Три инвалида. — Страданія Джорджа и Гарриса. — Жертва ста семи роковыхъ недуговъ. — Полезныя предписанія. — Какъ лѣчить разстройство печени въ дѣтскомъ возрастѣ. — Мы всѣ заработались и нуждаемся въ отдыхѣ. — Недѣля на бурныхъ волнахъ. — Джорджъ предлагаетъ поѣздку по рѣкѣ. — Возраженія Монморанси. — Рѣшеніе большинствомъ трехъ голосовъ противъ одного.
Насъ собралось четверо: Джорджъ, Вильямъ-Самуэлъ Гаррисъ, я и Монморанси. Мы сидѣли въ моей комнатѣ, курили и толковали о томъ, какъ мы плохи, то-есть, я хочу сказать, плохи съ медицинской точки зрѣнія.
Всѣ мы чувствовали себя скверно и были очень разстроены этимъ. Гаррисъ сообщилъ, что по временамъ у него бываютъ такіе сильные припадки головокруженія, что онъ почти теряетъ сознаніе, а Джорджъ сказалъ, что у него тоже бываютъ такіе припадки и онъ также почти теряетъ сознаніе. У меня же печень была не въ порядкѣ. Я знаю, что имѣютъ печень, потому что какъ разъ передъ этимъ прочелъ объявленіе о патентованныхъ пилюляхъ противъ разстройства печени, гдѣ перечислялись всѣ симптомы, по которымъ больной можетъ опредѣлить у себя этотъ недугъ. И всѣ эти симптомы оказались у меня.
Удивительная вещь: всякій разъ, когда мнѣ случится прочесть описаніе какой-нибудь болѣзни, я прихожу къ заключенію, что она гнѣздится во мнѣ, и при томъ въ опаснѣйшей формѣ. Всякій разъ діагнозъ оказывается схожимъ съ моими ощущеніями.
Зашелъ я какъ-то въ Британскій музей, чтобы прочесть о какой-то легкой болѣзни, кажется, о крапивной лихорадкѣ, которая меня донимала. Взялъ книгу, прочелъ все, что мнѣ нужно было, а тамъ какъ-то нечаянно сталъ переворачивать листы и просматривать главы о другихъ болѣзняхъ. Не помню, какая подвернулась мнѣ сначала, — какой-то ужасный, убійственный недугъ, — но только не успѣлъ я прочесть до половины списокъ симптомовъ-предвѣстниковъ болѣзни, какъ уже почувствовалъ, что зараженъ ею.
Съ минуту я сидѣлъ, оцѣпенѣвъ отъ ужаса, а затѣмъ, не то машинально, не то съ горя, снова сталъ перелистывать книгу. Встрѣтилъ тифозную горячку, пробѣжалъ симптомы и убѣдился, что у меня тифозная горячка, что я захватилъ ее уже нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, но до сихъ поръ не замѣчалъ; далѣе наткнулся на пляску св. Витта и, какъ и слѣдовало ожидать, убѣдился, что у меня и пляска св. Витта. Тутъ я не на шутку заинтересовался своимъ состояніемъ, рѣшилъ изслѣдовать его досконально и принялся за чтеніе въ алфавитномъ порядкѣ, начиная съ артрита, при чемъ увѣрился, что онъ у меня есть и что острый періодъ начнется послѣзавтра. Брайтову болѣзнь я нашелъ у себя въ измѣненной формѣ, такъ что, повидимому, могъ разсчитывать прожить съ ней многіе годы. Холера оказалась у меня съ тяжкими осложненіями, а съ дифтеритомъ я, кажется, родился. Я добросовѣстно проштудировалъ весь алфавитъ, и единственная болѣзнь, которой у меня не оказалось, была блѣдная немочь.
Въ первую минуту я былъ непріятно пораженъ такой опрометчивостью. Почему я не заболѣлъ блѣдной немочью? Откуда это непростительное упущеніе? Потомъ, однако, менѣе алчныя чувства взяли перевѣсъ. Я вспомнилъ, что у меня оказались всѣ остальныя болѣзни, извѣстныя въ фармакологіи, и рѣшилъ, что не буду такимъ себялюбивымъ и обойдусь ужъ какъ-нибудь безъ блѣдной немочи. Подагра въ своей злѣйшей формѣ явилась у меня безъ моего вѣдома, а чахоткой я, кажется, страдалъ съ дѣтства. Послѣ чахотки не было никакихъ болѣзней, и я рѣшилъ, что дальше мнѣ нечего читать.
