(*) Содержаніе взято изъ III-й книги Геродотовой Исторіи. Повѣсть сія, новая для Россійской Публики, не почитается новою въ Германіи. Издатель принужденъ былъ помѣстить ее здѣсь по тому, что не получилъ многихъ иностранныхъ Журналовъ.
«Развѣ я несчастливъ?» говорилъ высокомѣрный Періандеръ мудрому Медону: «развѣ безъ твоей строгой добродѣтели не могу быть счастливымъ?» Медонъ смотрѣлъ на него съ чувствомъ состраданія и въ молчаніи потрясалъ сѣдою своею головою. Періандеръ непремѣнно требовалъ отвѣта. «Обладатель Коринѳа!» кротко отвѣчалъ Медонъ: «боги сдѣлали все, что нужно для твоего благоденствія. Коринѳъ въ твоей власти; ты имѣешь любящую тебя супругу, имѣешь дѣтей, достойныхъ любви твоей. Чего остается желать смертному въ сей жизни? Но въ сердцѣ твоемъ обитаетъ злой демонъ, нарушающій благо твое — Духъ неукротимой мстительности. Ты недостоинъ наслаждаться своимъ счастіемъ, и скоро потеряешь его, если не перестанешь тиранствовать. Коринѳъ обожалъ тебя, когда ты былъ истиннымъ Государемъ; ты захотѣлъ содѣлаться еще большимъ, началъ утѣснять подданныхъ — и Коринѳъ ненавидитъ тебя. О Періандеръ! будь добрымъ супругомъ, добрымъ отцемъ! Сладостныя ощущенія человѣколюбія не извѣстны твоему сердцу, ты хочешь только властвовать — и отъ того ты несчастливъ.» Періандеръ улыбнулся.
Кроткая Мелисса любила гордаго своего супруга, знала мстительный нравъ его и трепетала отъ его жестокости. Она воспитана была въ Эпидаврѣ вмѣстѣ съ Эразиномъ, ближнимъ родственникомъ, и въ сердцѣ своемъ питала къ нему чувство нѣжной дружбы. По прибытіи Эразина въ Коринѳъ, Мелисса съ радостными слезами на глазахъ, съ непорочною братскою любовію, приняла его въ свои объятія.
Въ сію минуту гордость и мщеніе пробудились бъ душѣ Періандера; въ глазахъ его засверкала ярость. Онъ думалъ, что Мелисса не должна любить никого, кромѣ своего мужа. Добрая Мелисса, не примѣтивъ движенія Періандера, ухватила за руку юношу и голосомъ нѣжнымъ спросила его: «Ты не забылъ еще, Эразинъ, какъ любили мы другъ друга въ нашемъ дѣтствѣ?» Тутъ напомнила она о счастливыхъ дняхъ младенчества и молодости, объ играхъ дѣтскихъ, о забавахъ, о разлукѣ. Потомъ подвела юношу къ своему супругу и сказала: «Періандеръ! люби, люби моего друга!» Періандеръ молчалъ. Ярость и мщеніе кипѣли въ душѣ его.
"Мелисса! кого любишь ты, кромѣ меня " съ холодностію спросилъ онъ свою супругу, будучи наединѣ съ нею. — Люблю дѣтей моихъ. — "Потомъ?…. "Потомъ моего батюшку. — «А еще?» — Люблю Эразина, моего родственника. — «Посмотримъ; кого ты любяшь болѣе» — сказалъ Періандеръ, вырываясь изъ ея объятій.
На другой день, сидя за столомъ, Эразинъ внезапно поблѣднѣлъ, повалился на землю, и вскричавъ: «о боги! ядъ!» — умеръ. Періандеръ бросилъ значительной взглядъ на Мелиссу, которая въ отчаяніи упала на бездушной трупъ, рыдала, повторяла имя любезнаго своего родственника и обливала его горячими слезами. Періандеръ, поднявъ Мелиссу, отвелъ ее въ другую комнату къ дѣтямъ; но Мелисса была неутѣшна. Гордый, нечувствительный тиранъ желалъ невозможнаго, желалъ, чтобы Мелисса успокоилась. "Я приготозвилъ для него ядъ, " сказалъ онъ съ равнодушіемъ, взявъ ее за руку: «слѣдственно тебѣ непристойно оплакивать смерть его.» — «Ты?» вскричала изумленная Мелисса, вырываясь отъ него: «гнусной убійца! что онъ сдѣлалъ тебѣ?»
Періандеръ, бросивъ на нее дикой, яростной взглядъ, немедленно удалился. Ревность и довѣренность, любовь и ненависть, сильно боролись въ душѣ его. Гордость его требовала смерти Мелиссы — сердце его трепетало при сей мысли. «Мелисса!» говорилъ ей честолюбивый тиранъ: «Мелисса! скажи, что ты ненавидѣла его — я забуду слезы, пролитыя тобою.» — Я любила его, съ твердостію отвѣчала Мелисса, поднявъ руки къ небу: онъ былъ мой другъ! я любила его!
Мстительная гордость тирана требовала крови, а любовь къ Мелиссѣ удерживала его руку. Онъ не довѣрялъ собственному своему сердцу. Пламя ревности пожирало его; любовь была его мучительницею.
Протекъ цѣлой мѣсяцъ въ семъ колебаніи. Въ одно утро — терзаніе совѣсти заставляло его рано просыпаться — въ одно утро онъ увидѣлъ супругу свою въ печальной одеждѣ стоящую на колѣняхъ у Эразиновой гробницы, и прижимающую хладный мраморъ къ своему сердцу. Сіе зрѣлище воспалило въ немъ ярость и ненависть. Онъ беретъ съ собою дѣтей, и поспѣшно ведетъ ихъ въ садъ, гдѣ мать ихъ находилась. «Мелисса!» говоритъ онъ дикимъ голосомъ: «простись съ дѣтьми; они ѣдутъ въ Эпидавръ къ твоему отцу.» Мелисса, взглянувъ на супруга, прочитала смертной приговоръ на себя въ глазахъ его. «Понимаю…» отвѣчала она, обнимая дѣтей своихъ, которыхъ велѣно было надзирательницѣ отвести обратно въ чертоги.
Періандеръ остался наединѣ съ Мелиссою. «Что ты понимаешь?» спросилъ онъ съ яростію. — Что мнѣ должно умереть, отвѣчала Мелисса. — «Невѣрная! совѣсть твоя говоритъ, что ты заслуживаешь.» — Нѣтъ; твой взглядъ. — «Кляни тѣнь несчастнаго!» — Періандеръ! могу ли проклинать того, кто любилъ меня съ братскою нѣжностію? — Мелисса, произнося слова сія, наклонилась на гробницу и обняла холодной мраморъ. — "И теперь! въ моемъ присутствіи, « вскричалъ жестокій, поднявъ руку съ кинжаломъ; „ты смѣешь обнимать памятникъ нарушителя моего покоя!“ и съ послѣднимъ словомъ вонзилъ смертоносное орудіе въ грудь ея. „Періандеръ!“ произнесла несчастная: я любила тебя, а ты… ты меня умерщвляешь!» Она простерла къ нему свои объятія, упала на землю и — скончалась.
Періандеръ закричалъ отъ ужаса; Фуріи овладѣли его сердцемъ. Онъ бросилъ кинжалъ на землю и поспѣшно удалился. Любовь и печаль опять привели его къ бездушному трупу Мелиссы. Онъ хотѣлъ умертвитъ себя; подоспѣвшіе люди вырвали изъ рукъ его орудіе смерти.
