Борьба за Ливонію.
Паденіе Ордена.
—
Соединеніе Ливоніи съ Литвою и Польшею. — Вторжение Россіянъ въ Бѣлоруссію. — Взятіе
Полоцка. — Переговоры о мирѣ.
—
Пораженіе: Шуйскаго подъ Чашниками, Оболенскаго подъ Оршею. —
Опустошеніе Бѣлоруссіи. — Перемѣна въ Іоаннѣ. —
Бѣгство Курбскаго. — Осада Полоцка.
— Переговоры о мирѣ.
Построеніе замковъ около Полоцка. — Успѣхи
Витебскаго воеводы Паца. — Подвиги Сангушки. —
Взятіе Уллы. — Осада Витебска. — Смерть Сигизмунда. —
Перемиріе. — Борьба Іоанна съ Баторіемъ.
—
Московское войско вторгается въ Ливонію. — Первый походъ
Баториевъ на Полоцкъ.
—
Осада и взятіе его. —
Покореніе сосѣдственныхъ замковъ. —
Второй походъ: на Великія Луки. —
Военный совѣтъ въ Чашникахъ. — Покореніе Велижа и Усвятъ. — Осада В. Лукъ.
— Покореніе Невеля и Заволочья. — Болѣзнь Короля въ Полоцкѣ. — Третій походъ: на Псковъ — Перемиріе.
Сигизмундъ-Августъ написалъ къ Іоанну, что долго и безполезно убѣждавъ его оставить Ливонію въ покоѣ, онъ долженъ наконецъ прибѣгнуть къ оружію. Іоаннъ грозилъ тѣмъ же. Россіяне съ огнемъ и мечемъ вторгнулись въ сѣверныя Орденскія владѣнія. Орденъ погибалъ - и юный Кетлеръ, Магистръ Рыцарей Ливонскихъ, явившись лично въ Краковъ къ Королю, въ пламенныхъ выраженіяхъ изобразилъ бѣдствія Ливоніи, замыслы Іоанновы и даже опасность для самой Польши, и склонилъ Августа къ дѣятельному участію въ войнѣ противъ Россіи. Въ 1559 г. подписанъ договоръ: Магистръ и Рижскій Архіепископъ, Орденъ и Духовенство, отдали Королю въ залогъ крѣпости: Маріенгаузенъ, Лубанъ, Ашерадъ, Дюнебургъ, Розиттенъ, Люценъ т. е. нынѣшніе Динабургскій, Люценскій и Рижицкій уѣзды Витебской губерніи, съ условіемъ заплатить ему 700,000 гульденовъ по окончании войны; а Король обязался стоять всѣми силами за Ливонію, возстановить цѣлость ея владѣній и братски раздѣлить съ Орденомъ будущія завоеванія въ Россіи. Такъ началась между Россіею и Польшею эта знаменитая за Ливонію война, стоившая такъ дорого обѣимъ державамъ.
Московское войско снова вторглось въ сѣверную Ливонію и — въ 1561 г., палъ знаменитый Орденъ Меченосцевъ. Кетлеръ прибылъ въ Вильну, въ присутствіи Короля и вельможъ Литовскихъ навѣки уничтожилось бытіє знаменитаго братства Меченосцевъ въ силу торжественнаго, клятвою утвержденнаго договора, по которому Сигизмундъ-Августъ былъ признанъ Государемъ Ливоній, а Кетлеръ наслѣдственнымъ Герцогомъ Курляндіи, вассаломъ королевскимъ.
Принявъ Ливонію, Король пріобрѣлъ съ нею трехъ враговъ: Россію, Швецію и Данію — три державы, простиравшія къ ней права свои; Іоаннъ же рѣшился воевать не Ливонію, но самую Литву. Война открылась въ 1562 г.; но, не смотря на взаимныя угрозы, военныя дѣйствія съ обѣихъ сторонъ были слабы: Іоаннъ опасался Хана и держалъ полки въ южной Россіи; а Сигизмундъ, разставивъ войско по крѣпостямъ въ Ливопіи, имѣлъ въ полѣ только малые отряды, которые приступали къ Себѣжу, Опочкѣ, Невелю. Князь Петръ Серебрянный разбилъ Литовцевъ близъ Мстиславля, Курбскій выжегъ предмѣстія Витебска; другіе воеводы изъ Смоленска, гдѣ начальствовалъ Царь Шигъ-Алей, ходили къ Дубровнѣ, Копысю, Шклову. Съ другой стороны Радзивиллъ, стоя близъ Орши, посылалъ отряды къ Смоленску, безъ успѣха осаждалъ Велижъ, но разорилъ всѣ окрестныя деревни и только подъ Невелемъ Поляки имѣли успѣхъ противъ Курбскаго (204). Болѣе жгли и грабили нежели сражались. Зима прекратила военныя дѣйствія, войско королевское отошло въ Литву на зимнія квартиры. Но Іоаннъ, замышляя нанести важный ударъ Литвѣ, воспользовался этимъ временемъ.
Въ началѣ зимы 1502 г., собрались полки въ Можайскѣ: самъ государь отправился туда въ декабрѣ, а съ нимъ князь Курбскій, цари Казанскіе Александръ и Симеонъ, царевичи Ибакъ, Тохтамышъ, Бекбулатъ, Кайбула и сверхъ знатнѣйшихъ воеводъ двѣнадцать бояръ думныхъ, 5 окольничихъ, 16 дьяковъ, воиновъ было, какъ увѣряютъ, 280,000, обозныхъ людей 80,900, а пушекъ 200 (205). Это огромное ополченіе такъ внезапно вступило въ Литву, что Король находясь въ Польшѣ, не хотѣлъ вѣрить первой о томъ вѣсти. Іоаннъ, 31 января 1563 г., осадилъ Полоцкъ и 7 февраля взялъ укрѣпленія внѣшнія. Тутъ узнали, что 40,000 Литовскаго войска съ 20 орудіями идетъ отъ Минска: гетманъ Радзивиллъ, предводительствовалъ ими, онъ далъ слово Королю спасти осажденный городъ; но встрѣтившись съ Московскими воеводами, князьями Юріемъ Рѣпнинымъ и Симеономъ Налицкимъ, не отважился на битву, хотѣлъ единственно тревожить Россіянъ и, не успѣлъ ничего сдѣлать: 15 Февраля городъ былъ уже въ рукахъ Іоанновыхъ. Тамошній воевода Довойна услужилъ Царю своимъ неблагоразуміемъ: впустилъ въ крѣпость 20,000 поселянъ, и, чрезъ нѣсколько дней выгнавъ ихъ, далъ случай Іоанну явить опасное въ такихъ случаяхъ великодушіе. Эти несчастные шли на вѣрную смерть, а были приняты въ Московскомъ станѣ какъ братья: изъ благодарности они указали Русскимъ множество хлѣба, зарытаго ими въ глубокихъ ямахъ, и тайно извѣстили гражданъ, что Царь есть отецъ всѣхъ единовѣрныхъ, побѣждая милуетъ (206). Между тѣмъ ядра сыпались въ городѣ; стѣны падали и малодушный воевода, въ угодность жителямъ, спѣшилъ заключить выгодный договоръ съ непріятелем снисходительнымъ, который обѣщалъ свободу личную, неприкосновенность имущества, и — не сдержалъ слова. Полоцкъ славился промышленностію, торговлею, богатствомъ. Іоаннъ, взявъ казну государственную, взялъ и собственность знатныхъ, богатых людей, дворянъ, купцовъ, золото, серебро, драгоцѣнныя вещи; отправилъ въ Москву епископа, воеводу Полоцкаго (207), многихъ чиновниковъ королевскихъ, шляхту и гражданъ; велѣлъ разорить католическія церкви и крестить всѣхъ жидовъ, а непослушныхъ топить въ Двинѣ (208). Одни королевскіе иноземные воины могли хвалиться великолушіемъ побѣдителя: имъ дали царядныя шубы и письменный милостивый пропускъ, въ которомъ Іоаннъ съ удовольствіемъ назвалъ себя Великимъ Княземъ Полоцкимъ, приказывая своимъ Боярамъ, сановникамъ Россійскимъ, Черкесскимъ, Татарскимъ, Нѣмецкимъ, оказывать имъ въ пути защиту и вспоможеніе. Нѣсколько дней онъ праздновалъ это легкое, блестящее завоеваніе древняго княжества Славянскаго, наслѣдія достопамятной Гориславы, знаменитаго въ исторіи междоусобий Россіи и раннимъ подданствомъ Литвѣ спасеннаго отъ ига Монголовъ; послалъ всюду гонцевъ, чтобы Россіяне изъявили благодарность Небу за свою новую славу и писалъ къ первосвятителю Макарию: «се нынѣ исполнилось пророчество дивнаго Петра Митрополита, сказавшаго, что Москва вознесетъ руки свои на плещи враговъ ея.» (209).
Сигизмундъ былъ въ страхѣ, многолюдный, укрѣпленный Полоцкъ считался главною твердынею Литвы; а воеводы Московскіе не теряя времени шли на Вильну, къ Мстиславлю, въ Самогитію, опустошая землю невозбранно, ибо Гетманъ бѣжалъ назадъ в Минскъ. Въ этихъ обстоятельствахъ вельможи королевскіе писали къ боярамъ московскимъ, что послы ихъ готовы ѣхать въ Москву, если Росciянe остановятъ непріятельскія дѣйствія; а Царь, приказавъ отвѣтствовать, что пословъ ни сѣкутъ, на рубятъ, далъ Литвѣ перемиріе на шесть мѣсяцевъ. Велѣвъ исправить укрѣпленія, отслуживъ молебенъ въ Софійскомъ храмѣ и ввѣривъ защиту города мужественному князю Петру Шуйскому, Іоаннъ 26-го февраля, выступилъ оттуда со всѣмъ войскомъ и распустилъ его въ Великих Лукахъ.
Перемиріе не мѣшало Россиянамъ и Литовцамъ нападать другъ на друга. Пословъ Сигизмундовых долго ждали въ Москвѣ; наконецъ они пріѣхали, 5-го декабря 1563 года, и, слѣдуя обыкновенію, требовали Новгорода, Пскова, кромѣ всѣхъ завоеваній дѣда, отца Іоаннова и его собственныхъ; а бояре, также слѣдуя обыкновенію, отвѣствовали, что Россія для мира надежнаго должна взять у Литвы не только Кевъ, Волынію, Подолію, Рѣчицу, Шкловъ, Могилевъ, но и Вильну, которая, по словамъ ихъ, въ древнія времена принадлежала Русскимъ. Далѣе бояре говорили о неправдѣ Короля, не хотящаго именовать Іоанна Царемъ, и хотящаго быть государемъ Ливоніи, гдѣ еще в ХІ вѣкѣ основанъ Ярославомъ Великимъ городъ Юрьевъ и гдѣ Александръ Невскій огнемъ и мечемъ казнилъ своихъ подданыхъ Нѣмцевъ за бунтъ и непослушаніе. Хотя съ обѣихъ сторонъ умѣрили требованія, хотя бояре московскіе согласились уже не говорить о Вильнѣ, Подоліи, Волыни и дружелюбно уступали Сигизмунду Курляндію, желая единственно всей Полоцкой земли, чтобы заключить перемиріе на 10 или 15 лѣтъ; однакоже послы Сигизмундовы не приняли этого условія не хотѣля утвердить за ними ни Полоцкой земли, ни Ливоніи и выѣхали из Москвы 9-го января.
Тогда воеводы московскіе немедленно выступили: Шуйскій изъ Полоцка, князья Серебрянные-Оболенскіе изъ Вязьмы, чтобы дѣйствовать противъ Литвы; Государь велѣлъ имъ соединяться подъ Оршею, итти къ Минску, къ Новогрудку Литовскому; назначилъ станы, предписалъ всѣ движенія. Но князь Петръ Шуйскій, завоеватель Дерпта, славный и доблестію и человѣколюбіемъ, какъ бы ослѣпленный рокомъ, явилъ удивительную неосторожность: шелъ безъ всякаго устройства, съ толпами невооруженными; доспѣхи везли на саняхъ, впереди не было стражи; никто не думал о непріятелѣ — а воевода Троцкій, Николай Радзивиллъ, съ двором королевскимъ, съ лучшими полками Литовскими стоялъ подъ Минскомъ, имѣлъ вѣрныхъ лазутчиковъ, зналъ все - и не допустилъ соединиться Шуйскому съ Оболенскими. Быстро двинулся на встрѣчу - и вдругъ внезапно, въ январѣ 1564 года, въ нынѣшнемъ Лепельскомъ уѣздѣ Витебской губерніи подъ мѣстечкомъ Чашниками, на поляхъ Иванскихъ, въ мѣстахъ тѣсныхъ и лѣсныхъ напалъ на Россіянъ. Не успѣвъ ни стать въ ряды, ни вооружиться, они малодушно устремились въ бѣгство, воеводы и воины. Несчастный Шуйскій заплатилъ жизнію за свою оплошность. Одни пишутъ, что он был застрѣленъ въ голову и найденъ мертвымъ въ колодцѣ (210); другіе, что крестьянинъ Литовскій изрубилъ его сѣкирою. Изъ людей знатных пали еще два брата, князья Симеонъ и Федоръ Палецкіе. Литовцы взяли въ плѣнъ воеводу Захарія Плещеева-Овчину, князя Ивана Охлибишина и нѣсколько дѣтей боярскихъ, такъ, что из 20.000 пало не болѣе 200 воиновъ: всѣ другіе ушли въ Полоцкъ, оставивъ непріятелю обозъ и пушки. Тело Шуйскаго отвезли въ Вильну, а плѣнныхъ Россійскихъ представили больному Королю въ Варшавѣ: онъ велѣлъ служить молебны и дѣйствіемъ радости исцѣлился отъ недуга (211).
