны отдаться ей —
Ея капризамъ, наслажденьямъ,
Ея плѣнительнымъ томленьямъ!
Хоть горькихъ слезъ не мало въ ней, —
Но что мученья даже ада,
Коль такъ сильна ея отрада!
Ну, что скажешь? Это получше порціи ревеню?
Но, хорошій ревень — штука хорошая!
Что же, поговоримъ теперь о дѣлѣ?
Повремени немного, я сейчасъ возвращусь.
Возьмите-же вашу палку; вы забыли, что безъ нея не можете ходить.
Твоя правда.
Пожалуйста, похлопочите о вашей племянницѣ.
Я сдѣлаю все возможное, чтобы устроить дѣло по ея желанію.
Надо во что бы ни стало разстроить этотъ безумный бракъ, который онъ забралъ себѣ въ голову, — и мнѣ пришло на мысль, что не дурно бы было добыть намъ доктора, который былъ бы на нашей сторонѣ и очернилъ бы въ его глазахъ Пургона. Но такъ какъ у насъ нѣтъ никого такого, то я рѣшилась сдѣлать одну штуку.
Какую?
Выдумка забавная. Она окажется, быть можетъ, болѣе удачной, чѣмъ благоразумной. Не мѣшайте мнѣ и дѣйствуйте съ своей стороны. Ботъ и онъ.
Прежде всего я попрошу тебя не горячиться и разговаривать хладнокровно.
Хорошо.
Отвѣчай спокойно на все, что я буду говорить.
Да.
Будемъ разсуждать о дѣлахъ съ полнымъ безпристрастіемъ.
Ну, хорошо, хорошо! Что за длинное предисловіе!
Скажи мнѣ, какая причина, что ты, имѣя такое порядочное состояніе и только одну дочь, задумалъ отдать ее въ монастырь?
А какая причина, позвольте узнать, что я хозяинъ въ своей семьѣ и могу дѣлать все, что мнѣ вздумается?
Жена твоя, конечно, совѣтуетъ тебѣ отдѣлаться такимъ образомъ отъ дѣтей, и я увѣренъ, что она, по чувству милосердія, была бы очень рада увидѣть ихъ добрыми монахинями.
А, вотъ оно что! За жену мою принялись! Она, вишь, во всемъ виновата! Всѣ противъ нея!
Нѣтъ, нисколько. Оставимъ ее: это — женщина, какъ нельзя больше расположенная къ твоему семейству, не имѣющая никакихъ личныхъ интересовъ, къ тебѣ она питаетъ безграничную нѣжность, а къ твоимъ дѣтямъ такъ добра и такъ любитъ ихъ, что просто непостижимо. Все это совершенно вѣрно. Не будемъ говорить о ней и возвратимся къ твоей дочери. По какому соображенію ты непремѣнно хочешь ее выдать за сына доктора?
По такому соображенію, что хочу пріобрѣсть себѣ такого зятя, какой мнѣ нуженъ.
Но онъ не нуженъ твоей дочери, — и для нея представляется партія, гораздо болѣе подходящая.
Можетъ быть; но моя партія болѣе подходящая для меня.
Однако, кому же долженъ годиться человѣкъ, за котораго она выйдетъ, — тебѣ или ей?
Онъ долженъ годиться и ей и мнѣ, и я хочу принимать въ мое семейство тѣхъ, которые мнѣ надобны.
Значитъ, если бы меньшая дочь твоя была взрослая, ты бы ее отдалъ за аптекаря?
Почему же нѣтъ?
Но неужели ты всегда будешь облѣпленъ докторами и аптекарями, и не перестанешь считать себя больнымъ наперекоръ людямъ и природѣ?
Что ты хочешь этимъ сказать?
Я хочу сказать, что не знаю человѣка менѣе больного чѣмъ ты и былъ бы очень радъ имѣть твое здоровье. Что ты совсѣмъ здоровъ и что въ твоемъ организмѣ все въ полномъ порядкѣ, доказывается тѣмъ, что, не смотря на всѣ усилія и хлопоты, ты все еще не добился разстройства своей натуры и не околѣлъ отъ всѣхъ лекарствъ, которыми тебя пичкали.
Но ты знаешь-ли, что только это меня и поддерживаетъ и Пургонъ говоритъ, что безъ его заботъ я не проживу и трехъ дней.
Смотри, — его заботы, наконецъ, отправятъ тебя на тотъ свѣтъ.
Нѣтъ, послушай, поговоримъ серьезно. Ты, стало быть, совсѣмъ не вѣришь въ медицину?
Нѣтъ! И не вижу надобности вѣрить, чтобы быть здоровымъ и невредимымъ.
Какъ, ты сомнѣваешься въ истинѣ вещей, утвержденныхъ вѣками, и которыя всегда почитались всѣмъ міромъ?
Не только сомнѣваюсь въ истинѣ, но, между нами, признаю ихъ величайшимъ людскимъ безуміемъ, я смотрю на медицину какъ философъ, нахожу, что нѣтъ на свѣтѣ болѣе забавнаго шутовства, нѣтъ ничего смѣшнѣе человѣка, имѣющаго претензію лечить другого.
Но почему же ты не допускаешь, что одинъ человѣкъ можетъ лечить другого?
Потому что пружины нашего тѣла покамѣстъ составляютъ тайну, въ которой люди ровно ничего не понимаютъ; природа положила на глаза наши слишкомъ густыя повязки, для того, чтобы мы могли видѣть сквозь нихъ.
Значитъ, по твоему, доктора ничего не знаютъ?