Я сѣлъ и задумался. Я думалъ, какой интересный случай я представляю съ медицинской точки зрѣнія, и какимъ былъ бы я пріобрѣтеніемъ для медицинской академіи. Студентамъ не нужно было бы „таскаться по госпиталямъ“, если бы я былъ къ ихъ услугамъ. Я самъ представлялъ цѣлый госпиталь. Стоило бы поухаживать за мной, а тамъ получай дипломы.
Затѣмъ я задалъ себѣ вопросъ, сколько же мнѣ остается жить? Я попытался произвести діагнозъ надъ самимъ собою. Пощупалъ пульсъ. Сначала вовсе не могъ найти пульса. Потомъ онъ какъ-то сразу явился. Я досталъ часы и сосчиталъ. Пульсъ оказался 147 въ минуту. Потомъ я попытался отыскать сердце. Но не могъ найти своего сердца. Оно совсѣмъ перестало биться. Впослѣдствіи я пришелъ къ убѣжденію, что оно все время оставалось на мѣстѣ и все время билось, но ручаться за это не могу. Я ощупалъ себя спереди, начиная съ того, что я называю своей таліей, до головы; освидѣтельствовалъ оба бока, пошарилъ и по спинѣ, но ничего не нашелъ и не почувствовалъ. Тогда я попытался осмотрѣть свой языкъ. Я высунулъ его какъ могъ дальше, зажмурилъ одинъ глазъ, а другимъ попытался осмотрѣть. Но увидалъ только кончикъ и болѣе чѣмъ когда-либо убѣдился послѣ этого осмотра, что у меня скарлатина.
Я вошелъ въ библіотеку веселымъ, здоровымъ парнемъ. Я выбрался изъ нея жалкой развалиной.
Я отправился къ моему врачу. Это мой старый однокашникъ, и когда мнѣ кажется, что я боленъ, онъ щупаетъ мой пульсъ, смотритъ языкъ, разговариваетъ со мной о погодѣ, и все это даромъ. Теперешнее мое посѣщеніе должно было вознаградить его. „Для доктора, — думалось мнѣ, — всего важнѣе практика. Пусть же онъ займется мною. Я доставлю ему больше практики, чѣмъ семьсотъ обыкновенныхъ, дюжинныхъ паціентовъ, страдающихъ однимъ-двумя недугами“. Итакъ, я отправился къ нему и засталъ его дома.
— Ну-съ, что у васъ такое? — спросилъ онъ.
— Дорогой мой, — отвѣчалъ я, — не стану отнимать у васъ времени, перечисляя, что такое у меня. Жизнь коротка, и вы можете умереть, прежде чѣмъ я успѣю кончить. Но я вамъ скажу, чего у меня нѣтъ. У меня нѣтъ блѣдной немочи. Почему, — ей Богу, не знаю, но фактъ тотъ, что у меня ея нѣть. Зато все остальное у меня есть.
И я разсказалъ ему, какимъ образомъ пришелъ къ этому открытію.
Тогда онъ раздѣлъ меня, осмотрѣлъ, схватилъ мою руку выше кисти, потомъ стукнулъ меня въ грудь, когда я вовсе не ожидалъ этого — совершенно неблагородный поступокъ, на мой взглядъ, — потомъ ткнулъ меня головой. Затѣмъ усѣлся за столъ, написаль рецепть, сложилъ его, отдалъ мнѣ, а я положилъ его въ карманъ и ушелъ.
Я не сталъ читать рецептъ. Я отправился въ ближайшую аптеку и отдалъ его аптекарю. Тотъ прочелъ и возвратилъ его мнѣ, сказавъ, что ему нечего съ нимъ дѣлать.
— Да вѣдь вы аптекарь? — спросилъ я.