Междутѣмъ князь Петръ Серебрянный-Оболенскій, стоя под Оршею, ждалъ извѣстія отъ Шуйскаго и посылалъ разъѣзды для освѣдомленія о Литовцахъ. Въ то время прибылъ отъ Радзивилла гонецъ къ Филону Кмитѣ, старостѣ Оршанскому, съ извѣстіемъ о побѣдѣ. Кмитѣ любопытно было видѣть, что произойдетъ въ станѣ Серебряннаго, когда узнаютъ о судьбѣ Шуйскаго. Съ этою цѣлію, написавъ письмо къ старосѣ Дубровенскому, послалъ съ нимъ въ Дубровну гонца такою дорогою, на которой ему непремѣнно должно было встрѣтиться съ Россіянами. Въ письмѣ заключалось извѣстіе о побѣдѣ и предостереженіе, что бы староста Дубровенскій былъ всегда въ готовности на своемъ постѣ; ибо Радзивиллъ приближается къ Оршѣ, откуда со всѣми силами постарается рано утромъ, врасплохъ напасть на станъ Серебряннаго. Между тѣмъ, самъ Кмита съ воеводою Мстиславскимъ Юріемъ Остыкомъ, вышелъ изъ города и легкою конницею осадил лѣса, находившіеся вблизи Россійскаго стана. Хитрость удалась: гонецъ былъ пойманъ и представленъ князю Серебрянному. Узнавъ, что случилось, Россійскіе воеводы рѣшились немедленно оставить свой станъ и итти къ Смоленску. Замѣтивъ это движеніє, Кмита приказалъ показаться изъ за лѣса своимъ хоругвамъ. «Спасайся кто можетъ !» раздалось въ войскѣ отступающемъ, вообразившемъ, что самъ Радзивиллъ пришелъ сюда со всѣми силами. Но Радзивиллъ не хотѣлъ сражаться съ Россіянами; желалъ единственно, чтобы они вышли изъ королевскихъ владѣній. Цель эта достигнута; но Россіяне не оставили непріятеля безъ мести: пока дошли до Смоленска, они огнемъ и мечемъ опустошали все мѣста отъ Дубровны до Кричева, и увели въ плѣнъ множество земледѣльцев.
Зима прекратила военныя дѣйствія, и только въ началѣ іюля 1564 года 13,000 отрядъ Россіянъ подъ начальствомъ Токмакова явился подъ Озерищемъ и осадили эту крѣпость, славившуюся въ то время своими непослѣдними укрѣпленіями. Начальникъ гарнизона успѣлъ однако же дать знать об этомъ Витебскому воеводѣ Станиславу Пацу, который собравъ на скорую руку 2,000 войска, вручилъ надъ ними начальство Яну Снепороду, опытному воину. Токмаковъ провѣдавъ о приближеніи его, отправилъ артиллерію водою въ Невель и приготовился къ битвѣ, въ которой претерпѣвъ совершенное пораженіе, велѣлъ безчеловѣчно умертвить всѣхъ бывшихъ у него Литовскихъ плѣнниковъ. Со всѣмъ тѣмъ Токмаковъ — хотя и жестокій, но вмѣстѣ и отважный воинъ — замѣтивъ, что по удаленіи Снепорода въ Витебскъ, гарнизонъ съ радости предался невоздержанному веселію, позабыв о всякой осторожности, напалъ на крѣпость, завладѣвъ которою, истребилъ весь тамошній гарнизонъ. Другой воевода Бутурлинъ изъ Смоленска съ дѣтьми боярскими, Мордвою и Татарами грабилъ и опустошалъ правый берегъ Днѣпра, въ нынѣшней Могилевской губерніи, волости Кричевскія, Мстиславскія и Радомльскія откуда вывелъ 4800 плѣнныхъ обоего пола, за что въ отмщеніе войско Литовское подъ начальствомъ Филона Кмиты, графа Горскаго и Лесневольскаго опустошило область Сѣверскую, разорило Краснополье и взяло богатую добычу - товары купцевъ азіятскихъ въ Почепѣ.
Неизвѣстно, чѣмъ бы кончилась эта война, подававшая мало надежды Сигизмунду; но въ Іоаннѣ уже произошла знаменитая перемѣна. Ужасъ, наведенный жестокостями его на всѣхъ Россіянъ, былъ причиною бѣгства нѣкоторыхъ знаменитыхъ его сподвижниковъ въ чужія земли. Въ числѣ ихъ былъ и доблестный князь Андрей Владиміровичъ Курбскій, бѣжавшій, отъ страха подвергнуться безчеловѣчной смерти, изъ Дерпта къ Сигизмунду, принявшему его съ радостію. Курбскій, могшій безъ угрызенія совѣсти искать убѣжища въ Литвѣ отъ незаслуженныхъ имъ гоненій, сдѣлалъ еще болѣе: присталъ къ врагамъ Россіи. Обласканный Сигизмундомъ, награжденный отъ него богатымъ помѣстьемъ Ковельскимъ, сдѣлался усерднымъ врагомъ Царя (212): совѣтовалъ какъ губить Москвитянъ, упрекалъ Короля слабостію въ войнѣ; убѣждалъ дѣйствовать смѣло, не жалѣтѣ казны, чтобы возбудить противъ Россіи Хана и — скоро услышали въ Москвѣ, что 70,000 Литовцевъ, Поляковъ, Нѣмцевъ, Венгровъ, Волоховъ, съ Радзивилломъ и Курбскимъ идутъ къ Полоцку, и что Девлетъ-Гирей съ 60,000 Крымцевъ громитъ Рязанскую область.
Девлетъ-Гирея отразили, и все вниманіе Іоанново обратилось къ Полоцку. Сверхъ чаянія, войско Сигизмундово не имѣло успѣха. Радзивиллъ, вопреки совѣтамъ Курбскаго, расположился станомъ въ двухъ верстахъ отъ Полоцка, между Двиною и Полотою, не какъ нападающій, но какъ намѣривающійся только обороняться, и надѣялся взять городъ страхом или измѣною. Но воевода Полоцкій, князь Петръ Щенятевъ отвѣтствовалъ на ихъ предложенія выстрѣлами, а бывшій царь Казанскій Симеонъ, князь Иванъ Пронскій, Петръ и Василій Оболенскіе-Серебрянные спѣшили изъ Великихъ Лукъ зайти непріятелю втылъ: ибо Іоаннъ угадывая дѣйствіе совѣтовъ Курбскаго, заблаговременно усилилъ полки свои на этой границѣ. Радзивиллъ не имѣлъ довѣренности къ Курбскому, подававшему ему хорошіе совѣты; но, вопреки его мнѣнію, опасался битвы, въ которой могъ быть между двумя огнями, стоять семнадцать дней праздно, теряя людей отъ выстрѣловъ изъ крѣпости, и 4-го октября 1564 года перешелъ на Литовскую сторону Двины. Нерѣшительность Гетмана простерлась до того, что воеводы Московскіе взяли приступомъ Озерище, а славный победитель Шуйскаго, не сдѣлалъ ни малѣйшаго движенія, чтобы спасти эту важную крѣпость.
Война продолжалась; однако показалась тягостною для обѣихъ сторонъ. Казалось, что Сигизмундъ искренно желалъ конца войны для него тягостной; казалось, что и Царь хотѣлъ отдохновенія. Великіе королевскіе послы пріѣхали въ Москву. Съ обѣихъ сторонъ изъявили рѣдкую уступчивость. Только для формы, по обыкновенію, повторили съ обѣихъ сторонъ прежнія требованія; Сигизмунд уступалъ даже Полоцкъ и предлагалъ, чтобы въ Ливоніи каждый владѣлъ своею частію; чтобы общими силами изгнать оттуда Шведовъ; но Іоаннъ домогался почти всей Ливоніи, за что уступалъ Королю: Озерище, Дриссу, Лукомль, Курляндію. Послы стояли за Ригу, за Венденъ и наконецъ нѣкто изъ нихъ бросалъ мысль, что истинный, прочный миръ можетъ быть заключенъ самими Государями при личномъ свиданіи ихъ гдѣ нибудь на границѣ. Эта мысль сперва полюбилась Іоанну, избрали и мѣсто: Царю надлежало пріѣхать в Смоленскъ, а Королю въ Оршу, каждому съ 5000 благородныхъ воиновъ. Но послы не брали на себя условиться въ обрядахъ свиданія. Переговоры длились два мѣсяца, военныя дѣйствія пріостановились.
Военныя дѣйствія пріостановились; однако же мирные переговоры не помѣшали Іоанну тихо и мирно продолжать наступательныя мѣры, обнаружившія его планы на дальнѣйшія завоеванія въ Литвѣ. Такъ при озерѣ Усвятахъ и при устьѣ Улы въ Двину устроены крѣпости; кромѣ того осенью, того же 1566 г., устроена въ нынѣшнихъ Полоцкомъ и Лепельскомъ уѣздахъ крѣпость Копецъ, а въ декабрѣ крѣпость Соколъ при устьѣ Heшавы въ Дриссу, тоже въ Полоцкомъ уѣздѣ (213), Крѣпости заняты были сильными гарнизонами, опустошавшими время отъ времени окрестныя страны и пытавшимися завладѣть Литовскою сосѣдственною крѣпостью Воронцомъ. Король послалъ въ Москву Василія Заборовскаго спросить отъ его имени Царя: существуетъ ли перемиріе? Іоаннъ отвѣтствовалъ: «Усвяты и Ула принадлежатъ Россіи, о прочихъ крѣпостяхъ не знаю. Воронецъ Литовцы строили во время перемирія и потому войско мое хотѣло помѣшать этому.» Итакъ, надежда на миръ не осуществилась (214), и Король, получивъ подобный отвѣтъ, съ своей стороны также приказалъ пограничнымъ старостамъ наѣзжать царскія владѣнія. Въ открывшихся вслѣдъ за этимъ нападеніяхъ, отличился вособенности начальникъ придворного Витебскаго воеводы Паца войска Бирюля, который командуя сильнымъ отрядомъ казаковъ грабилъ и и опустошалъ съ перемѣннымъ счастіемъ пограничныя Смоленскія волости (215). Іоаннъ писалъ къ Сигизмунду жалуясь на грабительства и прося его сохранить перемиріє, извиняясь, что до сихъ поръ еще не могъ выслать пословъ, которые вскорѣ будутъ къ Королю.
Дѣйствительно, послы царскіе Колычевъ и Нагой, со свитою изъ 1200 человѣкъ, прибыли осенью къ Королю въ Гродно на сеймъ, и предложили для заключенія мира слѣдующія условія: 1) чтобы область Полоцкая со всѣми пригородами: Лепелемъ, Копцем, Дрыссою, Воронцомъ или Вороначемъ, Улою, Соколомъ остались за Россією; 2) чтобы Двина служила границею владѣній обѣихъ держав, въ Ливоніи; 3) чтобы Король именовалъ Іоанна: Полоцкимъ, Смоленскимъ и Ливонскимъ. Потому переговоры, по прежнему, кончились ничѣмъ и еще не успѣли послы царскіе выѣхать изъ Гродна, какъ, по повелѣнію Царя, отрядъ Россіянъ, въ 1567 г., выступивъ изъ Сѣверской области, опустошилъ на Украйнѣ вотчину Острожскихъ. Вскорѣ послѣ этого главныя силы Іоанновы изъ Вязьмы, Дорогобужа двинулись къ Великимъ Лукамъ — то было войско противъ Ливоніи, шедшее съ намѣреніемъ завладѣть Люценомъ и Рѣжицею. Самъ Іоаннъ съ сыномъ находился при войскѣ, и, когда онъ стоялъ въ окрестностяхъ Мѣднаго, прибылъ къ нему посолъ королевскій Быковскій съ письмомъ отъ Короля, укорявшаго Іоанна въ расположеніи къ войнѣ и пролитію крови христіанской. Іоаннъ съ своей стороны укорялъ въ томъ же Короля, отвергшаго его умѣренныя предложенія и, вопреки обычаю и народному праву, оковавъ Быковскаго въ цѣпи, отослалъ его въ Москву въ темницу, будто бы въ возмездие неуваженія, оказавшаго посламъ Московскимъ, во время слѣдованія ихъ къ Королю въ Гродно. Іоаннъ всѣми силами хотѣлъ напереть на Ливонію; но вдругъ воинскій жаръ простылъ, встрѣтились препятствія непредвиденныя, дождливая осень, дурныя дороги, по которымъ не могли двигаться обозы и, 12 ноября 1567 г., Іоанн созвалъ военный совѣтъ въ Красный. Здѣсь - поразсудилъ о трудностяхъ похода и объ угрожающей опасности со стороны Короля, собравшаго подъ Радошкѣвичами огромное войско, съ которымъ намѣривался двинуться къ Полоцку и Великимъ Лукамъ — Царь согласился воздержаться отъ военныхъ дѣйствій, возвратился въ Москву, оставивъ войско въ Великихъ Лукахъ и Торопцѣ, и написалъ къ Сигизмунду извинительное письмо, конечно, не имевшее никакихъ послѣдствій. Хотя мокрая осень не дозволила двигаться и Литовскому войску, со всѣмъ тѣмъ Витебскій воевода Станиславъ Пацъ разорялъ Смоленскія волости, и въ началѣ декабря взялъ приступомъ Ситно, гдѣ погибло 300 человѣкъ гарнизона и гдѣ нашелъ онъ 120 орудій, много ядеръ и пороха, сложенныхъ здѣсь до будущаго года для Ливонской экспедиціи. Въ концѣ этого же мѣсяца разбилъ подъ Велижемъ на голову отрядъ Опричниковъ.
Съ наступленіемъ весны 1568 г. Витебскій воевода Пацъ возобновилъ свои набѣги. Предводительствуя своими казаками, жегъ деревни и разорялъ огнемъ и мечемъ волости въ уѣздахъ Велижскомъ, Усвятскомъ и Бѣлевскомъ; разбилъ Головина и взялъ въ неволю его самаго, посланнаго Іоанномъ съ опричниками непремѣнно привести Паца въ Москву окованнаго цѣпями. Весною князь Романъ Сангушко, Генералъ-Поручикъ Королевскій, съ 1900 человѣкъ отличной конницы прибылъ подъ Чашники для наблюденія за войскомъ Московскимъ; ибо сдѣлалось уже извѣстнымъ, что Іоаннъ назначилъ Оршу сборнымъ мѣстомъ для своего войска. Сангушко, узнавъ о переправѣ чрезъ Днѣпръ 8000 отряда подъ начальствомъ Амурата и Палѣцкаго, вышелъ ночью съ необыкновенною быстротою изъ Чашникъ, предъ разсвѣтомъ снялъ весь никетъ до единаго, напалъ врасплохъ на главный станъ, въ которомъ воины не успѣли даже взяться за оружіе. Часть войска истреблена, часть спаслась бѣгствомъ, Амуратъ и Пальцкій были убиты. Отважный подвигъ до того ободрилъ не многочисленный отрядъ, что Сангушко, провѣдавъ о выходѣ Щербатова въ главѣ 6000 отряда и 3000 Татаръ подъ начальствомъ, Сегита изъ Улы къ Сушѣ - засѣлъ въ лѣсу при дорогѣ и - улучивъ время, когда войско расположилось къ отдыху — вышелъ изъ засады и истребилъ почти половину этой рати (216).
