Поход в Россию (Рамбо 1907)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Походъ въ Россію :
Гибель великой арміи. 1812 годъ

авторъ А. Рамбо, пер. И. И. Шитцъ
Оригинал: французскій. — Перевод опубл.: 1907. Источникъ: Лависсъ, Рамбо. Исторія XIX вѣка. 2 том. Глава VIII. Стр. 148—178. — Тов-во «Бр. А. и И. Гранатъ и Ко». — 1907.

[148]

Глава VIII.
Походъ въ Россію.

Гибель великой арміи.
1812 годъ

I. — Разрывъ между Наполеономъ и Александромъ.

Союзъ Наполеона съ Александромъ, заключенный въ Тильзитѣ и, повидимому, еще тѣснѣе скрѣпленный въ Эрфуртѣ, закончился громкимъ разрывомъ. Главными причинами его являются: во-1-хъ, поведеніе Россіи во время войны 1809 года; во-2-хъ, неудавшаяся русская женитьба Наполеона и его австрійскій бракъ; въ-3-хъ, послѣдствія континентальной блокады для Россіи; въ-4-хъ, безпокойство, внушаемое Александру безконечнымъ расширеніемъ имперіи Наполеона; въ-5-хъ, присоединенія 1810 года и ольденбургское дѣло; въ-6-хъ, польскій вопросъ.

Поведеніе Россіи во время войны 1809 г. — Выше мы ознакомились съ надеждами, какія возлагалъ Наполеонъ на энергичныя дѣйствія Россіи. Онъ разсчитывалъ сначала, что Россія помѣшаетъ Австріи начать новую войну съ Франціей, а потомъ, что она сдѣлаетъ сильную и лояльную диверсію, чтобы оттянуть силы Австріи. И вотъ Россія не оказала ни одной изъ этихъ услугъ. Языкъ русской дипломатіи умалчивалъ кое о чемъ, и это ободрило Австрію; а вмѣшательство русской арміи было и вовсе вяло[1].

По окончаніи войны Наполеонъ горько жаловался на слабость той помощи, какую онъ встрѣтилъ со стороны своего тильзитскаго союзника; „вы вели себя совершенно неопределенно“, говорилъ онъ Куракину. Россія оказалась безоружной передъ Наполеономъ, когда въ Шенбрунскомъ договорѣ рѣшалась судьба австрійской Галиціи. Наполеонъ присоединилъ къ своему великому герцогству Варшавскому территорію съ 1.500.000 душъ; Россія должна была удовольствоваться восточной Галиціей съ 400.000 жителей: это была очень незначительная компенсація за тотъ новый толчокъ, который получили польскія національныя вожделѣнія благодаря трактату 1809 года.

Неудавшаяся русская женитьба; австрійскій бракъ. — Выше мы видѣли, какъ Талейранъ нашелъ самое вѣрное средство, чтобы подготовить разстройство брачнаго союза, къ которому такъ стремился Наполеонъ. Съ того момента, какъ по совету этого дипломата Александръ склонился къ мысли предоставить разрѣшеніе [149]этого дѣла своей матери, вдовствующая императрица Марія Ѳедоровна ставила одно препятствіе за другимъ; она оправдывалась ученіемъ православной церкви, которая воспрещала бракъ съ разведеннымъ. Разъ Наполеонъ отвергъ первую свою жену, гдѣ ручательство, что онъ не поступитъ такъ же со второй?[2] Великая княжна Анна была уже невѣстой принца саксенъ-кобургскаго; наконецъ, вдовствующая императрица ставила требованіе, чтобы въ Тюльери было православное духовенство и домовая церковь, такъ какъ русскія великія княжны никогда не мѣняютъ вѣры. Въ сущности она очень польщена была предложеніемъ Наполеона; она отлично понимала разницу между императоромъ французовъ и принцемъ саксенъ-кобургскимъ; когда дѣло разладилось, она испытывала горькую досаду и упрекала своего сына; но, не любя самого Наполеона, она хотѣла доставить себѣ удовольствіе, заставляя его подождать. Съ своей стороны, и царь стремился припутать къ этому матримоніальному вопросу другіе вопросы, поставить окончательное согласіе свое на этотъ бракъ въ зависимость отъ уступчивости Наполеона въ нѣмецкихъ и польскихъ дѣлахъ. Онъ игралъ достоинствомъ своего тильзитскаго союзника, его самолюбіемъ государя и человѣка. Онъ не отдавалъ себѣ яснаго отчета въ томъ, насколько пламенно было у Наполеона его стремленіе скорѣе обезпечить преемственность своей династіи.

Въ то самое время, когда Россія притворно заставляла себя упрашивать и требовала такой высокой цѣны за свое согласіе, Австрія въ силу неожиданнаго поворота, который объясняется ея страхомъ передъ возможностью упроченія надолго франко-русскаго союза, изъявила свою готовность отдать Наполеону руку одной изъ эрцгерцогинь. Въ декабрѣ 1809 года посолъ императора Франца въ Парижѣ, Шварценбергъ, сдѣлалъ предложенія въ этомъ духѣ министру иностранныхъ дѣлъ герцогу Бассано. Онъ заранѣе уже добился согласія своего двора, чтобы имѣть возможность дать утвердительный отвѣтъ въ ту самую минуту, когда сдѣлано будетъ предложеніе. По поводу этого двойного матримоніальнаго вопроса Наполеонъ два раза торжественно совѣщался съ высокопоставленными лицами имперіи. Въ тотъ самый день, когда подписано было соглашеніе съ Шварценбергомъ, Наполеонъ отправилъ въ Россію курьера „сказать, что я склонился въ сторону австріячки“.

Тщетно Наполеонъ расточалъ послѣ этого царю увѣренія въ томъ, что его дружба къ нему осталась прежнею: фактъ что новая императрица французовъ была австрійской эрцгерцогиней, а не русской великой княгиней, становился очень важнымъ. Если даже франко-русскій союзъ будетъ держаться, одинъ существенный элементъ его все-таки исчезъ, а именно — довѣріе и сердечность. Вскорѣ во французской политикѣ замѣчается новое направленіе. Въ то время, какъ прежде наибольшимъ почетомъ въ Тюльери пользовался русскій посланникъ, теперь его мѣсто занимаетъ австрійскій, выдвинувшійся впередъ въ качествѣ посланника родственной фамиліи. Въ восточныхъ дѣлахъ та точка зрѣнія, какую еще недавно занималъ Наполеонъ, вдругъ рѣзко изменилась. Онъ внялъ жалобамъ австрійскаго посла на ненасытныя притязанія Россіи и вернулся къ былымъ талейрановскимъ проектамъ объ Австріи, прочно сидящей въ дунайскихъ областяхъ. Французскій посолъ въ Вѣнѣ, Отто, скоро получилъ указаніе (26 марта 1811 года), что Франція поддержитъ Австрію, если послѣдняя выступитъ въ Константинополѣ противъ занятія Бѣлграда сербами, союзниками русскихъ. Франція изъявляла готовность взять на [150]себя „такое обязательство, какое Вѣнскому двору угодно будетъ поставить“. Наполеонъ писалъ своему послу въ Петербурге, Коленкуру, что война между Франціей и Россіей можетъ вспыхнуть въ любомъ изъ двухъ случаевъ; во-первыхъ, если нарушенъ будетъ Тильзитскій договоръ; во-вторыхъ, если русскіе перейдутъ Дунай.

Послѣдствія континентальной блокады для Россіи. — Континентальная блокада налагала тяжелыя лишенія на всю Европу, какъ и на самое Францію. А между тѣмъ, какъ отъ своихъ вассаловъ, такъ и отъ союзниковъ Наполеонъ настойчиво требовалъ проведенія этой системы съ безжалостною строгостью. Особенно обвинялъ онъ нейтральныхъ, наприм., американцевъ, флагомъ которыхъ прикрывались англійскія суда, нагруженныя англійскими товарами. Но вотъ въ 1810 году по Балтійскому и Нѣмецкому морю блуждало шестьсотъ судовъ, нейтральныхъ или якобы нейтральныхъ; всѣ они искали мѣста выгрузки и, отвергнутыя Россіей, находили возможность сваливать свой грузъ въ нѣкоторыхъ нѣмецкихъ гаваняхъ, при чемъ островъ Гельголандъ служилъ имъ базой для безконечнаго снабженія себя припасами. Въ письмѣ отъ 23 октября 1810 года Наполеонъ требовалъ отъ Александра, чтобы съ этими мнимыми нейтральными обходились со всею строгостью. Россія страдала отъ перерыва торговыхъ сношеній съ Великобританіей, ибо русское помѣстное дворянство нуждалось въ Англіи для сбыта хлѣба, конопли, сала и лѣса со своихъ помѣстій. Наоборотъ, торговля съ Франціей, цѣликомъ сводившаяся ко ввозу предметовъ роскоши и винъ, была для русскихъ только убыточна. Между тѣмъ какъ турецкая война закрывала для вывоза Черное море и Востокъ, континентальная блокада закрывала передъ ними сѣверныя моря. Рубль, стоившій 67 копеекъ еще въ 1807 году, въ 1810 г. стоилъ только 25 копеекъ. Какъ могли наполовину разоренные помѣщики справиться съ налогами? Отсюда оскудѣніе казны и полное ослабленіе военной мощи Россіи. По совѣту Сперанскаго, царь обнародовалъ декабрьскій тарифъ 1810 года. Этотъ тарифъ, больше всего затрогивавшій торговлю съ Франціей, налагалъ пошлину въ 80 рублей на бочку вина, совершенно воспрещалъ привозъ водки и предметовъ роскоши. Данъ былъ приказъ сжигать всякій товаръ, привезенный контрабандой. Наполеонъ увидѣлъ въ этихъ мѣрахъ нарушеніе статьи 7-й Тильзитскаго трактата и обнаружилъ сильнѣйшій гнѣвъ. Онъ поручилъ своему министру написать Коленкуру: „Императоръ сказалъ мнѣ, что онъ лучше желалъ бы получить пощечину, чѣмъ видѣть сожженіе произведеній промышленнаго труда своихъ подданныхъ“. Могъ ли онъ „на той высотѣ славы, куда онъ поднялся“, терпѣть „то, чего не стерпѣлъ бы даже Людовикъ XV, дремавшій въ объятіяхъ m-me дю Барри?“ На эти представленія русскіе отвѣчали, что это — дѣла внутренняго управленія, что такое сожженіе практикуется со времени Екатерины II, что Наполеонъ и самъ повсюду велитъ сжигать контрабанду; что Россія, лишенная для своего вывоза какихъ-либо рынковъ, имѣетъ право стеснять ввозъ, который грозить ей разореніемъ. Наполеонъ упиралъ на то, что Россія не предупредила его, что сожженіе — пріемъ слишкомъ оскорбительный, и т. п. Къ этимъ обвиненіямъ присоединился цѣлый рядъ другихъ одинаково щекотливыхъ вопросовъ.

Разочарованіе Россіи въ шведскихъ и восточныхъ дѣлахъ. — Не то для удовлетворенія собственныхъ своихъ вожделѣній, не то изъ желанія выполнить условія Тильзитскаго договора, Россія навязала себѣ цѣлыхъ пять, войнъ: во-первыхъ, войну съ Англіей, — единственнымъ ея результатомъ пока было плѣненіе флота Сенявина, укрывшагося въ устьѣ рѣки [151]Тахо и принужденнаго сдаться одновременно съ арміей Жюно (въ Синтрѣ въ 1808 году); во-вторыхъ, войну 1809 года съ Австріей, — эта война дала Россіи въ видѣ компенсаціи за расширеніе Польши лишь пріобрѣтеніе восточной Галиціи; въ-третьихъ, войну съ Персіей, начатую въ 1806 году и затянувшуюся до 1813 года; въ-четвертыхъ, войну съ Турціей, начатую также въ 1806 году и продолжавшуюся до 1812; въ-пятыхъ, войну шведскую, которая блистательно началась въ 1808 году завоеваніемъ Финляндіи и продолжалась зимой 1809 года, когда русскіе, захвативъ Аландскіе острова, перешли по льду Ботническій заливъ подъ командой Кальнера, Багратіона и Барклая-де-Толли и перенесли военныя дѣйствія на берега Швеціи. Всѣ эти войны либо принесли Россіи одни разочарованія, либо обнаружили извѣстные результаты лишь позднѣе, какъ это было, напр., съ Персидской войной. Мы уже видѣли, какъ съ 1810 года русскіе должны были убѣдиться, что они не могутъ ни занять Константинополь, ни завоевать Болгарію, ни даже удержать за собой бо́льшую часть румынскихъ областей. Самая удачная изъ этихъ войнъ — шведская, которая принесла Россіи обширную провинцію и драгоцѣнный оплотъ противъ Швеціи въ лицѣ Финляндіи, все-таки не примирила русскаго общественнаго мнѣнія съ французскимъ союзомъ. При каждой побѣдѣ петербургская аристократія говорила съ притворнымъ сожалѣніемъ: „Бѣдная Швеція, бѣдные шведы!“ и та самая Финляндія, которой такъ долго домогались, утратила въ русскихъ глазахъ всю свою цѣну съ тѣхъ поръ, какъ она казалась подаркомъ Наполеона. Когда свергнуть былъ Густавъ IV (13 марта 1809 г.), когда его смѣнилъ старый Карлъ XIII, все еще благосклонно относившійся къ французскимъ идеямъ, и когда, наконецъ, въ 1810 году штаты Швеціи избрали наслѣднымъ принцемъ одного изъ наполеоновскихъ маршаловъ, Бернадотта, русское общественное мнѣніе, не знавшее того, насколько доволенъ былъ самъ Наполеонъ подобнымъ выборомъ, почувствовало себя какъ бы еще разъ обманутымъ. Императоръ сдѣлалъ попытку пояснить истинный характеръ этого избранія. Въ Петербурге ему не повѣрили.

Безпокойство, вызванное въ Россіи безпредѣльнымъ расширеніемъ Французской имперіи. — Это чувство еще болѣе усиливалось, когда русскіе сравнивали пріобрѣтеніе Финляндіи и нѣсколькихъ клочковъ въ Молдавіи, Галиціи, Литвѣ и Азіи съ огромнымъ расширеніемъ, какого достигла Французская имперія. Наполеонъ пошелъ дальше тѣхъ дерзкихъ захватовъ Директоріи, которые заставили Павла I примкнуть къ крестовому походу противъ Франціи. Германія, на которую Россія со времени Петра Великаго постоянно пыталась оказывать преобладающее вліяніе дипломатическимъ путемъ, браками, оружіемъ, была теперь цѣликомъ въ распоряженіи Наполеона. Онъ сгруппировалъ здѣсь всѣ династіи, состоявшія въ родствѣ съ домомъ Романовыхъ, и образовалъ изъ нихъ Рейнскій Союзъ. Онъ создалъ здѣсь французское королевство Вестфалію и два полуфранцузскихъ государства Бергъ и Франкфуртъ. Онъ раздробилъ здѣсь Пруссію и Австрію. Все, что́ еще оставалось въ Италіи нераздѣленнымъ на французскіе департаменты, все это онъ подчинилъ себѣ подъ именемъ королевства Италіи и королевства Неаполитанскаго. Онъ былъ „посредникомъ“ Швейцарскаго союза, сюзереномъ великаго герцогства Варшавскаго. Французская имперія и вассальныя ея государства насчитывали 71 милліонъ душъ изъ 172 милліоновъ, населявшихъ Европу. Куракинъ писалъ своему государю: „Отъ Пиренеевъ до Одера, отъ Зунда до Мессинскаго пролива, все — Франція“. Франція стояла въ самомъ центрѣ русскихъ интересовъ на Востокѣ — владѣя тамъ Іонійскими островами и Иллирійскими [152]провинціями, на Балтійскомъ морѣ — благодаря своей дружбѣ съ Даніей, и, — такъ это по крайней мѣрѣ казалось, — благодаря шведскому избранію. Она непосредственно граничила съ Россіей на Вислѣ великимъ герцогствомъ Варшавскимъ. Ей предстояло сдѣлаться угрозой Россіи въ другихъ мѣстахъ.

