Легенда о Загенфельде в Германии (Твен; Львова)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Перейти к навигации Перейти к поиску
Легенда о Загенфельдѣ въ Германіи
авторъ Маркъ Твэнъ (1835—1910), пер. Т. П. Львова
Оригинал: англ. Legend of Sagenfeld, in Germany. — Перевод опубл.: 1882 (оригиналъ), 1896 (переводъ). Источникъ: Собраніе сочиненій Марка Твэна. — СПб.: Типографія бр. Пантелеевыхъ, 1898. — Т. 8.

[124]
Легенда о Загенфельдѣ въ Германіи[1].

I.

Много тысячъ лѣтъ тому назадъ этотъ небольшой округъ былъ цѣлымъ королевствомъ, маленькимъ-маленькимъ королевствомъ, чѣмъ-то вродѣ хорошенькаго игрушечнаго королевства. Далекая отъ ревнивыхъ распрей и тревогъ тѣхъ воинственныхъ временъ, жизнь его текла просто и тихо, населеніе было кроткое, невинное; вѣчно покоилось оно глубокимъ, мирнымъ сномъ. Не было тамъ злости, не было зависти, не было тщеславія, а слѣдовательно не было и огорченій, не было несчастія.

Съ теченіемъ времени умеръ старый король и на престолъ вступилъ сынъ его Губертъ. Народная любовь къ нему возрастала съ каждымъ днемъ. Онъ былъ такъ добръ, такъ чистъ, что любовь эта мало-по-малу обратилась въ страсть, чуть не въ обожаніе. Со дня его рожденія астрологи внимательно изучали звѣзды и, наконецъ, прочли въ блестящей, небесной книгѣ слѣдующія слова:

«На четырнадцатомъ году Губерта произойдетъ крупное событіе; животное, пѣніе котораго покажется Губерту самымъ сладостнѣйшимъ въ мірѣ, спасеть его жизнь. Пока народъ за это доброе дѣло будетъ чтить потомство послѣдняго, въ прежней династіи всегда будутъ родиться наслѣдники и народъ не будетъ знать ни болѣзней, ни бѣдности. Но берегитесь ошибочнаго выбора!»

Весь тринадцатый годъ жизни короля астрологи, министры, парламентъ и весь народъ были заняты только однимъ, говорили только объ одномъ и вотъ о чемъ именно: какъ слѣдуетъ понимать послѣднюю фразу пророчества? Судя по первымъ строкамъ его, спасительное животное должно было само себя выбрать въ назначенное время, но послѣдняя фраза какъ будто означаетъ, что сначала долженъ выбрать король и рѣшить, которое изъ поющихъ животныхъ нравится ему больше всѣхъ и что, если онъ выберетъ вѣрно, то избранное животное спасетъ его жизнь, его династію, его народъ; но если онъ сдѣлаетъ «ошибочный выборъ» — тогда берегитесь!

Къ концу года было столько же различныхъ мнѣній по этому поводу, какъ и вначалѣ; но большинство мудрецовъ и простыхъ [125]смертныхъ были согласны, что маленькому королю лучше всего сдѣлать выборъ какъ можно скорѣе. Поэтому былъ изданъ эдикта, въ которомъ приказывалось всѣмъ лицамъ, владѣющимъ какими бы то ни было поющими тварями, представить ихъ въ главную залу дворца, въ первый день новаго года. Приказаніе это было исполнено. Когда все было готово, король вошелъ въ залу въ сопровожденіи высшихъ лицъ государства, въ парадныхъ мундирахъ. Король возсѣлъ на золотой тронъ и приготовился произнести свое сужденіе. Но тутъ онъ сказалъ:

— Эти созданія поютъ всѣ сразу и производятъ невыносимый гвалтъ. Что можно выбрать среди такого гама? Возьмите ихъ всѣхъ вонъ и приводите ко мнѣ по одному.

