Перейти к содержанию

Божественная комедия (Данте; Мин)/Ад/Песнь XXIII/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Божественная комедія. Адъ — Пѣснь XXIII
авторъ Данте Алигіери (1265—1321), пер. Дмитрій Егоровичъ Минъ (1818—1885)
Оригинал: ит. Divina Commedia. Inferno. Canto XXIII. — Источникъ: Адъ Данта Алигіери. Съ приложеніемъ комментарія, матеріаловъ пояснительныхъ, портрета и двухъ рисунковъ. / Перевёлъ съ италіянскаго размѣромъ подлинника Дмитрій Минъ. — Москва: Изданіе М. П. Погодина. Въ Университетской Типографіи, 1855. — С. 184—191.

Божественная комедія. Адъ.


Пѣснь XXIII.


[184]Содержаніе. Пока демоны заняты спасеніемъ товарищей, поэты идутъ далѣе. Данте опасается погони демоновъ и, дѣйствительно, они гонятся за ними. Тогда Виргилій, схвативъ Данте и опрокинувшись спиною на склонъ горы, скатывается въ слѣдующій шестой ровъ. Здѣсь лицемѣры, окутанные въ монашескія рясы, снаружи вызолоченныя, а внутри свинцовыя съ капишонами, свисшими надъ глазами, молча и плача ходятъ тихими шагами какъ въ процессіи. Между ними Данте встрѣчаетъ двухъ монаховъ изъ Болоньи, бывшихъ подестами во Флоренціи; съ однимъ изъ нихъ, Каталано, онъ разговариваетъ. Здѣсь же онъ видитъ пригвожденнаго къ землѣ архіерея. Каіафу, тестя его Анну и весь еврейскій синедріонъ, по тѣламъ которыхъ ходятъ лицемѣры. Виргилій разспрашиваетъ Каталано о дорогѣ въ адъ и, узнавъ что Злой Хвостъ обманулъ его (Ада XXI, 109—111), разгнѣванный, уходитъ скорыми шагами.



1 Мы молча шли, одни, безъ адской свиты, —
Вождь впереди съ угрюмостью чела,
А я во слѣдъ, какъ ходятъ минориты.

4 Брань демоновъ на память привела
Мнѣ баснь Езопову съ нравоученьемъ
О томъ, какъ мышь съ лягушкою плыла.

7 Теперь и днесь не такъ сходны значеньемъ,
Какъ баснь съ той дракой, если въ нихъ сравнить
Внимательнѣй начало съ заключеньемъ.

[185]

10 И какъ отъ думъ исходитъ мыслей нить,
Такъ эта мысль иную породила,
Чтобъ большій страхъ мнѣ въ сердцѣ поселить.

13 Я думалъ такъ: за насъ происходила
 У нихъ борьба на хлябяхъ смоляныхъ
И имъ она конечно досадила

16 И если гнѣвъ сольется съ злостью ихъ,
За нами сволочь яростнѣй помчится,
Чѣмъ гонитъ зайца стая псовъ борзыхъ

19 Я чувствовалъ, что ужь по мнѣ струится
Холодный потъ, и, озираясь вспять,
Сказалъ: «Учитель, если мы укрыться

22 Не поспѣшимъ, Злыхъ-Лапъ не миновать!
Уже за нами рой ихъ устремился;
Меѣ чудится, я слышу ихъ опять.» —

25 — «Будь я стекломъ, не такъ бы отразился,»
Онъ отвѣчалъ: «наружный образъ твой
Какъ внутренній во мнѣ изобразился.

28 Такъ мыслями я сходствую съ тобой,
Что оба мы теперь одно и тоже
Задумали въ опасности такой.

31 Но если здѣсь направо склонъ отложе,
Мы убѣжимъ отъ мстительныхъ враговъ,
Лишь бы успѣть сойдти въ другое ложе.»

