Позитивизм в области спиритуализма (Аксаков)/ДО/Несостоятельность теории Дассьэ (А)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
А. Несостоятельность теоріи г. Дассьэ,
доказанная его собственными положеніями

Мы уже выше сказали, что въ критической оцѣнкѣ будемъ касаться теоріи нашего автора только въ томъ отношеніи, на сколько она пригодна для объясненія спиритическихъ явленій.

Противорѣчіе 1. По мнѣнію нашего автора всѣ эти явленія ничто иное какъ безсознательная работа нашей внутренней или флюидической личности подъ особымъ вліяніемъ нервнаго или месмерическаго эфира, почему и личность эту онъ также называетъ «месмерической». Посмертные призраки или «духи» тутъ ни причемъ. Это коренное положеніе выражено самимъ авторомъ въ слѣдующихъ словахъ: «Таинственный агентъ, приводящій въ движеніе говорящіе столы, очевидно тотъ же самый, который воодушевляетъ планшетку и медіума, т. е. месмерическая личность присутствующихъ или самого медіума». Для краткости мы можемъ выразить это положеніе такъ: таинственный агентъ спиритическихъ явленій есть флюидическая личность, принадлежащая живому человѣку.

Коренное же положеніе спиритизма гласитъ: таинственный агентъ спиритическихъ явленій есть флюидическая личность, принадлежащая человѣку не живому.

И такъ вся разность, вся противоположность теорій, и вмѣстѣ съ тѣмъ вся суть дѣла въ этихъ двухъ послѣднихъ словахъ. Еслибы нашъ авторъ, подобно своимъ предшественникамъ, послѣдователямъ психической теоріи, остался ей вѣренъ до конца, то спорить съ нимъ было бы трудно; но онъ измѣнилъ ей въ самомъ существенномъ пунктѣ, и потому удержать свою анти-спиритическую позицію онъ уже не въ состояніи. Вся книга г. Дассьэ, все его изслѣдованіе сводится къ слѣдующему существенному положенію. Во всякомъ человѣкѣ есть другой внутренній человѣкъ, флюидическій, — совершенное подобіе внѣшняго человѣка. Этотъ флюидическій образъ бываетъ видимъ иногда при жизни человѣка; по смерти же его образуетъ флюидическое, вполнѣ реальное, самостоятельное существо.

Поэтому мы имѣемъ полное право спросить: почему же эта самая посмертная, флюидическая личность, — совершенно однородная съ прижизненной — не можетъ также быть однимъ изъ «агентовъ» спиритическихъ явленій?

Если на спиритическомъ сеансѣ можетъ проявляться наша флюидическая прижизненная личность, то отчего же не можетъ проявиться тутъ точно также и наша посмертная флюидическая личность — когда объективное существованіе этой послѣдней доказано? Очевидно можетъ, и отрицать этого нашъ авторъ, по крайней мѣрѣ во имя логики, права не имѣетъ.

Онъ самъ говоритъ, что почва для дѣятельности флюидическаго существа есть нервный эѳиръ, и что флюидическій призракъ, прижизненный или посмертный, за недостаткомъ этого жизненнаго элемента въ себѣ самомъ, получаетъ его въ другихъ лицахъ. А медіумъ, какъ разъ, и есть то лице, въ которомъ, по утвержденію автора, наличность этого элемента находится въ избыткѣ. Почему же посмертному призраку и не пользоваться этимъ агентомъ для своего проявленія?

Отвѣта нѣтъ. Но быть можетъ явленія на столько разнородны, что нѣтъ никакого основанія относить ихъ къ дѣятельности посмертнаго существа? Ни чуть не бывало: тѣ же различные звуки, стуки, движенія предметовъ, письмо, разговоръ, прикосновеніе рукъ, появленія человѣческихъ образовъ, и т. д. Между тѣмъ у нашего автора выходитъ такъ: если стуки раздаются въ какомъ нибудь жильѣ безъ всякой спиритической обстановки, то это дѣло посмертнаго призрака; если же стуки раздаются на спиритическомъ сеансѣ, то это дѣло прижизненнаго призрака. Если поднимается кровать или раздвигаются занавѣски ея, безъ всякаго медіума или сеанса, то это дѣло посмертной флюидической личности; если же подымается столъ и раздвигаются занавѣски на сеансѣ, то это непремѣнно дѣло прижизненной флюидической личности, и т. д. Понять подобную логику трудно.