Періандеръ, счастливый обладатель Коринѳа, былъ — несчастенъ; тѣнь Мелиссы вездѣ за нимъ слѣдовала. Спокойствіе навсегда отъ него сокрылось; невинныя игры малолѣтной дочери его, носящей на себѣ имя матери, не могли разсѣять его скорби. Кормилица оставила Мелиссу въ Коринѳѣ, за слабостію ея здоровья; а оба сыновья отправлены были въ Эпидавръ къ Проклесу, ихъ дѣду и владѣтелю города.
Неутѣшный Періандеръ медленно проводилъ дни свои въ Коринѳѣ. Мудрый Медоръ часто напоминалъ ему: видишь ли, что человѣкъ безъ любви подверженъ всѣмъ ударамъ судьбины? Не боги отняли у тебя Мелиссу; нѣтъ, гордость и честолюбіе суть причины твоего несчастія.
Слова сіи: поколебали высокомѣрное сердце Періандрово, но не убѣдили его. Время изцѣлило душевную скорбь его, а богатыя жертвы примирили его съ тѣнію Мелиссы. Онъ забылъ свое преступленіе, и занявшись мечтами своего величія и любовію къ дочери, опятъ сдѣлался счастливымъ. Но боги, управляющіе вселенною, не забыли его злодѣянія. Они опредѣлили, чтобы Періандеръ подъ ударами судьбы научился быть человѣкомъ.
По прошествіи многихъ лѣтъ, онъ потребовалъ отъ Проклеса, отца Мелиссы, чтобы дѣти его были присланы въ Коринѳъ, для наставленія ихъ въ наукѣ управлять Государствомъ. Проклесъ зналъ, что Періандеръ умертвилъ свою супругу, зналъ и — молчалъ, боясь жестокости и могущества тирана. Осиротѣвшій старецъ находилъ утѣшеніе въ дѣтяхъ Мелиссы. Тайна вылетѣла изъ устъ Проклеса въ то самое время, когда онъ прощался со своими внуками въ день ихъ отъѣзда. «Любезные дѣти!» сказалъ онъ: «незабвенная Мелисса, ваша мать…» — Онъ смотрѣлъ пристально на юношей и не могъ окончишь.
«Что такое?» вскричалъ Ликофронъ, младшій внукъ его: «мать моя Мелисса… твой голосъ…. говори… что такое?»
"Она умерщвлена! " отвѣчалъ старецъ.
«Умерщвлена ? Скажи, скажи, кто ея убійца? Правосудные боги! кто ея убійца?»
Старикъ трепеталъ. Онъ хотѣлъ замолчать; но непреодолимая сила изторгла изъ устъ его слова: «отецъ твой!»
Юноша закрылъ лице мантіею, склонился на грудь своего дѣда и стоялъ подобно окаменѣлому. Старецъ дрожащими руками снялъ покрывало съ блѣднаго лица его и всячески старался утѣшить юношу. Ликофронъ долгое время хранилъ безчувственное молчаніе, наконецъ произнесъ рѣшительно: «не хочу видѣть его; останусь здѣсь!» Дѣдъ убѣдительно доказывалъ, что должно повиноваться. Ликофронъ согласился и съ разтерзанною душею отправился въ дорогу.
Мелисса любила Ликофрона болѣе всѣхъ дѣтей своихъ. Ѣдучи, онъ безпрестанно думалъ о ней, о ея добродѣтеляхъ, о ея смерти, о ея убійцѣ — отцѣ своемъ, — и сердце его каменѣло отъ ужаса. Природа одарила его душевными силами и чувствомъ своего достоинства, а примѣръ Проклеса сдѣлалъ его благороднымъ и великимъ. Онъ имѣлъ всѣ добрыя свойства отца своего, но съ лучшею способностію управлять ими. Его братъ, юноша слабый и легкомысленный, не могъ сравнишься съ нимъ ни по душѣ, ни по сердцу.
Они прибыли въ Коринѳъ. Періандеръ много разъ уже слышалъ отъ путешественниковъ о благородныхъ качествахъ Ликофрона. Съ чувствомъ любви отеческой онъ поспѣшилъ выдйти на встрѣчу своимъ дѣтямъ. Издали онъ узнавалъ уже младшаго сына, по его геройскому виду, по величественной поступи, по гордой физіономіи. Старшій сынъ бросился въ объятія родителя; Ликофронъ, потупивъ взоръ, стоялъ передъ нимъ неподвижно. «Доброй, благородной Ликофронъ!» говоритъ отецъ, простирая къ нему свои объятія. Сынъ съ ужасомъ отступилъ назадъ и не произнесъ ни слова. — «Ты не хочешь обнять твоего отца?» Юноша молчитъ. Періандеръ возвращается въ чертоги. Ликофронъ съ поникшими взорами идетъ подлѣ его. Увидѣвъ вышедшую на встрѣчу сестру свою, онъ бросился въ ея объятія и съ горестно произнесъ: «несчастная сестра! несчастные братья!» Отецъ прижалъ его къ своеѵгу сердцу; Ликофронъ далъ обнять себя, не смотря на Періандера, и храня молчаніе.
Періандеръ разстался съ сыномъ своимъ со внутреннимъ безпокойствомъ, съ какимъ-то предчувствіемъ несчастія. Ликофронъ пошелъ къ гробницѣ Мелиссы, Бросился передъ нею на колѣна и цѣлой часъ пробылъ въ семъ положеніи, проливая горячія слезы. Увидѣвъ отца своего, идущаго къ себѣ съ разпростертыми объятіями, онъ всталъ, указалъ рукою на гробницу Мелиссы и въ безмолвіи возвратился въ чертоги.
Ликофронъ три дни жилъ въ домѣ отца своего, не произнося ни одного слова. Періандеръ всѣ способы употреблялъ для примиренія съ нимъ; тщетно! Ликофронъ не отвѣчалъ, не смотрѣлъ на него. Наконецъ гордость отца и Государя пробудилась въ сердцѣ Періандера. Онъ привелъ сына своего къ порогу дома, и спросилъ его: «будешь ли повиноваться своему родителю?» Молодой человѣкъ отвѣчалъ рѣшительно: «нѣтъ!» — Если такъ — вскричалъ разъяренный Періандеръ — то оставь навсегда домъ мой и не называйся моимъ сыномъ! — Ликофронъ переступилъ черезъ порогъ и вышелъ на улицу.
«Развѣ я долженъ унижаться передъ своенравнымъ мальчикомъ?» говорилъ разгнѣванный Періандеръ. «Хорошо! пусть родственная связь навсегда разорвется между нами!» Тутъ онъ услышалъ отъ младшаго своего сына о послѣднемъ разговорѣ Ликофрона съ Проклесомъ. Сердце его было въ сильномъ движеніи, но гордость торжествовала надъ совѣстію. Всѣмъ жителямъ Коринѳа запрещено было принимать Ликофрона въ домы. Бѣдный изгнанникъ ходилъ по городу и нигдѣ не находилъ пристанища. Ему совѣтовали помириться съ отцемъ — Ликофронъ не отвѣчалъ ни слова. Наконецъ одинъ пріятель Проклесовъ далъ ему убѣжище въ своемъ домѣ, гдѣ и жилъ онъ въ печальномъ уединенія.
