Через два дня после этого один молодой человек в легкой повозке подъехал к дому по аллее китайских деревьев; он быстро бросил вожжи на шею лошади, соскочил на землю и спросил нельзя ли видеть хозяина усадьбы?
Это был Джорж Шельби. Чтобы объяснить, как он попал сюда, мы должны вернуться на минуту назад в нашей истории.
Письмо мисс Офелии к миссис Шельби но какой-то несчастной случайности провалялось месяца два на почте в одном глухом городке, прежде чем пришло по назначению; и когда оно было получено, Том уже затерялся среди болот Красной реки.
Миссис Шельби была сильно огорчена этим письмом, но не могла сразу ничего предпринять. Она в то время ухаживала за своим мужем, лежавшим в горячке. Джорж Шельби, уже превратившийся из мальчика в стройного молодого человека, помогал ей и в этом, и в заведовании делами отца. Мисс Офелия была настолько предусмотрительна, что сообщила имя поверенного Сент-Клера, и всё что можно было сделать в данную минуту, это обратиться к нему письменно за справками. Внезапная смерть мистера Шельби несколько дней спустя вызвала, понятно, массу хлопот, которые отвлекли внимание семьи в другую сторону.
Мистер Шельби выказал свое доверие жене, назначив ее единственной опекуншей над имением, и таким образом на руках её оказалась сразу масса запутанных дел.
Миссис Шельби принялась, с отличающей ее энергией, распутывать и приводить в порядок эти дела; несколько времени и она, и Джорж были поглощены собиранием и проверкою счетов, продажей части имения и уплатою долгов, так как миссис Шельби решила всё привести в известность и вполне определить свое положение. Во время этих хлопот они получили письмо от поверенного, указанного им мисс Офелией: он сообщал, что ему не известно о судьбе Тома, негр продан с аукциона, депьги за него получены, и больше он ничего сказать не может.
Этот ответ не успокоил ни Джоржа, ни миссис Шельби. Месяцев через шесть по получении письма от поверенного, Джоржу пришлось по делам матери ехать на низовья Миссисипи. Он решил побывать в Новом Орлеане и лично навести справки в надежде напасть на след Тома и выкупить его.
После нескольких месяцев безуспешных розысков, Джорж случайно встретил в Новом Орлеане человека, который дал ему нужные сведения. Запасшись достаточной суммой денег, наш герой сел на пароход, отправляющийся к устью Красной реки, твердо решив найти и выкупить своего старого друга.
Его немедленно ввели в дом; он застал Легри в гостиной. Легри принял незнакомца с угрюмым радушием.
— Я узнал, — заявил молодой человек, — что вы купили в Новом Орлеане негра, по имени Том. Он принадлежал раньше моему отцу, и я приехал узнать, нельзя ли мне выкупить его у вас.
Легри нахмурил брови и заговорил с внезапно вспыхнувшим гневом. — Да, я купил такого негра и, чёрт знает, сколько потерял на нём! Дерзкая, наглая собака! Взбунтовал всех моих негров, помог бежать двум девкам, которые стоили по 800 или по тысяче долларов каждая. Он сам в этом сознался, и когда я приказал ему сказать, где они, он отвечал, что знает да не скажет. Так и уперся на своем, я отодрал его так, как еще не драл ни одного негра. Он, кажется, умирает, а впрочем, не знаю, может быть, и выживет!
— Где он? — вскричал Джорж запальчиво, — покажите мне его! — Щеки юноши пылали, глаза его метали искры, но он из осторожности не сказал ни слова больше.
— Он там, в сарае, — сказал маленький негритенок, державший лошадь Джоржа.
Легри выбранил мальчика и ударил его. Но Джорж, не говоря ни слова, повернулся и пошел в указанное место.
Том лежал уже два дня. Он не страдал, так как все нервы его были разбиты, способность чувствовать боль уничтожена. Он находился большею частью в тихом забытье. Душа его не могла сразу освободиться от оков по природе сильного, хорошо сложенного тела. Ночью к нему пробирались украдкой несчастные невольники, отнимая у себя минуты короткого отдыха, чтобы чем-нибудь отблагодарить того, кто всегда был так добр к ним. Правда, немного могли дать ему его бедные ученики — всего кружку холодной воды, но они давали ее от полноты сердца.
Слезы падали на это честное, безжизненное лицо, слезы запоздалого раскаяния бедных, невежественных язычников, в которых его любовь и терпение пробудили чувство; горячие молитвы воссылались над ним к Спасителю, которого они недавно узнали, узнали почти только по имени, но которого тоскующее сердце человека никогда не призывает напрасно.
