Ранние годы моей жизни (Фет)/1893 (ДО)/62
| ← Глава LXI | Ранніе годы моей жизни — Глава LXII | Глава LXIII → |
| Источникъ: Аѳанасій Аѳанасьевичъ Фетъ. Ранніе годы моей жизни. — Москва: Товарищество типографіи А. И. Мамонтова, 1893. — С. 494—501. |
Къ веснѣ къ намъ переведенъ былъ изъ гусаръ подполковникъ Саргани, кроткій любезный человѣкъ, любившій угостить прекраснымъ обѣдомъ, при помощи хорошаго крѣпостнаго повара. Не смотря на его сдержанную скромность, видно было, что онъ человѣкъ со средствами. Можно предполагать, что при такихъ условіяхъ въ гусарскомъ полку не слишкомъ налегали на его фронтовыя свѣдѣнія, оказавшіяся не совсѣмъ твердыми.
Если однимъ грекомъ въ штабѣ полка прибыло, то другимъ убыло, такъ какъ меньшой Петровъ вышелъ въ отставку, и штабъ-ротмистръ Кази принялъ 4-й эскадронъ.
Не мало пришлось намъ съ Карл. Ѳед. помучиться во фронтѣ съ Кази, весьма тугимъ на ухо и часто не слыхавшимъ команды. Во всѣхъ другихъ отношеніяхъ онъ былъ примѣрный эскадронный командиръ.
Я говорилъ уже, что со времени устройства ставенъ спалъ въ совершенной темнотѣ и, успокоившись насчетъ агрессивныхъ дѣйствій, давно уже повѣсилъ разряженные пистолеты на коверъ надъ кроватью въ числѣ другихъ военныхъ и охотничьихъ принадлежностей.
Однажды мнѣ послышалось, будто кто-то стукнулъ въ библіотекѣ входною дверью, а затѣмъ чьи-то шаги стали приближаться съ постепенно возрастающимъ шумомъ.
Вотъ отворилась дверь моей спальни и я, приподнявшись, громко воскликнулъ: „кто тутъ?“ Отвѣта не послѣдовало, но шаги стали приближаться къ кровати. Очевидно кто то, разсчитывающій на мою разобщенность съ прислугой, безцеремонно направляется къ постели не съ добрымъ намѣреніемъ. Стучать въ стѣну къ прислугѣ, значитъ съ точностью опредѣлять мѣсто моего нахожденія, которое напротивъ преднамѣренно слѣдуетъ перемѣнить, взявши съ своей стороны возможныя мѣры защиты. Схвативши ощупью на стѣнѣ кинжалъ, я съ выхваченнымъ клинкомъ сѣлъ въ ногахъ кровати съ намѣреніемъ ударить изо всѣхъ силъ того, кто нанесетъ ударъ по подушкѣ, разсчитывая встрѣтить на ней мою голову. Пока я исполнялъ свой мгновенный маневръ, сопящій посѣтитель, дойдя до стола около моего изголовья, снова направился къ дверямъ. Ну, подумалъ я, отдумалъ или струсилъ. Не успѣла эта мысль мелькнуть въ моей головѣ, какъ шаги неизвѣстнаго снова направились къ моему изголовью. Маневръ этотъ продолжался нѣсколько разъ, и вдругъ въ библіотекѣ мелькнулъ блескъ свѣчи.
Слава Богу, подумалъ я, на необычный въ такое время шумъ сюда идутъ. Между тѣмъ свѣча все приближалась, и когда слуга переступилъ съ нею порогъ спальни, я увидалъ продолжающаго ходить взадъ и впередъ Кази.
— Ахъ ты шутъ гороховый! крикнулъ я ему: чтожь ты не откликаешься, когда тебя спрашиваютъ въ потьмахъ: кто идетъ? — Посмотри, вѣдь я чуть тебя не убилъ.
— Да развѣ ты меня окликалъ?
— Громко.
— Ну, я, братецъ, ничего не слыхалъ.
Оказалось, что слуга, занявшійся выгрузкою чемодана изъ повозки Кази, предварительно пустилъ его идти въ потьмахъ по знакомымъ комнатамъ.
Наступило весеннее время полковаго сбора, тѣмъ болѣе оживленнаго, что ожидали царскаго смотра въ Елизаветградѣ.
Привезши по приказанію полковаго командира съ кіевскихъ контрактовъ одноцвѣтнаго сѣраго сукна на всѣ офицерскіе рейтузы, полковой портной Шварцъ зашелъ и ко мнѣ снять мѣрку.
