Теперь скажемъ объ упомянутой уже нами статьѣ покойнаго академика Александра Михайловича Бутлерова — «Медіумическія явленія»[1]), напечатанной въ «Русскомъ Вѣстникѣ» въ 1875 г., вскорѣ послѣ статьи «Медіумизмъ», о которой мы только что говорили. Статья А. М. заслуживаетъ особеннаго вниманія по глубинѣ мысли, ясности изложенія и строго логическимъ выводамъ, почему и дѣлаемъ изъ нея извлеченія въ болѣе обширномъ размѣрѣ.
Въ предисловіи авторъ говоритъ:
Печатая не разъ по-нѣмецки о моихъ наблюденіяхъ надъ явленіями медіумизма, я считалъ до сихъ поръ несвоевременнымъ говорить о нихъ въ русской печати. То рѣзкое предубѣжденіе, съ которымъ относилось и относится къ этому вопросу большинство, то, можно сказать, отвращеніе, съ которымъ почти всѣ редакціи газетъ и журналовъ изрѣдка и нехотя рѣшались давать ему мѣсто на страницахъ своихъ изданій, все это не призывало меня къ изложенію моихъ наблюденій въ нашихъ органахъ гласности. При такихъ условіяхъ, отъ нихъ трудно было ожидать пользы для кого бы то ни было и нельзя было не ожидать непріятностей для пишущаго. Что такой взглядъ былъ основателенъ, вполнѣ доказывается тѣмъ, что пришлось недавно испытать моему уважаемому другу профессору Н. П. Вагнеру, а отчасти и самому мнѣ, по поводу его статьи. Тонъ, въ которомъ отнеслось къ ней большинство, нельзя считать ни умѣреннымъ, ни приличнымъ; и еще менѣе можно назвать разборчивыми тѣ пріемы, какіе были употреблены нѣкоторыми изъ писавшихъ противъ лица, виноватаго въ томъ только, что оно открыто въ русской печати осмѣлилось заявить о существованіи фактовъ, добросовѣстно считаемыхъ имъ реальными и неподложными. Не оставлены въ покоѣ, наконецъ, даже и тѣ, кто рѣшился обратить серьезное вниманіе на дѣло, хотя бы и съ той собственно точки зрѣнія, что здѣсь кроется уклоненіе отъ здраваго смысла, заслуживающее ближайшаго изслѣдованія. А между тѣмъ несомнѣнно большинство самыхъ рѣзкихъ оппонентовъ профессора Вагнера — люди, готовые проповѣдывать и защищать необходимость свободы мнѣній, тѣмъ болѣе свободу науки, свободу мнѣній, относящихся къ изученію и объясненію явленій природы. Эти лица преслѣдуютъ здѣсь уже и не одну свободу мнѣнія, а даже свободу изслѣдованія и описанія фактовъ. Ничего подобнаго не могло быть и не было въ западной Европѣ. Къ сочиненіямъ Перти, къ статьямъ Уаллеса, Крукса и пр. относится тамъ большинство съ тѣмъ же насмѣшливымъ недовѣріемъ, съ какимъ встрѣчена у насъ была статья Вагнера, но свободу изслѣдованія и личнаго мнѣнія тамъ умѣютъ цѣнить и беречь, и названнымъ ученымъ едва-ли приходилось выслушивать что-либо подобное тому, что съ полною развязностью говорится у насъ любымъ безаппеляціоннымъ и обыкновенно безыменнымъ фельетоннымъ рѣшителемъ вопросовъ.
…
Писавши по-нѣмецки, я не подвергался бросанію грязью, а тотъ спеціальный органъ[2]), въ которомъ появлялось мое имя въ связи съ медіумизмомъ, но зато и рядомъ съ именами, справедливо пользующимися въ Европѣ почетомъ и извѣстностью, обратилъ серьезное вниманіе нѣкоторыхъ газетъ и журналовъ. Стоитъ указать, напримѣръ, хоть на то, какъ отнеслась къ нему берлинская «Фоссова Газета», посвятившая нѣсколько своихъ нумеровъ далеко не насмѣшливой статьѣ о медіумизмѣ, принадлежащей перу извѣстнаго Фрауэнштедта. Содержаніе первой моей статьи, напечатанной въ Лейпцигѣ, было передано въ главныхъ чертахъ, вскорѣ послѣ ея появленія, въ фельетонѣ «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей» и… прошло незамѣченнымъ. Это, вѣроятно, избавило меня отъ лишнихъ комковъ грязи, но теперь я готовъ сожалѣть объ этомъ. Еслибы высказанное мною не прошло безслѣдно, быть можетъ, тѣ лица, которыя недавно взяли на себя трудъ серьезно и въ приличномъ тонѣ заговорить о медіумизмѣ, подписавъ свои имена, прочли бы мои нѣмецкія статьи, а читая ихъ, они нашли бы въ томъ же журналѣ немало свѣдѣній, идущихъ и съ другихъ, заслуживающихъ довѣрія, сторонъ. Это чтеніе позволило бы имъ нынѣ говорить съ болѣе серьезнымъ знаніемъ того, о чемъ они ведутъ рѣчь, избавило бы ихъ отъ необходимости признаваться, что они рѣшаются произносить приговоры въ дѣлѣ, имъ мало извѣстномъ. Чтеніе это, вѣроятно, помѣшало бы имъ также давать объясненія, немедленно падающія при серьезномъ, болѣе подробномъ сопоставленіи ихъ съ фактами и не могущія поэтому имѣть ни малѣйшаго вѣса во мнѣніи людей, наблюдавшихъ явленія не въ одномъ ихъ зародышѣ. Я принадлежу къ числу этихъ людей и принужденъ сознаться, что счелъ бы крайне неблагодарною задачей опроверженіе того, что не можетъ держаться само собой въ прикосновеніи съ дѣйствительностію. Пусть только захотятъ познакомиться съ нею!
Вотъ почему, находя при настоящихъ обстоятельствахъ необходимымъ высказаться, я вовсе не намѣренъ вступать въ подробную полемику съ противниками профессора Вагнера, а хочу говорить о моихъ личныхъ наблюденіяхъ.
Видѣнное и описываемое мной представляетъ, по крайнему искреннему убѣжденію моему, реальныя, неподдѣльныя явленія природы, а факты все побѣждаютъ; они не боятся голословнаго отрицанія, и ни въ какомъ случаѣ не подлежатъ утаиванію, но требуютъ наблюденія, изученія.
