— Эти шкуры будутъ дурно пахнуть, но зато не будутъ пропускать ни дождя ни снѣга, точно такъ же, какъ не будутъ выпускать и тепла изъ хижины. Крыша немного неуклюжа, но сослужить свою службу, а это вѣдь самое главное.
Она захлопала въ ладоши и заявила, что ей она ужасно нравится.
— Только какъ здѣсь темно! — воскликнула она затѣмъ, невольно вздрогнувъ.
— Почему вы не сказали мнѣ, что нужно оставить мѣсто для окна, когда я клалъ стѣны? — сказалъ я. — Я вѣдь строилъ это для васъ, и вы должны были знать, что вамъ нужно окно.
— Но, вѣдь, вы и теперь можете пробить дыру въ стѣнѣ.
— Совершенно вѣрно; но гдѣ заказать стекла?
— Ну, значить, у насъ не будетъ окна.
— Увы, — сказалъ я.
Хижина представляла собою темный, безобразный хлѣвъ, который въ цивилизованной странѣ годился бы только для свиней. Но намъ, познавшими» всѣ ужасы жизни въ открытой лодкѣ, она казалась чрезвычайно уютной.
Отпраздновавъ новоселье, при свѣтѣ импровизированяаго свѣтильника изъ котиковаго жира и фитиля, сдѣланнаго изъ пеньки, мы принялись заготовлять мясо на зиму, и строить вторую хижину. Теперь мы каждое утро отправлялись на охоту и къ полудню возвращались съ полной лодкой котиковъ. Затѣмъ, когда я выстроилъ вторую хижину. Модъ сушила мясо. Я слышалъ когда-то, какъ сушатъ бычачье мясо въ степяхъ, и, разрѣзавъ котиковое мясо на тонкіе куски и прокоптивъ ихъ въ дыму, мы получали отличное копченое мясо.
Вторую хижину было легче построить, такъ какъ мы ее пристраивали къ первой, и потому требовались только три стѣны. Но все же и на нее ушло много тяжелаго труда. Модъ и я работали съ утра до вечера, до полнаго изнеможенія, такъ что, когда наступала ночь, то мы засыпали, какъ убитые. Тѣмъ не менѣе, Модъ говорила, что она никогда еще не чувствовала себя такъ хорошо. Хотя я зналъ это по себѣ, но мнѣ она казалась такой хрупкой, что я все время боялся, что она не выдержитъ и сломится. Часто, очень часто, когда у ней не хватало силъ, она ложилась навзничь на песокъ и отдыхала. Затѣмъ снова вставала и принималась за работу. Я только удивлялся, откуда у нея берутся силы.
— Мы, вѣдь, всю зиму будемъ отдыхать, — отвѣчала она, когда я просилъ ее не утомляться. — Мы тогда будемъ рады хоть какой-нибудь работѣ.
Наконецъ, -достроили и мою хижину и тоже отпраздновали новоселье. Это былъ третій день страшной бури, которая мчалась съ юго-востока на сѣверо-западъ и обрушилась прямо на насъ. Волны съ оглушительнымъ шумомъ набѣгали на берега острова и даже въ нашей маленькой гавани онѣ вздымались довольно высоко. Высокій хребетъ острова не защищалъ насъ отъ вѣтра, который такъ свистѣлъ и вылъ вокругъ хижины, что временами я баялся, что стѣны не выдержатъ напора. Крыша изъ котиковыхъ шкуръ, которая, мнѣ казалось, была натянута туго, какъ барабань, осѣдала и колебалась при каждомъ порывѣ вѣтра, а въ стѣнахъ, который, казалось, были хорошо законопачены мхомъ, открылись безчисленныя отверстія. Все же котиковый жиръ ярко горѣлъ и намъ было тепло и уютно.
Какой это былъ пріятный вечерь! Настроеніе у насъ было хорошее. Насъ не пугала предстоящая зима, мы къ ней приготовились. Котики могли каждую минуту отправиться въ свое таинственное путешествіе на югъ, и насъ это нисколько не тревожило. Бурь мы тоже не боялись. Мы не только были укрыты отъ вѣтра, дождя и холода, но у насъ еще были великолѣпнѣйшіе мягкіе матрацы, сдѣланные изъ мха. Придумала ихъ Модъ и она же сама собрала весь мохъ. Я долженъ былъ спать свою первую ночь на матрацѣ и былъ увѣренъ, что мой сонъ будетъ еще слаще отъ того, что матрацъ сдѣлала она.
Когда она встала, чтобы итти къ себѣ, она обернулась ко мнѣ и какъ-то странно сказала:
— Что-то должно случиться и уже случилось. Я чувствую это. Намъ предстоитъ что-то. Я не знаю что, но оно уже близко.
— Хорошее или дурное? — спросилъ я. Она покачала головой.
— Я не знаю, но оно здѣсь близко. — Она укавала по направленію къ морю.
— Но, вѣдь, это подвѣтренный берегъ, — засмѣялся я. — И право я бы не хотѣлъ приставать сюда въ такую ночь. Но вамъ не страшно? — спросилъ я, отворяя ей дверь.
Она посмотрѣла мнѣ прямо въ глаза.
— Вы чувствуете себя хорошо?
— Лучше, чѣмъ когда бы то ни было. Мы поговорили еще немного и она ушла. — Спокойной ночи, Модъ, — сказалъ я.
— Спокойной ночи, Гёмфри, — отвѣтила она.
Мы впервые называли другъ друга по именамъ, но это вышло какъ-то незамѣтно для насъ самихъ и вполнѣ естественно. Я бы могъ обнять ее и притянуть къ себѣ; въ томъ мірѣ, гдѣ мы раньше жили, я бы, навѣрное, такъ и поступилъ. Но я этого не сдѣлалъ. Только оставшись одинъ въ своей хижинѣ, я почувствовалъ, что что-то вдругъ сблизило насъ, что-то такое, чего не было раньше.