VI. Рост промышленности и торговли до конца XV века. В моем „Общественном строе Англии в конце средних веков“ я старался, между прочим, провести тот взгляд, что в течение всех средних веков Англия довольствовалась по преимуществу вывозом своей шерсти, составлявшей т. наз. „natural commodity“, естественный продукт страны, обложенный в пользу казны высокой вывозною пошлиной. „Налог — говорил я — прежде всего падает на шерсть, для чего установлен и специальный контроль за ее отпуском и самый отпуск дозволен лишь из небольшого числа туземных и континентальных портов, так называемых „staple-towns“. Желание обеспечить Англии производство шерсти побуждает королей XIV и XV вв. запрещать вывоз овец из Англии; не довольствуясь этим, английские патриоты в течение всего XV ст. неоднократно возвращаются к требованию запретить вывоз самой шерсти. Так, в „Lybel of english policy“, анонимном памфлете времени Ланкастерской династии, написанном в 1436 г., говорится о том, что голландцы в Калэ покупают овчиные шкуры и шерсть, продаваемые им англичанами. Мы знаем, куда шла эта английская шерсть; она перерабатывалась фландрскими и флорентинскими ремесленниками (последние жили на „дурной улице“, Саlimala, откуда и самое название их цеха), и затем под именем ипрского и флорентинского сукна расходилась по всем краям мира и широко покупалась наиболее зажиточными классами. С английской шерстью могла соперничать только испанская, также поступавшая на выделку преимущественно в Италию. На ряду с шерстью, Англия поставляла на международные рынки большое количество свинца. Свидетельство Фортескью о том, что его родина богата была также золотом и серебром, очевидно, не говорит о наличности в ней залежей драгоценных металлов, а только о том пристрастии, какое сами англичане имели к серебряной и вызолоченной посуде. Сам Фортескью спешит прибавить, что не только во всем христианском мире, но и среди язычников нельзя найти государства, в котором бы серебро было столь распространено, как у англичан. Венецианский дипломат, пишущий в 1497 году свой известный отчет об Англии, сообщает, что нигде нельзя найти столько драгоценностей, как в лондонских лавках, ни в Милане, ни в Риме, ни в Венеции, ни во Флоренции. На одной только улице — Стренде имеется 52 ювелирных магазина. Что касается до пива, то первое упоминание о вывозе его за границу восходит всего-на-всего к 1492 году, когда Генрихом VII разрешено было некоему Джону-фламандцу забрать на свое судно 120 галлонов пива. С этого времени вывоз пива быстро растет и достигает значительных размеров в половине следующего столетия. Подобно другим видам национальной промышленности, пивоварение является предметом строгого правительственного надзора. Пивоваренные заводы, расположенные в Лондоне по берегам Темзы, не раз подлежат денежному взысканию за отпуск пива, неоплаченного пошлиною. Если к означенным предметам торговли прибавить еще кожи, то можно будет сказать, что мы исчерпали список всех главных статей английского отпуска. В XV в. Англия, подобно дореформенной России, продавала по преимуществу сырье и получала путем ввоза мануфактурные изделия. Показания Фортескью о преимущественном вывозе из Англии шерсти, свинца, железа, соли, кож, воска и меда („The commodytees of England“, небольшой трактат, отпечатанный в полном собрании сочинений, т. I, стр. 545) находят себе полное подтверждение и в упомянутом „Lybel of English policy“ 1436 г., и в свидетельствах иностранцев. Автор Lybel’я неоднократно возвращается к той мысли, что Фландрия и через ее посредство другие государства континента, в частности Голландия, Брабант, Бранденбург, Испания, Италия и Португалия, живут обработкой английской шерсти и английского свинца. Голландия предъявляет постоянный спрос и на английские овчины, а венецианцы и флорентинцы вывозят, сверх кож, еще и олово. Имп. Мануил, в начале XV ст., и составитель венецианского отчета от 1497 г. в одно слово утверждают, что Англия поставляет континенту предметы первой необходимости, и прежде всего шерсть, овчины, свинец и олово. Взамен вывозимого из Англии сырья, в страну поступают из-за границы по преимуществу предметы роскоши. Венецианский отчет говорит, что страна производит все необходимое для покрытия потребностей ее жителей, за исключением вина, поставляемого Францией, Испанией и Португалией. В „Lybel of english policy“ упоминается