Блестящіе подвиги Сангушки воодушевили Литву, Польшу и Короля, прибывшаго лично, въ 1568 году, въ Радошковичи, гдѣ собралось хорошо обученнаго войска: по Русскимъ свѣдѣніямъ до 60,000, а по Польскимъ до 100,000. Но миролюбивый Король, уже страдавшій недугами разстроеннаго здоровья, имѣвшій намѣреніе даже лично предводительствовать этимъ войскомъ, кончилъ подвигъ свой двумѣсячными маневрами, и съ блестящимъ дворомъ возвратился въ Гродно, отправивъ Гетмана Яна Хадкѣвича подъ Улу. Гарнизонъ этой крѣпости защищался съ необыкновеннымъ мужествомъ и стойкостію, тѣмъ болѣе что онъ постоянно усиливался свѣжими войсками, прибывавшими по Двинѣ на судахъ изъ Полоцка. Вскорѣ дѣла государственныя отозвали в столицу Хадкѣвича, передавшаго начальство князю Сангушкѣ, который, по своему обыкновенію, прибѣгнулъ къ уловкамъ и военнымъ хитростямъ, показывая болѣе расположенія къ марадерству, нежели къ осадѣ. Въ это же самое время Филонъ Кмита Чернобыльскій подступилъ къ Смоленску и, выманивъ весь тамошній гарнизонъ въ поле, разбила его на голову; послѣ чего простеръ онъ опустошеніе почти до самой Вязьмы. Юрій Зиновичъ съ сыномъ опустошалъ окрестности Лепеля, занятаго Москвитянами, которыхъ отрядъ, старавшійся воспрепятствовать ему въ этомъ, разбилъ на голову. Междутѣмъ Сангушко продолжалъ притворяться безпечнымъ и допускалъ подкрѣпленія изъ Полоцка. Но замѣтивъ, что однажны горнизонъ па радости предался неумѣренному пьянству съ новоприбывшими - ночью сушею и на судахъ подвевъ войско къ крѣпости по Туровлянской дорогѣ - припустилъ штурмъ къ крѣпости. Непріятель уже былъ на стѣнахъ, уже вырублены ворота, когда часовые едва только начали просыпаться. Среди величайшаго замѣшательства и темной ночи бѣгали Россіяне по крѣпости, и наконецъ собрались нестройною толпою на площади. Отряды Мишки, Оскерки, Бирули, Войны, Тышкѣвича, Лукомскаго и Соллогуба, переправившагося вплавь чрезъ Двину съ конницею, уже вломились въ крѣпость. Россіяне не хотѣли сдаться, предпочитая смерть плѣну: много погибло ихъ въ рукопашномъ боѣ и рѣзнѣ жестокой, часть успѣла спастись бегствомъ, остальные 800 стрѣльцевъ, 300 дѣтей боярскихъ и два воеводы Вельяминовы были взяты въ плѣнъ. Подвиги Сангушки устрашили Іоанновыхъ воеводъ: Шереметева, Василія Бутурлина и Юрія Сабурова, посланныхъ противъ него съ сильными отрядами, при которыхъ находилось и 6,000 Татаръ. Потому, желая его отвлечь отъ Улы, воеводы осадили Витебскъ, 27 сентября 1568 г., жители котораго узнавъ о жестокостяхъ Татаръ, скрылись въ замкѣ. Туда бросили огонь, отъ котораго загорѣлся городъ; но воевода Пацъ сдѣлалъ вылазку и, отбивъ осаждающихъ, погасилъ огонь. Междутѣмъ воеводы узнали о паденіи Улы и движеніи Сангушки къ Витебску, сняли осаду, продолжавшуюся трое сутокъ, и ночью поспѣшно отступили, обезпокоиваемые стыла легкою конницею Паца. Печальныя извѣстія объ этихъ событіяхъ и слухи о неуспѣхѣ войны въ Ливоніи достигнувъ Іоанна, уже неистовавшаго въ Москвѣ, до того устрашили его, что онъ приказалъ духовенству молиться о спасеніи отечества отъ нашествія Мусульманъ и Латинниковъ, отъ еритиковъ Ливонскихъ, поборниковъ безбожнаго Лютера (217).
Наконецъ, Іоаннъ, уваживъ совѣтъ бояръ, согласился на мирные переговоры (1569 г.). Гонцы ѣздили изъ земли въ землю, и оба Государя согласились прекратить непріятельскія дѣйствія. Посламъ Литовскимъ надлежало быть въ Москву для заключенія мира, коего желали искренно обѣ стороны. Сигизмундъ, уже преклонный лѣтами, не имѣлъ наслѣдниковъ и, движимый истинною любовію къ отечеству, желалъ упрочить соединеніе Литвы съ Польшею; Іоаннъ же надеялся быть его преемникомъ и - ошибся: на престолъ Польскій избранъ, въ 1576 году, Князь Седмиградскій Стефанъ Баторій.
Судьба Ливоніи, разоренной и опустошенной Іоанномъ, сильно безпокоила Баторія. Въ первомъ письмѣ своемъ къ Іоанну, онъ предлагалъ ему рѣшить миролюбивымъ образомъ всѣ недоразумѣнія и распри, возникшія по этому поводу между двумя державами (218). Царь отвѣчалъ: ожидаю для этого пословъ твоихъ въ Москву, и - пока Баторій занимался осадою Данцига - внезапно напалъ на Ливонію.
Угадывая характеръ своего противника, твердость, непреклонность Стефанову, не имѣя надежды достигнуть цѣли своей одними угрозами и склонить его къ тому, чтобы онъ добровольно уступилъ ему Ливонію — Іоаннъ рѣшился всѣми силами наступить на Шведскія и Польскія владѣнія въ этой землѣ. Іоаннъ весною съ обоими сыновьями прибылъ въ Новгородъ: тутъ и во Псковѣ собрались всѣ его огромныя ратныя силы, какихъ давно не видывала Россія; 25-го іюля Царь вступилъ въ южную Ливонію, къ изумленію Поляковъ, которые тамъ господствовали, считая себя въ мирѣ съ Россіею. Такъ началась эта знаменитая война Іоанна съ Баторіемъ.
В то время Польскимъ губернаторомъ Ливоніи былъ кастеланъ Виленскій Янъ Ходкѣвичъ. Крѣпости и замки заняты были не многочисленными гарнизонами, преимущественно Литовцами, позволявшими себѣ различныя безчинства въ странѣ, которой считались они покровителями. Раздраженные этимъ жители уже пламенно желали перемѣны правленія, и Іоаннъ сумѣлъ искусно воспользоваться таким расположеніемъ умовъ. Еще не вступая въ Ливонію съ войною, послалъ туда герцога Магнуса, брата Датскаго короля Фридриха II, распустивъ предварительно слухъ о намѣреніи своемъ сдѣлать его феодальнымъ Герцогомъ Ливоніи въ верховной зависимости отъ Россіи въ такомъ случаѣ, еслибы Ливонцы добровольно покорились ему. Цѣль была достигнута: взволнованные этою молвою жители, уже тяготившіеся покровительствомъ Польши, вытѣснили королевскіе гарнизоны почти изъ всѣхъ замковъ и городовъ, собрались въ Венденъ, гдѣ былъ Магнусъ, превозгласили его Королемъ и принесли ему присягу на вѣрность.
Въ это самое время войско Московское вторглось въ Ливонію, которую заняло безъ сопротивленія: уже все было подготовлено Магнусомъ. Россіяне заняли Маріенгаузъ, Розиттенъ (Рѣжицу), Люценъ, Лаудонъ, Динабургъ, Крейнбургъ, всю страну до самаго Ашерада, милостиво обходясь съ жителями. Но, въ Ашерадѣ — гдѣ нашлось множество сбѣжавшагося отвсюду народа — безчеловѣчно умертвили всѣхъ мущинъ взрослыхъ и способныхъ носить оружіе; а женъ и дѣвъ отдали на поруганіе Татарамъ. Изъ подъ Ашерата Іоаннъ пошелъ къ Вендену; но шелъ уже предшествуемый крылатою молвою объ его безчеловѣчныхъ жестокостяхъ и врата этой крѣпости закрылись предъ нимъ. Правда, еще раскрылись онѣ, но мгновенно: вышелъ Магнусъ — покорный упалъ къ стопамъ Царскимъ, умоляя о милосердіи и пощадѣ для невинныхъ жителей Вендена, и — получилъ въ отвѣть пощечипу. Ливонцы, предвидя судьбу свою, предпочли добровольную смерть подъ развалинами города, взорваннаго порохомъ въ глазахъ Іоанновыхъ. Завладѣвъ Румбергскимъ замкомъ, Іоаннъ владѣлъ уже всею Ливоніею, исключая Риги и Ревели, да еще нѣсколькихъ сосѣдственныхъ замковъ.
Возвращаясь въ Россію, Іоаннъ послалъ Стефану письмо, въ которомъ выводя свое происхожденіе отъ брата Кесаря Августа какого-то Прусса, будто бы когда-то владѣвшаго Мальборгомъ и Хойцицами, доказывалъ посредствомъ этого свои права природныя на Ливонію (219).
Побѣда была легкая, но не прочная; къ тому же жестокости Царя привели въ ужасъ жителей Ливоніи. Не трудно было завоевать страну, обольщенную Магнусомъ. Любя дѣла великія и славу, но умѣя ждать времени и случая, Баторій, занятый осадою Данцига, какъ бы равнодушно видѣлъ успѣхи Іоанновы въ Ливоніи; безъ сомнѣнія зналъ, что не переговорами, а мечемъ должно решить дѣло; однако писалъ Царю: удивляюсь твоему явному недружелюбию и предлагаю не лить крови, буде еще можно согласить выгоды, честь, безопастность обѣихъ державъ. Послы Стефановы, воеводы Мазовецкій и Минскій, прибывъ въ Москву, въ январѣ 1578 г., торжественно объявили, что Король желаетъ жить въ мирѣ и дружбѣ съ Россією. Начались переговоры: съ обѣихъ сторонъ предъявили устарѣлыя, прежнія неразрѣшимыя притязанія. Вѣчный миръ опять оказался невозможнымъ; согласились на перемиріе, даже не унявшее и кровопролитія.
Но, обстоятельства уже начали прянимать дурной оборотъ къ досадѣ Іоанна и ко вреду Россіи. Въ Эстляндіи и Ливоніи Іоанново войско начало претерпевать частыя пораженія, и потеряло тамъ много городовъ, недавно взятыхъ ими. Хотя Король, занятый осадою Данцига, не могъ дѣятельно заняться судьбою Ливоніи; однако, въ этомъ году, успѣлъ по крайней мѣрѣ созвать Литовскую шляхту, надъ которою начальство поручено было Виленскому воеводѣ Николаю Радзивиллу, спасшему Зельбургъ и его окрестности отъ разоренія. Возвращены и Динабургъ и Венденъ. Пишутъ, что Литовцы употребили тутъ хитрость: Борисъ Сава и Вильгельмъ Платеръ, провѣдавъ что гарнизонъ въ Динабургѣ терпитъ недостатокъ въ продовольствіи, какъ бы изъ человѣколюбія послали Московскимъ воинамъ провизію, а съ нею и бочку вина: разсчитывая, что гарнизонъ изъ радости продается неумѣренному его потребленію. Дѣйствительно, расчетъ оправдался: ночью Поляки, приставивъ лѣстницы къ окопамъ, безпрепятственно ворвались въ крѣпость, и выгнали изъ нее пьяныхъ воиновъ, нe могшихъ защищаться. Венденомъ завладѣлъ Дембинскій съ помощью поддѣльнаго отъ воротъ крѣпости ключа, сообщеннаго ему какимъ то слесаремъ. Ночью, припустивъ фальшивую аттаку съ противуположной стороны, Дембинскій съ другою частію войска вошелъ чрезъ не защищенныя ворота въ крѣпость (220).
Магнусъ уже измѣнилъ Іоанну (221); теперь онъ дѣйствительно подумалъ о мирѣ; послы Московскіе уже были въ Краковѣ съ отвѣтомъ на письмо Баторіево: Іоаннъ желалъ дружелюбло рѣшить распри. Но Баторій, смиривъ Данцигъ, уже готовилъ войну Россіи.
Этотъ знаменитый врагъ, изъявляя миролюбіе Россіи, въ тоже время предлагалъ Варшавскому Сейму необходимость утвердить оружіемъ безопасность государства. «Имѣемъ двухъ злыхъ непріятелей» сказалъ онъ Сейму «Крымцы жгутъ, Россіяне берутъ наши владѣнія. Итти ли на обоихъ вмѣстѣ, или съ кого начать?» Уже одно присутствіе великаго мужа воодушевило вельможъ и дворянство ревностію ко благу отечества. Сеймъ рѣшилъ: оставить до времени въ покоѣ Крымцевъ, усмиреніе которыхъ вовлекло бы въ войну съ Султаномъ. «Государство Московское» сказали они «велико и сильно, тѣмъ славнѣе побѣда! Оно цвѣтетъ изобиліемъ природы и торговли: тѣмъ болѣе добычи!» Рѣшили единогласно воевать Россію; велѣли собирать многочисленное войско: обременили неслыханными дотолѣ налогами владѣльцевъ и гражданъ: никто не противился: вооружались и платили. Благоразумный Стефанъ просилъ помощи отъ Султана и Папы, и сыпалъ въ казну собственное серебро и золото. Выслалъ пословъ Іоанновыхъ, Карнова и Головина, пріѣхавшихъ къ нему съ мирною грамотою и отправилъ къ Іоанну письмо краснорѣчивое, сухое, но умное, въ которомъ объявилъ, что идетъ на Россію, и — въ тоже время узнали, что Баторій уже въ ея предѣлахъ. (222).
