Перейти к содержанию

Народоведение. Том I (Ратцель; Коропчевский 1904)/I.3. Положение диких народов в человечестве/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Народовѣдѣніе — I. Основные понятія народовѣдѣнія.
авторъ Фридрихъ Ратцель (1844—1904), пер. Д. А. Коропчевскій (1842—1903)
Оригинал: нем. Völkerkunde. — Перевод опубл.: 1904. Источникъ: Ф. Ратцель. Народовѣденіе. — четвертое. — С.-Петербургъ: Просвещеніе, 1904. — Т. I.

[14]

3. Положеніе дикихъ народовъ въ человѣчествѣ.
Содержаніе: Понятіе „дикій народъ“. — Прогрессъ и регрессъ. — Физическія различія. — Понятіе „культурная раса“. — Сходство съ животными у человѣка. — Въ чемъ состоитъ культурное достояніе? — Общее достояніе человѣчества въ разумѣ, языкѣ и религіи. — Въ другихъ культурныхъ достояніяхъ нѣтъ абсолютныхъ различій, но лишь различія степени.

Скажемъ сперва нѣсколько словъ о названіи „дикіе народы“, которое такъ часто повторяется на этихъ страницахъ. Это — тѣ народы, которые болѣе находятся подъ давленіемъ природы или въ зависимости отъ нея, чѣмъ народы культурные. Въ этомъ названіи выражается различіе образа жизни, умственныхъ способностей и историческаго положенія; насколько оно ничего не предопредѣляетъ, мы находимъ его вдвойнѣ пригоднымъ для насъ именно потому, что нами придается ему, быть можетъ, во многихъ отношеніяхъ иное значеніе, чѣмъ то, какое читатель привыкъ связывать съ терминомъ „дикіе“. Мы называемъ народы дикими не потому, что они стоятъ въ возможно тѣсной связи съ природой, но потому, что они живутъ подъ ея давленіемъ. Различія между дикимъ и культурнымъ народомъ слѣдуетъ искать не въ степени, а въ характерѣ связи съ природою. Культура дѣлаетъ насъ свободными не въ смыслѣ полнаго отрѣшенія отъ природы, а въ смыслѣ болѣе разнообразной и широкой связи съ нею. Крестьянинъ, собирающій свой хлѣбъ въ житницу, столько же зависитъ отъ почвы своего поля, сколько и индѣецъ, собирающій въ болотѣ водяной рисъ, который онъ не сѣялъ; но для перваго эта зависимость менѣе тяжела, такъ какъ запасъ, который онъ предусмотрительно собралъ, освобождаетъ его отъ заботы, тогда какъ послѣдняго близко затрогиваетъ каждая буря, сбивающая колосья въ воду. Мы не освобождаемся отъ вліянія природы, стараясь лучше пользоваться ею и изучать ее; мы освобождаемся только отъ вліянія отдѣльныхъ случайностей въ ея процессахъ, вслѣдствіе того что связь наша съ нею становится разнообразнѣе. Именно, силою нашей культуры мы въ настоящее время ближе связаны съ нею, чѣмъ всѣ поколѣнія, предшествовавшія намъ.

Такъ какъ противоположеніе дикихъ и культурныхъ народовъ, повидимому, открываетъ между ними обширную пропасть, то мы должны прежде всего отвѣтить на вопросъ: какое положеніе занимаютъ дикіе народы во всемъ человѣчествѣ? Цѣлыя тысячелѣтія съ этимъ вопросомъ обращались съ той безпечностью, которая, за удовлетвореніемъ стремленія къ знанію фактовъ, къ разсказамъ и описаніямъ, не ощущаетъ дальнѣйшей потребности въ установленіи отношенія „дикарей“ къ остальному человѣчеству. Эти черные и бурые люди казались чуждыми и странными; было, правда, интересно читать разсказы о нихъ, но этого казалось достаточнымъ. Намъ не слѣдуетъ смѣяться надъ этимъ состояніемъ вещей, такъ какъ наша страсть къ чтенію путешествій до сихъ поръ еще соотвѣтствуетъ ему: чѣмъ [15]описываемые люди менѣе цивилизованы, тѣмъ болѣе они привлекательны. Даже во многихъ отношеніяхъ стремившіяся къ болѣе глубокому проникновенію въ народную жизнь изслѣдованія Кука, Форстера, Барроу и Лихтенштейна для современниковъ представляли по преимуществу романтическій интересъ и мало давали поводовъ къ философскимъ соображеніямъ. Единственный, болѣе значительный толчокъ, данный описаніями путешествій въ концѣ прошлаго вѣка, постепенно возраставшими въ количествѣ, научномъ достоинствѣ и привлекательности, заключался въ разрушеніи вѣры въ счастливое естественное состояніе, которое со временъ Руссо считалось наиболѣе желательнымъ, но которое могло быть осуществлено только въ уединеніи первобытныхъ лѣсовъ и на блаженныхъ островахъ. Его искали, но нигдѣ не находили. Какимъ разочарованіемъ это было для чувствительныхъ читателей „Индѣйской хижины“ или описаній Георга Форстера райской жизни таитянъ!