„Присоединенія“ 1810 года; ольденбургское дѣло. — Желаніе сдѣлать континентальную блокаду дѣйствительной побудило французскаго Цезаря къ новымъ захватамъ. Голландія, сѣверное прибрежье Германіи, Валлисъ — вотъ тѣ страны, которыя больше всего служили мѣстами для провоза или для склада контрабанды. Въ силу цѣлаго ряда сенатскихъ постановленій, Наполеонъ объявилъ о присоединеніи къ французской территоріи: въ іюлѣ 1810 года — всего королевства Голландскаго, ссылаясь на то, что вся эта страна является лишь „наносомъ рѣкъ имперіи“; 12 декабря — Валлиса; 18 февраля 1811 года — герцогства Ольденбургскаго, княжествъ Сальмъ и Аренберга, части великаго герцогства Бергъ, части Гановера, недавно уступленнаго Іерониму вестфальскому, цѣлаго вестфальскаго департамента, наконецъ, трехъ ганзейскихъ городовъ[3]. Не вестфальскія земли вошли въ составъ трехъ департаментовъ: Верхняго Эмса съ главнымъ городомъ Оснабрюкомъ, Устья Везера съ Бременомъ, Устья Эльбы, съ главнымъ городомъ Гамбургомъ и съ Любекомъ въ числѣ подпрефектуръ. Три новыхъ департамента образовали „тридцать второй военный округъ“. Наполеонъ не считалъ нужнымъ оправдывать это упраздненіе государствъ и вольныхъ городовъ какимъ-либо серьезнымъ соображеніемъ; онъ дѣлалъ все это въ силу сенатскихъ постановленій, подмѣняя такимъ образомъ международное право и договоры режимомъ простыхъ декретовъ.

Всѣ нѣмецкіе князья почуяли опасность. Самыя могущественныя государства Европы обезпокоены были этимъ. Въ частности Россія сочла себя затронутой двумя изъ этихъ присоединеній. Съ одной стороны, Наполеонъ, уже державшій гарнизонъ въ Данцигѣ и все время грозившій оккупировать шведскую Померанію, пріобрѣталъ теперь — съ присоединеніемъ Любека — господство на томъ самомъ Балтійскомъ морѣ, гдѣ Петръ Великій стремился обезпечить гегемонію Россіи. Съ другой стороны, одинъ изъ обобранныхъ государей, наслѣдникъ герцогства Ольденбургскаго, приходился шуриномъ царя по женитьбѣ своей на великой княжнѣ Екатеринѣ Павловнѣ. Наполеонъ отправилъ къ своему союзнику Александру его сестру, у которой отнялъ будущую ея корону! Царь попытался добиться обратнаго водворенія своихъ родственниковъ или соотвѣтствующаго удовлетворенія. Наполеонъ либо затягивалъ переговоры, либо предлагалъ ничтожное или ненадежное удовлетвореніе. Александръ разослалъ дворамъ независимой Европы копію со своего подлиннаго протеста. Наполеонъ сдѣлалъ видъ, что считаетъ этотъ актъ за новый вызовъ.

Польскій вопросъ. — Изъ всѣхъ причинъ для конфликта наиболѣе серьезною являлся безъ сомнѣнія польскій вопросъ. Великое герцогство Варшавское, расширенное пріобрѣтеніями 1809 года, — развѣ это не Польша, возстановленная на самой границѣ Россіи и готовая потребовать у нея всѣ области прежняго польскаго королевства, завоеванныя Россіей за время отъ Ивана Грознаго до великой императрицы Екатерины? Тщетно пытался до этихъ поръ Наполеонъ усыпить опасенія своего союзника. Онъ даже уступилъ ему нѣкоторыя земли польскаго королевства: въ 1807 году литовскую область Бѣлостокъ, въ 1809 году русинскую область — восточную Галицію. Онъ вѣдь и не возстанавливалъ Польскаго королевства, а просто [153]создалъ великое герцогство подъ властью саксонскаго короля. На офиціальномъ языкѣ говорилось только о варшавскихъ подданныхъ, о варшавской арміи. Но Александръ зналъ, какія надежды возлагали на Наполеона поляки, какъ великаго герцогства, такъ и поляки русскихъ областей, зналъ, съ какимъ самоотверженіемъ поляки французскихъ армій проливали за него свою кровь на поляхъ битвы. Александру не безызвѣстно было, что варшавское государство могло еще увеличиться: для этого Наполеону достаточно было получить отъ Австріи находившуюся пока въ ея рукахъ часть Галиціи, вернувъ за это Австріи Иллирійскія области. И Данцигъ, который Наполеонъ держалъ про запасъ подъ именемъ вольнаго города, разумѣется, вернулся бы къ Польшѣ. Словомъ, царь боялся возстановленія Польши, и по мѣрѣ того, какъ выяснялась возможность разрыва съ Александромъ, Наполеонъ въ свою очередь приходилъ къ мысли, что это возстановленіе — цѣль его политики.

Если бы въ умахъ того времени, какъ въ Петербурге, такъ и въ Парижѣ этнографическое представленіе о старой Польшѣ не было такъ смутно, то скоро поняли бы, что въ сущности Польша (за исключеніемъ Галиціи, остававшейся въ рукахъ Австріи) давно уже была возстановлена. Страны, которыя Александръ собирался защищать отъ возрождавшейся Польши, — а именно Литва, Бѣлоруссія, Малороссія, — вовсе не были польскими. Царя, Наполеона и даже самихъ поляковъ вводило въ заблужденіе то обстоятельство, что дворянство въ литовскихъ и русскихъ областяхъ было польское. Воспоминанія старинной конституціонной жизни Польши поддерживали эту иллюзію: въ то время, какъ шляхта въ самой Польшѣ представляла изъ себя какъ бы дворянскую демократію, крупные магнаты, за которыми польскіе дворяне вѣками привыкли во всемъ слѣдовать и у которыхъ они состояли кліентами, — эти магнаты владѣли огромными помѣстьями въ русскихъ областяхъ. Впрочемъ, и между русскими областями надо дѣлать нѣкоторое различіе: въ Литвѣ крестьянинъ, литовецъ по происхожденію, остался католикомъ, что́ способствовало ополяченію одной части народа; здѣсь, по крайней мѣрѣ въ верхнемъ слоѣ общества, встрѣчался польскій патріотизмъ, и великій польскій национальный поэтъ Мицкевичъ — родомъ изъ Литвы. Совершенно иное было положеніе другихъ русскихъ областей съ менѣе многочисленною и менѣе энергичною польскою аристократіей, съ населеніемъ русскаго племени и православнаго вѣроисповѣданія, не поддававшимся ни на какую польскую и католическую пропаганду, искренне преданнымъ царю своей вѣры. Если Литва или по крайней мѣрѣ ея правящіе классы почти всегда шли заодно съ Польшей, русскія области поставляли лишь рѣдкихъ бойцовъ во время польскихъ возстаній. Съ этой стороны Наполеонъ такъ же ошибался въ расчетѣ, какъ впослѣдствіи и польское возстаніе 1831 года. И Александръ, и Наполеонъ очень плохо знакомы были съ этимъ этнографическимъ и политическимъ положеніемъ; этимъ объясняется преувеличенный страхъ перваго и надежды второго.

Попытки Александра столковаться съ Наполеономъ. — Александръ попытался сначала получить отъ своего союзника формальное обезпеченіе отъ случайностей, которыхъ онъ опасался. Отсюда проектъ соглашенія, представленный Румянцевымъ Коленкуру 4 января 1810 года. Здѣсь говорится, что королевство Польское никогда не будетъ возстановлено, что слова „Польша“ и „поляки“ никогда не будутъ въ употребленіи; что польскіе ордена будутъ уничтожены. Наполеонъ (письмо къ Шампиньи, 6 февраля 1810 года) счелъ эти предложенія смѣшными, вздорными, не соотвѣтствующими его достоинству. [154]Онъ готовь былъ обязаться только въ томъ, что не окажетъ „никакой помощи никакому движенію, направленному къ возстановленію королевства Польскаго“, не станетъ офиціально пользоваться терминами „Польша“, „поляки“, не станетъ больше раздавать польскихъ орденовъ: они уничтожатся, такимъ образомъ, естественнымъ путемъ. Поднятый въ такой формѣ вопросъ снова сдѣлается предметомъ обсужденія лишь въ іюлѣ 1810 года.

Попытки Александра столковаться съ поляками. — Усиливаясь добиться отъ Наполеона обязательства никогда не возстановлять Польши, Александръ въ то же время мечталъ возстановить ее въ своихъ видахъ. У него какъ разъ былъ подъ рукой одинъ изъ крупныхъ литовскихъ магнатовъ, недавно еще состоявшій у него министромъ иностранныхъ дѣлъ, князь Адамъ Чарторыйскій. 5 апрѣля 1810 года Александръ имѣлъ съ нимъ любопытный разговоръ, во время котораго и выяснилъ ему свой планъ: пріобрѣсти расположеніе поляковъ великаго герцогства, присоединивъ къ ихъ государству восемь губерній Россійской имперіи, считавшихся польскими. Въ декабрѣ царь выражалъ Чарторыйскому желаніе имѣть точныя свѣдѣнія о настроеніи умовъ въ великомъ герцогствѣ и давалъ ему что-то въ родѣ порученія по этой части. Чарторыйскій отвѣчалъ письмами, въ которыхъ истолковывалъ чувства поляковъ къ Наполеону безъ сомнѣнія, послѣдній не вполнѣ удовлетворялъ ихъ; но онъ нашелъ средство убѣдить ихъ, что это замедленіе въ удовлетвореніи ихъ желаній зависитъ отъ общаго положенія дѣлъ, а не отъ его воли, и что при первомъ разладѣ Франціи съ Россіей Польша сейчасъ-же возродится. Чарторыйскій указывалъ на услуги, которыя Наполеонъ уже оказалъ имъ, и на долгое братство по оружію поляковъ и французовъ. Единственное средство противодѣйствовать вліянію Наполеона на поляковъ, это — обезпечить имъ теперь же осязательные результаты, въ родѣ присоединенія восьми польскихъ губерній Россіи къ великому герцогству, съ автономіей, гарантированной возстановленіемъ конституціи 3 мая 1791 года. Александръ отвѣчалъ 11 февраля, предлагая формальныя обязательства и обѣщая требуемое присоединеніе. „Прокламаціи о возстановленіи Польши должны были предшествовать всему другому“. Царь ручался въ томъ, что австрійская Галиція навѣрное будетъ уступлена Польшѣ. И дѣйствительно, какъ бы угадавъ намѣренія Наполеона и желая предупредить ихъ, царь путемъ тайной своей дипломами, т.-е. безъ вѣдома Румянцева, завелъ переговоры съ Австріей и, стараясь склонить ее въ предстоящей борьбѣ на свою сторону, онъ предлагалъ ей взамѣнъ Галиціи часть Молдавіи и всю Валахію, уже отвоеванныя у турокъ русскими войсками (13 февраля 1811 года).

Въ великомъ герцогствѣ и въ польскихъ областяхъ было двѣ партіи: одна ждала всего отъ Франціи, другая во всемъ разсчитывала на Россію. На эту послѣднюю попытались повліять Чарторыйскій въ Варшавѣ и Александръ въ Петербургѣ. Чарторыйскій оставилъ царю лишь очень немного иллюзій: военачальники и всѣ вліятельныя лица великаго герцогства продолжали оставаться вѣрными Наполеону.

Великое герцогство Варшавское подъ угрозой со стороны Россіи (мартъ 1811 г.). — И вотъ въ этотъ самый моментъ (мартъ 1811 года) Александръ захотѣлъ, повидимому, ускорить отпаденіе поляковъ посредствомъ внезапнаго вторженія въ великое герцогство. Въ то самое время, когда поляки въ Петербургѣ, очарованные Александромъ, увѣряли, что онъ рѣшилъ возстановить Польшу и что онъ назначитъ 3 мая, годовщину конституціи 1791 года, для выпуска своей прокламаціи, — въ это время масса русскаго войска [155]безшумно приближалась къ границамъ великаго герцогства. Пять дивизій, отозванныхъ изъ дунайской арміи надвигались черезъ Подолію и Волынь. Финляндская армія спускалась къ югу. Подъ предлогомъ усиленія таможеннаго дозора цѣлая завѣса изъ казаковъ скрывала отъ взора варшавцевъ обильный притокъ войскъ въ Литву. Поляки великаго герцогства поторопились поднять тревогу въ Гамбургѣ, гдѣ начальствовалъ Даву, и въ Парижѣ, гдѣ императоръ, сначала предубѣжденный противъ слишкомъ частыхъ тревогъ и противъ слишкомъ живого воображенія варшавцевъ, въ концѣ концовъ сталъ безпокоиться (мартъ и апрѣль 1811 года). Получивъ отъ Даву донесеніе о серьезности положенія, онъ не сталъ терять времени и съ своей стороны началъ готовиться къ защитѣ. Онъ ускорилъ отправку подкрѣпленій въ Данцигъ, далъ знать саксонскому королю о необходимости пополнить вооруженіе варшавскихъ войскъ, потребовалъ отъ государей Рейнскаго союза, чтобы они поставили на военное положеніе свои контингенты, обратился, съ призывомъ къ своимъ арміямъ Итальянскаго и Неаполитанскаго королевствъ, приказалъ польскимъ войскамъ, служившимъ въ Испаніи, перейти обратно черезъ Пиренеи, предписалъ Даву быть готовымъ къ походу черезъ шведскую Померанію на помощь великому герцогству. Съ этого момента всюду, отъ Рейна и до Эльбы, отъ Эльбы и до Одера происходило непрерывное движеніе полковъ, баттарей, обозовъ. На подлинную или предполагаемую подготовку царя во всѣхъ военныхъ центрахъ Франціи и Германіи отвѣчали подготовкою прямо огромнаго масштаба.

Переговоры двухъ ииператоровъ. — Эти дѣятельныя подготовленія мало-по-малу привели Александра и Наполеона къ окончательному разрыву. Коленкуръ, котораго Наполеонъ весьма несправедливо считалъ черезчуръ „русскимъ“, просилъ о своемъ отозваніи. Онъ былъ замѣненъ генераломъ Лористономъ. Куракинъ, котораго можно было бы обвинять въ томъ, что онъ слишкомъ „французъ“, дожилъ до того, что его безпечность была нарушена: въ Парижъ посланъ былъ адъютантъ царя Чернышевъ. Наполеонъ принялъ этого посла тотчасъ по его прибытіи въ Парижъ, представилъ ему устрашающую картину своихъ силъ, показалъ ему „гигантскую“ армію съ 800 орудій, готовыхъ отправиться на востокъ; впрочемъ, всѣ эти угрозы Наполеонъ закончилъ заявленіемъ, что онъ желаетъ только мира. Тѣмъ не менѣе была минута, когда онъ понялъ дѣло такъ, что Россія требуетъ отъ него великаго герцогства Варшавскаго въ видѣ вознагражденія за Ольденбургъ, и тогда онъ обнаружилъ сильнѣйшій гнѣвъ: „Я заставлю Россію раскаиваться, но тогда ей предстоитъ потеря не только польскихъ областей, но и Крыма“. Потомъ, сообразивъ, что Чернышевъ имѣлъ въ виду лишь какой-то польскій уѣздъ, онъ смягчился, попытался разсѣять остальныя недоразумѣнія, предложилъ щедрое вознагражденіе за Ольденбургъ, предложилъ подписать относительно Польши гарантіи, которыя онъ предлагалъ уже раньше. Чернышевъ, полномочія котораго касались только вознагражденія за Ольденбургъ, не могъ входить въ обсужденіе всѣхъ этихъ вопросовъ. Впрочемъ, когда русскія войска вдругъ удалились съ польской границы, Наполеонъ сразу успокоился, сдѣлался ровнѣе, сталъ чаще дѣлать мирныя завѣренія, но въ то же время менѣе расположенъ былъ связывать себя договорами. Въ разговорѣ съ однимъ дипломатомъ, Шуваловымъ, проѣздомъ посѣтившимъ Парижъ, Наполеонъ сказалъ: „Чего хочетъ отъ меня императоръ Александръ? Пусть онъ оставить меня въ покоѣ! Мыслимое ли дѣло, что я пожертвую 200.000 французовъ для возстановленія Польши?“ Несмотря на настойчивыя военныя приготовленія, [156]Европа въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ могла вѣрить въ сохраненіе мира. Она снова впала въ тревогу послѣ сцены, которую Наполеонъ сдѣлалъ старому князю Куракину 15 августа 1811 года во время торжественнаго пріема дипломатическаго корпуса: „Я не настолько глупъ, чтобы думать, будто васъ такъ занимаетъ Ольденбургъ. Я вижу ясно, что дѣло тутъ въ Польшѣ. Вы приписываете мнѣ различные проекты въ пользу Польши; я начинаю вѣрить, что вы сами собираетесь завладѣть ею… Даже если бы ваши войска стояли лагеремъ на высотахъ Монмартра, я не уступлю ни пяди варшавской территоріи“.

