[169]
Введеніе.
Вальхунъ, сынъ Кайтимаровъ[1], бой кровавый
Ведетъ давно ужъ за законъ Христовъ.
Палъ Дрохъ предъ нимъ, Аврелій[2] палъ со славой,
И съ ними сотни полегли головъ;
Пролитой крови въ Крайнѣ, въ Хорутанахъ
Достало бы на множество ручьевъ.
Гніютъ безъ погребенья на полянахъ
Погибшіе вожди и людъ простой.
Съ отрядомъ небольшимъ, забывъ о ранахъ,
Лишь Чертомиръ, воитель молодой,
За вѣру предковъ, за боговъ родимыхъ,
За Живу[3] красную подъемлетъ бой;
Съ толпой язычниковъ неукротимыхъ
Бѣжитъ онъ въ Бохинь, къ Быстрицкимъ доламъ,
Въ твердыню на скалахъ, чуть достижимыхъ.
Развалина видна доселѣ тамъ,
Что Идольскимъ острожкомъ называютъ;
Ей Чертомиръ владѣлъ въ то время самъ.
[170]
Разъ въ девять бо́льшимъ войскомъ окружаютъ
Его враги и, ставъ со всѣхъ сторонъ,
Подмоги ни откуда не пускаютъ;
Осадныхъ башенъ строй сооруженъ,
Подъ стѣны ходъ ведутъ, ворота рубятъ;
Но держится упрямый гарнизонъ.
Ужъ полгода они другъ друга губятъ,
Безъ сожалѣнья брата рѣжетъ братъ.
Себя какъ мало люди въ ближнихъ любятъ!
Но не топоръ, лопата и булатъ
Рѣшили дѣло, а бѣда другая:
Явился голодъ, лютый супостатъ.
Тутъ Чертомиръ, напасти не скрывая,
Товарищамъ на сходкѣ молвилъ такъ:
"Не мечъ насъ гонитъ, а судьбина злая.
"Запасъ ѣды у насъ почти изсякъ.
Одни мы долго бились безъ завѣта;
Васъ не держу я: сдаться воленъ всякъ;
"Терпѣть изъ васъ кто хочетъ до разсвѣта,
Влачить ночамъ подобныхъ бремя дней,
Тому съ зарею нѣтъ на то запрета.
"Съ собой же я зову богатырей,
Которымъ тяжки рабскія оковы.
При бурѣ мракъ ночной еще страшнѣй;
[171]
„Враги едва ль свои покинутъ кровы;
Не трудно намъ, прошедъ чрезъ вражій станъ,
Еще во тьмѣ достигнуть той дубровы.
„Обширенъ долженъ быть удѣлъ славянъ!
Себѣ пріютъ найдемъ въ краю далекомъ,
Гдѣ нашъ законъ не будетъ ужъ попранъ.
„А если смерть назначена намъ рокомъ,
Не такъ ужасна ночь во тьмѣ могилъ,
Какъ съ яснымъ солнцемъ дни въ плѣну жестокомъ".
Ему никто въ бѣдѣ не измѣнилъ;
Оружіе свое всѣ молча взяли;
Во всѣхъ равно быль живъ военный пылъ.
Но вдругъ, ворота отворивъ, попали
Въ бой, — нѣтъ, скорѣй на бойню къ мясникамъ:
Вальхуна силы всѣ имъ предстояли.
На сонъ враговъ разсчитывалъ онъ самъ,
Чтобъ по стѣнѣ забраться въ укрѣпленье
И прежде, чѣмъ замѣтятъ, быть ужъ тамъ.
Сквозь бурныхъ вѣтровъ грозное гудѣнье
Зоветъ подмогу стража у воротъ,
И началось кровавое сраженье.
Какъ горный ключъ, раздувшись, вдругъ съ высотъ
Въ долину побѣжитъ волною жадной,
Все на пути съ разлета злобно бьетъ
[172]
И прежде, чѣмъ разбить оплотъ досадный,
Войти не хочетъ снова въ берега, —
Таковъ Вальхунъ бушуетъ безпощадный.
Воюетъ онъ, пока вся кровь врага
Не пролита и дышитъ хоть единый
Изъ тѣхъ, кому такъ вѣра дорога.
Когда заря блеснула надъ долиной,
Тамъ груды тѣлъ; ихъ больше, чѣмъ въ жнитво
Увидишь копенъ, идя десятиной.
Но стоило Вальхуну торжество
Полвойска слишкомъ. Ищетъ онъ напрасно
Межъ трупами язычниковъ того,
Кто былъ виной рѣзни такой ужасной.