Я к вам пишу случайно, — право,
Не знаю как и для чего.
Я потерял уж это право.
И что скажу вам? — ничего!
Что помню вас? — но, боже правый,
Вы это знаете давно;
И вам, конечно, всё равно.
И знать вам также нету нужды,
Где я? что я? в какой глуши?
10 Душою мы друг другу чужды,
Да вряд ли есть родство души.
Страницы прошлого читая,
Их по порядку разбирая
Теперь остынувшим умом,
Разуверяюсь я во всем.
Смешно же сердцем лицемерить
Перед собою столько лет;
Добро б еще морочить свет!
Да и притом, что пользы верить
20 Тому, чего уж больше нет?..
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок,
Но я вас помню — да и точно,
Я вас никак забыть не мог!
Во-первых, потому, что много
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил,
Потом в раскаянье бесплодном
30 Влачил я цепь тяжелых лет
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию, — но вас
Забыть мне было невозможно.
И к мысли этой я привык,
Мой крест несу я без роптанья:
То иль другое наказанье? —
40 Не всё ль одно. Я жизнь постиг.
Судьбе, как турок иль татарин,
За всё я ровно благодарен,
У бога счастья не прошу
И молча зло переношу.
Быть может, небеса Востока
Меня с ученьем их пророка
Невольно сблизили. Притом
И жизнь всечасно кочевая,
Труды, заботы ночь и днем,
50 Всё, размышлению мешая,
Приводит в первобытный вид
Больную душу: сердце спит,
Простора нет воображенью…
И нет работы голове…
Зато лежишь в густой траве
И дремлешь под широкой тенью
Чинар иль виноградных лоз,
Кругом белеются палатки;
Казачьи тощие лошадки
60 Стоят рядком, повеся нос;
У медных пушек спит прислуга,
Едва дымятся фитили;
Попарно цепь стоит вдали;
Штыки горят под солнцем юга.
Вот разговор о старине
В палатке ближней слышен мне,
Как при Ермолове ходили
В Чечню, в Аварию, к горам;
Как там дрались, как мы их били,
70 Как доставалося и нам.
И вижу я неподалеку
У речки: следуя пророку,
Мирно́й татарин свой намаз
Творит, не подымая глаз.
А вот кружком сидят другие.
Люблю я цвет их желтых лиц,
Подобный цвету ноговиц,
Их шапки, рукава худые,
Их темный и лукавый взор
80 И их гортанный разговор.
Чу — дальний выстрел! Прожужжала
Шальная пуля… славный звук…
Вот крик — и снова всё вокруг
Затихло… Но жара уж спа́ла,
Ведут коней на водопой,
Зашевелилася пехота;
Вот проскакал один, другой!
Шум, говор: «Где вторая рота?»
— «Что, вьючить?» — «Что же капитан?»
90 — «Повозки выдвигайте живо!»
«Савельич!» — «Ой ли!»
— «Дай огни́во!»
Подъем ударил барабан,
Гудит музы́ка полковая;
Между колоннами въезжая,
Звенят орудья. Генерал
Вперед со свитой поскакал…
Рассыпались в широком поле,
Как пчелы, с гиком казаки;
Уж показалися значки
100 Там на опушке — два и боле.
А вот в чалме один мюрид
В черкеске красной ездит важно,
Конь светло-серый весь кипит,
Он машет, кличет — где отважный?
Кто выдет с ним на смертный бой!..
Сейчас, смотрите: в шапке черной
Казак пустился гребенской,
Винтовку выхватил проворно,
Уж близко… Выстрел… Легкий дым…
110 «Эй, вы, станичники, за ним…»
— «Что? ранен!..» — «Ничего, безделка…»
И завязалась перестрелка…
Но в этих сшибках удалых
Забавы много, толку мало.
Прохладным вечером, бывало,
Мы любовалися на них,
Без кровожадного волненья,
Как на трагический балет.