Касси, выскользнувшая из своего убежища, подслушала, что говорилось в доме и узнала о той жертве, какую он принес ей и Эммелине. В следующую же ночь она пришла к нему, не смотря на опасность быть открытой; под влиянием прощальных слов, которые умирающий нашел в себе силу проговорить слабым голосом, лед отчаяния столько лет сковывавший её сердце растаял, и мрачная, очерствевшая женщина снова нашла способность плакать и молиться.
Когда Джорж вошел в сарай, у него закружилась голова и сжалось сердце.
— Возможно ли это, возможно ли? — говорил он, опускаясь на колени подле умирающего. — Дядя Том! мой бедный, старый друг!
Звук этого голоса достиг до сознания умирающего. Он слегка повернул голову, улыбнулся и сказал:
„Иисус может и ложе смерти сделать мягким, как пуховая подушка“.
Слезы, делавшие честь сердцу юноши, брызнули из его глаз, когда он наклонялся над своим несчастным другом.
— Милый дядя Том! очнись, скажи что-нибудь! Посмотри на меня. Я Джорж, твой маленький масса Джорж! Разве ты не узнаешь меня?
— Масса Джорж! — повторил слабым голосом Том, открывая глаза, — масса Джорж! — Он смотрел, не узнавая.
Но мало-помалу мысли его прояснились, блуждающие глаза остановились на Джорже и сверкнули радостью, всё лицо, просияло, он сжал руки, и слезы потекли по его щекам.
— Слава Богу! это… это… это всё, чего я хотел! Они не забыли меня! Это греет мою душу, это радует мое старое сердце. Теперь я умру спокойно. Благословен Господь Бог!
— Ты не умрешь! ты не должен умирать, — ты не должен думать о смерти! Я приехал выкупить тебя и отвезти домой! — пылко говорил Джорж.
— О, масса Джорж, вы опоздали. Господь уже выкупил меня и берет домой. Мне очень хочется к Нему. Небо лучше, чем Кентукки.
— Ах, пожалуйста не умирай! Это убьет меня! У меня сердце разрывается, когда я подумаю, сколько ты выстрадал и теперь лежишь в этом сарае! О, мой бедный, бедный друг!
— Не называйте меня бедным, — проговорил Том торжественно, — я был бедный, но это уже всё прошло. Я стою у порога… у порога Царства Небесного! О, масса Джорж, перед мной врата рая! Я победил! Христос сподобил меня победить! Да святится имя Его!
Джорж был поражен той силой и страстью с каким он произносил эти отрывочные фразы. Он молча смотрел на него.
Том взял его за руку и продолжал: — Не говорите Хлое, в каком положении вы меня нашли. Бедняжка, это будет страшно тяжело для неё. Скажите ей только, что вы нашли меня на пороге рая, и что я ни для кого бы не мог вернуться. И скажите ей, что Господь Бог всегда и везде поддерживал меня, и что с Его помощью мне всё было легко и хорошо. А дети, мои бедные детки, моя девочка! Как болело по ним мое старое сердце! — Скажите им, чтобы они приходили ко мне, непременно бы приходили! Передайте мою любовь массе и милой доброй миссис и всем дома. Вы не знаете… я ведь люблю их всех! Я люблю всё на свете, всех людей, ничего нет лучше любви! О, масса Джорж, какое это счастье быть христианином!
В эту минуту Легри подошел к двери сарая, угрюмо заглянул в нее и с напускным равнодушием отошел прочь.
— Старый чёрт! — с негодованием воскликнул Джорж. — Приятно думать, что дьявол скоро заплатит ему за всё это!
— Ах нет, нет, не говорите так, — сказал Том, сжимая его руку; — он несчастный, жалкий человек! Страшно подумать, что ждет его! О, если бы он только мог раскаяться, Господь наверно простил бы его, но я боюсь, что он не может!
— Надеюсь, что он не раскается, — сказал Джорж, — мне очень не хотелось бы встретиться с ним на небе!
— Перестаньте, масса Джорж, мне больно слышать такие слова. Вы не должны так чувствовать. Он не сделал мне никакого зла, он только открыл для меня врата царства небесного.
В эту минуту внезапный подъем силы, явившийся у умирающего вследствие радостного свидания, исчез. Он сразу ослабел. Глаза его закрылись, в лице произошла та таинственная перемена, которая предвещает переход в иную жизнь.
Он начал дышать медленно и глубоко. Широкая грудь его тяжело поднималась и опускалась. Лицо его выражало торжество победителя.
— Кто… кто… кто может отнять у нас любовь Христа? — проговорил он еле слышным, прерывающимся голосом, и уснул с улыбкой на губах.
Джорж сидел неподвижно в благоговейном молчании. Это место казалось ему священным; и когда он закрыл безжизненные глаза и поднялся на ноги, в уме его не было иной мысли, кроме той, какую высказал его старый друг: какое счастье быть христианином!