34 Не досказалъ еще учитель словъ,
Какъ я увидѣлъ ихъ отрядъ крылатый
Такъ близко къ намъ, что насъ схватить готовъ.

37 Тогда прижалъ меня къ груди вожатый,
Какъ мать, когда, услышавъ крикъ: горимъ!
И видя домъ весь пламенемъ объятый,

[186]

40 Хватаетъ сына и въ просоньи съ нимъ,
Въ одной сорочкѣ (помня лишь о сынѣ,
Не о себѣ), бѣжитъ въ огонь и дымъ.

43 Онъ внизъ скользилъ по каменной стремнинѣ,
Повергшись навзничъ на крутой гранитъ,
Которымъ запертъ входъ къ другой долинѣ.

46 По желобу такъ быстро не бѣжитъ
Ручей въ колеса мельницы селенья,
Когда вблизи лопатокъ ужь гремитъ, —

49 Какъ вождь скользилъ по склону чрезъ каменья,
Держа меня въ объятьяхъ какъ отецъ,
Не какъ вожатый, полный треволненья.

52 Бдва стопой коснулся дна пѣвецъ,
Какъ изъ-за скалъ мелькнули ихъ станицы
Надъ нами; но тутъ страху былъ конецъ:

55 Поставивъ ихъ на стражѣ той темницы,
Святый законъ лишилъ ихъ власти всей
Переступать черезъ свои границы.

58 Тутъ зрѣлъ я сонмъ повапленныхъ тѣней,
Ходившихъ вкругъ тяжелыми шагами
И плакавшихъ въ истомѣ отъ скоробей.

61 Всѣ въ капишонахъ, свисшихъ надъ глазами,
И въ мантіяхъ, какія до сихъ поръ
Еще кроятся кёльнскими отцами.

[187]

64 Снаружи златомъ ослѣпляли взоръ;
Внутри жь — свинецъ, столь грузный, что солома
Въ сравненьи съ нимъ былъ, Фридрихъ, твой уборъ.

67 О тяжкій плащъ! о вѣчная истома! —
Мы шли съ толпой, на лѣво обратясь
И внемля плачу грѣшнаго содома.

70 Но жалкій сонмъ подъ тяжестію рясъ
Такъ тихо брелъ, что съ новымъ все народомъ
Нашъ каждый шагь въ пути знакомилъ насъ.

73 И я: «О вождь! не замедляя ходомъ,
Окинь очами эту область мукъ:
Кто славенъ здѣсь иль подвигомъ, иль родомъ?»

76 И кто-то, словъ тосканскихъ слыша звукъ,
Кричалъ намъ вслѣдъ: «Сдержите ногъ стремленье!
Куда вы мчитесь черезъ мрачный кругъ?

79 Быть можетъ, я рѣшу твое сомнѣнье.» —
— «Такъ подожди!» сказалъ учитель мнѣ:
«И съ шагомъ ихъ соразмѣряй движенье.» —

82 И я двоихъ увидѣлъ въ сторонѣ:
Они душой, казалось, къ намъ парили;
Но замедлялъ ихъ грузъ на тѣсномъ днѣ.

85 Догнавъ меня, они, косясь, вперили
Безмолвный взоръ въ мое лице; потомъ,
Оборотясь другъ къ другу, говорили:

[188]

88 «Вѣдь онъ живой! смотри, какъ дышетъ ртомъ!
А если мертвы, то, скажи, гдѣ столы
Тяжелыя на этомъ и на томъ?»

91 И мнѣ: «Тосканецъ, ты, пришедшій въ школы,
Гдѣ лицемѣры льютъ потоки слезъ,
Сказать: кто ты, въ трудъ не вмѣни тяжелый.»

94 А я въ отвѣтъ: «Родился я и взросъ
На славномъ Арно въ городѣ великомъ;
Въ сей міръ съ собою тѣло я принесъ.

