Въ то время, когда по поводу медіумизма въ обществѣ и въ прессѣ шли пререканія, профессоръ Менделѣевъ, сокрушаясь ересью своихъ товарищей по университету, образовалъ научную комиссію для изслѣдованія явленій медіумизма, или, вѣрнѣе сказать, для того, чтобы стереть ихъ съ лица земли.
Извлекаю изъ книги А. Н. Аксакова «Разоблаченія» нѣкоторыя свѣдѣнія объ этой пресловутой комиссіи.
Образованіе въ 1875 году, при Физическомъ Обществѣ С.-Петербургскаго университета, подъ предсѣдательствомъ профессора Менделѣева «комиссіи для разсмотрѣнія явленій, называемыхъ медіумическими», было существеннымъ результатомъ признанія профессорами С.-Петербургскаго университета, Бутлеровымъ и Вагнеромъ, существованія медіумическихъ явленій.
Это было все, чего только могли желать лица, утверждавшія реальность этихъ явленій. Разумѣется, не обошлось безъ пособія А. Н. Аксакова и комиссія просила его взять на себя трудъ отыскать и пригласить въ комиссію медіумовъ, при которыхъ, по мнѣнію спиритовъ, происходятъ явленія, достойныя наблюденія. Комиссія съ своей стороны, обѣщала имѣть не менѣе сорока наблюдательныхъ сеансовъ. Этого было вполнѣ достаточно, чтобы комиссія могла убѣдиться, что такія явленія, дѣйствительно, существуютъ и требуютъ дальнѣйшаго изслѣдованія. Но комиссія имѣла только восемь наблюдательныхъ сеансовъ, отъ 11-го ноября 1875 года до 29-го января 1876 г., послѣ которыхъ свидѣтели со стороны медіума, гг. Бутлеровъ, Вагнеръ и Аксаковъ должны были отказаться отъ дальнѣйшаго участія въ комиссіи, до такой степени дѣйствія ея членовъ были неприличны и недобросовѣстны.
А. Н. Аксаковъ приложилъ всѣ свои старанія, чтобъ доставить въ комиссію медіумовъ, достойныхъ наблюденія. Онъ для этой цѣли поѣхалъ въ Англію; но такихъ медіумовъ не нашлось, за исключеніемъ г-жи Клайеръ, женщины вполнѣ независимой и съ выдающимися медіумическими способностями. Въ то время, однако жъ, по разнымъ домашнимъ обстоятельствамъ, она никакъ не могла согласиться на пріѣздъ въ Петербургъ. Тогда г. Аксаковъ рѣшился привезти изъ Англіи въ качествѣ медіумовъ мальчиковъ Петти. Но вскорѣ по прибытіи въ Петербургъ ихъ медіумическія способности, какъ на дому у г. Аксакова, такъ и тѣмъ болѣе въ комиссіи, оказались несостоятельными, и онъ самъ, послѣ четырехъ сеансовъ съ ними, прекратилъ дальнѣйшіе. Сеансы происходили отъ 11-го до 20-го ноября 1875 г.
Между тѣмъ переговоры А. Н. Аксакова съ упомянутой выше дамой продолжались и наконецъ ему удалось уговорить ее пріѣхать въ Петербургъ. Теперь она уже давно умерла и потому можно сказать, что это былъ весьма извѣстный въ свое время въ Лондонѣ профессіональный медіумъ Mary Marshall, которая впослѣдствіи вышла замужъ за богатаго англичанина, Mr. St. Claire, и послѣ того овдовѣла; получивъ большое состояніе, она, разумѣется, профессіональный медіумизмъ свой покинула, и только благодаря увѣщаніямъ Крукса и настояніямъ А. Н. Аксакова, который на дорожные расходы, за ея безпокойство, предложилъ ей 500 фунтовъ, она рѣшилась пріѣхать. И дѣйствительно, въ началѣ января она пріѣхала въ Петербургъ вчетверомъ: съ двумя дѣтьми и ихъ опекуномъ. 11-го января 1876 г. состоялся въ комиссіи первый съ нею сеансъ. Г. Аксаковъ представилъ ее подъ именемъ г-жи Клайеръ.