Он обернулся, за ним угрюмо стоял Легри.
Последние минуты умиравшего произвели умиротворяющее действие на пылкого, вспыльчивого юношу.
Присутствие Легри не вызывало в нём гнева, просто казалось ему неприятным: ему хотелось поскорей уйти от него без лишних разговоров.
Устремив на Легри свои живые, черные глаза, он просто сказал, указывая на покойника:
— Вы взяли от него всё, что могли. Сколько заплатить вам за его тело? Я его увезу и похороню, как следует!
— Я не торгую мертвыми неграми, — сердито отвечал Легри. — Можете хоронить его где и когда хотите.
— Ребята, — повелительно сказал Джорж двум или трем неграм, смотревшим на покойника, — помогите мне поднять его и отнести в повозку, добудьте, мне лопату.
Один из негров побежал за лопатой; двое других помогали Джоржу перенести тело в экипаж, Джорж не говорил с Легри и не смотрел на него; Легри не противоречил его приказаниям; он стоял, посвистывая, с видом притворного равнодушия.
Он угрюмо последовал за ними, когда они понесли тело в повозку, стоявшую у подъезда.
Джорж разостлал свой плащ на дне повозки и бережно уложил на него тело, отодвинув сиденье, чтобы было больше места. Затем он обернулся и, пристально глядя на Легри, проговорил сдержанно:
— Я вам еще не сказал, что я думаю об этом возмутительном деле; здесь не время и не место говорить о нём. Но, сэр, вы поплатитесь за невинно пролитую кровь! Я заявлю об этом убийстве. Я поеду к судье и донесу на вас!
— Сделайте одолжение! — презрительно прищелкнул пальцами Легри. — Мне очень интересно, что вы будете заявлять. Где же у вас свидетели? Где доказательства? Поезжайте, поезжайте к судье.
Джорж сразу понял всю силу этого возражения. На плантации не было ни одного белого, который мог бы явиться свидетелем, а в южных штатах свидетельские показания чернокожих не принимаются в расчет. Негодование кипело в груди его, ему хотелось крикнуть так, чтобы небо услышало его вопль о справедливости, на это было бы бесполезно!
— И сколько шуму из-за какого-то мертвого негра! — заметил Легри.
Эти слова были искрой брошенной в пороховой склад. Благоразумие никогда не отличало молодого Кентуккийца. Джорж обернулся и одним ударом по лицу повалил Легри на землю. Он стоял над ним, пылая гневом, и представлял не дурное олицетворение своего великого тезки, победившего дракона.
Есть люди, которые положительно становятся лучше, когда их хорошенько поколотят. Они сразу чувствуют уважение к человеку, который сшибет их с ног и повалит в грязь. Легри принадлежал к такого рода людям. Поднявшись с земли и отряхнув пыль с своего платья, он смотрел на удалявшуюся повозку с видимым почтением и не раскрывал рта, пока она не скрылась с глаз.
За границей плантации Джорж приметил сухой, песчаный холмик, под тенью деревьев; здесь они вырыли могилу.
— Снять плащ, масса? — спросили негры, когда могила была готова.
— Нет, нет, положите его в плаще. Это всё, что я могу дать тебе теперь, мой бедный Том, возьми хоть это!
Тело опустили в могилу. Негры молча закидали его землей, насыпали холмик и обложили дерном.
— Можете идти, ребята, — сказал Джорж, сунув каждому из пих в руку по серебряной монете. Но они медлили уходить.
— Будьте добры, масса, купите нас! — проговорил один из пих.
— Мы были бы вам верными слугами, — подхватил другой.
— Здесь трудно жить, масса! — сказал первый. — Пожалуйста,
масса, купите нас!
— Я не могу, никак не могу! — с трудом выговорил Джорж, делая им знак уйти, — это невозможно!
Бедняки уныло опустили головы и молча удалились.
— Боже вечный! — произнес Джорж, опускаясь на колени у могилы своего несчастного друга, — призываю тебя в свидетели, что с этой минуты я буду делать всё, что возможно для человека, чтобы избавить мою родину от проклятия рабства.
На могиле нашего друга нет никакого памятника, он и не нуждается в памятнике, Господь Бог знает, где он лежит, и воскресит его в бессмертие, когда приидет во славе Своей.
Не жалейте его! Такая жизнь и такая смерть не заслуживают сожаления. Не в богатстве и в могуществе проявляется слава Господня, а в самоотверженной, страдающей любви. Блаженны те, кого он призывает идти за Собой, терпеливо неся свой крест. О таких сказано: „Блаженны плачущие, ибо они утешатся“!