— Да, я аптекарь, — отвѣчалъ онъ. — Если бы у меня была бакалейная лавка и ресторанъ, я былъ бы радъ услужить вамъ; но я, къ сожалѣнію, только аптекарь.
Я прочелъ рецептъ. Вотъ его содержаніе:
Каждые 6 часовъ.
Я послѣдовалъ этимъ предписаніямъ, и съ очень хорошимъ результатомъ — по крайней мѣрѣ для меня, такъ какъ до сихъ поръ остался въ живыхъ.
Въ настоящемъ случаѣ, возвращаясь къ разстройству печени, я нашелъ въ себѣ всѣ признаки этой болѣзни, и прежде всего важнѣйшій: „общую неохоту къ какому бы то ни было труду“.
Сколько я выстрадалъ изъ-за этого симптома, и пересказать нѣтъ силъ. Съ самыхъ юныхъ лѣтъ я мучился этимъ недугомъ. Въ дѣтствѣ онъ не оставлялъ меня ни на одинъ день. Тогда еще не понимали, что это — болѣзнь. Въ то время медицинская наука еще далеко не достигла такой степени совершенства, какъ нынѣ, и мой недугъ приписывали лѣности.
— Ступай, ступай за работу, лѣнивый чертенокъ, — говорили мнѣ, безъ сомнѣнія, потому, что не знали о моей болѣзни.
Вмѣсто пилюль я получалъ головомойки. И, странное дѣло, онѣ нерѣдко помогали мнѣ. Да, въ то время хорошая головомойка производила лучшее дѣйствіе на мою печень и заставляла меня быстрѣе и прилежнѣе приниматься за работу, чѣмъ нынѣ цѣлая коробка пилюль.
Впрочемъ, вѣдь это вещь извѣстная: простыя, старомодныя лѣкарства нерѣдко оказываются дѣйствительнѣе всевозможныхъ дорогихъ препаратовъ.
Мы просидѣли съ полчаса, разсказывая другъ другу о нашихъ болѣзняхъ. Я объяснилъ Джорджу и Вильяму Гаррису, какъ я себя чувствую по утрамъ, когда встаю съ постели, Вильямъ Гаррисъ сообщилъ намъ, какъ онъ чувствуетъ себя по вечерамъ, когда ложится въ постель; а Джорджъ всталъ на коврикъ у камина и далъ намъ выразительное и сильное мимическое представленіе, показавъ, какъ онъ чувствуетъ себя по ночамъ.
Джорджъ воображаетъ, будто онъ боленъ; только, знаете ли, этого никогда не было въ дѣйствительности.
Тутъ мистриссъ Поппетсъ постучалась къ намъ и спросила, будемъ ли мы ужинать. Мы грустно улыбнулись другъ другу и рѣшили, что намъ, пожалуй, будетъ полезно проглотить кусочекъ-другой. Гаррисъ замѣтилъ, что небольшое количество пищи въ желудкѣ часто хорошо дѣйствуетъ при болѣзни, и мистриссъ Поппетсъ принесла ужинъ; мы усѣлись за столъ и принялись за котлетки съ луковымъ соусомъ и за пирогъ съ ревеннымъ вареньемъ.
Вѣроятно, я былъ очень слабъ, потому что спустя полчаса или около того уже вовсе не хотѣлъ ѣсть — вещь необычайная для меня — и отказался отъ сыра.
Исполнивъ этотъ долгъ, мы снова налили стаканы, закурили трубки и вернулись къ обсужденію вопроса о нашемъ здоровьѣ. Чѣмъ, собственно, мы страдали, никто изъ насъ не могъ опредѣлить вполнѣ точно; но единодушное заключеніе было таково, что наши недуги, каковы бы они ни были, — результатъ переутомленія.
— Отдыхъ, вотъ что намъ нужно, — сказалъ Гаррисъ.
— Отдыхъ и перемѣна, — сказалъ Джорджъ. — Крайнее напряженіе мозга произвело общее угнетающее дѣйствіе на нашу нервную систему. Новыя впечатлѣнія, отсутствіе необходимости мыслить возстановятъ наше умственное равновѣсіе.