«Мщеніе правосудныхъ боговъ!» говорилъ Медонъ. — «Буйство упрямаго сумазброда!» говорилъ Періандеръ. Герольды провозгласили въ Коринѳѣ повелѣніе Государя: «кто приметъ къ себѣ въ домъ Ликофрона, сына Періандрова, или кто дерзнетъ вступать въ разговоръ съ нимъ; того имѣніе отдано будетъ жрецамъ Аполлона.» Ликофронъ, услышавъ объявленіе Герольдовъ, въ молчаніи оставилъ домъ своего гостепріимца, пошелъ на публичную площадь, и тамъ провелъ три дни безъ пищи и почти подъ открытымъ небомъ.
Періандеръ тщетно надѣялся преодолѣть упрямство своего сына; гордость должна была уступить любви родительской. Въ четвертой день Періандеръ самъ рѣшился идти на площадь. Ликофронъ лежалъ на землѣ въ крайнемъ изнеможеніи отъ печали и голода. Блѣдное лице его склонилось на грудь, погасшіе взоры устремлены были въ землю. Сердце Періандера облилось кровію, когда онъ увидѣлъ сына своего въ семъ положеніи. Подошедъ тихо къ Ликофрону, и окинувъ его глазами съ головы до ногъ, онъ произнесъ голосомъ умоляющимъ: «Сынъ мой! любезный сынъ! боги правосудны, но ты несправедливъ противъ меня и противъ себя самаго! Такъ, я сдѣлалъ проступокъ; но тебѣ ли прилично быть моимъ судіею? Возвратись въ домъ мой. Теперь ты знаешь, на что можетъ рѣшиться огорченный родитель, остается тебѣ возпользоваться симъ наставленіемъ и учиться быть счастливымъ, живучи въ домѣ отеческомъ, Пойдемъ.» Ликофронъ не отвѣчаетъ. — «Говори!» — Молчаніе. — «Злодѣій! отвѣчай на слова мои!» — вскричалъ разъяренный Періандеръ.
Ликофронъ слабымъ голосомъ произнесъ: «имѣніе твое принадлежитъ жрецамъ Аполлоновымъ; ты начинаешь говорить съ несчастнымъ сыномъ Мелиссы.» Отецъ счелъ колкою насмѣшкою слова сіи, которыя излились изъ огорченнаго сердца и были не что иное, какъ упрекъ справедливый. «Никогда не являйся на глаза мои, чудовище!» съ яростію вскричалъ Періандеръ, и возвратился въ свои чертоги. Ликофронъ остался въ прежнемъ положеніи, спокойно ожидая смерти. Никто изъ Коринѳянъ не отваживался помочь отверженному. Одинъ молодой человѣкъ, родомъ изъ Корциры, по имени Агатомъ, въ глухую полночь принесъ пищу Ликофрону. Онъ приподнялъ вверхъ несчастнаго, укрѣпилъ его виномъ и хлѣбомъ, и слезами состраданія оросилъ его выю. Ободренный Ликофронъ, лежа на груди чужестранца, заключилъ съ нимъ союзъ вѣчной дружбы.
Вдругъ они услышали шорохъ отъ приближающагося къ нимъ человѣка. Это была Мелисса, сестра Ликофронова. «Любезная сестра! почитай въ Агатонѣ моего друга; онъ спасъ жизнь мою, а отецъ…» — Въ сильномъ гнѣвѣ своемъ, прервала Мелисса, онъ рѣшился ожидать твоей смерти. — "Я спасу его, " сказалъ Агатонъ, подавая руку, которую Мелисса прижала къ своему сердцу. «Я спасу тебя, Ликофронъ!» повторилъ чужестранецъ: «или умру вмѣстѣ съ тобою.» При сихъ словахъ, Мелисса, тронутая великодушіемъ Агатона, бросилась къ нему въ объятія. Сдѣлавъ нужныя условія о спасеніи жизни Ликофрона, Мелисса, въ сопровожденія чужестранца, возвратилась въ домъ свой. «Какимъ образомъ извѣщу тебя о спасеніи брата?» спросилъ ее чужестранецъ. "Каждое утро я гуляю въ саду, " отвѣчала Мелисса. «Ожидай меня послѣ статуи Фауна, стоящей передъ кустарникомъ.»
Въ слѣдующую ночь Агатонъ принесъ пищу своему другу. Корабль, приготовленный для отвезенія Ликофрона въ Корциру, стоялъ въ пристани, ожидая попутнаго восточнаго вѣтра. Настало благопріятное время отплытія; Агатону надлежало увѣдомитъ Мелиссу. Подходя къ назначенному кустарнику, онъ увидѣлъ женщину подъ покрываломъ, идущую къ нему на встрѣчу, и отважился произнести имя Мелиссы. Агатонъ оцѣпенѣлъ отъ радостнаго изумленія, когда незнакомка сняла съ себя покрывало.
Молодой человѣкъ увидѣлъ въ первый разъ Мелиссу во храмѣ Нептуна, когда она въ день праздника, совершаемаго въ честь сего бога, танцовала вмѣстѣ съ другими дѣвушками; онъ не сводилъ глазъ съ прелестной незнакомки, и съ тѣхъ поръ любовь овладѣла его сердцемъ. Будучи внѣ себя отъ восхищенія, занимаясь милымъ предметомъ своихъ восторговъ, онъ не позаботился узнать имя красавицы; между тѣмъ дѣвушки вдругъ скрылись. Онъ нигдѣ болѣе не встрѣчался съ Мелиссою, ни во храмахъ, на на празднествахъ. Съ того времени онъ жилъ въ Коринѳѣ, повсюду нося печаль въ своетъ сердцѣ; собственное несчастіе заставило его познакомиться съ несчастнымъ Ликофрономъ.
«О Боги! это ты другъ души моей!» вскричалъ Агатонъ, увидѣвъ лице Мелиссы; и съ трепетомъ преклонилъ колѣна передъ нею, Мелисса съ безпокойствомъ всматривалась въ Агатона, удивляясь его пылкости. «Кажется, я видѣла тебя… въ день праздника Нептунова… во храмѣ…» — Такъ Мелисса! и съ того дня началось мое несчастье, съ того дня горесть поселилась въ душѣ моей. — «А братъ мой?» спросила Мелисса, закраснѣвшись отъ замѣшательства. — "Сего дня или завтра отправится со мною въ Корциру. Тамъ онъ будетъ моимъ братомъ. Теперь союзъ священнѣйшій соединяетъ меня съ Агатономъ — любовь непорочная къ сестрѣ его " — Корцира находится подъ властію моего родителя. — «Не бойся, Мелисса! мы будемъ жить въ спокойной неизвѣстности и уединенія, будемъ жить въ объятіяхъ нѣжной дружбы, можетъ быть, и вѣрной любви, если боги услышатъ мои молитвы.» Онъ ухватилъ руку Мелиссы, и оросилъ ее горячими слезами.
"Прежде спаси моего брата, " сказала Мелисса, потупляя взоры: «а потомъ»… Дѣвическая стыдливость недозволила ей кончить. Ей надлежало съ поспѣшностію возвратиться въ чертоги своего родителя.
Агатонъ, объятый чувствомъ своего блаженства, долго стоялъ неподвижно, прежде нежели рѣшился выдти изъ саду. Ввечеру дулъ попутной вѣтръ; положено, чтобы въ слѣдующую ночь предпринять путешествіе. Мелисса еще разъ пришла на площадь, въ это самое время, когда Агатонъ и Ликофронъ хотѣли идти къ пристани. Она обняла своего брата, соединила руки юношей, и сказала: «обѣщайтесь быть вѣрными другъ другу до смерти!» — Клянемся! — былъ отвѣтъ молодыхъ друзей. «А ты, Мелисса?» спросилъ Агатонъ дрожащимъ голосомъ, взявъ ее за руку. Темнота ночи ободряла Мелиссу; она прижала его къ своему сердцу и сказала: «клянусь быть вѣрною до смерти!» Агатонъ повторилъ слова ея.
