«Эриксиас», иногда озаглавливаемый также именем другого разговаривающего лица — Эрасистрата, — довольно слабый по форме разговор на тему о полезном и о приобретении богатства, денег (χρήσιμον, χρήματα). В нём развивается известное положение Сократа, что самый богатый человек тот, кто знает и умеет употреблять в дело истинно доброе и полезное. Изложение «Эриксиаса» местами весьма запутанно (p. 396 B, C, D; 398 A — E; 402 C, D; 403 B), местами же, надо признаться, не лишено остроумия (напр., p. 406). Но ирония его не имеет нисколько характера платонического (p. 399 C; 403 C; 405 B): видно только одно, что писатель, раскрывая свою тему, ближе всего присматривался к «Хармиду» и подражал ему. — Любопытны между прочим приводимые подробности относительно материала и формы денег у карфагенян, спартанцев и других народов (p. 400 A, B, C).
Не смотря на то, что «Эриксиас» очень живо напоминает некоторые места подлинных сочинений Платона, этот разговор, ни по содержанию, ни по языку, не может быть приписан самому Платону, так что еще древние критики и филологи относили его прямо к числу диалогов подложных (Diog. Laërt. III, 62). Но когда и кем сделан был этот подлог, определить трудно. Некоторые относят появление его ко времени самого Платона и считают автором диалога одни Эсхина, другие Ксенократа. Мы решительно отвергаем это предположение. Тогда, при жизни Платона, не только не возможно было выпускать подобные литературные подлоги, но трудно и представить, чтоб было какое-нибудь к тому побуждение. Подлог мог быть вызван, во-первых, славою Платона, как образцового писателя и великого философа, во-вторых, какими-нибудь нравственными или материальными интересами: но то и другое было бы мыслимо лишь во времена последующие, когда Платон перешел уже в ряд лиц исторических, со славою первого и несравненного представителя эллинской философии, и когда с жадностью списывали свитки его творений, платя за каждое усвояемое ему сочинение большие деньги. Впрочем, к какому бы веку ни относилось появление в свет «Эриксиаса», несомненно то, что в кодекс Платоновых сочинений вошел он уже в позднейшие времена греческой жизни. Ближайшие подробности по этому вопросу читатели найдут у Fabric. Bibl. Gr. t. III. p. 108 sq.; Fischer. z. d. Gespr. d. Aeschin. p. 95; Notit. Citer. de Platon. t. XI, p. V sqq.; Meiners, in Comment. Societ. Gott. V, p. 46 sqq.; Bockh. Praefat. in Sim. Socrat. dial. p. VI; Wittenbach, in Philomath. p. II p. 37.