также об овощах, которые идут в Англию из Зеландии, Брабанта и Италии, о растительных маслах, отпускаемых в нее из последней страны, а также из Испании и Португалии, наконец, о тонких полотнах, доставляемых из Бретани, Шампани, Фландрии и Брабанта. За исключением перечисленных предметов, все остальные статьи ввоза — предметы роскоши. Это или дорогие сукна, приготовляемые в Ипре, Куртрэ и Флоренции, или золотые шелковые ткани, кружева и ленты из Брабанта, или серебряная посуда и клинки, доставляемые немцами из Богемии и Венгрии, пряности, сушеные и вяленые фрукты и аптекарские товары, посылаемые Италией и Испанией (обо всем этом см. „Lybel of english policy“, 27—38—44). Зажиточность духовенства и дворянства обусловливала собою значительный ввоз предметов роскоши. Об одном Брабанте мы читаем в Lybel, что из него Англия вывозит ежегодно больше товаров, чем все прочие страны, вместе взятые. Но главным центром английской торговли на континенте является Фландрия, с городами Брюгге и Слюис на Свине. Географическое положение этого порта, позволяющее подвоз к нему товаров, как с моря, так и по реке, причина тому, говорит Фортескью, что все нации Европы избрали его главной стоянкой для своих коммерческих судов и главным складом для своих товаров. Из сказанного ясно, что иноземная торговля Англии не обходилась без посредников и что такими посредниками были по преимуществу фламандцы. Хотя Фортескью и насчитывает в Англии до 24 хороших гаваней, хотя эти гавани с помощью трех судоходных рек, Гумбера, Темзы и Северна, и могли быть приведены в сообщение с внутренними графствами, тем не менее отсутствие собственного торгового флота заставляло Англию уступить всю перевозочную торговлю в руки частью ганзейских купцов, в том числе фламандцев, частью итальянских. В одном Лондоне, по словам Уольфорда (Walford, „Fairs“, 1883), пользовавшегося данными лондон. муницип. архива, ганзейские купцы в XV в. нагружали товаров в три раза больше, чем туземные. Фискальная политика английских королей не мало содействовала также переходу к иностранцам всей перевозочной торговли. Так как иностранцы должны были платить вывозную пошлину, в два раза большую против туземцев, то Эдуард III нашел выгодным для казны запретить англичанам вывоз товаров. Отпуск их за границу дозволен был лишь из небольшого числа специально предназначенных для того правительством туземных и иностранных рынков, т. наз. „staple towns“. В числе предметов отпуска первое место, как мы уже сказали, занимала шерсть. Отпускная торговля ею сосредоточилась всецело в руках иностранцев; туземцы ограничивались ее подвозом в те порты, из которых дозволен был отпуск.
Создание привилегированных портов для вывоза шерсти восходит еще ко временам Эдуарда I. Такими „staple towns“ являются на континенте Европы — Брюгге и Калэ, позднее Антверпен и Миддельбург. В самой же Англии — Лондон, Бристоль, Ньюкасль, Норвич, Иорк и несколько других менее важных. В таких условиях морская торговля в Англии велась по преимуществу ганзейцами и итальянцами. И те, и другие привозили в Англию нужные ей товары, продавали их оптом по одной цене и спешили затем нагрузить собственные корабли английскими товарами. Желание удержать торговлю в розницу за туземными купцами вызвало еще в XIII в. ограничение королями срока пребывания иностранных торговцев в Англии. Приуроченный сперва к 40 дням, этот срок в XIV и XV вв. постепенно был расширен. При Ланкастерах иностранные купцы могли оставаться в стране уже 9 месяцев подряд. Иностранным негоциантам запрещено было торговать иначе, как оптом, и употреблять при нагрузке и разгрузке своих товаров других лиц, кроме туземцев. Чтобы предупредить вывоз золота и серебра из Англии, законодательство требовало, чтобы иностранные купцы затрачивали сперва половину, а затем и всю сумму, вырученную ими от продажи привезенных ими товаров, на закупку английских. На туземцев-хозяев возложен был надзор за тем, чтобы иностранные купцы не торговали в розницу и не вывозили денег из Англии; им предоставлено было с этою целью право получать на хранение вырученные этими купцами суммы. Но в XV в. стремление поощрить собственные мануфактуры побуждает правительство запретить ввоз иноземных сукон и вывоз из Англии овчин и железа. Так как туземные купцы ограничиваются самое бо̀льшее каботажной торговлей с Англией, Голландией и Францией (отнюдь, однако, не