Ликофронъ въ эту же ночь разстался съ Коринѳомъ; черезъ три дни онъ прибылъ въ Кордиру, подъ именемъ уроженца изъ Іоніи, и поселился въ загородномъ домѣ Агатоновомъ.
Періандеръ, получивъ извѣстіе о бѣгствѣ сына своего, притворился жестоко раздраженнымъ, а внутренно благодарилъ боговъ за то, что спасли его отъ погибели. Онъ думалъ, что желаніе сдѣлаться обладателемъ Коринѳа заставитъ Ликофрона раскаятъся въ прежнемъ упрямствѣ. Прошелъ годъ; Періандеръ не получаетъ о сынѣ своемъ никакого извѣстія. Тщетно старался онъ развѣдывать объ его участи, и наконецъ заключилъ, что Ликофрона нѣтъ уже на свѣтѣ. Тутъ изчезла вся Періандрова бодрость. Старшій сынъ его былъ слишкомъ слабъ для поддержанія колеблющагося престола Коринѳскаго, котораго твердою подпорою тотъ бы быть разсудительный, отважный Ликофронъ. Граждане Коринѳскіе не могли скрывать внутреннее веселіе свое, видя, что здоровье Періандера часъ отъ часу ослабѣвало, и Періандеръ читалъ во взорахъ ихъ нескромную радость. Тогда съ ужасомъ онъ вспомнилъ слова Делфійскаго Оракула, предсказавшаго несчастіе дѣтей его. Гордость и честолюбіе тирана совершили горестное провѣщаніе. Прежде онъ радовался, видя печаль и страхъ на лицахъ гражданъ Коринѳскихъ; нынѣ самъ трепеталъ, думая о бѣдственномъ своемъ положеній, и желалъ бы снискать любовь подданныхъ, которыхъ до того времени презиралъ и ненавидѣлъ.
"Теперь не видишь ли, " сказалъ Медонъ: «что любовь пріятнѣе и полезнѣе страха?» — Періандеръ, стараясь скрыть внутреннее движеніе, бросилъ на старика гордой взглядъ, "Коринѳъ, " отвѣчалъ онъ: «долженъ всего страшиться отъ моего гнѣва, если дерзнетъ не повиноваться.» — Страшиться! отвѣчалъ Медонъ: безпрестанно одно и то же! страшишься! Твоя Супруга страшилась тебя — и съ нею мѣстѣ ты умертвилъ счастіе своей жизни. Дѣти трепещутъ передъ тобою — и ты лишился утѣхи и подпоры своея старости, Кто же будетъ любить тебя, когда всѣхъ ты заставляешь бояться? — Періандеръ смутился и началъ помышлять о средствахъ укрѣпить колеблющійся престолъ свой.
Амфіонъ, единственная отрасль Бакхидовъ, прежнихъ обладателей Коринѳа, человѣкъ неистовый и грубый, помнилъ о правахъ своихъ на престолъ, но не имѣлъ довольно ума и отважности, чтобы рѣшиться на выгодное предпріятіе. Періандеръ на него обратилъ вниманіе, вознамѣрился выдать за него Мелиссу, и оставить ему въ наслѣдство престолъ Коринѳскій. Объявивъ Амфіону свою волю, онъ пошелъ къ Мелиссѣ, которая занималась своими мечтами. "Опредѣляю тебѣ быть супругою Амфіона, " сказалъ Періандеръ своей дочери повелительнымъ голосомъ. Мелисса поблѣднѣла, бросилась къ ногамъ родителя, и заклинала его не дѣлать ее несчастною. — "Несчастною? Ты будешь сидѣть на престолѣ Коринѳскомъ. «
Мелисса съ рыданіемъ призналась отцу въ любви своей къ Агатону и въ томъ, что она поклялась быть ему вѣрною до гроба. „Безразсудная!“ сказалъ Періандеръ хладнокровно: „я разрываю вашу связь.“ — Я умру! съ ужасомъ вскричала Мелисса. — „Умри-- но будь послушна.“ — Родитель мой! вспомни о Ликофронѣ! ты самъ виною смерти дѣтей своихъ. — „Лучше лишиться дѣтей, нежели угождать ихъ прихотямъ!“ — Ликофронъ живъ! я знаю мѣсто его пребыванія; ему принадлежитъ престолъ Коринѳскій». — «Онъ живъ?» спросилъ изумленный Періандеръ: «скажи, гдѣ онъ?» — Никакія угрозы не могли принудить Мелиссу открыть тайну ея до тѣхъ поръ, пока Періандеръ не поклялся оставить выборъ жениха на ея волю. Тогда она объявила отцу своему о пребываніи Ликофрона въ Кордирѣ и объ имени, подъ которымъ онъ жилъ на семъ островѣ. Періандеръ немедленно отправилъ Герольда къ сыну своему и повелѣлъ объявить ему, что престолъ ожидаетъ его въ Коринѳѣ. Ликофронъ, которой не могъ забыть о жестокости отца своего, осудившаго сына на голодную смерть, съ твердостію отвѣчалъ Герольду: "я не сынъ Періандера! "
Герольдъ прибылъ въ Коринѳъ съ сею вѣстію. Періандеръ послалъ въ Корциру дочь свою для убѣжденія Ликофрона къ примиренію. Съ полною увѣренностію въ успѣхѣ, Мелисса отправилась въ назначенное мѣсто, желая какъ можно скорѣе принести брату — вѣнецъ, а его другу — сердце. Ликофронъ и Агатонъ съ восхищеніемъ встрѣтили Мелиссу, но братъ ея остался непреклоннымъ. — «Я не сынъ Періандера!» сказалъ онъ съ горестію: "онъ осудилъ меня на голодную смерть. Клянусь богами въ томъ, что никогда не соглашусь его видѣть! « — Ликофронъ! отвѣчала сестра его умоляющимъ голосомъ: боги, смягчивъ сердце родителя, не простятъ сыну его упрямства. Ты добръ и благороденъ; Корцира прославляетъ твои добродѣтели: не уже ли захочешь быть жестокимъ къ отцу своему? Можешь ли огорчаться его безпредѣльною гордостію, когда не умѣешь владѣть своимъ сердцемъ? Ликофронъ! учись быть снизходительнымъ, если хочешь носить достойно имя человѣка. Боги не прощаютъ тѣхъ людей, которые питаютъ злобу къ подобнымъ себѣ; а ты ненавидишь своего родителя. Твое упрямство будетъ стоить ему жизни; но мщеніе правосудныхъ боговъ накажетъ тебя за твою жестокость. Прошу и заклинаю тебя принять совѣтъ мой, и не воздавать зломъ большимъ за зло меньшее. Боги! отецъ и сынъ пылаютъ мщеніемъ! низпошлите въ сердца ихъ сладкое чувство потребности любить другъ друга!»
Слова Мелиссы не сдѣлали никакого впечатлѣнія надъ сердцемъ Ликофрона. — «Нѣтъ, Мелисса, никогда, никогда не возвращусь въ Коринѳъ.» — Жестокой человѣкъ! такъ платишь мнѣ и своему другу за спасеніе своей жизни! Будь братомъ и другомъ, если не хочешь быть сыномъ; будь благодарнымъ. Счастіе сестры твоей и друга зависитъ отъ сего примиренія. — Ликофронъ вырвался изъ ея объятій. "Я поклялся богами, " сказалъ онъ: «и исполню обѣтъ свой. Охотно пожертвую за васъ жизнію, но не могу видѣть отца твоего.»