Зато видал я представленья,
120 Каких у вас на сцене нет…
Раз — это было под Гихами —
Мы проходили темный лес;
Огнем дыша, пылал над нами
Лазурно-яркий свод небес.
Нам был обещан бой жестокий.
Из гор Ичкерии далекой
Уже в Чечню на братний зов
Толпы стекались удальцов.
Над допотопными лесами
130 Мелькали маяки кругом,
И дым их то вился столпом,
То расстилался облаками.
И оживилися леса,
Скликались дико голоса
Под их зелеными шатрами.
Едва лишь выбрался обоз
В поляну, дело началось.
Чу! в арьергард орудья просят,
Вот ружья из кустов ‹вы› носят,
140 Вот тащат за́ ноги людей
И кличут громко лекарей.
А вот и слева, из опушки,
Вдруг с гиком кинулись на пушки,
И градом пуль с вершин дерев
Отряд осыпан. Впереди же
Всё тихо — там между кустов
Бежал поток. Подходим ближе.
Пустили несколько гранат.
Еще подвинулись; молчат;
150 Но вот над бревнами завала
Ружье как будто заблистало,
Потом мелькнуло шапки две,
И вновь всё спряталось в траве.
То было грозное молчанье,
Недолго длилося оно,
Но ‹в› этом странном ожиданье
Забилось сердце не одно.
Вдруг залп… Глядим: лежат рядами —
Что нужды? — здешние полки,
160 Народ испытанный… «В штыки,
Дружнее!» — раздалось за нами.
Кровь загорелася в груди!
Все офицеры впереди…
Верхом помчался на завалы
Кто не успел спрыгну́ть с коня…
«Ура!» — и смолкло. «Вон кинжалы,
В приклады!» — и пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко,
170 Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть
(И зной и битва утомили
Меня)… но мутная волна
Была тепла, была красна.
На берегу, под тенью дуба,
Пройдя завалов первый ряд,
Стоял кружок. Один солдат
Был на коленах. Мрачно, грубо
180 Казалось выраженье лиц,
Но слезы капали с ресниц,
Покрытых пылью… На шинели,
Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал.
В груди его едва чернели
Две ранки, кровь его чуть-чуть
Сочилась. Но высоко грудь
И трудно подымалась; взоры
Бродили страшно, он шептал:
190 «Спасите, братцы. Тащат в горы.
Постойте — ранен генерал…
Не слышат…» Долго он стонал,
Но всё слабей, и понемногу
Затих и душу отдал богу.
На ружья опершись, кругом
Стояли усачи седые…
И тихо плакали… Потом
Его остатки боевые
Накрыли бережно плащом
200 И понесли. Тоской томимый,
Им вслед смотрел ‹я› недвижи́мый.
Меж тем товарищей, друзей
Со вздохом возле называли,
Но не нашел в душе моей
Я сожаленья, ни печали.
Уже затихло всё; тела
Стащили в кучу; кровь текла
Струею дымной по каменьям,
Ее тяжелым испареньем
210 Был полон воздух. Генерал
Сидел в тени на барабане
И донесенья принимал.
Окрестный лес, как бы в тумане,
Синел в дыму пороховом.
А там вдали грядой нестройной,
Но вечно гордой и спокойной,
Тянулись горы — и Казбек
Сверкал главой остроконечной.
И с грустью тайной и сердечной
220 Я думал: «Жалкий человек.
Чего он хочет!.. Небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он — зачем?»
Галуб прервал мое мечтанье.
Ударив по плечу, — он был
Кунак мой, — я его спросил,
Как месту этому названье?
Он отвечал мне: «Валерик[4],
230 А перевесть на ваш язык,
Так будет речка смерти: верно,
Дано старинными людьми».
— «А сколько их дралось примерно
Сегодня?» — «Тысяч до семи».
— «А много горцы потеряли?»
— «Как знать? — зачем вы не считали!»
— «Да! будет, — кто-то тут сказал, —
Им в память этот день кровавый!»
Чеченец посмотрел лукаво
240 И головою покачал.