— А что, Шварцъ, сказалъ я, передъ царскимъ то смотромъ хорошій небось заработокъ будетъ?
— Ну, васе бл—діе, уныло отвѣчалъ Шварцъ, какой теперь заработокъ, теперь господа офицеры думаетъ одного сюртука въ годъ заказать. Теперь прежній господъ офицеръ нѣтъ. Вотъ былъ графъ Гудовицъ; тому сошьешь сюртука, а онъ пойдетъ лазить по заборамъ, по плетнямъ и черезъ мѣсяцъ говоритъ: Шварцъ, шей еще сюртука! Вотъ былъ заработокъ!
Какъ разъ передъ кампаментомъ въ полку почти единовременно получено было утвержденіе за Карломъ Ѳедоровичемъ баронскаго титула, а затѣмъ и производство его въ генералъ-маіоры. Не безъ ироніи разсказывалъ баронъ, какъ его со времени производства сталъ величать его деньщикъ-кучеръ, литвинъ.
Научившись, подобно земляку своему Петру, русской рѣчи, кучеръ Трофимъ почему то у однихъ словъ отнималъ по слогу, а къ другимъ прибавлялъ. Такъ, говоря о любимой своей маткѣ Арфѣ, онъ выражался вмѣсто: „надо въ тарантасъ запречь Арфу“ — „надо рантасъ Арфумъ прягатъ“.
А къ генералу своему обращался не иначе, какъ говоря: „ваше прехатство“.
Зная, что Карлъ Ѳедоровичъ, отправившійся благодарить начальство за полученный чинъ, въ Новой Прагѣ непремѣнно побываетъ у Баумгартеновъ, я не безъ сердечнаго сжиманія вспоминалъ о своей не совсѣмъ трезвой мазуркѣ. Каково же было мое радостное изумленіе, когда въ день пріѣзда генералъ сказалъ мнѣ: „M-me Баумгартенъ вамъ кланяется; она видимо осталась вами очень довольна“.
Вслѣдствіе излишне усерднаго командованія или по другой какой причинѣ генералъ мой окончательно охрипь и могъ на полковомъ ученіи говорить только шепотомъ, поручая мнѣ передавать команду громогласно. Конечно, я старался не заслужить упрека и отчеканивалъ каждое слово.
Но вотъ пріѣхалъ къ намъ для смотра начальники дивизіи, и Бюлеръ поневолѣ долженъ былъ сказаться больнымъ, предоставляя подполковнику Саргани командовать на ученьи полкомъ.
Зная разсѣянность и нетвердость Саргани по части фронта, я, по возможности, держался около его стремени и старался, ловя на лету, повторять для него команду начальника дивизіи. Но когда приходилось развертывать фронтъ, то я вынужденъ былъ скакать съ линейными на флангъ, и тогда Саргани лично передавалъ команду Фитингофа. Какъ теперь помню, я былъ на лѣвомъ флангѣ, и когда я стремглавъ бросился къ Саргани, навстрѣчу мнѣ по вѣтру слабо донеслась команда послѣдняго: „въ каждомъ дивизіонѣ повзводно слѣва“. Когда я несся мимо командира 3-го дивизиона Вейнберга, бывшаго во время раздавшейся команды ближе меня къ Саргани, Вейнбергъ закричалъ, вопросительно обращаясь ко мнѣ: „что командовали?“
— Въ каждомъ дивизіонѣ слѣва! прокричалъ я и промчался.
По исполнительной командѣ и знаку палаша, первыхъ два дивизіона построились въ колонны справа, тогда какъ третій построился въ колонны слѣва. При этомъ видѣ Фитингофъ закипѣлъ и поскакалъ къ Вейнбергу: „маіоръ Вейнбергъ, почему вы построились въ колонны слѣва?“
— Адъютантъ передалъ мнѣ такъ команду.
— Вы какъ передали команду? обратился ко мнѣ Фитингофъ.
Не входя въ объясненія, что я передалъ команду частнымъ образомъ, ничѣмъ къ тому не обязанный, я повторилъ какъ заслышалъ команду.
— Поѣзжайте за мной, сказалъ Фитингофъ и поскакалъ къ Саргани.
— Что вы командовали? спросилъ онъ смущеннаго старика.
— Я командовалъ... я командовалъ къ атакѣ въ колонны. Я командовалъ...
— Какая тутъ атака! я васъ спрашиваю: вы командовали справа или слѣва?
— Я командовалъ въ каждомъ дивизіонѣ.