Огорченная Мелисса, не могши умолить непреклоннаго своего брата, съ печальнымъ предчувствіемъ въ душѣ возвратилась въ Коринѳъ и донесла родителю о неудачномъ исполненіи его препорученія. Она всячески старалась извинить брата и непреклонность его приписывала болѣе страху, нежели ненависти. Такимъ образомъ Періандеръ не терялъ надежды къ примиренію. Мелисса, подобно благотворному Генію, смягчала дикія чувства мщенія и гордости, въ сердцахъ сына и родителя гнѣздящіяся.
Скипетръ Коринѳскій былъ слишкомъ тяжелъ для слабаго старца, которой видѣлъ, что для поддержанія онаго потребна рука крѣпкаго юноши. Старшій сынъ Періандеровъ былъ неспособенъ управлять Государствомъ. Обладатель Коринѳа чувствовалъ, сколь нужно вмѣстѣ съ возведеніемъ на престолъ новаго Государя оживить подданныхъ надеждою лучшаго правленія. Старцы Коринѳскіе ненавидѣли Періандера; взрослые юноши перестали бояться его. Онъ зналъ, что огонь возмущенія таится подъ пепломъ, и введеніе перемѣны почиталъ необходимымъ.
Въ семъ намѣреніи онъ торжественно отравилъ Герольда въ Корциру къ своему сыну съ предложеніемъ возвратиться въ Коринѳъ и вступить въ управленіе Государствомъ; сверхъ того Періандеръ велѣлъ объявить ему, что онъ самъ намѣренъ удалиться въ Керциру и довольствоваться обладаніемъ сего острова. Честолюбивый Ликофронъ согласился на сіе предложеніе. Скоро жители Корциры узнали о семъ произшествіи и боялись подпасть игу Тирана. Народъ собрался передъ сельскимъ домомъ, жилищемъ Ликофрона; всѣ трепетали отъ ужаса, помышляя о жестокости Періандера, и заклинали сына его примириться съ отцемъ своимъ, заклинали именемъ благодарности къ Корцирѣ, которой онъ обязанъ спасеніемъ своей жизни. «Мы дали тебѣ покровъ и защиу, съ жаромъ говорилъ Агатонъ Ликофрону, взявъ его за руку: а ты хочешь насъ сдѣлать жертвою его жестокости. И для чего? для того, чтобы не нарушить клятвеннаго обѣщанія — питать вѣчную вражду къ своему родителю. Клятва недостойная сына добраго и чувствительнаго!»
«Я поклялся передъ богами и долженъ исполнить обѣтъ свой!» сказалъ Ликофронъ суровымъ голосомъ.
Хорошо! исполняй свою клятву, и готовься терпѣть слѣдствія твоего неразумія!… Ликофронъ! отрекись отъ обладанія Коринѳомъ! Не уже ли друзья твои должны терпѣть наказаніе за то, что ты въ припадкѣ изступленія произнесъ нелѣпую клятву? Доброй юноша! ты часто не одобрялъ поступковъ твоего отца, которой, обѣщавшись принести въ даръ богамъ золотую статую, чтобы не нарушить своей клятвы, приказалъ отнять у Коринѳянокъ ихъ уборы. Ты самъ не то же ли дѣлаешь? Отрекись отъ престола и живи здѣсь въ объятіяхъ благодарности и дружбы:
«Не могу. Я далъ слова Періандеру.»
Агатонъ, отворивъ дверь, впустилъ знаменитѣйшихъ Корцирянъ во храмину, и вмѣстѣ съ ними возобновилъ свои прозьбы. Ничто не могло тронутъ честолюбиваго Ликофрона. «Чѣмъ вы одолжены своему отечеству, тѣмъ я обязанъ Коринѳу. Онъ далъ мнѣ бытіе». — Развѣ Корцира не можетъ быть твоимъ отечествомъ? сказалъ одинъ изъ островитянъ: чѣмъ ты обязанъ Коринѳу? — «Всѣмъ.» — Всѣмъ? Хорошо! знай же, что и я всѣмъ обязанъ моему отечеству, и я люблю его и ничѣмъ не подорожу для его избавленія! Ликофронъ! оставь свое намѣреніе! заклинаю тебя именемъ безопасности, которою ты наслаждался, живучи между нами! — "Не могу! ѣду въ Коринѳъ, " отвѣчалъ Ликофронъ равнодушно. — Нѣтъ! ты не поѣдешь! вскричалъ разъяренный житель Корциры, Кинжалъ блеснулъ въ рукѣ его и скрылся — въ груди Ликофроновой.
Онъ упалъ на руки Агапита, которой перенесъ его на постелю. Толпа удалилась. Врачъ объявилъ о приближеніи смерти. Ликофронъ дрожащею рукою написалъ къ своему отцу слѣдующія слова: «Я умираю. Родитель мой! даруй прощеніе своему сыну. Я былъ неумолимъ; боги наказали меня. Родитель мой! ты человѣкъ! не мсти Корцирянамъ за смерть мою и сдѣлай сестру мою счастливою. Прости.»
Вручивъ доску своему другу и сказавъ ему: «обними вмѣсто меня Мелиссу!» Ликофронъ скончался.
Герольдъ поспѣшно возвратился въ Коринѳъ съ печальнымъ извѣстіемъ. Ярость и мщеніе закипѣли въ душѣ Періандера, когда онъ прочелъ послѣднія строки, начертанныя рукою несчастнаго сына. Онъ приказалъ немедленно изготовить флотъ для отплытія въ Корциру и опредѣлилъ разорить до основанія сей островъ. Желая утвердить власть свою въ Коринѳѣ на основаніи прочномъ, онъ призвалъ къ себѣ Амфіона и съ нимъ вмѣстѣ пошелъ въ комнату своей дочери, которая оплакивала смерть брата. «Вотъ жена твоя!» сказалъ онъ Амфіону, ухвативъ Мелиссу за руку. Она бросилась къ ногамъ отца своего, и обнимая колѣна его, просила не дѣлать ей принужденія. «Я поклялась Агатону въ вѣрности до самой смерти.» — А я клянусь въ томъ, что онъ погибнетъ! грозно вскричалъ Періандеръ.
Медонъ осмѣлился указать ему на послѣднія слова, написанныя Ликофрономъ: сдѣлай сестру мою счастливою, и примолвилъ: «Періандеръ? Боги караютъ пресиупниковъ.» — Разъяренный Періандеръ бросилъ доску на землю, подошелъ къ олтарю боговъ и вскричалъ: «Душа моя требуетъ мщенія; клянусь передъ богами исполнить свое желаніе? Мелисса должна или умереть, или дать руку Амфіону. Назначаю срокъ до вечера; нынѣшняя ночь освѣтится пламенниками Гимена, или — смерти.» Проговоря слова сіи онъ оставилъ Мелиссу.
Несчастная предалась отчаянію. Ужасной вечеръ приближался; брачныя приготовленія оканчивались. Мелисса почти въ безпамятствѣ ходила по саду, и очутилась, сама не зная какъ, на томъ мѣстѣ, гдѣ прежде Ликофронъ лежалъ разпростертый на землѣ, бывъ изгнаннымъ изъ родительскаго дома. Она склонила голову на камень, служившій брату ея для того жъ употребленія, и ожидала смерти. Шумъ воиновъ, идущихъ къ пристани, пробудилъ ее отъ безчувственности. Она ободрилась, ощутила въ себѣ нѣсколько силы, пошла въ слѣдъ за воинами, около полуночи достигла до пристани, и замѣшавшись въ толпѣ купцовъ, взошла на корабль. На другой уже день находившіеся на кораблѣ узнали, что она не принадлежитъ къ ихъ обществу. Меллисса объявила себя подъ другимъ именемъ, и благополучно прибыла въ Самосъ.
