Аравия — полуостров, лежащий между Африкой и Азией. От Африки он отделяется на юге Красным морем, на севере Синайским полуостровом и той полосой земли, которая в новейшее время была прорезана для Суэцкого канала. На юге и юго-востоке его берега омываются Индийским океаном. Постепенная убыль воды последнего немало способствовала росту Аравийского полуострова. На востоке А. отделяется Персидским заливом от Персии, а на севере замыкается Сирийской пустыней, продолжением Великой пустыни в центре А. Эта пустыня богата оазисами, которые изобилуют пальмами и тамарисками, доставляющими пищу и тень кочевникам-бедуинам. А. бедна реками и орошается искусственно. Пространство, граничащее с пустыней, очень плодородно, в особенности на западе; в силу этого оно известно под именем Счастливой Аравии. А. занимает в среднем площадь в 720.000 кв. миль. Из страны идут две дороги: одна на восток, другая на запад; восточная дорога ведет в Вавилонию, а оттуда на север в Сирию; западная — в Египет, а отсюда на юг или прямо на север вдоль береговой равнины, которая местами открывает вход в Палестину.
— Аравия в Библии. — А. упоминается Библией в следующих местах: Иезек., 27, 21; Иерем., 3, 2; 25, 28; Ис., 13, 20; 21, 13; Hex., 2, 19; 4, 1, 6, 1; II кн. Хрон., 9, 14; 17, 11; 21, 16; 22, 1; 26; 7. При ближайшем рассмотрении этих цитат обнаруживается, что термины «Аравия» и «аравийцы» употребляются в различных значениях. — У Иерем., 3, 2 («У дороги сидела ты для них, как аравитянин в пустыне») и у Ис., 13, 20 («Не раскинет аравитянин шатра своего там») содержится намек на кочующих и грабящих бедуинов, которые высматривают лишь удобный случай для набега или же делают привал то тут, то там, чтобы воспользоваться богатыми почвенными условиями страны. Ни в том, ни в другом случае «аравитянин», строго говоря, не есть житель Аравии. Исаия имеет в виду частые набеги в Вавилонию кочующих бедуинов, о которых упоминается в ассирийских памятниках. Иногда, однако, бедуины собирались в значительные отряды, представлявшие серьезную опасность для соседей и особенно проезжих. Об этом упоминается в II книге Хрон., 17, 11, где сказано, что Иегосафат требовал от аравитян дани, которую те платили баранами и козами. Там же (II кн. Хрон., 21, 16) неопределенно намекается и на место жительства подобных кочующих отрядов («недалеко от эфиоплян»). Вторично появляются они в правление Иегорама, когда, воспользовавшись слабостью царя, совершают набег, разоряют страну и быстро удаляются со своей добычей. В царствование Уззии они повторяют свою попытку, но уже без успеха (II кн. Хрон., 26, 7). Так как в указанных библейских источниках аравитяне упоминаются вместе с филистимлянами, то возможно, что упомянутые набеги совершались с запада. — В совершенно точном смысле слово А. упоминается у Иеремии 25, 24а; прибавка фразы «все цари разноплеменных народов» («Ereb») к словам — «все цари Аравии», по-видимому, является простым повторением. Из Аравии посылались золото и серебро Соломону (II кн. Хрон., 9, 4), и соответственно этому (I кн. Цар., 10, 5) «Ереб» должно быть изменено в «Араб». Такая же замена, на которой настаивает Корниль, опираясь на данные Онкелоса, Симмаха и Пешитто, наблюдается у Иезекиила, 30, 5, где А. упоминается в связи с Ливией, Лидией и Египтом. Классическим местом является цитата Иезек., 27, 21, где А. упоминается, как споспешница богатства Тира. Как и в других местах, где говорится об Α., следует подразумевать только северную часть ее. Она доставляет ягнят, баранов, коз; другие области А. вносят свою долю; так, Кедар, Шеба и Эден посылают Тиру ягнят, благовония, золото