Напротивъ! Они знаютъ большую часть прекрасныхъ гуманистическихъ наукъ; они умѣютъ прекрасно говорить по латыни; умѣютъ называть по гречески всѣ болѣзни, опредѣлять и раздѣлять ихъ; но лечить ихъ — вотъ этого-то они не умѣютъ.
Но во всякомъ случаѣ надо же согласиться, что въ этомъ дѣлѣ доктора знаютъ все-таки больше другихъ.
Они знаютъ только то, что я сказалъ, а этимъ немного излечишь; все превосходство ихъ науки заключается въ велерѣчивой галиматьѣ, въ ученой болтовнѣ, которая выдаетъ намъ слова за дѣло и обѣщанія за дѣйствительные результаты.
Но, наконецъ, есть же на свѣтѣ люди и не глупѣе тебя, — а между тѣмъ, мы видимъ, что въ болѣзни всѣ прибѣгаютъ къ докторамъ.
Это только доказываетъ человѣческую слабость, а отнюдь не серьезное значеніе медицины.
Но вѣдь не можетъ быть, чтобы доктора сами не вѣрили въ свою науку, если они пользуются ею для самихъ себя.
Да, это потому, что многіе изъ нихъ сами раздѣляютъ общее заблужденіе, которымъ они пользуются, а другіе тоже пользуются, но уже не заблуждаясь сами. Напримѣръ, твой Пургонъ дѣйствуетъ совсѣмъ чистосердечно; это докторъ съ головы до ногъ; онъ вѣритъ правиламъ медицины больше, чѣмъ всѣмъ математическимъ выводамъ, и счелъ бы преступленіемъ всякую попытку изслѣдовать ихъ; онъ не видитъ въ медицинѣ ничего темнаго, ничего сомнительнаго, ничего труднаго. Онъ, съ жаромъ предвзятаго убѣжденія, съ жесткою непоколебимостью твердой вѣры, съ грубою прямотою здраваго смысла и разсудка, ломится впередъ со своими слабительными и кровопусканіями и не взвѣшиваетъ ничего. На него нельзя сердиться за все, что онъ можетъ сдѣлать съ человѣкомъ: онъ отправитъ тебя на тотъ свѣтъ самымъ искреннимъ образомъ и убьетъ тебя точно такъ-же, какъ убилъ бы свою жену, дѣтей, даже, въ случаѣ надобности, самого себя.
Нѣтъ, у тебя просто зубъ противъ него. Но, къ дѣлу. Что-же предпринимать, когда человѣкъ болѣнъ?
Ничего.
Ничего?
Ничего. Надо только быть спокойнымъ. Наша натура, когда мы предоставляемъ ей самой дѣйствовать, постепенно исправляетъ происшедшій въ ней безпорядокъ. Все портятъ наше безпокойство, наше нетерпѣніе, и большая часть людей умираетъ отъ лекарствъ, а не отъ болѣзней.
Но согласись, что натурѣ можно и помогать извѣстными средствами.
Боже мой! Все это чистыя фантазія, которыми намъ пріятно тѣшить себя; во всѣ времена между людьми возникали заманчивые вымыслы, въ которые мы вѣримъ, потому что они пріятны намъ и мы желаемъ, чтобы все, въ нихъ заключающееся, было правда. Когда докторъ говоритъ вамъ, что онъ хочетъ помочь натурѣ, облегчить ей работу, отнять у нея все вредное и дать все недостающее ей, возстановить ее, возвратить ей полное пользованіе всѣми отправленіями, — когда онъ толкуетъ объ очищеніи крови, облегченіи внутренностей и мозга, уменьшеніи селезенки, исправленіи груди, починкѣ печени, укрѣпленіи сердца, возстановленіи и поддержкѣ естественной теплоты, наконецъ, о томъ, что у него есть секреты, какъ продлить жизнь на многіе годы, — знайте, что онъ именно читаетъ вамъ романъ медицины. Но когда вы обращаетесь къ дѣйствительности и опыту, то ничего этого не находите, и повторяется исторія съ тѣми прекрасными снами, которые, послѣ пробужденія, оставляютъ вамъ только чувство досады, что вы вѣрили въ нихъ.
Значитъ, вся мудрость міра заключается только въ твоей головѣ; ты, стало быть, знаешь больше, чѣмъ всѣ великіе врачи нашего вѣка.
На словахъ и на дѣлѣ ваши великіе врачи различные люди. Послушаешь ихъ рѣчи — это большіе разумники и знатоки; посмотришь въ дѣлѣ — круглѣйшіе невѣжды.
Да, ты великій докторъ, какъ я вижу; жаль мнѣ, что нѣтъ здѣсь никого изъ этихъ господъ, чтобы сбить твои мудрствованія и осадить твою болтовню.
Я вовсе не беру на себя сражаться съ медициной; всякій на свой страхъ можетъ вѣрить во все, что ему угодно. Все, что я высказываю — нашъ частный разговоръ; мнѣ бы хотѣлось только вывести тебя изъ заблужденія; и, чтобы позабавить тебя, свести на двѣ-три комедіи Мольера, написанныя на эту тему.
Наглецъ вашъ Мольеръ со своими комедіями! Стыдно ему выводить на посмѣшище такихъ порядочныхъ людей, какъ доктора!
Онъ осмѣиваетъ не докторовъ, а смѣшную сторону медицины.
Точно его дѣло контролировать ее! Этакій олухъ, этакій нахалъ! Смѣяться надъ консультаціями и рецептами, нападать на сословіе докторовъ, вытаскивать на свои подмостки такихъ почтенныхъ людей!
Что же ему и выводить на сцену, какъ не различныя профессіи? Вѣдь появляются же тамъ каждый день принцы и короли, а они родомъ не ниже вашихъ докторовъ.