Мы позволимъ себѣ утверждать, что если объяснять спиритическія явленія несознательною для насъ дѣятельностью нашей собственной флюидической личности, обладающей реальнымъ содержаніемъ и способностью обособленія, и даже до такой степени, что это реальное обособленіе удерживается и послѣ смерти (а нашъ авторъ утверждаетъ это и доказываетъ фактически), то нѣтъ уже никакого логическаго основанія утверждать, что та же самая флюидическая личность, въ посмертномъ состояніи своемъ, уже не можетъ проявить себя на спиритическомъ сеансѣ. Это значило бы лишать посмертную флюидическую личность тѣхъ силъ и способностей, которыя признаны за ней въ прижизненномъ состояніи.

Такимъ образомъ наиболѣе прочно установленные авторомъ два факта — фактъ существованія прижизненной флюидической личности и фактъ существованія таковой же посмертной — служатъ никакъ не къ опроверженію спиритической теоріи, а напротивъ къ вящему ея утвержденію.

Противорѣчіе 2. Но въ чемъ же тогда состоитъ позитивизмъ нашего автора? На чемъ же тогда основаны притязанія его на избавленіе человѣчества отъ галлюцинацій спиритизма? Въ чемъ же отличіе его гипотезы отъ спиритической? «Духи» спиритовъ тѣ же призраки. Призраки г. Дассьэ — тѣ же «духи»!.. Повидимому это одно и то же, и противорѣчія въ принципѣ нѣть. Но разница есть, и весьма существенная. Г. Дассьэ утверждаетъ, что существованіе посмертныхъ призраковъ эфемерно, что и они въ свою очередь вымираютъ. См. стр. 29, 33. Спиритизмъ утверждаетъ противное, и даже въ этихъ именно явленіяхъ и видитъ самое положительное, фактическое доказательство личнаго безсмертія. Строго говоря, ни тотъ, ни другой не могутъ доказать своихъ утвержденій. Фактически доказаннымъ можетъ считать какъ тотъ, такъ и другой, лишь фактъ посмертнаго существованія, представляющійся въ явленіи посмертнаго призрака. Вопросъ же о длительности, конечной или безконечной, его существованія есть уже вопросъ гипотетическій, который для насъ фактически быть рѣшенъ не можетъ. Здѣсь мы переходимъ уже въ область выводовъ и умозаключеній, и можемъ только сравнить степени ихъ раціональности и согласованія съ другими извѣстными намъ явленіями. Оставляя здѣсь въ сторонѣ защиту спиритической гипотезы, обратимъ вниманіе лишь на то, на сколько согласны утвержденія нашего автора съ его собственными фактами и объясненіями.

Припомнимъ теперь факты, которые передаетъ самъ г. Дассьэ. Проявленія посмертнаго призрака въ одномъ мѣстечкѣ Устскаго кантона, о которыхъ онъ говоритъ въ первой главѣ, на стр. 8, продолжались, какъ значится въ подлинникѣ, нѣсколько лѣтъ (стр. 19). Проявленія посмертнаго призрака въ Олюсѣ продолжались съ 1855 до 1872 года, когда заведеніе было разрушено, итого въ теченіе семнадцати лѣтъ (стр. 11 и 12); и даже, какъ читаемъ въ подлинникѣ, продолжались и послѣ того, въ новомъ строеніи, въ 1877 г., какъ разсказывала о томъ нашему автору сама свидѣтельница (стр. подл. 29). Проявленія въ окрестностяхъ Ла-Бастиды продолжались нѣсколько лѣтъ (стр. 13) и, какъ читаемъ въ подлинникѣ, на одно время прекратились, а нѣсколько лѣтъ спустя опять возобновились (подл. стр. 32). Проявленія, о которыхъ разсказываетъ авторъ на стр. 14, продолжались «шесть мѣсяцевъ». Безъ означенія срока онъ говоритъ о посмертныхъ явленіяхъ аббата Пейту, какъ особенно замѣчательныхъ по «продолжительности» своей (стр. 6). Въ богословскихъ сочиненіяхъ, говоритъ онъ въ гл. XII, находится много разсказовъ о домахъ, посѣщаемыхъ призраками, отъ которыхъ такъ и пришлось отступиться, не смотря на всѣ усилія.

Къ этимъ фактамъ мы могли бы присовокупить и многіе другіе, свидѣтельствующіе, что явленія посмертныхъ призраковъ продолжаются и десятки, и даже сотни лѣтъ. Но намъ достаточно и тѣхъ, которые приводитъ самъ авторъ нашъ, чтобы имѣть право сказать, что его теорія находится въ противорѣчіи съ его собственными фактами.

