Сегодня возвратился в Кишинёв начальник штаба действующей армии, генерал-адъютант Непокойчицкий после кавалерийской проездки, совершённой им из Кишинёва в Одессу. Расстояние между этими двумя пунктами считается около 170 вёрст, и по первоначальному предположению кавалерийский отряд, назначенный в эту проездку, должен был пробежать данное расстояние в два дня, полагая на каждый день около восьмидесяти вёрст движения. Цель проездки, кроме желания проверить степень выносливости коней и всадников, заключала в себе ещё и желание доставить неожиданное удовольствие великому князю главнокомандующему, который в качестве генерал-инспектора кавалерии своими настойчивыми трудами довёл русскую конницу до того, что для неё подобные переходы и пробежки стали самым обыкновенным делом. В состав отряда назначены были: состоящие при главнокомандующем два эскадрона собственного его величества конвоя из кубанских и терских казаков и 2-я бригада 11-й кавалерийской дивизии, т. е. полки: 11-й гусарский Изюмский и 11-й казачий полковника Попова с донскою казачьею батареею. Впрочем, эти два последние полка, расположенные в Григориополе, должны были встретить отряд, шедший из Кишинёва, почти на половине пути, и уже оттуда, присоединясь к конвою, следовать далее в Одессу. К свите начальника штаба, кроме лиц, официально к тому назначенных, могли присоединиться и другие офицеры, по собственной охоте.
30 января, в 7 часов утра, генерал-адъютант Непокойчицкий в сопровождении свиты из охотников-кавалеристов выступил с дивизионом терцев и кубанцев из Кишинева. Утро было пасмурное, моросил дождь и, судя по этому началу, можно было ожидать продолжения и на этот день вчерашней оттепели, при туманной, но тихой погоде. Однако ожидания эти не оправдались. Не успел отряд отойти от города и десяти вёрст, как поднялась жесточайшая буря. Студёный северо-западный ветер выл, не переставая ни на минуту, и беспрестанно налетал столь порывистыми шквалами, что порою валил с ног не только пешеходов, но даже, как передают очевидцы, опрокидывал и запряжённые телеги. В самом Кишинёве, который лежит в котловине и стало быть уже поэтому более или менее защищён от действия ветра, шквалы были столь сильны, что срывали с места целые лужи уличной жидкой грязи и дождём мутных брызг несли её вдоль по улицам. Уже по одному этому можно судить, сколько скирд сена и соломы поразмётано в полях, сколько крыш было исковеркано, а сколько и совсем снесено, в особенности соломенных и камышовых, на подгородной слободе и в селениях. В воздухе вдруг страшно похолодело и, в довершение всего, пошёл тот замороженный дождь, который в просторечии называется «крупою». Эта крупа неслась под ветром горизонтально, вместе с брызгами луж, и била в лицо, нестерпимо обжигая и коля кожу, как иголками. Кишинёвские улицы опустели, извозчики исчезли и редко-редко кто из пешеходов виднелся на улице, выйдя из дому разве по самой крайней нужде. Страшно было и подумать, чтобы выехать куда-либо за город, и даже па́рные извозчики, так называемые здесь «фаэтонщики», поряженные некоторыми лицами за 30 рублей каждый до Гуры-Галбины, местечка, лежащего в сорока верстах от Кишинёва, возвращали нанимателям задатки, наотрез отказываясь выехать в такую не́погодь. Очевидцы сказывают, что в этом же краю помнят подобную бурю только двадцать два года назад, когда два батальона, посланные из Кишинёва в Измаил и Килию, совершенно погибли, закоченев в степи от нестерпимого холода. Понятно, что ввиду такого состояния погоды, все военные люди, оставшиеся в Кишинёве, крайне тревожились и даже серьёзно опасались за исход кавалерийской проездки. Все с нетерпением ждали известия из отряда, со встречным ли путником, или по телеграфу. Известие не приходило. Один из офицеров, которому довелось в эту непогоду возвращаться из командировки по той самой дороге, где должен был следовать отряд, сказывал, что на своём пути он не только не встретил отряда, но и ничего не слыхал о нём по деревням. Всё это только усиливало общее беспокойство. Наконец, уже вечером стала известна телеграмма, что отряд благополучно проследовал в 4½ часа пополудни через Бендеры — город, отстоящий от Кишинёва на 58½ верст. Но о том, остался ли отряд в Бендерах, или где-нибудь поблизости — телеграмма ничего не говорила, а страшная буря между тем не стихала, и это последнее обстоятельство, конечно, ни на кого не могло действовать успокоительно за судьбу путников-кавалеристов.
На следующий день погода была тоже резкая, ветреная и хмурая; порою перепадала вчерашняя «крупа», но в общем состоянии атмосферы и температуры всё же значительно полегчало. Можно было ходить по улицам и даже, по нужде, выехать в поле. Но известий об отряде никаких не доходило до Кишинёва. Только на третьи сутки узнали здесь из частных телеграмм, что 1 февраля, в час пополудни, отряд благополучно и в полном своем составе прибыл в Одессу, прошёл вдоль по городу до Ришельевского бульвара, где имеет помещение во дворце Великий Князь, и был проведён генерал-адъютантом Непокойчицким церемониальным маршем мимо Главнокомандующего, который смотрел из окна и остался совершенно доволен бодрым видом людей и свежестию лошадей, прошедших 170-вёрстный путь в три перехода, при таких ужасных условиях погоды. Весь отряд пришёл в полном порядке; заболевших всадников и лошадей не было; оказалось только несколько расковавшихся копыт. В первый день отряд под непрестанною бурею сделал 76½ верст и остановился в селении Карагаш, а 11-я бригада, прошедшая около 90 вёрст, расположилась бивуаком в колонии Страсбург. Остальной путь, ввиду ужасного состояния погоды, был разделён на два перехода, один в 50 и другой в 44 версты.