…
Все дѣйствительно существующее подлежитъ знанію, а увеличеніе массы знанія можетъ только обогащать, а не упразднять науку. Если человѣчество когда-либо признавало фактъ, а потомъ въ ослѣпленіи самомнѣнія стало отрицать его, то возвратъ къ признанію реально-существуюшаго будетъ шагомъ впередъ, а не назадъ. Но именно нужно, чтобъ это признаніе совершилось въ силу строгаго наблюденія, изученія, провѣрки опытомъ, чтобы пришли къ нему, руководясь положительнымъ научнымъ методомъ, также какъ приходятъ къ признанію каждаго явленія природы. Заявляя о дѣйствительности существованія медіумическихъ фактовъ, мы желаемъ приложенія этого метода, зовемъ не къ слѣпому вѣрованію, по примѣру давнопрошедшихъ лѣтъ, а къ знанію, не къ отреченію отъ науки, а къ расширенію ея области; мы вполнѣ раздѣляемъ мнѣніе, что точное, научное разсмотрѣніе всего лучше приведетъ къ тому, чтобы «явленія эти утратили печать таинственности» и видимъ блестящее будущее завоеваніе науки въ томъ, что она будетъ въявь изслѣдовать, изучать то, что до сихъ поръ впадало въ область таинственности и темныхъ вѣрованій.
Прежде всего, я считаю обязанностью положительно заявить, что, наравнѣ съ самимъ профессоромъ Вагнеромъ, принимаю на себя ручательство въ реальности и объективности фактовъ, которые имъ описаны и которые пришлось намъ наблюдать вмѣстѣ съ нимъ. Я убѣжденъ даже, что всякій серьезный наблюдатель, который имѣлъ бы желаніе, случай и терпѣніе, въ теченіе достаточно продолжительнаго времени, подобно намъ, познакомиться съ цѣлымъ рядомъ этихъ явленій, раздѣлилъ бы въ главныхъ чертахъ наши заключенія. Я готовъ еще разъ повторить здѣсь достопамятныя слова Уаллеса, уже приведенныя мной въ моей первой нѣмецкой статьѣ: «я такъ увѣренъ въ истинѣ и объективной реальности фактовъ, мной здѣсь разсказанныхъ, что я готовъ весь этотъ вопросъ отдать на судъ любого человѣка науки, желающаго дойти до истины и согласнаго, до произнесенія своего сужденія, посвятить изслѣдованію этихъ явленій два или три часа въ недѣлю въ продолженіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ, потому что — повторяю опять — я не знаю ни одного человѣка, который, сдѣлавъ это, не убѣдился бы въ дѣйствительности этихъ явленій».
Описывать буду я лишь то, что происходило въ моемъ личномъ присутствіи. Знаю по собственному продолжительному опыту, что вѣрить даже и самымъ достовѣрнымъ свидѣтелямъ, когда дѣло идетъ о фактахъ, подобныхъ медіумическимъ, трудно, и тѣмъ труднѣе вѣрить тому, что разсказывающій слышалъ отъ другихъ, хотя бы и такихъ свидѣтелей, которые для него, разсказывающаго, вполнѣ достовѣрны. «Я не смѣю отрицать того, что слышу», говорится или думается обыкновенно въ этихъ случаяхъ, «но повѣрю тогда только, когда увижу и убѣждусь собственными чувствами».
…
Я далекъ отъ того, чтобы ожидать полнаго довѣрія къ моимъ словамъ. Я уже нѣсколько привыкъ къ тому любопытному способу сужденія, который, обыкновенно, прилагается строгими судьями къ разсказамъ о медіумическихъ явленіяхъ. Слишкомъ уже годъ тому назадъ я указалъ[3]) на этотъ способъ сужденія какъ на безвыходный кругъ, и приблизительно выразилъ его въ слѣдующихъ словахъ: «Заслуживаютъ довѣрія только свидѣтельства здравомыслящихъ естествоиспытателей; но естествоиспытатель, каковы бы ни были его заслуги, перестаетъ быть здравомыслящимъ, какъ скоро онъ пускается въ область медіумизма, и его свидѣтельство перестаетъ заслуживать довѣрія, или: Круксъ, Уаллесъ и др. наблюдаютъ постоянно ошибочно, какъ скоро они касаются медіумическихъ явленій, до этого же, какъ и послѣ этого, они продолжаютъ быть точными наблюдателями». «Не приходится ли послѣ этого воскликнуть вмѣстѣ съ Круксомъ: „тѣмъ хуже для фактовъ“!?
Я испыталъ, впрочемъ, на самомъ себѣ, какъ трудно вѣрится реальности медіумическихъ явленій, несмотря на довѣріе къ наблюдавшимъ и разсказывающимъ о нихъ, часто даже несмотря на свидѣтельство собственныхъ чувствъ. Вполнѣ сознаю какъ справедливо высказанное Круксу въ частномъ письмѣ однимъ изъ его знакомыхъ[4]): «Я не умѣю найти разумнаго отвѣта на ваши факты. А между тѣмъ — странная вещь! — при всемъ моемъ желаніи и стремленіи мыслить спиритуалистически и при всемъ довѣріи къ вашему дару наблюдать и совершенной правдивости, я чувствую, что во мнѣ проявляется желаніе видѣть все это самому.
…
Сошлюсь на то, что сказано было мною около года тому назадъ въ моей замѣткѣ, напечатанной въ Psychische Studien[5]). „Сначала стоишь совершенно пораженный предъ свидѣтельствомъ собственныхъ чувствъ, доказывающихъ реальность такихъ вещей, которыя привыкъ считать противорѣчащими здравому разсудку. Надо не мало времени и внутренней работы, чтобы помириться съ неоспоримою дѣйствительностью, и когда, наконецъ, дошелъ до необходимости признать эту дѣйствительность, то все еще тяжело спокойно считать невѣроятное существующимъ на дѣлѣ: время отъ времени поднимаются новыя сомнѣнія; прежнее направленіе мыслей опять возникаетъ, и сомнѣнія устраняются лишь полнѣйшею невозможностью счесть испытанное чѣмъ либо другимъ, кромѣ фактической истины. Предъ нимъ стоишь въ полномъ сознаніи ограниченности человѣческихъ свѣдѣній, и уступаешь только потому, что съ фактами не спорятъ“. Тоже самое я готовъ повторить и теперь. Послѣ всего этого понятно, что не безусловнаго довѣрія къ моимъ словамъ ожидаю я; я желалъ бы только не встрѣтить предвзятыхъ мнѣній и доводовъ въ родѣ того, который гласитъ, что этого не могло бытъ, потому что это невозможно, между тѣмъ какъ, при сколько-нибудь серьезномъ мышленіи, ясно, что, внѣ области чисто спекулятивной, вопросъ о невозможности какого-либо явленія природы не рѣшается окончательно апріорнымъ путемъ.