Подобное ученіе автора о кратковременности существованія посмертнаго призрака становится еще менѣе понятнымъ, когда припомнимъ то объясненіе, которое самъ авторъ даетъ для такихъ продолжительныхъ проявленій посмертнаго призрака. Вотъ его слова: «Когда смерть уже давнишняя, когда разложеніе свое дѣло сдѣлало, а раздающіеся стуки или брошенные предметы указываютъ на большую мышечную силу у ихъ виновника, тогда приходится искать другое объясненіе . и предположить присутствіе другаго источника живой силы, а именно въ тѣлахъ живыхъ лицъ» (стр. 30). Авторъ нашъ, предлагая подобное объясненіе, не замѣчаетъ, что онъ впадаетъ въ еще большее противорѣчіе съ самимъ собою. На чемъ основываетъ онъ свое ученіе о кратковременности посмертнаго призрака? На томъ, что онъ въ своей борьбѣ за существованіе уступаетъ мало по малу напору разрушительныхъ космическихъ силъ. «Его ткань легко распадается подъ дѣйствіемъ силъ физическихъ, химическихъ, атмосферическихъ, безъ устали разлагающихъ его, и молекула за молекулой возвращается въ планетарную среду» (стр. 29 и стр. 298 подлинника). Это объясненіе представляется уже и по себѣ довольно страннымъ, когда мы попытаемся составить себѣ какое-нибудь понятіе на основаніи словъ нашего автора, о сущности той ткани, о которой здѣсь идетъ рѣчь. Она флюидическая, она приравнивается, въ свойствахъ своихъ, міровому эѳиру; но въ отличіе отъ него названа нервнымъ эѳиромъ; «подобно первому онъ движется съ быстротою мысли, дѣйствуетъ на огромныхъ разстояніяхъ, проникаетъ всѣ тѣла»; превосходитъ его степенью напряженія и энергіи, и кромѣ того имѣетъ спеціальныя свойства, зависящія отъ его атомическаго состава, и т. д. (стр. 38). И такъ мы имѣемъ здѣсь дѣло съ такимъ же невѣсомымъ началомъ, какъ и космическій эѳиръ, и тѣмъ не менѣе авторъ нашъ подвергаетъ его разрушительному дѣйствію вѣсомыхъ элементовъ извѣстнаго намъ вещества, что совершенно не понятно. Но когда онъ говоритъ, что посмертный призракъ находитъ для себя «источникъ живой силы въ тѣлахъ живыхъ людей», то ясно, что этотъ источникъ всегда на лицо и что въ борьбѣ своей за существованіе призракъ находитъ въ немъ могущественное орудіе, — наилучшій матеріалъ, обезпечивающій ему, во всякомъ случаѣ, продолжительное существованіе. Поэтому заключеніе нашего автора въ смыслѣ противоположномъ, т. е. о краткости этого существованія, опровергается точно также на основаніи его собственныхъ положеній; а вмѣстѣ съ тѣмъ падаетъ и то главное различіе, которое онъ хотѣлъ установить между своимъ воззрѣніемъ — позитивнымъ, и спиритическимъ — мистическимъ.

Противорѣчіе 3. Есть впрочемъ и еще различіе. Авторъ нашъ утверждаетъ, что существованіе посмертнаго призрака есть только исключительное явленіе, т. е. что не всякій человѣкъ непремѣнно обращается въ посмертный призракъ. «Недостаточно того — говоритъ онъ — чтобъ смерть освободила флюидическое существо отъ его узъ; чрезъ это оно не дѣлается независимою, дѣйствующею личностью, пользующейся собственной жизнью; необходимо, кромѣ того, чтобъ оно было въ это время достаточно насыщено месмерическимъ эфи- ромъ. А такъ какъ это вещество убываетъ съ годами и болѣзнями, и чрезъ это теряетъ свои существенныя свойства, то крайне рѣдко, чтобъ оно имѣло достаточно силы и энергіи для оживленія призрака въ тотъ моментъ, когда онъ покидаетъ двери своей темницы» (стр. 65). Повидимому нашъ авторъ никогда не останавливался надъ философской стороной разбираемаго явленія, и не задумывался надъ вопросомъ: что такое флюидическое существо — причина или послѣдствіе физическаго организма? Если причина, если этотъ флюидическій «мета-организмъ» предшествуетъ развитію физическаго[1]), то вся теорія г. Дассьэ падаетъ сама собой; если же послѣдствіе, если флюидическій организмъ, какъ болѣе тонкій и совершенный, есть результатъ развитія нашего физическаго организма, — результатъ вырабатываемый въ силу общаго закона, — и если возможность переживанія этого организма послѣ разрушенія физическаго фактически доказана, то и въ такомъ случаѣ нѣтъ никакого достаточнаго повода ограничивать эту возможность какими нибудь исключительными условіями. Это тѣмъ менѣе представляло надобности для нашего автора, что по его теоріи всѣ эти посмертныя существа, все равно, вымираютъ. Но его поражаетъ рѣдкость этихъ явленій; поэтому онъ видитъ въ нихъ случайность, исключительность, и для объясненія предлагаетъ гипотезу, которая не вяжется ни съ другими фактами его, ни съ его же собственными толкованіями.