Русскій ультиматумъ; разрывъ. — Лористонъ былъ хорошо принятъ Александромъ, который снова подтвердилъ свое желаніе поддерживать миръ и даже союзъ. Царь изъявилъ готовность выполнить условія Тильзитскаго договора; онъ допуститъ существованіе великаго герцогства Варшавскаго, лишь бы только это не было началомъ возстановленія Польши; онъ станетъ соблюдать континентальную блокаду, только бы ему не запрещали торговыхъ сношеній съ американцами и другими нейтральными государствами. Въ этомъ пунктѣ царь былъ непреклоненъ. „Я скорѣе готовъ вынести десятилѣтнюю войну, удалиться въ Сибирь, чѣмъ принять для Россіи условія, въ какихъ находятся сейчасъ Австрія и Пруссія“ (февраль 1812 года). А нѣсколько дней спустя Наполеонъ твердилъ Чернышеву: „Это дурная шутка — думать, будто есть американскія суда… всѣ они англійскія!“ Теперь онъ уже указывалъ ему на сосредоточеніе своихъ войскъ на Одерѣ и на свои аванпосты по Вислѣ. Онъ прибавилъ: „Такая война изъ-за дамскихъ грѣшковъ!“ Отвѣтомъ царя явился ультиматумъ, заготовленный уже съ октября 1811 года; Куракину поручено было вручить его 27 апрѣля 1812 года. Александръ требовалъ оставленія шведской Помераніи и ликвидаціи французскихъ затрудненій со Швеціей; оставленія прусскихъ владѣній; сокращенія данцигскаго гарнизона; разрѣшенія торговли съ нейтральными государствами. Въ случаѣ принятія Франціей этихъ предварительныхъ условій, царь изъявлялъ готовность вести переговоры о вознагражденіи за Ольденбургъ и объ измѣненіи русскихъ тарифовъ, прилагаемыхъ къ французскимъ товарамъ. Но вотъ незадолго до этого времени въ Парижѣ въ квартирѣ Чернышева произведенъ былъ обыскъ, который далъ ясныя улики въ томъ, что Чернышевъ добылъ секретныя бумаги, подкупивъ одного служащаго въ военномъ министерствѣ, нѣкоего Мишеля. 13 апрѣля послѣдній предсталъ передъ сенскимъ судомъ присяжныхъ. Онъ приговоренъ былъ къ смерти и казненъ. Понятно, что послѣ осужденія Мишеля, т.-е. послѣ „заочнаго“ осужденія Россіи аудіенція 27 апрѣля, во время которой Куракинъ передалъ Наполеону ультиматумъ, была одной изъ самыхъ бурныхъ: „Вы дворянинъ, — кричалъ Наполеонъ, — какъ вы смѣете дѣлать мнѣ подобныя предложенія?.. Вы поступаете, какъ Пруссія передъ Іеной“.

Александръ такъ мало разсчитывалъ на принятіе своего ультиматума, что 22 апрѣля онъ покинулъ Петербургъ и отправился къ арміи. Давно уже онъ окружалъ себя всѣми, кто въ Европѣ такъ или иначе ненавидѣлъ Наполеона. Тутъ были: шведъ Армфельдъ, нѣмцы Пфуль, Вольцогенъ, Винцингероде, эльзасецъ Анштетъ, пьемонтецъ Мишо, итальянецъ Паулуччи, корсиканецъ Поццо ди Борго, британскій агентъ Робертъ Уильсонъ. 12 іюня въ Россію прибылъ баронъ фонъ-Штейнъ. Эти иностранцы образовали военную партію, еще болѣе непримиримую, чѣмъ самые ярые русскіе.

Договоры Наполеона съ Пруссіей и Австріей. — Пруссія предложила Наполеону 100.000 человѣкъ, попросивъ за это лишь [157]очищенія одной изъ крѣпостей на Одерѣ и уменьшенія военной контрибуціи[4]. Наполеонъ вовсе не собирался увеличивать армію, а вмѣстѣ съ тѣмъ и могущество Пруссіи, заявилъ, что довольствуется контингентомъ въ 20.000 человѣкъ и согласился только уменьшить контрибуцію на 20 милліоновъ.

Договоръ о совмѣстныхъ дѣйствіяхъ противъ Россіи подписанъ былъ 24 февраля 1812 года. Фридрихъ-Вильгельмъ III поручилъ начальство надъ своимъ отрядомъ Іорку фонъ-Вартенбургу, который долженъ былъ поступить подъ высшее командованіе Макдональда.

16 марта Наполеонъ подписалъ свой договоръ съ Австріей, которая два раза, въ февралѣ и въ октябрѣ 1811 года, отвергла предложенія Россіи. Австрія ставила Наполеону контингентъ въ 30.000 человѣкъ. Командовать ими долженъ былъ князь Шварценбергъ, тогдашній посланникъ въ Парижѣ. Помимо этого включены были и политическія оговорки, именно неприкосновенность Турціи и (въ особой тайной статьѣ) возможность обмѣна Галиціи на Иллирійскія провинціи.

Зато обмануты были ожиданія, которыя Наполеонъ возлагалъ на Швецію и Турцію, въ родѣ того, что султанъ станетъ во главѣ оттоманской арміи на Дунаѣ. Изъ этихъ двухъ естественныхъ союзниковъ Франціи, коварно отстраненныхъ Тильзитскимъ договоромъ, Турція осталась нейтральной, Швеція собиралась перейти на сторону врага. Что касается двухъ недавно привлеченныхъ союзниковъ, то ихъ настоящія чувства нетрудно угадать. Фридрихъ-Вильгельмъ III ничего не забылъ изъ прежнихъ униженій; онъ слышалъ вопли своего народа, тяжело страдавшаго отъ прохода великой арміи; онъ вспоминалъ клятву, которой обмѣнялся съ Александромъ въ 1806 году на могилѣ великаго Фридриха, вспоминалъ бартенштейновскія постановленія и ждалъ спасенія Пруссіи только отъ Александра. Отправляя свой отрядъ въ походъ противъ Александра, онъ въ тоже время посылалъ въ Петербургъ фонъ-Кнезебека.

И Австрія, хотя она дѣйствовала отчасти изъ страха передъ притязаніями русскихъ на Дунаѣ, заключая договоръ съ Наполеономъ, увѣряла Александра, что только уступаетъ тяжелой необходимости и что содѣйствіе, оказываемое ею противъ Александра, сведется на нѣтъ, если Россія ничего не предприметъ противъ Австріи.

Договоры Александра со Швеціей, Англіей, Турціей. — Бернадоттъ избранъ былъ въ наслѣдники шведскаго престола неожиданно для Наполеона, который считалъ его наименѣе надежнымъ изъ своихъ маршаловъ и предпочелъ бы какого-нибудь датскаго принца, чтобы подготовить скандинавскій союзъ и надежнѣе закрыть для Россіи сѣверные проливы. Наполеонъ удовольствовался изъявленіемъ своего согласія на избраніе. Онъ выплатилъ Бернадотту милліонъ, но отнялъ княжество Порте-Корво и отозвалъ находившихся при его особѣ французскихъ офицеровъ, такъ какъ не могъ добиться отъ него обязательства никогда не воевать противъ Франціи. 2 ноября 1810 года новый наслѣдный принцъ, перейдя въ лютеранство, совершилъ свой въѣздъ въ Стокгольмъ. Наполеонъ продолжалъ третировать его, какъ подчиненнаго: „Наслѣдный принцъ часто писалъ императору, который не отвѣчалъ ему… Императоръ… не состоитъ въ перепискѣ ни съ однимъ наслѣднымъ принцемъ. Когда означенный принцъ сдѣлается королемъ, императоръ будетъ съ удовольствіемъ получать его письма и отвѣчать на нихъ“. (Изъ письма Шампаньи къ Алькье, французскому послу въ Стокгольмѣ, отъ 22 декабря 1810 года). Подобное высокомѣріе или: [158]разборчивость были неполитичны въ такой моментъ, когда Швеція всѣми мѣрами противилась континентальной блокадѣ, когда Бернадоттъ пріобрѣталъ рѣшительное вліяніе на стараго короля и правительство, когда императоръ Александръ относился къ нему въ высшей степени предупредительно и когда двѣ соперничавшія дипломатіи, французская и русская, оспаривали Швецію другъ у друга. Впрочемъ, Бернадоттъ, чуждый всякой политики чувства, рѣшилъ втягивать Швецію только въ такія отношенія, которыя соотвѣтствуютъ ея выгодамъ или его собственнымъ выгодамъ, понимаемымъ въ самомъ эгоистическомъ и въ самомъ узкомъ смыслѣ. Онъ запросилъ у Наполеона поддержки Франціи въ дѣлѣ присоединенія Норвегіи къ Швеціи. За такую цѣну онъ обѣщалъ въ случаѣ разрыва между двумя имперіями выступить противъ Россіи, вторгнуться въ Финляндію и угрожать Петербургу. Наполеонъ, уже давшій слово своей союзницѣ — Даніи, отвергнулъ эти предложенія все съ тѣмъ же высокомѣріемъ: „Въ головѣ принца шведскаго такая путаница, что я не придаю никакого значенія сообщенію, которое онъ сдѣлалъ Алькье… Я буду игнорировать его до перемѣны обстоятельствъ… Сообщите… что я слишкомъ могущественъ, чтобы нуждаться въ чьемъ-либо содѣйствіи“[5]. Но вотъ въ мартѣ 1811 года, въ виду все возраставшей дряблости короля Карла XIII, Бернадоттъ взялъ въ свои руки управленіе дѣлами. Жена наслѣднаго принца, Дезире Клари, дочь марсельскаго купца, которая чуть было не вышла замужъ за Наполеона и сестра которой была за Іосифомъ Бонапартомъ, могла бы способствовать тому, чтобы ея мужъ поддержалъ союзъ съ Франціей; но ей было скучно въ Стокгольмѣ, и она воспользовалась ближайшимъ предлогомъ, чтобы вернуться во Францію. Когда въ январѣ 1812 года, Наполеонъ подъ предлогомъ нарушенія континентальной блокады или въ видахъ дополненія своихъ подступовъ къ Россіи, велѣлъ захватить шведскую Померанію, шведскій министръ иностранныхъ дѣлъ сказалъ русскому посланнику: „Теперь мы свободны отъ всякихъ обязательствъ по отношенію къ Франціи“.

Въ февралѣ Швеція, все еще стремившаяся получить Норвегію, изъявила царю готовность подписать формальный отказъ отъ Финляндіи и отъ Аландскихъ острововъ, если онъ поможетъ Швеціи завоевать Норвегію; 25—30 тысячъ шведовъ при содѣйствіи 15.000 русскихъ могли бы совершить завоеваніе; послѣ этого соединенныя войска отправились бы въ Германію, т.-е. противъ лѣваго фланга великой арміи; можно было бы добиться присоединенія Англіи къ шведско-русской коалиціи. Эти предложенія встрѣтили хорошій пріемъ въ Петербурге, и договоръ былъ подписанъ здѣсь 5 апрѣля 1812 года. А между тѣмъ въ мартѣ Наполеонъ одумался и велѣлъ предложить Бернадотту Финляндію и, кромѣ того, часть Норвегіи. Но онъ одумался слишкомъ поздно. Вспомнивъ свою профессію генерала, Бернадоттъ уже разсылалъ всѣмъ врагамъ своего бывшаго начальника не только политическіе, но и военные совѣты противъ Наполеона. Этотъ французъ преподавалъ имъ искусство побивать французовъ и — верхъ подлости — приглашалъ ихъ не давать пощады солдатамъ Франціи. Онъ тогда же спустился бы и въ Германію, если бы ему не помѣшала кажущаяся вѣрность Пруссіи Наполеону. Во всякомъ случаѣ пока его новое поведеніе давало возможность русскимъ обратить противъ императора всѣ свои войска, стоявшія въ Финляндіи.

3 мая 1812 года и Англія примкнула къ договору 5 апрѣля между Россіей и Швеціей. 18 іюня она заключила договоръ съ Россіей о союзѣ и воспомоществованіи. Наконецъ, въ августѣ Россія подписала [159]съ Турціей Бухарестскій договоръ, который давалъ возможность бросить противъ Наполеона русскую дунайскую армію[6].

 

II. Походъ на Москву.

 

Наполеонъ въ Дрезденѣ. — 9 мая 1812 года Наполеонъ покинулъ Парижъ, а 17-го онъ прибыль вмѣстѣ съ императрицей Маріей-Луизой въ Дрезденъ, къ саксонскому королю. Здѣсь повторились торжества, свидѣтелемъ которыхъ въ 1808 году явился Эрфуртъ. Передъ владыкою Европы, передъ наслѣдникомъ Карла Великаго столпились всѣ коронованныя особы Германіи, не только участники Рейнскаго союза, но и австрійскій императоръ съ супругой, явившіеся обнять свою дочь и защищать свои интересы, и прусскій король, взволнованный внезапной оккупаціей Пиллау и Шпандау великою арміей. Въ послѣдній разъ Наполеонъ явился міру во всемъ блескѣ своего величія, явился властителемъ 130 французскихъ департаментовъ, сюзереномъ семи вассальныхъ королевствъ[7] и тридцати государей, во главѣ войскъ, которыя безпрерывной лентой тянулись отъ Рейна къ русской границѣ, — явился, вызывая ужасъ Европы и удивленіе Германіи, восторженное и вмѣстѣ съ тѣмъ испуганное[8].

Наполеонъ въ Польшѣ. — Вечеромъ 30-го мая Наполеонъ совершилъ свой въѣздъ въ Познань. Его встрѣтили здѣсь съ поразительнымъ энтузіазмомъ. Весь городъ былъ иллюминованъ. Всюду транспаранты съ хвалебными надписями: Heroi invincibili, Restaurati patriae, Grati Poloni imperatori magno[9] и т. д. Онъ принялъ знать, явившуюся въ придворныхъ костюмахъ, и сказалъ ей: „Я предпочелъ бы видѣть васъ въ сапогахъ и при шпорахъ, съ саблей на боку, какъ ходили ваши предки“. Затѣмъ онъ продолжалъ свой походъ къ Нѣману, не отклоняясь къ Варшавѣ. И это былъ промахъ. Весьма ловкаго своего представителя при великомъ герцогствѣ, Биньона, Наполеонъ смѣнилъ мехельнскимъ архіепископомъ аббатомъ де Прадтомъ, разсчитывая, что духовный сановникъ будетъ пользоваться вліяніемъ у такого католическаго народа. Данныя ему отъ 28 мая инструкціи предписывали ему собрать сеймъ съ цѣлью вотировать возстановленіе Польши, образовать повсюду конфедерации и вызвать всеобщее возстаніе. Къ несчастью, архіепископъ мехельнскій былъ глупъ, хотя и слылъ за остряка. Прибывъ въ Варшаву 5 іюня, онъ терялъ время на собственноручное исправленіе рѣчей, которыя имѣли быть произнесены на сеймѣ вождями Польши, и на удаленіе изъ этихъ рѣчей всего того, что было „противно всякимъ правиламъ вкуса“. Вмѣсто того, чтобы раскалить энтузіазмъ добѣла, онъ безпокоился по поводу увлеченій, „въ которыя могла впасть эта масса собравшихся людей“, и задумывалъ распустить сеймъ, какъ только онъ откроется. 22 іюня при открытіи этого собранія старый князь Адамъ-Казиміръ Чарторыйскій, избранный маршаломъ, возвѣстилъ о возстановленіи Польши въ такихъ патетическихъ выраженіяхъ, что раздались восторженные возгласы. Сеймъ объявилъ себя конфедераціей. Было рѣшено, что больше не будетъ „двоякихъ подданныхъ“, т.-е. что поляки, имѣющія владѣнія и въ великомъ герцогствѣ, и въ Россійской имперіи, вынуждены будутъ сдѣлать выборъ между той и другой національностью. Въ результате этого постановленія князь Адамъ Чарторыйскій долженъ былъ послать царю Александру отказъ отъ всѣхъ своихъ должностей. Наконецъ, рѣшено было отправить [160]депутацію къ Наполеону. Прадтъ, все еще не понимавшій положенія дѣлъ, писалъ Бассано: „Они пошли бы очень быстро, если имъ дать ходъ“. Онъ не далъ имъ хода: на третій день онъ велѣлъ объявить о закрытіи сейма, и такъ какъ думали, что это дѣлается по приказанію Наполеона, то „это удивило французовъ и охладило поляковъ“ (Биньонъ). Узнавъ объ этомъ слишкомъ поздно, Наполеонъ могъ только сдѣлать архіепископу строгій выговоръ.