Для самого меня прошли годы, прежде чѣмъ я мало-помалу принужденъ былъ уступить силѣ фактовъ, сдаться непреложному свидѣтельству собственныхъ чувствъ. Факты набирались сначала случайно, съ долгими промежутками времени, и заставили меня прежде всего быть осмотрительнымъ въ отрицаніи.
Предисловіе оканчивается слѣдующими словами:
Какъ бы то ни было, я хочу показать читателю весь путь, пройденный мною и начну съ моихъ первыхъ случайныхъ наблюденій.
Въ первой главѣ авторъ, согласно своему предположенію, разсказывая первые случаи своего знакомства съ животнымъ магнетизмомъ, говоритъ:
Я былъ мальчикомъ лѣтъ четырнадцати или пятнадцати, когда мнѣ впервые пришлось увидѣть случай, относившійся не къ области медіумизма, но къ родственной съ нимъ категоріи явленій животнаго магнетизма.
Одна моя родственница страдала нервными припадками, которые возвращались довольно часто и состояли изъ конвульсій и безпамятства. Каждый припадокъ со своими послѣдствіями продолжался обыкновенно нѣсколько часовъ. Больную лѣчили разные доктора и различными способами, но вообще безуспѣшно; а одно время ее посѣщалъ уѣздный врачъ, нашъ хорошій знакомый, пользовавшійся репутаціей искуснаго медика, но про котораго прежде я никогда не слыхалъ какъ про магнетизера. Разъ, когда наступилъ обычный припадокъ, послано было за этимъ врачомъ. Въ то время, какъ онъ явился, больная лежала на диванѣ, а недалеко отъ нея, въ сторонѣ, сидѣлъ я; болѣе никого въ комнатѣ не было. Врачъ, предлагавшій до того нашей больной, въ подобныхъ случаяхъ, обыкновенную помощь аптечныхъ средствъ, на этотъ разъ неожиданно поступилъ по другому. Онъ вдругъ сдѣлалъ мнѣ знакъ сохранять тишину, а самъ началъ дѣлать руками магнетическіе пассы надъ больной. Я былъ удивленъ, тѣмъ болѣе, что не имѣлъ понятія о животномъ магнетизмѣ, и съ любопытствомъ наблюдалъ за происходившимъ. Чрезъ нѣсколько минутъ, вопреки обычному своему теченію, нервный припадокъ ослабѣлъ, конвульсіи прекратились, больная заснула. Врачъ велѣлъ ее оставить спать и уѣхалъ. Позже онъ опять магнетизировалъ больную, причемъ, она всегда засыпала; случалось также давать больной магнетизированной этимъ врачомъ воды, и больная всегда узнавала и отличала ее отъ обыкновенной.
…
Усвоивъ нѣсколько наружную сторону дѣла, принялся я самъ за магнетическіе опыты. Моя способность быть магнетизеромъ оказалась слабою, но та же нервно-больная родственница моя обыкновенно засыпала подъ моими пассами и почти всегда безошибочно отличала магнетизированную мной воду, когда ей подавали два одинаковыхъ стакана, одинъ съ магнетизированною, другой съ простою водой. Случалось мнѣ, въ видѣ опыта, магнетизировать и другихъ лицъ, причемъ, иногда наступало усыпленіе. Все это не были, правда, явленія рѣзкія, но они были настолько опредѣленны и многочисленны, повторялись такъ постоянно, что отвергать существованіе месмерическаго вліянія сдѣлалось для меня невозможнымъ.
Приведя вкратцѣ и другіе наблюдаемые имъ случаи вліянія животнаго магнетизма, А. М. Бутлеровъ сопровождаетъ ихъ такимъ разсужденіемъ:
Поступивъ въ университетъ, учась изучать природу и серьезно мыслить о ней, я не могъ не вспоминать часто видѣнное мною, но, при разсказахъ о томъ, я тотчасъ встрѣтилъ рѣшительное отрицаніе, шутку или насмѣшку, даже со стороны лицъ, мнѣнія которыхъ высоко и очень авторитетно стояли въ моихъ глазахъ. Никакой однако-жь авторитетъ не могъ встать для меня выше авторитета фактовъ, засвидѣтельствованныхъ моими собственными чувствами, и тѣмъ менѣе сдѣлался я довѣрчивъ къ апріорическому „ученому“ отрицанію. Признаюсь, я и теперь затрудняюсь понять на какія раціональныя основанія можетъ опираться отрицаніе реальности месмерическихъ явленій, если даже отрицающій становится на самую наиматеріалистическую точку зрѣнія. Что вліяніе силъ проявляющихся въ матеріи можетъ имѣть мѣсто на разстояніи — это всѣми признается: тяготѣніе, дѣйствіе магнитовъ, взаимное вліяніе токовъ, дѣйствіе токовъ на магниты и на желѣзо и пр., и пр., все это незыблемо установленные факты. Въ чемъ же затрудненіе, если дѣло идетъ о томъ, чтобы допустить вліяніе силъ, присущихъ одному организму, на дѣйствіе силъ въ другомъ организмѣ, особенно, если оба они поставлены въ извѣстныя опредѣленныя отношенія одинъ къ другому? Почему же нервные токи двухъ организмовъ не могутъ взаимодѣйствовать, подобно тому, какъ взаимодѣйствуютъ электрическіе токи въ проводникахъ, причемъ, одинъ токъ можетъ возбуждать или угнетать другой, или давать опредѣленное положеніе проводнику, когда онъ подвиженъ? Мнѣ кажется, тотъ, въ чьемъ понятіи вся духовная жизнь человѣка сводится къ разнообразнымъ движеніямъ болѣе или менѣе мелкихъ частицъ нервной системы, долженъ тѣмъ скорѣе понять и допустить, по аналогіи, возможность проявляющагося въ месмеризмѣ взаимодѣйствія организмовъ. Ясновидѣніе и тому подобныя болѣе или менѣе странныя и загадочныя явленія, хотя и соединены съ месмеризмомъ, но не составляютъ его необходимой принадлежности. Объяснить ихъ всѣ, быть можетъ, и нельзя на основаніи тѣхъ соображеній, которыя только что высказаны, но, вѣдь, также мало умѣютъ объяснить, но тѣмъ не менѣе вполнѣ признаютъ, загадочныя нервно-болѣзненныя состоянія и явленія, связанныя съ каталепсіей, естественнымъ сомнамбулизмомъ и пр.