О, чертъ возьми, будь я докторъ, я бы отплатилъ ему за дерзость, и заболѣй онъ, — предоставилъ бы ему умереть безъ помощи. Чтобы онъ тамъ ни дѣлалъ и ни говорилъ, я бы не прописалъ ему ни малѣйшаго кровопусканія, ни малѣйшаго клистира, а сказалъ бы ему: околѣвай, околѣвай, не станешь другой разъ издѣваться надъ факультетомъ.
Однако ты порядочно золъ на него.
Да, онъ злонамѣренный человѣкъ и, если доктора умные люди, они сдѣлаютъ то, что я совѣтую.
Онъ будетъ еще умнѣе твоихъ докторовъ, потому что не попроситъ у нихъ помощи.
Тѣмъ хуже для него, если онъ не прибѣгнетъ къ лекарствамъ.
Онъ имѣетъ на это свои причины и утверждаетъ, что лекарства могутъ быть допускаемы только для людей крѣпкихъ и здоровыхъ, которые имѣютъ силы переносить и болѣзнь и леченіе, а у Мольера хватаетъ силы только на перенесеніе болѣзни.
Глупое разсужденіе! Но, знаешь что, братъ, перестанемъ говорить объ этомъ человѣкѣ; онъ только возбуждаетъ мою желчь и мнѣ опять станетъ скверно.
Перестанемъ, пожалуй; и чтобы перемѣнить разговоръ, я скажу тебѣ, что изъ-за маленькаго упорства твоей дочери тебѣ не слѣдуетъ принимать такія насильственныя мѣры, какъ заключеніе ея въ монастырь, что въ выборѣ зятя тебѣ нельзя руководствоваться своею слѣпою страстью, что въ такихъ случаяхъ надо приноравливаться немного къ склонности дѣвушки, такъ какъ это шагъ на всю жизнь и отъ этого зависитъ счастіе брака.
Съ твоего позволенья, братецъ.
Какъ! Что ты хочешь дѣлать?
Принять этотъ маленькій клистиръ. Нѣсколько минуть всего.
Ты смѣешься. Неужели ты не можешь пробыть пять минутъ безъ клистировъ и лекарствъ? Сдѣлаешь это въ другой разъ, а теперь посиди спокойно.
Мосье Флеранъ, такъ до вечера или завтрашняго утра.
Какъ вы можете вмѣшиваться и перечить предписаніямъ медицины? Не мѣшайте мнѣ поставить этотъ клистиръ. Просто смѣшная смѣлость!
Сейчасъ видно, что вы не привыкли имѣть дѣло съ человѣческими лицами.
Нельзя такъ смѣяться надъ лекарствами и заставлять меня даромъ терять время; я вѣдь пришелъ сюда по приказанію доктора и сейчасъ же разскажу г. Пургону, какъ мнѣ помѣшали исполнить его предписаніе. Вы увидите, вы увидите….
Братъ, ты будешь причиною какого-нибудь несчастья.
Большое несчастіе не поставить клистира, предписывабмаго г. Пургономъ! Еще разъ спрашиваю, неужели нѣтъ средствъ вылечить тебя отъ страсти къ докторамъ? И неужели ты всю жизнь будешь пичкать себя ихъ лекарствами?
Ахъ, Боже мой, ты говоришь, какъ человѣкъ здоровый; во будь ты на моемъ мѣстѣ, заговорилъ бы иначе. Легко нападать на медицину тому, кто самъ здоровъ.
Да чѣмъ же ты болѣнъ?
Ты меня совсѣмъ взбѣсишь! Хотѣлъ бы я, чтобы у тебя были мои недуги, — тогда бы мы посмотрѣли, продолжалъ ли бы ты свои разглагольствованія! А, вотъ и г. Пургонъ.
Хорошія новости узналъ я тамъ внизу: здѣсь смѣются надъ моими рецептами, отказываются принимать мои лекарства!
Повѣрьте, это не я…
Какая страшная дерзость! Какое странное возмущеніе больнаго противъ своего доктора!.
Это ужасно!
Клистиръ, который я имѣлъ удовольствіе составить самъ.
Это не я…
Который я придумалъ и приготовилъ по всѣмъ правиламъ науки.
Это не хорошо съ его стороны.
Который долженъ былъ произвестъ въ кишкахъ необыкновенно великое дѣйствіе.
Братъ, видишь!..
И къ нему-то отнеслись съ презрѣніемъ!
Это онъ…
Это возмутительно!
Правда.
Это ужасное покушеніе на медицину.
Онъ причиною…
Это преступленіе противъ факультета, которому нѣтъ достаточнаго наказанія.
Вы правы.
Объявляю вамъ, что прекращаю съ вами всякія сношенія.
Это мой братъ…
Что у насъ не будетъ больше ничего общаго…
И прекрасно сдѣлаете.
И чтобъ окончательно разорвать съ вами всѣ связи, вотъ дарственная запись, которую я хотѣлъ дать моему племяннику при вступленіи его въ бракъ. (Разрываетъ бумагу и съ гнѣвомъ бросаетъ клочки).
Все это надѣлалъ мой братъ!
Пренебречь моимъ клистиромъ?
Велите его принести, я его сейчасъ поставлю.
Еще немного — и я вылѣчилъ бы васъ совсѣмъ.
Онъ этого не стоитъ.
Я бы вычистилъ вашу внутренность и изгналъ бы изъ нея всѣ вредные соки.
О, братъ!..
И мнѣ оставалось дать вамъ какую нибудь дюжину лекарствъ, чтобы покончить все.
Онъ не стоитъ вашихъ заботъ.
Но такъ какъ вы не хотѣли быть вылеченнымъ мною…
Я не виноватъ.