При этихъ словахъ мы оба съ Фитингофомъ впились глазами въ глаза Саргани.
— Ну да! ну да! напиралъ Фитингофъ: справа или слѣва?
Голубчикъ, думалъ я, все равно напутали. Ужь скажи слѣва. Вѣдь ты же явно не знаешь, что сказать, а меня выведешь изъ незаслуженной бѣды.
— Я командовалъ повзводно справа.
— Отдайте вашъ палашъ моему адъютанту и станьте на свое мѣсто, сказалъ Фитингофъ, арестуя меня такимъ образомъ.
Ученіе кончилось безъ дальнѣйшихъ приключеній, и при концѣ его начальникъ дивизіи приказалъ возвратить мнѣ палашъ.
Къ концу кампамента остзейскіе юнкера Майдель и Кошкуль были произведены въ офицеры и, конечно, воспользовались во время травянаго продовольствія возможностью показаться въ новыхъ съ иголочки эполетахъ.
Живой Майдель не ограничился личными экскурсіями, а зная, что я завелся уже прекрасной четверкой рыжихъ, подбилъ и меня на непривычныя мнѣ поѣздки.
Давно со всѣхъ сторонъ, начиная съ завзятаго охотника Борисова, я слышалъ о бывшемъ нашемъ однополчанинѣ, а теперь богатомъ помѣщикѣ на правомъ берегу Днѣпра полковникѣ Даниленкѣ. Побывавъ, вѣроятно, предварительно у Даниленки, Майдель передавалъ мнѣ, что Даниленко усердно проситъ всѣхъ на обѣдъ и балъ въ день именинъ его жены. Вѣроятно, въ настоящее время хозяева Даниленки, которымъ и тогда было за 50 лѣтъ, давно уже не существуютъ, не оставивъ послѣ себя потомства. Проѣзжающій въ настоящее время на пароходѣ изъ Кременчуга въ Екатеринославъ можетъ верстахъ въ 3-хъ отъ Крюкова внизъ по теченію по группѣ гранитныхъ монолитовъ на правомъ крутомъ берегу съ точностью опредѣлить мѣсто усадьбы, если послѣдняя уцѣлѣла.
Помѣстительный, возвышавшійся надъ рѣкою одноэтажный барскій домъ съ большими и высокими парадными комнатами далеко не былъ изъ числа заурядныхъ помѣщичьихъ строеній. Странно, что стоя посреди гранитныхъ монолитовъ, онъ по близости не выставлялъ ни одного дерева и даже ни одного куста, а между тѣмъ узкая терраса, съ которой всюду можно было заглянуть въ окна, опоясывала домъ со всѣхъ сторонъ. Въ просторной залѣ къ нашему пріѣзду уже накрытъ былъ большой столъ для именинной закуски, уставленный всякаго рода кулебяками, пирогами, свѣжей икрой, только что вынутой изъ осетра, разнородными вкуснѣйшими рыбами, между которыми въ первый и послѣдній разъ пришлось мнѣ ѣсть особенно нѣжную на вкусъ, про которую мнѣ сказали, что это веризубъ. При этомъ не было недостатка въ водкахъ, винахъ и наливкахъ. Плотный, съ сильною просѣдью, но весьма еще бодрый Даниленко встрѣтилъ насъ съ Майделемъ въ этой залѣ, а потомъ повелъ въ гостиную представить своей женѣ, весьма пожилой и некрасивой и плохо одѣтой женщинѣ. Хозяйка сказала намъ нѣсколько словъ самымъ нерѣшительнымъ образомъ, вродѣ: „очень рада“, и мы обрадовались появленію новыхъ гостей, какъ возможности стушеваться. Позднѣе я узналъ, что эта робкая дама была дочь знаменитаго Трощинскаго, сопровождавшаго въ 14 году императора Александра въ Парижъ и вывезшаго оттуда множество мебели Маріи Антуанеты, пріобрѣтенной имъ на аукціонѣ. По смерти его мебель эта вмѣстѣ съ Приднѣпровскимъ имѣніемъ и домомъ перешла къ его дочери, Даниленко. Подтвержденіемъ слышаннаго были туалетный столикъ и нѣсколько шкапчиковъ, великолѣпно отдѣланныхъ бронзою, съ медальонами тончайшихъ рисунковъ по фарфору въ кабинетѣ хозяйки.