Изученіе дикихъ народовъ медленно перемѣщалось изъ перспективы сердца въ перспективу ума; при этомъ послѣдніе нѣсколько понижались, приблизительно настолько, насколько ихъ умственная жизнь дальше отстоитъ отъ нашей, чѣмъ выраженія ихъ чувствъ, которыя предпочтительно изучались до тѣхъ поръ. Явилась идея о слояхъ въ развитіи народовъ, причемъ, не столько на основаніи фактическихъ соображеній, сколько на основаніи общаго чувства, некультурные народы должны были играть роль какого-то разнороднаго фундамента человѣчества. Легко понять почти страстную потребность найти основаніе въ мірѣ фактовъ для смѣлой системы ученія о развитіи, и, хотя мы не вездѣ присоединяемся къ этому чувству, нельзя не признать, что оно и въ изученіи жизни народовъ вызвало движеніе, обнаружившее многія плодотворныя истины. Въ каждой области всего труднѣе изслѣдованіе начальныхъ стадій; но именно къ этой глубочайшей задачѣ, нѣкогда остававшейся въ пренебреженіи, послѣдователи теоріи развитія отнеслись и въ этнографіи съ замѣчательнымъ единствомъ взглядовъ. Выводы ихъ, отрицательные или положительные, одинаково заслуживаютъ признательности. Имъ принадлежитъ заслуга собранія для науки богатаго фактическаго матеріала, отъ начала ихъ изслѣдованій исходитъ основательное изученіе того, что нѣсколько преждевременно было названо первобытнымъ состояніемъ человѣчества.

Обязанные признательностью этимъ подготовительнымъ работамъ, мы, однако, съ ихъ заключеніями согласиться не можемъ. Онѣ ищутъ повсюду „первобытныхъ состояній“ и „развитія“, но развѣ мы не имѣемъ права смотрѣть съ нѣкоторымъ недовѣріемъ на область такихъ изысканій, которыя уже знаютъ заранѣе, что̀ они найдутъ? Опытъ показываетъ, какъ близко при этомъ лежитъ опасность предвзятыхъ понятій. Находясь подъ впечатлѣніемъ одной возможности, иногда слишкомъ мало обращаютъ вниманія на другія. Если изслѣдователь, проникнутый идеей развитія, встрѣчаетъ народъ, который въ нѣкоторыхъ, и даже во многихъ, отношеніяхъ, стоитъ позади своихъ сосѣдей, это „позади“ невольно обращается въ „ниже“, т. е. въ болѣе низкую ступень лѣстницы, по которой человѣчество поднялось отъ первобытнаго состоянія до высшаго уровня культуры. Это—противовѣсъ односторонней идеи, будто человѣкъ явился на свѣтъ цивилизованнымъ существомъ, но затѣмъ регрессивное вырожденіе сдѣлало его такимъ, какимъ онъ является въ некультурныхъ народахъ. Подобно тому, какъ выше упомянутая идея развитія пользовалась сочувствіемъ естествоиспытателей, эта идея регресса находила, по легко понятнымъ причинамъ, самый благосклонный пріемъ у изслѣдователей религіи и языковъ народовъ. Между тѣмъ въ настоящее время она далеко отодвинута на задній планъ, по нашему мнѣнію, даже слишкомъ далеко. Она угрожаетъ изслѣдованію меньшей опасностью, чѣмъ рѣзко противоположное ей воззрѣніе, согласно которому, въ отвлеченномъ пониманіи его, является слѣдующее заключеніе: въ человѣчествѣ существуетъ [16]только подъемъ, только прогрессъ, только развитіе, и никакого регресса, никакого упадка, никакого вымиранія. Развѣ при такомъ воззрѣніи не выступаетъ тотчасъ-же односторонность подобнаго образа мыслей? Правда, что такъ далеко въ этомъ направленіи заходятъ только радикалы; Дарвинъ, который, какъ великій творецъ идей, обладалъ величайшей широтой взгляда, сознается, что, безъ сомнѣнія, многія націи отодвинулись назадъ въ своей цивилизаціи, а нѣкоторыя могли даже впасть въ полное варварство; впрочемъ, онъ осторжно прибавляетъ, что относительно послѣдняго пункта до сихъ поръ еще не имѣется никакихъ доказательствъ. Однако, въ своемъ „Происхожденіи человѣка“, онъ не одинъ разъ поддается искушенію болѣе приблизить человѣчество въ его различныхъ и низшихъ членахъ къ животномъ міру, чѣмъ это возможно при трезвомъ взглядѣ на дѣло.