Такъ какъ вы вышли изъ повиновенія, которымъ больной обязанъ своему врачу…
Это требуетъ мщенья!
Такъ какъ вы возмутились противъ моихъ предписаній..
Да совсѣмъ нѣтъ.
То объявляю вамъ, что я васъ оставляю на жертву вашего дурнаго организма, разстройствъ вашихъ внутренностей, испорченности вашей крови, горечи вашей желчи и зловредности вашихъ соковъ.
И прекрасно!
Боже мой!
И желаю, чтобы не дальше какъ черезъ четыре дня вы пришли въ неизлѣчимое состояніе.
Помилосердуйте!
Чтобы вы получили брадипепсію.
Докторъ!
А потомъ диспепсію,
Докторъ!
Потомъ апепсію,
Докторъ!
Потомъ ліентерію,
Докторъ!
Потомъ диссентерію,
Докторъ!
Потомъ водяную,
Докторъ!
Потомъ смерть, къ которой васъ приведетъ ваше безуміе.
Боже мой, я умеръ! Братъ мой, ты погубилъ меня!
Что же случилось?
Нѣтъ больше силъ у меня! Я уже чувствую, какъ медицина мститъ за себя.
Право, ты съ ума сошелъ! И я очень не хотѣлъ бы, чтобы кто-нибудь увидѣлъ тебя въ этомъ положеніи. Да прійди въ себя, пощупай себя, не давай такого простора своей мнительности.
Но ты слышалъ, какими странными болѣзнями онъ пригрозилъ мнѣ!
Ахъ какой ты простакъ!
Онъ говоритъ, что не дольше какъ черезъ четыре дня я сдѣлаюсь неизлѣчимымъ.
Ну, что же изъ того, что онъ говоритъ? Оракулъ онъ, что-ли, какой? Слушая тебя, подумаешь, что Пургонъ держитъ въ рукахъ нить твоей жизни и въ силу высшей власти можетъ удлинить или укоротить ее по своему усмотрѣнію. Пойми же, что суть жизни твоей въ тебѣ самомъ и что гнѣвъ Пургона такъ же не способенъ умертвить тебя. какъ его лекарства воскресить. Вотъ тебѣ удобный случай отдѣлаться отъ докторовъ, а ужъ если ты такимъ родился, что безъ нихъ обойтись не можешь, то легко найти другого, съ которымъ ты могъ бы рисковать собою не такъ сильно.
Ахъ, онъ такъ хорошо знаетъ мою натуру и средства управленія мною.
Надо сознаться, что ты ужасно упрямъ и смотришь на вещи странными глазами.
Сударь, какой-то докторъ желаетъ васъ видѣть.
Какой докторъ?
Докторъ какъ докторъ.
Я тебя спрашиваю, кто онъ такой?
Я его не знаю, но онъ похожъ на меня, какъ двѣ капли воды; не будь я увѣрена, что моя маменька была честная женщина, я бы подумала, что это какой нибудь братецъ, которымъ она наградила меня послѣ смерти моего отца.
Проси его.
Тебѣ везетъ: одинъ докторъ оставилъ, другой явился.
Я все боюсь, чтобы ты не сдѣлался здѣсь причиною несчастья.
Опять! Ты все о своемъ.
Да видишь ли, у меня лежатъ на сердцѣ всѣ эти неизвѣстныя мнѣ болѣзни, эти…
Милостивый Государь, позвольте мнѣ представиться вамъ и предложить мои услуги по всѣмъ слабительнымъ и кровопусканіямъ, какія вамъ понадобятся.
Очень вамъ обязанъ. (Беральду). А дѣйствительно, точь въ точь Туанета.
Извините меня, потому что я забылъ приказать кое-что моему человѣку; я сейчасъ возвращусь.
Ну, не правда ли, что это дѣйствительно Туанета?
Согласенъ, что сходство большое, но вѣдь это случается не впервые и исторія наполнена примѣрами такой игры природы.
Меня это удивляетъ и…
Что вамъ угодно?
Какъ, что угодно?
Развѣ вы меня не звали?
Совсѣмъ нѣтъ.
Значитъ, мнѣ послышалось.
Погоди-ка здѣсь, посмотришь, какъ этотъ докторъ на тебя похожъ.
Какъ-же? Мало работы у меня! Видѣла я его довольно.
Если бы я не видѣлъ ихъ обоихъ, то подумалъ бы, что это одно и тоже лицо.
Я читалъ много удивительнаго о такомъ сходствѣ, и даже на своемъ вѣку помню случай, гдѣ оно всѣхъ обмануло.
Я бы навѣрное ошибся теперь, и поклялся-бы, что это одинъ и тотъ же человѣкъ.
Убѣдительно прошу васъ простить меня.
Это удивительно.
Вы, надѣюсь, не сочтете неумѣстнымъ любопытства, заставившаго меня посѣтить такого знаменитаго больного, какъ вы; ваша извѣстность, всюду распространенная, можетъ оправдать мою смѣлость.
Я весь къ вашимъ услугамъ.
Я вижу, что вы глядите на меня пристально. Какъ вы думаете, сколько мнѣ лѣтъ?
Думаю, самое большее, двадцать шесть, двадцать семь лѣтъ.
Ха, ха, ха! Мнѣ девяносто.
Девяносто!
Да! Передъ вами одна изъ тайнъ моего искусства поддерживать. себя свѣжимъ и здоровымъ.
Ну, нечего сказать, — славный молодой старикъ для девяностолѣтняго возраста!
