Послѣ пораженія великановъ Пантагрюэль удалился къ тому мѣсту, гдѣ стояли винныя бутылки, и позвалъ Панурга и другихъ, которые пришли къ нему цѣлы и невредимы, за исключеніемъ Эстена: ему одинъ изъ великановъ исцарапалъ лицо въ то время, какъ его убивалъ, и Эпистемона, который совсѣмъ не явился. Это такъ огорчило Пантагрюэля, что онъ собирался покончить съ собой, но Панургъ сказалъ ему:
— Богъ мой, Господинъ, подождите немного, и мы поищемъ его среди мертвыхъ и узнаемъ правду.
И вотъ они принялись искать его и нашли мертвымъ; окровавленную голову свою онъ держалъ въ рукахъ. Тогда Эстенъ вскричалъ:
— Ахъ, злая смерть! Зачѣмъ отняла ты у насъ лучшаго изъ людей?
При этомъ возгласѣ Пантагрюэль всталъ съ мѣста въ величайшемъ горѣ, какое только кто-либо испытывалъ на свѣтѣ. И сказалъ Панургу:
— Ахъ, другъ мой, пророчество, изреченное вами посредствомъ двухъ стакановъ и древка отъ пики, было, значитъ, лживое!
Но Панургъ отвѣчалъ:
— Дѣти, не плачьте: онъ еще не остылъ, и я вамъ его исцѣлю.
Говоря это, онъ взялъ голову и прижалъ ее къ клапану своихъ штановъ, чтобы она не простудилась. Эстенъ и Карпалимъ снесли тѣло на то мѣсто, гдѣ они пировали, не потому, чтобы они надѣялись, что покойникъ оживетъ, но чтобы показать его Пантагрюэлю. Но Панургъ утѣшалъ его, говоря:
— Если я не исцѣлю его, пусть самъ лишусь головы, а вѣдь надо быть дуракомъ, чтобы рисковать ею; полноте плакать и помогите мнѣ.
_p._65.png)
Послѣ того онъ тщательно обмылъ голову и шею бѣлымъ виномъ, прибавивъ къ нему мелко-истолченнаго кала, который онъ всегда носилъ при себѣ въ карманѣ; затѣмъ намазалъ мазью, состава которой я не знаю, аккуратно приставилъ голову къ шеѣ, вена къ венѣ, нервъ къ нерву, позвонокъ къ позвонку, дабы онъ не сталъ кривошеей, такъ какъ этихъ послѣднихъ онъ до смерти ненавидѣлъ; и, сдѣлавъ это, скрѣпилъ всю голову кругомъ пятнадцатью или шестнадцатью стежками, чтобы она опять не отвалилась; послѣ того снова намазалъ мазью, которую называлъ живительною. Вдругъ Эпистемонъ сталъ дышать, затѣмъ раскрылъ глаза, затѣмъ зѣвнулъ, затѣмъ чихнулъ и даже выпустилъ вѣтры. Послѣ чего Панургъ объявилъ:
— Ну, теперь онъ, навѣрное, здравъ. И далъ ему выпить стаканъ бѣлаго вина, подслащеннаго жженымъ сахаромъ. И такимъ образомъ Эпистемонъ былъ искусно исцѣленъ; и у него осталась только хрипота въ горлѣ, которая прошла не раньше, какъ по истеченіи слишкомъ трехъ недѣль, да сухой кашель, отъ котораго онъ никакъ не могъ отдѣлаться, не прибѣгая усиленно къ вину.
Но вотъ онъ заговорилъ и сообщилъ, что видѣлъ чертей, говорилъ запросто съ Люциферомъ и отлично провелъ время въ аду и въ Елисейскихъ поляхъ. Онъ увѣрялъ, что черти — славные ребята. Что касается грѣшниковъ, то онъ сказалъ, что очень сожалѣетъ, что Панургъ такъ скоро вернулъ его къ жизни.
— Я находилъ большое развлеченіе, — говорилъ онъ, — глядя на нихъ.