и драгоценные камни. Отсюда вытекает, что после, а может быть, даже и во все время Вавилонского плена постоянным местожительством аравитян была Палестина. Во время восстановления городских стен они доставляли массу неприятностей Нехемии (Нехем., 4), в особенности аравитянин Гешем (Нехем., 2, 1, 19). У Иерем., 1, 37 также встречается, правда сомнительное, указание на них, но его можно с некоторой натяжкой отнести к аравитянам. В рассказе о пророке Илии (I кн. Цар., 17, 4) вороны («orebim») приносят пищу пророку. Талмуд (Хулин, 5а) сохранил интересный спор, где возбуждается вопрос, не может ли слово «orebim» означать имя людей вообще (Суд., 7, 25) или даже жителей какой-нибудь определенной местности; в последнем случае, без сомнения, тут подразумеваются опять-таки аравитяне; несмотря на то, что все древние версии читают в указанной цитате orebim — «вороны», чтение «аравитяне» или «бедуины» тем не менее вполне допустимо: убежище Илии лежало непосредственно на пути бедуинских шаек, которым в период засухи было весьма важно и вполне естественно оставаться непосредственно вблизи реки (I кн. Цар., 7, 6).
В позднейшее время термин «аравитянин» означает более определенно набатейца (II Макк., 5, 8 упоминает Аретаса, арабского князя, который известен также из других источников; нечто подобное наблюдается и в Новом Завете: Гал., I, 17; IV, 25, II Кор., XI, 32). Аравитяне упоминаются в ассирийских надписях в столь же неопределенном значении (бедуины или аравитяне), как и в еврейских источниках; они именуются там «Aribu» «Arubu», «Arabi» и даже «Arbi». Мы встречаемся с ними впервые в царствовании Салманассара II. В битве при Каркаре (в 854 г.) принимает участие аравитянин Гиндиби с своими 1000 верблюдами. Тиглат-Пилессар III вторгается в Аравию, и среди тех, кто платит дань, оказываются две (аравийских) царицы, Забиба и Самси. В царствование Сеннахериба «живущие в шатрах» арабы движутся на север и в союзе с арамейцами и «калди» беспокоят царя. Его сын и наследник Асархаддон побеждает их при Бацу. Однако они не были окончательно разбиты, потому что они встречаются снова в царствование Ассурбанипала. Постоянное движение аравийских орд из центральной А. в Вавилонию, а отсюда вдоль Евфрата в Палестину продолжалось почти без перерыва, как свидетельствует Библия и надписи. Эпизод с патриархом Авраамом является как будто единичным. Из А. кочевники устремляются в Вавилонию и селятся здесь. Гнет и тяжелые условия жизни на родине заставляют их двигаться дальше к северу. Идя на запад, они попадают в Египет, двинувшись же на юг, в Йемен и Абиссинию. Весьма вероятно, что семитические нравы, верования и особенности культура были последовательно занесены при переходе бедуинов из центральных частей А. в другие страны, где на пути арабов встречались семиты. Гоммель, фон Кремер и Гвиди убеждены, что первоначальной родиной семитов была Месопотамия, но, как убедительно доказывает де Гуе (De Goeje), земледельцы и горцы почти никогда не превращаются в кочевников. Напротив, постоянно или весьма часто наблюдается явление обратное. Сэйс, Шпренгер и Шрадер признают основной родиной семитов А. Шрадер настаивает на том, что, опираясь на мифологические, исторические, географические и лингвистические данные, следует признать исключительно А. исходным пунктом всей семитической культуры. Нельдеке ищет первоначальную родину семитов в Африке. Эта точка зрения принята Бринтоном, Ястровом и Бартоном. Впрочем, эта гипотеза нисколько не противоречит взгляду, что именно Аравия — центр семитизма в Азии (см. Семиты и особенно О. Weber, Arabien vor dem Islam, pp. 5–8).