Но я боюся вам наскучить,
В забавах света вам смешны
Тревоги дикие войны.
Свой ум вы не привыкли мучить
Тяжелой думой о конце.
На вашем молодом лице
Следов заботы и печали
Не отыскать, и вы едва ли
Вблизи когда-нибудь видали,
250 Как умирают. Дай вам бог
И не видать: иных тревог
Довольно есть. В самозабвенье
Не лучше ль кончить жизни путь?
И беспробудным сном заснуть
С мечтой о близком пробужденье?
Теперь прощайте: если вас
Мой безыскусственный рассказ
Развеселит, займет хоть малость,
Я буду счастлив. А не так?
260 Простите мне его как шалость
И тихо молвите: чудак!..
1840
Другие редакции и варианты
[править]
вм. 126—161
автограф [Чечня восстала вся кругом;
У нас двух тысяч под ружьем
Не набралось бы. Слава богу
Выходит из кустов обоз,
В цепи стрельба; но началось
И в арьергарде понемногу;
Вот жарче, жарче… Крик! Глядим,
Уж тащут одного, — за ним
Других… и много… ружья носят!
И кличут громко лекарей!
Уж им невмочь — подмоги просят;
«Сюда орудие — скорей
Картечи…» Тихо развернулся
Меж тем в поляне весь отряд,
Кругом зелёный лес замкнулся,
Дымится весь. Свистят, жужжат
Над нами пули. — Перед нами
Овраг, река — по берегам
Валежник, бревна здесь и там,
Но ни души — кусты ветвями
Сплелись, мы ближе подошли,
Орудий восемь навели
На дерева, в овраг без цели
Гранаты глухо загудели
И лопнули… Ответа нет.
Мы ближе… Что за притча, право!
Вот от ружья как будто свет,
Вот кто-то выбежал направо…
Мелькнул и скрылся враг лукавый.
Мы снова тронулись вперед,
Послали выстрел им прощальный,
И ружей вдруг из семисот
Осыпал нас огонь батальный,
И затрещало… По бокам,
И впереди, и здесь, и там
Валятся целыми рядами…
Как птиц нас бьют со всех сторон…
Второй и третий батальон
В штыки, дружнее, молодцами;]
вм. 176—201 а) [Тогда на самом месте сечи
У батареи я прилег
Без сил и чувств; я изнемог,
Но слышал, как просил картечи
Артиллерист. Он приберег
Один заряд на всякий случай.
Уж раза три чеченцы тучей
Кидали шашки наголо;
Прикрытье всё почти легло.
Я слушал очень равнодушно;
Хотелось спать и было душно]
б) [Тогда довольно равнодушно
На батарее я прилег:
Признаться вам, я изнемог,
Хотелось спать и было душно.]
221—224 Как зверь он жаден, дик и злобен,
К любви и счастью неспособен;
Пускай же гибнет поделом.
И стало мне смешно. Потом
после 240 [Но я наскучил вам. Довольно,
Спокойна совесть у меня;]
Примечания
[править]- ↑ Альманах «Утренняя заря на 1843 г.». — Спб., 1843. — С. 66—77. под заглавием «Валерик», без ст. 173, 200-204, с искажением ст. 39, 89, 121, 139, 140, 150, 151, 174, 205—208, 225
- ↑ Лермонтов М. Ю. Сочинения: Первое полное издание В. Ф. Рихтера / Под ред. П. А. Висковатова — М., 1889. — Т. 1., под заглавием «Валерик»
- ↑ В ПСС по черновому автографу Отдела рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина
- ↑ Валерик — приток Сунжи — реки, впадающей в Терек. Этимологически сложное происхождение слова Валерик, по-видимому, означающего «речка смерти», подробно проанализировано в статье: Чокаев К. 3. Еще раз о «речке смерти» // Кавказ и Россия в творчестве М. Ю. Лермонтова. Грозный, 1987. С. 126—130. О сражении при Валерике и участии в нем Лермонтова рассказывает К. Х. Мамацев (М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. — Второе изд.. — М., 1972. — С. 257—260.).
