Падающие звёзды (Мамин-Сибиряк)/XXII/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Они были прижаты неудержимымъ потокомъ публики къ колоннѣ и Бургардтъ напрасно отыскивалъ среди столиковъ въ ресторанномъ отдѣленіи залы Красавина съ его дамами.

— А мы поджидали васъ, — окликнулъ его сзади голосъ Васяткина.

Онъ шелъ подъ руку съ Шурой, у которой сегодня было такое злое лицо, что совсѣмъ ужъ не шло къ ней. Съ ней всѣ обращались, какъ съ дѣвочкой подросткомъ и къ ея настроенію относились съ покровительственной снисходительностью. Бачульская сразу поняла въ чемъ дѣло: бѣдная Шура знала, что не попала на красавинскій кофе, и ревновала нѣмую англичанку.

Мы сердимся… — шепнулъ Васяткинъ на ухо Бургардту и прибавилъ уже громко: — Красавинъ съ дамами въ отдѣльномъ кабинетѣ… да. А моя дама не хотѣла туда идти безъ васъ. У женщинъ свои фантазіи и мы должны имъ покоряться.

— Чтоже, идемте… — предлагалъ Бургардтъ. — Шура, нехорошо капризничать. Будьте паинькой…

Оркестръ игралъ какую-то бравурную пьесу, но праздничная толпа была безжалостна и заглушала шумомъ шаговъ и говоромъ всѣ звуки. Васяткинъ осторожно пробирался съ своей дамой между столиками, направился къ буфету, изъ котораго былъ ходъ въ отдѣльные кабинеты. Онъ былъ счастливъ, что ведетъ подъ руку такую красавицу и что мужчины провожаютъ его завистливыми взглядами. Ему хотѣлось остановиться и показать всѣмъ, какая Шура красавица. Но въ одномъ мѣстѣ онъ поморщился, замѣтивъ одиноко сидѣвшаго за столикомъ Гаврюшу, который сдѣлалъ видъ, что не узнаетъ ихъ, и точно спряталъ свое лицо въ кружкѣ съ пивомъ. Шура боязливо прижалась къ своему кавалеру и прошептала:

Этотъ человѣкъ убьетъ меня… Онъ самъ говорилъ…

Васяткинъ вынужденно засмѣялся и вызывающе выпрямился.

— Онъ, бѣдняжка, глупъ, — отвѣтилъ онъ. — А на глупыхъ людей не слѣдуетъ обращать вниманія…

— А я все-таки боюсь… — признавалась Шура. — Не все-ли равно, кто убьетъ: глупый или умный.

Замѣтивъ Бургардта въ толпѣ, Гаврюша отвернулся лицомъ къ окну. О, какъ онъ ненавидѣлъ ихъ всѣхъ, этихъ счастливцевъ, которые выхватываютъ въ жизни все лучшее… Онъ давно слѣдилъ за Васяткинымъ и отлично зналъ, что всѣ идутъ сейчасъ въ кабинетъ къ Красавину. А онъ, жалкая ничтожность, долженъ былъ сидѣть въ полномъ одиночествѣ и душить съ горя пиво.

— Нѣтъ, погодите… — думалъ онъ, задыхаясь отъ бѣшенства: — я вамъ покажу Гаврюшу!..

Бѣдный Гаврюша былъ пьянъ. Онъ съ нѣкотораго времени усвоилъ себѣ привычку по вечерамъ напиваться гдѣ нибудь въ портерной, гдѣ собирались ученики академіи художествъ или, когда были въ карманѣ деньги, въ знаменитомъ "Золотомъ Якорѣ", гдѣ въ свое время кутилъ и Бургардтъ. Въ состояніи опьяненія Гаврюша дѣлался придирчивымъ, и частенько устроивалъ скандалы. Въ послѣднее время эта озлобленность въ немъ все возростала, особенно когда онъ начиналъ думать о своей неудачной любви. И сейчасъ онъ, сидѣлъ за своимъ столикомъ, какъ въ туманѣ. Ему такъ и хотѣлось броситься на Васяткина и разорвать его въ клочья, а когда проходилъ Бургардтъ съ Бачульской, Гаврюша готовъ былъ спрятаться, точно они могли видѣть его душевное настроеніе.

Ресторанная прислуга знала Васяткина, какъ красавинскаго прихвостня, и почтительно распахнула дверь кабинета, гдѣ сидѣлъ самъ. Красавинъ былъ радъ, когда появились гости, — онъ уже усталъ занимать своихъ дамъ. Васяткину было достаточно взглянуть на мецената, чтобы опредѣлить его настроеніе — меценатъ находился въ хорошемъ состояніи духа, хотя и смотрѣлъ усталыми глазами. Миссъ Мортонъ кусала губы и смотрѣла въ тарелку. Ольга Спиридоновна имѣла недовольный видъ и встрѣтила вошедшихъ довольно непривѣтливо.

