14-го сентября послѣдовалъ первый въ текущую войну примѣръ удаленія изъ дѣйствующей арміи одного изъ иностранныхъ корреспондентовъ, нарушившихъ принятыя на себя, по отношенію къ арміи, обязательства. Надо замѣтить, что по отношенію ко всѣмъ вообще частнымъ корреспондентамъ, какъ русскимъ, такъ и иностраннымъ, еще въ самомъ началѣ войны было рѣшено въ принципѣ совершенно свободное допущеніе ихъ въ армію, не принимая ни въ малѣйшее соображеніе степень враждебности или желательства намъ той или другой газеты. Газета могла быть самымъ заклятымъ врагомъ Россіи и русскихъ — намъ до этого не было дѣла и корреспондентъ ея свободно могъ пріѣхать въ нашъ лагерь, при соблюденіи, конечно, извѣстныхъ условій. Но для допущенія въ армію какого бы то ни было корреспондента необходимо требовалась рекомендація его личности со стороны какого-либо учрежденія или лица офиціальнаго, или же такой особы, которая по своему положенію заслуживаетъ полнаго довѣрія. Такимъ образомъ, не газета съ ея направленіемъ, а личность самого корреспондента принималась въ соображеніе при допущеніи его въ армію, и это было сдѣлано въ томъ вниманіи, что честный человѣкъ, къ какой бы политической партіи онъ ни принадлежалъ, не будетъ ни уклоняться отъ истины, ни нарушать принятыя имъ на себя и легко выполнимыя обязательства, которыя заключаются въ слѣдующемъ:
1) Не сообщать никакихъ свѣдѣній о расположеніи, численности и передвиженіяхъ войскъ, а также о планахъ предстоящихъ нашихъ дѣйствій.
2) Пріѣзжая въ какой-либо отрядъ, испрашивать предварительно у старшаго начальника разрѣшеніе остаться при немъ, и немедленно удалиться, если начальникъ, по военнымъ соображеніямъ, признаетъ неудобнымъ присутствіе корреспондента при отрядѣ.
Никто изъ частныхъ корреспондентовъ не подвергался и не подвергается ни малѣйшей цензурѣ: сообщенія ихъ читаются лишь по напечатаніи въ газетѣ, причемъ не принимается въ соображеніе общій тонъ газеты по отношенію ея къ Россіи и къ русской арміи. Лучшимъ доказательствомъ этого можетъ служить четырехмѣсячное пребываніе при нашей арміи г. Фредерика Бойля (Boyle), корреспондента англійской газеты «Standard», которая по своей слѣпой ненависти къ Россіи можетъ сравниться развѣ съ вѣнскою «Neue freie Presse» и нѣкоторыми изъ венгерскихъ газетъ. Но разъ, что г. Бойль былъ допущенъ въ армію — а допущенъ онъ потому, что имѣлъ личную рекомендацію и слѣдователыю удовлетворялъ основному условію допущенія корреспондентовъ — никто не дѣлалъ никакого различія въ обращеніи съ нимъ и съ другими, дружественными намъ, корреспондентами. Самъ г. Бойль сознавался, что онъ постоянно пользуется самымъ любезнымъ вниманіемъ и радушнымъ гостепріимствомъ въ средѣ нашей арміи.
Но случилось слѣдующее обстоятельство:
13-го сентября Великій Князь Главнокомандующій, призвавъ къ себѣ полковника Газенкампфа, въ вѣдѣніи котораго состоятъ корреспонденты, поручилъ ему лишить корреспондента англійской газеты «Standard», г. Фредерика Бойля, всѣхъ преимуществъ его званія и затѣмъ выслать его изъ арміи.
Поводомъ къ такой мѣрѣ послужила корреспонденція отъ 24‑го августа изъ Порадима, въ которой г. Бойль, нарушивъ принятое имъ на себя подъ честнымь словомъ обязательство, сообщилъ подробныя свѣдѣнія о расположеніи нашихъ войскъ и укрѣпленій подъ Плевною. Объ общемъ недоброжелательномъ тонѣ статьи, объ оскорбительньхъ отзывахъ на счетъ русской арміи и даже о клеветахъ на нее, нечего уже и говорить — статья была наполнена ими.