Во второй главѣ авторъ разсказываетъ, какъ онъ, спустя десять лѣтъ, столкнулся съ явленіями спиритизма, когда онъ былъ уже адъюнктъ-профессоромъ Казанскаго университета.
Посѣтивъ подъ Москвою одно извѣстное и уважаемое семейство, онъ наблюдалъ, какъ „подъ руками двухъ взрослыхъ дочерей хозяина двигалась и быстро писала, совершенно ясно и четко, тарелка, въ просверленный край которой былъ вставленъ карандашъ. Этимъ способомъ получались подходящіе отвѣты на различные вопросы“.
Затѣмъ, разсказавъ обстановку сеанса, свои впечатлѣнія и личныя его отношенія съ этой семьей, не допускающія мысли о мистификаціи, А. М. говоритъ:
Мнѣ оставалось, признавая фактъ, принять, что пишущая тарелка, помимо намѣренной и сознательной воли положившихъ на нее руки, передаетъ мысли, имъ принадлежащія, но самими ими несознаваемыя.
Дальнѣйшія столкновенія А. М. Бутлерова съ явленіями спиритизма и встрѣча за границей съ братьями Девенпортъ сильно возбудили его вниманіе.
Я отрицалъ, говоритъ онъ, лично для себя, неподдѣльность видѣнныхъ явленій, но въ то же время чувствовалъ, какъ слабы тѣ основанія, опираясь на которыя я рѣшилъ вопросъ въ сторону поддѣльности; я чувствовалъ, что мое отрицаніе далеко отъ такой опоры, которую я самъ, и всякій строгій изслѣдователь, могъ бы счесть достаточно твердою для серіознаго рѣшенія какого-либо научнаго вопроса. Дѣлать такъ, какъ дѣлается нерѣдко, — мѣрить одною мѣрой для рѣшенія вопросовъ своей обычной науки, а другою для рѣшенія вопроса о явленіяхъ непривычныхъ, выходящихъ изъ обыкновенной, признанной рамки, и вполнѣ успокоиться на такомъ обмѣриваніи истины — я не умѣлъ. Понятно, такимъ образомъ, что я воспользовался первымъ случаемъ для разрѣшенія моихъ сомнѣній.
Такой случай представился мнѣ вскорѣ, продолжаетъ авторъ въ III главѣ. Въ началѣ 1869 года я переѣхалъ въ Петербургъ, и здѣсь увидѣлся снова и сблизился съ родственникомъ моимъ по женѣ, А. Н. Аксаковымъ, котораго зналъ уже давно лично, но видалъ до этого лишь рѣдко и на короткое время. Я зналъ его какъ человѣка вполнѣ серіознаго, съ большимъ образованіемъ, знакомаго съ естествознаніемъ, живо интересующагося философскими вопросами и съ давнихъ поръ занимающагося основательнымъ изученіемъ нѣкоторыхъ изъ нихъ. Я давно уже слышалъ отъ другихъ, что А. Н. Аксаковъ — какъ выражались эти другіе — спиритъ, и удивлялся этому, затрудняясь соединить въ моихъ понятіяхъ спиритизмъ съ тѣмъ, что я зналъ объ А. Н. Аксаковѣ.
Въ одно изъ свиданій нашихъ, разговоръ коснулся этого предмета и А. Н. высказалъ мнѣ полное его убѣжденіе въ дѣйствительномъ существованіи медіумическихъ явленій. Что объясненіе этихъ явленій спиритуалистическою гипотезой онъ находитъ наиболѣе вѣроятнымъ, вовсе не принимая однако же различныхъ мистическихъ вѣрованій, соединенныхъ съ французскимъ спиритизмомъ, а единственнымъ правильнымъ путемъ для разъясненія медіумическихъ явленій считаетъ путь строгаго опытнаго научнаго изслѣдованія и желаетъ приложенія здѣсь того же метода, которымъ, вообще, руководятся при изученіи явленій природы.
Убѣжденный въ хладнокровной трезвости взглядовъ А. Н. Аксакова, я могъ, послѣ этого разговора, допустить лишь одно изъ двухъ: или медіумическія явленія дѣйствительно существуютъ, или г. Аксаковъ впалъ въ заблужденіе при полной добросовѣстности, ничуть не замѣчая окружающей его лжи. Первое изъ этихъ предположеній противорѣчило моимъ привычнымъ понятіямъ, основывающимся, какъ мнѣ тогда казалось, на данныхъ положительнаго знанія, а второе я затруднился допустить, такъ какъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, приходилось отвергнуть положительное свидѣтельство человѣка, въ здравомысліи и добросовѣстности котораго я до сихъ поръ не имѣлъ ни малѣйшаго повода сомнѣваться. Здѣсь, какъ и въ другихъ случаяхъ, я не могъ и не умѣлъ приложить тотъ способъ сужденія, на который указанъ мной выше и которымъ многіе такъ легко отдѣлываются отъ наблюденій даже такихъ людей какъ Уаллесъ, Круксъ и пр. Я могъ остановиться лишь на своемъ: „не знаю, не признаю, но и не отвергаю“. Между тѣмъ, г. Аксаковъ предложилъ мнѣ, собственнымъ опытомъ, въ домашнемъ кругу, провѣрить справедливость его словъ.
