По направленію къ аулу Меана, около котораго расположенъ постъ того же названія, мѣстность, постепенно понижаясь, переходитъ въ равнину разстилающуюся на огромномъ пространствѣ до конца горизонта. Здѣсь снова начинается пустыня, среди которой по дорогѣ встрѣчается оазисъ около незначительнаго ручья, протекающаго черезъ аулъ Меана. Совершенно гладкая, какъ столъ, равнина утомляетъ до крайности своимъ однообразіемъ, поэтому всю дорогу мы, не обращая вниманія на эту унылую картину, занимались разговорами. Словоохотливый приставъ Н. съ особою любезностью крайне охотно удовлетворялъ наше любопытство. Изрѣдка передъ нами виднѣлись заросли какъ будто мертваго саксаула и темно-зеленаго гребенщика. Узловатыя вѣтви перваго казались какъ будто высохшими на солнцѣ. Дерево это, имѣющее необычайную твердость, годится лишь на топливо, давая огромную, благодаря своей плотности, теплоту. Корни же его, какъ будто узлы, тянутся подъ землею совершенно закрытые особою корою въ тѣхъ видахъ, чтобы не подвергаться дѣйствіямъ жаровъ. Заросли же гребенщика разнообразили унылую картину, рѣзко выдѣляясь среди темно желтой сожженной солнцемъ почвы. Жара между тѣмъ все увеличивалась и уже къ 11-ти часамъ утра сдѣлалась невыносимою. Небольшая группа разстительности давно была намъ видна, но растояніе до нея казалось не уменьшалось. Лишь проѣхавъ еще часа два, мы наконецъ подъѣхали къ аулу Меана, недалеко отъ котораго виднѣлась группа текинцевъ съ аульнымъ старшиною во главѣ, вышедшихъ навстрѣчу генералу. Аульный старшина, высокій сѣдобородый текинецъ, съ желтыми погонами урядника туркменскаго, конно-ирегулярнаго дивизіона, поднеся хлѣбъ-соль, просилъ въ то же время сдѣлать ему честь и заѣхать къ нему въ гости.
Спустя четверть часа подъ тѣнью нѣсколькихъ таловыхъ деревьевъ, мы расположились на богатомъ текинскомъ коврѣ, разостланомъ по землѣ. Невдалекѣ отъ насъ на треногомъ таганѣ варилась въ огромномъ котлѣ шурпа (супъ) изъ баранины. Тутъ же грѣлась вода для чая въ чугунныхъ высокихъ кувшинахъ, называемыхъ кунганами. Зной палящаго солнца казался гораздо меньше послѣ первой же чашки чая, предложеннаго радушнымъ хозяиномъ. Нѣсколько взрѣзанныхъ арбузовъ и дынь лежали около насъ, соблазняя своимъ ароматомъ.
— Для гостя барана рѣзалъ, сейчасъ готовъ будетъ, сообщилъ намъ старшина, усаживаясь лишь послѣ приказанія генерала на землю.
— Хорошій баранъ, жирный,—соблазнялъ онъ насъ, подавая плоскія большія чашки съ кусками душистой вкусной баранины, которой всѣ сейчасъ же, несмотря на жару и усталость, отдали должную честь.
По обычаю туркменъ принято каждаго гостя принимать и угощать по мѣрѣ возможности, при чемъ для встрѣчи особенно почтеннаго гостя обязательно зарѣзать барана на угощеніе. Гостепріимство очень развито среди туркменъ, и на гостя принято смотрѣть какъ на посланнаго Богомъ. Причины, способствовавшія развитію гостепріимства, заключаются главнымъ образомъ въ томъ, что мужское населеніе почти цѣлые дни совершенно свободно, такъ какъ всѣ домашнія работы возлагаются на женщинъ и этотъ избытокъ времени породилъ невольное стремленіе заполнить хоть чѣмъ-нибудь свой досуги. Если же къ этому добавить, что каждый кочевникъ особенно интересуется всякими новостями, то будетъ понятно то чувство особеннаго удовольствія, съ которымъ встрѣчали каждаго гостя, какъ вѣстника всякихъ новостей.