Медіумическія явленія тотчасъ начались и тутъ то все недобросовѣстное отношеніе членовъ комиссіи къ дѣлу своего изслѣдованія обнаружилось. Начать съ того, что комиссія для опытовъ со столомъ построила такой столъ, который не могъ ни наклоняться, ни подниматься, а его наклоны и подъемы составляютъ, какъ извѣстно, обычныя первоначальныя медіумическія явленія. Дѣло въ томъ, что этотъ столъ представлялъ изъ себя пирамиду съ усѣченной поверхностью. Такимъ образомъ, первымъ дѣйствіемъ комиссіи было изготовить такой снарядъ, при которомъ ожидаемыя явленія не могутъ происходить. Но всякій столъ имѣетъ кромѣ того и поступательное движеніе, и вотъ этотъ столъ подъ руками медіума сталъ двигаться въ сторону; тогда А. Н. Аксаковъ подложилъ подъ руки медіума листъ бумаги, но движенія стола продолжались. Г-нъ Менделѣевъ, сколько ни напрягалъ своихъ усилій, но, положивъ руки на бумагу, не могъ сдвинуть стола (см. «Разоблаченія» стр. 109). Это было забавно для насъ, но и опасно для комиссіи. Поэтому въ протоколъ комиссіи этотъ опытъ не былъ занесенъ, и онъ удостовѣренъ только показаніями свидѣтелей.
Другой интересный опытъ происходилъ съ другимъ снарядомъ комиссіи, придуманнымъ г. Менделѣевымъ. Этотъ снарядъ назывался манометрическимъ столомъ. Его столешница была отъемная и покоилась на резиновыхъ трубкахъ, наполненныхъ красноватою жидкостью, которая, при малѣйшемъ нажатіи на столешницу, поднималась въ манометрическихъ стеклянныхъ трубкахъ. При малѣйшемъ нажатіи рукъ медіума эта жидкость, поднимаясь въ трубкахъ, имѣла изобличить производимыя на столъ нажатія. Когда комиссія перешла къ опыту съ этимъ столомъ и медіумъ возложилъ на нее руки съ одной стороны, то г. Менделѣевъ присѣлъ съ другой стороны и самъ нажималъ на столъ, какъ имѣется о томъ его письменное показаніе.
Вотъ его слова: «Если бы я не указалъ этого, а затѣмъ на манометрѣ были указаны давленія — пристрастные люди могли бы сказать: давилъ духъ, давила сила новая — медіумическая (См. „Разоблаченія“, стр. 81). Таковъ абсурдъ, до котораго договорился почтенный профессоръ. Свидѣтели поняли, что продолжать опыты и съ этимъ приборомъ комиссіи было невозможно.
Что касается подъемовъ стола не пирамидальнаго, а обыкновеннаго, на четырехъ ножкахъ, который долженъ былъ прислать въ комиссію г. Аксаковъ, то они въ комиссіи происходили довольно часто. Г. Менделѣевъ объяснялъ ихъ тѣмъ, что медіумъ искусно подбрасывалъ столъ кончикомъ ноги.
Но былъ родъ поднятія, который невозможно продѣлать этимъ способомъ, а именно: когда столъ поднимается совершенно горизонтально, со всѣхъ четырехъ ножекъ одновременно, безъ всякаго раскачиванія. Такіе подъемы также нѣсколько разъ происходили въ комиссіи; но объ нихъ точно также въ протоколахъ не упомянуто, и они удостовѣрены только показаніями свидѣтелей. (Смотр. „Разобл.“ стр. 107, 123 и 124).
Оставалось объяснить различные стуки, раздававшіеся на сеансахъ г-жи Клайеръ. Г. Менделѣевъ, не обинуясь, объяснялъ ихъ тѣмъ, что г-жа Клайеръ стучитъ машинкой, находящейся у нея подъ юбкой. Онъ говорилъ г-ну Аксакову, что такая машинка даже есть: какой-то студентъ сдѣлалъ машинку, которая прикрѣпляется къ икрамъ и отлично щелкаетъ. (См. „Разоблаченія“, стр. 102). „Я и готовъ дать это реальное доказательство, — говоритъ г. Менделѣевъ, — но только не въ частной квартирѣ и не въ своей собственной“. (См. „Разоблаченія“, стр. 97). Вслѣдъ за тѣмъ комиссіи было отказано давать сеансы на квартирѣ г. Менделѣева. Въ чемъ имѣло состоять это „реальное доказательство“, было очевидно, и это послужило третьимъ мотивомъ для прекращенія сеансовъ.