Мы видимъ здѣсь крайности воззрѣній на дикіе народы. Легко понятъ какія различныя въ самомъ основаніи послѣдствія должны вытекать отсюда для изученія всѣхъ сторонъ ихъ существованія, для обсужденія ихъ прошлаго и будущаго. На самомъ дѣлѣ, что можетъ быть различнѣе воззрѣнія, которое указываетъ имъ мѣсто гораздо ниже насъ на той ступени, гдѣ всѣ способности ихъ еще не развились, и другого; согласно которому они развиты одинаково съ нами, но, вслѣдствіе неблагопріятной судьбы, лишились большей части своего культурнаго достоянія и поэтому стали бѣдными, несчастными и отсталыми? Не лучше-ли будетъ, если, въ виду фактовъ, мы попытаемся ближе подойти къ средней точкѣ, гдѣ заключается истина, чѣмъ это удавалось до сихъ поръ упомянутымъ гипотезамъ?

Ближайшимъ вопросомъ для насъ долженъ быть вопросъ о врожденныхъ физическихъ различіяхъ, такъ какъ рѣшеніе его приводитъ къ заключенію о характерѣ и размѣрахъ общихъ различій, наблюдаемыхъ въ человѣчествѣ. Но это — чисто антропологическій, т. е. анатомо-физіологическій вопросъ, который не можетъ насъ касаться здѣсь. Мы удовольствуемся нѣсколькими замѣчаніями, обращая читателей по отношенію къ отдѣльнымъ фактамъ и дальнѣйшимъ выводамъ изъ нихъ къ антропологической части этой серіи[1]. Съ нашей этнографической точки зрѣнія, которая всего яснѣе позволяетъ намъ отличать значительныя культурныя различія человѣчества, мы прежде всего выражаемъ желаніе, чтобы понятіе культурная раса по отношенію къ человѣчеству было изслѣдовано подробнѣе, чѣмъ это дѣлалось до сихъ поръ. Тогда окажется, какъ это можно предвидѣть, что прежде всего въ физическомъ строеніи культурныхъ народовъ выступаютъ свойства, вызванныя самой культурой, такъ же, какъ, съ другой стороны, тѣло дикихъ народовъ въ извѣстныхъ чертахъ ясно обнаруживаетъ вліяніе образа жизни, отличающагося недостаткомъ почти всего, что мы привыкли называть культурой. Густавъ Фритчъ, анатомъ, изучавшій дикіе народы въ ихъ естественной обстановкѣ, высказываетъ положеніе, что гармоническое развитіе человѣческаго тѣла возможно только подъ вліяніемъ культуры. Изъ его описаній готтентотовъ, бушменовъ и даже кафровъ мы выносимъ убѣжденіе, что хорошо развитое, пластически красивое тѣло среди нихъ встрѣчается рѣже, чѣмъ среди насъ, повидимому, отжившихъ культурныхъ людей (см. рис. стр. 17). Въ одномъ мѣстѣ онъ ясно высказываетъ, что „здоровый, нормально развитой германецъ, по отношенію къ пропорціямъ и къ силѣ и полнотѣ формъ, въ дѣйствительности, стоитъ выше средняго строенія человѣка, принадлежащаго къ А-Банту“. Между тѣмъ эти Банту, въ вѣтви кафровъ, именно о которыхъ здѣсь идетъ рѣчь, относятся къ самымъ сильнымъ и закаленнымъ племенамъ Африки. Въ новѣйшее время намъ часто приходится слышать подобныя сужденія, и теперь даже выраженіе американскаго этнографа, [17]что лучшей моделью Аполлона Бельведерскаго можетъ служить индѣецъ, не должно быть оставлено безъ возраженій, даже въ качествѣ простого ораторскаго украшенія. Теперь уже глубже вникли въ дѣло и даже Молодая дѣвушка изъ племени горныхъ дамаровъ. По фотографіи, принадлежащей Миссіонерскому дому въ Барменѣ.) въ строеніи костей находятъ различія, которыя, съ одной стороны, сводятся къ вліяніямъ культуры, а съ другой, къ вліянію нецивилизованной жизни. Вирховъ считаетъ лопарей и бушменовъ патологическими расами; т. е. выродившимися, понизившимися, вслѣдствіе голода и нужды. Но опредѣленіе значенія расовыхъ различій требуетъ опыта, для котораго данныхъ науки еще слишкомъ недостаточно, и который возможенъ лишь въ области міровой исторіи, что́, конечно, можетъ быть лишь дѣломъ будущаго.