Ярость Періандера усугубилась, когда онъ увѣдомился о бѣгствѣ Мелиссы. Онъ приказалъ искать ее въ Коринѳѣ и въ окрестностяхъ города. Между утесами перешейка нашли мертвое тѣло неизвѣстной дѣвушки, которую невольники сочли за Мелиссу. Трупъ зарыли въ землю и донесли отцу о печальномъ произшествіи. Огорченный Періандеръ съ болѣзненною улыбкою сказалъ старому Медону, поднявъ вверхъ руки: «Вотъ благость Боговъ твоихъ! вотъ справедливость ихъ!»
«И ты смѣешь жаловаться на боговъ!» спокойно отвѣчалъ Медонъ. «Не для того ли Кордиряне умертвили твоего сына, что боялись твоей жестокости? не отъ того ли Мелисса скрылась, что ты хотѣлъ принудишь ее дать руку злодѣю? Еще ли не видишь, что гордость твоя, честолюбіe и мстительность виною твоего несчастія?»
«Немедленно отправлюсь въ Корциру!» вскричалъ Періандеръ, одержимый дикимъ неистовствомъ. «у меня еще одинъ сынъ остался!» — Въ самомъ дѣлѣ онъ поспѣшно отплылъ со многочисленнымъ своимъ флотомъ. Корциряне поблѣднѣли отъ ужаса, увидѣвъ войско Періандера, выходившее на островъ. Едва успѣлъ онъ ступить на землю, какъ вдругъ приплывшій на легкомъ суднѣ вѣстникъ . объявилъ ему, что жители Коринѳскіе умертвили старшаго его сына. Слезы блеснули въ глазахъ свирѣпаго тирана; онъ покрылъ одеждою лице свое и долгое время стоялъ неподвижно. Желчь злости разливалась по всѣмъ его членамъ въ то время, когда ему надлежало бы вспомнить о бѣдственномъ своемъ состояніи. "Бездѣтный! осиротевшій! вскричалъ онъ дикимъ голосомъ: «какая нужда! я еще имѣю способы удовлетворить мое мщеніе!» и въ тужъ минуту отдалъ войску нужныя повелѣнія.
Ввечеру воины привели къ шатру Періандера триста взрослыхъ юношей и мальчиковъ, дѣтей знаменитѣйшихъ гражданъ Корциры; всѣ они были связаны, подобно преступникамъ. Отцы, матери, сестры и невѣсты несчастныхъ жертвъ толпились передъ ставкою и молили тирана даровать жизнь невиннымъ. Плѣнники поднимали къ небу обремененныя цѣпями руки свои и наполняли воздухъ грозными восклицаніями. Даже воины, привыкшіе къ кровопролитіямъ, смягчились, смотря на плачевное позорище, и значительными взорами старались склонить Періандера къ состраданію. Только одинъ юноша хранилъ глубокое молчаніе; глаза его устремлены были въ землю; съ спокойнымъ равнодушіемъ онъ иногда взглядывалъ на сверкающіе мечи въ рукахъ окружающихъ воиновъ, иногда на свои оковы.
Юноша сей былъ — Агатонъ, любимецъ Мелиссы. Получивъ ложное извѣстіе объ ея смерти, онъ не желалъ остаться на свѣтѣ и спокойно ожидалъ мановенія, которое долженствовало рѣшишь судьбу его. Но Періандеръ долго не давалъ знака и смотрѣлъ на несчастныхъ: наконецъ произнесъ голосомъ насмѣшливымъ: «Дарую вамъ жизнь! боги да будутъ свидѣтелями моего обѣщанія!» Раздались радостныя восклицанія, «Удержите стремленіе вашихъ восторговъ! вы дерзаете веселитъся тогда, когда осиротѣвшій Періандеръ проливаетъ слезы? Поликратъ! повелѣваю тебѣ отвести ихъ въ Сарды къ Царю Аліатту, и продать въ неволю. Жизнь твоя и счастіе зависятъ отъ исполненія сего препорученія. Ступайте на корабль!» Тутъ поднялись со всѣхъ сторонъ рыданія. Родители оплакивали несчастныхъ дѣтей своихъ; невѣсты сокрушались объ участи своихъ любезныхъ. между тѣмъ воины отвели молодыхъ Корцирянъ на корабли, которые немедленно отправились въ путь свой.
Періандеръ возвратился въ Коринѳъ. Море было тихо, когда Поликратъ, безчеловѣчный исполнитель приказанія жестокаго тирана, поплылъ въ Азію. Попутной западной вѣтеръ надувалъ паруса; казалось, что все споспѣшествуетъ къ совершенію намѣренія Періандера. Уже плаватели минули Циклады; уже въ одно ясное утро показался берегъ Лидіи и златоверхій храмъ Діаны въ Ефесѣ. Плѣнники трепетали отъ страха, когда веселые матросы поздравляли другъ друга съ приближеніемъ къ берегамъ Азіи. Вдругъ подулъ сѣверной вѣтеръ; море закипѣло; горизонтъ покрылся тучами. Буря понесла корабль къ югу. Матросы кричали : «мѣль!» и старались удалить корабль отъ подводныхъ гранитовъ. Буря часъ отъ часу усиливалась и гнала корабль къ берегу. Мачта переломилась, парусы изорвались; не смотря на то, съ крайнимъ стараніемъ плаватели успѣли завести судно въ безопасный заливъ. Вышедъ на берегъ, они узнали, что находятся на островѣ Самосѣ.
Путешественники немедленно разкинули шатры на берегу моря. Поликратъ, приказавъ окружить плѣнниковъ стражею и смотрѣть, чтобъ они не разбѣжались, пошелъ въ близь находившійся храмъ Діаны, для принесенія жертвы богинѣ. Агатонъ, обремененный тоскою и размышленіями о смерти, съ поникшими взорами ходилъ по берегу, безъ цѣли и намѣренія, Случаю было угодно завести его въ густую рощу Надобно быть самимъ Агатономъ, чтобы понять, сколь велико было его удивленіе, когда онъ услышалъ любезный голосъ, произносившій его имя, и въ тужъ минуту очутился въ объятіяхъ — чьихъ? Мелиссы, обожаемой Мелиссы, которую онъ почиталъ давно умершею! Какая радость! «Неуже ли это ты въ самомъ дѣлѣ?» вскричалъ изумленный Агатонъ, всматриваясь въ блѣдное лице Мелиссы, стоящей передъ нимъ въ длинной, бѣлой одеждѣ. «Не уже ли это ты, другъ души моей?» повторилъ онъ, протирая глаза свои и стараясъ выдти изъ очаровательнаго изступленія. «Но твое тѣло найдено среди утесовъ на Koринѳскомъ перешейкѣ! Мелисса! такъ! я тебя вижу; но, увы! въ послѣдній разъ! Я жертва разгнѣванной судьбы. Скоро насъ разлучатъ навѣки, и я погибну!» — Нѣтъ, Агатонъ! отвѣчала Мелисса, прижимая его къ пламенному своему сердцу: нѣтъ! ты не погибнешь! я спасу тебя. — Юноша видѣлъ невозможность избавиться отъ рукъ мучительскихъ, и склонивъ печальную голову на грудь любезной, произнесъ послѣ короткаго молчанія: «Я былъ бы счастливъ, Мелисса! если бы могъ въ сію минуту умереть здѣсь, въ твоихъ объятіяхъ.» — Умереть? въ то время, когда боги соединяютъ насъ послѣ долговременной разлуки? — Тутъ Агатонъ разсказалъ ей несчастныя свои приключенія и то, чѣмъ судьба угрожаетъ ему въ будущемъ. "Теперь не видишь ли, " продолжалъ онъ: «что одно счастіе осталось для тебя въ жизни — умереть на груди твоей?» Въ ту минуту раздался въ рощѣ звукъ трубный. «Слышишь ли? намъ должно разлучишься; этотъ знакъ зоветъ плѣнниковъ на корабль. Мелисса! говорилъ онъ умоляющимъ голосомъ, указывая на кинжалъ, висѣвшій подлѣ ея бока: „прекрати мои несчастія!“ — Нѣтъ! отвѣчала Meлисса рѣшительно: ты не удерешь. Агатонъ! ты и всѣ товарищи твои должны вбѣжать въ храмъ Діаны и ухватиться за статуи богини. Законъ храма, священный и ненарушимый, запрещаетъ отвлекать отъ статуи тѣхъ людей, которые къ ней прикасаются. Не теряйте времени. Между тѣмъ я постараюсь увѣдомить о семъ здѣшнихъ гражданъ, живущихъ въ окрестности храма. — Сказавъ сіе, она обняла своего друга и отправилась въ городъ.
