Из сделанного в предыдущей главе обзора можно вывести как общий результат то, что, хотя и постепенно, и удивительно поздно, и также не без частого возвращения к заблуждениям и ошибкам, все-таки выяснено было различие двух применений закона достаточного основания: одно относится к суждениям, которые для своей истинности всегда должны иметь основание, а другое — к изменениям реальных вещей, которые всегда должны иметь причину. Мы видим, что в обоих случаях закон достаточного основания дает право на вопрос почему, и этот признак для него существен. Но обнимают ли эти два отношения все случаи, в которых мы имеем право спрашивать почему? На мой вопрос: почему в этом треугольнике три стороны равны? следует ответ: потому что в нем три угла равны. Но равенство углов есть ли причина равенства сторон? Нет, потому что здесь нет речи об изменении, т. е. о действии, которое должно было бы иметь свою причину. Есть ли это равенство углов только основание познания? Нет, потому что равенство углов не простое доказательство равенства сторон, не простая основа суждения: ведь из одних только понятий никогда нельзя заключить, что, если равны углы, должны быть равны и стороны, ибо в понятии равенства углов не заключается понятия равенства сторон. Здесь, таким образом, есть связь не между понятиями или суждениями, а между сторонами и углами. Равенство углов не есть непосредственно основание для познания равенства сторон, а только косвенно, так как равенство углов есть основание данного положения, в настоящем случае — равенства сторон: вследствие равенства углов должны быть равны и стороны. Здесь есть необходимая связь между углами и сторонами, а не непосредственно необходимая связь двух суждений. Или когда я спрашиваю, почему infecta facta fieri possunt, но никогда не бывает наоборот (facta infecta), т. е. почему собственно прошлое безусловно невозвратимо, а будущее неминуемо, то и этого нельзя объяснить чисто логически, посредством одних только понятий. Не объяснит этого также и причинность, потому что она царит только над событиями во времени, а не над самим временем. Но не в силу причинности, а непосредственно самым своим бытием, наступление которого однако было неминуемо, нынешний час низвергнул протекший в бездонную пучину прошлого и навеки обратил его в ничто. Этого нельзя постигнуть из одних только понятий, нельзя и уяснить посредством них: мы узнаем это совершенно интуитивно и непосредственно, как разницу между правым и левым и как все, что от нее зависит, например, что левая перчатка не годится на правую руку.
Так как, следовательно, не все случаи, в которых находит себе применение закон достаточного основания, могут быть сведены на логическое основание и следствие и на причину и действие, то при этом распределении закон спецификации не встречает себе удовлетворения. Закон однородности заставляет нас все-таки предполагать, что эти случаи не различны до бесконечности, а могут быть сведены к известным видам. Но прежде чем я попытаюсь сделать такое распределение, мне необходимо выяснить, что присуще закону достаточного основания во всех случаях, как его специфический признак: ибо родовое понятие должно быть установлено раньше видовых.
Наше познающее сознание, являясь как внешняя и внутренняя чувственность (восприимчивость), рассудок и разум, распадается на субъект и объект и, кроме них, не содержит в себе ничего. Быть объектом для субъекта и быть нашим представлением — это одно и то же. Все наши представления — объекты субъекта, и все объекты субъекта — наши представления. Но при этом оказывается, что все наши представления находятся между собою в закономерной и по своей форме a priori определяемой связи, в силу которой ничто существующее само для себя и независимое, ничто единичное и оторванное, не может сделаться для нас объектом. Эту-то связь и выражает собою в своей всеобщности закон достаточного основания. И хотя, как мы могли уже заключить из сказанного до сих пор, она, согласно различию характера объектов, принимает различные формы, для обозначения которых и закон основания видоизменяет свое выражение, — все-таки у нее остается то общее для всех ее форм, что выражает наш тезис, взятый в своей общности и отвлеченности. Поэтому, лежащие в его основе отношения, которые я потом выясню обстоятельно, и есть то, что я назвал корнем закона достаточного основания. А эти отношения при ближайшем рассмотрении, основанном на законах однородности и спецификации, выделяются в определенные, весьма различные одна от другой группы, число которых можно свести к четырем, ибо оно соответствует четырем классам, на какие распадается все, что может стать для нас объектом, — т. е., значит, все наши представления. Я установлю и рассмотрю эти классы в следующих четырех главах. В каждом из них закон достаточного основания явится в другой форме, но так как он всюду допустит предложенное выше выражение, то мы узнаем в нем один и тот же закон, вырастающий из одного указанного здесь корня.