Я кочующій докторъ, переѣзжаю изъ города въ городъ, изъ провинціи въ провинцію, изъ королевства въ королевство, ища блистательнаго матеріала для моихъ способностей, отыскивая больныхъ, которые были бы достойны занять меня, которые были бы способны показать на себѣ примѣненіе прекрасныхъ и великихъ тайнъ, открытыхъ мною въ медицинѣ. Я пренебрегаю этою ничтожною кучей обыкновенныхъ болѣзней — этими вздорными ревматизмами и опухолями, этими лихорадочками, головокруженіями, мигренями. Я хочу болѣзней серьёзныхъ, настоящихъ горячекъ съ воспаленіемъ мозга, настоящей чумы, настоящихъ водянокъ, настоящихъ плевритовъ съ воспаленіемъ груди; тутъ я на своемъ мѣстѣ, тутъ я торжествую; и мнѣ бы хотѣлось, чтобы на васъ обрушились всѣ эти болѣзни, чтобы васъ бросили всѣ доктора, чтобы вы дошли до агоніи, — вотъ тогда я показалъ бы вамъ превосходство моихъ лекарствъ и мое желаніе быть вамъ полезнымъ.
Я крайне обязанъ вамъ за вашу доброту.
Дайте вашъ пульсъ. Ну, ну, бейся хорошенько. Я тебя заставлю биться, какъ слѣдуетъ. О, да этотъ пульсъ дерзкій малый, видно, что ты еще незнакомъ со мной. Кто вашъ докторъ?
Г. Пургонъ.
Его имени нѣтъ въ моей записной книжкѣ въ числѣ знаменитыхъ докторовъ. Чѣмъ вы больны, по его мнѣнію?
Онъ говоритъ, что печенью, а другіе утверждаютъ, что селезенкою.
Они всѣ невѣжды. У васъ больны легкія.
Легкія?
Да. Что вы чувствуете?
По временамъ у меня болитъ голова.
Ну такъ, — легкія.
Иногда, у меня какъ будто покрывало предъ глазами.
Легкія.
Иногда боль въ сердцѣ.
Легкія.
Иногда я чувствую усталость во всѣхъ членахъ.
Легкія.
А по временамъ схватываетъ животъ, точно колика.
Легкія. Вы ѣдите съ апетитомъ?
Да.
Легкія. Вы любите вино?
Да.
Легкія. Послѣ обѣда на васъ нападаетъ дремота и вамъ пріятно поспать?
Да.
Легкія, легкія, говорятъ вамъ. Что велитъ вамъ вашъ докторъ ѣсть?
Супъ.
Невѣжда!
Курицу.
Невѣжда!
Телятину.
Невѣжда!
Разные бульоны.
Невѣжда!
Свѣжія яйца.
Невѣжда!
А вечеромъ, компотъ изъ чернослива для очищенія желудка.
Невѣжда!
И главное, вино, сильно разбавленное водою.
Ignorantus, ignoranta, ignorantum. Надо пить вино совсѣмъ чистое, а чтобы сгустить вашу жидкую кровь, надо ѣсть хорошій ростбифъ, добрую ветчину, добрый голландскій сыръ, кашу, рисъ и каштаны, чтобы склеивать и крѣпить. Вашъ докторъ болванъ. Я пришлю вамъ своего и время отъ времени, пока я здѣсь въ городѣ, буду навѣдываться самъ.
Вы крайне меня обяжете.
Для чего вамъ эта рука?
Какъ?
Вотъ рука, которую я бы сейчасъ отрѣзалъ, будь я на вашемъ мѣстѣ.
Зачѣмъ же?
Да развѣ вы не видите, что она оттягиваетъ къ себѣ всю пищу и мѣшаетъ пользоваться тѣмъ же другой рукѣ?
Да, но она мнѣ нужна.
Тоже вотъ у васъ правый глазъ, который я выкололъ бы себѣ, будь я вы.
Выколоть глазъ?
Да развѣ вы не видите, что онъ мѣшаетъ другому и похищаетъ у него его пищу? Право, выколите поскорѣе, вы станете лучше видѣть лѣвымъ глазомъ.
Но время еще терпитъ.
Прощайте. Мнѣ жаль, что я оставляю васъ такъ скоро, но я долженъ быть на важной консультаціи о больномъ, который вчера умеръ.
Который вчера умеръ?
Да, чтобы сообразить, что слѣдовало сдѣлать для его излѣченія. До свиданья.
Вы знаете, что больные никогда не провожаютъ.
Вотъ, кажется, очень хорошій докторъ.
Да, но онъ немного торопливъ.
Всѣ великіе доктора таковы.
Отрѣзать руку и выколоть одинъ глазъ, чтобы другой поздоровѣлъ! Я предпочитаю, чтобъ онъ не чувствовалъ себя такъ хорошо. Славная операція, отъ которой дѣлаешься кривымъ и лѣвшой!
Хорошо, хорошо, проваливайте. Мнѣ вовсе не до смѣха.
Что тамъ такое?
Да вотъ вашъ докторъ хотѣлъ пощупать у меня пульсъ.
Каково! Въ девяносто-то лѣтъ!
Послушай однако, братъ! Теперь, когда Пургонъ съ тобой поссорился, не позволишь ли ты поговорить съ тобою о партіи, которая представляется для Анжелики?
Нѣтъ, нѣтъ, я отправлю ее въ монастырь за то, что она противилась моей волѣ. Я хорошо вижу, что тутъ есть какая-то любовишка и я открылъ нѣкое тайное свиданіе, чего, впрочемъ, никто не знаетъ.
Но если она любить кого-нибудь, такъ что-же тутъ преступнаго? Что можетъ оскорблять тебя, если все тутъ клонится къ такому честному дѣлу, какъ бракъ?
Какъ бы то ни было, она будетъ монахиней. Это дѣло рѣшенное.
Ты этимъ хочешь услужить кому-нибудь.