Но былъ еще мотивъ, который доказалъ свидѣтелямъ, что г. Менделѣевъ готовъ на всякое лжесвидѣтельство, чтобы доказать, что медіумическая сила есть только обманъ. Чтобы понять этотъ мотивъ, мы должны цитировать нѣсколько пространно описаніе частнаго сеанса, который происходилъ съ этимъ медіумомъ у нынѣ покойнаго Великаго Князя Константина Николаевича. Онъ такъ интересенъ, что читатели съ интересомъ прочтутъ его. Вотъ слова г. Аксакова:
«Какъ ни было странно въ глазахъ моихъ поведеніе г. Менделѣева въ дѣлѣ предпринятаго имъ изслѣдованія, но я все еще старался оправдать его тѣмъ, что ему не удалось до сего времени быть свидѣтелемъ хотя какого нибудь медіумическаго явленія при условіяхъ на столько удовлетворительныхъ, чтобъ онъ могъ убѣдиться, что тутъ нѣтъ обмана. Мнѣ желательно было выяснить для себя, какъ поступитъ г. Менделѣевъ въ томъ случаѣ, еслибъ такое явленіе произошло въ его присутствіи.
«Поэтому я съ удовольствіемъ узналъ, что г. Менделѣевъ былъ приглашенъ на частный сеансъ съ г-жѳй Клайеръ въ одинъ домъ[1]), въ которомъ она уже имѣла нѣсколько весьма удачныхъ сеансовъ. Это было 17-го февраля, въ 2 ч. дня; на сеансѣ присутствовали: хозяинъ дома, г-жа Клайеръ, г. Менделѣевъ, г. Бутлеровъ, одинъ адмиралъ и я. При встрѣчѣ съ г. Менделѣевымъ хозяинъ дома сказалъ ему, что онъ уже имѣлъ случай видѣть медіумическія явленія въ то время, когда здѣсь былъ Юмъ, — что онъ убѣдился, что тутъ не было ни фокуса, ни обмана, — что спиритической теоріи онъ нисколько не признаетъ, но и объясненія для этихъ явленій въ извѣстныхъ законахъ природы не находитъ, — что поэтому онъ съ удовольствіемъ узналъ объ образовавшейся здѣсь для такого изслѣдованія ученой комиссіи и что очень желалъ бы, чтобъ наука объяснила эти явленія… Г. Мендѳлѣевъ отвѣтилъ на это, что хозяинъ дома упускаетъ изъ виду простѣйшую теорію для объясненія этихъ явленій — теорію обмана; что вся таинственность этихъ явленій заключается въ той наглости и той дерзости, съ которыми обманъ практикуется, такъ что честнымъ людямъ и въ голову не приходитъ предположить его! — Я надѣюсь — отвѣтилъ хозяинъ — что вы вѣрите мнѣ, Аксакову, Бутлерову и С-ву, и убѣждены, что мы не будемъ обманывать; единственное лицо, которое вы можете подозрѣвать — это медіумъ; за нимъ и слѣдите.
«Мы усѣлись въ просторной, свѣтлой комнатѣ, за круглымъ столомъ на трехъ ножкахъ; столешница имѣла 1¼ арш. въ діаметрѣ; подстолья не было, такъ что все пространство подъ столомъ было хорошо видно. Хозяинъ дома сидѣлъ по лѣвую сторону медіума, а я по правую. Всѣ участвующіе положили руки на столъ. Чрезъ десять минутъ явленія начались. Когда столъ наклонился однажды въ противоположную отъ медіума сторону, хозяинъ обратилъ на это вниманіе г. Менделѣева, замѣтивъ, что медіумъ не можетъ произвести этого наклона. Г. Менделѣевъ, въ отвѣтъ на это, вѣжливо улыбнулся и сказалъ: „Это сдѣлано мною!“ — „Такъ это обманъ“, рѣзко возразилъ хозяинъ. „Мы собрались не для того, чтобъ самимъ наклонять столъ; мы знаемъ, что это можетъ всякій!“
«Стуки въ полу и столѣ стали раздаваться съ замѣчательной силой; звуки, производимые кѣмъ нибудь изъ сидѣвшихъ черченіемъ различныхъ фигуръ по столу, воспроизводились въ столѣ съ замѣчательной отчетливостію. Неоднократно стуки въ столѣ раздавались въ то время, когда онъ на двухъ ножкахъ своихъ былъ отклоненъ отъ медіума настолько, что пространство между ногами медіума и поднятой ножкой стола было совершенно видно, причемъ отъ стуковъ въ столѣ ясно ощущались содраганія въ немъ. „Посмотрите — замѣтила мнѣ г-жа Клайеръ по англійски — какъ г. Менделѣевъ пожираетъ меня глазами и старается замѣтить, не шелохнется ли на мнѣ что нибудь, но я сижу какъ истуканъ!