Включеніе такъ называемыхъ низшихъ расъ въ культурные круги высшихъ и уничтоженіе преградъ, нѣкогда препятствовавшихъ этому включенію,—не только блестящій подвигъ человѣчности, но вмѣстѣ съ тѣмъ и событіе глубочайшаго научнаго интереса. Милліоны людей черныхъ расъ, считавшихся самыми низшими, впервые получаютъ доступъ ко всѣмъ выгодамъ, правамъ и обязанностямъ высшей культуры; ничто не мѣшаетъ имъ пользоваться всѣми средствами образованія, что́ несомнѣнно вызоветъ извѣстное измѣненіе ихъ (въ этомъ и заключается антропологическій интересъ этого процесса). Если-бы мы могли сказать теперь, хотя съ приблизительной точностью, что́ выйдетъ въ рядѣ поколѣній изъ этихъ 12 милліоновъ негровъ-невольниковъ, которые въ послѣднее двадцатилѣтіе были освобождены въ Америкѣ и получили доступъ ко всѣмъ результатамъ [18]новѣйшей культуры, то мы имѣли-бы рѣшеніе вопроса о вліяніи культуры на расовыя различія. Но пока мы должны довольствоваться только догадками и предположеніями.

Мы можемъ высказать мнѣніе, что сравнительныя изслѣдованія расъ въ послѣдніе годы уменьшили значеніе расовыхъ различій, первоначально признававшихся антропологами, и что они во всякомъ случаѣ нисколько не подкрѣпляютъ воззрѣнія, будто въ такъ называемыхъ низшихъ расахъ человѣчества можно видѣть переходъ отъ животнаго къ человѣку. Этимъ опровергается не общее сходство человѣка съ животными въ физическомъ отношеніи, но только предположеніе, будто нѣкоторыя отрасли человѣчества болѣе походятъ па животныхъ, чѣмъ другія. Черты, которыя можно назвать звѣрообразными, мы встрѣчаемъ при изученіи народовъ всѣхъ расъ, чего мы уже заранѣе могли ожидать. Человѣкъ въ своемъ Желѣзный тороръ, ввезенный изъ Европы, съ старой костяной рукояткой, изъ Новой Зеландіи. (Коллекція Кристи въ Лондонѣ.) тѣлесномъ строеніи сохранилъ такое рѣшительное сходство съ обезьянами, что новѣйшіе систематики опираются только на него и находятъ возможнымъ вернуться къ старому линнеевскому сопоставленію рода Homo съ обезьянами въ одномъ порядкѣ Primates, причемъ никто не упрекаетъ ихъ въ нелогичности; поэтому достаточно уменьшенія духовности въ человѣческой природѣ, чтобы во многихъ отношеніяхъ могла ясно выступить животность ея матеріальной основы. Къ сожалѣнію, мы всѣ освоились съ воззрѣніемъ, будто въ человѣкѣ скрывается звѣрь; „звѣрообразность“, озвѣреніе и другіе слишкомъ употребительные термины показываютъ, какъ часто наша фантазія обращается къ подобнымъ сравненіямъ. Когда голодная семья австралійскихъ туземцевъ оспариваетъ у коршуновъ падаль, которая по всѣмъ правамъ природы всегда принадлежала этимъ послѣднимъ, и, какъ стая жадныхъ шакаловъ, набрасывается на добычу, покидая ее только тогда, когда отъ переполненія желудка начинаетъ клонить ко сну, то это указываетъ только озвѣреніе образа жизни, подавляющее всѣ душевныя стремленія. Насъ не удивляетъ также, когда путешествующій по Африкѣ орду бушменовъ, видящихъ въ каждомъ чужомъ человѣкѣ, бѣломъ или черномъ, своего врага, сравниваетъ со стаей убѣгающихъ шимпанзе или орангутанговъ. Но мы не должны обрушиваться на этихъ бѣдныхъ дикарей, у которыхъ отъ природы никакъ не больше склонности къ звѣрообразности, чѣмъ у насъ. Существуютъ нравственно опустившіеся европейцы, стоящіе ниже австралійцевъ. Печальная способность уподобляться звѣрямъ, къ сожалѣнію, возможна для всѣхъ людей, для однихъ болѣе, для другихъ менѣе. Бо́льшее или меньшее проявленіе этой звѣрообразности зависитъ, главнымъ образомъ, отъ привитой воспитаніемъ, часто соотвѣтствующей степени культуры, способности притворства. Но только культура можетъ провести границу между нами и дикими народами. Мы должны рѣшительно установить, что понятіе дикіе народы не заключаетъ въ себѣ ничего антропологическаго, ничего анатомо-физіологическаго, а есть чисто этнографическое, культурное понятіе. Дикіе народы — народы съ бѣдной культурой. Народы каждой расы, каждой ступени развитія могутъ оказаться еще недостигшими культуры или отставшими отъ нея. Древніе германцы и галлы казались передъ римской культурой не менѣе бѣдными въ культурномъ смыслѣ, чѣмъ кажутся намъ кафры или полинезійцы.