Аульный старшина, степенно важный по манерамъ, носилъ на себѣ отпечатокъ военной выправки, полученной имъ во время службы въ туркменскомъ дивизіонѣ. Долго былъ на военной службѣ, старшина—обратился генералъ къ старику?
Тотчасъ же вставъ съ мѣста и въ знакъ почтенія, приложивъ правую руку къ сердцу, старшина довольно правильнымъ русскимъ языкомъ отвѣтилъ, что прослуживъ въ дивизіонѣ всего пять лѣтъ, причемъ послѣднихъ два года состоялъ въ званіи урядника, съ которымъ и уволенъ отъ службы.
— На какихъ собственно основаніяхъ существуетъ этотъ дивизіонъ?—спросилъ одинъ изъ собесѣдниковъ.
— А видите-ли быстро заговорилъ капитанъ Н. видимо нелюбившій долго сидѣть молча. Туркменскій конно-ирегулярный дивизіонъ, сформированный въ началѣ, какъ милиція, въ составѣ 30-40 человѣкъ, переформированъ былъ въ сотню, а лѣтъ 9—10 тому назадъ въ дивизіонъ. Комплектуется онъ туркменами, желающими служить въ немъ добровольно. Каждый изъ нихъ даетъ обязательство прослужить всадникомъ въ дивизіонѣ два года и по окончаніи этого срока можетъ по желанію или далѣе продолжать службу или же быть уволеннымъ. Во время состоянія въ дивизіонѣ всѣ всадники должны имѣть собственную верховую лошадь. Отъ казны же имъ дается винтовка и жалованье по 25 рублей въ мѣсяцъ, на которое они должны также содержать и свою лошадь. Охотниковъ служить въ дивизіонѣ всегда масса. Это хорошая воинская часть, сидящая на отличныхъ коняхъ. Служба всадниковъ совершенно та же, что и нашихъ казачьихъ частей. Офицеры же въ дивизіонѣ частью назначаются изъ кавалерійскихъ полковъ, а частью производятся изъ тѣхъ же всадниковъ безъ экзамена въ офицеры милиціи. Вообще туркмены представляютъ собою прекрасный матеріалъ для комплектованія нашей кавалеріи. По своему характеру и вѣками усвоеннымъ понятіямъ, это народность, особенно желательная въ рядахъ нашей арміи. Поэтому уже въ сущности пора ввести среди нихъ общую воинскую повинность комплектуя ими этотъ же дивизіонъ, который тогда лишь придется развернуть въ полкъ.
Проговорилъ долго о всевозможныхъ вопросахъ, касавшихся области, мы тутъ же легли отдыхать, убаюкиваемые тихимъ брянчаніемъ струннаго инструмента, имѣвшаго видъ домры. Тихіе, мелодичные, но однообразные звуки туркменской мелодіи разносились далеко въ тишинѣ. Южная ночь уже наступала. Ярко сіяли звѣзды на прозрачномъ небосклонѣ. Край луны, освѣщая всѣ окрестности мягкимъ блѣднымъ свѣтомъ, медленно начала появляться на горизонтѣ. Гдѣ-то невдалекѣ около самаго аула слышался тихій лай шакаловъ. Съ разсвѣтомъ мы были уже снова въ сѣдлахъ, направляясь по равнинѣ къ посту Чаача. Снова передъ нами во всѣ стороны разстилалась безбрежная, сожженная солнцемъ раввина. Поднимая облака пыли, несся намъ на встрѣчу южный горячій вѣтеръ, затрудняя дыханіе и не давая возможности нашимъ конямъ держать правильное направленіе. Сидя бокомъ на сѣдлѣ и укрываясь отъ летѣвшихъ по вѣтру массъ песчинокъ, мы всѣ скоро пришли въ самое отвратительное настроеніе, особенно когда солнце стало припекать насъ, безъ всякаго милосердія. Всѣ сердито ворчали себѣ подъ носъ, посылая всякія ругательства по адресу вѣтра.