“ — „Еслибъ вы и щелкали машинкой — отвѣтилъ я ей — то это не объяснило бы вибрацій въ столѣ!“ — Г-жа Клайеръ, по просьбѣ моей, встала, подошла къ запертой двери и приложила къ ней руку свою плашмя; чрезъ нѣсколько секундъ въ двери стали раздаваться такіе удары, какъ еслибъ кто съ другой стороны ея ударялъ въ нее кулакомъ; затѣмъ г-жа Клайеръ подошла къ книжному шкафу и приложила ладонь свою къ стеклу его; рѣзкіе, какъ бы отъ твердаго острія, стуки раздались въ стеклѣ такъ явственно, что всѣ сидѣвшіе за столомъ слышали ихъ. Когда медіумъ возвратился къ столу на свое мѣсто, хозяинъ спросилъ г. Менделѣева, чтб онъ скажетъ объ этомъ? — Въ отвѣтъ на это онъ сталъ распространяться о томъ, что давно тому назадъ былъ здѣсь чревовѣщатель, который такъ хорошо жужжалъ мухой, что слушатели отмахивались рукой, воображая что муха уже сидитъ у нихъ на носу…
«Для меня было ясно, что г. Менделѣевъ не нашелъ на этотъ разъ никакой возможности пустить въ ходъ свою гипотезу хитро устроенной машинки, но ухватился за другую гипотезу — чревовѣщанія; ясно для меня стало и то, что еслибъ онъ искренно относился къ предложенной ему задачѣ, то онъ далъ бы себѣ хотя самый малый трудъ провѣрить приложимость и этой гипотезы. Чревовѣщаніе должно необходимо имѣть опредѣленныя физіологическія условія, при отсутствіи которыхъ оно становится невозможнымъ. Но г. Менделѣевъ и не заикнулся о томъ, чтобъ приложеніемъ этихъ условій провѣрить свою гипотезу.
«Оставалось получить поднятіе стола; онъ двигался, вертѣлся, наклонялся, но не подымался, тогда какъ на другихъ сеансахъ въ томъ же домѣ это происходило по нѣскольку разъ; естественно было предположить, что помѣхой было присутствіе Менделѣева; быть можетъ, онъ и тутъ „для опыта производилъ руками давленіе на столъ“. Его пригласили стать въ сторонѣ и наблюдать, это было даже и удобнѣе для него. Обѣ руки медіума лежали плашмя на столѣ, около средины его. Я держалъ руки свои на краю его и нѣсколько отодвинувшись; я не спускалъ глазъ съ колѣнъ медіума и слѣдилъ за движеніемъ и положеніемъ ножекъ стола. Наконецъ послѣ нѣкоторыхъ движеній вправо и влѣво, столъ приподнялся совершенно горизонтально, вершка на 3 или 4 отъ полу и тотчасъ же опустился. Хозяинъ, сидѣвшій слѣва возлѣ г-жи Клайеръ, спросилъ г. Менделѣева: „Видѣли?“ — „Видѣлъ“ — отвѣтилъ г. Менделѣевъ. — „Какъ же вы это объясняете?“ — Подавленнымъ отъ волненія голосомъ г. Менделѣевъ отвѣтилъ: „Я видѣлъ и ногу г-жи Клайеръ, которая его поднимала!“ — Хозяинъ дома окинулъ взглядомъ отважнаго профессора, жертвующаго собой ради спасенія науки, и рѣзко возразилъ: „Извините, никакой ноги тутъ не было! Это только доказываетъ силу вашей фантазіи!“ — Съ своей стороны я замѣтилъ: „Я все время смотрѣлъ подъ столъ, и во время поднятія его никакой ноги подъ нимъ не было!!“ Послѣ того г. Менделѣевъ присѣлъ къ столу и сталъ показывать, что подсунувъ ногу подъ центръ переплета ножекъ, можно приподнять его; но въ этомъ никто не сомнѣвался…
„Теперь все стало ясно! Г. Менделѣевъ видитъ, но видитъ только свое, — слышитъ, но слышитъ только свое, и ничего другого онъ ни видѣть, ни слышать, ни знать не хочетъ! Очевидно, онъ страдаетъ галлюцинаціями зрѣнія и слуха, и для предпринятаго изслѣдованія не годится. Вопросъ объ отказѣ свидѣтелей отъ дальнѣйшаго участія въ комиссіи былъ рѣшенъ. Осталось воспользоваться послѣдними днями пребыванія г-жи Клайеръ въ С.-Петербургѣ для производства съ нею на частныхъ сеансахъ опытовъ съ мѣрительными снарядами комиссіи“. („Разобл.“, стр. 133—136).