У Джорджа есть двоюродный братъ, студентъ-медикъ, такъ что онъ обладаетъ, такъ сказать, семейно-врачебной манерой излагать вещи.
Я согласился съ Джоржемъ и замѣтилъ, что намъ слѣдуетъ поискать какой-нибудь захолустный, старосвѣтскій уголокъ, вдали отъ буйной толпы, и провести недѣльку среди мирныхъ полей; какой-нибудь забытый міромъ закоулокъ, сонное царство, въ сторонѣ отъ шумнаго свѣта; какое-нибудь уютное гнѣздышко на утесахъ Темзы, гдѣ лишь слабо отдаются бурныя волны XIX вѣка.
Гаррисъ сказалъ, что, по его мнѣнію, это чепуха. Онъ прибавилъ, что знаетъ именно такой уголокъ, гдѣ ложатся въ постель въ восемь часовъ и гдѣ нельзя достать газеты ни даромъ, ни за деньги.
— Нѣтъ, — прибавилъ онъ, — если вы хотите отдохнуть и развлечься, то нѣтъ ничего лучше поѣздки по морю.
Но я горячо возсталъ противъ поѣздки по морю. Поѣздка по морю хороша, когда длится два мѣсяца, а ѣхать на одну недѣлю — только огорченіе.
Вы отправляетесь въ понедѣльникъ, намѣреваясь весело провести время. Вы посылаете послѣднее прости публикѣ, остающейся на берегу, закуриваете длиннѣйшую изъ вашихъ трубокъ и принимаетесь разгуливать по палубѣ, точно вы одновременно капитанъ Кукъ, сэръ Френсисъ Дрэкъ и Христофоръ Колумбъ. Во вторникъ вы жалѣете, что поѣхали. Въ среду, четвергъ и пятницу вы рады умереть. Въ субботу вы уже въ силахъ проглотить стаканъ чаю, сидѣть на палубѣ и отвѣчать слабой ласковой улыбкой сострадательнымъ людямъ, которые спрашиваютъ васъ, какъ вы себя чувствуете. Въ воскресенье вы начинаете уже ходить и принимать твердую пищу. И только въ понедѣльникъ, стоя съ чемоданомъ и зонтикомъ на шкафутѣ и готовясь выйти на пристань, вы начинаете наслаждаться поѣздкой.
Мой зять предпринялъ однажды небольшую поѣздку по морю для поправленія здоровья. Онъ купилъ обратный билетъ отъ Лондона до Ливерпуля, и по пріѣздѣ въ Ливерпуль единственной его заботой было продать обратный билетъ.
Онъ предлагалъ его по всему городу съ огромной уступкой и, наконецъ, продалъ случайно за восемнадцать пенсовъ желчному молодому человѣку, которому доктора предписали поѣздку на морской берегъ и физическія упражненія.
— Морского берега, — сказалъ мой зять, нѣжно всовывая ему въ руку билетъ, — вамъ хватитъ на всю жизнь, а физическихъ упражненій у васъ будетъ на кораблѣ больше, чѣмъ если бы вы вздумали кувыркаться на сушѣ.
Самъ онъ, мой зять, вернулся домой по желѣзной дорогѣ. Онъ говоритъ, что Сѣверо-Западная желѣзная дорога достаточно здорова для него.
Другой мой знакомый тоже отправился на недѣлю въ море, и передъ самымъ отъѣздомъ буфетчикъ спросилъ у него, намѣренъ ли онъ платить за каждое блюдо отдѣльно или заплатитъ разомъ за недѣлю впередъ.
Буфетчикъ рекомендовалъ послѣдній способъ, какъ болѣе дешевый. Онъ сказалъ, что возьметъ за недѣлю два фунта пять шиллинговъ. На завтракъ будетъ рыба и жареное мясо. Поздній завтракъ подается въ часъ и состоитъ изъ четырехъ блюдъ. Обѣдъ въ шесть часовъ: супъ, рыба, entrée, мясо, цыплята, салатъ, варенье, сыръ и дессертъ. Въ десять часовъ мясо на ужинъ.