— Хорошо, что въ здѣшнихъ мѣстахъ грунтъ довольно твердый, такъ еще можно терпѣть,—заговорилъ докторъ, кутаясь въ полотняный бѣлый башлыкъ, а дальше около Тахтабазара если бы попасть въ такой вѣтеръ такъ просто хоть караулъ пришлось бы кричать. Съ пескомъ шутки плохія. Когда въ песчаныхъ барханахъ поднимается вѣтеръ, такъ живо можно Богу душу отдать. Песокъ мететъ съ страшною силою, перебрасывая цѣлыя песчаныя горы съ мѣста на мѣсто. Пока есть силы лошади идутъ, а выбьются, такъ только и остается, что лечь на землю и умереть. Занесетъ вѣдь моментально пескомъ. Бываетъ что и туркмены, сбившись съ дороги, погибаютъ въ этомъ безбрежномъ морѣ песку, среди котораго, если нѣтъ звѣздъ на небѣ, такъ даже нѣтъ никакой возможности оріентироваться. Песчаные холмы всѣ совершенно одинаковы и похожи другъ на друга, поэтому разъ попали въ такой случай и сбились—значитъ конецъ.
Жара, между тѣмъ, казалось, увеличивалась. Кожа на лицѣ и рукахъ, раздражаемая попадавшими песчинками, ныла нестерпимо. Во рту и горлѣ чувствовалась какая то особенная сухость, которую не могли даже уничтожить глотки воды, выпивавшіеся нами изъ бутылокъ съ водою, притороченныхъ по сторонамъ каждаго сѣдла. Обшитыя солдатскимъ сукномъ, періодически смачиваемымъ тою же водою, бутылки эти, подвергаясь дѣйствію вѣтра понижали температуру воды. При частомъ смачиваніи поверхности такая вода можетъ сдѣлаться буквально ледяною. Большую часть дня мы испытывали дѣйствіе вѣтра и лишь подъ вечеръ, съ большимъ трудомъ сдѣлавъ по этой безводной пустынѣ съ небольшимъ пятьдесятъ верстъ, добрались до поста Чаача, виднѣвшагося группою своихъ построекъ у склона горнаго хребта.
— Посмотрите-ка, издали Чаача кажется порядочнымъ поселкомъ — такъ много сгрупировано тутъ построекъ, а подъѣдете близко, такъ окажется, что кромѣ дома поста ничего нѣтъ. Всѣ остальныя будки, домики, сараи, это остатки бывшаго здѣсь въ 1898 г. противочумнаго пункта. Когда была чума въ Индіи и частью въ Афганистанѣ, а затѣмъ и у насъ въ кишлакѣ Анзопѣ, Самаркандской области, такъ была образована особая комиссія, подъ предсѣдательствомъ Его Императорскаго Высочества принца Ольденбургскаго для борьбы съ чумною заразою. Комиссія эта выстроила на границѣ цѣлый рядъ карантинно-врачебныхъ противочумныхъ пунктовъ, съ нужнымъ персоналомъ врачей и огромнымъ имуществомъ. Пункты эти были размѣщены въ особыхъ временныхъ постройкахъ, въ томъ числѣ и въ Чаача. Здѣсь были устроены приспособленія для дезинфекціи, продовольствія и леченія значительнаго количества людей, прибывающихъ къ намъ изъ Персіи. Просуществовали эти пункты года полтора—два, а затѣмъ были закрыты. Постройки безъ ремонта приходили въ упадокъ и разваливались; имущество также сдѣлалось негоднымъ. Теперь въ одномъ изъ этихъ домиковъ помѣщается переходный таможенный пунктъ и живетъ управляющій таковымъ—старый отставной маіоръ. Интересный въ своемъ родѣ человѣкъ.