97 Но кто же вы, по чьимъ печальнымъ ликамъ
Струится дождь столь горестной росы?
Къ чему сей блескъ при вашемъ горѣ дикомъ?»

100 И мнѣ одинъ: «Нашъ блескъ не для красы!
Подъ нимъ свинецъ, столь тягостный, что кости
У насъ трещатъ, какъ грузные вѣсы.

103Веселые болонскіе мы гости:
Я Каталанъ; Лодринго — мой сосѣдъ.
Насъ, какъ людей безъ зависти и злости,

[189]

106 Твой городъ призвалъ въ немъ блюсти совѣтъ;
Но что мы были съ нашимъ богомольемъ,
Пускай Гардинго дастъ тебѣ отвѣтъ!»

109 Я началъ: «Братья, вашимъ своевольемъ…»
И вдругъ замолкъ: глазамъ моимъ предсталъ
Во прахѣ грѣшникъ, къ тремъ прибитый кольямъ.

112 Узрѣвъ меня, онъ весь затрепеталъ,
Браду, какъ вѣтромъ, вздохами развѣявъ;
А Каталанъ, замѣтивъ то, сказалъ:
 

[190]

115 «Преступникъ сей въ собраньи» Фарисеевъ
Совѣтовалъ на муку принести
Единаго за весь народъ Евреевъ.

118 За то, ты видишь, поперегъ пути
Лежитъ нагой, да самъ онъ взвѣситъ бремя
Всѣхъ проходящихъ на своей груди.

121 И тесть его низринутъ въ тоже время
На туже казнь и весь синедріонъ,
Что былъ Евреямъ всѣхъ ихъ бѣдствій семя.

124 Тутъ видѣлъ я, какъ былъ ты изумленъ,
Виргилій, тѣмъ, который такъ позорно
Въ изгнаньѣ вѣчномъ къ плахѣ пригвожденъ.

127 Потомъ спросилъ учитель благотворный:
Скажите мнѣ, коль то извѣстно вамъ,
На право нѣтъ ли здѣсь дороги горной,

130 Которой бы отсюда выйдти намъ
И не просить у дьявольской дружины
Проводника по горнымъ симъ мѣстамъ?

133 И братъ въ отвѣтъ: «Вблизи отъ сей пучины,
Отъ главныхъ стѣнъ Злыхъ-Рвовъ отдѣлена,
Идетъ скала чрезъ лютыя долины.

136 Лишь здѣсь была разрушена она:
Тамъ вверхъ взойдти вамъ по обломкамъ можно,
Которыми заваленъ скатъ до дна.»

139 Мой вождь на мигъ потупилъ взоръ тревожно
И рекъ: «И такъ солгалъ лукавый лжецъ,
Который тамъ цѣпляетъ родъ безбожный.»

[191]

142 — «Въ Болоньѣ я слыхалъ» сказалъ чернецъ:
«Греховъ бѣсовскихъ много; между ними
Слыхалъ и то, что дьяволъ лжи отецъ.» —

145 Тогда пошелъ шагами вождь большими,
Разгнѣванный, съ смущеніемъ лица;
А я, разставшись съ грешниками злыми,

148 Шелъ по стопамъ безцѣннаго пѣвца.




Комментаріи.

[184]3. Монахи фaранцисканскаго ордена называемые миноритами (frati minori), дѣйствительнаго или притворнаго смиренія ходятъ обыкновенно съ поникшею головою: точно такъ идутъ теперь и поэты, задумавшись по случаю приключенія, котораго они были свидѣтелями.

4—6. Въ этой баснѣ Езопъ разсказываетъ про мышь, заключившую дружбу съ лягушкою. Лягушка, желая погубить мышь, вызвалась путешествовать съ нею вмѣстѣ и для того привязала ее къ себѣ. Прибывъ къ болоту, лягушка нырнула въ воду и утопила мышь. Пролетавшій мимо коршунъ, замѣтивъ мертвую мышь въ водѣ, схватилъ ее; но вмѣстѣ съ нею вытащилъ и привязанную къ ней лягушку и проглотилъ обѣихъ. Послѣднее приключеніе сходно съ этою баснею тѣмъ, что два демона, желая повредить другъ [185]другу, оба попали въ кипящую смолу, которая поглотила ихъ, какъ коршунъ мышь и лягушку.