Честно объявивъ войну Россіи, Стефанъ повелѣлъ войскамъ собираться въ Свирѣ, куда, прибывъ въ началѣ іюня 1579 г., собралъ военный совѣтъ для обсужденія плана предстоящей компаніи. Литовскіе вельможи предлагали итти на Псковъ чрезъ Ливонію: богатство знаменитаго города обѣщало имъ и славу и добычу, которая могла бы покрыть военныя издержки; далѣе, война происходила бы въ самой землѣ непріятельской, а городъ неукрѣпленный или съ ветхими стѣнами ручался за легкость завоеванія его. Но, Король не находилъ благоразумнымъ провести войско чрез Ливонію — страну, разоренную долговременною и жестокою войною — подать этимъ поводъ къ новому вторженію въ нея непріятеля, и сдѣлать ее такимъ образом, снова театромъ войны и войны затруднительной, гдѣ непріятель — завладѣвъ нѣсколькими замками которыхъ было тутъ много — затруднилъ бы его осадою ихъ; наконецъ, отдалившись съ войскомъ въ Ливонію, Литовскія владѣнія, особенно приднепровскія, оставались бы беззащитными. Правда, былъ и другой путь на Псковъ: мимо Ливоніи, чрезъ земли Московскія; но въ такомъ случаѣ, втылу арміи, оставалось бы много непріятельскихъ крѣпостей, гарнизопы которыхъ затрудняли бы походъ, обезпокоивая стылу; могли бы пресѣчь сообщенія съ страною; недопустить подкрѣпленій, подвоза припасовъ; а въ случаѣ отступленія могли бы сдѣлать его бѣдственнымъ. Напротивъ того, завладѣвъ Полоцкомъ Король надѣялся достигнуть одного и другaгo — освободить Ливонію и не удаляться отъ Литвы: Полоцкъ, расположенный надъ Двиною, составлялъ ключъ Ливоніи и самой Литвы; что это завоевапіе надежный щитъ для ихъ тѣла, откроетъ имъ Россию, утвердитъ безопасное съ Ригою посредствомъ Двины сообщеніе, доставитъ выгоды и для ратныхъ дѣйствій и для торговли; что Полоцкъ крѣпокъ, но тѣмъ славнѣе, тѣмъ желательнѣе взять его, для одобренія своихъ, для устрашенія непріятеля. Многіе не одобряли этого плана, находя Полоцкъ неприступнымъ, сильно укрѣпленнымъ и природою и искуствомъ; не находили благоразумнымъ подвергать всю компанію опасности нападеніемъ на крѣпость съ сильнымъ гарнизономъ и съ обильными во всемъ запасами; ибо неудачная осада повлекла бы за собою упадокъ духа въ народѣ и войскѣ. Но, Король остался непоколебимымъ. Издалъ, 12-го іюля, манифестъ къ войску, въ которомъ подробно изложилъ причины, заставившія его поднять оружіе на Царя Московскаго (223); издалъ манифестъ къ народу Россійскому, объявилъ, что извлекаетъ мечъ на Царя Московскаго, а не на мирныхъ жителей, которыхъ будетъ щадить и миловать; что, любя доблесть, гнушается варварствомъ; желаетъ побѣды, а не разоренія, не кровопролитія безполезнаго. Сказалъ и сдѣлалъ: никогда война не была для земледѣльцевъ и гражданъ тише, человеколюбивѣе этой Баторіевой. Говорилъ какъ христіанинъ, дѣйствовалъ какъ политикъ (224).
Отрядивъ впередъ къ Полоцку часть Литовскаго войска подъ начальствомъ Николая Радзивилла и сына его Кристофора и съ ними же еще часть Венгерскаго войска, подъ начальствомъ Каспера Бекеша, — самъ Король выѣхалъ изъ Свира въ Дисну. Войско Стефаново двинулось двумя колоннами: Польскія хоругви, подъ начальствомъ Гетмана Мѣлецкаго, приняли направленіе немного вправо отъ Полоцка, именно туда, гдѣ находились крѣпости Красный, Суша и Туровля, занятыя Россіянами; самъ же Король съ другою колонною шелъ прямо по направленію къ Диснѣ; авангардомъ его командовалъ князь Янушъ Збаражскій, воевода Брацлавскій. Безпрестанные дожди затрудняли до невѣроятности движеніе войска. Король неоднократне посылалъ изъ подъ собственныхъ экипажей лошадей для вытаскиванія орудій и обозныхъ тяжестей изъ грязи необыкновенно глубокой. Только въ Диснѣ собралось уже все собственно коронное войско, которое во всемъ парадѣ представлено было здѣсь Гетманомъ Королю. Конница, покрытая латами и шлемами, вооружена была кавалерійскими пистолетами. Сюда же прибыли и всѣ остальныя Литовскія хоругви; наконецъ сюда же прибыли Христофоръ Розражевскій и полковникъ Эрнестъ Вейгеръ съ наемными Нѣмецкими воинами, скрытно навербованными въ Германіи. Вообще, войско было такъ стройно и вооружено такъ отлично, что, по сознанію Гетмана Мѣлецкаго, никогда еще подобнаго войска не видала ни Литва, ни Польша. Войско Стефаново подобно Аннибалову, состояло изъ людей чуждыхъ другъ другу языкомъ, обычаемъ, вѣрою: Баторій умѣлъ дать ему единодушіе и соревнованіе. Произвевъ общій смотръ арміи въ Диснѣ, Стефанъ, въ торжественномъ присутствіи войска и Сенаторовъ, принялъ присягу на вѣрноподданство Литвѣ и Польшѣ отъ Герцога Курляндскаго Готарда Кетлера, утвержденнаго имъ потомственнымъ въ этом званіи (225).
В это время, часть Московскаго войска, стоявшаго подъ Псковомъ, вторглась въ Ливонію. Переправившись чрезъ Двину, подъ Коконгаузеномъ, опустошило Зельбургскій уѣздъ, принадлежавшій Герцогу Курляндскому и вотчину Биржанскую Князя Радзивилла. Для прекращения подобныхъ опустошеній въ Ливоніи, отправленъ туда съ небольшимъ в отрядомъ войска кастеланъ Жмундский Янъ Тальвошъ; а старостѣ Оршанскому Филону Кмитѣ предписано строго наблюдать за движеніемъ неприятеля за Днѣпромъ, чтобы предупредить всякое нападеніе его оттуда на земли Литовскія (226).
Междутѣмъ, передовое войско, подъ начальствомъ Виленскаго воеводы, пришло къ Двинѣ, по наведенному мосту переправилось на другую сторону безъ малѣйшаго препятствія со стороны Россіянъ, остававшихся, по непонятной причинѣ, въ бездѣйствія при этомъ важномъ случаѣ. Страна была дика и пустынна: еще недавно населенная и обработанная, теперь являла она собою печальную картину запустѣнія, сплошную массу лѣса, поднявшагося на поляхъ и нивахъ со времени взятія Полоцка Іоанномъ. Впереди шли съ топорами отряды Венгровъ, просѣкавшихъ дороги для войска (227).
Наконецъ, Радзивиллъ сталъ въ виду Полоцка. По пути къ нему Венгры и Поляки завладѣли Ситною крѣпостью на Псковской дорогѣ; а Казаки, подъ начальствомъ Франца Суки, взяли приступомъ замки Красный и Козьянъ. Самъ Король, послѣ выступленія изъ Дисны, на третій день былъ уже подъ Полоцкомъ, оставивъ влѣво Соколъ, осадою котораго не желалъ въ то время затрудняться. Россіяне, желая устрашить Короля и войско, безжалостно умертвили Поляковъ и Литовцевъ, уже давно томившихся у нихъ въ неволѣ, и, привязавъ тѣла несчастныхъ къ бревнамъ, пустили ихъ по Двинѣ - расчетъ неблагоразумный, возбудивший не страхъ, но лишь жажду мести въ непріятелѣ. Король, переодѣвшись частнымъ лицомъ, выѣхалъ въ сопровожденіи Замойскаго и Бекеша, изъ стана для осмотра города и избранія мѣста для нападенія. Но, кажется, былъ примѣченъ: пущенное изъ крѣпости ядро на-волосъ не попало въ него, убивъ лошадь подъ Замойскимъ, подвинувшимся на одинъ шагъ вслѣдъ за Королемъ.
Полоцкъ издревле славился своими укрѣпленіями, исправленными и распространенными въ 1561 г. Двѣ крѣпости или замка: верхній или острог и нижній или стрѣлецкій, обтекаемые Полотою и Двиною, соединенные мостомъ, воздвигнутые на крутыхъ высотахъ, служили защитою большому городу, сверхъ его глубокихъ рвовъ, деревянныхъ стѣнъ и башенъ. Таким образомъ, въ то время Полоцкъ состоялъ изъ трехъ частей: двухъ замковъ и Заполотья т. е. самаго города. Князь Василій Телятевскій начальствовалъ въ городѣ, Петръ Волынскій въ Острогѣ, Князь Димитрій Щербатый и дьяк Вревскій въ стрѣлецкой крѣпости, имѣя довольно запасовъ и снарядовъ, много усердія и мужества, гораздо менѣе искусства, какъ сказано въ Разрядныхъ книгахъ (228).
Король нашелъ необходимымъ начать осаду со стороны верхняго замка, какъ самаго крѣпкаго и составлявшаго ключь всей позиціи; завладѣвъ имъ — крѣпость и городъ не могли бы уже защищаться. Занятіе Заполотья — слабѣйшей части Полоцка, не обѣщало никакихъ выгодъ; къ тому же Полота затрудняла подступъ. Замойскій придерживался мнѣнія Короля; но, Бекешь предлагалъ начать осаду именно съ этой части города; она первая начала высылать войска противъ осаждающихъ, она же первая должно быть и взята; а если бы непріятель ушелъ оттуда въ верхній замокъ, то пострадалъ бы онъ тамъ уже отъ самой тѣсноты; къ тому же чрезъ Полоту, какъ она была въ то время, легко было перебродиться и пѣшему. Когда такимъ образомъ разсуждали, Нѣмецкіе воины — только что прибывшіе, не ожидая предварительныхъ распоряженій, переправившись чрезъ Полоту — шумно заняли мѣсто впереди обоихъ замковъ, расположились лагеремъ. Король опасаясь, чтобы изъ соперничества между воинами различныхъ націй, составлявшихъ его войско, не возникли раздоры, согласился начать осаду съ той стороны, гдѣ расположился Бекешь съ Венграми.
Порядокъ въ расположеніи осаднаго войска былъ слѣдующій: Венгры стояли лагеремъ надъ самою Двиною, противу Заполотья; вдоль праваго берега Полоты расположено было Литовское войско, подъ начальствомъ Николая Радзивилла и сына его Кристофора; за Полотою, между ею и озеромъ, находился обозъ Королевскій, стройно расположенный. Тутъ были сенаторы, дворъ королевскій и большая часть Польской конницы. Среди королевскаго обоза тянулись тремя правильными рядами шатры сенаторовъ, которыхъ близость къ королевской палаткѣ соразмѣрялась съ мѣстомъ, занимаемымъ каждымъ въ сенатѣ.
Осада началась въ началѣ августа со стороны Заполотья: Россіяне не надѣясь удержаться въ этой части города, зажгли ее и удалились въ верхній замокъ. Осаждающій довелъ подкопы уже до самой Полоты, дѣйствуя въ тоже время изъ орудій по стѣнам крѣпости и замка.
Но, осала дѣйствительно оказалась невѣроятно трудною. Отъ безпрестанно лившихъ дождей нельзя было найти сухого мѣста даже в королевской палатѣ, рѣка Полота сдѣлалась необыкновенно глубокою; потопы затопились, залились водою; каленыя ядра (229) дурно дѣйствовали на относительно тонкія деревянныя стѣны замка, не останавливаясь въ нихъ, но пробивая на вылетъ; обозы съ хлѣбомъ тонули въ грязи, лошади падали отъ изнуренія и голода, и самое войско чувствовало недостатокъ въ продовольствіи, добываемомъ изъ за пятидесяти и болѣе миль — и Іоаннъ не воспользовался подобными обстоятельствами, при которыхъ можно было бы еще спасти осажденный городъ.
Кромѣ войскъ, отряженныхъ Іоанномъ въ Курляндію для безопаснаго губительства, въ Корелію и землю Ижерскую, Іоаннъ имѣлъ еще столько войска, что могъ бы смѣло итти на Вильну и Варшаву. Встревоженный извѣстіемъ о нечаянной осадѣ Полоцка, он велѣлъ Шеину, Князьямъ Лыкову и Палѣцкому, Кривоборскому съ дружинами Дѣтей Боярских и Донскихъ казаковъ спѣшить къ этому гороку, вступить въ него хитростію или силою, а въ случаѣ невозможности, занять крѣпость Соколъ, тревожить неприятеля, мѣшать его сообщенію съ Литвою, въ ожиданіи прибытія главной Московскои рати. Шеинъ приблизился къ Баторієву стану, не дерзнулъ на битву и занялъ Соколъ, распустивъ слухъ, что самъ Іоаннъ будетъ тамъ скоро съ войскомъ сильнымъ. Но Король не устрашился, чувствовалъ единственно необходимость рѣшить судьбу осады.
Видя слабое дѣйствіе бойницъ, Король предложилъ удальцамъ взойти на высоту крѣпости и зажечь ея стѣну, обѣщая имъ славу и золото. Долго трудились надъ этимъ охотники изъ Венгровъ, Литовцевъ и Поляковъ. Наконецъ, для успѣха ихъ смѣлости, какъ бы нарочно, сдѣлалось ясное сухое время: съ пылающими факелами устремились они къ стѣнамъ... многіе пали мертвые, нѣкоторые достигли цѣли и... вскорѣ вспыхнула незначительная часть стѣны, которая горѣла весь день и ночь, не смотря на усилія Россіянъ потушить пожаръ. Сдѣлался какъ бы проломъ въ стѣнѣ.
Давно уже древній Полоцк славился изобилиемъ торговымъ, сокровищами несмѣтными своихъ храмовъ. Далеко слылъ этимъ Полоцкъ, зналъ объ этомъ непріятель, рѣшившійся во чтобы то ни стало — взять городъ приступомъ, дабы только имѣть право на разграбленіе его. Венгры — жадность которыхъ изощрена была этимъ вособенности — тайно отъ Короля и начальниковъ, условились между собою въ эту же ночь ворваться въ городъ чрезъ отверстіе, еще пылавшее. Дѣйствительно, задумано и сдѣлано. Въ полночь — коль скоро все улеглось и успокоилось въ осадномъ станѣ — Венгры поднялись, подкрались и бросились чрезъ пылающее отверстие въ замокъ и — сверхъ чаянія — встрѣчены были ужаснымъ залпомъ изъ орудій: Россіяне - как бы предвидя это нападеніе со стороны настойчиваго и смѣлаго врага — поспѣшно соорудили баттарею противъ горѣвшаго отверстія. Среди ночи сдѣлалась всеобщая тревога. Осыпаемые ядрами и головнями, Венгры, сквозь огонь пылавшихъ стѣнъ ломились и — вломились въ крѣпость; но Россіяне отчаянно стали грудью, рѣзались, вытѣснили непріятеля: онъ возвратился усиленный толпами Нѣмцевъ, Поляковъ, и снова уступилъ остервененію и отчаянію Россіянъ.
Самъ Король, забывъ личную опасность, находился въ этой кровопролитной битвѣ, чтобы возстановить порядок, удержать, соединить отступавшихъ. Часъ былъ рѣшительный. Если бы Шеинъ, Князь Лыковъ, Палѣцкій ударили на нихъ, то могли бы спасти крѣпость и честь Россіи. Они видѣли пожаръ, слышали самую битву, громкій кликъ осажденныхъ — побѣдителей въ эту минуту, кликъ призывный къ своимъ братьямъ Сокольскимъ. Но прозорливый Баторій занялъ дорогу, выслалъ свѣжее войско къ Дриссѣ, чтобы остановить Россіянъ въ случаѣ ихъ движенія къ Полоцку. Въ тоже время Донские Казаки изменили Московскимъ воеводамъ въ Соколѣ: самовольно ушли во свояси, къ извиненію Шеина и его товарищей. Стефанъ ждал весь день, всю ночь опаснаго ихъ нападенія; успокоился и спѣшилъ загладить неудачу.