— В истории арабских евреев могут быть отмечены три периода: 1) период, предшествовавший исламу; 2) период жизни Магомета и 3) период, продолжавшийся от смерти Магомета до изгнания евреев из Аравии. Сведения, касающиеся эпохи, предшествовавшей переселению евреев в Аравию, отличаются малой достоверностью. Но на основании различных указаний Мишны (Шаб., VI, 6; Огалот, XVIII, 10) можно допустить существование еврейских поселений в северной Аравии (Гиджас) уже вскоре после разрушения второго храма. Нет сомнения, что цивилизация, существовавшая там в течение первых шести веков настоящей эры, поддерживалась евреями. Они занесли сюда, несомненно, некоторые сведения по Библии, Талмуду и литургии. Не заметно, однако, чтобы арабские евреи занимались своей наукой систематично, чтобы у них явился раввинский авторитет, который признавался бы мусульманскими учеными. Тем не менее у них процветала в значительной степени более высокая нравственность, чем у их чисто арабских соседей. Евреи не только занимались обработкой земли и разведением пальмовых рощ, но были также весьма искусными оружейниками и ювелирами. Внешностью они едва ли отличались от арабов, привычки которых они переняли не только относительно племенной жизни, но и в других отношениях. Сохранившиеся пространные списки разных названий свидетельствуют, что еврейские или библейские имена встречались среди них сравнительно весьма редко. Даже наименования племен большей частью чисто арабские, так что иногда лишь с трудом можно разобраться в вопросе об их происхождении. — Несмотря на то, что еврейские поселения простирались на юг не далее города Медины, распространение иудаизма не ограничивалось этими пределами. Соответствующее предание об этом несколько фантастично и гласит следующее: когда Абу-Кариб, последний из йеменских правителей династии Тобба, осадил Ятриб (древнее название Медины), два раввина (которых позднейшие источники называют Ка’абом и Асадом) не только убедили его снять осаду, но и уговорили принять еврейство. Взяв с собой этих двух раввинов, царь обратил в еврейство сначала армию, а затем и весь народ. Однако фактически широкое распространение иудаизм нашел в Йемене лишь до VI в., ко времени Ду-Нуваса. — Еврейские поселения, весьма вероятно, встречались по всему северо-западному аравийскому побережью. В истории, впрочем, известны только немногие из них, а именно Тайма, Фадок, Хайбар, Вади аль-Кура и поселения непосредственно по соседству с Мединой. В последней евреи жили в большом числе, образуя три отдельных племени, а именно могущественное племя Бану-Кайнукаа в северной части города, где у них был свой рынок, названный по их имени; их соседи были Бану аль-Надир и Бану-Курайдза, которые занимали восточные пригородные части Медины. Последние два племени ведут свое происхождение от Аарона, почему и называли себя «Аль-Кагинан» (два священника). Устраивая поселения, указанные еврейские племена сооружали вместе с тем и укрепления, где они укрывались и находили защиту во время частных, вернее постоянных, междоусобий арабских племен. Новейшие надписи обнаружили целый ряд имен «царей» еврейских племен. Глазер расположил их в следующем хронологическом порядке: Тальмей, Ганаус (Аль-Аус), Тальмей, Лавдан, Тальмей. — Таково было положение евреев северной Аравии, когда около 300 г. два арабских племени, Бану аль-Хазрай и Аль-Аус, двинувшись с юга на север вместе с потоком прочих переселенцев, остановились в окрестностях Медины. Подобно евреям, пришельцы стали строить много укреплений и, стараясь обеспечить себе безопасность, заключили союз с своими соседями-евреями. Это было тем более кстати, что мирные времена миновали. Арабские историки — единственный источник, касающийся указанных событий, — видят в актах насилия, учиненных одним из еврейских племен, причину вспыхнувшей вражды; это вполне естественно. Далее, известно, что