Письма из Африки (Сенкевич; Лавров)/IX/ДО
 |
Текст содержит фрагменты на иностранных языках. Вы можете помочь развитию Викитеки, добавив в примечаниях их перевод на русский язык.
|
| ← VIII | Письма изъ Африки — IX | X → |
| Оригинал: польск. Listy z Afryki. — Источникъ: Сенкевичъ Г. Путевые очерки. — М.: Редакція журнала «Русская мысль», 1894. — С. 138. |
На слѣдующій день меня навѣстилъ Сева-Гаджи, мѣстный купецъ и индійскій богачъ. Услыхавъ, что мы собираемся отправиться на материкъ, онъ пришелъ съ вопросомъ, не хотимъ ли мы воспользоваться его посредничествомъ въ составленіи каравана. Кто пріѣзжаетъ на Занзибаръ съ цѣлью проникнуть въ глубину Африки, тотъ съ дѣломъ организаціи каравана долженъ обратиться къ мѣстнымъ индійцамъ, иначе совсѣмъ потеряетъ голову или наберетъ араву такихъ мошенниковъ, изъ которыхъ половина не явится на сборный пунктъ въ назначенное время, а другая половина разворуетъ бусы и ткани при первой возможности. Прибѣгнувшіе къ помощи индуса составляютъ съ нимъ контрактъ въ консульствѣ, и хотя не избѣгаютъ тысячи хлопотъ и непріятностей, но могутъ утѣшаться мыслію, что есть кого притянуть къ отвѣтственности. Сева-Гаджи ко многимъ своимъ занятіямъ и спеціальностямъ присоединяетъ еще и обязанность поставщика «пагази»[1] для путешественниковъ. Стэнли всегда пользовался его услугами и упоминаетъ о немъ не одинъ разъ; съ нимъ точно такъ же договаривался Майеръ, собираясь на Килима-Нджаро, поэтому я съ большимъ интересомъ смотрѣлъ на столь славную персону. Это человѣкъ лѣтъ пятидесяти, высокій, чернобородый, съ золотистымъ цвѣтомъ лица и умными глазами. Одеждою своею онъ напоминаетъ всѣхъ богатыхъ индійцевъ или арабовъ. Онъ, должно-быть, очень богатъ. Ему принадлежатъ торговыя дѣла въ Занзибарѣ и Багамойо, которыя даютъ ему возможность устраивать разныя дѣла, даже такія, которыя въ Европѣ привели бы къ нѣкоторымъ пререканіямъ съ уголовнымъ кодексомъ. Но Сева-Гаджи свободно показывается повсюду, благодаря своей щедрости и другимъ особенностямъ, которыя пришли къ нему вмѣстѣ съ богатствомъ.
Разговоръ нашъ длился не долго, — оказалось, что Сева-Гаджи не знаетъ никакого европейскаго языка. На мой вопросъ, говоритъ ли онъ по-англійски, онъ отвѣтилъ: «I speak Swahili»[2]. При такомъ условіи мы могли объясняться только пантомимами. Кромѣ того, я не хотѣлъ заключать съ нимъ договоръ, во-первыхъ, потому, что наша скромная экспедиція представляла бы для него мало интереса; во-вторыхъ, у меня были рекомендательныя письма къ миссіонерамъ. Я разсчитывалъ, что при ихъ помощи я составлю караванъ и дешевле, и изъ болѣе порядочныхъ людей. Какъ оказалось впослѣдствіи, эта надежда не обманула меня.
Къ миссіонерамъ я отправился вскорѣ послѣ прибытія, снабженный письмомъ кардинала Лавижери. Миссія Бѣлыхъ Братьевъ лежитъ у моря, въ сторонѣ отъ улицы, ведущей на Мназимою. Я засталъ трехъ монаховъ: настоятеля (имени его не могу отыскать въ своихъ замѣткахъ), отца Рюби и молодаго брата, родомъ изъ Эльзаса. Самый домъ и люди произвели на меня хорошее впечатлѣніе. Повсюду царитъ нищета и спокойствіе. Домъ отличается отъ прочихъ арабскихъ домовъ только рукояткою звонка, сдѣланною въ формѣ креста. Зато внутри настоящая монастырская тишина. Дворъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, служитъ и садомъ. Входишь и видишь рѣшотчатую аллею, обвитую вьющимися растеніями, изъ которыхъ выдѣляется изваяніе Божіей Матери. Ниже пестрѣютъ цвѣты, напоминающіе душистый горошекъ, но преимущественно пурпурные, а между ними порхаютъ ручные зеленые попугайчики. За аллеей разстилается лугъ, сплошь покрытый цвѣтнымъ ковромъ, а надъ лугомъ высятся стройныя пальмы. Дворъ спускается къ берегу, засаженному молодыми манговыми деревьями, дальше взоръ теряется въ безконечномъ просторѣ моря. Море по большей части бываетъ тихое, такъ что, когда мимо миссіонерскаго сада проплываетъ негръ въ лодкѣ, то внизу видно другую лодку и другаго негра.