Мой другъ подумалъ, что выгоднѣе будетъ заплатить два фунта пять шиллинговъ (онъ хорошій ѣдокъ), и такъ и поступилъ.
Къ позднему завтраку они были за Ширнессомъ. Онъ не чувствовалъ такого аппетита, какъ ожидалъ, и съѣлъ только кусочекъ варенаго мяса и земляники со сливками. Онъ много размышлялъ послѣ завтрака: иногда ему казалось, что онъ цѣлыя недѣли питался варенымъ мясомъ, иногда, что цѣлые годы сидѣлъ на земляникѣ со сливками.
Повидимому, ни мясо, ни земляника не чувствовали себя хорошо въ его желудкѣ, — оба казались недовольными.
Въ шесть часовъ ему сказали, что обѣдъ поданъ. Это извѣстіе вовсе не возбудило въ немъ восторга, но, вспомнивъ, что надо же выручать свои два фунта пять шиллинговъ, онъ всталъ и, придерживаясь за канаты и все, что попадалось подъ руку, спустился въ каюту. Пріятный запахъ лука и поджареннаго окорока, рыбы и зелени встрѣтилъ его тамъ, и буфетчикъ подошелъ къ нему съ масляной улыбкой н спросилъ:
— Чѣмъ могу служить вамт, сэръ?
— Уведите меня отсюда, — отвѣтилъ онъ слабымъ голосомъ.
И его подхватили подъ-руки, вывели на палубу, и оставили тамъ на произволъ судьбы.
Въ теченіе четырехъ слѣдующихъ дней онъ велъ аскетическій образъ жизни, питаясь капитанскими галетками и содовой водой; но къ субботѣ уже настолько поправился, что могъ выпить стаканъ слабаго чая съ черствой булкой, а въ понедѣльникъ чуть не объѣлся куринымъ супомъ. Во вторникъ онъ оставилъ корабль и, уходя съ пристани, бросалъ на него тоскливые взоры.
„Уходитъ, — думалъ онъ, — уходитъ и увозитъ съ собой на два фунта пять шиллинговъ пищи, которая принадлежитъ мнѣ и которой я не воспользовался“.
Онъ говорилъ потомъ, что если бы ему дали еще денекъ, онъ вернулъ бы свои два фунта пять шиллинговъ.
Итакъ, я высказался противъ поѣздки по морю. Я не о себѣ хлопоталъ, мнѣ вѣдь все равно, но я боялся за Джорджа. Джорджъ отвѣчалъ, что ему все равно, и онъ не прочь отъ поѣздки, во совѣтуетъ Гаррису и мнѣ отказаться отъ нея, такъ какъ увѣренъ, что мы заболѣемъ. Гаррисъ сказалъ, что не можетъ понять, какъ это люди ухитряются болѣть на морѣ — по его мнѣнію, они просто притворяются, воображая, что это очень интересно, — и прибавилъ, что нѣсколько разъ старался заболѣть, но никогда не могъ.
При этомъ онъ разсказалъ намъ о своемъ переѣздѣ черезъ Ламаншъ въ бурную погоду, когда всѣ пассажиры попрятались по каютамъ, и только онъ да капитанъ остались на палубѣ какъ ни въ чемъ не бывало. Иногда какъ ни въ чемъ не бывало оказывались онъ да младшій помощникъ; вообще такихъ было двое: онъ и еще кто-нибудь. Когда же не бывало никого другого, то оставался онъ одинъ.
Странное дѣло, никто никогда не страдаетъ морской болѣзнью на сушѣ. На морѣ вы встрѣчаете тысячи больныхъ, хоть прудъ пруди ими, но я ни разу не встрѣчалъ на сушѣ человѣка, который бы зналъ, что такое морская болѣзнь. Куда дѣваются легіоны плохихъ моряковъ, которыми кишитъ каждое судно, когда они выходятъ на берегъ, — неразрѣшимая загадка.
Впрочемъ, если большинство людей походятъ на парня, котораго я встрѣтилъ однажды на ярмутскомъ пароходѣ, то я, пожалуй, могу разрѣшить эту кажущуюся загадку. Не помню, гдѣ это было, но онъ лежалъ, высунувшись изъ пушечнаго люка, въ самой опасной позѣ. Я подошелъ къ нему и попытался спасти его.