часть племени Бану аль-Хазрай переселилась в Сирию в правление гассанида Абу-Джубайла. Малик, глава мединских хазраитов, обратился к нему за помощью против еврейских притеснителей. Обрадовавшись случаю, он двинулся с своей армией к Медине; в то время евреи попрятались в своих башнях. Делая вид, что он приглашен принять участие в походе против Йемена, Малик убедил их в своих мирных намерениях и затем пригласил на пиршество в свой стан. Те, кто воспользовались этим приглашением, были перебиты; убийцы захватили в плен их жен и детей. Судьба этих несчастных жертв стала предметом элегий еврейки Сарры и одного поэта, имя которого остается неизвестным. Месть евреев выразилась только в том, что они сделали изображение предателя, которое будто бы поместили в синагоге (наименее подходящем месте), где осыпали его ударами и проклятиями. Если сказанное правда, то это может характеризовать степень их интеллектуального развития и служить доказательством, что, несмотря на религиозное развитие, они разделяли веру своих соседей в чародейство и магию. Что арабы считали подобное наказание действителным, можно заключить по аналогичным случаям, которые отмечаются среди них даже во времена ислама (см. Гаман). После этого события, которое значительно ослабило значение еврейских племен, ничего не известно об их дальнейших действиях в продолжение почти целого столетия, за исключением того, что они приняли участие в распрях двух арабских кланов, с которыми, однако, они иногда роднились, причем выступали в защиту то одной, то другой стороны.
В середине шестого столетия пользовался большим почетом еврей Самауаль бен-Адийя, который жил в своем замке Аль-Аблаке в Тайме, в расстоянии 8 дней пути к северу от Медины. Выражение «более честный, чем Аль-Самауаль» вошло в поговорку. Следующее обстоятельство послужило поводом к этому. Когда известный поэт Имрул-Кайс должен был покинуть город, спасаясь от правителя Аль-Мунджира из Хары, он оставил дочь и все свое богатство на попечение своего друга Самауаля. Аль-Мунджир, осадив Аль-Аблак, взял в плен сына Самауаля, которого грозился умертвить, если отец не отдаст ему сокровищ своего друга. Самауаль отказался сделать это и предпочел видеть сына убитым. Самауаль упомянул об этом случае в одном своем стихотворении и тем обеспечил себе почетное место среди древнеарабских поэтов. Из других современных ему еврейских стихотворцев наиболее известен Аль-Раби ибн-аль-Хукайк, который соперничал в поэтических импровизациях с другими выдающимися арабскими певцами.
Обратимся теперь к второму периоду истории арабских евреев, т. е. к возникновению ислама и влиянию последнего на их судьбу. Когда распространилась весть, что в Мекке объявился пророк, который стремится заменить язычество монотеизмом, евреев, вполне естественно, это известие крайне заинтересовало. Их собственный политический престиж к тому времени настолько упал, что они почти ежедневно подвергались насилиям со стороны своих соседей-язычников. Они надеялись на пришествие Мессии, и мусульманские историки, повествуя об этих чаяниях, неопределенно указывают на Магомета. К тому времени из Мекки явились посланцы с целью познакомить мединских евреев с взглядами новоявленного пророка. Новость, которую они предполагали сообщить евреям, пролила, однако, мало света на дело. С другой стороны, любопытство евреев было так возбуждено, что они не хотели ждать и послали своих начальников в Мекку, с тем чтобы узнать, на что им надеяться или чего теперь бояться. Магомета забросали вопросами непосредственно или через третье лицо. Но его ответы не удовлетворили их. Правда, пока он жил в Мекке, евреев все движение мало касалось; на самом деле, у ислама было мало надежды широко распространиться в Медине. Несмотря, однако, на то, что, как передают, Магомет обращался постоянно к мединским евреям как к источнику знаний, они приняли очень