Въ залѣ съ закуской вполнѣ оправдывалась главная характеристика хозяина борзятника: двѣ несомнѣнно красивыхъ бѣлыхъ борзыхъ безцеремонно ходили по залѣ и пристально глядѣли въ глаза хозяину, возвращавшемуся къ закускѣ. Послѣдній, хватая съ блюда подовый пирожокъ, цѣликомъ бросалъ его ловившей его на лету собакѣ. Не забывалъ онъ и другую свою любимицу. Не безъ удивленія увидалъ я, какъ вышедшая изъ гостиной хозяйка, нагнувшись къ мужу и указывая палъцемъ на блюдо, прошептала: „голубчикъ, позволь мнѣ взять этотъ кусочекъ“. При этомъ противно стало мнѣ все явное довольство и самодовольство хозяина.
Вѣдь это же все ея, подумалъ я, а она не смѣетъ взять безъ спроса куска, небрежно швыряемаго собакамъ. Когда мы ушли покурить въ кабинетъ хозяина, обращенный окнами въ противоположную отъ рѣки сторону къ подъѣзду, къ крыльцу съ колокольчиками и съ бубенчиками тройкой подскакала легкая коляска, изъ которой, сбросивъ запыленную шинель, въ щегольскомъ фракѣ и бѣломъ галстукѣ вышелъ молодой человѣкъ и тотчасъ же забѣжалъ къ головамъ тяжело дышащей тройки.
— А-хъ, это бывшій корнетъ Ясноградскій, раздалось въ кабинетѣ.
Между тѣмъ Ясноградскій, вытащивъ изъ кармана шинели ланцетъ, обернутый покромкою, уже успѣлъ, перетянувъ шейную жилу лѣвой пристяжной, пустить ей кровь, а затѣмъ исполнилъ эту операцію тутъ же у крыльца надъ двумя остальными лошадьми.
Какъ логично, подумалъ я: сначала безъ всякой нужды загнать тройку по жарѣ, а затѣмъ подъ крыльцомъ бросать ей кровь.
— Какъ бы поскорѣе умывальникъ, сказалъ Ясноградскій,. входя въ кабинетъ, идущему вслѣдъ за нимъ лакею. У меня всѣ руки въ крови, да, кажется, и сорочкѣ досталось.
— Точно такъ-съ, отвѣчалъ слуга; надо будетъ перемѣнить и сорочку.
Къ обѣду пріѣхала изъ Кременчуга главная гостья, встрѣченная хозяиномъ съ исключительнымъ вниманіемъ. Это была вдова полковника, энергичная и красивая брюнетка, лѣтъ подъ 40, съ 14-ти лѣтнею дочерью, про которую говорили, что это дочь Даниленки.
Послѣ обильнаго обѣда, впродолженіе котораго гремѣлъ привезенный изъ Кременчуга оркестръ, послѣ тостовъ и тушей въ честь именинницы, встали изъ за стола и разошлись по комнатамъ, давая возможность приготовить залу для танцевъ.
Между гостями былъ скромный юноша, отчаянный заика. Вотъ къ нему то Ясноградскій поминутно приставалъ съ распросами о предстоящихъ танцахъ. Тогда только что стали танцовать вальсъ въ два такта, причудливо измѣняя направленіе спирали въ противоположную сторону au rebours.
Убѣждаясь на глазъ въ неспособности того или другаго провинціальнаго юноши дать надлежащій отпоръ, Ясноградскій приставалъ то къ тому, то къ другому съ вопросомъ: „а что мы будемъ танцовать вальсъ Оренбургъ?“
Когда люстры и канделябры были зажжены въ столовой, и мы взошли по музыкальному ритурнелю въ залу, то увидали, что всѣ наружныя галлереи были заняты любопытными челядинцами, которыхъ лица были видны за всѣми окнами. А когда во время танцевъ стали разносить конфекты, Ясноградскій, высыпавъ изъ кондитерской трубочки мелкія конфекты, насыпалъ туда нюхательнаго табаку и пошелъ, какъ бы играя ею, разсыпать табакъ по полу, „для пробужденія, какъ онъ говорилъ, сонныхъ дѣвицъ“.
Удалось ему поймать и какую то рыжую кошку. Не знаю, какой операціи хотѣлъ онъ подвергнуть ее, но появившаяся въ дверяхъ гостиной старушка закричала на всю залу: „ахъ, батюшка, отдай, отдай мою кошечку“.
И кошка была торжественно возвращена.
Послѣ этой поѣздки мнѣ еще разъ довелось видѣть Даниленко на охотѣ, на которой проживавшій у него снова въ качествѣ доѣзжачаго Варрава отнялъ у гончихъ смертельно раненую мною лисицу.