По его понятію, флюидическій человѣкъ переживаетъ плотскаго человѣка, — обращается въ живой посмертный призракъ, только въ томъ случаѣ, если при смерти плотскаго человѣка онъ былъ достаточно насыщенъ его жизненнымъ, месмерическимъ началомъ; начало это вмѣстѣ съ старостью и годами пропадаетъ, а потому призраку ничего и не остается для поддержанія въ себѣ жизни. Если бы такъ дѣйствительно было, то являлись бы посмертные призраки только тѣхъ людей, которые умираютъ во цвѣтѣ лѣтъ, съ полнымъ запасомъ жизненной энергіи. Но на дѣлѣ мы видѣли другое. И не далѣе какъ у нашего автора мы читаемъ, что г-жа N., скончавшаяся въ Ла-Бастидѣ, и призракъ которой сталъ появляться немедленно послѣ ея кончины, была женщина пожилая (стр. 12); г. N., жившій въ Устскомъ кантонѣ, и. призракъ котораго былъ виденъ столь многими, скончался лѣтъ шестидесяти (стр. 6); надо полагать, что и аббатъ Пейту, и владѣлецъ горячихъ источниковъ въ Олюсѣ, и многіе другіе, о призракахъ которыхъ нашъ авторъ разсказываетъ, скончались никакъ не въ молодыхъ годахъ. Еслибъ онъ занялся этимъ вопросомъ статистически, то онъ убѣдился бы, что возрасть тутъ не при чемъ. По словамъ же магнетизеровъ, ихъ магнетическая способность, находящаяся въ зависимости отъ дѣятельности въ нихъ нервнаго эѳира, не покидаетъ ихъ до самой старости.

Но если и допустить участіе этого нервнаго эѳира въ явленіяхъ посмертнаго призрака, имѣющихъ мѣсто немедленно послѣ смерти, покуда трупъ еще не разложился, то очевидно, что по прошествіи нѣсколькихъ годовъ не можетъ быть и рѣчи о зависимости явленія отъ того избытка нервнаго эѳира,, который находился въ человѣкѣ въ моментъ его смерти. А мы только что видѣли, что призраки продолжаютъ показываться въ теченіи многихъ лѣтъ. Мы видѣли, что въ подобныхъ случаяхъ авторъ былъ вынужденъ искать для призраковъ другой источникъ жизни — а именно въ тѣлахъ другихъ людей. И какъ въ этомъ объясненіи автора мы нашли опроверженіе для его ученія о кратковременности существованія посмертнаго призрака, такъ точно въ этомъ же объясненіи мы находимъ опроверженіе и для его ученія объ исключительности этого явленія; ибо очевидно, что за недостаткомъ или отсутствіемъ источника жизни въ собственномъ тѣлѣ, въ моментъ смерти, этотъ источникъ для призрака всегда на лицо въ живыхъ тѣлахъ другихъ лицъ. Поэтому, разъ фактъ реальнаго существованія посмертнаго призрака данъ, гораздо болѣе раціональнымъ представляется то заключеніе, что элементы своего бытія призракъ носитъ въ себѣ самомъ, и что фактъ ето появленія служитъ доказательствомъ общаго закона для каждаго человѣческаго существа; что же касается рѣдкости этого явленія, то точно также представляется болѣе раціональнымъ отнести ее къ исключительности или несоотвѣтственности условій нашей среды, а никакъ, отъ прекращенія явленія въ сферѣ нашего воспріятія, не заключать къ прекращенію его существованія въ сферѣ свойственнаго ей бытія.