Когда здѣсь не бываетъ дѣтей, то въ саду воцаряется тишина, — только солнце смотритъ съ неба и льетъ потоки огня. Послѣ полудня между грядами снуютъ бѣлыя рясы монаховъ, раздается смѣхъ маленькихъ негритенковъ, но и тогда надъ домомъ и надъ садомъ, кажется, звучитъ слово pax[3]. Тамъ, въ городѣ, кипитъ торговая жизнь, — арабы, индусы, нѣмцы, англичане, негры продаютъ, покупаютъ, вырываютъ другъ у друга гроши, — здѣсь волна заботъ и стремленій такого рода разбивается у порога; здѣсь другой міръ, другіе интересы; здѣсь освободившемуся отъ жизненной суеты дышется легче и спокойнѣе.
Миссіонеры воспитываютъ въ духѣ христіанства негритянскихъ дѣтей и надѣются при ихъ помощи со временемъ распространить Евангеліе по всей Африкѣ. Но миссія бѣдна, учреждена недавно, поэтому дѣтей въ ней немного, и тѣ по большей части выкуплены изъ рабства и принадлежатъ къ разнообразнымъ племенамъ, населяющимъ Черный материкъ. Тутъ есть представители народа суагили, есть мальчики изъ земли Узарамо, Удоэ, Узагара, Мафити, Уніоре и Уганда. Евангеліе имъ преподается на языкѣ ки-суагили, какъ болѣе распространенномъ по всей восточной Африкѣ, до Великихъ Озеръ и верхняго теченія Конго. Кромѣ того, воспитанниковъ миссіи учатъ ухаживать за полезными растеніями и сажать фруктовыя деревья. Мальчики, когда они вырастутъ, будутъ разосланы, каждый въ свой край, сажать плодовыя деревья и разсказывать о Богѣ, который любитъ и черныхъ.
Настоятель показалъ намъ домъ, училище для мальчиковъ и часовню. Все это, какъ я уже говорилъ, очень бѣдно, но весело. Часовня занимаетъ самую большую комнату въ первомъ этажѣ дома. Въ глубинѣ алтарь, украшенный цвѣтами, впереди органъ изъ некрашеннаго дерева, маленькій, не больше средней величины сундука. Позже я былъ въ этой часовнѣ во время вечерни, и странное впечатлѣніе произвели на меня эти маленькія, черныя фигурки, поющія «Ave Maria»[4] на языкѣ ки-суагили. Существуетъ цѣлая категорія необыкновенно отрадныхъ впечатлѣній, когда вспомнишь и найдешь то, что зналъ раньше, съ чѣмъ сжился съ дѣтскихъ лѣтъ. Вотъ такого-то рода воспоминанія и охватили меня въ этой часовнѣ. Я сознавалъ, что это Занзибаръ, что въ нѣсколькихъ шагахъ отъ меня разстилается Индійскій океанъ, что цѣлыя тысячи миль отдѣляютъ меня отъ родины, и все-таки, слушая эту пѣснь, которую, къ тому же, пѣли черные ребятишки на незнакомомъ мнѣ языкѣ, — я испытывалъ впечатлѣніе, что я гдѣ-то среди своихъ, въ какой-нибудь деревенской церкви, гдѣ деревенскія дѣти поютъ «Богородице Дѣво». И чѣмъ дальше, тѣмъ иллюзія эта болѣе волнуетъ. Я испытывалъ это потомъ въ каждой миссіи.
