Анна Каренина (Толстой)/Часть III/Глава XI/ДО
| ← Часть III, глава X | Анна Каренина — Часть III, глава XI | Часть III, глава XII → |
| Источникъ: Левъ Толстой. Анна Каренина. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. Н. Кушнеровъ и К°, 1903. — Т. I. — С. 348—351. |
Въ половинѣ іюля къ Левину явился староста сестриной деревни, находившейся за двадцать верстъ отъ Покровскаго, съ отчетомъ о ходѣ дѣлъ и о покосѣ. Главный доходъ съ имѣнія сестры получался за заливные луга. Въ прежніе годы покосы разбирались мужиками по двадцати рублей за десятину. Когда Левинъ взялъ имѣніе въ управленіе, онъ, осмотрѣвъ покосы, нашелъ, что они сто́ятъ дороже, и назначилъ цѣну за десятину двадцать пять рублей. Мужики не дали этой цѣны и, какъ подозрѣвалъ Левинъ, отбили другихъ покупателей. Тогда Левинъ поѣхалъ туда самъ и распорядился убирать луга частью наймомъ, частью изъ доли. Свои мужики препятствовали всѣми средствами этому нововведенію, но дѣло пошло, и въ первый же годъ за луга было выручено почти вдвое. Въ третьемъ и прошломъ году продолжалось то же противодѣйствіе мужиковъ, и уборка шла тѣмъ же порядкомъ. Въ нынѣшнемъ году мужики взяли всѣ покосы изъ третьей доли, и теперь староста пріѣхалъ объявить, что покосы убраны и что онъ, побоявшись дождя, пригласилъ конторщика, при немъ раздѣлилъ и сметалъ уже одиннадцать господскихъ стоговъ. По неопредѣленнымъ отвѣтамъ на вопросъ о томъ, сколько было сѣна на главномъ лугу, по поспѣшности старосты, раздѣлившаго сѣно безъ спроса, по всему тону мужика Левинъ понялъ, что въ этомъ дѣлежѣ сѣна что-то не чисто, и рѣшился съѣздить самъ повѣрить дѣло.
Пріѣхавъ въ обѣдъ въ деревню и оставивъ лошадь у пріятеля-старика, мужа братниной кормилицы, Левинъ вошелъ къ старику на пчельникъ, желая узнать отъ него подробности объ уборкѣ покоса. Говорливый, благообразный старикъ Парменычъ радостно принялъ Левина, показалъ ему все свое хозяйство, разсказалъ всѣ подробности о своихъ пчелахъ и о роевщинѣ нынѣшняго года; но на вопросы Левина о покосѣ говорилъ неопредѣленно и неохотно. Это еще болѣе утвердило Левина въ его предположеніяхъ. Онъ пошелъ на покосъ и осмотрѣлъ стога. Въ стогахъ не могло быть по пятидесяти возовъ, и, чтобы уличить мужиковъ, Левинъ велѣлъ сейчасъ же вызвать возившія сѣно подводы, поднять одинъ стогъ и перевезти въ сарай. Изъ стога вышло только тридцать два воза. Несмотря на увѣренія старосты о пухлявости сѣна и о томъ, какъ оно улеглось въ стогахъ, на его божбу о томъ, что все было по-божески, Левинъ настаивалъ на своемъ, что сѣно дѣлили безъ его приказа и что онъ потому не принимаетъ этого сѣна за пятьдесятъ возовъ въ стогу. Послѣ долгихъ споровъ дѣло рѣшили тѣмъ, чтобы мужикамъ принять эти одиннадцать стоговъ, считая по пятидесяти возовъ, на свою долю, а на господскую долю выдѣлять вновь. Переговоры эти и дѣлежъ копенъ продолжались до полдника. Когда послѣднее сѣно было раздѣлено, Левинъ, поручивъ остальное наблюденіе конторщику, присѣлъ на отмѣченной тычинкой ракитника копнѣ, любуясь на кипящій народомъ лугъ.
Передъ нимъ, въ загибѣ рѣки за болотцемъ, весело треща звонкими голосами, двигалась пестрая вереница бабъ, и изъ растрясеннаго сѣна быстро вытягивались по свѣтло-зеленой отавѣ сѣрые извилистые валы. Слѣдомъ за бабами шли мужики съ вилами, и изъ валовъ вырастали широкія, высокія, пухлыя копны. Слѣва по убранному уже лугу гремѣли телѣги, и одна за другой, подаваемыя огромными навилинами, исчезали копны и на мѣсто ихъ навивались, нависающіе на зады лошадей, тяжелые воза душистаго сѣна.
— За погодку убрать! Сѣно же будетъ! — сказалъ старикъ, присѣвшій подлѣ Левина. — Чай — не сѣно! Ровно утятамъ зерно разсыпь, какъ подбираютъ! — прибавилъ онъ, указывая на навиваемыя копны. — Съ обѣда половину добрую свезли.
— Послѣднюю, что ль? — крикнулъ онъ на малаго, который, стоя на переду телѣжнаго ящика и помахивая концами пеньковыхъ вожжей, ѣхалъ мимо.
— Послѣднюю, батюшка! — прокричалъ малый, придерживая лошадь, улыбаясь оглянулся на веселую, тоже улыбавшуюся, румяную бабу, сидѣвшую въ телѣжномъ ящикѣ, и погналъ дальше.
— Это кто же? Сынъ? — спросилъ Левинъ.
— Мой меньшенькій, — съ ласковою улыбкой сказалъ старикъ.
— Какой молодецъ!
— Ничего малый.
— Ужъ женатъ?
— Да, третій годъ пошелъ съ Филипповокъ.
— Что жъ, и дѣти есть?
— Какія дѣти! Годъ цѣлый не понималъ ничего, да и стыдимъ, — отвѣчалъ старикъ. — Ну, сѣно! Чай настоящій! — повторилъ онъ, желая перемѣнить разговоръ.
Левинъ внимательнѣе присмотрѣлся къ Ванькѣ Парменову и его женѣ. Они недалеко отъ него навивали копну. Иванъ Парменовъ стоялъ на возу, принимая, разравнивая и отаптывая огромныя навилины сѣна, которыя сначала охапками, а потомъ вилами ловко подавала ему его молодая красавица-хозяйка. Молодая баба работало легко, весело и ловко. Крупное слежавшееся сѣно не бралось сразу на вилы. Она сначала расправляла его, всовывала вилы, потомъ упругимъ и быстрымъ двіженіемъ налегала на нихъ всею тяжестью своего тѣла и тотчасъ же, перегибая перетянутую краснымъ кушакомъ спину, выпрямлялась и, выставляя полную грудь изъ-подъ бѣлой занавѣски, съ ловкою ухваткой перехватывала руками вилы и вскидывала навилину высоко на возъ. Иванъ поспѣшно, видимо стараясь избавить ее отъ всякой минуты лишняго труда, подхватывалъ, широко раскрывая руки, подаваемую охапку и расправлялъ ее на возу. Подавъ послѣднее сѣно граблями, баба отряхнула засыпавшуюся ей за шею труху и, оправивъ сбившійся надъ бѣлымъ, незагорѣлымъ лбомъ красный платокъ, полѣзла подъ телѣгу увязывать возъ. Иванъ училъ ее, какъ цѣплять за лисицу, и чему-то сказанному ею громко расхохотался. Въ выраженіяхъ обоихъ лицъ была видна сильная, молодая, недавно проснувшаяся любовь.