Затѣмъ и послѣдовалъ 4-го марта 1876 г. отказъ свидѣтелей отъ дальнѣйшаго участія въ комиссіи. Въ заявленіи г. Аксакова, мотивы этого отказа и всѣ ухищренія комиссіи выяснены съ надлежащей полнотой. (См. „Разоблаченія“, стр. 138).
Остается сказать, что опыты съ манометрическимъ столомъ, отпущеннымъ комиссіей на квартиру г. Аксакова удались блистательно. Медіумъ былъ посаженъ за этотъ столъ одинъ, и столъ подъ его руками наклонился во всѣ четыре стороны, безъ малѣйшаго колебанія манометровъ. Сеансы эти описаны на стр. 151—164 „Разоблаченій“, въ которыхъ читатель и можетъ найти всѣ подробности нашей печальной „Исторіи медіумической комиссіи“.
Изъ всего сказаннаго ясно, что цѣль этой комиссіи была далеко не научная, а личная, не желаніе изслѣдовать новое явленіе, а доказать, во что бы ни стало, что профессора Бутлеровъ и Вагнеръ ошибались. Вотъ слова г. Менделѣева: „Я смѣлъ думать, что мнѣ удастся содѣйствовать возвращенію на твердую почву моихъ сотоварищей спиритовъ, я разсчитывалъ, что удастся пріостановить спиритическое движеніе въ молодежи — вотъ мои цѣли“. („Разоблаченія“ стр. 4).
Въ утѣшеніе мы можемъ себѣ сказать, что съ тѣхъ поръ г. Менделѣеву пришлось кое что узнать по части психизма. Одинъ изъ такихъ сеансовъ описанъ въ „Ребусѣ“ (№ 2 за 1894 г.), а другой, происходившій въ домѣ генерала Жербина и не мало его поразившій, къ сожалѣнію, не описанъ. Теперь, спустя 25 лѣтъ, встрѣчаемъ имя г. Менделѣева вмѣстѣ съ именемъ г. Аксакова въ спискѣ лицъ, сочувствующихъ учрежденію только-что открытаго въ Парижѣ Психическаго Международнаго Института. Не спроста-же появилось тамъ его имя.
Когда, по желанію г. Менделѣева, вступили въ комиссію представители отъ медіумизма: А. Н. Аксаковъ, А. М. Бутлеровъ и Н. П. Вагнеръ, то, по обоюдному ихъ соглашенію, рѣшено было не оглашать дѣйствій комиссіи до окончательнаго заключенія ея, послѣ наблюденія явленій на сорока сеансахъ. Но г. Менделѣевъ, горя нетерпѣніемъ одержать побѣду, разбивъ „на голову“ медіумизмъ, не сдержалъ своего слова и, послѣ нѣсколькихъ сеансовъ съ братьями Пети, выступилъ въ аудиторіи Соляного Городка въ двухъ чтеніяхъ о ходѣ изслѣдованій въ комиссіи, на которыхъ почти послѣ каждой своей фразы прибавлялъ: „и такъ, никакихъ медіумическихъ явленій не послѣдовало“.