Отбивъ приступъ, Россіяне угасили пожаръ въ крѣпости: непріятель сдѣлалъ новыя бойницы, новые окопы, приблизился къ стѣнамъ, отчасти уже разрушеннымъ, и калеными ядрами опять зажегъ башниа. Еще несколько дней упорствовали осажденные; едва могли дышать отъ дыма и жара; падали отъ ядеръ Литовскихъ, отъ усталости, непрестанно гася огонь; ждали помощи, освобожденія; наконецъ, утративъ надежду и бодрость, просили переговоровъ. Сперва Воеводы и Архіепископъ Кипріанъ не хотѣли о томъ слышать, говоря: «Страшимся не злобы Стефановой, но гнѣва Царскаго!» В отчаяніи великодушномъ они думали взорвать крѣпость, чтобы погребсти себя въ ея развалинахъ. Но слабый духомъ Петръ Вольшскій и Стрѣльцы не дали имъ исполнить этого намѣренія (230), и предложили условія Стефану, который изъ уваженія ли къ оказанной ими храбрости, или не желая длить время — согласился отпустить и сановниковъ и рядовыхъ въ Россію съ семействами, съ имуществомъ; а желающимъ вступить къ нему въ службу обѣщалъ великія милости. Воеводы, не хотѣвъ участвовать въ этомъ договорѣ, заперлись вмѣстѣ съ Архіепископомъ въ древней церкви Софійской, откуда силою извлекли и представили ихъ Баторію, смиренныхъ безъ уничиженія. Историкъ-очевидецъ пишетъ, что Россіяне живо чувствуя великодушіе и человѣколюбіе Короля, никакъ однакожъ не захотѣли служить ему; что почти всѣ, ожидая не минуемой казни отъ гнѣва Царя, съ твердостію шли на оную и не внимали льстивымъ обѣщаніямъ Стефановымъ — «доказательство удивительное любви къ отечеству!» прибавляетъ этотъ историкъ. Велѣвъ очистить крѣпость, наполненную трупами, Король въѣхалъ въ нее торжественно; объявилъ Полоцкъ Литовскимъ воеводствомъ (231).
Такъ палъ знаменитый Полоцкъ, и этотъ древній городъ, удѣлъ племени Владимірова и Рогнѣдина, легко взятый, безславно утраченный Іоанномъ, бывъ восемнадцать лѣтъ областію Государства Московскаго, сдѣлался вновь собственностію Литвы до царствованія Екатерины второй.
Не легко обошлось завоеваніе Полоцка, трудности осады были неимовѣрны. Осаженные явили удивительную отвагу: бревнами и каменьями, которыхъ у нихъ вездѣ было множество, жестоко разили со стѣнъ врата, отважившагося къ намъ приблизиться. Съ изумительнымъ безстрашіемъ тушили пожары: воины и жители — безъ различія пола и возраста — стекались туда отовсюду, не смотря на то, что осаждающій сосредоточивалъ въ тѣ мѣста губительный огонь своихъ орудій, причемъ вособенности гибло множество народа. Въ виду врага сильнаго и искуснаго спускались по веревкамъ со стѣнъ крѣпости за водою и подавали ее въ сосудахъ въ крѣпость, гдѣ заливали ею огонь; и хотя же смѣлые почти неизбѣжно платили жизнію за подвиги самоотверженія, но каждый разъ также живые заступали мѣсто мертвыхъ. Вособенности затруднителенъ былъ подвозъ провіанта, о подвозѣ котораго изъ Вильны, за 50 миль, нечего было и думать. Пріобрѣтеніе его возможно было только со стороны Дисны; но весь край, болѣе нежели на 50 верстъ во всѣ стороны отъ Полоцка, представлялъ печальный видъ разоренія, сплошную лѣсистую пустыню на мѣстахъ, нѣкогда обработанныхъ. Къ тому же, подвозу его сверху и снизу по Двинѣ много препятствовали Московскіе гарнизоны замковъ Гуровли и Суши; а съ четвертой стороны, страна къ Пскову и Лукамъ, тоже представляла болѣе нежели на 25 миль сплошную пустыню лѣсовъ, возникшихъ со времени покоренія Іоанномъ Полоцка. Наконецъ, ко всему этому присоединилось необыкновенно дождливое время, дороги стали непроходимыми, Полота сдѣлалась необыкновенно широкою и глубокою, и все огромное пространство вокругъ Полоцка покрыто было остовами гніющихъ лошадей павшихъ отъ голода и изнурительной, превышавшей силы ихъ работы. Цѣны на съѣстные припасы и фуражъ, возвышаясь постепенно, достигли необыкновеннаго размера за корецъ (40 гарцевъ) овса платили по 10 талеровъ и еще достать его было невозможно. Каленыя ядра, рѣшавшія въ то время судьбу осады крѣпостей, преимущественно деревянныхъ, не производили ожидаемаго дѣйствія на относительно тонкія Полоцкаго замка стѣны, пробиваемыя ими на вылетъ. Едва наконецъ удалось охотникамъ, вызваннымъ за огромныя награды, зажечь замковую стѣну факелами (232).
Король явилъ себя милостивымъ и великодушнымъ къ побѣжденнымъ. Назначилъ отряды для прикрытія Россіянъ, оставлявшихъ замокъ, для защиты ихъ на случай какого либо нападенія со стороны озлобленныхъ на нихъ Венгровъ и Нѣмцевъ. Выходящимъ Россіянамъ указаны два пути: одинъ велъ въ службу Королевскую, другой - в отечество; избрать одинъ изъ нихъ зависѣло отъ доброй воли каждого, никто не замѣтилъ и тѣни принужденія. Но не смотря на все уваженіе къ геройскимъ доблестямъ Стефановымъ, не смотря на всю милость имъ оказанную и благодарность за нее ими живо чувствуемую — къ чести Россіянъ, почти всѣ они пожелали возвратиться въ отечество; хотя и знали, что тамъ ожидаетъ ихъ казнь и муки. Самъ Король лично наблюдалъ за тѣмъ, чтобы плѣнные Россіяне не потерпѣли какихъ либо обидъ отъ его воиновъ; замѣтивъ, что одинъ воинъ началъ грабить выходившихъ изъ крѣпости, самъ Стефанъ ударилъ невеликодушнаго булавою — обстоятельство снискавшее ему величайшую любовь и удивленіе со стороны Россіянъ. Впрочемъ, Король не безъ основанія принималъ подобныя предосторожности: войско его готовило месть Россіянамъ за умерщвленіе и безчеловѣчное истязаніе плѣнныхъ, Нѣмцевъ вособенности.
По выступленіи гарнизона, началось разграбленіе Полоцка. Давно уже древній городъ слылъ богатствомъ жителей и несмѣтными сокровищами храма Софійскаго: богатство ризъ его иконъ изъ серебра и золота, осыпанныхъ драгоцѣнными камнями, раздражало алчность осаждающихъ, Венгровъ вособенности. Потому-то, они - во чтобы ни стало — старались завладѣть замкомъ штурмомъ, чтобы только имѣть право на разграбленіе его. Не давали пощады добровольно сдававшимся, дабы тѣмъ устрашить осажденныхъ и заставить ихъ, покинувъ всякую мысль добровольной сдачи, защищаться до послѣдняго часа. Но, къ великому ихъ прискорбію, добыча далеко не соотвѣтствовала ожиданіямъ, такъ сильно и такъ долго изощрявшимъ ихъ алчность. Всѣ сокровища уже давно вывезены были въ Россію. Зато, съ тѣмъ большимъ неистовствомъ войско предавалось грабежу: все, чего только нельзя было взять съ собою, вонны рвали, били, жгли и ломали. Но всего прискорбнѣе то, что во время этого разграбленія погибло богатѣйшее книгохранилище, содержавшее въ себѣ драгоцѣнныя лѣтописи и рукописныя писанія Св. отецъ, переведенныя съ Греческаго, какъ говорятъ, сс. Кирилломъ и Меѳодіемъ. Какая участь постигла эти сокровища письменности, кто завладѣлъ ими и куда они дѣвались? Некоторые полагаютъ, что въ это же время погибъ и подлинникъ Кривско-Полоцкой лѣтописи едва ли кому извѣстной (233).
Отъ дѣлъ военныхъ Король обратилъ вниманіе на дѣла гражданскія и вѣры. Сколько по великодушію, столько же изъ расчетовъ политики, имѣя въ виду дальнѣйшія завоеванія, Стефанъ, не только ни въ чемъ не стѣснялъ жителей православнаго закона; напротивъ, грамотою увѣрилъ народъ и духовенство въ неизменномъ своемъ для нихъ покровительствѣ. Витебскій владыка остался по прежнему и Полоцкимъ. Для католиковъ же повелѣлъ строить огромную велпколѣпную церковь, которую отдалъ своимъ любимцамъ іезуитамъ, обязаннымъ прежде всего стараться объ улучшеніи нравовъ жителей, у которыхъ необыкновенное суевѣріе соединялось съ распутствомъ — слѣдствіе злосчастной судьбы этого края. Укрѣпленія Полоцка возобновлены по собственному Стефанову плану. Возстановилъ въ лицѣ Николая Дорогостайскаго должность Полоцкаго воеводы, которая, со времени покоренія Полоцка Іоанномъ, относясь къ незначительному Задвинскому пространству, существовала болѣе по имени, нежели на дѣлѣ. Хотя же, еще Сигизмундъ-Августъ надѣлилъ шляхту, лишившуюся съ паденіемъ Полоцка своихъ имѣній, помѣстьями въ другихъ областяхъ до времени обратнаго возвращенія Полоцка; совсѣмъ тѣмъ великодушный Король, возвращая имъ прежнее достояніе, продлилъ срокъ владѣнія другими еще на шесть лѣтъ, въ теченіе которыхъ они обязаны были привести въ порядокъ и устроить собственныя.
Для окончательнаго покоренія страны оставалось еще завладѣть сосѣдственными съ Полоцкомъ замками: Соколомъ, Туровлею и Сушею, изъ которыхъ первые два вособенности безпокоили Короля. Соколъ лежалъ на пути къ Пскову, откуда могъ быть подкрѣпляемъ постоянно. Владѣя же Туровлею, расположенною надъ Двиною. Россіяне могли громить окрествую страну. Къ Соколу отправленъ гетманъ Мѣлецкій съ Польскою пѣхотою и конницею и наемными Нѣмцами; къ Туровлѣ Староста Ульмскій Лукомскій и Мартинъ Куржъ съ казаками. Туровлею завладѣли безъ выстрѣла: уже нѣсколько дней какъ замолкли пушки под Полоцкомъ и гарнизонъ догадывался объ участи, постигшей его; потому, коль скоро завидѣлъ приближающихся казаковъ, гарнизонъ объятый паническимъ страхомъ, поспѣшно удалился изъ крѣпости противуположными воротами, оставив на произволъ судьбы воеводъ своихъ, не могшихъ удержать воиновъ отъ постыднаго поступка. Теперь оставалось лишь завладѣть Соколомъ съ паденіемъ его Суша, послѣдняя бывшая во власти Россіянъ крѣпость, оставшись одна на землѣ Литовской, принуждена была бы покориться добровольно.
Междутѣмъ Мѣлецкій шелъ съ войскомъ къ Соколу походомъ тягостнымъ, по причинѣ дурныхъ дорогъ и трудности подвоза продовольствія. Артиллерію Король послалъ Двиною до самой Дриссы, откуда по рѣкѣ Дриссѣ ее тянули вверхъ до самого Сокола. На плотахъ, изъ крѣпкихъ брусьевъ, осадное войско въ виду крѣпости переправилось чрезъ Дриссу и облегло Соколъ. Что же Россіяне? Ни малѣйшаго движенія чтобы воспрепятствовать этому; они ограничились лишь посылкою нѣсколькихъ конныхъ отрядовъ, которые, показываясь изрѣдка в отдаленіи, думали устрашить непріятеля великимъ воплями и крикомъ. Ко всему этому Сокольскій гарнизонъ присоединилъ и удивительную оплошность: превосходя непріятеля числомъ, зная объ его усталости и претерпѣваемомъ имъ во всемъ лишеніи отъ недостатка лошадей, не напалъ на него вдругъ, но отложилъ вылазку до слѣдующаго дня; междутѣмъ какъ осаждающій, не теряя ни минуты времени, безнаказанно приближался подкопами уже къ самой крѣпости. Московскіе воеводы надѣялись провести ночь спокойно; случилось иначе. Начальникъ осадной артиллеріи Доброславскій, желая лишь только для примѣра испытать дѣйствіе каленыхъ ядер на сосновыя сухія крѣпостныя стѣны, пустилъ въ нихъ три ядра: показался дымъ и стѣна загорѣлась; но мѣста первыхъ двухъ ядеръ, попавшихъ довольно высоко, были замѣчаны гарнизономъ и пожаръ потушенъ; междутѣмъ какъ третіе, завязшее при самомъ основаніи, осталось не замеченнымъ, и вскорѣ стѣна вспыхнула пламенемъ, распространившимся во всѣ стороны. Гетманъ, на всякій случай, чтобы только имѣть войско въ готовности, велѣлъ протрубить тревогу; но гарнизонъ, уже смятенный пожаромъ, принялъ это за сигналъ къ штурму, началъ уходить всѣми воротами изъ замка. Шереметевъ, замысливъ съ частью конницы бѣжать въ Псковъ, попался въ плѣнъ со всѣмъ отрядомъ князю Збаражскому. Бѣжавшіе съ другой стороны съ Шеином, наткнулись на Нѣмцевъ, которые будучи озлоблены на Россіянъ за истязанія Немецкихъ плѣнныхъ въ Полоцкѣ, изрубили всѣхъ до единаго. Оставшіеся въ замкѣ просили пощады; но когда изступленные Нѣмцы, ворвавшись въ него, начали безчеловѣчно убивать всѣхъ безъ различія, то, движимые отчаянною рѣшимостію, Россіяне опустили желѣзную рѣшетку надъ воротами, и такимъ образомъ пресѣкли всякую возможность къ отступленію, какъ самимъ себѣ такъ и врагу невеликодушному. Началась ужасная рѣзня, среди ночи, пламени и дыма и - 500 Нѣмцевъ погибло почти въ одно мгновеніе. Междутѣмъ, Поляки разломавъ рѣшетку, ворвались въ крѣпость: часть ея защитниковъ погибла въ рукопашной битвѣ, часть — въ пламени и дымѣ, остальные спаслись плѣномъ. Ничего не могло быть ужаснѣе этой битвы: крѣпостная площадь представляла возмущающую груду тѣлъ воиновъ обѣихъ сторонъ, столпившихся для послѣдняго боя на этомъ небольшомъ пространствѣ.