Временное помѣщеніе, въ которомъ жилъ маіоръ, представляло собою небольшой досчатый баракъ, сбитый изъ досокъ, въ широкія щели которыхъ свободно влеталъ вѣтеръ пустыни, внося съ собою массу пыли, ложившейся густымъ слоемъ на всѣхъ предметахъ, составляющихъ обстановку помѣщенія. Радушный, но совершенно отвыкшій отъ людей, хозяинъ приложилъ все свое стараніе, чтобы размѣститъ своихъ гостей поудобнѣе въ этомъ тѣсномъ и неуютномъ домикѣ, который вдобавокъ ко всему еще былъ весь какъ будто источенъ какими-то насѣкомыми. Древесная пыль лежала толстымъ слоемъ на всѣхъ выступахъ и каждая доска обшивки была покрыта сплошнымъ узоромъ дырочекъ.
— Это термиты, удовлетворилъ наше любопытство маіоръ. Насѣкомое, имѣющее отдаленное сходство съ муравьемъ, но летающее, благодаря парѣ крыльевъ, имѣющихся на спинѣ. Термиты — это бичъ здѣшнихъ мѣстъ. Во всей области болѣе страшнаго врага, разрушающаго постройки, найти нельзя. Нѣтъ такой вещи изъ дерева, бумаги, шерсти, которую бы ни уничтожали полчища этихъ насѣкомыхъ. Цѣлыя бревна ими истачиваются въ теченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ и при этомъ иногда снаружи даже не видно никакихъ слѣдовъ, за то внутри остается лишь одна труха. Бываютъ иногда случаи, что крыши обрушиваются на домахъ, совершенно незамѣтно испорченныя этими насѣкомыми“.
— Неужели вы здѣсь и зиму прожили, маіоръ, заинтересовался докторъ, присматриваясь все время къ обстановкѣ совершенно лѣтняго помѣщенія.
— Какъ же, прожилъ, утвердительно закивалъ маіоръ головою…
— И даже, если хотите, недурно прожилъ. Холодновато только порою бывало, а такъ въ общемъ ничего.
Съ невольнымъ изумленіемъ мы еще разъ осмотрѣли баракъ удивляясь этой замѣчательной непритязательности… Съ чѣмъ только не мирится русскій человѣкъ когда нужно!
Противъ поста Чаача находится персидскій аулъ Чаача, черезъ который ведется довольно значительная торговля. Караваны направляются на Душакскую таможню. Извиваясь, протекаетъ около Чаача небольшой ручей, но растительность имѣется лишь около персидскаго Чаача.
Отъ Чаача до Ясы-Тепе идетъ все та же равнина, до того ровная, что на пространствѣ свыше 90 верстъ не видно никакой даже самой незначительной складки мѣстности. Гладкая поверхность земли имѣетъ видъ утрамбованнаго тока. Полное отсутствіе воды дѣлаетъ этотъ переходъ очень затруднительнымъ, поэтому, чтобы избѣжать дневную жару, мы выѣхали съ наступленіемъ ночи и всю ночь, шагъ за шагомъ, плелись, покачиваясь въ сѣдлахъ и частенько клюя носомъ. Вѣтеръ давно уже стихъ, но раскаленный воздухъ и согрѣтая солнцемъ почва давала себя чувствовать. Освѣщенныя свѣтомъ луны, наши фигуры верхомъ на лошадяхъ бросали огромныя тѣни, скользившія по поверхности земли. Пройдя половину перехода, мы остановились бивакомъ въ мѣстности называемой Кальгаузомъ, около значительной ямы, наполненной дождевою водою, которая, собираясь въ этой впадинѣ въ теченіи весеннихъ дождей, сохраняется въ ней вплоть до половины іюня. Лишь при полномъ отсутствіи воды и страшной жаждѣ, вызванной палящимъ солнцемъ, возможно употреблять эту воду, имѣющую какой то особенно противный, гнилой вкусъ. Хорошо, что свѣтъ луны, серебря поверхность этого маленькаго пруда, не далъ въ то же время возможности разсмотрѣть цвѣтъ воды, бывшій, какъ надо полагать, далеко непривлекательнымъ. Даже уставшіе и томимые жаждой кони наши, сдѣлавъ два три глотка воды изъ ямы уныло отворачивались и били копытами землю, какъ бы высказывая свой протестъ противъ подобнаго питья. Лишь неприхотливыя овцы въ состояніи пить ее и поэтому Кальгаузская яма въ началѣ лѣта осаждается стадами кочевниковъ, пасущихся на равнинѣ, пока солнце не выжжетъ травы на ней.