незначительное участие в распространении нового учения. Когда пророк явился к ним, существенные части его вероучения уже были им выработаны. Такие же знания, какие ему могли предложить евреи, Магомет приобрел гораздо раньше, вероятно, еще в Сирии. Вполне естественно поэтому, что пророк хотел склонить евреев на свою сторону. Но, страшась их умственного превосходства, он решил действовать скорее путем запугивания, нежели путем убеждения. Первый шаг его состоял в том, что он убедил мединцев, которые пригласили его к себе, порвать союз с евреями. Кажущееся расположение его к евреям, которое он первое время проявлял и которое выразил в договоре с мединцами, было со стороны пророка лишь военной хитростью. Как только он заметил, что евреи не склонны пойти ему навстречу, он стал плохо обращаться с ними. Об этом свидетельствуют те отделы Корана, которые трактуют о мединцах. Заметив, что они продолжают упорствовать, Магомет принялся преследовать евреев, как только почувствовал себя достаточно сильным в политическом отношении, чтобы действовать совершенно безнаказанно. Он начал с того, что изгнал Бану-Кайнукаа, которые бежали на север к Адраату. Затем он отдал приказ убить поэта Ка’аба бен-аль-Ашрафа, главу племени Бану-аль-Надир, который своими произведениями подстрекал жителей Мекки отомстить за свое поражение при Бадре. В следующем году, чтобы вознаградить себя за неудачные военные действия при Ухуде, он прогнал все племя аль-Надир. Об этом изгнании говорится в припеве элегии, сочиненной поэтом Аль-Саммаком. Наконец, Магомет взялся за Бану-Курайдза; когда они сдались, пророк умертвил их всех поголовно. Их было более семисот человек, включая двух начальников Ка’аба бен-Асада и Хукайка; их жены и дети были распределены между мусульманами.
Мусульманские писатели много говорят о еврейском вероотступнике Абдалле бен-Саламе, о котором предполагается, что он стал последователем пророка вскоре после прибытия Магомета в Медину. Впрочем, из более достоверных источников известно, что вероотступничество это произошло лишь незадолго до смерти пророка. Только немногое из того, что Магомет узнал от этого человека, попало в Коран; гораздо больше данных встречается в «Хадисе», сборнике преданий, дополняющих сведения Корана. — Наконец дошла очередь и до хайбарских евреев. После неудачного сражения они принуждены были, точно так же как евреи Фадака, Таймы и Вади аль-Кура, сдаться. Так как они были более способными земледельцами, чем арабы, то Магомет разрешил им остаться на местах под условием, чтобы половина урожая шла в пользу мусульманских властей. Но они жили под вечным страхом изгнания, и такое положение продолжалось до самой смерти Магомета. Его преемник Абубекр нашел удобным продолжать ту же политику; из этого мусульманское государство извлекало значительные выгоды. Омар, напротив, боясь, что ислам может пострадать от постоянных сношений с евреями, пренебрег материальными выгодами и изгнал евреев из страны; они принуждены были уйти в Сирию. — Об истории евреев в А. после Магомета см. Аден, Санаа, Йемен. — Ср.: Hirschfeld, Essai sur l’histoire de juifs de Medine, в Rev. ét. juives, VII, 167 seq.; ib., X, 10 seq.; idem, New researches into the composition and exegesis of the Qoran, London, 1902; W. Palgrave, Narrative of my journey through Central and Eastern Arabia, 1871; R. Burton, Pilgrimage to al-Madinah and Meccah, 1893; A. Müller, Der Islam im Morgenu. Abendland, 1885; Wellhausen, Juden und Christen in Arabien, в Skizzen und Vorarbeiten, III, 197 seq. (cp. критику Нёльдеке в Zeitsch. Deut. Morg. Gesellsch., 720); Grimme, Mohammed, I, 66 seq.; ib., 90 seq.; ib., 109 seq.; ib., 118 seq.; O. Weber, Arabien vor dem Islam, Leipz., 1904; A. Светланов, «История иудейства в Аравии и влияние его на учение Корана», Казань, 1875. [Статья H. Hirschfeld’a, в J. E., II, 40—43, с дополнениями Г. Г—ль.].
4.