Московское войско, узнавъ о паденіи Полоцка и гибели гарнизона въ Соколѣ, отошло отъ Пскова въ глубину Россіи. Іоаннъ послалъ къ воеводамъ въ Сушѣ письма, въ которыхъ, оставивъ обычную свою суровость, писалъ имъ: такъ какъ съ паденіемъ, по неисповѣдимой волѣ Всевышняго, Полоцка и Сокола, они остаются теперь безъ всякой надежды на помощь и окружены со всѣхъ сторонъ непріятелем, то — не желая подвергать мужества ихъ безполезному испытанію — приказываетъ имъ, уничтоживъ всѣ военные снаряды и закопавъ святыя иконы въ землю, чтобы над ними не издѣвались еретики, стараться какъ можно поспѣшнѣе возвратиться въ отечество; не потому, чтобы онъ сомневался въ ихъ преданности и мужествѣ, но потому, что не желаетъ ставить ихъ участь въ зависимость отъ слѣпаго счастія, а жизнь ихъ на жертву врагу жестокому. По несчастію, письма перехвачены и Мѣлецкій, не медля ни сколько, предложилъ гарнизону сдаться: обезоруженные воины получили позволеніе возвратиться въ отечество.
Въ это время Россія не была спокойна и съ другихъ сторонъ: князь Константинъ Острожскій съ своимъ сыномъ и Михайлою Вишневецкимъ опустошили Сѣверскую область до Стародуба и Почепа; а Оршанскій староста Филонъ Кмита разорялъ Смоленскій край, гдѣ обратилъ въ пепелъ болѣе 2000 дворовъ мирныхъ земледѣльцевъ.
Распорядившись всѣмъ лично, расположивъ войско на зимнихъ квартирахъ, Король выѣхалъ въ Дисну, куда имѣя въ виду будущую компанію, велѣлъ свозить артиллерію. Отсюда написалъ къ Царю письмо, извѣщая его объ успѣхахъ, увѣнчавшихъ его оружіе въ войнѣ, которой и причину и бѣдствія Король приписывалъ единственно Іоанну, его страсти к войнѣ и кровопролитію и обидамъ ему нанесеннымъ. Изъ Дисны Стефанъ отплылъ Двиною въ Друю и оттуда сухопутью прибылъ въ Вильну, гдѣ былъ встрѣченъ съ тріумфомъ; а въ концѣ этого года, уже въ Варшавѣ, во время сейма, получилъ извѣстіе о покореніи Нещерды, послѣдняго замка, тоже близъ Полоцка.
Теперь Іоаннъ непритворно желалъ мира, оба Государя размѣнялись гонцами и Баторій для заключенія мира назначилъ только пять недѣль сроку. Уже знатные сановники царскіе, Стольникъ Иванъ Сицкій, Думный Дворянинъ Пивовъ и Дьякъ Пете линъ ѣхали въ Вильну, когда узнали въ Москвѣ, что Баторій идетъ войною на Россію. «Назначенный срокъ минулъ» писалъ онъ къ Царю «ты долженъ отдать Литвѣ Новгородъ, Псковъ и Луки со всѣми областями Витебскими и Полоцкими, также всю Ливонію, если желаешь мира.» Такъ началась вторая война Баторія съ Іоанномъ. Непріятель шелъ болотами и лѣсами дремучими, гдѣ 150 лѣтъ не ходило войско; гдѣ только Витовъ, въ 1428 г., умѣлъ открыть себѣ путь къ областямъ Новгородскимъ и гдѣ нѣкоторыя мѣста еще назывались его именемъ (234). Баторій, подобно Витовту, просѣкалъ лѣса, дѣлалъ гати, мосты, плоты; сражался съ неимоверными трудностями.
Замышляя походъ на Великія Луки, Король приказалъ войскамъ собираться въ Чашники (235), расположенныя надъ р. Уллою, находящіяся въ одинаково равномъ разстоянія какъ отъ Великихъ Лукъ, такъ и отъ Смоленска; а потому, въ Москвѣ находились въ недоумѣніи на счетъ намѣреній Стефановыхъ.
Оба Государя обмѣнивались гонцами; Іоаннъ убѣждалъ Стефана не начинать военныхъ дѣйствій, изъявлять готовность на миръ, для заключенія котораго Царь рѣшался, даже вопреки принятому и освященному временемъ обычаю между обоими дворами, прислать своихъ пословъ въ Вильну, вмѣсто того, чтобы ожидать королевскихъ въ Москву, куда Король, ни подъ какимъ видомъ, не соглашался послать своихъ, такъ какъ онѣ видѣли только однѣ оскорбленія со стороны Іоанна. Но Стефанъ, не вѣря искренности Іоанновой и хорошо понимая, что завязывая переговоры, онъ желаетъ лишь этимъ выиграть время, отвѣчалъ разъ на всегда: приму пословъ тамъ, гдѣ они встрѣтятъ меня.
Въ Чашникахъ Король собралъ военный совѣтъ. Мнѣнія раздѣлились на три: одни предлагали Псковъ, другіе Смоленскъ, третіе Великія Луки. Доказательства в пользу и противъ перваго мнѣнія были тѣже, что и въ прошедшем году. Въ пользу втораго представляли славу завоеванія многолюднаго и сильнаго города; къ тому же справедливымъ находили возвратить то, что было отнято и, наконецъ, что съ паденіемъ Смоленска покорилась бы и вся обширная земля Сѣверская. Предлагавшіе Великія Луки возражали, что походъ на Смоленскъ отдалилъ бы армію и отъ Двины и отъ Ливоніи, обладаніе которой было цѣлію настоящей войны; что нѣтъ никакого сравненія между многолюдной Ливоніей и относительно пустынной землей Северской, что лучше владѣть первой, приближенной къ морю, примыкающей къ образованному западу и потому представляющей по своему географическому положенію столько выгодъ для мореплаванія и торговли; — нежели второй, лишенной всѣхъ этихъ выгодъ. Наконецъ, завладѣніе Великими Луками в стратегическомъ отношеніи представляло еще ту выгоду, что отъ этого открылась бы свобода для дѣйствій на всѣ стороны противъ непріятеля, опустошать его владенія и — какъ разстояніе ихъ равно одинаково отъ Смоленска и Пскова, то — науступательныя действія его могли бы быть предупреждены: захотѣлъ ли бы онъ чрезъ Смоленскъ вторгнуться въ Литву, или чрезъ Псковъ въ Ливонію. Склоняясь къ послѣднему мнѣнію, но удерживая его при себѣ втайнѣ, Король стягивалъ войска къ Чашникамъ; въ письмахъ же къ Царю титуловалъ себя Смоленскимъ, какъ бы и въ самомъ дѣлѣ намѣревался возвратить этотъ городъ Польшѣ. Предъ выступленіемъ въ походъ, Король произвелъ общій смотръ войску, которое - дефилируя небольшими отрядами и хоругвями, и проходя вытянутымъ строемъ чрезъ узкій мостъ — явило великолѣпное зрѣлище. Историкъ Стефановъ съ пышнымъ краснорѣчіемъ восхваляетъ его войско, въ которомъ, не только молодые люди знаменитаго происхожденія, но даже Сенаторы, уже убѣленные сѣдинами и государственные сановники, уже давно оставившіе военное поприще, увлеченные славою на концѣ дней своихъ снова стали подъ знаменами Марса, и служили въ конницѣ на ряду съ простыми всадниками. Если вѣрить Стрыйковскому, то всего войска у Стефана было 50,000. Не смотря еще на два письма Іоанновы, содержанія подобнаго прежнимъ, Король — осмотрѣвъ Улу и Леппель — приказалъ войскамъ походъ къ Витебску.
Велижъ надъ Двиною и Усвяты надъ рѣкою и озеромъ того же имени были первые укрѣпленные замки, лежавшіе на избранномъ пути Стефаномъ. Рѣшившись владѣть всѣмъ теченіемъ Двины, Король послалъ къ Велижу Замойскаго съ Поляками, присоединивъ къ нему часть Венгровъ и Нѣмцевъ, подъ начальствомъ Надворнаго Маршала Короля Датскаго Юрія Фаренсбаха, прибывшаго къ Стефану отъ своего Короля. Отправивъ изъ Витебска артиллерію и большую часть обозныхъ тяжестей Двиною, раздѣливъ войско на три отряда. Замойскій пошелъ къ Сурожу, въ самое лучшее время, къ концу лѣта и началу осени, когда поля мирныхъ земледѣльцевъ красовались уже золотистою жатвою, которую, въ этомъ злосчастномъ краѣ — вѣковомъ ратномъ полѣ — не всегда пожиналъ тотъ, кто бросалъ сѣмена въ землю. Переправившись по наведенному мосту чрезъ р. Касплю войско благополучно достигло Сурожа. То былъ послѣдній пограничный замок Литовскій, построенный въ царствованіе Сигизмунда Августа, Витебскимъ воеводою княземъ Стефаномъ Збаражскимъ дабы воспрепятствовать Россіянамъ завладѣть устьями рѣкъ Каспли и Усвяты, впадающихъ въ Двину. За Сурожомъ страна, на нѣсколько миль, лежала подъ темными сосновыми лѣсами, поднявшимися на поляхъ по волѣ Россіянъ, любившихъ въ то время такимъ образомъ обеспечивать свои предѣлы и окружать пограничныя крѣпости подобными пустынями. Изъ Сурожа предлежало два пути къ Велижу: одинъ за Двиною — онъ заставилъ бы войско переправляться чрезъ нее подъ самымъ Велижемъ; другой чрезъ темный, густой сосновый лѣсъ. Замойскій избралъ послѣдній: впереди пошли рабочія команды, рубившія просѣку для войска — работа, сопряженная съ неимоверными трудностями: нужно было срубленный, уже толстоствольный, лѣсъ еще оттаскивать всторону; еще быть можетъ труднѣе было гатить болота и пропасти фашиною, вести дорогу чрезъ топи, строить длинные мосты и дѣлать безконечные накаты. При всемъ томъ, войско въ первый день прошло пять миль; во второй же, встрѣтивъ отъ деревни Верховья огромное болото, прошло только двѣ съ половиной мили; но на третій день явились еще новыя препятствія, увеличивавшіяся по мѣрѣ приближенія къ Велижу: въ лѣсахъ были безконечные завалы и засѣки, такъ что трудно было пройти и пѣшему человѣку. Едва уже къ ночи войско успѣло выбраться из лѣса въ виду самаго Велижа, гарнизонъ котораго, впустивъ жителей въ замокъ, привѣтствовалъ непріятеля пожаромъ города.
Въ то время Велижъ была довольно обширнымъ замкомъ, съ девятью башнями, обнесенный высокою и толстою деревянною стѣною, съ востока и юга обтекаемый Двиною, съ прочихъ сторонъ защищенный глубокими рвами. Въ иное время, раньше, замокъ могъ бы съ успѣхомъ выдержать долговременную осаду; но теперь, весь построенный изъ дерева могъ ли устоять противъ артиллеріи, употреблявшай каленыя ядра? Хотя же, со времени взятія Стефаномъ Полоцка, Русскимъ и не было безъизвѣстно разрушительное дѣйствіе ихъ и гарнизонъ Велижа, съ намѣреніемъ противодѣйствовать ему, даже обложилъ деревянныя замковыя стѣны дерномъ; но исполнилъ это такъ дурно и такъ не искусно, что этимъ лишь ускорилъ гибель свою. Дерновый слой былъ такой посредственной толщины, что ядра — потерявъ въ немъ часть силы отъ этого уже не пробивали самой стѣны, но — останавливаясь въ самой срединѣ ея толщи оказывали еще болѣе разрушительное на нихъ дѣйствіе; междутѣмъ какъ возможность тушенія огня уменьшилась. Послѣ нѣсколькихъ выстрѣловъ калеными ядрами въ двухъ башняхъ показался дымъ, вспыхнулъ огонь и гарнизону не оставалось ничего болѣе, какъ только покориться и сдать крѣпость, которая почти неповрежденная, съ значительными запасами снарядовъ и провіанта, досталась непріятелю.
Новый гонецъ Царскій нашелъ Стефана въ Витебскѣ. Іоаннъ, извѣщая о выѣздѣ своихъ пословъ, просилъ увѣдомить его объ условіяхъ возможнаго мира, вывести войска изъ предѣловъ Московскаго государства и взаключеніе, приводя тексты изъ священнаго писанія, убѣждалъ Стефана оставить свое упрямство. Послѣ прежнихъ, ни къ чему ни привевшихъ переговоровъ, Баторій отвѣчалъ на это приказомъ войску: переправиться чрезъ Двину по трем наведеннымъ мостамъ, въ виду гонца Царскаго.
Походъ на Великія Луки былъ затруднителенъ чрезъ страну, которая, начиная отъ предѣловъ Литовскихъ, покрыта была на 30 миль лѣсомъ и болотами. Усвяты покорились Стефану безъ сопротивления, да и что могъ бы сдѣлать ея слабый, не многочисленный гарнизонъ арміи, предводимой самимъ Королемъ ? отъ Усвятъ Баторій шелъ къ Лукамъ, встрѣчая на пути тѣже препятствія, что и прежде, леса, болота и топи. Вскорѣ однакоже королевское войско, оставивъ лѣса за собою, выступило въ страну ровную, открытую, гдѣ разбивъ нѣсколько передовыхъ отрядовъ Нагайскихъ Татаръ, безпрепятственно пошло къ Великимъ Лукамъ.
Великолуцкій замокъ съ нѣсколькими башнями расположенъ былъ на возвышенномъ мѣстѣ, облитомъ съ трех сторонъ озером, а съ четвертой р. Ловатью, между которою и озеромъ оставалась лишь узкая полоса земли. Замокъ обнесенъ былъ до того высоким валомъ, что изъ за него едва только выказывались кресты на церквяхъ. Въ стѣнахъ, обложенныхъ такимъ высокимъ и тостымъ въ одинадцать футовъ валомъ, сильный гарнизонъ, состоявший подъ главнымъ начальствомъ Оболенскаго-Лыкова, могъ наконецъ не бояться и каленыхъ ядеръ. Къ тому же, въ Торопцѣ стоялъ значительный отрядъ Московскаго войска подъ начальствомъ Князя Хилкова, посланнаго Іоанномъ подать помощь, смотря по обстоятельствам, Лукамъ или Смоленску. На другой день прибыли и послы Іоанновы, едва рѣшившіеся выѣхать изъ Cypожa — послѣдняго пограничнаго Литовскаго замка — для представления, вопреки вѣковому обычаю, иноземному Государю, вторгшемуся съ войною въ ихъ предѣлы (236). Начиная и прекращая переговоры о мирѣ, они пробыли безотлучно при Баторіѣ всю компанію этого года.