Разведя костеръ и сосредоточенно смотря на огонь, извивавшійся по горящимъ кускамъ саксаула, мы всѣ легли тутъ-же невдалекѣ на буркахъ. Докторъ ворочался съ боку на бокъ и разворчался не на шутку.
— Положительно нѣтъ никакой возможности заснуть на такой чудной постели, а я, право бы, заснулъ съ удовольствіемъ, говорилъ онъ, выбирая болѣе удобное положеніе“.
— Въ пескахъ лучше, тамъ хоть, по крайней мѣрѣ, бока не такъ болятъ. Вѣдь это все равно, что на камняхъ спать,—постучалъ онъ по твердому грунту.
— Да еще здѣсь, чего добраго, каракуртъ укуситъ. Говорятъ, по этимъ мѣстамъ ихъ встрѣчается очень много.
— Что такое каракуртъ, про котораго вы упоминаете?
— Да, какъ вамъ сказать, это въ сущности не большой, но страшно ядовитый паукъ чернаго цвѣта, покрытый сверху какъ будто волосами. Весною его укусъ смертеленъ даже для верблюда, на овцу же ядъ его не дѣйствуетъ. Но за то и каракуртъ въ свою очередь боится овцы, которая обыкновенно, говорятъ, съѣдаетъ его съ большимъ удовольствіемъ. Для человѣка каракуртъ является очень опаснымъ врагомъ, такъ какъ укусъ его безусловно смертеленъ.
Спать не хотѣлось и поэтому всѣ молча смотрѣли на огонь.
— Это, вѣрно, бояръ, что человѣкъ умираетъ, если его укуситъ каракуртъ, заговорилъ одинъ изъ джигитовъ сидѣвшихъ около насъ, только каракуртъ умнаго человѣка никогда не укуситъ. Умный человѣкъ всегда убережется отъ него — кошму постелетъ или что другое. Каракуртъ боится всего, что бараномъ пахнетъ. Ну, а глупый человѣкъ не то. Глупаго человѣка можетъ и звѣрь и всякое животное укусить, потому что онъ не думаетъ какъ и что нужно сдѣлать, чтобы этого не было. У насъ про глупыхъ людей есть сказка…
— Какая сказка. Разскажи Анна — Гельды, — заинтересовался докторъ“.
— Вы не можете себѣ представить, какъ интересны по своему содержанію бываютъ у нихъ сказки, — обратился онъ къ намъ.
Джигитъ выдвинулся впередъ, погладилъ свою сѣдую бороду, собираясь съ мыслями и затѣмъ тихимъ голосомъ немного на распѣвъ началъ:
— Давно, очень давно жили въ старомъ Рухнабадѣ восемь друзей изъ которыхъ семерыхъ звали Магометами и одного Али. Всѣ они занимались плотничьимъ мастерствомъ, изготовляя арбы и сбывая ихъ на базарѣ. Изъ нихъ Али работалъ лучше и оканчивалъ одинъ въ день арбу, а всѣ семеро Магометовъ одну въ день; завидуя успѣху Али, они однажды въ отсутствіе его сговорились и сожгли у него только—что оконченную арбу.