На одномъ изъ этихъ чтеній („Разоблаченія“, стр. XX) произошелъ слѣдующій эпизодъ. Вотъ какъ онъ разсказанъ въ одной изъ газетъ: «Когда кратко описавъ приборы, лекторъ прибавилъ, что манометрическій столъ, устроенный для доказательства медіумическихъ движеній, не двигался, а пирамидальный для доказательства наклоновъ не наклонялся, въ одномъ изъ первыхъ рядовъ послышался голосъ: „Г. профессоръ, позвольте сказать слово!“ — тотчасъ же покрытый громкимъ шиканьемъ и стукомъ изъ самыхъ заднихъ рядовъ. Сидѣвшіе въ переднихъ съ напряженіемъ слѣдили за исходомъ неожиданнаго перерыва, многіе вставали съ своихъ мѣстъ, стараясь разсмотрѣть прервавшаго, который оказался впослѣдствіи г. Аксаковымъ. На эстрадѣ показался одинъ изъ распорядителей, что-то сказалъ, чего разслышать не было возможности, и лекція продолжалась… Окончилъ ее г. Менделѣевъ обѣщаніемъ второй лекціи на завтра. Опять раздались громкія рукоплесканія; къ нимъ вскорѣ примѣшалось нѣсколько сдержанное шиканье и публика, умолкнувъ, начала расходиться, когда сзади нашего ряда раздался громкій голосъ: „г-на Аксакова просятъ сказать теперь то, что онъ хотѣлъ“, тотчасъ же подхваченный десятками голосовъ изъ всѣхъ концовъ залы. „Просимъ, просимъ, пусть говоритъ г. Аксаковъ, мы хотимъ знать“, и громкіе апплодисменты… Когда, сопровождаемый все усиливавшимися криками, г. Аксаковъ взошелъ на каѳедру, на эстрадѣ появился одинъ изъ распорядителей, членъ техническаго общества, коему принадлежитъ зала, и обмѣнялся съ нимъ нѣсколькими словами, разслышать которыя не было возможности за криками: „садитесь, садитесь“. Шумъ продолжался, пока на эстрадѣ снова не появился г. Менделѣевъ и обратился къ публикѣ приблизительно со слѣдующими словами: „Я не имѣю ничего противъ возраженія г. Аксакова: напротивъ, я желалъ бы, чтобы оно было допущено; но это невозможно, не можетъ быть допущено“. Едва онъ пересталъ говорить, какъ крики: „говорите, г. Аксаковъ“, возобновились, но тотчасъ же умолкли окончательно, когда другой распорядитель обстоятельно объяснилъ, что требуемое возраженіе не можетъ быть допущено ими, распорядителями, безъ разрѣшенія начальства; что если г. Аксаковъ получитъ разрѣшеніе прочесть лекцію, они охотно предоставятъ ему свою залу.
Переставъ кричать, публика не расходилась, а бросилась къ эстрадѣ, съ которой сходилъ г. Аксаковъ, и окружила его… его безпрестанно останавливали протѣснявшіяся къ нему новыя лица съ просьбой сказать частнымъ образомъ, въ чемъ дѣло. Намъ удалось слышать одно изъ этихъ объясненій, заключавшееся въ очень немногихъ словахъ, а именно, „что манометрическій столъ, когда съ нимъ былъ произведенъ опытъ въ комиссіи, дѣйствительно не двигался, и не могъ двинуться, такъ какъ г. Менделѣевъ, положивъ на него руки, налегалъ на него, о чемъ объявилъ самъ въ поданномъ имъ въ комиссію своемъ особомъ заявленіи“.
По поводу этого заявленія А. Н. въ своихъ „Разоблаченіяхъ“ говоритъ:
„Но всего драгоцѣннѣе исповѣдь г. Менделѣева относительно грѣховъ, содѣянныхъ имъ при опытѣ съ дѣтищемъ своимъ — манометрическимъ столомъ. Только-что видѣнныя имъ сильныя движенія стола и подъемъ его на воздухъ невольно внушали ему опасенія за приличное поведеніе дѣтища, имѣвшаго доказать давленія рукъ и отсутствіе медіумической силы. Что дѣлаетъ г. Менделѣевъ, чтобъ обезпечить этотъ результатъ? Когда мы усѣлись, онъ попросилъ меня передать медіуму (по-англійски), чтобы онъ нисколько не стѣснялся относительно рукъ и свободно давилъ ими на свою половинку столешницы. Внутренно смѣясь, я передалъ медіуму желаніе г. Менделѣева, пояснивъ, разумѣется, что, напротивъ, онъ долженъ, по возможности, не давить руками на столъ. И вотъ г. Менделѣевъ „ясно ощущаетъ сильное давленіе, производимое медіумомъ на столешницу“; ясно, что еслибъ столъ тронулся въ это время, то движеніе его было бы приписано этому давленію; но чтобъ устранить окончательно всякую возможность иного, т. е., медіумическаго толкованія, г. Менделѣевъ, согласно принятой тактикѣ, самъ старается произвести ожидаемое явленіе; вотъ его слова: „я для опыта налегъ на свою половину, дѣйствуя въ ту же сторону какъ медіумъ“. Не вѣрится, а повѣрить надо!
Но видно и самому г. Менделѣеву это показалось какъ то не ладно, и онъ дѣлаетъ попытку къ оправданію: „Если бы я не указалъ этого — прибавляетъ онъ — а затѣмъ на манометрѣ были указаны давленія, пристрастные люди могли бы сказать: давилъ духъ, давила сила новая, медіумическая“.