Агатонъ, возвратясь на берегъ къ своимъ товарищамъ, сказалъ имъ: „Друзья! намъ есть средство спастись. Время дорого; ступайте за мною, и дѣлайте то, что я дѣлать буду.“ — Толпа плѣнниковъ, слѣдуя за своимъ путеводителемъ, приближилась ко храму Діаны. Тогда Агатонъ закричалъ громко: „Товарищи! во храмъ, вмѣстѣ со мною! ухватитесь за статую богини!“ Взрослые и мальчики бросились во внутренность храма, окружили олтарь Діаны и просили ея покровительства.
Воины Коринѳскіе приведены были въ крайнее замѣшательство. „Ступайте на корабль!“ они кричали плѣннымъ. — Не слушаемъ васъ! отвѣчалъ Агатонъ: мы здѣсь безопасны подъ покровомъ великой богини. — Два воина, вскочивъ на ступени, хотѣли оттащить Агатона. Главный жрецъ закричалъ на нихъ грознымъ голосомъ: „прочь! или вы погибнете!“ и воины принуждены были удалиться. „Кто вы?“ спросилъ жрецъ юношей. — Мы плѣнники, отвѣчалъ Агатонъ: и просимъ покрова богини. — Тогда жрецъ, возшедъ на ступень жертвенника, сказалъ приближившемуся Поликрату: „они свободны! никто да не смѣетъ прикасаться къ нимъ во храмѣ и въ окружности храма. Нарушитель подвергается смерти.“ Коринѳяне съ ужасомъ отступили назадъ, а жрецъ произнесъ торжественное проклятіе на того, кто дерзнетъ оскорблять покровительствуемыхъ Діаною.
Поликрату оставалось окружить храмъ воинами и ожидать, пока голодъ заставитъ плѣнниковъ выдти изъ своего убѣжища. Но любовь одержала верхъ надъ жестокостію. Въ слѣдующее утро появились два хора поющихъ дѣвицъ и юношей, которые, спускаясь съ холма, приближались ко храму. Мелисса управляла хоромъ подругъ своихъ. Она разсказала гражданамъ Самосскимъ о плачевномъ жребіи несчастныхъ плѣнниковъ. Ея слова, ея прозьбы одушевлялись любовію, и сердца Самоссцевъ тронуты были чувствомъ состраданія; но никто не смѣлъ навлечь на себя гнѣвъ Періандера. Мелисса выдумала нѣкоторую хитростъ. Хоры дѣвицъ и юношей, одѣтыхъ въ торжественныя платья, имѣя на головахъ цвѣты, вплетенные въ волосы и корзины съ сѣменами и медоъ, а въ рукахъ жертвенные сосуды съ молокомъ, подходили ко храму. „Какое празднество вы нынѣ торжествуете?“ спросилъ Поликратъ съ безпокойствомъ. — Праздникъ любви спасительницы! отвѣчала Мелисса, вводя оба хора въ преддверіе храма. Агатонъ узналъ свою любезную и тотчасъ отгадалъ ея намѣреніе: „Друзья!“ закричалъ онъ къ своимъ товарищамъ: „мы голодны!“ и мгновенно съ притворноіо наглостію вырвалъ изъ рукъ Мелиссы жертвенной сосудъ и корзину; между тѣмъ другіе Корциряне отнимали съѣстные припасы у Самосскихъ дѣвицъ и юношей. „Убѣжимъ! убѣжимъ“» кричали послѣдніе, съ поспѣшностію выходя изъ храма.
На другой день по утру снова начался праздникъ, и опять кончился подобнымъ произшествіемъ. «Долго ли будете торжествовать сіе празднество?» спросилъ Поликратъ. Мелисса отвѣчала: «онъ кончится въ то время, когда покровительствуемые богинею перестанутъ принимать у насъ жертвы.» Тутъ Поликратъ увидѣлъ, что трудъ его держать въ облежаніи плѣнниковъ былъ бы совершенно напрасенъ, сѣлъ съ воинами на корабль свой и отплылъ отъ берега. Освобожденные Корциряне съ чувствомъ живой благодарности бросились къ ногамъ Мелиссы и называли ее своею спасительницею. Сайтоссцы, взявъ мѣры осторожности, отправили Корцирянъ обратно въ ихъ отечество и опредѣлили ежегодно торжествовать праздникъ любви спасительницы. Агатонъ остался на островѣ Самосѣ, былъ принятъ въ число гражданъ и получилъ руку Мелиссы." Онъ поселился на берегу въ той самой рощѣ, въ которой увидѣлъ свою любезную, и купилъ близлежащія нивы; жилъ съ подругою въ уединенномъ веселомъ домикѣ, осѣняемомъ высокими деревами, наслаждался сельскимъ спокойствіемъ и любезною, и упражняяся въ работѣ. Мелисса родила ему прекраснаго мальчика; ничего не могло сравниться съ чистою радостью, наполнявшею сердца любящихся супруговъ, забывшихъ и Коринѳъ, и Періандера, и его жестокости.
Періандеръ проводилъ дни свои въ Koринѳѣ среди боязни и скорбя. Будучи бездѣтенъ, не имѣя друзей, онъ видѣлъ, что тронъ его, часъ отъ часу клонящійся къ упадку, держится только жестокостію. Корциряне избавились отъ его мщенія; Самосъ посмѣялся надъ его свирѣпствомъ, и Періандеръ все сіе долженъ былъ сносить, потому что не отваживался выѣхать изъ Коринѳа. Тогда-то, ненавидимый всѣми, окруженный наемною стражею, не имѣя друзей, кромѣ стараго Медона, тогда-то почувствовалъ онъ въ первый разъ необходимую потребность въ любви и дружбѣ.
Часто снималъ онъ діадиму съ головы своей, и смотря на нее, говорилъ: «О вѣнецъ! чего ты стоишь мнѣ? куда сокроюсь отъ тебя? Судьба осудила меня господствовать до конца этой жизни; судьба осудила меня питать въ сердцѣ ядъ ненависти до смерти! Какой городъ въ Греціи захочетъ дать убѣжище тирану Пертандеру? Какой человѣкъ согласится укрыть меня отъ ярости гражданъ Коринѳскихъ? О! теперь понимаю всю истину словъ старца Медона! моя жестокость виною моего злополучія!»