А. в агадической литературе. — И обитатели Α., и сама страна были хорошо известны евреям Палестины и Вавилонии. Те сведения о населении Α., которые имеются в Талмуде и Мидрашах, принадлежат к наиболее ценным и заслуживающим доверия данным об обитателях А. доисламского периода. Евреи называли жителей А. обычно ערני и, реже, ישמעאלי. Последнее название, употреблявшееся, главным образом, для обозначения обитателей пустыни (Моэд Кат., 24а), подчеркивало вместе с тем их родство с евреями (Шаб., 11a). В Вавилонии жители А. были также известны под названием טײעא («тейиты»), по имени могущественного арабского племени тейитов. Еврейская же транскрипция этого названия через «ע» основывается на народном словопроизводстве, которое связывало это арабское слово с еврейским корнем טעה или תעה, означающим «блуждать» или «бродить». Именем «арабы» еврейские источники иногда обозначают и набатейцев, арамеизированных арабов, хотя название «набатеи» встречается также в Талмуде. Невозможно определить, какая именно часть Аравийского полуострова была известна евреям в продолжение первых пяти столетий христианской эры. За исключением одного места в Эрубин, 19а, Талмуд и Мидраш говорят об А. вообще, ничего не упоминая об отдельных ее областях. Что же касается места, приводимого в Echarab., введ. XXIII, весьма сомнительно, есть ли вообще «Сюгар» (по изданию Бубера) название местности, хотя в Аравии и теперь существуют города, носящие название «Саджур» и «Саваджир». Из одного замечания Тосефты (Бер., IV, 16) и Мидраша (Beresch. rab., LXXXIV, 16) явствует, что арабы торговали только кожами и гарным маслом, но не пряностями и благовонными веществами; из этого, несомненно, можно вывести заключение, что южная часть Аравийского полуострова была совершенно неизвестна евреям Палестины. Об арабах в Талмуде говорится как о типичном кочевом племени. Один древний источник (Огалот, XVIII, 10) рассказывает о том, что палатки служат арабам постоянными жилищами, потому что их владельцы перекочевывают с одного места на другое. Поэтому арамейцы, как оседлые жители, с презрением относились к арабам, которых уже очень рано прозвали אומה שפלה — «презренный народ» (Кет., 66б); даже в позднейшие времена считалось весьма унизительным для женщины выйти замуж за араба (Иер. Нед., I, 42б). — Что касается религии арабов, то имеется сведение (Абода Зара, 11б) об идоле Нашра (или Нишра), который пользовался большим почетом как у северных, так и у южных арабских племен (см. Wellhausen, Reste arabischen Heidenthums, 2 изд., стр. 23, и литературу, которая там цитируется). Упомянутое место в Талмуде сообщает, что храм этого идола был открыт круглый год; далее повествуется, что «хаджи (ежегодные паломники) теитов» (חגתא דטײעא) приходили туда не всегда в одно и то же время или (согласно Раши) не регулярно каждый год. Упоминается и о свойственных арабам религиозных обычаях (Иер. Таан., IV, 69б; Мидраш Иона, в Beth Hamidrasch Иеллинека, I, 100). Особенно подчеркивается в Талмуде, что арабские племена предаются безнравственным излишествам, так что о них даже сложилась поговорка: «Из 10 мерок разврата для всего мира арабам досталось 9» (Kid., 49б; Esther rab., I, 17, однако, ставит «Александрию» на место «Аравии» и награждает исмаелитов девятью мерами «глупостей», שטות). — В Талмуде, в месте, грубо искаженном цензурой (Шаб., 11a), Абба Арика (Рав), который жил приблизительно в первой половине третьего столетия, замечает, что он лучше желал бы быть под властью исмаильтянина, чем римлянина, но вместе с тем предпочитает жить под властью римлянина, чем перса. Но столетие спустя это мнение, оказывается, должно было измениться. Известно, что в первой половине четвертого века арабы захватили земли и еврейских, и нееврейских