с Норвегией, куда они ранее привозили свои товары, но откуда они вытеснены были Ганзою), то немудрено, если в числе старших гильдий и цехов нет в Англии ни одной корпорации, занятием которой служила бы внешняя оптовая торговля. Так как оптовой торговлею создаются первые значительные капиталы, то понятно, почему от XV в. дошли до нас имена всего-на-всего 3 или 4 негоциантов, владеющих большими средствами и накопивших состояние снаряжением торговых судов для отправки (каждый раз с разрешения короля) шерсти, мехов, овчин, олова и т. п. в Пруссию, Италию и Исландию. Об одном из них, Ричарде Вайтингтоне, сообщается, что он оказал королю Генриху IV кредит в 1.000 фунтов; в то время богатейшие члены дворянства и духовенства едва в состоянии были собрать, с тою же целью, каждый 500 фунтов. Если принять во внимание, что ценность золота и серебра с рассматриваемого времени возросла по меньшей мере в 15 раз, то эти 1.000 фунт. представляют собою капитал в 150 тыс. рублей, — сумма, очевидно, не говорящая еще о несметном богатстве. В самой Англии накоплению капиталов в руках торговцев препятствовала регламентация цен правительством и запрещение оптовых закупок. Для того, чтобы установить деятельный контроль за торговлею, предписано было производить закупки и продажи не иначе, как на рынках и ярмарках. В цитированном нами выше сочинении Корнелиуса Уольфорда (Walford), посвященном вопросу об истории ярмарок, мы находим небезынтересные подробности о них. Право держать ярмарки было предоставлено не только королю, но и некоторым феодальным владельцам. Законодательство уже со времен Эдуарда III озабочено было мыслью ограничить известным сроком продолжительность этих ярмарок. Постановления на этот счет приняты были статутом, изданным в Норсгэмптоне в 1327 г. На ярмарках держались особые судебные сессии, на которых суммарным порядком решались споры продавцов и покупателей. Такие же коммерческие суды существовали и во Франции, под именем „pieds puldreux“, по-латыни „curia pedis pulverosi“, по-английски „Court of Pie Powder“. Каждое из этих названий указывают, что у сторон ноги в пыли, т. е. что они прибыли издалека. С 1321 г., т. е. с царствования Эдуарда II, особому чиновнику, королевскому „escheator“, поручен был, между прочим, надзор за ярмарками. Ярмарка в Стёрбридже, близ Кембриджа, сделалась к концу XIII в. самой значительной в Англии; эта ярмарка зависела от госпиталя прокаженных, т. е. этот госпиталь наделен был королем Иоанном Безземельным правом открывать ее в день Воздвижения Креста Господня на принадлежавшем ему лугу. Другой ярмаркой была ярмарка Св. Варфоломея, право открытия которой предоставлено было приорату в Смисфильде в предместье Лондона. В акте 1288 г. говорится о ней, как о созданной предшественниками короля Эдуарда I и как о продолжающейся, согласно закону, не более 3 дней. Половина получаемого приором дохода от ярмарки должна была поступать в казну. Что касается до рынков, то и на них торговля была так же строго регулируема. Из „Liber albus“, содержащего в себе внутренние распорядки Лондона, мы узнаем, что товары могли покупаться купцами на рынках только по истечении некоторого времени с момента их доставки, очевидно, с целью избежать оптовых закупок и спекуляции на разницу цен и с целью сделать возможными прямые сделки между потребителями и производителями. Оптовые закупки, особенно припасов, преследуются и нравами, и законодательством. В „Manuel des Pêchiers“ произносится проклятие над теми, кто обыкновенно держит у себя долгое время известный товар, напр., хлеб, „pur plus gainer“, с целью выиграть при перепродаже, „не достигая тем нередко на самом деле ничего другого, как откармливания мышей“. С другой стороны, законодательство Эдуардов задается мыслью о преследовании всех т. наз. „regrattors“, т. е. лиц, занимающихся закупкой оптом для перепродажи по повышенной цене. Факт, не лишенный интереса, — это полное запрещение на первых порах всяких запасных магазинов и создание их ранее всего для хранения предметов иностранного ввоза. Только эти товары могли быть закупаемы оптом. Гильдия, составленная из таких оптовых закупщиков иноземного товара, и прежде всего пряностей и бакалеи, известна была первоначально под наименованием „pepperers“, от слова „pepper“ — перец, а затем под именем „grossers“, от глагола „to gross“ или „to ingross“ — закупать оптом.