Допущены были и другія ошибки. Теряли время на то, чтобы обучить польскихъ рекрутовъ на французскій ладъ, вмѣсто того, чтобы поднять всю страну и двинуть противъ русской границы посполитое рушенье. Вмѣсто того, чтобы соединить въ одну массу свои регулярныя польскія войска, войска великаго герцогства и войска, возвращавшіяся изъ Испаніи, Наполеонъ распредѣлилъ ихъ по семи корпусамъ (гвардіи, корпусу Мюрата, Понятовскаго, Даву, Іеронима-Наполеона, Виктора, Макдональда). Этимъ путемъ (такъ утверждаетъ Прадтъ, который въ данномъ случаѣ сводитъ счеты съ Наполеономъ) онъ сдѣлалъ „невидимою“ цѣлую армію поляковъ въ 70.000 человѣкъ[10]. Наконецъ, проходъ великой арміи черезъ Польшу, какъ и черезъ Германію, сопровождался разными насиліями, и страна, безъ того уже бѣдная, страдала еще больше Германіи отъ тѣхъ, кто называлъ себя ея освободителями. Надо отмѣтить, что Волынь и другія русскія области почти вовсе не входили въ эти 70.000 поляковъ великой арміи.

Силы Наполеона. — Согласно показаніямъ инспектора смотровъ барона Деннье силы, собранныя Наполеономъ въ Германіи и Польшѣ къ 1 іюня 1812 года, состояли изъ одиннадцати корпусовъ, не считая императорской гвардіи и кавалерійскаго резерва подъ командой Мюрата. Въ большинство изъ этихъ корпусовъ помимо французовъ входили иностранные контингенты[11]. Въ императорскую гвардію (Лефевръ, Мортье, Бессьеръ) входила и голландская пѣхота, и польскіе уланы. Въ 40.000-ной кавалеріи Мюрата были поляки, пруссаки и нѣмцы Рейнскаго союза (вестфальцы, баварцы, вюртембержцы). Въ первомъ корпусѣ (Даву) сверхъ трехъ французскихъ дивизій (Гюденъ, Фріанъ, Моранъ) — три дивизіи, составленныя изъ поляковъ, испанцевъ, нѣмцевъ (мекленбуржцевъ, гессенцевъ, баденцевъ). Во второмъ корпусѣ (Удино) — португальцы, кроаты, швейцарцы. Въ третьемъ (Ней) — португальцы, иллирійцы, вюртембержцы. Въ четвертомъ (вице-король Евгеній) — почти только одни сѣверные итальянцы. Въ пятомъ (Іосифъ Понятовскій) — одни поляки. Въ шестомъ (Гувіонъ Сенъ-Сиръ) — одни баварцы (съ баварскими генералами фонъ-Вреде и Деруа). Въ седьмомъ (Ренье) — одни саксонцы (съ Лекокомъ и Франкомъ). Въ восьмомъ (Жюно) — одни вестфальцы. Прибавимъ, что шестой, седьмой и восьмой корпуса поставлены были подъ команду вестфальскаго короля Іеронима-Наполеона. Въ девятомъ корпусѣ (Викторъ) — помимо французовъ были поляки, голландцы, нѣмцы (изъ Берга, Бадена, Гессенъ-Дармштадта). Въ десятомъ (Макдональдъ) — только поляки и нѣмцы (саксонцы, вюртембержцы, вестфальцы), кромѣ того, двѣ прусскихъ дивизіи подъ командой Іорка фонъ-Вартенбурга. Въ одиннадцатомъ (Ожеро) рядомъ съ французами были и нѣмцы (вестфальцы, гессенцы, вюртембержцы, саксонцы). Къ императорской гвардіи, кавалерійскому резерву Мюрата, и одиннадцати армейскимъ корпусамъ надо прибавить: большой артиллерійскій паркъ (французскій и польскій); [161]датскую дивизію въ 10.000 человѣкъ; такъ называемую княжескую дивизію, образованную мелкими государствами, входившими въ составь Рейнскаго союза; наконецъ, 30.000 австрійцевъ князя Шварценберга.

Наличныя силы, которыми располагалъ Наполеонъ 1 іюня 1812 г. въ Германіи и Польшѣ, состояли изъ 678.000 человѣкъ (включая австрійскій корпусъ), изъ нихъ — 355.913 французовъ (къ нимъ надо причислить и присоединенные народы, т.-е. бельгійцевъ, голландцевъ прирейнскихъ жителей, нѣмцевъ тридцать второго военнаго округа, генуэзцевъ, пьемонтцевъ, тосканцевъ, римлянъ) и 322.000 союзниковъ. Такимъ образомъ, армія болѣе, чѣмъ наполовину состояла изъ элементовъ, враждебныхъ Франціи 1789 года. Среди славянскихъ народовъ, которые Наполеонъ сумѣлъ вооружить противъ великой восточной славянской имперіи, были поляки, кроаты, далматинцы, иллирійцы. Русскіе назвали великую армію 1812 года арміей „дванадесяти языкъ“. Эти 678.000 человѣкъ заключали въ себѣ 480.000 пѣхоты, 100.000 кавалеріи, 30.000 артиллеріи; остальные входили въ составъ шести понтонныхъ командъ или заняты были при огромномъ обозѣ.

Помимо этихъ 678.000, Наполеонъ располагалъ еще 150.000 солдатъ во Франціи, 50.000 въ Италіи, 300.000 въ Испаніи. Всего, такимъ образомъ, было 1.188.000 человѣкъ.

Движеніе къ сердцу Россійской имперіи должны были произвести императорская гвардія, кавалерія Мюрата, первый, второй, третій, четвертый, пятый и восьмой корпуса. Послѣ перехода Нѣмана шестой корпусъ (Гувіонъ Сенъ-Сиръ) и десятый (Макдональдъ) должны были остановиться на Двинѣ и прикрывать лѣвый флангъ великой арміи; седьмой (Ренье) и австрійскій корпуса должны были прикрывать ея правый флангъ противъ двухъ южныхъ русскихъ армій (арміи Тормасова, стоявшей на Волыни, и Чичагова — въ Румыніи); девятый корпусъ (Викторъ) держался въ резервѣ на Вислѣ и Одерѣ; одиннадцатый (Ожеро) — на Эльбѣ. Датчане и нѣсколько другихъ мелкихъ корпусовъ должны были оставаться въ аррьергардѣ.

Переходъ черезъ Нѣманъ. — Для вторженія въ Россію Наполеонъ могъ избрать одинъ изъ четырехъ путей: во-первыхъ, черезъ Кіевъ на Москву; во-вторыхъ, черезъ Гродно и Смоленскъ на Москву; въ-третьихъ, черезъ Ковно, Вильно, Витебскъ на Москву; въ-четвертыхъ, черезъ Тильзитъ, Митаву, Ригу, Нарву на Петербургъ. Первая и четвертая комбинаціи были отвергнуты, такъ какъ первая слишкомъ отдавала французовъ во власть Австріи, четвертая — во власть Пруссіи. Путь на Гродно также былъ отвергнуть по причинѣ Пинскихъ болотъ. Оставался путь на Ковно.

23 іюня генералъ Эбле со своими понтонерами меньше, чѣмъ въ два часа навелъ черезъ Нѣманъ у Ковно три моста въ разстояніи всего ста саженъ одинъ отъ другого. 24 іюня утромъ войскамъ прочтена была знаменитая прокламація: „Солдаты, вторая польская война начата!“ — Въ теченіе трехъ дней — 24, 25, 26 іюня — по мостамъ подъ Ковно прошли корпусъ Даву, кавалерія Мюрата, императорская гвардія (старая и молодая, пѣхота, конница, артиллерія), корпуса Удино и Нея. Евгеній переправился по преннскому мосту (но только 28 іюня), Іеронимъ-Наполеонъ — по гродненскому, Макдональдъ — по тильзитскому. Всего около 400.000 человѣкъ съ 1.000 орудій.

Наполеонъ въ Литвѣ. — Въ тотъ самый день 24 іюня, когда великая армія начала свой переходъ черезъ Нѣманъ, Александръ участвовалъ близъ Вильно на празднествѣ, которое его офицеры устроили высшему виленскому обществу. Здѣсь онъ узналъ вечеромъ о переходѣ черезъ Нѣманъ. 26 іюня онъ оставилъ городъ, [162]отправивъ Балашова для мнимыхъ переговоровъ съ Наполеономъ, точно такъ же, какъ нѣсколько раньше Наполеонъ, желая выиграть время, посылалъ къ Александру де Нарбонна.

Во время десятимильнаго перехода между Ковно и Вильно великая армія страдала отъ изсушающей жары. Передовыя части кавалеріи достигли литовской столицы въ ночь съ 27 на 28 іюня. 28 утромъ вступилъ въ городъ самъ Наполеонъ. Проголодавшіеся солдаты уже принялись грабить предмѣстья, что́ значительнымъ образомъ охладило пріемъ со стороны обывателей. Наполеонъ совсѣмъ не нашелъ того энтузіазма, съ которымъ встрѣчали его въ собственной Польшѣ. У него вырвалось такое замѣчаніе: „Эти поляки совсѣмъ не похожи на познанскихъ“. Потомъ удалось собрать дворянство, которое при возобновившемся энтузіазмѣ одобрило рѣшеніе варшавскаго сейма о возстановленіи Польши. Впрочемъ, Наполеонъ далъ Литвѣ особое отъ Польши устройство съ цѣлью управлять ею непосредственно и надежнѣе распоряжаться ея средствами. Онъ раздѣлилъ страну на четыре губерніи — Виленскую, Гродненскую, Минскую, Бѣлостокскую.

Въ Литвѣ обнаружился тотъ бичъ, которому суждено было сгубить великую армію. За недостаткомъ правильной организаціи интендантства, невозможной при такихъ огромныхъ разстояніяхъ и при такихъ плохихъ дорогахъ, солдаты пріучились болѣе, чѣмъ когда-либо, жить на счетъ страны и разбредаться съ цѣлью мародерства. Въ Минскѣ въ то самое время, когда въ соборѣ совершали молебствіе о возрожденіи Польши, они ограбили военные склады. Такъ какъ большинство мародеровъ превращалось въ дезертировъ, особенно солдаты иностранныхъ контингентовъ, то ряды войска стали рѣдѣть. Съ 29 по 31 іюня разразились грозы, которыя вызвали рѣзкое паденіе температуры, испортили дороги, побили нѣсколько тысячъ лошадей и привели къ тому, что не удалось настигнуть русскихъ при ихъ отступленіи, во время котораго русскіе уже начали опустошать страну.

Русскія ариіи. — Для оказанія сопротивленія тѣмъ 400.000 человѣкъ, которыхъ велъ съ собою Наполеонъ, Александръ имѣлъ или собирался имѣть въ своемъ распоряженіи пять армій: во-первыхъ, 24.000 человѣкъ на сѣверѣ, подъ командой Витгенштейна; эта армія вначалѣ занята была подготовкой къ оборонѣ Риги; во-вторыхъ, впереди Двины, отъ Динабурга до Витебска 110.000 человѣкъ, такъ называемую „первую западную армію“, подъ начальствомъ военнаго министра Барклая-де-Толли, по происхожденію прибалтійскаго нѣмца; въ-третьихъ, впереди верховьевъ Днѣпра, отъ Смоленска до Рогачева — „вторую западную армію“ изъ 37.000 человѣкъ подъ командой пылкаго Багратіона, грузинскаго князя, одного изъ учениковъ Суворова; въ-четвертыхъ, поюжнѣе — „обсерваціонную армію“ въ 46.000 человѣкъ подъ начальствомъ Тормасова; въ-пятыхъ, на самомъ югѣ — 50.000-ную армію подъ начальствомъ адмирала Чичагова, прибывшую изъ Румыніи. Всего 267.000 человѣкъ, которыхъ предполагалось усилить новыми рекрутскими наборами и ополченьемъ. Но такъ какъ армія Витгенштейна, которую должны были усилить войска изъ Финляндіи, стѣснена была въ своихъ дѣйствіяхъ маршаломъ Удино, позднѣе Макдональдомъ и Гувіономъ Сенъ-Сиромъ, и такъ какъ арміи Тормасова и Чичагова находились подъ наблюденіемъ корпусовъ Ренье и Шварценберга, то царь имѣлъ подъ рукой лишь арміи Барклая-де-Толли и Багратіона, всего 147.000 человѣкъ.

Французы на Днѣпрѣ и на Двинѣ. — Наполеонъ возымѣлъ намѣреніе отдѣлить эти арміи одну отъ другой, основательно атаковать Багратіона, который рискнулъ [163]дойти до самаго Минска, и пробраться раньше него въ Могилевъ. Планъ этотъ разстроился благодаря медленности, которую обнаружилъ Іеронимъ, помогавшій Даву. Онъ сдѣлалъ двадцать миль въ семь дней! Наполеонъ недостаточно считался съ затрудненіями, которыя стесняли движенія войскъ въ лѣсистой и болотистой странѣ. Онъ разгнѣвался на своего брата и возымѣлъ намѣреніе поставить его подъ начальство Даву. Недовольный Іеронимъ вернулся въ свое королевство, оставивъ Даву командованіе надъ своими войсками. Маршалъ сразился съ Багратіономъ подъ Могилевымъ (23 іюля) и отбросилъ его къ Смоленску.

Тѣмъ временемъ лѣвое крыло великой арміи достигло Двины. Царь Александръ поддался наставленіямъ нѣмца Пфуля, который собирался въ литовскихъ равнинахъ примѣнить тактику Уэллингтона въ португальскихъ горахъ и сдѣлать изъ дрисскаго лагеря на Двинѣ второе Торресъ-Ведрасъ. Свой лагерь, задуманный по-ученому, Пфуль къ тому же расположить впереди рѣки, построивъ сзади четыре моста; словомъ, подготовленъ былъ второй Фридландъ. При приближеніи Наполеона никто и не думалъ защищать это злополучное сооруженіе. Пришлось оставить линію Двины. Вотъ откуда взялось въ генеральномъ штабѣ, въ русской аристократии, это ожесточеніе противъ „проклятаго нѣмца“, даже противъ самого Александра. Наиболѣе преданные его слуги, Аракчеевъ и Балашовъ, должны были освѣдомить его объ общественномъ настроеніи, требовавшемъ, чтобы царь покинулъ армію, которую его царственное присутствіе стѣсняетъ въ ея дѣйствіяхъ; лучше, если бы Александръ вернулся въ Смоленскъ, въ Петербургъ, въ Москву для организаціи защиты и для поощренія къ пожертвованіямъ. Самодержавный царь долженъ былъ уступить. Барклай и Багратіонъ получили свободу дѣйствій.

Наполеонъ съ корпусами лѣваго крыла энергично тѣснилъ Барклая-де-Толли и далъ ему два сраженія при Островнѣ и Витебскѣ (25 и 27 іюля). Барклай на минуту подумалъ было остановиться и дать настоящую битву, потому что, какъ нѣмецъ, онъ чувствовалъ, что внушаетъ подозрѣніе генераламъ, солдатамъ, русскому народу. Но потомъ онъ счелъ нужнымъ отступить и покинулъ Витебскъ, куда Наполеонъ и совершилъ свой въѣздъ 28 іюля.

Наполеонъ начиналъ волноваться: два раза подъ рядъ вышла неудача — съ Багратіономъ и съ Барклаемъ. Онъ понялъ, какова будетъ тактика русскихъ, раньше, чѣмъ сами русскіе рѣшительно склонились къ ней: уходить вглубь имперіи, оставляя за собой пустыню. Мародерство, вызывавшее жестокія расправы со стороны раздраженныхъ крестьянъ, дезертирство, болѣзни, отсталые — все это приводило къ огромнымъ потерямъ въ великой арміи. Отъ Нѣмана до Двины она потеряла тысячъ полтораста человѣкъ, по большей части солдатъ изъ иноземныхъ контингентовъ. Кавалерія Мюрата съ 22.000 уменьшилась до 14.000 человѣкъ; корпусъ Нея — съ 36.000 до 22.000; баварцы Евгенія, застигнутые эпидеміей, — съ 27.000 до 13.000; итальянская дивизія Пино, изможденная переходомъ въ 600 миль, сдѣланныхъ въ три-четыре мѣсяца, съ 11.000 человѣкъ спустилась на 5.000; даже молодая императорская гвардія въ одной изъ своихъ дивизій потеряла 4.000 человѣкъ изъ 7.000; только старая гвардія стойко выносила все. Чтобы поднять мужество, пробудить военную честь, вернуть отсталыхъ, а можетъ быть и дезертировъ, надо было одержать какую-нибудь значительную побѣду. Былъ моментъ, когда можно было надѣяться на это.