Понимаю, что ты хочешь сказать. Это опять прежняя пѣсня, и моя жена не даетъ тебѣ покоя.
Ну, да, если дѣло пошло на откровенность! Я говорю именно о твоей женѣ, и не менѣе твоей упрямой страсти къ лѣченію, невыносима мнѣ упрямая привязанность твоя къ ней; видѣть я не могу, какъ ты слѣпо лѣзешь во всѣ ловушки, которыя она тебѣ ставитъ.
Ахъ, нѣтъ, сударь, не говорите такъ о барынѣ; это женщина, о которой нельзя сказать ничего дурного; женщина безъ всякой хитрости, а ужъ какъ она любитъ, какъ любитъ барина… И не выскажешь словами!
Спроси-ка у нея, какъ она меня ласкаетъ.
Правда.
Какъ безпокоится о моей болѣзни.
Вѣрно.
Какими заботами и попеченіями окружаетъ меня.
Дѣйствительно. (Беральду) Хотите, я сейчасъ же за ставлю васъ убѣдиться, какъ она любитъ его? (Аргану). Позвольте мнѣ доказать имъ, какъ они ошибаются и вывести ихъ изъ заблужденія.
Какимъ образомъ?
Барыня сейчасъ вернется. Лягте въ это время и прикиньтесь мертвымъ. Увидите ея горесть, когда я сообщу ей объ этомъ.
Прекрасно.
Да, но не заставляйте ее отчаяваться слишкомъ долго; она пожалуй умретъ съ горя.
Знаю, знаю.
А вы спрячтесь вотъ въ этотъ уголъ.
А не опасно представляться мертвымъ?
Нѣтъ, нѣтъ, какая же опасность? Укладывайтесь скорѣе. (Тихо) Пріятно будетъ сконфузить вашего брата. Вотъ и барыня. Лежите смирно.
О, Боже мой! Какое несчастье! Какой странный случай!
Что такое?
Ахъ, сударыня!
Что случилось?
Вашъ мужъ умеръ!
Мой мужъ умеръ?
Увы, да! бѣдный покойникъ почилъ!
Навѣрное?
Навѣрное. Никто еще ничего не знаетъ. Я одна была при немъ и на моихъ рукахъ онъ скончался. Вотъ онъ лежитъ бездыханный на этомъ креслѣ.
Слава Богу! Наконецъ-то я освободилась отъ тяжелой ноши! Какъ ты глупа, Туанета, что такъ огорчаешься!
Я думаю, сударыня, что надо плакать.
Полно, не стоитъ! Ну, что это за потеря? На что онъ былъ годенъ на землѣ? Человѣкъ, всѣхъ стѣснявшій, грязный, противный, вѣчно съ клистиромъ или лекарствомъ въ желудкѣ, вѣчно сморкающійся, кашляющій, харкающій, глупый, надоѣдливый, брюзгливый, день и ночь съ руганью на прислугу.
Славное надгробное слово.
Ты должна, Туанета, помочь мнѣ исполнить мой планъ. Повѣрь, что безъ награды не останешься. Такъ какъ, къ счастью, никто еще не знаетъ о его смерти, то мы перенесемъ его на кровать и будемъ скрывать все, покуда я не покончу своихъ дѣлъ. У него есть бумаги, деньги, которыя я должна взять; было бы несправедливо не вознаградить себя за лучшіе мои годы, проведенные съ нимъ. Пойдемъ, Туанета, возьмемъ всѣ ключи.
Потише!
Ай!
А, сударыня! Такъ-то вы меня любите?
Ай, ай, ай! Покойникъ не умеръ!
Очень радъ, что узналъ вашу дружбу и услышалъ прекрасное похвальное слово себѣ. Это меня образумитъ на будущее время и воздержитъ отъ многаго.
Ну, братъ, ты теперь видишь?.
Право, я ни за что бы этому не повѣрила. Но, кажется, идетъ ваша дочь; лягте опять и посмотримъ, какъ она приметъ извѣстіе о вашей смерти. Такъ всегда полезно испытывать, и такъ какъ вы уже начали, то узнаете, какія чувства питаетъ къ вамъ семейство ваше..
О небо! Какое горе! Какой несчастный день!
Что съ тобой, Туанета, о чемъ ты плачешь?
О, я должна сказать вамъ печальную новость!
Что такое?
Вашъ отецъ умеръ!
Мой отецъ умеръ?
Да. Вотъ онъ лежитъ, онъ умеръ только что отъ внезапной слабости!
Боже мой! Какое несчастіе! Какой жестокій ударъ! Увы! я теряю отца, единственнаго человѣка, который мнѣ оставался въ мірѣ, и вдобавокъ теряю его въ то время, когда онъ былъ сердитъ на меня. Что будетъ со мною несчастною? Въ чемъ найду утѣшеніе послѣ такой великой потери?
Что съ вами, прекрасная Анжелика? О чемъ вы такъ плачете?
Увы, я оплакиваю потерю самаго дорогого и любимаго существа! Я оплакиваю смерть моего отца.
Боже мой! какой случай! какое неожиданное несчастье. Увы! А я, послѣ того какъ умолилъ вашего дядю похлопотать за меня, явился именно теперь сюда съ тѣмъ, чтобы своими мольбами склонить его отдать васъ мнѣ.
Ахъ, Клеантъ, перестаньте говорить объ этомъ, бросимъ мысль о бракѣ. Послѣ этой потери мнѣ въ земномъ мірѣ ничего не осталось и я навсегда отрекаюсь отъ него. Да, отецъ мой, если я прежде противилась вашей волѣ, то теперь исполню хоть одно изъ вашихъ желаній и тѣмъ заглажу огорченіе, которое я вамъ причинила (бросается къ ногамъ Аргана). Примите же здѣсь мой обѣтъ исполнить это и дайте мнѣ поцѣловать васъ въ знакъ всей моей любви.