Если от XV ст. мы перейдем к XVI, то рядом с более интенсивным развитием овцеводства, вызвавшим постепенное сокращение пахотей, нам едва-ли придется отметить ранее времен Елизаветы решительный переход Англии от положения страны, продающей за-границу сырье и покупающей оттуда мануфактурные изделия, в положение конкурента ганзейцев и голландцев в захвате иноземных рынков. В сочинении Эренберга, „Гамбург и Англия в царствование Елизаветы“, как и в книге Шанца, „Об английской торговой политике к концу средних веков, в частности в царствование Генриха VII и Генриха VIII“, можно найти не мало данных для характеристики английской торговой политики при переходе от средних веков к новому времени. Из того описания, которое Гвичардини дает торговле Фландрии, можно притти к тому заключению, что еще в 1497 г., когда казенные склады английской шерсти перенесены были из Калэ в Антверпен, англичане, вместо того, чтобы сбывать, как прежде, одну шерсть, уже являются сами поставщиками сукон, и при том на довольно высокую цифру, 30—40 тысяч штук ежегодно в одни Нидерланды. Бòльшая часть товара поступала в Антверпен, где английские сукна сбывались на двух ярмарках — весенней и осенней. Антверпен вполне занял положение, ранее принадлежавшее Брюгге, после того, как герцогом Максимилианом в 1482 г. повреждена была гавань Слюиса и вся Фландрия подверглась значительному опустошению в течение войны, продолжавшейся целых десять лет. В обмен на отпускаемые сукна „broad cloth of London“ и „kerseys“, продолжают поступать из Фландрии более тонкие шерстяные ткани, а также полотна. По словам Гвичардини, размер всех торговых операций англичан с Антверпеном во второй половине XVI в. достигал цифры 12 милл. écus d’or. Если верить показаниям другого современника, Marino Cavallo, от 1551 г., то английские ввоз и вывоз находились друг к другу в отношении 3 к 5, т. е. англичане поставляли в Антверпен значительно меньше товара, чем вывозили из него. Торговые сношения англичан с голландцами регулированы были еще при Генрихе VII особым договором от 1496 г., которым торговля объявлена была свободной для обеих сторон, т. е. независящей от испрошения предварительного согласия соответственных правительств. Всякого рода товары могли быть предметами обмена, в том числе драгоценные камни, шерсть, предметы потребления, даже оружие и лошади, но как ввоз, так и вывоз были обложены пошлиной. В случае недостатка в припасах, запрещался отпуск их за-границу. Предметом торговли могли быть одинаково, как туземные товары, так и иноземные. С этого времени идет ряд торговых договоров между обеими странами, при чем предметом их обыкновенно является установление того или другого отношения к ввозу английской шерсти. Голландцы не прочь были запугивать возможностью замены ее испанской. В свою очередь, англичане не раз грозили, в случае неуступчивости голландцев, перенести снова свои оптовые склады шерсти в Калэ или Брюгге. Для англичан все более и более становилось ясным, что Нидерланды не могут обойтись без английской шерсти; они поэтому требовали все бо̀льшего и бо̀льшего понижения пошлин на нее в Голландии. В то же время или, вернее, с середины XVI ст. англичане начинают беспокоиться мыслью о том, что вывоз их главного продукта производится голландцами и на голландских судах. Чтобы поощрить собственное судостроение и навигацию, министр Генриха VIII, Кромвелль, не только освобождает иностранцев от необходимости уплачивать двойные пошлины за английскую шерсть при ее вывозе, но и ставит требование, чтобы этот вывоз производим был иностранцами на английских судах. Тем самым наносится существенный удар привилегированному положению Антверпена в шерстяной торговле. Центр тяжести ее переносится в Лондон; число вывозимых из него сукон возрастает почти вдвое. Только с момента окончательного разрыва Елизаветы с католической Испанией положен был конец свободному обману, или так назыв. „intercursus“, между Англией и зависящими еще от Испании Нидерландами. С 1584 г. англичане прекратили свои поездки в Антверпен за товарами. Объясняя причины только что описанных изменений, Шанц останавливается на той мысли, что англичане, до Эдуарда III поставлявшие за границу одну шерсть, с этого времени начали сбывать туда производимые ими сукна. Это обстоятельство задело интересы нидерландских ткачей; их влиянию надо приписать частые перерывы в товарном обмене англичан с голландцами. Тому же содействовало и желание англичан поощрить собственное судостроение и навигацию в ущерб голландской каботажной торговле. Эти две причины, вместе взятые, повели к прекращению „intercursus“ и переносу центра шерстяного и суконного отпуска из Антверпена в Лондон.