Періандеръ часто предавался подобнымъ размышленіямъ, и будучи въ хорошемъ расположеніи духа, иногда рѣшался перемѣнить нравъ свой, сдѣлаться добрымъ, чувствительнымъ. Въ самомъ дѣлѣ онъ началъ обходиться ласковѣе съ своими невольниками и сдѣлался благосклоннѣе. Но невольники страшились сей перемѣны; они трепетали, думая, что излишнее снизхожденіе можетъ раздражить его гордость. Сокровища Періандеровы лежали на кораблѣ, стоявшемъ въ пристани въ готовности къ отплытію во всякое время, для того, чтобы въ потребномъ случаѣ ничто не возпрепятствовало ему убѣжать изъ Коринѳа. Такимъ образомъ Періандеръ провелъ цѣлой годъ во всегдашней готовности къ бѣгству, терзаемый безпокойствомъ и ужасами смерти. Наконецъ; пламя возмущенія вспыхнуло въ Коринѳѣ въ то время, когда Періандеръ находился на пристани. Многіе, изъ его тѣлохранителей взяли сторону народа, поднявшаго оружіе противъ тирана. Уже мятежники зажгли Царскіе чертоги; надлежало искать спасенія въ бѣгствѣ. Періандеръ, собравъ нѣсколько преданныхъ ему наемниковъ, поспѣшно сѣлъ на корабль свой. Онъ угрожалъ Коринѳянамъ возвратиться съ многочисленнымъ войскомъ для наказанія преступниковъ, ободрялъ воиновъ своихъ обѣщаніями богатыхъ корыстей и приказалъ направить корабль въ Азію.
Показался островъ Самосъ. Въ душѣ Періандера пробудилось воспоминаніе о смерти сына его и о неудачѣ мщенія. Грозно взглянувъ на Поликрата, онъ произнесъ голосомъ гордаго властелина: «Это Самосъ! Поликратъ! никогда не прощу тебѣ нерадѣнія въ исполненіи моихъ повелѣній. Ты не старался удовлетворить моего мщенія.» Яростъ засверкала въ глазахъ его. Онъ умолкъ: но всѣ знали, чего надлежало ожидать отъ его жестокости.
По наступленіи ночи Поликратъ и нѣкоторые друзья его вошли въ каюту Періандера, зажали ему ротъ платкомъ, вынесли его на палубу и, сказавъ: «тиранъ жестокосердый! ты не хотѣлъ болѣе ползать y ногъ твоихъ, не хотятъ ежечасно трепетать отъ твоего бѣшенства!» опустили его въ воду.
Море было тихо. Періандеръ съ напряженіемъ всѣхъ силъ своихъ поплылъ къ огню, вдали свѣтившемуся на одной рыбачей лодкѣ. Онъ достигъ до своей цѣли и былъ принятъ рыбаками. Поутру, лодка пристала къ берегу, и гордый обладатель Коринѳа, измокшій, дрожащій отъ холода, безъ помощи и пристанища очутился на незнакомомъ берегу Самосскомъ.
Онъ пошелъ впередъ, желая найти гостепріимную хижину. Въ то время Агатонъ трудился на полѣ съ своими работниками. Увидѣвъ подходящаго странника, онъ побѣжалъ къ нему на встрѣчу. «Кто ты, бѣдной пришелецъ?» спросилъ добродѣтельный Агатонъ незнакомца. — Періандеръ, не смѣя открыть своего имени, отвѣчалъ: Я купецъ Аѳинскій, ограбленный и брошенный въ море корабельными служителями, — Агатонъ не узналъ своего тестя. Скорбь и заботы измѣнили лицо Періандера, полныя, румяныя щеки его опустились и поблѣднѣли, дикіе взоры лишились быстроты своей. Агатонъ велѣлъ принести епанчу для своего гостя и подкрѣпить силы его здоровою пищею; послѣ отдохновенія около полудня повелъ его въ домъ свой
Мелисса, держа на рукахъ сына, вышла въ рощу на встрѣчу мужу и бросилась въ его объятія. Періандеръ смотрѣлъ съ изумленіемъ на молодую женщину; ему казалось, что видитъ въ ней образъ своей дочери. Въ молчаніи, предавшись глубокимъ размышленіямъ, онъ слѣдовалъ за Супругами. Каждое слово Мелиссы отзывалось въ его сердцѣ; но онъ былъ увѣренъ, что дочери его давно уже не было на свѣтѣ.
Сѣли за умѣренной сельской обѣдъ. Періандеръ внутренно удивлялся тихой любви, сердечной довѣренности и совершенному счастію молодыхъ супруговъ. По окончаніи стола, Мелисса, взявъ чашу съ виномъ, произнесла: «Боги да низпошлютъ спокойствіе въ душу моего родителя!» Тутъ она взглянула на старика, и въ первой разъ съ изумленіемъ примѣтила въ немъ сходство съ отцемъ своимъ, слезы навернулись въ глазахъ ея. «Ахъ!» продолжала она: я никогда не переставала любить злополучнаго моего родителя! О! естьлибъ ему было извѣстно, какъ счастливы люди, наслаждающіеся любовію и душевнымъ спокойствіемъ!.." — Скажи мнѣ, почтенная незнакомка, прервалъ смятенный Періандеръ: кто твой родитель? назови мнѣ его имя!
Мелисса, вслушавшись въ голосъ пришельца съ трепетомъ вскочила, подняла вверьхъ руки и вскричала: «о боги! какой голосъ! Агатонъ! слышишь ли?» — Объяви мнѣ свое имя! повторилъ Періандеръ. — «Я Мелисса!» — Что слышу! узнай во мнѣ злополучнаго Періандера! — Отецъ и дочь въ безмолвномъ изступленіи бросились другъ другу въ объятія. По прошествіи первыхъ восторговъ они взаимно разсказали свои приключенія. Періандеръ въ первый разъ въ жизни своей говорилъ со стыдомъ и раскаяніемъ о прошедшемъ, въ первой разъ узналъ истинную цѣну любви, довѣренности и доброты сердца. Проживъ нѣсколько времени въ хижинѣ Агатоновой, онъ услышалъ, что разнеслась молва о его смерти, въ то самое время, когда, наслаждаясь восторгами любви родительской, держалъ въ своихъ объятіяхъ добродѣтельную Мелиссу. «Такъ!» сказалъ онъ: «тиранъ Періандеръ умеръ. Я теперь не что иное, какъ бѣдной старецъ, которой, стоя на краю могилы, начинаетъ учиться жить.»
Онъ въ самомъ дѣлѣ учился способамъ сдѣлаться человѣкомъ. Семейственное счастіе дѣтей его, ихъ уваженіе къ нему, ихъ любовь истинная часъ отъ часу болѣе смягчали его сердце. Онъ взялъ на себя должность надзирателя надъ невольниками Агатона, и обходился съ ними благосклоннѣе, нежели прежде съ благородными Koринѳянами. Вечернее время проводилъ онъ сидя передъ заходящимъ солнцемъ и любуясь невинными забавами маленькихъ своихъ внуковъ. Кто, увидя его увѣнчаннаго розами и окруженнаго ласкающимися къ нему малютками, могъ бы подумать, что это тиранъ Коринѳскій? "Я лишился супруги, дѣтей и престола, " часто повторялъ Періандеръ: «прежде нежели научился быть человѣкомъ! О! дорого мнѣ стоитъ сія наука!»