Возвратившись Али нашелъ отъ своей арбы только одни угли. Опечаленный этимъ онъ, немного подумалъ и собравъ угли въ мѣшокъ, рѣшилъ продать ихъ на базарѣ. Во время дороги онъ встрѣтился съ купцомъ, который, увидя человѣка съ ношей, остановился и спросилъ, что онъ несетъ въ мѣшкѣ. Али отвѣтилъ, что онъ несетъ золото продавать. Купецъ, желая узнать цѣну, спросилъ его, что онъ возьметъ за весь мѣшокъ. Немного подумавъ, Али отвѣтилъ: промѣняю его тебѣ на 20 верблюдовъ, если хочешь. Рѣшивъ, что сдѣлка выгодна, купецъ, захотѣлъ лишь посмотрѣть на него, но Али сказалъ, что при дневномъ свѣтѣ золота смотрѣть нельзя, ибо оно можетъ превратиться въ угли и что его можно вынимать изъ мѣшка сколько угодно, а въ мѣшкѣ даже не будетъ видно убыли, но только это нужно дѣлать въ темномъ мѣстѣ. Прельстившись этимъ неистощимымъ богатствомъ, чтобы еще больше разбогатѣть, купецъ рѣшилъ промѣнять на мѣшокъ съ золотомъ свои 20 верблюдовъ и, взявши у Али драгоцѣнный мѣшокъ, взвалилъ его на плечи и немедля ушелъ, боясь, чтобы Али не раздумалъ, но Али, въ свою очередь, съ тѣми же самыми мыслями быстро сѣлъ на верблюда и направился обратно къ своему дому.
Магометы, увидя его, ведущаго большой караванъ, стали узнавать, гдѣ именно онъ могъ пріобрѣсти столько верблюдовъ и какимъ образомъ. Али тогда объяснилъ имъ, что на базарѣ на столько дороги угли, что 20 верблюдовъ дали ему лишь за одинъ мѣшокъ. Не подозрѣвая въ этомъ объясненіи обмана, Магометы рѣшили сжечь свои арбы и послѣдовать примѣру Али. Явившись каждый съ мѣшкомъ углей на базаръ, Магометы начали съ навязчивостью предлагать ихъ желающимъ промѣняетъ на 20 верблюдовъ. Люди, увидя такую глупость Магометовъ, только смѣялись, а базарные стражники прогнали ихъ палками съ базара. Возвратившись съ пустыми руками домой, Магометы страшно разсердились на Али, и, не заставъ его дома, накинулись всѣ на его мать, которую и убили. Вернувшись домой и найдя свою мать мертвою, Али сильно загоревалъ, но потомъ придумалъ слѣдующій выходъ: одѣвъ трупъ въ богатое платье и посадивъ на верблюда, онъ отправился въ путь.
Долго онъ ѣхалъ и на другой день къ вечеру подъѣзжая къ какому-то аулу, онъ на вопросъ встрѣчныхъ отвѣтилъ, что везетъ себѣ невѣсту изъ за моря. Благодаря любопытству, жителя аула выскочили изъ юртъ и испугали верблюда, который прыгнувъ, уронилъ мнимую невѣсту Али. Али, притворившись, что очень огорченъ случившимся, поплакавъ надъ мертвою, объявилъ аулу, что онъ пойдетъ къ падишаху съ жалобой на нихъ и взыщетъ съ нихъ деньги за смерть своей невѣсты. Затѣмъ взявши своего верблюда, онъ отправился къ падишаху и заявилъ свою жалобу. Падишахъ былъ человѣкъ справедливый и сейчасъ же потребовалъ къ себѣ виновныхъ въ причиненіи смерти невѣсты Али. Выслушавъ обѣ стороны, падишахъ посудилъ отдать самую красивую дѣвушку изъ аула. Тутъ Али, поклонившись и получивъ дѣвушку, вернулся къ себѣ с домой. Магометы же, увидя у него красавицу, спросили, гдѣ онъ ее взялъ. Али тогда отвѣтилъ имъ, что милостивый падишахъ за умершихъ всѣхъ старухъ-матерей, изъ состраданія къ несчастью, выдаетъ своимъ подданымъ по дѣвушкѣ. Магометы, посовѣтовавшись