Битва подъ Смоленскомъ. — Барклай и Багратіонъ прибыли подъ Смоленскъ. Они созвали здѣсь военный совѣтъ, въ [164]которомъ приняли участіе великій князь Константинъ и много генераловъ обѣихъ русскихъ армій. По обыкновенію Барклай высказался за отступленіе, Багратіонъ — за сраженіе. Чтобы дать удовлетвореніе Багратіону, произведено было нападеніе на передовыя стоянки Мюрата и Нея, но пойти вглубь не рѣшились.

Съ своей стороны, начала наступленіе и великая армія. 14 августа у Краснаго Мюратъ столкнулся съ силами Багратіона и нанесъ имъ уронъ въ 1.000—1.200 человѣкъ. Чуть было не захватили врасплохъ и Смоленска, но Багратіонъ и Барклай поспѣшили на защиту этого города, и Наполеонъ подумалъ, что наконецъ пришло то сраженіе, котораго онъ искалъ. Оно продолжалось два дня (17 и 18 августа). Барклай опять отступилъ, увлекая за собой Багратіона, отдавъ французамъ объятый пламенемъ Смоленскъ. Французы потеряли 6.000—7.000 человѣкъ, русскіе — отъ 12 до 13 тысячъ. По мнѣнію Наполеона, это опять былъ промахъ, такъ какъ ему не удалось окружить и уничтожить ни одной изъ двухъ русскихъ армій. Зато его польскіе солдаты ликовали по поводу взятія этой крѣпости, которая въ XVI и XVII вѣкахъ выдержала столько осадъ.

Преслѣдуя русскихъ, Ней нагналъ у Валутина (19 августа) корпусъ Тучкова, одного изъ помощниковъ Барклая. Дѣло это, „одно изъ самыхъ кровавыхъ дѣлъ столѣтія“ (Тьеръ), обошлось каждой изъ враждующихъ армій въ 7.000—8.000 человѣкъ (здѣсь былъ убить Гюденъ), не приведя ни къ одному изъ результатовъ, какихъ добивался Наполеонъ.

Тѣмъ не менѣе Наполеонъ являлся обладателемъ Двины и Днѣпра, т.-е. двухъ рѣкъ, которыя въ былыя времена составляли восточную границу не собственной Польши, а соединеннаго Польско-Литовскаго государства. Если бы у него хватило благоразумія остановиться на ихъ берегахъ, ограничившись укрѣпленіемъ крѣпостей, господствовавшихъ надъ ними, кто знаетъ, какой ходъ приняла бы всемірная исторія? Польша возстановлена была цѣликомъ со всѣми своими литовскими и русскими владѣніями; Россія — сведена къ границамъ временъ Ивана Грознаго. Но Наполеонъ хотѣлъ блестящаго успѣха, который устрашилъ бы трепещущую Германію, Европу, самое Францію, хотѣлъ какого-нибудь крупнаго боя, какого-нибудь торжественнаго занятія столицы. Какъ нѣкогда Карла XII, его тянуло, увлекало вглубь русскаго государства. По крайней мѣрѣ онъ занятъ былъ усиленіемъ своей арміи, обезпеченіемъ фланговъ и линій своего отступленія. Онъ предписалъ Виктору двинуться впередъ въ Литву, Ожеро — перейти съ Одера на Вислу, сотнѣ когортъ національной гвардіи, предоставленной въ его распоряженіе постановленіемъ сената, — приготовиться къ переходу черезъ Рейнъ. Движеніе съ запада на востокъ вооруженныхъ массъ, начавшееся съ 1810 года, продолжалось. Впрочемъ, общее положеніе не представлялось Наполеону такимъ ужъ плохимъ. На сѣверѣ, на З. Двинѣ, Удино занялъ Полоцкъ, далъ Витгенштейну два побѣдоносныхъ сраженія — при Якубовѣ (29 іюля) и при Дриссѣ (1 августа). Макдональдъ занялъ Курляндію, одержалъ побѣду при Митавѣ, осаждалъ Ригу и угрожалъ Петербургу. Удино былъ раненъ при наступленіи на Полоцкъ; но его смѣнилъ Гувіонъ Сенъ-Сиръ, который на другой день въ тѣхъ же мѣстахъ нанесъ русскимъ серьезное пораженіе (18 августа). Въ Польшѣ послѣ неудачи саксонскаго корпуса Ренье при Кобринѣ, — неудачи, которая вызвала панику въ Варшавѣ, разбитъ былъ при Городечнѣ генераломъ Ренье и княземъ Шварценбергомъ Тормасовъ (12 августа). Наполеонъ выпросилъ у своего августѣйшаго тестя фельдмаршальскій жезлъ для Шварценберга. [165]

Бородинскій бой[12]. — Барклай и Багратіонъ остановились въ Дорогобужѣ, какъ бы готовясь дать здѣсь битву. Наполеонъ чрезвычайно обрадовался этому. Потомъ они отступили еще и еще послѣ короткаго роздыха въ Вязьмѣ и въ Царевомъ-Займищѣ. Очевидно, они вели французовъ къ Москвѣ, и это во время проливныхъ дождей. Французскіе генералы были встревожены этимъ. Бертье рискнулъ даже сдѣлать на этотъ счетъ представленія императору. Тотъ назвалъ его „старой бабой“ и прибавилъ: „И вы, вы тоже изъ тѣхъ, кто не хочетъ итти дальше!“ И все-таки онъ задумался надъ этимъ и, подъ давленіемъ того же Бертье, Нея, Мюрата, удрученныхъ холодными дождями въ началѣ сентября, онъ сказалъ во время остановки въ Гжатскѣ: „Если погода завтра не перемѣнится, мы остановимся“. А какъ разъ 4 сентября съ утра установилась ясная погода.

Въ русскихъ эти вѣчныя отступленія вызывали еще болѣе сильное безпокойство. Царя осаждали жалобами на Барклая и даже на Багратіона. Онъ рѣшилъ подчинить ихъ обоихъ Кутузову, побѣжденному при Аустерлицѣ, зато вышедшему героемъ изъ послѣдней турецкой войны. Армія сразу окрылилась надеждой. Солдаты говорили: „Пріѣхалъ Кутузовъ бить французовъ“. Однако, и онъ продолжалъ отступать; но „чувствовалось, что отступленіе равнялось движенію противъ французовъ“. Онъ отступалъ, но съ цѣлью приблизиться къ ожидаемымъ подкрѣпленіямъ. Царь появился въ московскомъ Кремлѣ и созвалъ тамъ собраніе изъ дворянъ и купцовъ; первые обѣщали по десяти рекрутовъ изъ крѣпостныхъ, объявлено было о созывѣ ополченія; отъ него ожидали 612.000 „длиннобородыхъ“ воиновъ, и Ростопчинъ, назначенный московскимъ главнокомандующимъ, обѣщалъ, что одна Москва дастъ 80.000 человѣкъ.

5 сентября произошелъ бой изъ-за обладанія однимъ русскимъ редутомъ на Шевардинскомъ холмѣ; французы потеряли около 4.000—5.000 человѣкъ, русские около 7.000—8.000. По крайней мѣрѣ выяснилось, что русскіе заняли позицію и собирались вступить въ бой для защиты своей столицы. Кутузовъ выбралъ небольшую равнину, орошенную Колочей и ея притоками; на этой равнинѣ находились деревни Бородино, Горки и Семеновская. На правомъ русскомъ флангѣ Барклай занималъ деревню Бородино кавалеріей Уварова и казаками Платова. Въ Горкахъ стояла кавалерія и гренадеры Дохтурова. На Красной горѣ сооружено было то, что у русскихъ называлось „батареей Раевскаго“, а у французовъ „большимъ редутомъ“. Далѣе слѣдовала глубокая впадина съ деревней Семеновской. Далѣе три батареи, такъ называемыя „стрѣлы Багратіона“. На крайнемъ лѣвомъ флангѣ ополченье занимало Утицкій лѣсъ. Позади боевой линіи, въ Псаревѣ и Князьковѣ, находился резервъ Тучкова. Русскій главнокомандующій имѣлъ въ своемъ распоряженіи 70.000 пѣхоты, 18.000 регулярной кавалеріи, 7.000 казаковъ, 15.000 артиллеріи и саперъ, 10.000 ополченцевъ; всего 120.000 при 640 орудіяхъ[13].

Наполеонъ могъ противопоставить ему около 130.000 человѣкъ и 587 орудій. Противъ Бородина стоялъ Евгеній съ баварцами, итальянская армія, дивизіи Морана и Жерара (преемникъ Гюдэна) изъ арміи Даву. Въ центрѣ, противъ большого редута — Ней съ французами Ледрю и Разу, вюртембержцами Маршана [166]и вестфальцами Жюно. На французскомъ правомъ флангѣ, противъ трехъ стрѣлъ Багратіона — Даву со своими дивизіями Компана и Дезе. На крайнемъ правомъ флангѣ, противъ Утицы — Понятовскій съ поляками. Позади французской боевой линіи — кавалерія Мюрата. Въ резервѣ — императорская гвардія.

Обѣ арміи отдыхали весь день 6 сентября. Русскіе молились, причащались, преклонялись передъ чудотворными иконами, которыя привезли изъ Москвы и носили крестнымъ ходомъ по фронту арміи; русскіе были „печальны, ожесточены, полны рѣшимости умереть“ (Тьеръ). 7-го бой завязался съ 5 часовъ утра. Онъ начался страшной канонадой, слышной на двадцать миль вокругъ вплоть до самой Москвы. Затѣмъ началось наступательное движеніе французскихъ войскъ. Вице-король Евгеній взялъ Бородино. Даву вмѣстѣ со своими помощниками бросился на большой редутъ, но здѣсь дивизіонный генералъ Компанъ былъ раненъ, самъ Даву сброшенъ съ коня и контуженъ. Его смѣнили Ней и Евгеній, которые взяли укрѣпленіе въ штыки, между тѣмъ какъ Разу, изъ корпуса Евгенія, взялъ „стрѣлы Багратіона“. Было 10 часовъ утра. Въ этотъ моментъ битва могла бы быть рѣшена, если бы Наполеонъ внялъ Нею и Мюрату, которые совѣтовали направить энергичную атаку по лощинѣ у Семеновскаго, гдѣ представлялась возможность разрѣзать русскую армію пополамъ и прорвать ея центръ. Они просили у императора разрѣшенія пустить въ дѣло резервы. Излишнее, можетъ быть, благоразуміе заставило его отказать имъ въ этомъ.

Тогда русскіе въ свою очередь повели рѣшительное наступленіе. Они массами бросились на захваченныя французами укрѣпленія, отбили обратно большой редутъ, атаковали „стрѣлы Багратіона“, но тутъ были отбиты Неемъ и Мюратомъ. Послѣдніе собрались было снова взять большой редутъ, но тутъ смѣлое нападеніе платовскихъ казаковъ и кавалеріи Уварова со стороны Бородина встревожило французскую армію и заставило отказаться отъ атаки. Когда казаковъ прогнали изъ Бородина, когда получено было извѣстіе о занятіи Понятовскимъ утицкихъ высотъ, — большой редутъ снова подвергся бѣшеному нападанію. Коленкуръ съ тремя полками кирасиръ и двумя полками карабинеровъ очистилъ лощину села Семеновскаго, бросился на большой редутъ, изрубилъ тамъ пѣхоту Лихачева, но и самъ палъ, сраженный на смерть, въ тотъ самый моментъ, когда Евгеній взбирался на парапетъ, рубя русскихъ артиллеристовъ и пѣхотинцевъ. По сю сторону редута дѣло кончилось бѣшеной схваткой французскихъ кирасиръ съ русской конной гвардіей.

Было три съ половиной часа. Сбитая со всѣхъ позицій, прикрывавшихъ ея фронтъ, тѣснимая одновременно и съ фронта и съ лѣваго фланга, — ибо французская армія образовала въ это время изломанную подъ прямымъ угломъ линію, — русская армія отошла къ деревнямъ Псарёву и Князькову, нашла здѣсь другіе редуты и остановилась густыми массами. Генералы просили Наполеона выпустить для довершенія побѣды гвардію, которая насчитывала 18.000 сабель и штыковъ и еще не вступала въ бой. Наполеонъ отказалъ; онъ не хотѣлъ отдавать ее „на уничтоженіе“, находясь въ 800 миляхъ отъ Франціи. Онъ удовольствовался энергичнѣйшей канонадой изъ 400 артиллерійскихъ орудій по скученнымъ массамъ русскихъ; „коли имъ еще хочется, всыпьте имъ“, говорилъ онъ. Только ночь спасла русскую армію.

Потери съ обѣихъ сторонъ были огромны: со стороны французовъ 30.000 человѣкъ, изъ нихъ тысячъ 9—10 убитыхъ; со стороны русскихъ 60.000 человѣкъ, не считая 10—12 тысячъ пропавшихъ безъ вѣсти. У французовъ убито было три дивизіонныхъ

[167]
генерала, девять бригадныхъ, десять полковниковъ; раненыхъ — тринадцать дивизіонныхъ, двадцать пять бригадныхъ, двадцать пять полковниковъ. Русскія потери были еще ужаснѣе; среди убитыхъ былъ и герой Багратіонъ.

Конечно, французы одержали рѣшительную побѣду; если французская армія сократилось до 100.000 человѣкъ, зато русская насчитывала не болѣе 50.000; слѣдовательно, дорога на Москву была открыта передъ Наполеономъ. И все-таки зрѣлище поля битвы, усѣяннаго 30.000 мертвыхъ и 60.000 раненыхъ, омрачало побѣду. Сегюръ отмѣчаетъ, что вечеромъ на бивуакѣ не слышно было пѣсенъ.

Кутузовъ писалъ Александру, что держался хорошо и что отступаетъ единственно для прикрытія Москвы. Недомолвка Кутузова превратилась у царя въ побѣду, о которой онъ и сообщилъ въ посланіи къ Чичагову.

Прибывъ 13 сентября въ деревню Фили, расположенную на одной изъ подмосковныхъ высотъ, Кутузовъ держалъ здѣсь военный совѣтъ. Надо было рѣшить, отдавать ли столицу безъ боя или рисковать арміей въ неравной борьбѣ. Барклай заявилъ, что, когда дѣло идетъ о спасеніи арміи, Москва такой же городъ, какъ и остальные. Русскіе генералы отлично чувствовали, что это городъ не такой, какъ другіе. Большинство высказывалось за сраженіе. Кутузовъ не счелъ возможнымъ пойти на такой рискъ. Въ ночь съ 13 на 14 отступленіе продолжалось. Русская армія обошла столицу и стала на рязанской дорогѣ съ цѣлью закрыть завоевателю доступъ къ богатымъ южнымъ областямъ.

14 сентября французы подошли къ Поклонной горѣ, съ высоты которой они могли созерцать Москву, ея Кремль съ дворцами и храмами, сорокъ сороковъ ея церквей, — городъ, насчитывавшій 400.000 жителей. Наполеонъ воскликнулъ: „Такъ вотъ онъ, этотъ знаменитый городъ! Наконецъ-то“.