Такъ и было сдѣлано. Одинъ за другимъ сладостные голоса пернатыхъ пѣвцовъ ласкали королевское ухо, но ни на одномъ изъ нихъ не остановился его выборъ. Драгоцѣнныя минуты уходили, а королю все труднѣе и труднѣе становилось выбрать среди такого множества чудныхъ пѣвцовъ, тѣмъ болѣе трудно, что предсказанная ошибка не выходила у него изъ головы и чувство это было такъ ужасно, что онъ боялся вѣрить собственнымъ ушамъ. Онъ сдѣлался нервнымъ и началъ высказывать безпокойство. Министры его увидѣли это, такъ какъ они ни на минуту не спускали съ него глазъ. Наконецъ, они начали говорить про себя:

— Онъ потерялъ мужество, хладнокровіе его исчезло. Онъ ошибется. Погибъ онъ, погибла его династія, погибъ его народъ!

Прошелъ часъ. Король нѣсколько времени сидѣлъ молча, затѣмъ сказалъ:

— Принесите еще разъ коноплянку.

Коноплянка залилась своей ликующей пѣсней. Въ срединѣ ея король готовъ ужѣ былъ поднять скипетръ, въ знакъ избранія, но сдержался и сказалъ:

— Нѣтъ, нужно быть вполнѣ увѣреннымъ. Принесите-ка дрозда; пусть они споютъ вмѣстѣ.

Дрозда принесли и обѣ птицы запѣли сразу свои чудныя пѣсни. Король колебался, однако, все болѣе и болѣе склонялся въ сторону коноплянки; это было замѣтно по выраженію его лица. Надежда воскресла въ сердцахъ старыхъ министровъ, пульсъ ихъ началъ биться сильнѣе, скипетръ началъ тихо подниматься… вдругъ!..

Произошло ужаснѣйшее безобразіе: король былъ прерванъ слѣдующими, раздавшимися за дверью звуками:

— Уоу… хи!-Уоу… хи-Уоу-хи! Уоу-хи-уоу-хи!

Всѣ страшно перепугались и сердились на себя за то, что выказали свой страхъ.

Черезъ секунду прелестнѣйшая маленькая крестьянская [126]дѣвочка вбѣжала въ комнату, темные глаза ея горѣли дѣтскимъ рвенімъ; но, увидѣвъ это знатное общество и все эти сердитыя лица, она остановилась, опустила голову и закрыла рукавомъ свои бѣдные глазки. Никто не привѣтствовалъ ея, никто не сжалился надъ ней. Наконецъ, она застѣнчиво, сквозь слезы, взглянула наверхъ и сказала:

— Государь мой, король, простите меня, потому что я не хочу сдѣлать ничего дурного. У меня нѣтъ ни отца, ни матери. У меня есть только коза и оселъ и они составляютъ для меня все на свѣтѣ. Козочка даетъ мнѣ сладкое молоко, а когда мычитъ мой добрый дорогой осликъ, мнѣ кажется, что нѣтъ на свѣтѣ музыки лучше его пѣнія. Поэтому, когда посланный моего государя сказалъ, что самый лучшій пѣвецъ изъ всѣхъ животныхъ спасетъ корону и народъ, и приказалъ мнѣ привести его сюда…

Вѣсь дворъ разразился громкимъ хохотомъ и дѣвочка убѣжала съ плачемъ, не кончивъ своей рѣчи. Главный министръ приказалъ вывести ее и ея несчастнаго ослика за предѣлы дворца и больше ихъ не впускать.

Затѣмъ продолжалось испытаніе птицъ. Обѣ онѣ пѣли прекрасно, но скипетръ лежалъ неподвижно въ рукахъ короля. Въ груди всѣхъ присутствующихъ тихо потухала надежда. Прошелъ часъ, два часа, рѣшенія не было. День склонился къ вечеру и ожидающая у дворца толпа сгорала отъ нетерпѣнія и безпокойства. Наступили сумерки, мракъ становился все глубже и глубже. Никто не говорилъ, никто не требовалъ свѣта. Великое испытаніе было сдѣлано; оно не удалось. Всякому хотѣлось скрыть отъ свѣта свое лицо и глубокую тревогу.

Вдругъ — тсъ! Роскошные, чудные звуки божественной мелодіи раздались въ отдаленномъ углу залы — голосъ соловья!