— Эй, отодвиньтесь подальше, — сказалъ я, дергая его за плечо. — Вы свалитесь за бортъ.
— О, туда мнѣ и дорога! — отвѣчалъ онъ, и я оставилъ его въ покоѣ.
Три недѣли спустя я встрѣтилъ его въ Батскомъ отелѣ. Онъ разсказывалъ о своихъ путешествіяхъ и въ самыхъ восторженныхъ выраженіяхъ говорилъ о своей любви къ морю.
— Хорошій морякъ! — повторилъ онъ въ отвѣтъ на завистливое замѣчаніе какого-то милаго молодого человѣка. — Нѣтъ, признаюсь, я однажды чувствовалъ себя плохо. Это было за мысомъ Горномъ. На другой день корабль пошелъ ко дну.
Тутъ вмѣшался я.
— Кажется, вамъ было немножко не по себѣ на ярмутскомъ пароходѣ, когда вы еще хотѣли вывалиться за бортъ.
— На ярмутскомъ пароходѣ? — повторилъ онъ съ очевиднымъ смущеніемъ.
— Ну, да; въ пятницу, три недѣли тому назадъ.
— А, да, да, — отвѣчалъ онъ, оживляясь, — теперь припоминаю. У меня страшно болѣла голова. Это все отъ пикулей. Въ первый разъ въ жизни мнѣ пришлось ѣсть такія скверныя пикули на порядочномъ пароходѣ. Вы ихъ пробовали?
Я лично открылъ прекрасное средство противъ морской болѣзни. Нужно раскачиваться въ тактъ съ кораблемъ. Нужно стать посреди палубы, и если корабль качаетъ, наклоняться въ противоположномъ направленіи: такимъ образомъ вы постоянно сохраняете вертикальное положеніе. Когда носъ корабля поднимается, вы наклоняетесь впередъ, пока не ткнетесь носомъ о палубу; когда же поднимается корма, — опрокидываетесь на спину. Это годится на часъ, на два, но нѣтъ возможности раскачиваться такимъ образомъ цѣлую недѣлю.
— Предпримемъ поѣздку по рѣкѣ, — предложилъ Джорджъ.
Онъ прибавилъ, что въ этой поѣздкѣ мы найдемъ свѣжій воздухъ, физическое упражненіе и покой; что постоянная перемѣна пейзажа будетъ развлекать насъ, а работа съ веслами благотворно повліяетъ на нашъ аппетитъ и сонъ.
Гаррисъ посовѣтовалъ Джорджу не предпринимать ничего такого, что могло бы заставить его спать больше, чѣмъ онъ спитъ въ обыкновенное время: это было бы опасно. Онъ добавилъ, что не совсѣмъ понимаетъ, какимъ образомъ Джорджъ ухитрится спать больше, чѣмъ теперь, если принять въ разсчетъ, что въ суткахъ всего двадцать четыре часа, — все равно зимою или лѣтомъ. Если же ему это удастся, то онъ будетъ то же, что мертвый, — и такимъ образомъ избавится отъ издержекъ на столъ и квартиру.
Впрочемъ, Гаррисъ замѣтилъ, что поѣздка по рѣкѣ вполнѣ по его вкусу; мнѣ она тоже нравилась, и мы оба одобрили идею Джорджа такимъ тономъ, словно насъ удивляло, что Джорджъ можетъ придумать что-нибудь разумное.
Единственный, кому этотъ проектъ не понравился, былъ Монморанси. Монморанси терпѣть не можетъ рѣкъ.
— Для васъ это хорошо, братцы, — разсуждаетъ онъ, — вы это любите, но я не люблю. Мнѣ тамъ нечего дѣлать. Къ природѣ я равнодушенъ; я не курю. Если я увижу крысу, вы не остановитесь, а если я засну, вы будете себѣ плыть дальше и вывернете меня изъ лодки. Нѣтъ, если желаете знать мое мнѣніе, такъ по-моему, это чистѣйшая чепуха.
Какъ бы то ни было, насъ было трое противъ одного, и поѣздка была рѣшена.