Московсній главнокомандующій Ростопчинъ. — Ростопчинъ былъ въ фаворѣ во времена Павла I, при немъ же впалъ въ немилость и оставался въ этомъ положеніи и послѣ Павла. Въ своихъ патріотическихъ памфлетахъ противъ Франціи[14], въ своей перепискѣ, въ своихъ воспоминаніяхъ онъ является однимъ изъ наиболѣе пропитанныхъ культомъ французской литературы русскихъ людей, находившихся въ то же время подъ сильнѣйшимъ вліяніемъ предразсудковъ, враждебныхъ Франціи. Онъ выдавалъ себя за настоящаго русскаго стариннаго закала, заклятаго врага французскихъ модъ, идей, парикмахеровъ и учителей. Обстоятельства вынудили царя назначить Ростопчина московскимъ главнокомандующимъ. Съ этого момента Ростопчинъ пустилъ въ оборотъ всѣ средства, чтобы воспламенить ввѣренное его управленію населеніе къ борьбѣ съ врагомъ; онъ выдумывалъ разныя исторіи про патріотовъ-крестьянъ, пускалъ слухи о чудесахъ, издавалъ бюллетени о побѣдахъ надъ французами, снискивалъ расположеніе простонародья и духовенства показнымъ благочестіемъ, устраивалъ крестные ходы съ чудотворными иконами, приближалъ къ себѣ Глинку и другихъ патріотическихъ писателей. Онъ организовалъ безконечное шпіонство, свирѣпствовалъ противъ русскихъ, заподозрѣнныхъ въ либеральныхъ или „иллюминатскихъ“ идеяхъ, противъ распространителей слуховъ, благопріятныхъ Наполеону. Онъ приказалъ окатывать водой болтуновъ или давать имъ слабительное, прогонялъ сквозь строй иностранцевъ, хвалившихъ Наполеона, зарубилъ саблей одного русскаго, виновнаго въ томъ же преступленіи, сослалъ въ Нижній-Новгородъ 40 французовъ и нѣмцевъ, среди которыхъ былъ и актеръ Думергъ, который описалъ это тягостное путешествіе. [168]

7 сентября Москва услыхала ужасную бородинскую пальбу. Вечеромъ Ростопчинъ возвѣстилъ о большой побѣдѣ. Этому не повѣрили, и богачи начали выезжать. Вскорѣ Ростопчинъ пожаловался царю, что Кутузовъ обманулъ его, а Кутузовъ въ свою очередь спросилъ, гдѣ же тѣ 80.000 добровольцевъ, которыхъ обѣщалъ ему прислать московскій главнокомандующій. Выселеніе жителей пошло еще спѣшнѣе; въ Москвѣ осталось едва ли 50.000. Понимая, что городу пришелъ конецъ, Ростопчинъ поторопился отправить въ Петербургъ проживавшихъ въ Москвѣ сенаторовъ, чтобы Наполеонъ не нашелъ никого, съ кѣмъ можно было бы начать переговоры; онъ ускорилъ отправку изъ Москвы дворцоваго имущества, музеевъ, архивовъ, чудотворныхъ иконъ. Другія мѣропріятія его болѣе знаменательны; онъ передалъ народу арсеналъ и казенные кабаки, разрѣшилъ народу вооружаться и напиваться; открылъ тюрьмы и распустилъ по городу каторжниковъ; вывезъ всѣ пожарныя трубы, которыхъ въ Москвѣ было до 1.600. Нѣкоторыя его тогдашнія замѣчанія лишь впослѣдствіи стали понятны; такъ, принцу Евгенію Вюртембергскому онъ сказалъ: „Лучше разрушьте Москву, чѣмъ отдавать ее“; своему сыну: „Поклонись Москвѣ въ послѣдній разъ; черезъ полчаса она запылаетъ“.

Вступленіе французовъ въ Москву. — 14 сентября Наполеонъ предписалъ Мюрату возможно скорѣе вступить въ Москву; генералу Дюронелю — привести къ нему власти и именитыхъ людей города, которыхъ онъ называлъ „боярами“; инспектору Деннье — отправиться въ завоеванный городъ и заготовить тамъ припасы и квартиры для войскъ. Мюратъ галопомъ промчался черезъ Дорогомиловскую слободу, доѣхалъ до моста черезъ Москва-рѣку, обмѣнялся здѣсь подарками и рукопожатіемъ съ начальникомъ русскаго аррьергарда. Послѣ этого онъ проѣхалъ чрезъ всю Москву; городъ оказался пустымъ; Мюратъ направился въ Кремль, гдѣ его встрѣтили ружейными выстрѣлами мошенники, которыхъ выпустилъ, напоилъ и вооружилъ Ростопчинъ. Здѣсь онъ узналъ объ отъѣздѣ всѣхъ сенаторовъ, всего богатаго населенія, самого главнокомандующаго. Наполеонъ прождалъ все послѣ обѣда 14 сентября, требуя къ себѣ „бояръ“. Онъ говорилъ: „Можетъ быть, эти жители даже не умѣютъ сдаться“. Въ концѣ концовъ ему привели подъ видомъ депутаціи нѣсколькихъ русскихъ изъ простонародья, да нѣсколькихъ французовъ. Наполеонъ провелъ ночь въ слободѣ и назначилъ Мортье московскимъ губернаторомъ. „Главное — чтобы не было грабежей. Вы отвѣчаете мнѣ за это головой“. Ночью пришло извѣстіе, что на биржѣ вспыхнулъ пожаръ, но съ нимъ легко справились.

Утромъ 15-го Наполеонъ вступилъ со своею гвардіей въ Кремль при звукахъ Марсельезы. „Наконецъ я въ Москвѣ, — воскликнулъ онъ, — въ старомъ дворцѣ царей, въ Кремлѣ!“ Онъ поднялся на колокольню Ивана Великаго и могъ на досугѣ созерцать всю Москву: Кремль съ Китай-городомъ и Гостинымъ дворомъ, который заключалъ въ себѣ несмѣтныя богатства, Бѣлый городъ и Земляной валъ. За исключеніемъ кремлевскихъ дворцовъ, церквей и нѣсколькихъ сотъ дворянскихъ домовъ, Москва была деревяннымъ городомъ. Даже мосты были деревянные. Все представляло собою такой горючій матеріалъ, что лѣтомъ, по полицейскимъ распоряженіямъ, воспрещалось разводить огонь въ домахъ. Этотъ огромный городъ, покинутый жителями и лишенный всякой защиты отъ огня, могъ сдѣлаться жертвой первой же искры. А мы видѣли, насколько Ростопчинъ способствовалъ этому своими подготовленіями.

Великая армія расположилась по городу слѣдующимъ образомъ: императорская гвардія — въ Кремлѣ; кавалерія Мюрата —

[169]
въ сѣверо-восточныхъ кварталахъ города; корпусъ Понятовскаго — въ юго-восточныхъ; корпусъ Даву — въ юго-западныхъ; корпусъ Евгенія — въ сѣверо-западныхъ; войска Нея — въ восточныхъ. Грабежъ въ городѣ уже начали ростопчинскіе разбойники и брошенные своими господами крѣпостные. Однако, армію пока еще удавалось сдерживать. Наполеонъ надѣялся, что Александръ попроситъ у него мира: онъ писалъ ему 14 сентября. Солдаты, расположившись въ богатыхъ домахъ, въ роскоши и изобиліи отдыхали отъ лишеній.

Пожаръ. — Днемъ 15-го произошелъ пожаръ въ казенномъ винномъ складѣ. Съ нимъ еще удалось справиться. Вдругъ пожаръ вспыхнулъ въ Гостиномъ дворѣ, гдѣ навалены были колоніальные товары, спиртные напитки и всякія богатства Азіи. Это было совсѣмъ около Кремля, а въ Кремлѣ стояли 400 муниціонныхъ повозокъ гвардейской артиллеріи, да въ русскомъ арсеналѣ было 400.000 фунтовъ пороха, не считая ружейныхъ патроновъ и пушечныхъ зарядовъ. Полагая, что и этотъ пожаръ — случайность, сдѣлали попытку, правда, тщетную, совладать съ нимъ. Горѣло весь день, и нельзя было помѣшать войскамъ грабить богатства, все равно осужденныя на уничтоженіе. Когда поднялся равноденственный вѣтеръ, западные кварталы, самые богатые въ Москвѣ, охвачены были цѣлымъ океаномъ пламени. Тогда французы поняли, что пожаръ этотъ не самопроизвольный; схвачены были поджигатели, и среди нихъ попались солдаты и полицейскіе агенты, у которыхъ найдены были горючія вещества и банки съ керосиномъ; исчезновеніе пожарныхъ трубъ окончательно открыло всѣмъ глаза. Утромъ 16-го разбудили Наполеона и сказали ему всю правду. „Да это скиѳы!“ воскликнулъ онъ. Вскорѣ пламя сдѣлалось настолько сильнымъ, что накалились оконныя рамы во дворцѣ Екатерины II, гдѣ жилъ Наполеонъ. Искры падали на крыши, даже на муниціонныя повозки артиллеріи. Генералы обезумѣвъ умоляли Наполеона оставить этотъ дворецъ, который вотъ-вотъ взорвется. Онъ удалился въ Петровскій паркъ, но ѣхать пришлось по улицамъ „между двумя стѣнами огня“ (Сегюръ). Всѣ французскія войска очистили свои городскія квартиры. Послѣдніе жители убѣжали. Русскіе раненые изъ-подъ Бородина были брошены въ госпиталяхъ, 15.000 ихъ сгорѣло.

17-го вѣтеръ подулъ съ юго-запада, потомъ съ запада, не пощадивъ ни единаго квартала города. 18-го пожаръ продолжался. Москва окутана была такимъ густымъ облакомъ дыма, что не было видно солнца. 19-го вѣтеръ стихъ, пошелъ дождь, и пожаръ остановился за неимѣніемъ пищи, однако, остались огромные очаги, которые вспыхивали отъ времени до времени. Кремль удалось спасти: императорская гвардія съ ведрами въ рукахъ образовала кругомъ него цѣпь. Точно такъ же охранялся и районъ Кузнецкаго моста при содѣйствіи гренадеръ и ютившейся здѣсь французской колоніи. Великая армія снова могла занять свои квартиры. Но какъ теперь остановить солдатскій грабежъ? Союзники французовъ, особенно нѣмцы, съ радостью принялись за работу. Москвичи называли ихъ безпардоннымъ войскомъ, строго различая ихъ отъ „настоящихъ французовъ“. Въ Архангельскомъ соборѣ, въ Кремлѣ, вюртембержцы осквернили и ограбили могилы древнихъ русскихъ царей. Благовѣщенскій соборъ, гдѣ совершалось бракосочетаніе царей, превращенъ былъ въ конюшню; лошади кормились у алтаря и портили копытами мозаичный полъ. Такъ какъ каменныя церкви почти всѣ уцѣлѣли отъ пожара, то солдаты всѣхъ націй старались располагаться именно въ нихъ, оскорбляя чувство русскихъ безсознательнымъ оскверненіемъ святыни, употребляя вмѣсто столовъ святыя иконы, шутки ради одѣваясь [170]въ священническія облаченія, примѣшивая шутовство къ ужаснѣйшей драмѣ вѣка.

Продолжительное пребываніе Наполеона въ Москвѣ. — Вернувшись въ Кремль, императоръ принялъ мѣры — правда тщетныя — спасти то, что уцѣлѣло изъ продовольствія; великая армія могла бы просуществовать въ теченіе шести мѣсяцевъ тѣми припасами, которые сохранились въ погребахъ. Жителямъ, особенно французской колоніи, роздано было пособіе. Разставлены были караулы въ немногихъ уцѣлѣвшихъ домахъ, особенно въ Воспитательномъ домѣ, великолѣпномъ зданіи, построенномъ Екатериной II для подкидышей. Наполеонъ посѣтилъ дѣтей и разговаривалъ съ завѣдывающимъ, старымъ генераломъ Тутолминымъ.

Наполеонъ еще не потерялъ окончательной надежды вступить въ переговоры съ Александромъ; онъ попытался сдѣлать это черезъ генерала Тутолмина, черезъ одного русскаго офицера Яковлева, черезъ Кутузова, зондировать котораго онъ поручилъ Мюрату. Царь оставался нѣмымъ, непреклоннымъ. Пожаръ Москвы, который онъ вначалѣ приписывалъ Наполеону, оскверненіе его столицы и дворцовъ укрѣпили его въ рѣшеніи продолжать войну во что бы то ни стало. Въ Петербургѣ была еще партія мира, во главѣ съ Румянцевымъ и Аракчеевымъ, но она была подавлена криками русскихъ патріотовъ, французскихъ эмигрантовъ, выходцевъ различныхъ национальностей. Для послѣднихъ конфликтъ пересталъ быть русскимъ, онъ сдѣлался космополитическимъ. Дѣло шло уже не только объ избавленіи Россіи отъ нашествія; надо было „освободить“ Европу. Александръ вступилъ въ еще болѣе тѣсный союзъ съ Англіей и предоставилъ ей свой флотъ.

Повторяя неоднократно свои попытки завязать переговоры, Наполеонъ вмѣстѣ съ тѣмъ всячески заботился о реорганизаціи своихъ силъ: онъ предписалъ Ларибуазьеру образовать новыя батареи изъ русскихъ пушекъ, найденныхъ въ Кремлѣ; Мортье — укрѣпить Кремль, очистить подступы къ нему, „взорвать многоглавую мечеть“, какъ онъ называлъ своеобразную и дивную церковь Василія Блаженнаго. Онъ торопилъ дальнѣйшее движеніе корпусовъ, еще стоявшихъ на Двинѣ и Днѣпрѣ. Онъ писалъ австрійскому императору объ усиленіи корпуса Шварценберга, королю прусскому — о замѣнѣ усталаго контингента свѣжими полками, государямъ Рейнскаго союза — о присылкѣ новыхъ войскъ. Онъ приказывалъ приступить во Франціи и Италіи къ набору 1813 года.

Императоръ изучалъ проекты устрашенія и раздробленія Россіи. Онъ говорилъ о своемъ намѣреніи провозгласить себя королемъ Польши, вознаградить Іосифа Понятовскаго княжествомъ Смоленскимъ, создать изъ казацкихъ областей и Украины самостоятельное королевство, устроивъ, такимъ образомъ, нѣчто подобное Рейнскому союзу, именно „Привислинскій союзъ“. Онъ задумывалъ поднять казанскихъ и крымскихъ татаръ. Онъ велѣлъ изучать въ московскихъ архивахъ исторію аристократическихъ заговоровъ противъ царей, исторію Пугачевскаго бунта, думая поднять русскихъ крестьянъ обѣщаніемъ свободы, и это намѣреніе его внушало страхъ русскому дворянству и правительству, потому что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ крѣпостные ждали отъ Наполеона своего освобожденія.

Занятый всѣми этими заботами и проектами, Наполеонъ продлилъ свое пребываніе въ Москвѣ съ 15 сентября до 19 октября: всего тридцать три дня. Это промедленіе явилось одной изъ ближайшихъ причинъ конечной катастрофы, потому что, если солдаты и отдыхали, зато лишенныя фуража лошади продолжали гибнуть. Противъ массы казаковъ теперь уже не хватило бы кавалеріи; вскорѣ стало очевидно, что не на чемъ везти тѣ 600 орудій, [171]которыя привезъ съ собой Наполеонъ, тѣ, которыя онъ хотѣлъ увезти, и ту массу повозокъ, которыя нагружены были амуниціей, съѣстными припасами и добычей. Другая опасность состояла въ томъ, что Кутузовъ получалъ подкрѣпленія, что сѣверная русская армія, подъ командой Витгенштейна, увеличилась на 20.000 человѣкъ, отозванныхъ изъ Финляндіи, что южныя русскія арміи приближались къ русскимъ коммуникаціоннымъ линіямъ. Уже недалекъ былъ моментъ, когда перевѣсъ силъ, находившійся вначалѣ цѣликомъ на сторонѣ Наполеона, начнетъ склоняться на сторону русскихъ. Къ дѣйствіямъ регулярныхъ армій присоединялись дѣйствія партизанскихъ вождей Фигнера, Сеславина, Давыдова, крестьянки Василисы, дворянки Надежды Дуровой. Партизаны и крестьяне задерживали гонцовъ, тревожили обозы, убивали отставшихъ и мародеровъ.

Отступленіе казалось Наполеону операцией, чрезвычайно опасной — съ точки зрѣнія политической — для его престижа въ Европѣ и во Франціи; съ точки зрѣнія военной — операціей чрезвычайно сложной, особенно, если онъ хотѣлъ увести съ собой русскихъ плѣнныхъ, собственныхъ раненыхъ, московскую французскую колонію, всю свою матеріальную часть, всѣ свои трофеи. Одно время онъ думалъ перезимовать въ Москвѣ. Въ этомъ смыслѣ давалъ ему совѣтъ Дарю, „совѣтъ льва“, какъ говорилъ императоръ. Пусть такъ, но къ веснѣ пришлось бы съѣсть всѣхъ лошадей; всѣ русскія арміи къ тому времени усилились бы, объединились, сосредоточились. И въ то время какъ Наполеонъ оставался бы отрѣзаннымъ отъ остального міра, что сталось бы съ Европой, съ Франціей? Онъ подумывалъ также о движеніи на Петербургъ съ тѣмъ, чтобы, ограничившись тутъ одной демонстраціей, которая однако подняла бы его престижъ, вернуться потомъ на Западъ черезъ Прибалтійскій край. Наконецъ, онъ остановился на планѣ пробиться по Калужской дорогѣ и вмѣсто того, чтобы возвращаться на Западъ черезъ области, уже разоренныя великой арміей, вернуться туда черезъ южныя области Россіи, гдѣ всѣ рессурсы оставались еще нетронутыми.