— Гулять столько времени въ паркѣ съ мужчиной?! — негодовала она, когда Бачульская разсказала ей о своей прогулкѣ. — Послушайте, мадонна для некурящихъ, вы забываете, что за обувь деньги плачены…

Обернувшись къ Бургардту и показывая глазами на Бачульскую, она шепнула:

— Ne reveillez-pas le chat qui dort…

Бургардтъ въ свою очередь отвѣтилъ тоже шопотомъ:

— Зачѣмъ вы отбиваете хлѣбъ у Саханова? Остроуміе — это его область, и не хорошо вытаскивать куски говядины изъ чужихъ щей…

Ольга Спиридоновна засмѣялась и, прищуривъ глаза, отвѣтила:

— Le roi est mort — и престолъ остается свободнымъ… Мнѣ жаль его, милашку.

Шура все время наблюдала миссъ Мортонъ ревнивыми глазами и сразу поняла все, о чемъ никто даже не догадывался, а всѣхъ меньше Бургардтъ. Тутъ было даже не соперничество, а переживаніе самой себя. О, какъ отлично сейчасъ понимала эта глупенькая Шура настроеніе нѣмой англичанки, потому что сама переживала его… Она встрѣтилась глазами съ Красавинымъ и улыбнулась уже не обычной своей дѣтской улыбкой. Онъ отвернулся и поморщился, какъ человѣкъ, которому подаютъ разогрѣтое кушанье, оставшееся отъ вчерашняго дня. Шуру злило и то, что Бургардтъ рѣшительно ничего не понималъ и что она ему не могла объяснить всего, въ чемъ была увѣрена.

Начался обычный ужинъ, какой устраивается по отдѣльнымъ кабинетамъ. Красавина, конечно, отлично знали и здѣсь, какъ въ "Кружалѣ", и русская прислуга выбивалась изо всѣхъ силъ, чтобы угодить ему. За всѣхъ хлопоталъ Васяткинъ, который зналъ погребъ и кухню павловскаго вокзала, кажется, лучше самого хозяина. Онъ даже извинялся за нѣкоторыя не совсѣмъ удачныя блюда, какъ метръ д'отель, и пришелъ въ ужасъ, когда Шура вмѣсто всякихъ тонкихъ блюдъ потребовала просто раковъ-борделезъ.

— Здѣсь ихъ отлично готовятъ… — наивно объясняла она. — Гораздо лучше, чѣмъ въ "Золотомъ Якорѣ".

— Какая она милая!.. — восхищалась Ольга Сергѣевна, сама любившая дома поѣсть чего-нибудь попроще, какъ тешка или углицкая колбаса. — Очень мило… И я тоже не прочь поѣсть раковъ соусъ борделезъ.

Собственно никто не хотѣлъ ѣсть и никто не зналъ, зачѣмъ всѣ собрались въ отдѣльномъ кабинетѣ. Красавинъ по обыкновенію молчалъ, Бургардтъ имѣлъ разсѣянный видъ и выбивался изъ силъ одинъ Васяткинъ, но изъ этого ровно ничего не выходило. У всѣхъ невольно явилась мысль о Сахановѣ, который всегда являлся душой общества и сумѣлъ-бы расшевелить всѣхъ. Разговоръ тянулся вяло. Говорили о скачкахъ, вспоминали чудную сѣрую кобылу "Баловень", которая проиграла только благодаря искусству красавинскаго жокея Чарльза и т. д. Бургардтъ нѣсколько разъ пытался наблюдать миссъ Мортонъ, но она точно вся съеживалась, когда замѣчала его взглядъ. Вообще, она сегодня была какая-то странная, и наблюдавшая ее въ свою очередь Ольга Спиридоновна строго подбирала губы и поднимала брови, какъ тетерька.

— А вы когда думаете кончить свою Марину? — спрашивалъ Красавинъ, обращаясь къ Бургардту.

— Право, не знаю, Антипъ Ильичъ… Мнѣ въ послѣднее время какъ-то не работается.

— Да? Но, вѣдь это всѣмъ художникамъ такъ кажется, Егоръ Захаровичъ. Мнѣ нравится барельефъ, и я съ удовольствіемъ поставилъ бы его у себя въ столовой, знаете, у той стѣны, гдѣ сейчасъ торчатъ эти дурацкіе рыцари…

Бургардту показалось, что Красавинъ говоритъ съ нимъ нѣсколько иначе, чѣмъ говорилъ раньше. Неужели онъ уже успѣлъ что нибудь замѣтить? Конечно, онъ въ искусствѣ только диллетантъ, но у него есть извѣстное чутье и плохую вещь онъ не купитъ даже по рекомендаціи. Потомъ Красавинъ по чему-то сразу перевелъ разговоръ на Шипидина, который произвелъ на него импонирующее впечатлѣніе.