7. Въ подлин.: mo ed issa — два областныя слова, оба значущія теперь.

25. Въ подлин.: S'io fossi d'impiobato vetro — будь я стекло, обложенное свинцомъ, т. е. зеркало.

[186] 43. Мостъ черезъ шестой ровъ разрушенъ землетрясеніемъ въ минуту кончины Спасителя (Ада XII, 45 и прим.); между тѣмъ поэты были увѣрены Злымъ-Хвостомъ (Ада XXI, 106—111) въ цѣлости этого моста и для того, чтобы найдти его, идутъ по внѣшней оградѣ шестаго рва. По склону этой ограды, лежащей между пятымъ и шестымъ рвами, скатывается теперь Виргилій, не найдя моста и видя близкую погоню демоновъ.

58—62. Смыслъ этой казни понятенъ каждому. О лицемѣрахъ сказано: Vae vobis Scribae et Pharisei hypocritae! quia similis estis sepulcris dealbatis, quae aforis parent hominibus speciosa, intus vero plena sunt ossibus mortuorum et omni spurcitia. Vulg. Matth. XXIII, 27.

61. Древній комментаторъ Франческо де Бути разсказываетъ, что одинъ изъ кёльнскихъ аббатовъ до того былъ высокомѣренъ, что просилъ у папы [187] дозволенія братія своего монастыря носить рясы алаго цвѣта, а шпоры и стремена имѣть серебреныя. Чтобы смирить высокомѣріе аббата, папа повелѣлъ ему и его братіи одѣваться въ черныя рясы плохаго покроя и употреблять деревянныя стремена. По другимъ, капишоны кёльнскихъ монаховъ отличались только значительною величиною. Нѣкоторые вмѣсто Кёльна читаютъ Клюньи, знаменитое бенедиктинское аббатство.

66. Согласно съ преданіемъ, императоръ Фридерикъ II приказывалъ надавать на государственныхъ измѣнниковъ свинцовыя рясы и въ этой одеждѣ сжигать ихъ въ котлахъ на кострѣ — фактъ, исторически недоказанный и, вѣроятно, пущенный въ народъ врагами императора, подобно многимъ баснословнымъ сказаніямъ объ этомъ замѣчательномъ мужѣ среднихъ вѣковъ. Филалетесъ.

[188] 88. По представленію Данта, тѣни только отраженіе души на окружающей ихъ средѣ; онѣ имѣютъ всѣ способности чувствовать, но не имѣютъ дыханія, этого существеннаго признака жизни. Потому тѣни узнаютъ въ Дантѣ живаго, видя движенія его рта (въ подлин.: гортани — gola) вслѣдствіе дыханія.

89. Стола — богослужебное облаченіе католическихъ священниковъ.

101—102. Вздохи и плачъ тѣней, отягченныхъ свинцовыми мантіями, Данте сравниваетъ съ вѣсами, которыхъ коромысло трещитъ подъ тяжестію груза.

103. Въ папствованіе Урбана IV, многіе дворяне изъ Болоньи просили у папы позволеніе учредить орденъ, въ которомъ они могли бы весть жизнь благочестивую, не отрекаясь впрочемъ отъ своихъ богатствъ и не подчиняя себя монашескимъ обѣтамъ. Урбанъ далъ имъ уставъ, не дозволявшій братіи имѣть золотыя шпоры и узды, запрещавшій вступать въ какія либо гражданскія должности, развѣ только съ миротворною цѣлію, и позволявшій подымать оружіе только на невѣрныхъ и враговъ церкви. Монахи этого полусвѣтскаго ордена носили красный крестъ съ звѣздою на правомъ боку и назывались milites Mariae. Они обладали огромнымъ богатствомъ, пользовались полною свободой и вели разгульную жизнь, за что получили, въ насмѣшку отъ народа прозваніе веселаго братства frati godenti. Боккаччіо.