Наполеонъ пытается вернуться черезъ Южную Россію: битва при Малоярославцѣ. — Чтобы открыть себѣ эту дорогу, надо было сначала разбить Кутузова. И вотъ, даже въ случаѣ побѣды, приходилось разсчитывать — не говоря уже объ убитыхъ — на 10.000 раненыхъ, которые загромоздили бы госпитали еще больше. На Калужской дорогѣ Кутузовъ расположился лагеремъ у Тарутина. Онъ заключилъ съ Мюратомъ что-то въ родѣ молчаливаго перемирія. Онъ нарушилъ его сраженіемъ при Вороновѣ; здѣсь сильно досталось Себастіани, который спасенъ былъ только прибытіемъ Мюрата. Этотъ инцидентъ заставилъ Наполеона рѣшиться тѣмъ болѣе, что первый морозъ 13 октября далъ ему понять, какъ опасно дольше задерживаться въ Москвѣ. Онъ одновременно дѣлалъ приготовленія къ отбытію и къ сраженію. Приказавъ собрать всѣхъ своихъ раненыхъ въ Воспитательный домъ, ввѣривъ ихъ, такимъ образомъ, покровительству генерала Тутолмина и великодушію русскихъ, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ предпринялъ мѣры, которыя должны были до крайности раздражить русскихъ. Онъ снялъ крестъ съ колокольни Ивана Великаго. Онъ поручилъ оставленному въ Москвѣ Мортье взорвать храмы и дворцы Кремля (и дѣйствительно, вслѣдствіе взрыва 23 октября кремлевскія башни дали трещины, а дворецъ Екатерины былъ почти совершенно разрушенъ; въ отместку за это при возвращеніи русскихъ перебито было 4.000 раненыхъ французовъ).

19 октября армія, насчитывавшая еще 100.000 человѣкъ, выступила изъ Москвы въ слѣдующемъ порядкѣ: во главѣ шелъ вице-король Евгеній, затѣмъ корпуса Даву [172]и Нея, наконецъ Наполеонъ и императорская гвардія. Корпуса Мюрата и Понятовскаго уже были въ соприкосновеніи съ врагомъ. 24-го Кутузовъ принялъ сраженіе при Малоярославцѣ; въ началѣ боя 18.000 французовъ и итальянцевъ должны были выдержать натискъ 50.000 русскихъ; потомъ обѣ стороны получили подкрѣпленія; городъ шесть разъ переходилъ изъ рукъ въ руки. 25-го на поле битвы прибылъ Наполеонъ и, чуть было не попавъ въ руки платовскихъ казаковъ, заставилъ въ концѣ концовъ Кутузова отступить. Французы несомнѣнно одержали побѣду, но какъ ею воспользоваться? Несмотря на потерю 4.000 человѣкъ, Кутузовъ остался цѣлъ; онъ по прежнему заграждалъ путь на югъ; надо было не только побѣдить, но и уничтожить его, а цѣной какихъ жертвъ можно было достигнуть этого? Рѣшено было, упредивъ Кутузова на нѣсколько переходовъ, свернуть черезъ Боровскъ, Верею, Можайскъ на ту самую дорогу, по которой великая армія пришла въ Москву.

 

III. — Отступленіе изъ Москвы.

Отъ Малоярославца до Дорогобужа. — Задуманное отступленіе совершалось въ слѣдующемъ порядкѣ: во главѣ шелъ Наполеонъ съ гвардіей; затѣмъ корпуса Мюрата, Нея, Евгенія, Понятовскаго, наконецъ Даву. Корпусъ Даву былъ самый сильный, ибо отъ Нѣмана до Москвы онъ сократился только съ 72.000 человѣкъ до 28.000; но изъ пяти его дивизіонныхъ генераловъ Гюденъ былъ убитъ у Валутина, Фріанъ, тяжело раненый, не въ состояніи былъ командовать, у Компана была на перевязи рука, а у Морана забинтована вся голова. Жераръ, преемникъ Гюдена, изображалъ собою крайній арьергардъ. Выпавшая на долю Даву и Жерара задача была крайне тяжела: приходилось сдерживать казаковъ Платова, опиравшихся на легкую артиллерію; понукать или поджидать 20.000 отставшихъ, число которыхъ все увеличивалось; охранять повозки съ ранеными, потому что возчики бросали раненыхъ и уѣзжали съ запряжкой; тащить за собой огромную артиллерію и огромный обозъ; приходить на этапъ, когда предшествующее корпуса уже истребили все; наконецъ, сносить несправедливые упреки императора, который обвинялъ Даву въ медлительности и излишней боязливости.

Три дня (съ 26 до 28 октября) ушло на то, чтобы перебраться съ Калужской дороги на Московскую у Можайска. Приходилось итти черезъ зачумленное Бородинское поле, представлявшее собою ужасное зрѣлище. Узнавъ, наконецъ, объ избранномъ французами пути, Кутузовъ отправилъ казаковъ вслѣдъ ихъ арьергарду, а Милорадовичу поручилъ тревожить ихъ лѣвый флангъ. Себя онъ берегъ, рѣшивъ не давать настоящаго сраженія и сохранить свою армію. Заботливо избѣгая риска, онъ дожидался случая; несмотря на упорныя поддразниванія Роберта Уильсона, Кутузовъ усвоилъ себѣ эту выжидательную роль, которая была совсѣмъ не героична сама по себѣ, зато въ будущемъ привела къ многочисленнымъ и замѣчательнымъ трофеямъ.

1 ноября французскій авангардъ задержался у переправы при Царевѣ-Займищѣ, гдѣ произошла заминка. Кавалерія Васильчикова попробовала было врѣзаться между корпусами Евгенія и Даву, но была мужественно отброшена Жераромъ. 3-го ноября при Вязьмѣ вступила въ бой главная часть русской арміи; отъ 3 до 4 тысячъ человѣкъ было у нея выведено изъ строя; но французскія потери, отъ 1.500 до 1.800 человѣкъ, были невознаградимы, и кромѣ того всякаго раненаго можно было считать за мертваго.

Послѣ этого сраженія Наполеонъ поручилъ арьергардную службу Нею. 9-го, когда армія достигла Дорогобужа, выпалъ первый снѣгъ; онъ увеличилъ трудности похода [173]и передвиженія повозокъ. Морозъ достигалъ 12° по Цельсію; такой холодъ, конечно, былъ бы выносимъ, если бы войска были соотвѣтственнымъ образомъ одѣты и накормлены; а между тѣмъ они питались разведенною въ водѣ мукою и почти сырою кониной. Оказалось, что въ этой арміи, недавно еще состоявшей изъ 100.000 человѣкъ, было не болѣе 40.000 пригодныхъ къ бою; большую же часть составляли отсталые: толпа ихъ все росла, почти весь корпусъ Даву уже растаялъ, а между тѣмъ нужда, казаки, крестьяне работали надъ дальнѣйшимъ ея сокращеніемъ. Въ Дорогобужѣ узнали непріятную новость: Шварценбергъ, у котораго оставалось всего 25.000 австрійцевъ, и Ренье со своими 10.000 саксонцевъ не могли помѣшать у Днѣпра соединенію Чичагова и Тормасова, у которыхъ теперь была цѣлая армія въ 60.000 человѣкъ. Оставивъ для сдержки этихъ двухъ наполеоновскихъ генераловъ Сакена съ 25.000 человѣкъ, Чичаговъ отправилъ остальныя 35.000 вверхъ по Днѣпру и Березинѣ, т.-е. прямо на линію отступленія Наполеона. На Двинѣ Витгенштейнъ, имѣвшій 33.000 человѣкъ, поддержанъ былъ финляндскою арміей Штейнгеля въ 12.000 человѣкъ. Такъ какъ Макдональдъ не трогался изъ Динабурга, Сенъ-Сиръ изолированъ былъ со своими 6.000 баварцевъ въ Полоцкѣ, Удино задержанъ на западѣ съ 12.000 французовъ и 4.000 швейцарцевъ, то Витгенштейнъ имѣлъ возможность направить свои 45.000 человѣкъ на югъ, т.-е. также на линію французскаго отступленія. Дѣйствительно, 18 октября произошло второе сраженіе у Полоцка, причемъ раненый Гувіонъ Сенъ-Сиръ смѣненъ былъ маршаломъ Удино, и французы, причинивъ русскимъ уронъ въ 3.000—4.000 человѣкъ, все-таки вынуждены были отступить на Борисовъ и Березину. Зато они явились по крайней мѣрѣ подкрѣпленіемъ для великой арміи, слившись здѣсь съ французами дивизіи Партуно, поляками и нѣмцами Виктора. Какъ бы то ни было, Чичаговъ со своими 35.000 человѣкъ, Витгенштейнъ со своими 40—45 тысячами были какъ бы двумя лезвеями ножницъ, которыя готовы сдвинуться и отрѣзать великой арміи отступленіе.

Извѣстіе о заговорѣ Малэ. — Въ довершеніе всего Наполеонъ получилъ изъ Парижа извѣстіе о республиканскомъ заговорѣ Малэ. Посаженный въ тюрьму, водворенный потомъ въ лѣчебницу, этотъ генералъ помѣшался на такой мысли: такъ какъ императоръ постоянно подвергается непріятельскому огню, то рано или поздно случайное ядро избавитъ Францію отъ него и отъ имперіи. Вечеромъ 22 октября онъ убѣгаетъ изъ лѣчебницы, является въ одинъ домъ къ своимъ единомышленникамъ, надѣваеть генеральскій мундиръ и, вооружившись бумагой, извѣщающей о смерти Наполеона въ Москвѣ, и подложнымъ постановленіемъ сената, провозглашающимъ республику, увлекаетъ за собой вторую когорту національной гвардіи, квартировавшую въ попенкурской казармѣ, освобождаетъ изъ тюрьмы двухъ разжалованныхъ генераловъ, Лагори и Гидаля, арестуетъ министра полиціи Савари и префекта полиціи, поражаетъ выстрѣломъ изъ пистолета парижскаго коменданта Гюлэна и нѣкоторое время считаетъ себя хозяиномъ столицы. Вдругъ во главѣ его отряда его узнаетъ одинъ штабный офицеръ, который велитъ позвать полицейскаго офицера; послѣдній спрашиваетъ Малэ, какъ онъ могъ покинуть свою тюрьму, и велитъ связать его на глазахъ озадаченной и не знающей, что дѣлать, второй когорты. Постановленіемъ военнаго суда Малэ приговоренъ былъ къ смерти и разстрѣлянъ вмѣстѣ съ двѣнадцатью своими сторонниками, среди которыхъ большинство были просто наивные люди. Инцидентъ этотъ свидѣтельствовалъ, насколько дѣло Наполеона, поставленное на карту въ равнинахъ Россіи, было непрочно въ самой [174]Франціи. Всѣ „установленія имперіи“, весь ея блескъ держался жизнью одного человѣка, а сама эта жизнь зависѣла отъ случайнаго внезапнаго набѣга казаковъ или отъ пузырька съ ядомъ, которымъ снабдилъ Наполеона на эту ужасную кампанію его русскій лѣкарь Иванъ, чтобы императоръ въ крайнемъ случаѣ не попалъ живымъ въ руки врага.

Отъ Дорогобужа до Смоленска. — Наполеонъ и великая армія разсчитывали теперь только на Смоленскъ, гдѣ должны были быть собраны громадные припасы. Во время пути Евгеній, прикрывавшій справа главную часть арміи, задержанъ былъ крутымъ спускомъ совершенно обледенѣвшимъ, и лошади, которыхъ не было возможности подковать въ виду такого случая, по большей части оказались не въ состояніи справиться съ этимъ препятствіемъ. Пришлось бросить или уничтожить всѣ крупныя орудія и большую часть повозокъ. Далѣе, при переходѣ черезъ Вопь мосты оказываются недодѣланными; часть войска провалилась въ рѣку; это была Березина въ уменьшенномъ масштабѣ; итальянская армія послѣ двойного своего разгрома потеряла всю артиллерію за исключеніемъ восьми пушекъ.

12 ноября остатки великой арміи собрались въ Смоленскѣ. Тутъ — новое разочарованіе; склады оказались почти пустыми: такъ какъ ранняя зима остановила рѣчную навигацію, масса продовольствія осталась въ Минскѣ (гдѣ нѣсколько дней спустя ею овладѣли русскіе), въ Вильнѣ и Ковнѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ узнали, что бригада Ожеро изъ дивизіи Бараге д’Илье, около 2.000 человѣкъ, наткнулась на русскую армію на дорогѣ въ Ельню и подверглась уничтоженію.

Великая армія пострадала уже настолько, что гвардія насчитывала лишь 10 или 11 тысячъ человѣкъ, корпусъ Евгенія — 6.000, Даву — отъ 11 до 12 тысячъ, Нея — 5.000, Жюно — 1.000, Понятовскаго — 800; всего — около 34.000 человѣкъ. За исключеніемъ 4.000 лошадей у гвардіи и у поляковъ, во всей остальной арміи едва ли можно было найти даже 500 верховыхъ лошадей. За неимѣніемъ упряжныхъ лошадей сожгли почти всѣ повозки. Рѣшено было бросить женщинъ, слѣдовавшихъ за отступавшими отъ самой Москвы, а также и раненыхъ.

Когда Наполеонъ утромъ 14 ноября покидалъ Смоленскъ, термометръ показывалъ между 25° и 26° по Цельсію. Съ этихъ поръ потери людьми увеличились во много разъ; ночные бивуаки сдѣлались прямо смертоносны; путь отступленія обозначался трупами, занесенными снѣгомъ. Крестьяне обнаруживали еще больше остервенѣнія, чѣмъ казаки: они пытали, топили подъ льдомъ, закапывали живьемъ плѣнниковъ и отсталыхъ.

Бой подъ Краснымъ. — Такъ какъ корпуса французской арміи все время слѣдовали въ томъ же порядкѣ, за однимъ исключеніемъ — Ней занялъ въ арьергардѣ мѣсто Даву, — то Наполеонъ 16-го добрался до Краснаго. Кутузовъ пропустилъ его; но въ интервалъ, образовавшійся между гвардіей и Евгеніемъ, онъ двинулъ Милорадовича. Такимъ образомъ, Наполеонъ съ гвардіей оказался отрѣзаннымъ отъ остальной части арміи. Сначала, 16-го, Евгеній тщетно пытался форсировать переправу; посланный отъ Кутузова явился къ нему съ предложеніемъ сдаться, заявивъ, что Наполеонъ тоже разбитъ. Предложеніе было отвергнуто, канонада продолжалась. Наконецъ, Наполеонъ послалъ Роге съ молодой гвардіей. Рѣшительной атакой въ штыки она опрокинула солдатъ Милорадовича и расчистила путь Евгенію. И все-таки послѣднему пришлось бросить дивизію Бруссье.

На другой день (17 ноября) на томъ же самомъ мѣстѣ нападенію подвергся Даву. Онъ явился съ 9.000 человѣкъ, но безъ артиллеріи; онъ подобралъ остатки дивизіи Бруссье, которая съ 3.000 человѣкъ сократилась до 400. Встрѣтивъ на [175]своемъ пути Милорадовича, онъ не сталъ дожидаться обстрѣла, а самъ бросился въ штыки; въ свою очередь опять вступила въ дѣло и молодая гвардія. Сраженіе продолжалось цѣлый день. Когда Даву прибылъ въ Красное, оказалось, что городъ уже очищенъ Наполеономъ. Даву продержался здѣсь противъ всей русской арміи и пошелъ дальше лишь по приказу императора. Онъ потерялъ 5.000 убитыми и ранеными, кромѣ того — отъ 6 до 8 тысячъ отсталыми.

18-го все къ тому же мѣсту прибылъ Ней съ 6.000 годныхъ къ бою солдатъ, за которыми шло еще 6.000 отсталыхъ. Ней тоже былъ окруженъ и тоже получилъ предложеніе о сдачѣ. Онъ сопротивлялся цѣлый день, воспользовался ночью для переправы по еще ненадежному льду Днѣпра и 20-го догналъ у Орши остальную армію.

Такимъ образомъ, русскіе въ теченіе трехъ дней пытались захватить подъ Краснымъ три корпуса французской арміи. Попытка не удалась. Но корпуса Евгенія и Даву потеряли половину своего состава, корпусъ Нея съ 6.000 сократился до 1.200. Вся великая армія, собравшаяся у Орши, насчитывала лишь 24.000 годныхъ къ бою солдатъ, да еще 25.000 отсталыхъ. Со времени ухода изъ Москвы уже пришлось оставить врагу 50.000 человѣкъ, 400 пушекъ, 5.000 повозокъ, шесть понтонныхъ обозовъ.