Укрѣпленія замка въ самомъ дѣлѣ не обѣщали успѣшнаго исхода осады. Къ тому же, Литовскіе Сенаторы равно боялись какъ неудачи такъ и успѣха: если бы замокъ и взятъ былъ, то вся тяжесть охраненія его пала бы исключительно на самую Литву. Но, уже не время было думать объ этомъ и Баторій повелъ правильную осаду. За невозможностію зажечь калеными ядрами ни стѣнъ, ни башенъ, обложенныхъ необыкновенно толстымъ слоемъ дерна, изъ окоповъ направили выстрѣлы по бланкамъ, на которыхъ лежали крѣпостныя орудія. Орудія сбиты, ядра зажгли дерево, вспыхнулъ пожаръ; но достигнувъ до мѣста, гдѣ начинался толстый слой дерна, огонь прекратился самъ собою. Оставалось одно средство: обнажить гдѣ нибудь стѣну для дѣйствія по ней калеными ядрами. Ночью, переправившись чрезъ узкую часть озера, Венгры провели подъ самую стѣну мину; зазженная въ полдень размѣтала часть вала по воздуху и обнажила часть стѣны, которую и зажгли вскорѣ. Пламень обнялъ одну изъ башенъ; всѣ усилія Россіянъ потушить пожаръ остались тщетными — огонь пылалъ до самой ночи; но зато, къ отчаянію осаждающихъ, къ утру прекратился самъ собою: толстый дерновый слой мѣшалъ дальнѣйшему его распространенію. Наконецъ, случай открылъ слабую сторону крѣпости, укрѣпленной сильно, но не искусно. Когда замѣтили, что гарнизонъ, для отраженія приступа къ передовой башнѣ, не могъ дѣйствовать не только перекрестными артиллерійскими выстрѣлами съ контрфасовъ, но даже и ружейнымъ огнемъ; то тогда открылось, что можно было безнаказанно сорвать деренъ съ этой башни — которая на другой день и предстала обнаженною въ одномъ мѣстѣ по фасу. Чрезъ найденное въ ней окно вброшено внутрь башни огромное количество горючих снарядовъ и, не смотря на отчаянныя усилія Россіянъ, на другой день клубы чернаго дыма обнаружили несомнѣнные признаки уже тлѣвшаго, ничѣмъ не угасимаго пожара, вспыхнувшаго ночью съ ужасною силою. Первою его добычею была Спасская церковь, ближайшая къ башнѣ; потомъ, пожаръ, распространяясь по деревяннымъ бланкамъ, свирѣпо обхватилъ ближайшіе дома. Король предложилъ гарнизону сдаться для спасенія отъ лютой смерти. Но, мужественные Россіяне, не взирая на свое несчастіе, соглашаясь на предложенія Короля еще предлагали и свои условія, которыя никакъ не могли быть приняты побѣдителями, не имѣвшими въ этомъ надобности. Замойскій послалъ объяснить имъ всю неумѣстность ихъ требованій, что въ отчаянномъ, подобномъ ихъ положеніи, они не могутъ и не имѣютъ права предлагать никакихъ условій, что добровольная сдача предложена имъ лишь по человѣколюбію. Междутѣмъ, обозная чернь, побуждаемая жаждою добычи, стала толпами собираться у Замковаго вала. Видъ этой черни, обозной сволочи — не участвовавшей ни въ трудахъ, ни въ опасностяхъ осады — начавшей уже толпами взбираться на стѣны крѣпости, привелъ въ изступленіе Венгровъ, давно уже питавшихъ жажду мщенія противъ Россіянъ за жестокости ихъ съ плѣнными въ Полоцкѣ; жажду, не насыщенную ни въ Полоцкѣ, ни въ Сушѣ, ни въ Усвятахъ, ни въ Велижѣ, откуда самъ Король увольнилъ Россіянъ. Венгры бросились въ замокъ. Къ счастію, Замойскій еще заблаговременно послалъ прикрытіе для воеводъ и прочихъ, спасавшихся изъ крѣпости: огонь быстро приближался къ пороховому погребу и — вскорѣ последовалъ ужаснѣйшій взрывъ, разметавшій по воздуху всѣхъ и все, что только было въ крѣпости (6 сентября). Велѣвъ погрести мертвыхъ, Король составилъ планъ укрѣпленіямъ Великихъ Лукъ, и поручилъ исполненіе его Итальянцу Рудольфинѣ. И теперь главною причиною неудачи Россіянъ было нерѣшительность и неискусство ихъ воеводъ. Такъ Московское войско, стоявшее подъ начальствомъ Хилкова у Торопца, не только не сдѣлало ни малѣйшаго движенія, дабы хотя потревожить осаждающихъ; но еще малодушно разсѣялось при встрѣчѣ съ легким отрядомъ Королевскаго войска въ виду самого Торопца.
Еще изъ Усвятъ Стефанъ послалъ Полоцкаго воеводу Николая Дорогостайскаго къ Невелю, расположенному надъ озеромъ, обливающими его съ трехъ сторонъ. Неопытное войско, никогда не участвовавшее въ осадѣ крепостей, дѣйствовало крайне неуспѣшно; ибо не умѣя избрать приличнаго мѣста, вздумало начать осаду съ той стороны, съ которой именно замок защищенъ былъ наиболѣе; къ тому же тамошній гарнизонъ, частыми вылазками наносилъ осаждавшимъ чувствительныя потери. Осада длилась и осаждающіе обратились наконецъ и сами въ осажденныхъ среди собственныхъ окоповъ. По всѣмъ соображеніямъ, Король не могъ оставить этого замка въ рукахъ Росссіянъ. Пославъ сперва на помощь Литовцамъ 500 человѣкъ изъ Чернаго полка, потомъ отправилъ туда же Япа Борнамиссу съ Венграми и наконецъ даже самого Замойскаго, узнавшаго уже на походѣ о покореніи Невеля. Борнамисса, прибывъ на мѣсто, сперва наступательными дѣйствіями принудилъ гарнизонъ заключиться в замкѣ; потомъ, приблизившись къ нему окопами, зажегъ его калеными ядрами. Коль скоро показался пожаръ, то гарнизонъ, не взирая на сопротивленіе своихъ воеводъ, положилъ оружіе. Огонь поспѣшно потушенъ и замокъ неповрежденный, со всѣми запасами, достался побѣдителямъ.
Для удержанія за собою покоренной страны, Стефану оставалось еще завладѣть двумя сосѣдственными замками Торопцемъ и Заволочьемъ, по крайней мѣрѣ послѣднимъ. Охраненіе Велижа, Усвятъ и Великихъ Лукъ предвѣщало огромныя трудности, тѣмъ болѣе, что Московскіе гарнизоны въ Торопцѣ и Заволочьѣ, не только могли бы лишить ихъ всякаго продовольствія; но, еще болѣе, получивъ подкрѣпленіе изъ Россіи, могли бы снова завладѣть ими. Къ тому же, поселяне оказывали явные признаки непріязни къ побѣдителямъ. Вособенности живо безпокоило Короля Заволочье, которое, находясь на пути къ Пскову, служило бы большею помѣхою для будущаго, предполагаемаго Баторіемъ на Псковъ, похода. Междутѣмъ, завладѣніе Заволочьемъ казалось если не невозможнымъ, то весьма сомнительнымъ: сильный замокъ, съ многочисленнымъ гарнизономъ, построенъ былъ на островѣ среди озера; къ тому же съ Октябремъ наступила мокрая и холодная осень. Потому, Король, выѣзжая в. Невель и посылая къ Заволочью Замойскаго, предоставилъ собственному его усмотрѣнію: осадить замок, или, по соображенію трудностей, возвратиться назад.
Вслѣдъ за королемъ поѣхали въ Невель и послы Іоанновы, находившіеся при немъ безотлучно со дня прибытія. Во ожиданіи извѣстій отъ Замойскаго, Стефанъ придержался нѣкоторое время въ Невелѣ, куда наконецъ возвратились изъ Москвы съ письмами и инструкціями отъ Іоанна гонцы королевскій и посольскій, посланные въ Москву изъ подъ Великихъ Лукъ. Царь писалъ Баторію, что видя его рѣшительное намѣреніе владѣть Ливонією, считаетъ нужнымъ пояснить ему свои древнія природныя права на нее, и доказывалъ ихъ тѣмъ, что происходя по прямой линіи отъ Святослава Мстиславича, назывававшагося до принятія христіанства Юргомъ, и основавшаго въ сѣверной Ливоній городъ Юрьевъ, переименованный Нѣмцами въ Дерптъ, онъ имѣетъ всѣ права на обладаніе всею Ливонією. Условія для заключенія мира предлагали слѣдующія; дозволяя Баторію совмѣстно съ нимъ носитъ титулъ Ливонскаго, уступалъ ему четыре замка, изъ которыхъ важнѣйшій Кокенгаузенъ; лишь бы только Король возвратилъ, въ замѣнъ ихъ, съ своей стороны, Великія Луки, Велижъ и Невель. Послы, получившіе особую инструкцію, просили Короля о дозволеніи вести переговоры съ Сенаторами. Совѣщались три дня; Бояре уступали еще нѣсколько замковъ, исключая Динабурга; наконецъ объявили, что инструкціи ихъ истощены. Имъ позволено слѣдовать за Королемъ въ ожидании новыхъ изъ Москвы (237).
Междутѣмъ, Замойскій чрезъ страну открытую и ровную пришелъ къ Заволочью, лежащему на пути изъ Великихъ Лукъ къ Пскову. Самый городъ сожженъ Русскими еще во время похода Баторіева на Великія Луки, остался только одинъ замокъ сильно укрепленный, построенный среди озера на островѣ и сообщавшівся съ городомъ посредствомъ моста, тоже уничтоженнаго. Осадное войско расположилось на полуостровѣ, въ виду котораго высился всѣмъ фасомъ сильный замокъ, съ тремя башнями, обнесенный двойною стѣною, занятый сильнымъ гарнизономъ, подъ начальствомъ мужественнаго Сабурова. Возвевъ противъ башенъ замка батареи, Замойскій приказалъ сдѣлать плотъ, на которомъ, переправилъ войско на замковый островъ. Венгры съ обычною горячностью бросились на приступъ, вырубивъ топорами первую стѣну, бросились ко второй и — вопреки приказанію Замойскаго: палить отсюда по амбразурамъ — начали рубить и ее также. Гарнизонъ смѣлою вылазкою отбилъ ихъ съ чувствительным урономъ. Со всѣмъ тѣмъ, Замойский, донося обо всемъ откровенно Королю, увѣрялъ его въ успѣшномъ исходѣ осады.
Стефанъ, отправивъ въ помощь ему 900 Польской конницы и 1000 Венгерской пѣхоты, выѣхалъ изъ Невеля въ Полоцкъ, гдѣ, сраженный страшною болѣзнію (238) — которая перешевъ изъ Азіи въ Европу, опустошила Францію и Италію, откуда занесена была въ Литву и Польшу — заболѣлъ опасно.
Не смотря на все — на мужество гарнизона, на неприступность замка, на позднее осеннее время — паденіе Заволочья было неизбежно. Войско, видѣвшее однѣ побѣды, не думало объ отступленіи. Плотъ расширенъ вдвое и удлиненъ тоже, устроены лодки и направленъ новый съ двухъ сторонъ приступъ на замокъ, котораго междутѣмъ громили изъ всѣхъ орудій по фасу. Гарнизонъ, послѣ самой упорной защиты, сдалъ замокъ Замойскому, могшему не безъ основанія гордиться покореніемъ неприступной крѣпости. Занявъ ее Венгерскимъ войскомъ, Замойскій возвратился въ Литву — чѣмъ и заключились военныя дѣйствія 1580 года. Войско изнемогало отъ трудовъ; самъ Король лежалъ больной въ Полоцкѣ, и еще съ блѣднымъ лицемъ явился на сеймъ Варшавскій.
1581-й годъ.
Россія казалась слабою, почти безоружною, имѣя до восьмидесяти становъ воинскихъ, наполненныхъ снарядами и людьми ратными, имѣя сверхъ того многочисленныя воинства полевыя, готовыя устремиться на битву! Воеводы, смятенные нерѣшительностію Царя, сами опасались дѣйствовать рѣшительно, посылали отряды для наблюденія, для защиты границъ, и только однажды дерзнули вступить въ непріятельскую землю: князья Михаилъ Котыревъ Ростовскій, Димитрій Хворостининъ, Щербатой, Турепинъ, Бутурлинъ, соединясь въ Можайскѣ, ходили къ Дубровнѣ, Оршѣ, Шклову (Чклову), Могилеву, Радомлю; выжгли уѣзды и посады этихъ городовъ, разбили Литовцевъ подъ стѣнами Шклова, гдѣ въ самыхъ воротахъ палъ мужественный воевода Бутурлинъ, и провели въ Смоленскъ множество плѣнниковъ: Іоаннъ далъ имъ золотыя медали; но не ободрился въ духѣ.
Послѣ сейма Король выѣхалъ въ Гродно, гдѣ встрѣтилъ его гонецъ царскій съ письмомъ отъ Іоанна, извѣщавшаго о выѣздѣ къ нему великихъ пословъ, которые въ самомъ дѣлѣ скоро прибыли. Бояре уступали уже всю Ливонію, удерживая лишь Нарву, Нейшлосъ, Нейгаусъ, Адеву и всю Полоцкую область. Но Король — соглашаясь возвратить Россіи всѣ прошлогоднія завоеванія, кромѣ Велижа и Себѣжа — послѣдній или уступить Польшѣ или срыть, въ послѣднемъ случаѣ Король съ своей стороны обязывался срыть Дриссу — требовалъ отъ Іоанна еще 400,000 злотыхъ за военныя издержки; о чемъ дозволилъ посламъ писать къ Царю.
Изъ Гродна Стефанъ выѣхалъ въ Дисну, гдѣ только впервые узналъ о нападеніи Московскихъ Воеводъ на Могилевскій край, изъ Дисны прибылъ въ Полоцкъ, куда возвратился и гонецъ королевскій съ отвѣтомъ изъ Москвы. Послѣднее письмо царское совсѣмъ не походило на прежнія. Изъявивъ сожалѣніе, что Король не принялъ условій, предложенныхъ ему въ Невелѣ, Іоаннъ отказывалъ ему въ дальнѣйшихъ съ своей стороны уступкахъ.