Въ полдень того же дня отецъ Рюби повелъ насъ, по приказанію настоятеля, къ монсиньору де-Курмону, апостольскому викарію Занзибара. Живетъ онъ въ другой миссіи, находящейся въ срединѣ города, въ той лабиринтообразной индійской части, которую я уже описывалъ въ предыдущихъ письмахъ. Эта миссія, гораздо большихъ размѣровъ, учреждена, насколько мнѣ извѣстно, около 1860 года. И число воспитанниковъ ея больше; много занзибарцевъ взросли подъ ея опекой, вышли и завели себѣ семьи на христіанскій образецъ.
Такимъ образомъ составился приходъ, который растетъ съ каждымъ годомъ. Здѣшняя церковь главная и, не считая двухъ часовенъ, единственная католическая церковь на Занзибарѣ. Каждое воскресенье она наполняется овцами всѣхъ цвѣтовъ кожи. Приходятъ сюда бѣлые, даже иновѣрцы, индійцы Гоанезе, индіянки съ золотистымъ цвѣтомъ лица, закутанныя въ бѣлую кисею и парчу, коричневые малгасу или выходцы изъ Мадагаскара, занзибарцы и совсѣмъ черные негры. Кромѣ обѣдни, все богослуженіе совершается на языкѣ ки-суагили. Проповѣди читаютъ иногда и по-англійски. Коричневые и черные, какъ мужчины, такъ и женщины, молятся по книжкамъ. Кто выходитъ изъ миссіи, тотъ умѣетъ читать; молитвенники печатаетъ тоже миссія, у которой есть собственная типографія и искусные черные наборщики. Къ другимъ заслугамъ миссіи нужно причислить и то, что она звучный и богатый языкъ ки-суагили сдѣлала письменнымъ.
Монсиньоръ де-Курмонъ происходитъ изъ старой французской дворянской семьи. Это человѣкъ въ цвѣтѣ силъ, съ изящнымъ лицомъ, на которомъ занзибарскій климатъ положилъ свой отпечатокъ. Принялъ онъ насъ очень любезно и, узнавъ, что мы собираемся въ глубь материка, тотчасъ же обѣщалъ намъ помощь миссіи въ Багамойо. Тогда я въ первый разъ услыхалъ о братѣ Оскарѣ изъ Багамойо. Монсиньоръ увѣрялъ насъ, что братъ Оскаръ устроитъ намъ весь караванъ и все, что нужно, какъ только возвратится изъ Момбассы, куда онъ отправился по дѣламъ миссіи. Меня, который уже зналъ, какими гигантскими трудностями сопровождается составленіе каравана, до нѣкоторой степени удивило, что монсиньоръ говоритъ объ этомъ дѣлѣ какъ о пустой и легкой вещи, и я съ безпокойствомъ началъ выпытывать, дѣйствительно ли братъ Оскаръ можетъ побороть всѣ трудности. Сомнѣнія мои вызвали только улыбку монсиньора, а отецъ Леруа весело воскликнулъ:
— Братъ Оскаръ? Да онъ во всю свою жизнь ничего другаго и не дѣлалъ!
Изъ дальнѣйшаго разговора оказалось, что даже самъ Сева-Гаджи въ дѣлѣ организаціи каравана не что иное, какъ неопытный мальчишка въ сравненіи съ братомъ Оскаромъ. Миссіи, разбросанныя въ глубинѣ материка и состоящія подъ непосредственною властью монсиньора де-Курмона, требуютъ отъ времени до времени, чтобъ имъ присылали разные запасы, а также ткани и бусы, за которыя онѣ выкупаютъ дѣтей и пріобрѣтаютъ живность. Товары эти посылаются съ караванами, которые иногда по цѣлымъ мѣсяцамъ идутъ до мѣста назначенія. Вотъ этимъ дѣломъ и занимается «frère Oscar»[5] ни болѣе, ни менѣе, какъ двадцать семь лѣтъ. Посылаетъ онъ ихъ въ Мрогоро, въ Лонгу, въ Мгонду, въ Тунунго и въ другія миссіи, лежащія то на сѣверѣ, около Момбассы, то на югѣ, у Великихъ Озеръ. Иногда братъ Оскаръ самъ становится во главѣ экспедиціи, иногда поручаетъ ее опытнымъ проводникамъ. Онъ же устраиваетъ караванъ для монсиньора, когда тотъ, въ сопровожденіи отца Леруа, отправляется осматривать свою епархію, — одну изъ величайшихъ во всемъ мірѣ, — или на поиски новыхъ мѣстъ, удобныхъ для учрежденія новой миссіи. Имя брата Оскара гремитъ по всей центральной Африкѣ; никто такъ хорошо не знаетъ негровъ, за исключеніемъ отца Стефана, настоятеля въ Багамойо, не говоритъ на столькихъ негритянскихъ нарѣчіяхъ, никто не умѣетъ такъ обращаться съ черными, привязывать ихъ къ себѣ и заслуживать ихъ расположеніе.