Несчастный г. Менделѣевъ, вы совсѣмъ растерялись! Чтобъ не сказали, что давилъ духъ — вы сами давите; пріемъ вѣрный, научный; но вспомните, на что вы давили? Вѣдь, вы давили, вы сами говорите, на свою половину, на ту половину столешницы, гдѣ были руки прочихъ участвующихъ, а не на ту половину, гдѣ были однѣ руки медіума! О какомъ же духѣ, о какой же медіумической силѣ вы тутъ толкуете? Кому отводите вы глаза?“
Когда представители отъ медіумизма, убѣдившись окончательно, что проф. Менделѣевъ, дѣйствуя пристрастно, дѣлаетъ все возможное, чтобы, парализируя явленія на сеансахъ, не видѣть ихъ — отказались отъ участія въ комиссіи, она прекратила изслѣдованія и вынесла отрицательное заключеніе.
Тогда и среди большинства публики и печати, сочувствующаго комиссіи и настроеннаго противъ медіумизма, раздались голоса, осуждавшіе далеко не научные пріемы и отношеніе комиссіи къ поставленной ею себѣ задачи, а въ „С.-Петербургскихъ Вѣдомостяхъ“ напечатанъ былъ слѣдующій протестъ, подписанный 130-ю лицами:
„Ученая комиссія, образовавшаяся для разсмотрѣнія медіумическихъ явленій, имѣла цѣлью, какъ можно судить изъ сообщенія г. Менделѣева, опубликованнаго въ „Голосѣ“ (№ 137, 1875), „точно разсмотрѣть“ эти явленія и черезъ это „оказать немалую всеобщую услугу“. Изъ публичнаго чтенія г. Менделѣева мы узнали, что ближайшимъ предметомъ изслѣдованія комиссіи имѣли быть слѣдующія медіумическія явленія: движенія неодушевленныхъ предметовъ при прикосновеніи и безъ при косновенія къ нимъ рукъ; поднятіе предметовъ на воздухъ; измѣненіе ихъ вѣса; движенія предметовъ и звуки въ нихъ, имѣющіе характеръ осмысленныхъ явленій, разговоровъ или отвѣтовъ — что комиссія назвала явленіями діалогическими; писанія неодушевленными предметами или явленія психографическія; наконецъ, образованіе и появленіе отдѣльныхъ частей человѣческаго тѣла или даже полныхъ фигуръ, что комиссія назвала явленіями медіумо-пластическими. Изслѣдованію этихъ явленій комиссія обѣщалась посвятить по меньшей мѣрѣ 40 засѣданій. Нынѣ, въ сообщеніи своемъ отъ 21-го марта („Голосъ“ № 85, 1876 г.), комиссія заявила, что изслѣдованіе ея окончено, что „цѣль ея достигнута“ и что она пришла единогласно къ заключенію, что „спиритическія явленія происходятъ отъ безсознательныхъ движеній или отъ сознательнаго обмана, а спиритическое ученіе есть суевѣріе“. Такой приговоръ комиссіи основанъ, какъ видно изъ ея сообщенія, на 8-ми сеансахъ, изъ которыхъ на первыхъ четырехъ никакихъ медіумическихъ явленій не произошло, а на послѣднихъ четырехъ комиссія видѣла нѣсколько движеній стола и слышала нѣсколько стуковъ. Но гдѣ же опыты комиссіи съ движеніями предметовъ безъ прикосновенія къ нимъ рукъ, опыты съ измѣненіемъ вѣса тѣлъ, опыты съ явленіями діалогическими, психографическими, медіумо-пластическими? Изъ той ограниченной программы изслѣдованія, которою комиссія задалась, она, какъ видно, не исполнила и четвертой части, но зато коснулась, безъ всякаго основанія, спиритическаго „ученія“, вопросъ о которомъ вовсе и не входилъ въ ея программу. Мы, нижеподписавшіеся, считаемъ долгомъ своимъ заявить, что подобнымъ поверхностнымъ и поспѣшнымъ отношеніемъ къ предмету своего изслѣдованія комиссія далеко не выполнила возложенной ею на себя задачи. Она, очевидно, не собрала достаточныхъ данныхъ ни для того, чтобы признать существованіе медіумическихъ явленій, ни для того, чтобы отвергнуть ихъ. Ограничившись 8-ю сеансами, комиссія не имѣла уважительныхъ основаній, чтобы заявить свое изслѣдованіе оконченнымъ; тѣмъ менѣе имѣла она права на то, чтобы на основаніи этихъ 8-ми сеансовъ произнести какой бы то ни было рѣшительный приговоръ. Приступивъ къ изслѣдованію во имя интересовъ извѣстной части общества, комиссія далеко не удовлетворила этимъ интересамъ: она оставила общество въ прежнемъ недоумѣніи относительно медіумическихъ явленій, засвидѣтельствованныхъ столь многими достойными довѣрія лицами. Мы, нижеподписавшіеся, считаемъ себя, поэтому, въ правѣ выразить надежду, что заявленное отъ имени науки разсмотрѣніе медіумическихъ явленій будетъ доведено до конца, согласно достоинству и требованіямъ науки, если не тѣми лицами, которыя уже вынесли свой приговоръ, даже о томъ, чего они не видали, то другими, послѣ болѣе долгаго и обстоятельнаго изслѣдованія. Только такимъ изслѣдованіемъ можетъ, дѣйствительно, быть оказана „немалая всеобщая услуга“.
