Оригинал: нем.Citronia («Das war in jener Kinderzeit…»)[1]. — Источник: Полное собрание сочинений Генриха Гейне / Под редакцией и с биографическим очерком Петра Вейнберга — 2-е изд. — СПб.: Издание А. Ф. Маркса, 1904. — Т. 6. — С. 74—76..
Я помню детские года —
Носил я платьице тогда;
То было в детстве, было встарь;
Учить я начинал букварь 5 И в школе был один мальчонок
Среди двенадцати девчонок.
Малютки здесь на все лады
Зубрили кое-как склады.
В светёлке нашей по утрам 10 Шёл настоящий птичий гам.
Учились эти все вострушки
У Гиндерманс, седой старушки.
Она внушала детям страх,
С длиннейшим носом и в очках, 15 Ну точно старая сова!
У ней тряслася голова
И розгу страшную, бывало,
Она из рук не выпускала.
А вспорет так, что ой-ой-ой! 20 Поднимут ребятишки вой…
Да, на земле, нам в назиданье,
Прекрасное обречено страданью.
«Цитрония» — волшебный край
Так я назвал, что невзначай 25 У старой Гиндерманс узрел,
Когда на солнце он горел.
Местечко было идеально,
Лимонно-жёлто и овально,
Так мягкостью пленяло взор, 30 Хоть был и гордый в нём задор.
Как раз твой образ, ну, ей-ей,
О, первый цвет любви моей!
И этот нежный идеал
Я с той поры не забывал. 35 За детством юность миновала,
Там зрелых лет пора настала.
Тогда — о, чудо из чудес! —
Мой детский сон опять воскрес.
Теперь предстал он предо мною 40 Осуществлённою мечтою.
Я счастлив, я безумно рад,
Заслышав пряный аромат.
Но — горе мне! — что в этом толку?
Коль чёрный занавес из шёлку,[2] 45 Дурацкий лоскуток один,
Который тоньше паутин,
Сокрыл от глаз моих мой рай,
Цитронию, волшебный край!
Томиться я напрасно стал, 50 Как злополучный царь Тантал.
Меня дразнило наслажденье
И ускользало в то ж мгновенье.
Как будто близок сочный плод,
А смотришь, он из рук уйдёт! 55 Я проклинаю червяка,
Что выпрял шёлк для лоскутка,
Я проклинаю и того
Ткача, злодея моего,
Что выткал занавес злосчастный, 60 Которым скрыт эдем прекрасный,
Весь в блеске солнца дивный рай,
Цитрония — волшебный край!
Порой бесплодное томленье
Меня приводит в исступленье. 65 Рукою дерзкой я готов
Откинуть шёлковый покров
И сердца моего отраду
Схватить, преодолев преграду.
Но страшен мне такой почин, 70 Чему есть множество причин.
Теперь порывы в этом роде
И необузданность — не в моде.
Послесловие.
Прочитаете позднее
Вы в других местах яснее 75 И поймёте в чём тут сила,
Что Цитрониею было.
Но разгадан кем поэт,
Тот не выдаёт секрет.
Ведь искусство — что такое, 80 Как не сине-голубое
Дыма облако? Цветок
Голубой, что одинок,
В романтичности чудесной,
Цвёл когда-то в звуках песней 85 Офтердингера[3] — вопрос:
Что он был? Быть может, нос
Синий тётушки поэта,
Умершей вдали от света
От чахотки? Иль он той 90 Был подвязкой голубой,
Что нечаянно упала
При дворе, в разгаре бала,
С ножки дамы в контрдансе? Honny soit qui mal y panse![4]
Примечания
↑Написано, вероятно, между 1852 и 1855 годами. В издании 1869 году издатель Адольф Штродман счёл стихотворение неприличным и лишь процитировал в предисловии строки 85—98 (строки 79—94 этого перевода). Полностью опубликовано лишь в 1913 году (Йоносом Франкилем, Walzel III, 412—414).
↑Коль чёрный занавес из шёлку и т. д. Это чёрная повязка, которую Гейне носил на глазах во время болезни (прим. П. И. Вейнберга).
↑Генрих фон Офтердингер, один из немецких минезингеров. «Голубой цветок» в его песнях — символ романтической мечтательной грусти (прим. П. И. Вейнберга).
↑фр. Honny soit qui mal y panse! (Позор тому, кто дурно об этом подумает!) — девиз английского ордена Подвязки. Гейне здесь пересказывает известную легенду о возникновении этого ордена (прим. редактора).