Очевидно, что, зная все это, монсиньоръ де-Курмонъ и отецъ Леруа имѣли право улыбаться, когда я спрашивалъ, съумѣетъ ли братъ Оскаръ преодолѣть всѣ трудности и составить для насъ караванъ. Что касается меня, то я пришелъ въ прекраснѣйшее расположеніе духа: теперь мнѣ нечего бояться, Сева-Гаджи меня не ограбитъ; теперь я уже вполнѣ увѣренъ, что заберусь въ глубь материка. Въ лицѣ отца Леруа мы нашли отличнѣйшаго совѣтника. Оказалось, что Африку онъ знаетъ не только какъ миссіонеръ, но и какъ ученый географъ и охотникъ. Нѣсколько дней спустя онъ подарилъ мнѣ географическую карту своего издѣлія. Рѣки, горы, холмы, большія негритянскія поселенія были обозначены на ней въ подробности, а слово gibier[6], разсѣянное повсюду и подчеркнутое въ разныхъ мѣстахъ цвѣтнымъ карандашомъ, показывало, гдѣ можно найти лучшее мѣсто для охоты. Видались мы потомъ довольно часто, — то мы приходили въ миссію посовѣтоваться на счетъ чего-нибудь, то отецъ Леруа приносилъ намъ извѣстія о братѣ Оскарѣ, — вообще, это было одно изъ самыхъ лучшихъ знакомствъ, которое удалось намъ сдѣлать за все наше путешествіе. Вообразите себѣ человѣка молодаго, подвижнаго, какъ искра, который, даже гуляя по Мназимоѣ, не ходитъ, а бѣгаетъ, какъ будто дѣло идетъ о чемъ-нибудь нетерпящемъ отлагательства, который въ день передѣлаетъ тысячу дѣлъ, учитъ, совершаетъ службу, печатаетъ словарь и пишетъ письма. При этомъ онъ отличается высокимъ образованіемъ и почти дѣтскою веселостью. Не улыбающимся отца Леруа я видалъ только на амвонѣ во время обѣдни, но даже и тогда лицо его было совершенно ясно. Лихорадка начертила на его лбу adsum[7], но въ веселости его нѣтъ ничего лихорадочнаго. Его смѣхъ — это проявленіе радости и спокойствія человѣка, убѣжденнаго, что онъ избралъ благую часть. Любопытный психическій типъ даже для тѣхъ, которые не могутъ идти и не пойдутъ подобной дорогой.
Кромѣ того, онъ обладаетъ недюжиннымъ писательскимъ талантомъ. Когда, по возвращеніи съ материка, я хворалъ лихорадкой, отецъ Леруа принесъ мнѣ описаніе путешествія, которое онъ сдѣлалъ съ монсиньоромъ къ истокамъ рѣки Тани, — въ самую безпросвѣтную глушь. Путешествія написаннаго такъ ярко, дающаго читателю такую выпуклую картину страны и людей, я не читалъ давно, хотя читаю почти все, что пишутъ о малоизвѣстныхъ странахъ. Пейзажъ сдѣланъ такъ, какъ будто его писалъ Лоти, только безъ манеры Лоти и его монотонности; мѣстами изъ описаній края и людей брызжетъ истинный юморъ. И я тогда же подумалъ: «сколько красокъ у него на палитрѣ, и какъ мало онъ пользуется ими!»
Мы съ товарищемъ жалѣли объ одномъ, что не попали ко времени епархіальнаго объѣзда монсиньора де-Курмона, — тогда и караванъ былъ бы готовъ, и компаньоны чудесные. Кто подумаетъ, что такіе объѣзды далеко не простираются, тотъ глубоко ошибется. Простираются они иногда до странъ еще неизвѣданныхъ, дальше предѣловъ, куда заходили извѣстные путешественники, которые потомъ пишутъ книжки о своихъ экспедиціяхъ и добываютъ лавры неустрашимыхъ изслѣдователей.