— Какъ такъ? — спросилъ Пантагрюэль.
— Вѣдь съ ними обращаются совсѣмъ не такъ худо, какъ вы думаете: одно только, что въ ихъ состояніи произошла большая перемѣна, потому что я видѣлъ, какъ Александръ Великій чинилъ старые штаны и этимъ зарабатывалъ скудное пропитаніе.
Ксерксъ продавалъ на улицахъ горчицу.
Ромулъ сталъ солеваромъ.
Нума ковалъ гвозди.
Тарквиній сталъ ростовщикомъ.
Пизонъ — крестьяниномъ.
Сулла — лодочникомъ.
Киръ — скотникомъ.
Ѳемистоклъ — стекольщикомъ.
Эпаминондъ гранилъ зеркала.
Брутъ и Кассій стали землемѣрами.
Демосѳенъ сталъ винодѣломъ.
Цицеронъ — истопникомъ.
Фабій изготовляетъ четки.
Артаксерксъ сучитъ веревки.
Эней сталъ мельникомъ.
Ахиллъ опаршивѣлъ.
Агамемнонъ сталъ лизоблюдомъ.
Улиссъ — косцомъ.
Несторъ — нищимъ.
Дарій чиститъ отхожія мѣста.
Анкъ Марцій смолитъ корабли.
Камиллъ сталъ башмачникомъ.
Марцеллъ чиститъ бобы.
Друзъ ломится въ открытыя двери.
Сципіонъ Африканскій ходитъ козыремъ, хоть и на босу ногу.
Аздрубалъ — фонарщикомъ.
Аннибалъ торгуетъ живностью.
Пріамъ — тряпичникомъ.
Ланцелотъ дю-Лакъ — живодеромъ.
Всѣ рыцари Круглаго С гола бѣдны и съ трудомъ зарабатываютъ пропитаніе, служа гребцами на лодкахъ, — которыя перевозятъ по рѣкамъ Коциту, Флегетону, Стиксу, Ахерону и Летѣ, когда господа черти вздумаютъ прокатиться по водѣ, — подобно ліонскимъ лодочникамъ и венеціанскимъ гондольерамъ. Но платой имъ служитъ только щелчокъ по носу и вечеромъ кусокъ черстваго хлѣба.
Траянъ ловитъ лягушекъ.
Антонинъ — лакеемъ.
Коммодъ. — волынщикомъ.
Пертинаксъ обиваетъ орѣхи.
Лукуллъ торгуетъ вишнями.
Юстиніанъ — коробочникомъ.
Гекторъ — поваренкомъ.
Парисъ — нищимъ оборванцемъ.
Ахиллъ — убираетъ сѣно.
Камбизъ — погонщикомъ муловъ.
Неронъ — рылѣйщикомъ, а Фіерабрасъ — его лакеемъ; но онъ причиняетъ ему всяческія непріятности, кормитъ его ситнымъ хлѣбомъ и поитъ кислымъ виномъ, а самъ ѣстъ и пьетъ на славу.
Юлій Цезарь и Помпей просмаливаютъ корабли.
Жигланъ и Говенъ[1] — бѣдняки-свинопасы.
Валентинъ и Орсонъ служатъ въ адскихъ баняхъ цырюльниками.
Годфридъ Зубастый продаетъ огниво.
Годфридъ Будьонскій изготовляетъ домино.
Язонъ — церковнымъ старостой.
Донъ-Педро Кастильскій торгуетъ кухонными объѣдками.
Морганъ — пивоваромъ. Гюонъ Бордоскій — бочаромъ.
Пирръ — кухоннымъ мужикомъ.
Антіохъ — трубочистомъ.
Октавіанъ — бумагомаратель.
Нерва — кухонный мужикъ.
Папа Юлій продаетъ пирожки, но обрѣзалъ свою длинную и безобразную бороду.
Жанъ Парижскій чиститъ сапоги.
Артуръ Бретонскій чиститъ шляпы.
Персфоре[2] — ножевщикомъ.