…
Разъ убѣдившись собственнымъ опытомъ въ дѣйствительномъ существованіи медіумическихъ явленій, я не могъ не интересоваться наблюденіями другихъ заслуживающихъ довѣрія лицъ, и не счелъ излишнимъ нѣсколько ознакомиться съ литературою, касающеюся фактической стороны предмета. Было бы нелѣпо замкнуться въ тѣсный кругъ собственнаго личнаго опыта, игнорируя наблюденія другихъ, когда въ реальномъ существованіи самыхъ явленій, подлежащихъ наблюденію, я уже не могъ сомнѣваться. Чтеніе скоро привело меня къ заключенію, что, во многихъ случаяхъ, гораздо труднѣе подозрѣвать ложь или ошибку чѣмъ допустить, что описываемое произошло на дѣлѣ. Масса согласныхъ свидѣтельствъ, имена свидѣтельствующихъ обстоятельства, при которыхъ наблюденія были сдѣланы, все это нерѣдко таково, что во всѣхъ другихъ случаяхъ свидѣтельствуемое было бы несомнѣнно принято и признано всѣми. И если оказывается, что здѣсь поступаютъ наоборотъ, то это можно объяснить преимущественно тою странною привилегіей, которая принадлежитъ медіумическимъ явленіямъ, привилегіей нарушать спокойный обычный логическій ходъ сужденія тѣхъ, которые ихъ отрицаютъ, не наблюдая. Я вполнѣ согласенъ съ Чаллисомъ, кембриджскимъ профессоромъ астрономіи, который не дѣлалъ лично никакихъ наблюденій, но высказалъ слѣдующее: „свидѣтельства такъ многочислены и настолько согласны между собой, что надо или допустить существованіе фактовъ въ томъ видѣ какъ они говорятъ, или, вообще, отказаться отъ возможности устанавливать факты на основаніи человѣческихъ свидѣтельствъ“. Изъ всего сказаннаго видно, что отъ отрицанія и сомнѣнія до признанія реальности медіумическихъ явленій пройденъ мной не короткій путъ. Ближайшее знакомство мое съ медіумическими явленіями шло постепенно. При нашихъ частныхъ засѣданіяхъ движенія стола начались съ перваго сеанса, а потомъ вскорѣ, въ слѣдующіе вечера, явились и стуки въ столѣ, безъ движенія его. Съ этими явленіями соединилось и стологовореніе (діалогическія явленія); при чемъ буквы азбуки, то произносимыя, то указываемыя, отмѣчались или движеніемъ стола, или стуками въ столѣ. Ничего не принимая, но и не отвергая, я предоставлялъ А. Н. Аксакову, какъ лицу болѣе опытному, распоряжаться ходомъ сеансовъ.
Мнѣ не разъ случалось потомъ видѣть, что хотятъ предписывать условія для происхожденія тѣхъ или другихъ медіумическихъ явленій и находятъ даже возможнымъ назначить такія условія, подъ которыми эти явленія обыкновенно не происходятъ.
Я считаю и тогда считалъ такой пріемъ крайне страннымъ со стороны здравомыслящаго наблюдателя; по моему мнѣнію, онъ можетъ и обязанъ вводить новыя условія, исключающія или уменьшающія для него шансы ошибки, но долженъ сохранить тѣ условія, которыя до сихъ поръ оказывались существенно-нужными, для того чтобы явленія имѣли мѣсто. Почти странно было бы повторять это элементарное правило, еслибы не приходилось видѣть, что на дѣлѣ часто уклоняются отъ него.
…
Часто говорятъ, что настоящими экспертами въ вопросѣ о неподдѣльности медіумическихъ явленій должны быть фокусники. Въ виду этого будетъ не лишнимъ привести слова извѣстнаго англійскаго писателя Троллопа: „Боско, одинъ изъ величайшихъ профессоровъ фокусничества, въ разговорѣ со мной (Троллопомъ) объ этомъ предметѣ (медіумическихъ явленіяхъ), совершенно отвергъ ту мысль, чтобы явленія, какія наблюдаются при Юмѣ, могли быть вызваны средствами, относящимися къ фокусничеству“.
Заканчиваетъ авторъ третью главу слѣдующими словами:
Изо всего сказаннаго видно, что я, волей-неволей, постепенно и медленно, но неотразимо, приведенъ былъ къ признанію реальности медіумическихъ явленій. Причина этого признанія заключалось для меня единственно въ томъ, что съ фактами не спорятъ.
Въ четвертой главѣ авторъ разсказываетъ о тѣхъ явленіяхъ медіумизма, которыя происходили на его глазахъ. Не описывая цѣльныхъ сеансовъ, на которыхъ вообще явленія различныхъ категорій шли постепенно и перемѣшивались между собою, онъ сообщаетъ только случаи, въ которыхъ наблюдалъ то или другое опредѣленное явленіе, при условіяхъ, ручающихся за его дѣйствительность.
Такъ какъ при простыхъ движеніяхъ, поясняетъ А. М., я не употреблялъ измѣряющихъ приборовъ, то не буду вовсе говорить о нихъ. За движеніями идутъ стуки или, правильнѣе, разные звуки, происходящіе въ столѣ или въ другихъ предметахъ.
Разсказавъ вкратцѣ о слышанныхъ имъ на сеансахъ звукахъ, авторъ продолжаетъ:
Что касается объясненія всѣхъ этихъ звуковъ чревовѣщаніемъ, или щелканьемъ сухожилій, или разрывомъ „древесныхъ фибръ“ и „тонкихъ прослоекъ клея“[6]), то серьезно говорить это можетъ, конечно, только тотъ, кто вовсе не слыхалъ медіумическихъ звуковъ или слышалъ разъ-другой лишь тѣ слабыя щелканья, которыя обыкновенно бываютъ при началѣ явленій. На предположеніи, что „въ интерференціи звуковыхъ и аналогичныхъ съ ними движеній слѣдуетъ искать разгадку спиритическихъ явленій вообще“[7]), а, слѣдовательно, и звуковъ, я, конечно, не остановлюсь, потому что нахожу смыслъ приведенныхъ словъ, несмотря на сильно-ученый колоритъ ихъ, довольно мало опредѣленнымъ, и затрудняюсь понять, какъ бы можно было объяснить интерференціей звукоподражанія, рѣзкіе стуки и т. п., а тѣмъ менѣе медіумическія явленія вообще.
