Солнце палило и только полуденный часъ миновало. Членамъ давая покой, я на постелю прилёгъ.
Часть пріоткрыта была, и часть закрыта у ставней. Въ комнатѣ былъ полусвѣтъ, тотъ, что́ бываетъ въ лѣсахъ.
Сумерки такъ-то сквозятъ вослѣдъ уходящему Фебу, Или когда перейдётъ ночь, а заря не взошла.
Должно такой полусвѣтъ для застѣнчивой дѣвы готовить: Въ нёмъ-то укрыться скорѣй робкій надѣется стыдъ.
Вижу, Коринна идётъ, — и пояса нѣтъ на туникѣ, Плечи бѣлѣютъ у ней подъ распущенной косой.
Семирамида роскошная въ брачный чертогъ такъ вступила Или Лаиса, красой милая многимъ сердцамъ.
Я тунику сорвалъ; прозрачная мало мѣшала, А между тѣмъ за неё дѣва вступила въ борьбу.
Но какъ боролась она, — какъ бы не желая побѣды: Было легко побѣдить ту, что́ себя предала.
Тутъ появилась она очамъ безъ всякой одежды, Безукоризненно всё тѣло предстало ея.
Что́ за плечи и что́ за руки тогда увидалъ я! Такъ и хотелось пожать формы упругихъ грудей!
Какъ подъ умѣренной грудью округло весь станъ развивался! Юность какая видна въ этомъ роскошномъ бедрѣ!
Что жъ я хвалю по частямъ? Что́ видѣлъ я, было прекрасно. Тѣло нагое къ себѣ много я разъ прижималъ.
Кто не знаетъ конца? Усталые, мы отдыхали. Если бы мнѣ довелось чаще такъ полдень встрѣчать!