Г. Бойль, который находился въ постоянныхъ разъѣздахъ, какъ и всѣ корреспонденты, прибылъ въ Горній Студень, какъ нарочно, 13‑го сентября, въ тотъ самый день, когда въ главной квартирѣ было обращено вниманіе на его корреспонденцію.
На слѣдующій день г. Бойль получилъ чрезъ коменданта приглашеніе пожаловать къ полковнику Газенкампфу. Въ палаткѣ сего послѣдняго произошло объясненіе, которое передается здѣсь съ дословною точностію. Оно происходило въ присутствіи помощника коменданта, полковника Поливанова.
Когда г. Бойль явился, полковникъ Газенкампфъ, по обыкновенію, любезно съ нимъ раскланявшись, указалъ ему въ нумерѣ «Standard'а» на столбцы корреспонденціи изъ Порадима.
— Великому Князю угодно знать, ваша ли эта статья? — спросилъ онъ по-французски (разговоръ происходилъ на французскомъ языкѣ).
Г. Бойль пробѣжалъ по столбцу глазами и немного сконфузился.
— Кажется, моя… Да, я думаю, что это писалъ я, отвѣтилъ онъ.
— Не кажется ли вамъ, что вотъ это мѣсто[1], сказалъ полковникъ, указывая на строки, отчеркнутыя синимъ карандашемъ, — составлаетъ прямое нарушеніе того обязательства, которое вы приняли на себя подъ честнымъ словомъ?
Г. Бойль снова пробѣжалъ глазами корреспонденцію.
— Да, да, согласился онъ; но… позвольте обратить ваше вниманіе на то, что вѣдь эта статья отъ 24‑го августа, а съ тѣхъ поръ прошло столько времени, что…
— Объ этомъ позвольте уже судить намъ. Надѣюсь, вы согласитесь сами, что это наше право.
— О да, конечно, это ваше дѣло.
— Хорошо. Теперь не кажется ли вамъ, что вотъ въ этихъ строкахъ весьма ясно высказывается самое крайнее недоброжелательство (la malveillance la plus prononcée) къ нашей арміи.
Въ указанномъ мѣстѣ общее положеніе нашей арміи изображалось въ самыхъ мрачныхъ краскахъ; говорилось также, что армія гибнетъ отъ болѣзней, и въ заключеніе сказано: «О, какъ бы я смѣялся надъ всѣмъ этимъ, если бы меня самого не трясла лихорадка!»
Прочитавъ эти строки, г. Бойль сильно смутился и, заикаись, сталъ оправдываться тѣмъ, что онъ литераторъ, а не военный, что поэтому у него иногда могло «сорваться съ пера» что нибудь лишнее нечаянно, но онъ можетъ увѣрить, что не имѣлъ дурныхъ намѣреній.
— Великій Князь читалъ вашу статыо, перебилъ его полковникъ Газенкампфъ, — и былъ крайне оскорбленъ тѣмъ враждебнымъ тономъ, которымъ вы говорите о нашей арміи. А такъ какъ вы къ тому же нарушили принятое вами на себя обязательство, то Его Высочество приказалъ мнѣ предложить вамъ немедленно удалиться какъ изъ арміи, такъ и изъ Румыніи.
— Какъ! — вырвалось восклицаніе у г. Бойля — такъ я не могу оставаться и въ Румыніи?!
— Нѣтъ, не можете. Великій Князь возложилъ на полковника Липояно обязанность проводить васъ до Бухареста, а оттуда васъ уже проводятъ далѣе, до границы. Теперь я васъ попрошу возвратить мнѣ всѣ знаки вашего званія корреспондента (vos insignes de correspondent) и затѣмъ вотъ г. комендантъ (при этомъ г. Газенкампфъ указалъ на полковника Поливанова), который проводитъ васъ къ полковнику Липояно.
— Но… однако, вы позволите мнѣ увѣдомить обо всемъ этомъ мою газету? замѣтилъ г. Бойль.
— Объ этомъ не безпокойтесь, было ему отвѣтомъ: — мы немедленно будемъ телеграфировать въ Лондонъ о вашемъ удаленіи.
— Но… позвольте мнѣ нѣсколько времени, чтобы собраться: у меня здѣсь экипажъ, лошади, прислуга…
— Необходимое время вамъ будетъ дано; но вы сами понимаете, что срокъ этотъ не можетъ превышать нѣсколькихъ часовъ.