[189] 104. Когда графъ Гвидо Новелло и его партія (Ада X, 31—93 и прим.) послѣ паденія Манфреда почувствовали всю шаткость своего положенія, они призвали въ подесты Флоренціи Каталано Каталани или де Малаволти и Лодеринго дель Андало, двухъ монаховъ изъ упомянутаго выше ордена, изъ которыхъ послѣдній былъ однимъ изъ его основателей. Первый изъ нихъ былъ Гвельфъ, второй Гибеллинъ: выборомъ представителей двухъ партій надѣялись водворить спокойствіе въ городѣ. Между тѣмъ Гвидо Новелло поссорился съ 26 buon'uomini изъ цеховъ города и, такъ какъ попытка его распустить эту корпорацію вотрѣтила сопротивленіе со стороны народа, то онъ, по проискамъ двухъ моцаховъ, вынужденъ былъ оставить городъ. Слѣдствіемъ этого было изгнаніе Гибеллиновъ и отрѣшеніе обоихъ монаховъ отъ занимаемой ими должности. Виллани говоритъ: «Народъ призвалъ этихъ двухъ людей и далъ имъ помѣщеніе во дворцѣ въ полной увѣренности, что они, какъ обѣщала ихъ почтенная одежда, останутся честными и избавятъ общину отъ неумѣренныхъ расходовъ. Однакожь, не смотра на то, что они принадлежали различнымъ партіямъ, на дѣлѣ оказалось, что оба они подъ монашескою рясою были хитрые лицемѣры, заботившеся болѣе о своей, нежили объ общей пользѣ.» Villani, Lib. VII, cap. 3.

108. Гардинго — часть города во Флоренціи; здѣсь находились дворцы Уберти, вождей гибеллинской партіи, сожженные этими двумя подестами, подкупленными отъ Гвельфовъ. Въ послѣдствіи тутъ находился Palazzo di Signoria (теперь Palazzo vecchio).

111. Этотъ пригвожденый къ тремъ кольямъ грѣшникъ, лежащій поперегъ дороги такъ, что по его тѣлу переходятъ прочіе лицемѣры, есть первосвященникъ іудейскій Каіафа, который говорилъ Фарисеямъ: «Vos nescitis quidquam, nec cogitatis, quia expedit vobis, ut unus moriatur homo pro populo, et non tota gens pereat.» Joan XI, 50. Онъ помѣщенъ вмѣстѣ съ тестемъ своимъ Анною (Іоан. XVIII, 3) и всемъ еврейскимъ синедріономъ въ число лицемѣровъ за то, что подъ личиною усердія къ вѣрѣ скрывалъ ненависть и зависть.

[190] 124—126. Виргилій изумляется, потому что въ первое его странствованіе по аду (Ада XII, 34 и прим.) Каіафа еще не былъ казненъ.

125. Намекъ на разрушеніе Іерусалима Титомъ.

136. О причинѣ, почему мостъ разрушенъ надъ рвомъ лицемѣровъ, сказано выше (Ада XII, 45 и пр.). Можетъ быть также онъ разрушенъ и потому, чтобы проходящимъ необходимо было спуститься въ самый ровъ, и, подошедъ

[191] ближе къ лицемѣрамъ, видѣть, что блестящая ихъ одежда внутри свинецъ; ибо, смотря на лицемѣровъ издали, навѣрное ошибешься. Штрекфуссъ.

142—144. Каталано вѣроятно учился въ болонскомъ университетѣ и тамъ слыхалъ эти слова Св. Евангелія (оан. VIII, 44).