Въ дѣйствительности, разстояніе между различіями культуры двухъ группъ человѣчества въ отношеніи щирины и глубины совершенно не [19]зависитъ отъ различія ихъ даровитости. Слѣдуетъ принять въ соображеніе, что во всемъ, что мы называемъ высотою культурной ступени, во всемъ культурномъ достояніи народа проявляется множество случайностей, которыя должны располагать насъ къ большой осторожности въ заключеніяхъ относительно его физическихъ, умственныхъ и душевныхъ свойствъ. Высоко даровитые народы могутъ обладать бѣдной культурой и, вслѣдствіе того, казаться низко стоящими въ человѣчествѣ. Китайцы и монголы принадлежатъ Айносы передъ ихъ житницей. (По фотографіи, принадлежащей барону ф. Зибольду въ Вѣнѣ.) къ одной и той же расѣ, но какая культурная разница между ними! Эта разница оказывается еще больше, когда мы поставимъ на мѣсто монголовъ одно изъ варварскихъ племенъ, выдѣляющихся въ пограничныхъ провинціяхъ Китая, на подобіе острововъ, изъ высоко цивилизованнаго человѣческаго потока, который ихъ окружаетъ и вскорѣ долженъ поглотить. Новѣйшія изслѣдованія позволяютъ предположить, что нѣкоторые изъ айносовъ, коренныхъ обитателей сѣверныхъ японскихъ острововъ (см. рис. сбоку), ближе стоятъ къ кавказской расѣ, чѣмъ къ монгольской. И тѣмъ не менѣе, они кажутся дикарями даже монгольскимъ японцамъ. Раса сама по себѣ не имѣетъ никакого отношенія къ культурному достоянію. Было бы, конечно, нелѣпымъ отрицать, что въ настоящее время носительницей высшей культуры является такъ называемая кавказская или бѣлая раса; но, съ другой стороны, не менѣе важнымъ оказывается фактъ, что уже въ теченіе тысячелѣтій во всѣхъ культурныхъ движеніяхъ преобладаетъ склонность дѣлать всѣ расы участниками въ ихъ тяготахъ и обязанностяхъ и этимъ путемъ подходить къ осуществленію великаго понятія „человѣчества“, о чемъ всѣ говорятъ въ современномъ мірѣ, но въ возможность чего многіе еще не вѣрятъ. Если же мы выглянемъ за предѣлы узкихъ событій, которые называются міровой исторіей, то должны будемъ признать представителей всѣхъ расъ носителями лежащей за ея предѣлами первичной и доисторической культуры.


Примѣчанія

[править]
  1. Іоганнъ Ранке, „Человѣкъ“, изд. Товарищества „Просвѣщеніе“.


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.