Папа Бонифацій VIII лудитъ кастрюли.
Папа Николай III — бумажный фабрикантъ.
Папа Александръ ловитъ крысъ.
Папа Сикстъ IV ухаживаетъ за страждующими дурной болѣзью больными.
— Какъ, — сказалъ Пантагрюэль, — въ аду есть такіе больные?
— Разумѣется, — отвѣчалъ Эпистемонъ, — я нигдѣ столько не видалъ; ихъ тамъ слишкомъ сто милліоновъ. Потому что, представьте, тѣ, которые въ здѣшнемъ мірѣ не знали дурной болѣзни, на томъ свѣтѣ получаютъ ее.
— Ну, тогда мнѣ нечегострашиться, — сказалъ Панургъ, — потому что я ею болѣлъ, какъ никто; я побывалъ и въ Гибралтарскомъ проливѣ и у Геркулесовыхъ столбовъ и прошелъ огонь, воду, и мѣдныя трубы.
Ожье Датчанинъ чиститъ лошадиную сбрую.
Король Тигранъ сталъ кровельщикомъ.
Гальенъ Реставрированный ловитъ кротовъ.
Четыре сына Эмона — зубодеры. Папа Каликстъ — цырюльникъ.
Папа Урбанъ сталъ прихлебателемъ.
Мелюзина — прачкой.
Клеопатра торгуетъ лукомъ.
Елена стала свахой горничныхъ.
Семирамида ловитъ вшей у нищихъ.
Дидона торгуетъ грибами.
Пентисилья торгуетъ крессъ-салатомъ.
Лукреція содержитъ харчевню.
Гортензія стала пряхой.
Ливія чиститъ кастрюли.
Такимъ образомъ, всѣ тѣ, которые въ здѣшней жизни были важными господами, на томъ свѣтѣ съ трудомъ добывали себѣ жалкое пропитаніе. Напротивъ того, философы и тѣ, которые въ здѣшней жизни жили бѣдняками, на томъ свѣтѣ стали важными господами, въ свою очередь.
Я видѣлъ Діогена, красовавшагося въ великолѣпной пурпурной мантіи и со скипетромъ въ правой рукѣ и обращавшагося какъ съ собакой съ Александромъ Великимъ, если тотъ плохо починитъ ему штаны, и
_p._67.png)
вознаграждавшаго его за трудъ ударами палки. Я видѣлъ Эпиктета нарядно одѣтаго à la française, подъ развѣсистыми деревьями, веселившагося въ компаніи молодыхъ барышень, пировавшаго, танцовавшаго, катавшагося, какъ сыръ въ маслѣ и купавшагося въ золотѣ. Надъ шпалерами изъ виноградной лозы стояли, въ качествѣ его девиза, слѣдующіе стихи:
|
Веселиться и скакать, |
Когда онъ меня увидѣлъ, онъ вѣжливо пригласилъ меня выпить съ нимъ, на что я охотно согласился, и мы по-богословски напились. Тѣмъ временемъ подошелъ къ нему Киръ и попросилъ одно денье въ честь Меркурія, чтобы купить нѣсколько луковицъ на ужинъ. «Глупости, глупости, — отвѣчалъ Эпиктетъ, — я не подаю денье. Вотъ, болванъ, возьми одно экю и веди себя добропорядочно.»