Въ Оршѣ по крайней мѣрѣ оказались цѣлыми мосты и значительные продовольственные запасы. Бездѣйствіе Кутузова попрежнему удивляло Роберта Уильсона. Русскій главнокомандующій ограничивался подбираніемъ трофеевъ, которые доставлялъ ему главнымъ образомъ морозъ, но онъ ничего не предпринималъ для ускоренія развязки. Впрочемъ, его войска пострадали отъ мороза и лишеній почти столько же, сколько и французы, и дѣйствующій составъ его арміи съ 60.000 сократился до 30.000. Французская армія отдыхала въ Оршѣ два дня. Ее выгнали отсюда все болѣе и болѣе тревожныя извѣстія съ сѣвера и юга. Шварценбергъ и Ренье, сдерживаемые помощникомъ Чичагова, Сакеномъ, упустили Чичагова, который спѣшно пошелъ по направленію къ Березинѣ. Польскіе генералы Домбровскій и Брониковскій вынуждены были очистить Минскъ, гдѣ огромные продовольственные запасы попали въ руки русскихъ, и отойти къ Борисову. На сѣверѣ Удино даже вмѣстѣ съ Викторомъ имѣлъ всего 23.500 годныхъ къ бою солдатъ. Атаковавъ Витгенштейна съ его 40.000 человѣкъ, оба маршала были отброшены и, оставивъ баварцевъ Вреде въ Глубокомъ, явились дожидаться Наполеона въ Черею. У Виктора и Удино была по крайней мѣрѣ кавалерія, даже кирасиры.

Березина. — Такимъ образомъ, рѣка Березина и въ частности окрестности Борисова становились мѣстомъ встрѣчи всѣхъ французскихъ армій остатки которыхъ должны были собраться здѣсь. Этотъ же пунктъ сталъ и мѣстомъ встрѣчи трехъ русскихъ армій: Кутузовъ шелъ сюда съ востока по слѣдамъ Наполеона; Витгенштейнъ съ сѣвера по лѣвому берегу рѣки; Чичаговъ съ юга по правому берегу. У нихъ было всего 100.000 человѣкъ противъ 36.000 годныхъ къ бою французовъ. Уничтоженіе великой арміи и Наполеона было вопросомъ нѣсколькихъ часовъ. Французы пропали бы, если бы не успѣли переправиться во время. Между тѣмъ императору приходилось обсуждать вопросъ о томъ, гдѣ переправа была бы всего легче. Выбрано было мѣсто у Студенки, причемъ врага обманывали приготовлениями къ наведенію моста у Борисова. Въ довершеніе затрудненій, вслѣдъ за ужасными морозами, уничтожившими армію, вдругъ наступила оттепель, такъ что переходъ черезъ рѣку сдѣлался возможнымъ только съ помощью мостовъ. Такъ какъ понтонные обозы были брошены французами, то имъ [176]приходилось ставить козлы, дѣлая поверхъ нихъ настилку изъ досокъ. Генералъ Эбле со своею понтонною командою работалъ надъ этимъ безъ перерыва 25 и 26 числа, включая и ночь. Они навели два моста, одинъ для пѣхоты, другой для обоза. Второй обвалился; тогда Эбле и его команда принялись за его возобновленіе, стоя по поясъ въ ледяной водѣ. Ни одинъ не остался въ живыхъ послѣ такого героическаго самопожертвованія.

Вечеромъ 26-го Удино переправился съ двумя дивизіями Леграна и Мезона, кирасирами Думерка, поляками Домбровскаго, всего 9.000 человѣкъ и 2 орудія. 27-го утромъ переправились Наполеонъ и гвардія, Ней, Понятовскій, вестфальцы и наконецъ Даву. Вечеромъ того же дня завязалось сраженіе съ тремя русскими арміями: Чичаговъ пытался сбросить французовъ въ Березину съ праваго берега, Кутузовъ и Витгенштейнъ съ лѣваго. Противъ Чичагова боролись Наполеонъ и войска, уже совершившія переправу; противъ двухъ другихъ русскихъ генераловъ — Викторъ съ поляками, голландцы, баденцы и французская дивизія Партуно. Послѣдняя назначена была прикрывать переправу остальныхъ войскъ Виктора. Это ей удалось. Но утромъ 28, еще находясь на лѣвомъ берегу, она была окружена и совершенно уничтожена. Въ тотъ же день на правомъ берегу раненъ былъ Удино, его смѣнилъ Ней, пустилъ въ атаку своихъ кирасиръ и вывелъ у русскихъ изъ строя 6.000 человѣкъ.

Такимъ образомъ, несмотря на численное и артиллерійское превосходство цѣлыхъ трехъ русскихъ армій, французы не дали сбросить себя въ Березину. Эта горсть истощенныхъ людей сумѣла спасти своего императора и его знамена, нанеся врагу уронъ въ 14.000 человѣкъ. 29-го разрушены были мосты. Въ это время произошелъ одинъ изъ самыхъ прискорбныхъ эпизодовъ отступленія: гибель отсталыхъ.

Отступленіе Литвою. — Отступленіе продолжалось на Вильно. Его прикрывали Ней и Мезонъ, приблизительно съ 2.000 человѣкъ; они заставляли врага нести серьезныя потери при всякой его попыткѣ подойти ближе. Въ Молодечнѣ Ней и Мезонъ, сохранившіе много пушекъ, рѣшили разстрѣлять свои картечные снаряды по платовскимъ казакамъ, прежде чѣмъ окончательно бросить или испортить орудія. Затѣмъ, когда арьергардъ растаялъ до 400—500 человѣкъ, Ней смѣненъ былъ на этомъ посту Викторомъ съ 6.000 баварцевъ Вреде, прибывшихъ изъ Глубокаго. Впрочемъ, самое преслѣдованіе русскихъ сдѣлалось менѣе настойчивымъ.

Въ Сморгони Наполеонъ покинулъ армію и отправился въ Варшаву, а оттуда во Францію. Дарю говорилъ ему: „Вашъ отъѣздъ — это гибель арміи“. Однако, рѣшеніе императора покоилось на серьезныхъ основаніяхъ: если онъ дастъ время нѣмцамъ узнать о размѣрахъ французскаго разгрома, тогда — конецъ великой арміи, и Франціи, и имперіи; и самъ онъ избѣгнетъ русскаго плѣна лишь для того, чтобы попасть въ плѣнъ къ пруссакамъ. Ему необходимо было вернуться въ Парижъ, въ центръ своего могущества и своихъ рессурсовъ прежде, чѣмъ Европа будетъ освѣдомлена о катастрофѣ. Только онъ одинъ могъ отдать приказъ о новыхъ рекрутскихъ наборахъ во Франціи и Италіи, потребовать новыхъ жертвъ отъ своихъ народовъ и своихъ вассаловъ, создать войска и артиллерію, которыя весною 1813 года снова побѣдоносно явились въ Германіи, которая почти вся возстала. 5 декабря онъ созвалъ на совѣтъ Евгенія, Мюрата, Бертье, маршаловъ, познакомилъ ихъ со своимъ рѣшеніемъ, передалъ главное начальство Мюрату и отбылъ въ саняхъ въ Варшаву, захвативъ съ собою только Коленкура, Дюрока, Лефевра-Денуэтта. Въ пути его чуть было не захватилъ партизанскій вождь [177]Сеславинъ, опоздавшій всего на часъ. Наполеонъ почти совсѣмъ не останавливался въ Варшавѣ, гдѣ у него произошелъ любопытный разговоръ съ де Прадтомъ, разговоръ, переданный послѣднимъ въ его мемуарахъ.

Въ великой арміи оставалось только 12.000 годныхъ къ бою солдатъ; позади нея изъ еще недавно самыхъ здоровыхъ ея элементовъ образовалась новая толпа въ 40.000 отсталыхъ, эскортируемая 6.000 баварцевъ Вреде. Армія съ трудомъ плелась по Литвѣ, къ тому же уничтожаемая морозами, которые 6 декабря достигли 36° по Цельсію и заставляли людей плакать кровавыми слезами. Но свѣжія войска готовились принять армію: въ Вильнѣ стоялъ Луазонъ съ 9.000 французовъ, Франчески и Кутаръ съ 7.000—8.000 поляковъ, итальянцевъ и нѣмцевъ; въ гарнизонахъ Литвы было еще 6.000 человѣкъ; сюда надо прибавить 25.000 австрійцевъ Шварценберга и 15.000 саксонцевъ Ренье, которые только что разбили Сакена у Слонима; 10.000 пруссаковъ и 6.000 поляковъ подъ начальствомъ Макдональда; въ Кёнигсбергѣ 15.000 французовъ Эделе; 18.000 французовъ, которые подъ командой Гренье спѣшили изъ Италіи. Это составляло еще около 85.000 солдатъ, количество, достаточное для того, чтобы остановить три русскихъ арміи, которыя вѣдь тоже жестоко пострадали и въ общемъ сократились (считая и Сакена) до 100.000 человѣкъ; изъ 10.000 рекрутъ въ полкъ попадало едва 1.500.

Изъ Вильна Луазонъ отправилъ войска навстрѣчу уцѣлѣвшимъ отъ Березины. Эти войска не были такъ закалены или, вѣрнѣе, не подверглись такому отбору путемъ испытаній, какъ вернувшіяся изъ Москвы: и вотъ въ двое сутокъ погибло 8—10 тысячъ человѣкъ, больше всего изъ неаполитанской кавалеріи, и лошади пали всѣ, пораженныя морозомъ. Остатки великой арміи прибыли въ Вильно 8 и 9 декабря. Эти несчастные сейчасъ же бросились грабить магазины, разбивать кабаки. Многіе умерли отъ изобилія и излишествъ. Вильно не было укрѣплено, тамъ не было никакого начальства; главнокомандующій Мюратъ былъ совершенно деморализованъ и ничего не дѣлалъ. Вдругъ вечеромъ 9-го сигналомъ возвѣщено было появленіе платовскихъ казаковъ. Несмотря на усилія Нея и Луазона и быстрое отраженіе казаковъ, въ дезорганизованныхъ французскихъ войскахъ обнаружилась паника. Пришлось продолжать отступленіе при морозѣ въ 36°, къ великому отчаянію Ларрея, вынужденнаго бросить своихъ раненыхъ. Послѣ этого ожесточенная виленская чернь проявила ужасное звѣрство. Раненыхъ и больныхъ французовъ предательски убивали и трупы ихъ бросали на тѣхъ, кого сгубилъ морозъ, алкоголь и излишества. Когда русскіе вступили въ городъ, тамъ валялось до 40.000 труповъ.

Отступавшая французская армія наткнулась въ одной милѣ отъ Вильна на подъемъ у дороги, настолько крутой и обледенѣлый, что ни одна лошадь не могла справиться съ нимъ. Здѣсь пришлось бросить послѣднія повозки съ больными и ранеными, послѣднія орудія и муниціонныя фуры, архивы съ самыми секретными бумагами, даже фургонъ, въ которомъ хранилась войсковая казна (10 милліоновъ). 10-го, 11-го и 12-го продолжали путь на Ковно. Нѣманъ перешли по мостамъ у этого города. Въ Ковнѣ нельзя было оставаться, потому что Нѣманъ сталъ и уже не могъ служить защитой отъ казацкой удали. Мюратъ поручилъ Нею и Жерару продержаться въ Ковнѣ столько времени (двое сутокъ), сколько нужно для того, чтобы армія могла продолжать отступленіе.

Затѣмъ, вслѣдствіе новой паники, армія разсѣялась совершенно. Каждая горсть солдатъ спасалась по-своему. Многіе полегли у подножія другого подъема, расположеннаго при самомъ выходѣ изъ [178]Ковно. Нею удалось сохранить около себя лишь 500—600 человѣкъ. Когда старая гвардія добралась до Кёнигсберга, она растаяла до 1.500 человѣкъ, изъ которыхъ только 500 въ состояніи были носить оружіе. Отъ молодой гвардіи не осталось ничего.

Размѣры бѣдствія. — Обыкновенно считаютъ, что русскую границу въ іюнѣ 1812 года перешло около 420.000 человѣкъ, которыхъ потомъ уже въ предѣлахъ Россіи догнали еще 113.000 человѣкъ; всего 533.000 солдатъ. Изъ всей этой массы обратно переправились черезъ Нѣманъ въ декабрѣ 1812 года около 18.000 человѣкъ. Надо присоединить сюда 55.000 уцѣлѣвшихъ въ корпусахъ Макдональда, Ренье, Шварценберга. Около 50.000 дезертировали въ самомъ началѣ кампаніи. Около 130.000 остались въ плѣну въ Россіи. Такимъ образомъ, число погибшихъ въ Россіи отъ лишеній, болѣзней, мороза, непріятельскаго огня и крестьянской мести можно исчислить въ 250.000 человѣкъ. Даже изъ тѣхъ, кто добрался домой, многіе ли пережили вынесенныя страданія!

Для Наполеона бѣдствіе было непоправимо. Нанесенъ былъ ударъ не только его военному могуществу, но и всей его европейской политической системѣ. Съ истребленіемъ его польскихъ полковъ рушилось все дѣло возрожденія Польши, начатое образованіемъ великаго герцогства Варшавскаго. Съ истребленіемъ его нѣмецкихъ полковъ рушились его Рейнскій союзъ, его королевство Вестфалія, всѣ его планы созданія Германіи, подвластной Франціи. Печаль, вызванная этимъ огромнымъ бѣдствіемъ въ другихъ странахъ Европы: въ Голландіи, Бельгіи, Швейцарии во всей Италіи, отъ Милана до Неаполя и отъ Венеціи до Турина, даже вплоть до иллирійскихъ провинщй, — эта печаль подготовила распаденіе наполеоновской имперіи на мелкія части. Погибшіе въ Россіи вѣдь были главнымъ образомъ нѣмецкіе, итальянскіе, польскіе и иные генералы, офицеры и солдаты разныхъ націй, которые вѣрили въ звѣзду императора и обезпечивали ему вѣрность своихъ соотечественниковъ; вѣдь это были чужеземные полки, которые онъ закалилъ въ бою, артиллерія, которую онъ организовалъ, солдаты, которые научились выкрикивать на всѣхъ языкахъ Европы „да здравствуетъ императоръ!“ и рисковать своею жизнью за его похвалу въ Бюллетеняхъ или за крестъ его Почетнаго легіона. Наполеоновская Европа была прежде всего Европой военныхъ лагерей и полей битвъ. И вотъ она почти цѣликомъ осталась на равнинахъ Россіи. Ея мѣсто готовилась занять другая Европа; она заявила о своемъ пришествіи 30 декабря 1612 года неожиданной измѣной Іорка фонъ Вартенбурга. Наполеонъ въ гордынѣ своей вооружилъ противъ Россіи двѣнадцать народовъ и, такъ сказать, передвинулъ Европу съ запада на востокъ, отъ Сены до Москва-рѣки. Александръ вооружилъ теперь не меньшее количество народовъ противъ французскаго Цезаря, и на этотъ разъ потокъ вооруженныхъ массъ долженъ былъ направиться съ востока на западъ, отъ Нѣмана къ Сенѣ, увлекая въ своемъ теченіи націю за націей, армію за арміей — всѣхъ тѣхъ, кто еще недавно привѣтствовалъ орловъ Наполеона.

Примечания[править]

  1. См. т. I стр. 100.
  2. См. т. I, стр. 96, 180—181.
  3. См. т. I, стр. 282, 300, и выше стр. 5 и слѣд., 16 и слѣд.
  4. См. выше, стр. 69.
  5. Наполеонъ къ Шампаньи, 25 февраля 1811 г.
  6. См. выше, стр. 103 и 104.
  7. Италіи, Неаполя, Испаніи, Вестфаліи, Баваріи, Саксоніи, Вюртемберга.
  8. Въ это именно время лейпцигскій университетъ рѣшилъ назвать три звѣзды, образующихъ „поясъ Оріона“, — „созвѣздіемъ Наполеона“.
  9. Непобѣдимому герою, Возстановителю отечества, Благодарные поляки великому императору.
  10. См. выше, стр. 23 и слѣд.
  11. Объ этихъ иностранныхъ контингентахъ см. выше главы: Италія, Швейцарія, Рейнскій Союзъ, Голландія, Польша.
  12. Наполеонъ назвалъ этотъ бой битвой на Москва-рѣкѣ (batalle de la Moskova), хотя эта рѣка протекаетъ очень далеко отъ мѣста рѣзни. Вотъ откуда взялся княжескій титулъ Нея, называвшагося потомъ княземъ Московскимъ.
  13. Это — цифры, приводимыя Богдановичемъ. Тьеръ насчитываетъ 140.000 человѣкъ, изъ нихъ — 120.000 регулярныхъ войскъ.
  14. Охъ, французы (1806 г.) и Мысли вслухъ на Красномъ крыльцѣ (1807 г.).


Это произведение находится в общественном достоянии в России.
Произведение было опубликовано (или обнародовано) до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Несмотря на историческую преемственность, юридически Российская Федерация (РСФСР, Советская Россия) не является полным правопреемником Российской империи. См. письмо МВД России от 6.04.2006 № 3/5862, письмо Аппарата Совета Федерации от 10.01.2007.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США, поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.