— Встаньте! — вскрикнулъ король. — Прикажите звонить въ колокола, объявите народу! Выборъ сдѣланъ и мы не ошибаемся. Король, династія и народъ спасены! Съ сегодняшняго дня и навсегда почитайте соловья выше всего на свѣтѣ. Провозгласите всему народу, что всякій, кто осмѣлится обидѣть или оскорбить соловья, будетъ казненъ. Король сказалъ.

Весь этотъ маленькій мірокъ былъ опьяненъ радостью. И дворецъ, и весь городъ освѣщался всю ночь потѣшными огнями, народъ танцовалъ и пѣлъ и пилъ и торжествующій звонъ колоколовъ ни на минуту не прекращался.

Съ этого дня соловей сдѣлался священною птицей. Пѣніе его слушалось въ каждомъ домѣ, поэты воспѣвали его, живописцы писали его портреты, его статуи украшали всѣ башни, арки, фонтаны и общественныя зданія. Его принимали даже въ королевскій совѣть и ни одно важное государственное дѣло не рѣшалось [127]прежде, чѣмъ мудрецы не докладывали его соловью и не переводили королю и министрамъ, что пропѣла о немъ птица.

II.

Юный король очень любилъ охотиться. Когда пришло лѣто, онъ однажды выѣхалъ съ собаками и ястребами, въ блестящемъ обществѣ своихъ дворянъ. Мало-по-малу онъ отдалился отъ нихъ, думая, что потомъ легко сойдется съ ними снова; но это была ошибка. Сначала онъ ѣхалъ весело, полный надеждъ, но подъ конецъ началъ терять мужество. Наступили сумерки и застали его въ далекой и незнакомой мѣстности. Затѣмъ случилась катастрофа. Въ темнотѣ, онъ въѣхалъ въ густую чащу деревьевъ, росшихъ по склону крутого, скалистаго обрыва. Когда лошадь и всадникъ достигли подножія его, то у одной оказалась сломанною шея, у другого нога. Бѣдный маленькій король лежалъ и терпѣлъ нестерпимыя муки и каждый часъ казался ему мѣсяцемъ. Онъ съ жадностью прислушивался, ожидая, что какой-нибудь звукъ принесетъ ему надежду на освобожденіе; но не слышалъ ни голосовъ, ни звука рожка, ни лая собакъ. Наконецъ, надежда покинула его и онъ сказалъ: «Пусть приходить смерть, такъ какъ она должна придти!»

Въ это время среди глубокой, ночной тишины, раздалась чистая, звонкая пѣснь соловья.

— Спасенъ, — сказалъ король, — спасенъ! Это священная птица и пророчество исполняется. Сами боги спасли меня отъ ложнаго выбора.

Онъ едва сдерживалъ радость и невыразимую благодарность. Каждую минуту ему казалось, что онъ слышитъ приближающуюся помощь, но всякій разъ слѣдовало разочарованіе — помощь не приходила. Ночь прошла, помощь не явилась и священная птица все продолжала пѣть. Онъ уже началъ сомнѣваться въ вѣрности своего выбора, но старался заглушать эти сомнѣнія. На зарѣ пѣвецъ смолкъ. Наступило утро, а вмѣстѣ съ нимъ, — голодъ и жажда; помощи все не было.

Становилось позднѣе и позднѣе. Наконецъ, король проклялъ соловья.

Тотчасъ же запѣлъ дроздъ. Король сказалъ про себя: «Вотъ настоящая птица, я ошибся въ выборѣ: теперь придетъ помощь».