_p._68.png)
Киръ былъ очень радъ такой добычѣ, но находившіеся тамъ Александръ, Дарій и другіе, украли у него ночью экю. Я видѣлъ Пателена, казначея Радаманта[3], торговавшаго пирожки, которые продавалъ папа Юлій, и онъ спрашивалъ у него, сколько стоитъ дюжина. «Три бѣлыхъ монеты», отвѣчалъ папа. «Трехъ ударовъ палкой будетъ съ тебя довольно, — отвѣчалъ Пателенъ, — вотъ тебѣ, каналья; ступай за другими.» И бѣдный папа ушелъ, проливая слезы. А когда пришелъ къ своему хозяину-пирожнику и пожаловался ему, что у него силой отняли пирожки, тотъ такъ отхлесталъ его ремнемъ, что его шкура не годилась бы для волынки. Я видѣлъ метра Жана Лемера[4], передразнивавшаго папу и заставлявшаго всѣхъ этихъ бѣдныхъ королей и папъ цѣловать у себя ноги, и величавшагося, и раздавшаго благословенія, говоря: «Покупайте индульгенціи, покупайте; не дорого стоютъ; я разрѣшаю васъ отъ хлѣба и похлебки, разрѣшаю вамъ быть бездѣльниками.» Затѣмъ онъ призвалъ Кальета[5] и Трибуле[6] и сказалъ имъ: «Господа кардиналы, отпустите каждому изъ нихъ буллу въ видѣ удара палкой. Что было немедленно исполнено. Я видѣлъ Франсуа Виллона, спрашивавшаго у Ксеркса: «Сколько стоитъ порція горчицы?» — «Одно денье», отвѣчалъ Ксерксъ. На что Виллонъ отвѣчалъ: «Врешь, негодяй, ты втридорога продаешь свой товаръ, и испортилъ ему товаръ, какъ, я видѣлъ, это дѣлаютъ продавцы горчицы въ Парижѣ. Я видѣлъ ландскнехта Беньоле[7], занимавшаго здѣсь постъ инквизитора: онъ встрѣтилъ Персфоре[8]; тотъ облегчался у стѣны, на которой былъ изображенъ Антоновъ огонь. Онъ объявилъ его за это еретикомъ и сжегъ бы живымъ на кострѣ, если бы за него не вступился Моргантъ[9] и не подарилъ ему девяти бочекъ пива.
— Ну, — сказалъ Пантагрюэль, — оставь всѣ эти сказки до другого раза. И скажи намъ только, какъ обращаются въ аду съ ростовщиками?
— Я видѣлъ, — отвѣчалъ Эпистемонъ, — что они искали ржавыхъ булавокъ и старыхъ гвоздей въ уличномъ сорѣ, какъ на этомъ свѣтѣ это дѣлаютъ жалкіе людишки. Но на томъ свѣтѣ за центнеръ этой дряни даютъ не больше одной корочки хлѣба; да и то набрать ее трудно, почему жалкіе ростовщики порою по три недѣли кряду остаются не ѣвши, а работаютъ день и ночь въ ожиданіи барышей. Но и трудъ и бѣдность имъ ни по чемъ: такъ дѣятельны они и такое на нихъ положено проклятіе, лишь бы въ концѣ года имъ удалось заработать нѣсколько грошей.
— Ну, дѣти, теперь и намъ пора ѣсть и пить; весь этотъ мѣсяцъ мы будемъ здорово пить, — замѣтилъ Пантагрюэль.
Они раскупорили кучу бутылокъ и принялись за провизію, припасенную въ лагерѣ. Но у бѣднаго короля Анарха было невесело на душѣ, и Панургъ, сказалъ:
— А къ какому роду занятій опредѣлимъ мы господина короля, чтобы онъ зналъ свое ремесло въ совершенствѣ, когда пойдетъ ко всѣмъ чертямъ?
— Ты правильно судишь, — отвѣчалъ Пантагрюэль, — ну, вотъ возьми его себѣ, я тебѣ его дарю.
— Очень вамъ благодаренъ, — сказалъ Панургъ, — я не отказываюсь отъ подарка, тѣмъ болѣе, когда онъ идетъ отъ васъ.
- ↑ Герои рыцарскихъ романовъ.
- ↑ Сказочная личность.
- ↑ Сынъ Юпитера и Европы, одинъ изъ троихъ адскихъ судей.
- ↑ Писатель XVI вѣка, современникъ Раблэ, писавшій о римскихъ папахъ въ сатирическомъ духѣ.
- ↑ Знаменитый шутъ.
- ↑ Шутъ Людовика XII.
- ↑ Лицо изъ Произведеній Виллона.
- ↑ Легендарная личность.
- ↑ Лицо фантастическое.