398. Альм. «Утренняя заря на 1843 г.» Спб., 1843 под загл. «Валерик», без ст. 173, 200-204, с искажением ст. 39, 89, 121, 139, 140, 150, 151, 174, 205—208, 225. - - ПСС-1, т. 1, под загл. «Валерик». - - Полн. собр. соч. М.; Л., 1926 (под ред. К. Халабаева и Б. Эйхенбаума). - - Печ. по черн. автографу ГБЛ. Текст «Утренней зари» и близкая к нему копия ГБЛ (архив Ю. Ф. Самарина), также под загл. «Валерик», восходят к этому автографу, порою трудно поддающемуся прочтению. Так называемые разночтения между этими источниками — следствие неправильного прочтения текста черн. автографа. Наличие в списке Самарина 11-ти зачеркнутых в автографе ст. объясняется тем, что переписчик воспроизвел зачеркнутое, но не свидетельствует, что эта копия восходит к другому, более позднему источнику. Таким образом, нет основания для введения загл., отсутствующего в единственном автографе. Загл. малохарактерно для жанра послания. Адресатом обычно считалась В. А. Лопухина (см. о ней примеч. 289), хотя в ст-нии имеются строки, противоречащие этому: «В заботах света вам смешны Тревоги дикие войны», «На вашем молодом лице Следов заботы и печали Не отыскать». Известно, что Лопухина была далека от «светских забот», и все мемуаристы как раз находили на ее лице «следы печали». О сражении, которое описано в ст-нии, Лермонтов писал 17 июня 1840 г. А. А. Лопухину: «Завтра я еду в действующий отряд на левый фланг в Чечню брать пророка Шамиля, которого, надеюсь, не возьму, а если возьму, то постараюсь прислать к тебе по пересылке» (Соч. АН, т. 6. С. 454). 12 сент. Лермонтов сообщал Лопухину: «У нас были каждый день дела, и одно довольно жаркое, которое продолжалось 6 часов сряду. Нас было 2000 пехоты, а их до 6 тысяч; и все время дрались штыками. У нас убыло 30 офицеров и до 300 рядовых, а их 600 тел осталось на месте — кажется, хорошо! — вообрази себе, что в овраге, где была потеха, час после дела еще пахло кровью» (Соч. АН, т. 6. С. 456). Действующий отряд, о котором пишет Лермонтов, — это отряд генерала А. В. Галафеева, выступивший 6 июля 1840 г. из лагеря при крепости Грозной в западном направлении. 11 июля из лагеря при деревне
Гихи (Гехи) отряд двинулся к речке Валерик, где и произошел бой.
Валерик — приток Сунжи — реки, впадающей в Терек. Этимологически сложное происхождение слова Валерик, по-видимому, означающего «речка смерти», подробно проанализировано в статье: Чокаев К. 3. Еще раз о «речке смерти» // Кавказ и Россия в творчестве М. Ю. Лермонтова. Грозный, 1987. С. 126—130. О сражении при Валерике и участии в нем Лермонтова рассказывает К. Х. Мамацев (Воспоминания. С. 257—260). Вслед за «Бородином» это ст-ние — новое слово в батальной поэзии, предвосхищающее военные эпизоды в прозе Л. Н. Толстого.
Ермолов Алексей Петрович (1777—1861) — полководец, дипломат, герой Отечественной войны 1812 г., в 1816—1827 гг. — главнокомандующий на Кавказе.
Авария — в ту пору Аварское ханство в Дагестане.
Ноговицы — род голенищ, застегивающихся вокруг голени.
Мюрид — у мусульман последователь духовного наставника, в данном случае сподвижник Шамиля, возглавлявшего движение горцев Дагестана и Чечни за освобождение их от власти царизма.
Ичкерия — территория Сев. Кавказа, граничащая с Большой Чечней, находилась южнее Терека и Сунжи, населена была чеченцами и ичкеринцами.