обитателей Пумбадиты и заставили богатых собственников добиваться новой перепродажи им этих земель (Баба Батра, 68б). Подобные же условия господствовали в то время и в Нагардее, где даже было опасно оставлять скот на полях без охраны, потому что арабы (бедуины), которые от времени до времени заходили в ту местность, похищали все, что только было возможно (Баба Батра, 36а). Любопытны так же, как данные относительно домашней жизни бедуинов, упоминания Мишны о «котле арабов», под которым подразумевается импровизированный очаг для изготовления пищи, состоявший из выложенного глиной углубления в земле (Мен., 63а, Келим, V, 10). В более поздний период арабы употребляли, по-видимому, мясо только ритуально зарезанных животных (Хул., 39б). — Относительно одежды арабов Мишна сообщает (Шаб., VI, 6; см. примечание Раши к этому месту, стр. 65а), что еще в древности — до поселения евреев в А. — женщины имели обыкновение, выходя из дома, закрывать все лицо, за исключением, конечно, глаз, фатой. При своих странствованиях по пустыне мужчины употребляли покров для лица величиной приблизительно в квадратный аршин, чтобы защитить глаза от летучих песков (Моэд Кат., 24а; Мишна Келим, XXIX, 1; ср. комментарий Гая-гаона). У евреев же покрывало для лица обычно употреблялось только в знак траура (Моэд Кат., loc. cit.). Обувь арабов также отличалась от обуви арамейцев. У последних она была снабжена удобными приспособлениями для шнурования, в то время как у apaбов она крепко-накрепко прикреплялась к ногам кожаными ремнями (Шаб., 112а; Иебам., 102а; ср.: мнение Хананеля об этом месте в Шаб., которое также цитируется в Арухе, s. v. חמר, изд. Когута, III, 436а). Об оружии арабов в агадической литературе говорится мало. Наиболее употребительным оружием при странствованиях по пустыне были копья (Баб. Батр., 74а); в Талмуде упоминается также о маленьком щите, которым пользовались обычно в потешных битвах (Келим, XXIV, 1). Талмуд описывает арабский обычай, в силу которого мясо животного обычно заворачивали в его же шкуру и таким образом относили его на плечах из бойни домой (Пес., 65б). Имеется также указание на удивительную способность, которой были одарены арабы, — определять единственно путем обнюхивания почвы, близко ли или далеко находится ключ или какой-нибудь другой источник воды (Баба Батра, 73б). Арабы изображаются в еврейских источниках как чародеи и идолопоклонники самого низкого пошиба. Авторитетный ученый третьего века передает, что он сам был свидетелем того, как араб зарезал барана с тем, чтобы погадать на его печени (Echa rabbathi, введение, XXIII). Другой источник, приблизительно того же времени, сообщает, что арабы поклонялись пыли, которая приставала к их ногам. — Что касается арабского языка, то еврейские источники заключают в себе более 12 «арабских» слов; не все из них, однако, могут быть признаны за действительно арабские. Так, например, приводится слово «ауила» для обозначения мальчика (Ber. rab., XXXVI, начало) вместо арабского «эйил», «патия» — юность вместо арабского «фатен» (там же, LXXXVII). В то же время слова «одита» — грабеж, «саккайа» — пророк и др. — совсем не арабские выражения, а подлинные арамейские, бывшие в употреблении у набатейцев. С другой стороны, некоторые слова, как «иубла» — баран, «кабаа» — грабить, невозможно найти ни в арабском языке, ни в каком-либо другом семитическом наречии; они могут принадлежать только диалекту арабских евреев. См. Исмаил и Раба бар-Бар-Хана. — Ср.: Brüll, Fremdsprachliche Redensarten and ausdrücklich als fremdsprachlich bezeichnete Wörter in den Talmuden und Midraschim, 1869, стр. 40—46; Fränkel, Aramäische Fremdwörter, стр. 2, 38, 39; Nöldeke, в Zeitsch. Deut. Morg. Gesellsch., XXV, 123. [J. E., II, 43—44].
3.