В средние века и даже в XV ст. флорентинцы, и еще в большей степени венецианцы, генуэзцы, и отчасти луканцы, приезжали сами в Англию за покупкой английских товаров; они заходили в английские гавани со своими галерами и на этих судах вывозили товары из Англии. Суда, прибывавшие из Венеции, были не частными судами; они принадлежали к числу государственных, сдаваемых на откуп с публичных торгов. Можно судить о размерах венецианского торга по тому, что за фрахт вывезенных из Англии в Венецию товаров в 1505 г. пришлось заплатить 17 тыс. дукатов. Вывоз производился главным образом из Саусгэмптона. С упадком венецианск. вывозной торговли пало и значение этого порта. Заключенный при Генрихе VII в 1490 г. договор с флорентинским правительством обеспечил свободный обмен товаров между обеими странами. Флорентинцы обязывались не закупать английской шерсти иначе, как в том случае, если она доставлена будет на английских судах. Англичане же — поставлять в Пизу ежегодно столько шерсти, сколько необходимо для удовлетворения запроса всех итальянских государств, за исключением одной Венеции. Венецианцам одним разрешается вывозить ежегодно на своих судах 600 тюков шерсти. До 30 тысяч человек жило в Венеции обработкою ее. Так как венецианцы, при разрыве англичан с Францией, приняли сторону последней, по крайней мере в 1513 г., то англичане предпочли прекратить с ними торговый обмен. В течение 8 лет венецианские галеры не могли посещать английских берегов. Это обстоятельство побудило самих англичан завести свои суда для посылки в Средиземное море, и с XVI ст. начинается отправка из Бристоля и Саусгэмптона таких судов в Сицилию, Крит, Хиос, Триполис, Бейрут и Сирию. Главными предметами торговли, поставляемыми венецианцами, были вина и в частности мальвазия, обложенная высокой пошлиной, несмотря на все протесты венецианцев, — обстоятельство, кот. опять-таки не раз вызывало перерыв торговых сношений. А это заставляло венецианцев выписывать свою шерсть из Испании. Англичане начинают сознавать невыгодность сосредоточения в руках венецианцев значительной части вывоза своих товаров. Местные торговцы смотрят отныне на прибытие венецианских галер, как на препятствие к развитию английского мореплавания, а мануфактуристы ревниво следят за сокращением количества обращающейся на местном рынке шерсти. Правительство поэтому возвращается к мероприятиям, принятым еще Генрихом VII, запрещавшим иностранцам покупать шерсть в период времени от ее стрижки до 2 февраля. Английские государственные деятели ставили также венецианцам в вину самый характер привозимых ими товаров, как то: пряностей, мыла, и т. п., и то, что венецианцы совсем не привозят золотой и серебряной монеты. Купцы советовали поэтому возобновить с венецианцами торговый обмен не раньше, как определив предварительно в договоре, какие они будут поставлять товары и сколько будут привозить в страну звонкой монеты. Венецианцев хотели обязать не получать шерсти иначе, как из правительственных складов в Калэ, и вывозить известное количество английских сукон и полотен. В 1530 г. дело дошло до открытого восстания английских ткачей, задавшихся мыслью перебить всех венецианских купцов, так как их закупки лишают ткачей заработка. Последствием всего этого было то, что в 1534 г. венецианцы покинули Англию со своими судами, с тем чтобы никогда более не возвращаться в нее. С этого времени, пишет Шанц, вся англо-венецианская торговля сосредоточилась в руках самих англичан.
Тот же результат был достигнут, но только в царствование Елизаветы, по отношению к ганзейским купцам. 22% всего вывозимого из Англии сукна, 97% поступавшего из нее воска и приблизительно 7% прочих товаров, в момент восшествия на престол дома Тюдоров, представляли собою ежегодный груз отправлявшихся из Англии ганзейских судов. Ненавистно было англичанам в привилегиях, обеспеченных ганзейской торговле Утрехтским договором, то обстоятельство, что число членов союза постоянно возрастало и на новых членов переходили преимущества, обеспеченные прежним. В 1534 г. Генрих VIII потребовал, чтобы английским купцам предоставлены были в Гамбурге и Любеке те же преимущества, что и туземным. Но не ранее Елизаветы ганзейские купцы были совершенно устранены от торговли английскими товарами.