О, дочь моя!
Ай!
Не бойся, я не умеръ. Да, ты моя кровь, моя истинная дочь; я въ восхищеніи, что увидѣлъ твою доброту.
Ахъ, какая отрадная неожиданность! Батюшка! Такъ какъ небо, къ великому нашему счастью, возвратило мнѣ васъ, то позвольте мнѣ броситься къ ногамъ вашимъ и молить объ одномъ: если вы противъ моей сердечной склонности и не согласны на бракъ мой съ Клеантомъ, умоляю васъ, не заставляйте меня по крайней мѣрѣ выйти за другого. Вотъ вся милость, какой я прошу у васъ.
О, троньтесь нашими мольбами, не противьтесь долѣе взаимнымъ стремленіямъ такой прекрасной привязанности.
Неужели, братъ, ты устоишь противъ этихъ просьбъ?
Неужели вы останетесь нечувствительны къ такой любви?
Пусть сдѣлается докторомъ, — я соглашусь. (Клеанту). Да, сдѣлайтесь докторомъ, и я отдамъ вамъ мою дочь.
Съ удовольствіемъ! Если только отъ этого зависитъ породниться съ вами, я сдѣлаюсь докторомъ, даже аптекаремъ, если желаете. Это бездѣлица, а для того, чтобы получить Анжелику, я и не на такія вещи рѣшусь.
Мнѣ, однако, вотъ какая пришла мысль. Сдѣлайся, братъ, самъ докторомъ, тогда тебѣ будетъ удобнѣе, такъ какъ ты въ самомъ себѣ будешь имѣть все, что тебѣ надо.
Правда! Вотъ вѣрнѣйшее средство вамъ поскорѣе вылечиться; нѣтъ болѣзни настолько смѣлой, чтобы мучить самаго доктора.
Мнѣ кажется, братъ, что ты смѣешься надо мною. Развѣ въ мои года начинаютъ учиться?
Для чего же учиться? Ты довольно ученъ и безъ того, и я знаю многихъ врачей, которые знаютъ не больше твоего.
Но надо хорошо говорить по латыни, умѣть распознавать болѣзни и знать противъ нихъ средства.
Чуть ты надѣнешь докторскую мантію и шляпу, какъ уже узнаешь все это, а потомъ будешь знать больше, чѣмъ самъ захочешь.
Какъ! Надѣвши этотъ костюмъ, выучиваешься обсуждать болѣзни?
Разумѣется. Говори, что хочешь, когда ты въ мантіи и въ шляпѣ, и всякая галиматья покажется ученостью, всякая глупость сойдетъ за умныя рѣчи.
Да, ужъ одной вашей бороды слишкомъ довольно; борода дѣлаетъ половину врача.
Во всякомъ случаѣ, я готовъ на все.
Хочешь устроить всю эту штуку сейчасъ же?
Какъ сейчасъ?
Да, и у тебя въ домѣ.
У меня въ домѣ?
Да, у меня цѣлый факультетъ знакомыхъ врачей, которые сейчасъ же явятся сюда для этой церемоніи. И тебѣ это не будетъ ничего стоить.
Но что я буду говорить? Что отвѣчу?
Въ двухъ словахъ тебѣ объяснятъ все, и все, что тебѣ надо говорить, напишутъ на бумагѣ. Ступай, одѣнься по приличнѣе, я сейчасъ пошлю за ними.
Пожалуй, посмотримъ, что изъ этого выйдетъ.
Что вы хотите дѣлать? Какой это факультетъ вашихъ друзей?
Какая ваша цѣль?
Позабавиться немного сегодня вечеромъ. Актеры сочинили маленькую интермедію, въ которой представляется принятіе въ доктора; она съ танцами и музыкой; и я хочу, чтобы мы всѣ въ ней участвовали и чтобы братъ мой игралъ главную роль.
Но дядюшка, кажется, вы слишкомъ уже потѣшаетесь надъ батюшкой!
Нисколько не потѣшаюсь, а просто приноравливаюсь къ его фантазіямъ. Это все только между нами. Мы всѣ тоже можемъ взять себѣ роли, и такимъ образомъ будемъ играть одни предъ другими. Теперь масляница, слѣдовательно это дозволено. Пойдемъ скорѣе приготовить все.
Вы согласны?
Да, если нами руководитъ дядюшка.
Savantissimi doctores,
Medicinte professores,
Кои здѣсь собраны estis,
Et vos aitri messiores
Sententianim facnltatis
Fideles executores
Chirurgiani et apothicari
Atque tota compania также,
Salos, bonor et argentnm,
Atque bonum appetitum.
Non possam, docti confreri,
Bo мнѣ satie admirari,
Qualis bona inventio
Est medici professio;
Сколько благь несетъ великихъ
Medicina illa benedicta,
Quae, suo nomme solo,
Surprenanti miraculo,
Столь уже longo tempore
Чашей полной даетъ vivere
Столькибусъ людибусъ omni genere.
Per totam ubi sumus
Шумусъ веліусъ terram videmus
И что старъ и младъ — смотрите —
Sunt de nobis infatiti.
Totus mondus, currens ad nostros remedios,
Насъ считаетъ аки deos,
Et nostris ordonnancus
Principes et reges sumissos ridetis.
Посему-то nostra sapientiae,
Boni sensus atque prudential
Пoдoбaетъ, работаре
И всѣхъ насъ conservare
In tali credito, славѣ и honore;
И блюдаре, чтобъ не впускаре
Въ nostro docto согроге
Quas personas capabiles
Et totas dignas занимаре
Has постосъ honorabiles.