Такъ называемыя измѣненія вѣса я наблюдалъ много разъ. Считаю необходимымъ, во избѣжаніе недоразумѣній, оговориться, что, употребляя это привычное выраженіе, я, разумѣется, не придаю ему прямого значенія. Здѣсь измѣняется, конечно, не величина притяженія данной массы землею, а величина сопротивленія, которое масса оказываетъ при ея подъемѣ, и это измѣненіе, очевидно, вызывается, какъ это уже было сказано мной въ моей прежней замѣткѣ[8]) „особою силою“, дѣйствующею рядомъ съ земнымъ притяженіемъ. Эта сила то дѣйствуетъ по тому же направленію, какъ и сила тяжести, и присоединяется къ этой послѣдней, то — въ направленіи противоположномъ, уменьшая сопротивленіе подъему. Что касается источника этой силы, то я считаю возможнымъ принять, вмѣстѣ съ Круксомъ, что онъ находится въ вѣсомомъ веществѣ тѣла медіума. „Здѣсь, какъ и вездѣ, нѣтъ надобности принимать проявленіе силы безъ траты энергіи, принимать, что изъ ничего возникаетъ нѣчто, здѣсь совершается только переносъ живыхъ силъ съ одного тѣла на другое“. Я считаю весьма вѣроятнымъ, что современемъ эта трата энергіи тѣломъ медіумовъ будетъ обнаружена прямыми опытами, которые, вѣроятно, покажутъ, что, когда совершаются медіумическія явленія механической натуры, то организмъ медіума испытываетъ потери энергіи, отвѣчающія произведенной „работѣ“. Я далекъ, впрочемъ, отъ того, чтобы считать возможнымъ нынѣ же назвать, за одно съ профессоромъ Шкляревскимъ, самыя вещества организма, на счетъ которыхъ медіумическія явленія происходятъ, и опредѣлять, насколько дорога организму медіумическая „работа“, или указывать, съ рискованною опредѣленностью, самыя мѣста „освобожденія живыхъ силъ“, которыя непремѣнно лежатъ будто бы „въ нервныхъ центрахъ участвующихъ“[9]). Я, вообще, полагаю, что самыя звонкія и пышныя выраженія, если онѣ не опираются твердо на наблюденія и опыты и не заключаютъ въ себѣ совершенно опредѣленнаго, точнаго понятія, очень мало могутъ помочь уясненію дѣла. Не разъ случалось, что люди успокаивались на какомъ-нибудь хитромъ названіи, и начинали воображать, что, придумавъ новый звонкій терминъ, они уже объяснили явленіе. Натуралисту не мѣшаетъ быть насторожѣ, чтобы не впасть въ эту ошибку!
Въ первый разъ я познакомился съ „измѣненіемъ вѣса“ на сеансѣ Юма, въ февралѣ 1871 года, въ квартирѣ А. Н. Аксакова, причемъ, явленіе было очень рѣзко и опредѣленно. Общество изъ десяти человѣкъ помѣщалось за тяжелымъ четырехугольнымъ обѣденнымъ столомъ, съ четырьмя ножками, пудовъ въ 5-6 вѣсомъ. Когда въ столѣ обнаружились движенія, то Юмъ предложилъ испытать измѣненіе его вѣса по желанію сидящихъ. Почти всѣ пробовали и у всѣхъ результатъ былъ одинаковъ: когда желали, чтобы столъ былъ легокъ, то приподнимающему его край казалось, что посторонній толчокъ помогаетъ поднятію, и въ это время приподнятый и удерживаемый на вѣсу столъ сильно качался внизъ и вверхъ; когда хотѣли, чтобы тяжесть увеличилась, то требовалось очень большое усиліе, чтобъ оторвать край стола отъ пола. Пробовали желать также, чтобы столъ, легко поддаваясь приподниманію края, дѣлался тяжелымъ въ то время, когда онъ приподнятъ. Въ этихъ случаяхъ было легко приподнять край стола, но онъ потомъ тотчасъ же почти вырывался изъ рукъ, какъ бы притягиваемый къ полу. Юмъ все время пассивно сидѣлъ на своемъ мѣстѣ, на продольной сторонѣ стола, положивъ слегка руки на его поверхность; рядомъ съ Юмомъ, съ обѣихъ сторонъ, помѣщались А. Н. Аксаковъ и моя жена, такъ что Юмъ былъ изолированъ отъ ножекъ стола. Допустить поддѣлку, когда исключалась возможность всякаго механическаго, сдѣланнаго заранѣе приспособленія, было невозможно. Оставалось допустить или дѣйствительность явленія, или принять, что измѣняется не сопротивленіе стола поднятію, а только наше субъективное ощущеніе. Во избѣжаніе заблужденія, вытекающаго изъ послѣдняго источника, я, на слѣдующій сеансъ Юма, происходившій также у А. Н. Аксакова, въ кругу самыхъ близкихъ намъ лицъ, явился съ динамометромъ, а впослѣдствіи, много разъ, и при Юмѣ, и безъ него, повторялъ опытъ съ инструментомъ въ рукахъ. Приведу лишь наиболѣе рѣзкіе случаи, замѣтивъ напередъ, что при всѣхъ подобныхъ опытахъ съ Юмомъ и Бредифомъ, комната была освѣщена.
Затѣмъ авторъ приводитъ цифры, показывающія сопротивленіе динамометра при этихъ опытахъ.
Продолжая описаніе дальнѣйшихъ опытовъ, проф. Бутлеровъ говоритъ:
Полныя поднятія стола на воздухъ, подъ руками присутствующихъ, я много разъ наблюдалъ при условіяхъ, исключающихъ всякую возможность сомнѣнія въ дѣйствительности этого явленія. Явленіе это можетъ быть причислено къ одной категоріи съ измѣненіемъ вѣса. Здѣсь, какъ и тамъ, является сила дѣйствующая въ направленіи противоположномъ тяготѣнію, но она достигаетъ тутъ временно такого напряженія, которое превышаетъ дѣйствіе тяготѣнія.
…
Остановка стола на воздухѣ, когда руки съ него приподняты, представляетъ явленіе уже близкое къ движенію предметовъ безо всякаго прикосновенія къ нимъ. Я видѣлъ довольно случаевъ такого движенія въ присутствіи Юма или Бредифа, при условіяхъ, вполнѣ гарантировавшихъ неподдѣльность явленія. Такъ какъ явленіе это принадлежитъ къ числу требующихъ, сравнительно, большого медіумизма, то движенія безъ прикосновенія, въ отсутствіи признаннаго медіума, я встрѣчалъ рѣдко. Тѣмъ не менѣе, могу указать случай, хотя и не проконтролированный съ полною строгостью, но свободный отъ подозрѣнія въ поддѣльности. За столикомъ находились только я и А. Н. Аксаковъ съ женой. Это было въ маѣ 1874 года, причемъ, комната была достаточно освѣщена. Такъ какъ явленія были довольно сильны, то мы приподняли руки, примѣрно, на вершокъ отъ поверхности стола и стали держать ихъ въ этомъ положеніи; въ это время столикъ, плавно скользя по полу, двинулся вершка на четыре, сначала въ одну, потомъ въ другую сторону.
Въ первый разъ мнѣ пришлось увидѣть движеніе безъ прикосновенія въ сеансѣ Юма. Общество сидѣло въ квартирѣ А. П. Аксакова, за большимъ обѣденнымъ столомъ, въ комнатѣ хорошо освѣщенной двумя горѣвшими на этомъ столѣ свѣчами.