Противорѣчіе 4. Намъ остается сказать еще нѣсколько словъ о такъ называемой авторомъ «месмерической личности». Что собственно разумѣетъ онъ подъ этимъ названіемъ — не совсѣмъ ясно. Но въ объясненіяхъ спиритическихъ она играетъ у него большую роль; она творитъ всѣ его чудеса; поэтому намъ и надо выяснить, что это за факторъ. «Удивительныя вещи, совершаемыя сомнамбуломъ, указываютъ на существованіе въ немъ дѣйствующей разумной силы, т. е. внутренней личности» (стр. 44). «Подъ вліяніемъ нервнаго тока магнетизера обычная личность исчезаетъ, и на ея мѣстѣ является личность месмеричеекая… Когда дѣйствіе магнетизма достигаетъ полнаго развитія, сомнѣніе становится невозможнымъ. Месмеричеекая личность представляется съ такими особенностями, которыя явно отличаютъ ее отъ личности нормальной… Однимъ словомъ та личность, которую вызываетъ месмерическій эѳиръ, совершенно отлична отъ той, которая подвергается магнетическимъ пассамъ» (стр. 48). Судя по первой фразѣ можно было думать, что эта «внутренняя личность», такъ ярко проявляющаяся въ сомнамбулизмѣ, есть та самая, которую авторъ называетъ, съ самаго начала, флюидической; послѣдующія слова его заставляютъ однако думать, что это какая-то совершенно другая личность; авторъ даже называетъ ее эпигастрическою, въ различіе отъ головной (стр. 49). Но далѣе, на той же страницѣ, онъ говоритъ: «Когда, вслѣдствіе особаго предрасиоложенія субъекта или значительнаго притока нервнаго эѳира, месмерическая личность получаетъ полное развитіе, тогда происходитъ явленіе другаго рода — раздвоеніе. Эпигастрическая личность, чувствуя въ себѣ достаточно силы, чтобъ порвать узы, приковывающіе ее къ тѣлу, освобождается отъ него» (стр. 49). Тоже самое авторъ повторяетъ и ниже, стр. 64. Здѣсь уже нѣтъ мѣста для недоумѣнія: месмерическая или эпигастрическая личность, и внутренняя или флюидическая — одно и то же. Иначе пришлось бы предположить, что флюидическая личность раздвояется сама по себѣ, а эпигастрическая — сама по себѣ, и такимъ образомъ оказалось бы въ человѣкѣ три личности Слѣдовательно, подъ месмерическою личностью надо разумѣть нашу внутреннюю, флюидическую личность, вызванную къ дѣятельности въ явленіяхъ сомнамбулизма, а также, по увѣренію автора, и въ явленіяхъ спиритизма. Но для чего же тогда было давать ей особое имя, и говорить, что она «совершенно отлична» отъ личности субъекта? Впрочемъ, умыселъ тутъ ясенъ: придавая месмерическои личности какъ бы особую индивидуальность, и приписывая ей всѣ спиритическія чудеса, авторъ желалъ обойтись безъ спиритической теоріи. Но, напирая на эту новую созданную имъ личность, авторъ не замѣчалъ, что играетъ въ руку спиритизму. Ибо, если эта личность дѣйствительно «совершенно отличная», на столько отличная, что сама признаетъ себя другою, и никакъ не личностью медіума, то это и есть то, что утверждаетъ спиритизмъ. Но авторъ нашъ помириться съ этимъ не можетъ и вмѣстѣ съ тѣмъ утверждаетъ, что эта месмерическая личность есть порожденіе флюидическихъ элементовъ самого медіума или присутствующихъ лицъ (стр. 55), или, какъ мы видѣли выше, ничто иное, какъ наша внутренняя, флюидическая личность. Между тѣмъ, изъ первыхъ главъ этого сочиненія мы узнали, что флюидическая личность наша, посмертная или прижизненная, во всѣхъ своихъ проявленіяхъ, и даже въ самомъ раздвоеніи, сохраняетъ свою полную индивидуальность, со всѣми отличительными чертами знакомаго намъ характера. Только на спиритическомъ сеансѣ она вдругъ дѣлается «совершенно отличною» и отрекается отъ своей индивидуальности.

Такова альтернатива противорѣчій, въ которыя впадаетъ нашъ авторъ въ силу своихъ собственныхъ положеній.

Изъ сказаннаго нами въ этомъ первомъ отдѣлѣ нашей критики, мы можемъ уже дать отчасти отвѣтъ на поставленный нами вопросъ: оправдалъ ли нашъ авторъ свое высокое притязаніе — освободить человѣчество отъ галлюцинацій спиритизма? Мы должны теперь признать, что подобное притязаніе оказалось логически несостоятельнымъ, ибо построенная съ этой цѣлью авторомъ теорія разбивается на основаніи его собственныхъ данныхъ и положеній. Признавши факты во имя «позитивизма», онъ никакъ не могъ вывести изъ нихъ нѣкоторыхъ необходимо вытекающихъ логическихъ послѣдствій — это было выше его силъ; а потому въ теоріи своей и онъ въ свою очередь явилъ себя рабомъ своего «личнаго уравненія».

Примечания[править]

  1. См. только что вышедшее въ русскомъ переводѣ сочиненіе Гелленбаха. Индивидуализмъ во свѣтѣ біологіи и современной философіи.