Вскорѣ послѣ этого г. Менделѣевъ выпустилъ въ свѣтъ объемистую книгу: „Матеріалы для сужденія о спиритизмѣ“, назначилъ за нее крупную цѣну, въ пользу воздухоплаванія, но профессоръ ошибся въ разсчетѣ: книга, ни успѣха, ни сбыта не имѣла и быстро исчезла съ книжнаго рынка. Въ отвѣтъ на нее и для опроверженія невѣрныхъ сужденій профессора, А. Н. Аксаковъ напечаталъ не менѣе объемистую книгу: „Разоблаченія“. Исторія медіумической комиссіи физическаго общества при С.-Петербургскомъ университетѣ, съ приложеніемъ всѣхъ протоколовъ и прочихъ документовъ“.
Примечания[править]
- ↑ Къ Великому Князю Константину Николаевичу.
- ↑ Документъ этотъ былъ напечатанъ при слѣдующемъ письмѣ: «Г. редакторъ. 25-го марта ученая комиссія, образовавшаяся для изслѣдованія медіумическихъ явленій, обнародовала свой отчетъ, а мѣсяцъ спустя, 24-го и 25-го апрѣля, профессоръ Менделѣевъ прочиталъ двѣ лекціи о спиритизмѣ. За недостаткомъ одобрительныхъ отзывовъ о комиссіи, самъ г. Менделѣевъ взялъ на себя трудъ сказать похвальное слово объ ея дѣятельности. На послѣднемъ своемъ чтеніи, онъ выразилъ ту мысль, что въ отчетѣ комиссіи истина сказалась съ неотразимою силою, и общество, озаренное ею, невольно склонило голову предъ приговоромъ науки. Но почтенный лекторъ заблуждается. Прилагаемый при этомъ протестъ, подписанный ста тридцатью лицами, свидѣтельствуетъ о томъ, что въ нашемъ обществѣ, вопреки мнѣнію г. Менделѣева, есть не мало людей, различающихъ науку отъ комиссіи.«Несостоятельность голословныхъ заключеній послѣдней стала очевидною и для нашей печати. Вотъ еще фактъ, указывающій на это. Въ своемъ апрѣльскомъ нумерѣ „Отечественныя Записки“, относящіяся съ олимпійскимъ (и довольно забавнымъ) высокомѣріемъ къ спиритизму, признаютъ, что комиссія физическаго общества, задавшаяся намѣреніемъ обличить и подавить спиритизмъ, отнюдь не достигла желаннаго для нея результата. По справедливому замѣчанію названнаго журнала, комиссія тщетно пытается скрыть свой настоящій полицейско-судебный характеръ и придать себѣ ученый колоритъ. Цѣль ея была — осужденіе „ереси“, а не научное изслѣдованіе, котораго она вовсе и не имѣла въ виду. Поэтому „Отечественныя Записки“ называютъ членовъ комиссіи „современными отцами правовѣрной науки“, которые, ревнуя о правой наукѣ, рѣшились открыть соборъ изъ правовѣрныхъ ученыхъ для суда надъ еретическимъ ученіемъ, съ увѣренностью, что никто не дерзнетъ усомниться въ непогрѣшимости ихъ предвзятаго голословнаго приговора.«Думаемъ, что этотъ отзывъ, исходящій изъ лагеря отъявленныхъ противниковъ спиритизма, какъ нельзя лучше отражаетъ господствующее мнѣніе о мнимыхъ „изслѣдованіяхъ“ комиссіи.В. Марковъ.