Напрасно выставляешь — писалъ Царь — издержки на взятія Заволочья: развѣ я просилъ тебя объ этом? Какихъ требуешь оть меня денегъ, вспомни: развѣ я твой данникъ? Царь не соглашался ни на срытіе Себѣжа; ибо кто мог бы воспрепятствовать Королю со временемъ возстановить замокъ Дриссу? Іоаннъ злился за неприсланіе къ нему пословъ королевскихъ, за что и съ своей стороны обѣщалъ никогда не присылать своихъ. Укоряя Стефана за злохитростное созженіе Сокола какими-то огненными ядрами и въ лицемѣрной ласковости съ плѣнными, Іоаннъ выставлялъ нечеловѣческую жестокость и изувѣрство Стефаново, не щадившую даже и мертвыхъ (239); наконецъ поносилъ въ выраженіяхъ не совсѣмъ изысканныхъ, честь и личныя достоинства Стефановы.
Король приказалъ войску выступить изъ Витебска въ походъ на Псковъ. Завладѣвъ по пути Островомъ, войско Стефаново безпрепятственно пошло къ Пскову, и начало эту знаменитую осаду. Въ теченіе ея начались переговоры о мирѣ, прерываемые неоднократно — чрезмѣрными требованіями съ одной и неуступчивостію съ другой стороны — и снова возобновляемые. Наконецъ, въ брянномъ станѣ Баторія, заключено было десятилетнее перемиріе, отъ 6-го января 1582 г., по которому послы Іоанновы, Елецкій и Олферьевъ, отказались отъ Ливоніи, уступили и Полоцкъ съ Велижемъ; а Баторій согласился не требовать отъ Іоанна вознагражденіа за военныя издержки, и между прочимъ возвратилъ Іоанну Великія Луки, Заволочье, Невель, Себѣжъ, Холмъ, Островъ, Красный, Изборскъ, Гдовъ и всѣ другіе, занятые имъ Псковскіе пригороды. Такъ кончилась эта война трехлетняя, не столь кровопролитная, сколь несчастная для Россіи.
Не смотря на перемиріе нападенія и грабежи еще продолжались долгое время. Литовскіе воеводы силою занимали мѣста въ уѣздахъ Торопецкомъ, Луцкомъ, Велижскомъ; не было ясныхъ границъ между обѣими державами; обижали, безчестили Московскихъ чиновниковъ. Стефанъ въ ласковыхъ сношеніяхъ съ Царемъ, то находилъ жалобы его справедливыми - обязываясь немедленно унять дерзость Литовскихъ чиновниковъ — то винилъ Россіянъ, оправдывая своихъ — и принудилъ Іоанна послать на границу въ сентябрѣ 1583 г., 2000 Дѣтей Боярскихъ и стрѣльцевъ, чтобы защитить ея жителей отъ дальнѣйшихъ утѣсненій Витебскаго воеводы Паца, который даже основалъ новую крѣпостъ въ предѣлахъ Россійскихъ.
ПРИМѢЧАНІЯ[править]
204) Лѣсневольскій съ 1,500 поляками, укрѣпившись въ неприступномъ мѣстѣ, цѣлый день выдерживалъ аттаку 45,000 войска, которые, потерявъ 3,000 убитыми, наконецъ отступило. Это именно то самое дѣло, которымъ Іоаннъ, въ письмахъ къ Курбскому, попрекаетъ послѣдняго.
205) Въ хронографѣ Толстаго сказано что у царя было 400,000 войска!
206) Кояловичъ. Hist, Lit, 457.
207) Подъ начальствомъ Довойны командовали Янъ Глѣбовичъ, Григорій Голубицкій, Петръ Дорогостайскій, Есьманы, Корсаки и еще нѣкоторые дворяне Полоцкаго воеводства, прибывшіе сюда при первой вѣсти объ опасности, былъ и отрядъ Поляковъ подъ начальствомъ Вержхлинского Narb IX. 371
208) Стрыйков пишетъ, что Іоанновы Татары умертвили и монаховъ Бернардиновъ (?)
209) Въ Полоцкѣ въ этомъ же 1563 г, Іоаннъ повелѣлъ учредить архіепископію въ честь этого древняго княжества и храма Софійскаго. Бывшій святитель Суздальскій Трифонъ Ступишинъ, постриженникъ св. Іосифа Волоцкаго, принялъ санъ Полоцкаго архипастыря
210) Стрыйк пишетъ, что Шуйскій былъ изрубленъ, а Браденбахъ въ Hist. Belli Livon стр. 238. erat mortuus in puteo inventus. Первый увѣряетъ, что Литовцевъ было только 4,000 и Россіянъ 30,000, изъ которыхъ ушло только 3,000 раненыхъ. Браденбахъ говоритъ о 90.000 Россіянъ убитыхъ въ этомъ дѣлѣ, въ которомъ съ Литовской стороны пало будто бы только 20 человекъ. Въ выпискахъ Альбетранди изъ Ватиканской библ. находятся объ этомъ дѣлѣ письма Коммендони къ кардиналу Борромео изъ Варшавы.
211) Bradenb. 238
212) Жизнь кн Андр. Михайл. Курбскаго въ Литвѣ и на Волыни Кіевъ 1849 г.
213) Лит. Алекс. Нев. «іюля (1566 г) поставленъ бысть городъ Усвятъ Озерецково повѣту. Того же году дек. въ Полоцкомъ повѣтѣ по рѣкѣ по Дрысѣ, и Устыщевскаго устья городъ Соболь, отъ Полоцка 30 верстъ, отъ Себѣжа 70, отъ Дрысы 25, отъ Копца 13... Мѣсяца августа (1567 г.) поставленъ бысть въ Полоцком повѣтѣ за Двиною къ Виленскому рубежу на озерѣ на Сушѣ на острову, городъ; повелѣ же государь звати тотъ городъ Копіе, отъ Полоцка 70, верстъ, отъ Лепля 23, отъ Лукомля 20». Карамз. ІX пр. 223
214) Послы Московскіе Колычевъ и Нагой предлагали, чтобы 1) Полоцкая область со всѣми пригородами: Лепелемъ, Концемъ, Дрысою, Вороначемъ или Воронцомъ, Улою, Соколомъ до Витебска и Виленскаго рубѣжа осталась за Россіею, требовавшей и всей Ливоніи по правой сторонѣ Двины, — 2) Чтобы король именовалъ царя Полоцкимъ, Смоленскимъ и Ливонскимъ. Послы выѣхали изъ Гродна 19 августа.
215) Въ Лѣт. Алекс. Нев. 1565 г.. «іюля 12» писалъ изъ Смоленска бояринъ П. В. Морозовъ «приходили Литовскіе люди изъ Витебска и изъ Сурожика (Сурожа) въ Щуческую волость, Бирюлька да Суходольскій а съ ними 1,500 человѣкъ, и тѣхъ ваши побили и взяли князя Сергія Лукомскаго. А въ другомъ мѣстѣ. Литовскіе люди приходили въ Иванов. станъ, Мстиславцы и Кричевцы, въ головахъ Мстиславскій Хорунжій, а съ ними 1,200 человѣкъ, и тѣхъ побили іюня 17-го; писалъ изъ Рославля Ф. Образцовъ, что приходили Литовскіе люди Иванъ Лычко съ 700 чел. и тѣхъ на рубежѣ побили, и Лычка самаго взяли. «Писали изъ Полоцка бояринъ кн. Андрей, Ив. Ногтевъ, Ив. Воронцевъ, что посылали они за Литов. людьми, которые громили на Полоцкой дорогѣ... и по били ихъ за 40 верстъ отъ Полоцка, и голову ихъ Ив. Кота взяли. Кojalow 473. Narb. IX, 465.
216) Narb. IX, 430. Bielski. 622. Kajalow 478.
217) Акт. Арх. Экспед. І. № 275. Narb. IX, 436. Kojałow 483.
218) Но въ этомъ письмѣ не именовалъ Іоанна: Царемъ, Великимъ Княземъ Полоцкимъ и Смоленскимъ и Государемъ Ливоніи — титулами, которыхъ сильно домогался Іоаннъ; слѣдовально война была неизбежна.
219) Польскій писатель Жегота Онацевичъ предпринялъ важный трудъ переводъ на Польскій языкъ огромнаго сочиненія кардинала Альбетранди объ исторіи Польши, и въ 1849 г. издалъ весьма любопытное описаніе Альбстранди царствованій Генриха Валуа и Стефана Баторія: Albetrandiego panowanie Henryka Walezyusza i Stefana Batorego. Krakow 1849 г.
220) Тамъ же, стран. 102.
221) R. Heidensteinii: Secr. de Bel. Moschovit. Comment, въ Rorum. Moscov. Auct. 328.
222) Карамзинъ И. Г. Р.
223) Манифестъ, написанный по-латыни, кажется, самимъ Королемъ, переведенъ былъ на языки Польскій, Нѣмецкій и Венгерскій, чтобы понять былъ воинами этихъ націй, составлявшими Стефаново войско. Латинскій текстъ приводитъ Гвагнини въ Rerum Polonicarum T. I. pag. 203 и еще Sistorius въ своемъ собраніи актовъ III р. 118. Манифестъ замѣчателенъ еще какъ образецъ чистоты Латинскаго языка и слога.
224) Карамзинъ. И. Г. Р.
225) Albetrandi. стр 113-116.
226) Albetrandi, 116.
227) Тамъ же.
228) Карамзинъ И. Г. Р. — говоритъ, что въ полоцкѣ было мало войска; ибо Царь не ожидалъ сильнаго нападенія на Литовской границѣ думая, что театромъ непріятельскихъ дѣйствій будетъ Ливонія, Въ Разряд. кн.: « Въ Полоцкѣ воеводы худы, людей мало, ем. также Вивліоф. XIV, 361 Число войска Стефанова также неизвѣстно.
229) Изобрѣтеніе которыхъ приписываютъ самому Стефану, употребившему ихъ впервые при аттакѣ на Морской маякъ подъ Данцигомъ.
230) Тамъ же: « Полтескъ Король взялъ измѣною, потому что измѣнники Воеводы, что были худы, а милы имъ были жены.
231) Станиславъ Нахоловицкій топографъ при походной канцеляріи Баторія, сдѣлалъ карту Полоцкаго воеводства, о чемъ см. Карта военныхъ дѣйствій между Русскими и Поляками въ 1579 году и тогдашніе планы города Полоцка и окрестныхъ крѣпостей. Санктпетербургъ. 1837 г. и еще Журн. Мин. Нар. Пр. № 8. 1837 г. Первая ландкарта носитъ титулъ Descriptio Ducatus Polocensis. S. Pacholowiс. Ниже. Jan Baptista de Cavallariis Romae tipis aeneis incidebat. A. D. 1850. Вверху гербъ королевства Польскаго и гербъ Баторіевъ: волчьи зубы, въ честь которыхъ помѣщены стихи, написанные Тетрою. Вверху краткая исторія Полоц. княжества. Мѣстность и рѣки довольно вѣрны. Вторая карта: Obsidio et expagnatio munitiss, arcis Polocensis per Sereniss. Stephanum PoIoniae Regem. Ниже: Obsessa XI aug., capte XXX ejusd. anni M D. LXXIX; внизу: Polotia ex duabus arcibus superiore ac sclopetariorum oppidoq. Zapolota constans, ila situ loci propugnaculis ac in primis bombardorum apparatn, pulvere, globis, commeata, militam praesidio munita et instructa, ot merito non Moschoviac sed totius Septemtrionis firmissimum propugnaculum. existimaretur, obsessa a Serenissimi Poloniae Rege Stephano Augusti XI et Moschis strenue defendentibus. erepta XXIX ejusd. An. D-i MDLXXIX. Прочія шесть картъ представляютъ планы и виды крепостей Туровли, Ситны, Козіанъ, Краснаго, Суши и Сокола.
232) Бѣльскій, на основаніи общепринятой молвы, говоритъ, что какой-то котляръ, Львовскій уроженецъ, котораго Нѣсецкій называетъ Вонсомъ (Was) успѣлъ съ котельчикомъ, наполненнымъ раскаленными угольями, подкрасться подъ башню, и зажечь се. Достовѣрность этого событія подтверждается еще тѣмъ, что онъ, будучи возведенъ за этотъ подвигъ въ дворянское достоинство, названъ Полотынскимъ, и пожалованъ гербомъ, изображеніе котораго имѣетъ связь съ описываемымъ событіемъ.
233) Zegoty Onacewicza: Albetrandiego panowanie Henryka Walezyusza i Stefana Batorego. Kraków. 1849 r. 88-123
234) Невельское озеро во время Баторія называлось Витовтовымъ. Въ части Рогачевскаго уѣзда, смѣжной съ Минскою губернією, поселяне еще и теперь указываютъ Витовтову дорогу, обозначающуюся гатами по болотамъ, просѣками въ лѣсахъ, и многими урочищами, какъ напр, колодцами, называемыми Витовтовыми. Баторія, Бѣлоруссы называютъ Батурою. Близъ Невеля у деревни Гульцяевъ, гдѣ живутъ Панцырные бояре, подъ Межевомъ на полуостровѣ озера Нещерды, находятся и нынѣ слѣды мостовъ и накатовъ, проложенныхъ по болотамъ чрезъ лѣса дремучіе, которые народъ и донынѣ именуетъ Баторинскими мостами; на границѣ уѣздовъ себѣжскаго и Невельскаго есть село Баторино. Подъ Полоцкомъ мѣсто на Двинћ, гдѣ переправился Баторій, и до нынѣ называется Баториномъ. Въ Борисовскомъ уѣздѣ есть урочище, называемое Станъ-Король: мѣсто, гдѣ отдыхалъ и обдалъ Стефан Баторій. О слѣдахъ Витовтовыхъ дорогъ въ Минской губерніи см. у Eust. Tyszkiewicza: Zarys powiatu Borysowskiego etc
235) В Леппел. уѣздѣ Витеб. губ.
236) Для спасенія этого древняго дипломатическаго обычая послы Іоанновы, прибывъ въ Суражъ, старались подкупить тамошнихъ королевскихъ чиновниковъ, чтобы они силою доставили ихъ къ Стефану.
237) Послѣ взятія Невеля только одно Езерище оставалось еще въ рукахъ Россіянъ, но тамошній гарнизонъ, во время пребыванія Короля въ Невелѣ, стѣсненный со всѣхъ сторонъ, избѣгая безполезнаго кровопролитія, сдалъ замокъ добровольно Виленскому воеводѣ Радзивиллу, который и принялъ его именемъ Короля
238) Если Гейденштейново описаніе этой болѣзни
вѣрно, то она была не что иное, какъ грипъ.
Во все
время болѣзни, продолжавшейся до весны, Король
находился в Полоцкомъ Спасскомъ монастырѣ.
239) Поводъ къ этому слѣдующій. Въ то время въ Европѣ и вособенности въ Германіи господствовало мнѣніе, что жиръ человѣческій имѣетъ способность исцѣлять тяжкія раны. Нѣмцы, служившіе въ войскѣ Баторія, дѣйствительно вырѣзывали у нѣкоторыхъ мертвыхъ жиръ, конечно безъ вѣдома Короля, а тѣмъ болѣе его приказанія.