— Я такъ радъ, что познакомился съ нимъ, — повторилъ Красавинъ нѣсколько разъ. — Это рѣдкій экземпляръ… Сегодня цѣлый день думаю о немъ и все жалѣю, что не предложилъ ему давеча одну вещь… Именно, у меня въ окрестностяхъ Петербурга есть нѣсколько участковъ земли, и, если бы онъ пожелалъ взять любой изъ нихъ, я охотно уступилъ бы, на какихъ угодно условіяхъ. Какъ вы думаете, согласился-бы онъ на такую комбинацію?

— Право, не знаю, а впрочемъ — отчего и не согласиться. Если хотите, я могу написать…

— Пожалуйста…

Равговаривая съ Красавинымъ, Бургардтъ все время слѣдилъ за Бачульской, которая усиленно старалась что-то объяснитъ миссъ Мортонъ и на бумагѣ, и знаками. Закончилось это объясненіе тѣмъ, что миссъ Мортонъ торопливо спрятала въ карманъ какую-то записку Бачульской, и Бургардтъ понялъ, что это былъ адресъ ея дачи въ Озеркахъ.

— Этакая упрямая женщина… — сердился Бургардтъ, отвѣчая что-то Красавину совсѣмъ невпопадъ.

Васяткинъ занималъ Олъгу Спиридоновну и Шуру, которыя съ большимъ аппетитомъ ѣли своихъ раковъ.

— Шампанскаго я не хочу, — объясняла Ольга Спиридоновна, вытирая губы салфеткой. — А вы мнѣ, Алексѣй Иванычъ, закажите этого… вотъ все забываю названіе… ну, съ соломинкой?

— Шерри-коблеръ?

— Вотъ-вотъ… Смерть люблю.

Бѣдная Шура готова была расплакаться, потому что Красавинъ сегодня не обращалъ на нее никакого вниманія, а тутъ еще приставала Ольга Спиридоновна.

— Шерочка, что вы сегодня такая кисленькая, точно осенняя муха?

— Нѣтъ, я ничего…

— Это все Алексѣй Иванычъ васъ изводитъ. О, я отлично знаю этого шематона…

— А что такое значить: шематонъ? — спрашивала Шура.

— А я и сама не знаю, шерочка, что оно значитъ. Просто, оно мнѣ нравится… Шематонъ — и все тутъ.

Улучивъ минутку, Шура спросила Васяткина:

— Вы меня проводите?

— О, съ величайшимъ удовольствіемъ…

— Я боюсь этого… который давеча сидѣлъ за столомъ… Онъ обѣщалъ убить меня.

Васяткинъ выпрямился, какъ давеча, и вызывающе засмѣялся. Желалъ бы онъ знать, кто посмѣетъ въ его присутствіи пошевелить ее пальцемъ…

Ѣли устрицъ, пили шампанское, кофе, ликеры. Въ сосѣднемъ кабинетѣ кутили гусары, и Ольга Спиридоновна, прислушиваясь къ веселому гулу, со вздохомъ говорила:

— Люблю гусаръ… Такъ и хочется пойти къ нимъ.

— Чтоже, это можно устроить, — обидѣлся Васяткинъ. — Я давеча видѣлъ въ корридорѣ Перцева, и онъ спрашивалъ меня про васъ. Я могу его вызвать…

— Ну, батенька, устарѣла я немного кутить съ гусарами. Было и мое время, да прошло. А такъ, къ слову сказалось.

Чокаясь съ Бургардтомъ бокаломъ шампанскаго, Ольга Спиридоновна проговорила:

— За здоровье Саханова… Безъ него у насъ точно уксусная фабрика. Скажите ему, что я его очень люблю… издали.

— Отчего-же вы сами этого не скажете ему?

— А все забывала, да и какъ-то, признаться, лѣнь было. Право, онъ милый человѣкъ, и безъ него скучно.

Всѣ были рады, что ужинъ кончился, и отправились на платформу за цѣлыхъ полчаса до послѣдняго поѣзда. Главный валъ праздничной публики уже отлилъ. Въ буфетѣ оставались одни запоздавшіе гуляки, а въ числѣ ихъ Шура увидѣла Гаврюшу, который поднялся изъ-за своего столика и колеблющейся походкой шелъ къ нимъ на-встрѣчу. Красавинъ шелъ впереди съ миссъ Мортонъ, а за ними Ольга Спиридоновна и Бачульская. Бургардтъ шелъ позади и невольно оглянулся, когда за нимъ раздался звукъ пощечины.

Къ нему бросилась смертельно блѣдная Шура, съ крикомъ:

— Онъ убилъ… убилъ…

Васяткинъ нагнулся, чтобы поднять сбитую съ головы шляпу, и, спрятавшись за спину Шуры, крикнулъ стоявшему въ дверяхъ Гаврюшѣ:

— Вы, милостивый государь, негодяй!! Я… я… я съ вами еще разсчитаюсь!!