между собою, рѣшили убить своихъ матерей и послѣдовать примѣру Али, что и исполнили, а затѣмъ, явившись къ падишаху съ трупами ихъ просили послѣдняго дать имъ самыхъ красивыхъ дѣвушекъ… Но велико было ихъ удивленіе, когда падишахъ приказалъ стражѣ посадить ихъ въ темницу, а тѣло велѣлъ похоронить. Отбывъ присужденное падишахомъ наказаніе, озлобленные Магометы вернулись домой и рѣшили разъ навсегда покончить съ ненавистнымъ имъ Али, для чего придумали убить Али и потащили съ этою цѣлью его въ море, чтобы утопить, но боясь, что мѣшокъ съ Али не утонетъ, посадили его въ него, пошли искать хорошій камень, чтобы вложить въ мѣшокъ, причемъ оставили его на берегу моря. Въ ихъ отсутствіе мимо прогонялъ пастухъ стадо барановъ и, увидя мѣшокъ захотѣлъ полюбопытствовать, что въ немъ находится, но только что онъ успѣлъ развязать его, какъ оттуда быстро выскочилъ Али. Пастухъ сначала испугался, но когда опомнился, то спросилъ Али, зачѣмъ онъ сидѣлъ въ мѣшкѣ. Хитрый Али, не задумываясь, отвѣтилъ ему, что онъ отъ рожденія былъ на одинъ глазъ кривъ и по совѣту муллы просидѣвши въ этомъ мѣшкѣ нѣсколько времени, совершенно излѣчился и теперь видитъ отлично обоими глазами. Пастухъ, который былъ тоже на одинъ глазъ кривъ, пожелалъ въ свою очередь вылечиться, для чего просилъ Али позволить ему сѣсть въ мѣшокъ на нѣкоторое время. Али какъ бы нехотя согласился на просьбу пастуха, но когда тотъ сѣлъ въ него, хитрецъ немедленно завязалъ мѣшокъ; затѣмъ стадо барановъ погналъ къ своему дому, между тѣмъ Магометы возвратились къ мѣсту, гдѣ оставили мѣтокъ. Ничего’не зная о происшедшемъ, они привязали къ нему тяжелый камень какой только они были въ состояніи поднять, подтащили мѣшокъ къ морю и бросили свою жертву съ крутаго берега, а сами съ торжествомъ направились въ домъ Али и забрали себѣ все его имущество и его красавицу невѣсту. Но каково же было ихъ удивленіе, когда они увидѣли черезъ нѣсколько времени, что Али спокойно гонитъ большое стадо барановъ къ себѣ во дворъ. Видятъ они и не вѣрятъ своимъ глазамъ. Даже рѣшили, что это не Али, а человѣкъ лишь на него похожій. Рѣшившись провѣрить, дѣйствительно ли это Али, они спросили его, кто онъ такой и тотъ доказалъ имъ, что онъ только что брошенный ими въ море Али, возвратившійся обратно и видѣвшій, что на днѣ моря пасется несмѣтное количество барановъ, изъ которыхъ онъ только для себя взялъ 500 штукъ. Услышавъ это Магометы, забывъ всякую вражду къ Али, просили его указать имъ то мѣсто,—гдѣ онъ нашелъ это богатство. Али не задумываясь, повелъ ихъ къ берегу моря. Тогда Магометы взяли каждый по хворостинѣ и послали старшаго по лѣтамъ выгонять изъ моря барановъ. Тотъ бросился въ воду и началъ тонуть, размахивая въ это время хворостиной.
Оставшіеся на берегу Магометы, думая, что онъ одинъ не можетъ справиться съ массою барановъ, прыгнули въ свою очередь за нимъ въ море, чтобы помочь ему, но потонули всѣ въ бурныхъ водахъ. Али же, посмѣявшись надъ ихъ глупостью, вернулся домой и, сдѣлавшись богатымъ человѣкомъ зажилъ съ своей молодой женой въ свое удовольствіе.
— Вотъ какъ, бояръ, глупые люди дѣлаютъ, закончилъ джигитъ свой разсказъ.