Того ради здѣсь convocati estis
Et credo quod trovabitis
Dignam materiam medici
In ученомъ этомъ homine,
Каковой, въ предметисъ omnibus
Dono ad interrogandum
Et досконально examinandum
Vostris capacitatibus.
Si mibi licentiam dat dominus Prases,
Et tanti docti doctores
Et assistantes illustros,
Весьма мудраго Баккалавра,
Quum estimo et honoro,
Вопрошу causam et rationem quare
Opium tacit dormire.
Mihi a docto doctore
Вопрошается causam et rationem quare
Opium facit dormire.
Ha cie respondeo,
Quia est in eo
Virtus dormitiva,
Cujus est natura
Sensus усыпура.
Bene, bene, bene, bene respondere.
Dignus, dignu мнимый больной.
In nuetru docto output?
Bene, bene respondere.
Съ позволенье domini Praesidio,
Doctissinue facultatis
Et totius bis nostris actis
Companie assistantis,
Вопрошаю tibi, docte Баккалавре,
Quap sunt remedia
Quae in maladia,
Что bydropisia
Мы нарекаемъ,
Convenit facere?
Clysterium вставляре,
Poetea кровь пускаре,
Вслѣдъ за симъ purgare.
Bene, bene, bene, bene respondere.
Dignus, dignus est intrare
In noetro docto corpore.
Bene, bene respondere.
Si bonum признается domino Prsesidii,
Doctissimae iacultati,
Et companise presenti,
Вопрошаю tibi, docte Баккалавре,
Quae remedia eticis,
Pulmonicis atque asmaticis
Умѣстнымъ находишь facere?
Clysterium вставляре,
Postea кровь пускаре,
Вслѣдъ за симъ purgare.
Bene, bene, bene, bene respondere.
Dignus, dignus est intrare
In nostro docto corpore.
Bene, bene respondere.
Super illas maladias
Doctus Bachelierus dixit maravillas;
Ho, коль не прискучу dominum Presidium,
Doctissimam facultatem
Et totam honorabilem
Companiam слушантемъ,
Faciam illi unam questionem.
Co вчера maladus unus
Упадавитъ in meas manus;
Habet веліамъ горячкамъ cam припадкисъ,
Grandam doiorem capitis
Et grandum malum in боко,
Cum granda ditficultate
Et трудомъ a respirare.
Благоволи мнѣ сказаре,
Docte Баквалавре,
Quid illi facere?
Clysterium вставляре,
Postea кровь пускаре,
Вслѣдъ за симъ purgare.
Но, коліь maladia
Opiniatre,
Non vult проходиче;
Quid illi facere?
Clysteirum вставляре,
Postea кровь пускаре,
За симъ вслѣдъ purgare,
Вновь кровь пускаре, вновь пургаре и вновь клистиръ вставляре.
Bene, bene, bene, bene respondere.
Dignus, dignus est intrare
In nostro docto corpore.
Bene, bene respondere.
Juras хранире statuta
Per facultatem prescripta
Cum sensu et разсудко?
Juro.
Essere in omnibus
Consultationibus
Древняго мнѣнія.
Aut bono
Aut скверно?
Juro.
Никогда te servire
De remediis никоихъ,
Quam лишь doctae facultatis,
Хотя бы больному предстояло
Издыхаре отъ suo malo?
Juro.
Ego, ego cum isto берето,
Venerabili et doctor
Dono tibi et concedo
Virtutem et potentiam,
Medicandi,
Purgandi,
Кровопусканди.
Колонди,
Рѣзанди,
Et occidendi
Impune per tot am tеrram.
Славные doctores doctrinae
Ревенисъ и солисъ англійске,
Поступилъ бы я съ безуміо,
Смѣхотворнэ и безсмысленнэ,
Еслибъ вздумалъ я дерзаре
Вамъ хваленіасъ даваре
И принялся бъ прибавляре
Яркихъ лучей къ Фебусу,
Или звѣздъ бъ небусу,
Или волнъ ad океано,
Или розъ ad printano.
Agreate, дабы corpori tam docto,
Я въ рѣчахъ не знатокъ-то, —
Rendam gratiam не длиннымъ
Изреченіо, а словусомъ едннымъ.
Vobis, vobis debeo,
Больше чѣмъ naturae et patre meo.
Natura et pater meus
Hominem me habent factum;
Но vos me, что гораздо больше есть,
Factum medicum оказали честь.
Honor, gratia et favor
Въ этомъ corde съ этихъ поръ
Bo вѣки вѣковъ въ семъ мірѣ
Неизмѣнно буду хранире.
Vivat, vivat, vivat, vivat, стократно vivat
Novus doctor qui tam bene parlat!
Mille, mille annis дай небо ему попиваре,
Кушаре, кровь пускаре, убиваре!
Да онъ узритъ doctae
Suas ordonnancias
Omnium chirurgorum
Et apothicorum
Шкапы наполняющи!
Vivat, vivat, vivat, vivat, стократно vivat
Novus doctor qui tam bene parlat!
Mille, mille annis дай небо ему попиваре,
Кушаре, кровь пускаре, убиваре!
Да грядущи anni
Будутъ ему boni
И благопріятственны,
Пусть онъ въ жизни вѣдаеть
Лишь verolas, peeto,
Лихорадсасъ, pleoresias,
Sangue истеченіасъ
И диссентеріасъ!
Vivat, vivat, vivat, vivat, стократно vivat
Novas doctor qui tam bene parlat!
Mille, mille annis дай небо ему попиваре,
Кушаре, кровь пускаре, убиваре!