Но помощь не приходила. Онъ пролежалъ нѣсколько часовъ безъ памяти. Когда онъ пришелъ въ себя, запѣла коноплянка. Онъ слушалъ ее безучастно. Онъ уже пересталъ вѣрить. «Эти птицы, — сказалъ онъ, — не могутъ мнѣ помочь. Я и домъ мой, и народъ мой [128]погибли». Онъ отвернулся отъ птицы, чтобы умереть, такъ какъ былъ очень слабъ отъ голода и жажды и чувствовалъ, что конецъ его близокъ. Онъ даже желалъ умереть, чтобы избавиться отъ страданій. Цѣлые, долгіе часы лежалъ онъ такъ, безъ мыслей, безъ чувства, безъ движенія. Затѣмъ, сознаніе вернулось къ нему. Занималась заря третьяго утра. Ахъ, какимъ прекраснымъ казался міръ его усталымъ глазамъ! Вдругъ страшное желаніе жить вспыхнуло въ сердцѣ юноши и глубокая горячая молитва поднялась въ душѣ его, молитва о томъ, чтобы небо сжалилось надъ нимъ и позволило ему снова увидать свой домъ и своихъ друзей. Въ эту минуту тихій, слабый, далекій звукъ донесся до него издали и о, какимъ сладостнымъ показался этотъ звукъ его напряженному слуху!

«Уоу… хи!—уоу… хи!—уоу-хи—уоу-хи!—уоу-хи!

«Эта, о, эта пѣсня сладостнѣе, въ тысячу разъ сладостнѣе пѣсни соловья, дрозда, коноплянки, потому что она приносила ужь не надежду на помощь, но увѣренность въ ней. Теперь я спасенъ, дѣйствительно спасенъ! Пѣвецъ самъ избралъ себя, какъ и предсказывалъ оракулъ. Пророчество сбылось и моя жизнь, мой домъ и мой народъ спасены. Съ этого дня оселъ будетъ священнымъ животнымъ!»

Божественные звуки все приближались и приближались, становились все громче и громче и все восхитительнѣе казались они слуху умирающаго. Кроткій, маленькій осликъ спускался съ горы, пощипывая траву и продолжая мычать, наконецъ, онъ увидѣлъ мертвую лошадь и раненаго короля, подошелъ къ нимъ и началъ обнюхивать ихъ изъ простого любопытства. Король приласкалъ его и онъ опустился на колѣни, какъ дѣлалъ это всегда, когда его маленькая хозяйка желала сѣсть на него. Съ большимъ трудомъ и усиліями мальчикъ взобрался на спину животнаго и держался тамъ съ помощью великодушныхъ ушей. Оселъ, распѣвая, пошелъ съ этого мѣста и привезъ короля къ хижинѣ маленькой крестьяночки. Она уложила его на свою соломенную постель, напоила козьимъ молокомъ и побѣжала разсказать великую новость первому, кто попадется ей навстрѣчу.

Король поправился. Первымъ его дѣломъ было провозглашеніе осла священнымъ и неприкосновеннымъ, вторымъ — введеніе этого осла въ кабинетъ и назначеніе его первымъ министромъ государства; третье — уничтоженіе всѣхъ статутовъ и указовъ, относившихся къ соловью, и замѣна ихъ статутами и указами, относившимися къ священному ослу и, наконецъ, четвертымъ — объявленіе, что, когда маленькая крестьяночка выростетъ, онъ женится на ней и сдѣлаетъ ее королевой; и онъ сдержалъ слово.

Такова легенда. Она объясняетъ, почему въ продолженіе [129]многихъ вѣковъ, первымъ министромъ королевскаго кабинета тамъ всегда былъ оселъ, какъ теперь принято въ большой части кабинетовъ; объясняетъ также, почему въ этомъ маленькомъ королевствѣ въ продолженіе многихъ вѣковъ все великія поэмы, все великія рѣчи, всѣ великія книги, все общественныя торжества, все королевскіе эдикты начинались всегда этими трогательными словами: «Уоу… хи!—уоу… хи!—уоу-хи!—уоу-хи—уоу-хи!»


Примѣчанія[править]

  1. Выпущена изъ „По чужимъ краямъ“, потому что достовѣрность ея казалась сомнительной и не могла быть во-время доказана. М. Твэнъ.


Это произведение находится в общественном достоянии в России.
Произведение было опубликовано (или обнародовано) до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Несмотря на историческую преемственность, юридически Российская Федерация (РСФСР, Советская Россия) не является полным правопреемником Российской империи. См. письмо МВД России от 6.04.2006 № 3/5862, письмо Аппарата Совета Федерации от 10.01.2007.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США, поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.