…
Затѣмъ приходится перейти къ разряду медіумическихъ явленій, не имѣющихъ, повидимому, ничего общаго съ только-что описанными. Я разумѣю появленіе рукъ и т. п. Странность и необычайность этихъ явленій такъ велика, что допустить ихъ дѣйствительность рѣшаешься, лишь когда чувствуешь себя подавляемымъ массой многочисленныхъ и разнообразныхъ личныхъ наблюденій, исключающихъ всякую возможность сомнѣнія.
…
Мнѣ остается упомянуть еще о „стологовореніи“, или лучше о „явленіяхъ діалогическихъ“, причисляя сюда, вообще, всѣ тѣ явленія, въ которыхъ есть осмысленность. Съ этой точки зрѣнія, область стологоворенія является весьма обширною: осмысленность выражается не только въ рѣчахъ, складываемыхъ по азбукѣ движеніями или стуками, но и въ исполненіи мелодій на музыкальномъ инструментѣ, и въ томъ, что движенія или стуки происходятъ опредѣленнымъ образомъ, въ опредѣленномъ числѣ и т. п. Совершенно справедливо, что передаваемыя рѣчи часто представляютъ „безалаберные разговоры“, что характеръ ихъ, обыкновенно, „соотвѣтствуетъ кругу понятій, интересамъ, привычкамъ“ медіума. Еслибъ имѣлись въ виду только подобные случаи, то стологовореніе, конечно, представляло бы явленіе „вполнѣ объяснимое безъ помощи интеллектуальной силы, посторонней людямъ, соприкасающимся со столомъ“. Я прежде всего предположилъ, что здѣсь безсознательно отражаются мысли медіума, самимъ имъ несознаваемыя. Теперь я знаю однакоже, что если это такъ и бываетъ, то далеко не всегда: я видѣлъ не мало примѣровъ, даже въ нашихъ частныхъ сеансахъ, гдѣ сообщаемое совсѣмъ не было безалаберно, а, напротивъ, болѣе или менѣе замѣчательно по содержанію, которое часто было вполнѣ неожиданно. Не разъ діалогическія явленія происходили такъ, что прямое вліяніе сидящихъ за столомъ на смыслъ складываемаго положительно устранялось. Однажды, напримѣръ, за столикомъ находились С. А. Аксакова, моя родственница и я, а А. Н. Аксаковъ сидѣлъ отдѣльно за своимъ письменнымъ столомъ. Столъ отмѣчалъ движеніями своими буквы, которыя указывалъ я молча по печатной азбукѣ, наклеенной на листъ картона. На половинѣ одной фразы мы съ А. Н. перемѣнились мѣстами, и я, сидя вдали, за другимъ столомъ, молча продолжалъ водить карандашомъ по буквамъ азбуки, а столикъ, при этихъ условіяхъ, докончилъ начатое слово и сложилъ еще два слова, заключившія фразу. Послѣ мнѣ случалось, также въ частныхъ сеансахъ нашихъ, сидя за столикомъ и держа азбуку такъ, что другіе не видѣли ея, показывать буквы не по порядку, а произвольно, въ разбивку. Слова, тѣмъ не менѣе, складывались правильно.
…
Музыку гармоники я слышалъ только въ сеансахъ Юма. Я слышалъ отчетливое исполненіе законченныхъ, довольно длинныхъ мелодій, со всѣми оттѣнками звука, въ то время, когда Юмъ держалъ гармонику подъ столомъ, одною рукой, за конецъ противоположный клавіатурѣ, между тѣмъ какъ другая рука его оставалась на столѣ. Юмъ сохранялъ при этомъ полнѣйшую неподвижность.
Этимъ заканчивается глава четвертая.
Въ пятой и послѣдней главѣ авторъ дѣлаетъ выводы и умозаключенія.
Послѣ всего мной видѣннаго въ области медіумизма, говоритъ онъ, я не могу ни игнорировать, ни отвергать свидѣтельства другихъ серьезныхъ наблюдателей. А принимая ихъ, хотя и съ величайшею осторожностью, я нахожу описанія такихъ явленій, которыя дополняютъ и расширяютъ видѣнное мной, ясно свидѣтельствуя, напримѣръ, что въ извѣстныхъ случаяхъ, „безсознательная церебрація“ присутствующихъ не можетъ быть достаточною для объясненія осмысленной стороны происходящаго. Разъ не отвергая свидѣтельства этихъ наблюдателей, каковы, напримѣръ, Круксъ, Варлей и др., я долженъ принять, что при извѣстныхъ условіяхъ, подобныхъ тѣмъ, гдѣ я видѣлъ образованіе рукъ, могутъ появляться (какъ это констатировано названными учеными) и цѣлыя человѣческія фигуры.
Нерѣдко приходилось мнѣ выслушивать упреки въ томъ, что убѣдившись лично для себя въ дѣйствительномъ существованіи медіумическихъ явленій, я не принялся вслѣдъ затѣмъ за ихъ строгое и точное изслѣдованіе. Независимо отъ самой трудности предмета, изслѣдованіе котораго едва ли можетъ поддаться силамъ одиночнаго естествоиспытателя, спеціалиста по какой-либо отдѣльной части, мнѣ казалось всегда и кажется теперь, что прежде всего нужно стремиться къ общему признанію дѣйствительнаго существованія того предмета, который подлежитъ изслѣдованію. Нельзя требовать, чтобы люди посвящали себя изученію явленій, существованіе которыхъ отвергается, и работали, слѣдовательно, будучи заранѣе увѣрены, что результаты, ими добытые, останутся игнорируемы, или что хуже, подвергнутся осмѣянію. При такихъ условіяхъ изслѣдованія и не могутъ быть плодотворны: отрасли человѣческаго знанія развиваются не изолированными трудами одиночныхъ лицъ и время серьезнаго изученія медіумическихъ явленій начнется тогда, когда здѣсь поступятъ такъ же, какъ поступаютъ при изслѣдованіи другихъ явленій природы, т. е., перестанутъ замыкаться въ тѣсную рамку собственныхъ наблюденій и будутъ общими силами, при помощи трезвой строгой критики и взаимной провѣрки, созидать новую обширную отрасль знанія.