— Я думаю, прибавилъ полковникъ Поливановъ, — что вамъ самимъ послѣ этого будетъ пріятно поскорѣе уѣхать отсюда.
— О да, конечно, согласился г. Бойль, который во время этого разговора снялъ съ себя нарукавную повязку, вынулъ свой засвидѣтельствованный фотографическій портретъ, а также свидѣтельство на право содержанія экипажа, лошадей и прислуги, и все это положилъ на столъ.
— Прошу васъ, прибавилъ онъ, — передать Великому Князю, что я не имѣлъ дурныхъ намѣреній. Вы конечно понимаете, до какой степени все это для меня непріятно.
— Очень даже понимаю, согласился полковникъ Газенкампфъ, — и могу сказать вамъ только одно, что и мнѣ крайне непріятно разставатъся съ вами при такихъ обстоятельствахъ. А касательно вашего заявленія, что вы не имѣли дурныхъ намѣреній, то желаніе ваше будетъ исполнено и я доложу объ этомъ Его Высочеству. Прощайте.
На этомъ разговоръ кончился, и г. Бойль ушелъ съ полковникомъ Поливановымъ, а въ два часа по полудни полковникъ Липояно уже везъ его къ Бухаресту.
Такъ какъ настоящее сообщеніе посвящено вопросу о корреспоидентахъ, то кстати можно прибавить, что нѣкоторые изъ нихъ удостоены Высочайшихъ наградъ орденами, за достойное поведеніе, которое, по засвидѣтельствованію подлежащаго военнаго начальства, они обнаружили, присутствуя въ различныхъ сраженіяхъ въ сферѣ непріятельскаго ружейнаго огня. Вотъ ихъ имена:
Корреспондентъ газеты «Новое Время», Вячеславъ Сильвестровичъ Россоловскій, и газеты «Daily News», Арчибальдъ Форбсъ — за сраженіе подъ Плевной, 18‑го іюля; корреспондентъ газеты «Новое Время», Александръ Дмитріевичъ Ивановъ, и газеты «The Scotsman», докторъ Каррикъ — за сраженіе 18‑го же іюля, при с. Джуранлы, при чемъ первый изъ нихъ (г. Ивановъ) принялъ на себя обязанности ординарца и передавалъ приказанія въ цѣпь, а второй добровольно взялся подавать первоначальное пособіе нашимъ раненымъ и дѣлалъ имъ перевязку подъ непріятельскими пулями съ блестящимъ спокойствіемъ и самоотверженіемъ. Всѣ четыре названныя лица Всемилостивѣйше пожалованы кавалерами ордена св. Станислава 3‑й степени съ мечами. Два нѣмецкіе корреспондента, присутствовавшіе въ сраженіяхъ подъ Никополемъ 3‑го іюля и подъ Плевною 18‑го іюля — награждены орденами св. Анны 3‑й стенени съ мечами, во вниманіе къ тому, что оба они отставные офицеры, раненые во время франко-германской войны и имѣющіе Желѣзные кресты. Одинъ изъ нихъ — капитанъ Даннгауэръ, корреспондентъ «National Zeitung», а другой — поручикъ фонъ-Марее, корреспондентъ «Über Land und Meer». Ордена эти было поручено передать по принадлежности состоящему въ распоряженіи Его Императорскаго Высочества Главнокомандующаго, генеральнаго штаба полковнику Газенкампфу[2].
Примѣчанія[править]
- ↑ Всѣ надлежащія мѣста статьи были отчеркнуты синимъ карандашемъ.
- ↑ Вообще, удостоились наградъ орденами слѣдующіе корресподенты русской и иностранной печати:
В. С. Россоловскій, «Новое Время», св. Станислава 3‑й ст. съ мечами.
А. Д. Ивановъ, «Новое Время», св. Станислава 3‑й ст. съ мечами и св. Анпы 3‑й ст. съ мечами.
В. И. Немировичъ-Данченко, «Новое Время», знакъ отличія военнаго ордена 4‑й ст. и св. Станислава 3‑й ст. съ мечами.
Н. В. Максимовъ, «Бирж. Вѣд.», св. Владиміра 4‑й ст. съ мечами.
Князь Шаховской, «Моск. Вѣд.», св. Станислава 3‑й ст. съ мечами и св. Анны 3‑й ст. съ мечами.