Содѣйствовать признанію существованія явленій, которыя, несмотря на несомнѣнную свою подлинность, игнорируются и отвергаются большинствомъ, это цѣль моей настоящей статьи. Я хорошо знаю, что меня ожидаютъ недовѣріе, насмѣшки, нападенія съ разныхъ сторонъ, но я заранѣе отвѣчу на все это словами А. Н. Аксакова[10]): „никакое осмѣяніе, никакая брань, ни опасеніе показаться слабоумнымъ не могутъ заставить меня отступиться отъ свидѣтельства моихъ чувствъ и моего разсудка“. Притомъ мнѣ легко перенести всѣ нападенія, такъ какъ я дѣлю ихъ тяжесть съ тѣми людьми науки, имена которыхъ были названы выше.
Заявляя о моихъ наблюденіяхъ, я предоставляю себѣ право обращать вниманіе лишь на тѣ возраженія, которыя появятся съ именемъ авторовъ и отнесутся къ предмету объективно и серьезно, въ обычномъ тонѣ научныхъ споровъ, ведущихся между людьми, взаимно уважающими другъ друга. На всѣ замѣчанія и возраженія другого рода я могу отвѣчать только молчаніемъ. Но пусть и серьезные противники мои выступаютъ вооруженные фактическими данными, а не голословнымъ апріорнымъ отрицаніемъ, прикрытымъ напраснымъ звономъ научныхъ терминовъ. За этимъ отрицаніемъ я не признаю права заслуживать возраженія[11]).
На вопросъ о гипотезѣ, которая объясняла бы медіумическія явленія, я не имѣю сказать ничего опредѣленнаго, и лишь приведу въ заключеніе слова де-Моргана[12]), съ которыми соглашаюсь вполнѣ: „физическія объясненія, которыя мнѣ приходилось слышать, легки, но до жалости недостаточны: духовная гипотеза достаточна, но представляетъ громадныя трудности… Спиритуалисты, безо всякаго сомнѣнія, стоятъ на томъ пути, который велъ ко всякому прогрессу въ физическихъ наукахъ; ихъ противники служатъ представителями тѣхъ, которые всегда ратовали противъ прогресса…“
Этими характерными словами Александръ Михаиловичъ Бутлеровъ заканчиваетъ свою статью „Медіумическія явленія“.
И такъ, во главѣ движенія спиритуализма въ Россіи встали Александръ Николаевичъ Аксаковъ, Александръ Михаиловичъ Бутлеровъ и Николай Петровичъ Вагнеръ. Послѣдніе два, какъ видно изъ вышесказаннаго, не только послѣдователи, но отчасти и ученики А. Н. Аксакова.
Для характеристики этихъ трехъ лицъ дадимъ краткія свѣдѣнія о предыдущей ихъ дѣятельности ранѣе серьезной постановки въ Россіи вопроса о спиритизмѣ въ 1875 г.[13]).
Примечания[править]
- ↑ Помѣстила эту статью редакція «Русскаго Вѣстника» при слѣдующемъ примѣчаніи: «Имя автора этой статьи, пользующагося столь почетною извѣстностію и авторитетомъ въ ученомъ мірѣ, профессора химіи при С.-Петербургскомъ университетѣ, А. М. Бутлерова, невольно обращаетъ на нее особое вниманіе и во всякомъ случаѣ оправдываетъ ея появленіе въ журналѣ».
- ↑ «Psychische Studien»
- ↑ Psychische Studien 1874. I, стр. 20.
- ↑ См. Psychische Studien, 1874, N II, стр. 54. Круксъ замѣчаетъ про это лицо, что „высокое положеніе занимаемое имъ въ ученомъ мірѣ дѣлаетъ его мнѣнія о тенденціяхъ ученыхъ умовъ вдвойнѣ заслуживающими вниманія“.
- ↑ 1874. VII стр. 306, въ статьѣ Der tussiche Mathematiker Ostrogradsky als Spiritualist.
- ↑ См. статью г. Рачинского.
- ↑ См. статью профессора Шкляревскаго въ Вѣстникѣ Европы, іюнь, 1875 г.
- ↑ Psych. Stud. 1874 г., стр. 24.
- ↑ См. Вѣстникъ Европы 1875 г., іюнь, стр. 909.
- ↑ Спиритуализмъ и Наука, стр. 7.
- ↑ Здѣсь будетъ кстати привести слова Уаллеса: „Они (противники спиритуализма) высказывали только пошлыя и не подходящія догадки, но не могли объяснить или опровергнуть ни одного вѣскаго факта. Я утверждаю поэтому, что феномены спиритуализма, взятые въ ихъ общности, не требуютъ дальнѣйшаго подтвержденія: они доказаны такъ же хорошо, какъ любые факты въ той или другой наукѣ, и никакое отрицаніе или сомнѣніе не опровергнетъ ихъ; это могли бы сдѣлать только новые факты и точные выводы изъ этихъ фактовъ. Если противники спиритуализма могутъ представить отчеты о своихъ изслѣдованіяхъ на столько же полныхъ и продолжительныхъ, какъ изслѣдованія его защитниковъ, если они откроютъ и покажутъ въ подробности или то, какъ производятся явленія, или то, почему многіе разумные и дѣльные люди (здѣсь упомянутые) всѣ могли впасть въ общее заблужденіе, думая, что они дѣйствительно были свидѣтелями явленій, и если, наконецъ, они, противники, докажутъ справедливость своей теоріи тѣмъ, что сумѣютъ вызвать такія же заблужденія въ средѣ невѣрящихъ людей, столь же разумныхъ и дѣльныхъ какъ вѣрящіе, тогда только, но не прежде, спиритуалисты должны будутъ дать новыя подтвержденія фактовъ. Факты эти подлинны и неоспоримы, и всегда были такими въ степени достаточной для того, чтобы убѣдить всякаго честнаго и упорнаго изслѣдователя“. (См. нѣмецк. изд. Wallace Vertheidigung des modern. Spiritual, стр. 76). Прибавлю къ этому, что лучшій, удобнѣйшій и легчайшій путь для изслѣдованія заключается въ производствѣ опытовъ въ своемъ частномъ домашнемъ кружкѣ. Тотъ, кто не сдѣлалъ даже и того, не долженъ считать себя въ правѣ говорить о томъ, чего не знаетъ.
- ↑ Изъ его предисловія къ книгѣ From Matter to Spiritetc. См. Спиритуализмъ и Наука, стр. 7.
- ↑ Причиною продолжительнаго перерыва этой статьи было желаніе помѣстить тутъ же портреты А. Н. Аксакова, А. М. Бутлерова и Н. П. Вагнера, но клише и до сихъ поръ не получены, а потому помѣщеніе портретовъ откладываемъ до ближайшаго будущаго.